355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Элизабетта Ердег » Моря Африки (ЛП) » Текст книги (страница 1)
Моря Африки (ЛП)
  • Текст добавлен: 5 июля 2017, 16:00

Текст книги "Моря Африки (ЛП)"


Автор книги: Элизабетта Ердег


Соавторы: Карло Аурьемма
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Истории о странах и островах, о ветре и людях: на парусной лодке из Красного моря в океаны Востока.

Маршрут плавания «Барка Пулита»

От переводчика

Карло и Лиззи (это не фамильярность, они сами себя так называют) люди которых я бесконечно уважаю и так же сильно завидую. И не только потому что вот уже больше 20 лет они путешествуют по морям и океанам нашей планеты. Думаю что это очень счастливые люди. Отправляясь в свою первую кругосветку они и в мыслях не имели намерений стать морскими бродягами или что-то в этом роде. Своей городской жизнью были довольны и просто решили взять двухлетний перерыв, чтобы посмотреть мир. Однако в море, нашли себя и вернуться к «нормальной» жизни у них не получилось. Но и здесь они нашли свой способ не расставаться с парусами, не просто бросили всё и отправились бродяжничать, они придумали себе работу. Не имея опыта и связей, они стали теледокументалистами, снимают фильмы и пишут книги. Часто, прочитав какую-нибудь книгу о кругосветном плавании, поражаешься мужеству людей их совершающих. Но в книгах Карло и Лиззи всё наоборот, своим читателям они пытаются внушить, что для того чтобы пересекать моря и океаны не надо быть не смелым, не сильным, не опытным, и что совершить плавание, которое совершили они и написать такую книгу может каждый, так как сами они совершенно нормальные люди. Нужно просто иметь желание, обладать здравым смыслом и быть готовым переносить некоторые неудобства походной жизни.

Кипорук И.

0. Предисловие

Когда мы собрались у карты мира, чтобы решить куда отправиться, не было никаких сомнений: начнём с Красного Моря.

«Barca Pulita» была готова к отплытию и нужно было определиться с маршрутом.

– Сколько продлится на этот раз путешествие?

– Куда направиться?

– А лодка?

Мы начали отвечать на эти вопросы намного раньше, чем появились ответы на них. На карте мира изобразили маршрут, прочертили красивую голубую линию, которая извивалась между берегами и островами, проходила через красивейшие места и терялась среди атоллов в центре океанов.

Мы нарисовали маршрут и сделали вид, что верим в него.

Определили длительность: один год на Индийский океан, один год на Тихий и год на Атлантику, как если бы океаны были все одинаковы и словно за один год действительно можно пересечь океан останавливаясь посмотреть и понять несколько десятков тысяч островов и километры побережий. Потом добавили ещё один год на непредвиденные обстоятельства: всего четыре года.

– Плавание продлится четыре года. – отвечали мы всем кто спрашивал.

Но вечером, разговаривая между собой перед тем как уснуть, после длинных и странных дней проведенных в поисках дефицитных запчастей, маловероятных спонсоров, общения с невнимательными партнёрами…. вечером эти вопросы не находили ответов и присоединялись к тысячам других:

– Сумеем ли мы снять фильмы?

– Сумеем написать следующую книгу?

– Сумеем уложиться в имеющуюся сумму денег?

– Сможем ли мы управлять этой новой лодкой, такой большой, такой сложной, с двумя мачтами и всеми этими парусами?

– Конечно сможем. Однако теперь давай спать Эта книга – рассказ о трёх годах бродяжничества по морям и странам, в попытках добраться до самых дальних уголков и заново открыть то, что осталось забытым в истории человечества и мира.

Во всех краях где мы побывали, старались исследовать самые дальние уголки, самые невероятные закутки. Мы тщательно изучали карты, анализировали туристические (если они были) и коммерческие маршруты и говорили: «Здесь», ткнув пальцем в самый далёкий остров или полуостров наиболее удалённый от всех дорог и причалов. Иногда нам везло и мы оказывались в удивительных и невероятных местах. Иногда нет, и мы сталкивались со слишком сложными обстоятельствами, или было слишком страшно, или ничего не находили.

Но наш дом – лодка, и лодка это замечательное средство, поскольку позволяет каждый раз снова отправиться в путь и пробовать снова. Нужно лишь поднять паруса и выйти в открытое море, чтобы снова оказаться перед лицом мира, без обязательств и временных ограничений, свободные выбирать новый сценарий в бесконечном каталоге предлагаемом планетой. И это то, чем мы занимались в течении трёх лет.

Наше намерение, когда мы отчалили от мола в Портовенере, было – снимать и рассказывать. И мы старались всегда помнить об этом. Когда снимали на видео животных, фотографировали людей, всегда делали заметки, записывали впечатления, страхи, тревоги и радости. Так получилось с десяток тетрадей исписанных от руки, которые потом превратились в эту книгу.

Эта книга могла бы быть написана любым другим, так как она рассказывает о том, что мы встретили и пережили во время путешествия которое и любой другой мог бы совершить.

Ходить по миру на лодке, забираться в самые удалённые места, сходить на берег там, где никто не сходит, это совсем не сложные вещи. Не нужно быть опытными, не нужно быть сильными и даже смелыми. Достаточно следовать своему чувству любопытства и иногда смиряться с некоторыми неудобствами и непредвиденными обстоятельствами. Самое трудное, наверное, это отправиться.

Все истории, приключения, встречи и упоминаемые в этой книге места – реальные. Люди названы своими реальными именами, только в четвёртой главе мы использовали вымышленные имена, чтобы гарантировать героиням конфиденциальность. Эритрейские девушки нас об этом попросили.


1. Кофе в пустыне

В хижине жара страшная. По крайней мере мне так кажется, потому что трудно дышать и капли пота падают на линзы очков, затуманивая зрение. Поднимаю скальпель, приближаю к нарыву и неуверенной рукой вонзаю внутрь, как иголку в вишню. При виде странного заострённого инструмента, поблескивающего в полумраке, две женщины примолкли, а больная повернула голову, пытаясь догадаться, что я собираюсь делать.

Из язвы начинает выходить смесь крови и гноя, кожа вокруг разреза словно трескается и внутри открывается плоть: розовая. Такая розовая, что трудно представить под этой тёмно коричневой кожей.

Отвращение парализует меня. Чувствую в глубине, как желудок начинает выворачиваться и все те чашки кофе, что я проглотила, вдруг неожиданно поднимаются к горлу.

Сверхчеловеческим усилием сдерживаю рвоту. Женщины заинтересованно разглядывают рану и с испугом слушают звуки, которые я издаю, чтобы не сблевать.

И подумать только, маленькой я хотела стать доктором. В больнице, может быть в скорой помощи… Но будучи взрослой смогла только самоназваться бортмедиком. Перед отправлением я раздобыла книгу, которая учит, как лечится самим и загрузила медикаменты следуя критерию: посреди моря придется выкручиваться самим, что бы не случилось.

Поэтому на нашей лодке есть всё, игла и нить для наложения швов, гипсовые бинты для гипсования, антибиотики широкого спектра, бинты и повязки для ожогов, скальпели, пинцеты и так далее, включая морфин, который мы достали почти нелегально, и, который, надеюсь мне никогда не придётся использовать.

Есть много всего, потому что опыт научил – все эти медикаменты, кроме нас самих, понадобятся другим. К примеру, на крохотном островке в Папуа Новая Гвинея мне случилось лечить массовый приступ дизентерии, израсходовав все запасы Биксимина. В другой раз я облегчила страдания солдата, который сломал руку. Я раздавала дезинфицирующие препараты и антибиотики, аспирин и противомалярийные средства. На Соломоновых островах мы даже организовали экспедицию в лагуну Морово лишь для того, чтобы раздать хинин жителям деревни, страдающим от малярии и оставшимся без медикаментов из за задержки почтового судна.

В общем играть во Флоренс Найтингейл[1]1
  Cестра милосердия и общественный деятель Великобритании (Прим. редактора)


[Закрыть]
мне действительно нравится. Однако, то что я делаю сейчас, превышает мои возможности и знания.

Всего лишь день, как мы прибыли сюда, в марса Gel Farayid, на южном побережье Египта.

Встали на якорь и на тендере высадились на берег, поискать моллюсков на прибрежной полосе и просто посмотреть. Вокруг пустыня, коричневая земля покрытая пятнами соли и россыпями ракушек, ни деревца, ни травинки. Бирюза моря на километры вклинивается в тёмный берег и там, где кончается вода, периодически появляющееся облачко пыли выдаёт присутствие трассы соединяющей Египет с Суданом, проходящей в нескольких километрах от берега.

Прошло совсем немного времени, как мы вышли на берег, как что то появилось на горизонте.

– Эй, здесь люди. – предупреждаю Карло.

– Где?

– Там вдалеке, и направляются к нам. – показываю рукой.

– Ты уверена? Я не вижу.

Три маленьких фигурки движутся в нашем направлении.

– Подождём их?

Перспектива встречи с незнакомыми людьми в незнакомой стране всегда вызывает некоторую напряжённость.

– Пойдём им навстречу.

Мы идём в их сторону, наступая на соляные пятна, которые крошатся под ногами. Там и тут, скрытые складками местности верблюжьи кости выбеленные солнцем и временем создают ощущение неподвижности, неизменности, почти вечности окружающего пейзажа.

Группа состоит из двух женщин и мужчины. Старые, сгорбленные, мужчина опирается на палку, женщины покрыты покрывалами, грязными и изношенными, которые когда то, наверное, были зелёными. Кожа тёмная и сморщенная, ноги худые и главное, белый налёт на глазах, из за которого из далека они кажутся голубыми.

Горячо приветствуют нас и жестами объясняют, что кто то заболел и нуждается в нашей помощи, но это далеко, на том берегу залива.

Однако солнце уже довольно низко.

– Сегодня ничего не получится, у нас едва осталось времени вернуться на борт до темноты.

Оставить лодку на ночь на неизвестной якорной стоянке, лучше даже не думать об этом.

Ночью никогда не знаешь что может приключиться. И если что-нибудь случится, кто нас найдет тут в глубине пустыни? Поэтому жестами и отдельными словами на арабском обещаем вернуться завтра с медикаментами.

– Bukra, bukra – завтра.

Пунктуально на рассвете выходим на берег с чемоданчиком скорой помощи.

Старики уже здесь, ждут нас. Идем с ними примерно пол часа, прежде чем замечаем хижины деревни, спрятанные в низине и защищённые от ветра барьером из сухих, ощетинившихся колючками кустов. Хижины – ненадёжное укрытие, покосившиеся и вибрируют под порывами ветра. Они построены из материалов которые выбрасывает море: куски дерева и картона, ткань и листы железа со странными надписями на разных языках.

Обломки кораблекрушений и мусор выброшенный с судов, части ящиков упавших в море неизвестно когда и неизвестно где, море носит их течениями, выбрасывает на берег волнами и приливами, и обитатели залива собирают их как драгоценные материалы.

Вокруг лачуг, среди камней пасутся козы, детишки глядят на нас с любопытством и убегают, чтобы спрятаться за мамами покрытыми покрывалами. Женщины держатся на расстоянии. Молодых мужчин не видно. Видимо они далеко, пасут верблюдов – единственное богатство этих беднейших племён. Старики предлагают нам расположиться на грязной циновке в тени одной из хижин.

Две женщины начинают готовить кофе.

Это длинная церемония, которую нам уже довелось наблюдать раньше. Старухи раздувают угли в металлическом ящике, потом поджаривают зёрна кофе в старой консервной банке с длинной ручкой и толкут их в ступке вместе с кусочками имбиря и сахара сырца. В это время ставят кипятить воду в керамическом горшочке закопченном от дыма, и когда начинает подниматься пар, добавляют приготовленную смесь. Наконец разливают настой в миниатюрные чашечки, которые никогда не видели воды и мыла, и предлагают присутствующим. Закончив первый круг, начинают всё сначала и все опять пьют, потом снова и снова, до тех пор пока не закончатся зёрна кофе. Так можно провести всю первую половину дня.

С другой стороны, здесь в деревне нечем заняться, и наше присутствие здесь, как иностранцев, создаёт разнообразие для всех, даже для тех кто просто смотрит из далека.

Кофе очень крепкий и очень сладкий, полон гущи, но вкусный и ароматный. После первых пяти обязательных чашек пытаюсь узнать побольше о больном, которого я должна лечить.

Тогда женщины, немного нехотя, потому что приходится покинуть застолье, ведут меня к хижине, построенной из обломков дерева, ткани и листов металла и делают знак войти.

Внутри темно, жарко и затхло. На песчаном полу набросаны рваные циновки и на одной из них мой пациент, лежащая на боку старуха. Вошедшие со мной женщины присели на корточки и говорят на гортанном диалекте, так что я не могу разобрать ни одного слова.

Тогда старушка переворачивается на живот и они поднимают тряпку, которой покрыто тело, указывая мне на повязку. Хотя назвать повязкой это нельзя, но я затрудняюсь подобрать слова для определения этого куска тёмной материи на ноге покрытого ещё более тёмными мокрыми пятнами.

Я стою в полумраке с моим чемоданчиком скорой помощи и женщины мне делают знаки – иди сюда, вниз, к нам. Я опускаюсь на колени, рядом с перевязанной ногой, когда одна из них снимает повязку и моим глазам открывается ужасное зрелище: бубон размером с апельсин, неопределённого цвета, что-то между красным и коричневым. Он блестящий и так надут, что кажется может взорваться с минуты на минуту. Достаточно минимального нажима, и так как он расположен с обратной стороны колена, это может произойти достаточно легко.

Приглядевшись получше замечаю в центре бубона отверстие, небольшой кратер из которого выходит беловатая жидкость. Накатывает волна отвращения, хочется выйти на открытый воздух, но я здесь с тремя старухами, которые рассчитывают на меня.

Первым делом одеваю перчатки, кто его знает… Рассматриваю инструменты, в то время как старухи продолжают говорить, пытаясь что то подсказать. В конце концов беру скальпель, вспоминая что мне сказал Джильберто когда дал мне его: «Если это абсцесс, достаточно проткнуть его острым скальпелем».

Так я и делаю, стараясь почти не смотреть, и тут появляется это розовое мясо…

Когда наконец я сумела укротить попытки желудка избавиться от своего содержимого (думаю мне это удалось только представив, что бы случилось потом в этой душной хижине и при такой жаре), решаю набраться смелости и продолжать. Протыкаю и разрезаю, чтобы открыть канал для дренирования, повторяю операцию в двух других точках. Наверное нужно сдавить нарыв, чтобы вышел весь гной, но мне не хватает смелости. Становится всё жарче, моя майка вся мокрая и прилипает к телу, немного кружится голова. Закручиваю кусок марли, смачиваю дезинфектантом и пинцетом засовываю его в бубон стараясь прочистить внутри.

Больная поворачивает голову и издаёт слабый возглас протеста. Её подруги заставляют её замолчать и продолжают наблюдать в тишине, глазами подёрнутыми катарактой. Одна из них положила руку на спину больной, может быть чтобы успокоить, костлявым указательным пальцем вырыла маленькую ямку в песке, сплюнула и присыпала лёгким движением руки.

Я, тем временем, повторяю пару раз чистку марлей, стараясь не смотреть на неё когда вынимаю и замечаю, что припухлость уменьшилась. Старуха уже может сгибать ногу, которую раньше она была вынуждена держать прямой.

Решаю, что настал момент чудодейственной мази: антибиотика. Для тех, кто как эти женщины, никогда в жизни не пользовались лекарствами, антибиотики просто волшебное средство. Выдавливаю в рану немного Ауромицина и покрываю стерильным бинтом.

Укладывая бинт, стараясь покрыть инфицированный участок, чувствую под пальцами что то твёрдое и острое. Аж подпрыгиваю – кость! – и убираю руку, но потом думаю, что там не должна бы быть кость, и если бы был перелом, больная не смогла бы согнуть ногу.

Три пары глаз смотрят на меня.

С уверенным видом снимаю бинт, снова беру пинцет и пытаюсь найти в ране твёрдый предмет, который чувствую пальцем. Когда вытаскиваю пинцет, сама себе кажусь ведьмой: осколок стекла, немного испачканный мазью, острый и блестящий длинной около трёх сантиметров зажат в нём. Не верю своим глазам: «Как он мог попасть сюда?».

Женщины возбуждены и толпятся возле пинцета, чтобы лучше видеть, хлопают меня по спине и что то говорят, наверняка хотят сказать: «Видишь, у тебя получилось!».

Я ошеломлена больше них. Принимаюсь снова шарить в ране – кто его знает – но, к большому разочарованию моих старушек, на этот раз ничего нет и можно дезинфицировать и перевязывать. Снова накладываю мазь, стерильную марлю и забинтовываю колено безупречной повязкой.

Когда женщины поднимают матерчатый полог, открывая мне выход, ослепительное солнце бьёт в глаза. Должно быть уже полдень, потому что оно стоит высоко. Карло со стариком идут к нам.

– Наконец-то, мы уже дошли до двадцати чашек. Ещё одна и мой желудок лопнет.

– С моим тоже были кое какие проблемы!

Женщины рассказывают о том что произошло и гордо показывают осколок стекла, извлечённый из раны. Мужчина держит руку перед лицом, защищаясь от солнца. Подходит ко мне убирает руку и показывает глаза покрытые катарактой. Показывает на солнце, ветер и мои очки: ему нужно что-нибудь наподобие. Показывает также на глаза своих подруг, которые, в свою очередь укрываются от света рукой и куском покрывала. У всех у них катаракта и всем им грозит слепота. Причина тому солнце, ветер и отсутствие лечения.

Пытаюсь объяснить, что тут мы не можем ничего сделать, что необходима операция.

«Hospital, hospital.»

Конечно, я осознаю бесполезность своих слов. Эти старики никогда не покидали берегов своего залива. Самое дальнее место, где они были – верблюжье пастбище. Естественно они не знают как найти клинику, как вести себя после выздоровления, и даже если бы знали, у них нет денег не на дорогу не на операцию.

Ограничиваюсь тем, что достаю из сумки пузырёк глазных капель и рекомендую закапывать несколько капель каждое утро. Они уходят довольные, но это только обман. Не знаю сколько ещё жителей деревни в таком состоянии, но этим трём пузырька капель не хватит даже на неделю и их действие будет мало чем отличаться от действия чистой воды в их глазах сожжённых пустыней.


2. Красное море

Берега Красного Моря не очень многоцветны, но они самые красивые в мире. На закате солнце, когда прячется за дюны, высвечивает оттенки фиолетового, жёлтого, тёмно-зелёного, это симфония цвета, которая очаровывает. Мы сидим и смотрим на эти берега, эти краски.

Днем наблюдаем за крабами и скопами, плаваем в самом нетронутом в мире море среди рыбьих стай, кальмаров и кораллов, в воде прозрачной как в аквариуме.

В этой северной части Красного моря всегда дует ветер, и его песнь сопровождает нас день и ночь. Немного грубая ласка, которая не прекращается ни на минуту и пахнет раскалёнными на солнце камнями и пустыней. Когда мы идём, он нам помогает, потому что дует всегда с севера на юг и толкает нас в корму, удаляя от Средиземного моря и приближая к Индийскому океану. Но когда стоим недалеко от берега, ветер несёт едва ощутимую мелкую пыль, которая оседает на лодке покрывая всё.

«Barca Pulita» стоит посреди лунного пейзажа. Берега пустынные и безлюдные. Чёрные холмы. Пустое море. И посреди этой пустоты наша лодка это всё что у нас есть: дом, убежище, родина. И её тёплое нутро, это место где можно расслабиться и оставить снаружи чувство бесконечного одиночества которое исходит от этих мест.

Однако каждое утро мы оставляем своё убежище и отправляемся исследовать берега пустыни.

– А если сломается подвесной мотор? Как мы вернёмся на лодку? – Ветер унес бы нас в открытое море, совершенно пустынное, где на сотни миль можно никого не встретить.

Теперь мы лелеем подвесник, как если бы он был третьим членом нашего экипажа.

– Ты проверил свечу?

– Конечно, и даже взял запасную канистру с бензином.

– А вёсла?

– Я взял четыре.

Четыре весла вместо двух, длинный конец и якорь, чтобы быстро зацепиться в случае необходимости за рифы – коралловые образования, которые разбросаны здесь повсюду – это некоторые предосторожности которые мы предприняли из страха быть унесёнными в море.

И как последнее средство, всегда берём с собой по паре ласт, если вдруг не получится вернуться на вёслах, есть возможность бросить тендер и добраться вплавь. Может показаться странным, что вплавь двигаться легче чем на вёслах, но на самом деле надувной тузик с двумя человеками на борту на ветру парусит намного сильнее, чем пловец, который погружён в воду и к ветру почти не чувствителен.

Когда оставляем лодку, из осторожности, всегда идём строго на ветер. В случае аварии ветер сам принесёт нас обратно, нам останется только поймать лодку на ходу. Конечно, это на пятьдесят процентов ограничивает наши возможности исследований, но и оставшиеся пятьдесят процентов в этом мире без границ, это всё равно больше, чем можно пожелать.

А вечером пишем. Я вооружаюсь карандашом и пытаюсь описать: цвета, звуки, пустыню.

Но это труднее чем кажется. Перечитываю и мне никогда не нравится. Из под карандаша выходят только бледные образы, как через грязное стекло. Тогда закрываю глаза. Пытаюсь вспомнить ощущения и перенести их на бумагу, просто, так как чувствовал.


Акулы

Спускаюсь в воду у внешнего края рифа, где колонии кораллов неожиданно обрываются в глубину. Лодка стоит вдалеке и я вижу только её мачты, возвышающиеся за коричневой песчаной косой. Берег всего в двухстах метрах. Оставляю тендер, который доставил меня сюда, долго и глубоко дышу и ныряю, плавно погружаясь ко дну. Спускаюсь на несколько метров, хватаюсь за валун и останавливаюсь задержав дыхание.

Море полно рыб. Увидев меня они сразу пускаются наутёк, но когда я останавливаюсь, останавливаются и они. Потом, убедившись в моей неподвижности, возвращаются. Сначала медленно, но с каждой секундой становятся всё более любопытными; расстояние сокращается, в то время как окружающая тишина наполняется ожиданием чего-то.

Мир кораллового рифа на самом деле не похож на тот, каким он видится на экране цветного телевизора. На первый взгляд он кажется идиллическим местом полным фантастических созданий, грациозно двигающихся между коралловых ветвей без всякой видимой цели, кроме как покрасоваться. На самом деле в этом мире господствует страх. И все эти цвета, которые нам кажутся такими красивыми, предназначены только для борьбы за выживание, которая не прекращается ни на секунду. Пёстрые ливреи служат для того, чтобы привлечь добычу или ввести в заблуждение агрессора или даже являются предупредительным сигналом, как в случае с рыбами – бабочками, которые спокойно держатся на виду, потому что вызывающими цветами своего тела и плавников, как условным кодом, предупреждают всех о своей ядовитости.

Под водой каждая щель скрывает какое-нибудь существо в засаде. Идеально закамуфлированные осьминоги осторожно высовываются из скальных трещин, собрав щупальца под телом и готовые наброситься на первое же существо, которое приблизится слишком близко. Мурены проводят целые дни карауля добычу. Их желтоватое тело скрыто в норе и только голова высовывается из отверстия. И даже разноцветные морские анемоны, что раскачиваются от течения как цветы на ветру, совсем не то, чем кажутся. Их стрекающие щупальца способны парализовать жертву простым прикосновением. И наконец есть крупные хищники, такие как барракуды, которые ходят стаями по несколько сотен и атакуют все одновременно, или огромные груперы у которых пасть больше человеческой головы и акулы, патрулирующие дно и всем своим видом показывающие, что им некого бояться.

В этом чужом нам мире, красивом и безжалостном, каждое существо проводит свою жизнь в шатком равновесии между охотой на более мелких животных и страхом быть съеденным более крупными.

Остаюсь неподвижным на дне, задержав дыхание, и через несколько десятков секунд меня уже окружают рыбы. Первыми, как всегда, появляются барракуды. Веретенообразное тело покрыто светлыми полосами, в приоткрытой пасти видны ряды острых зубов.

Останавливаются в паре метрах, рассматривая меня настороженно. Потом появляются рыбы – попугаи, зеленушки, дорадо, пагеллы и в конце концов я оказываюсь в центре карусели любопытных рыб. Они медленно кружат перед маской в абсолютной тишине, в то время как мои лёгкие начинают требовать воздуха.

Десятка два каранксов с телом испещрённом люминесцентными искорками вместе с другими плавают вокруг меня. Сжимаю челюсти, превозмогая желание вдохнуть воздуха и заставляю себя оставаться неподвижным, пока не выбираю одного из них подходящего размера. Жду пока он окажется перед остриём гарпуна и нажимаю на курок подводного ружья. Стрела срывается, летит в воде и вонзается рыбе точно в бок, у самой головы, где тело расширяется и легче прицеливаться. Каранкс вздрагивает, взмывает свечой, яростно отчаянно бьётся в воде. Его тело пробито гарпуном, который привязан к моему ружью коротким чёрным линьком.

И в этот момент происходит нечто. Серебристо-серая молния. Неистовый рывок. Ещё рывок… Акула появилась из ниоткуда. Может быть она пришла снизу, может быть сзади, не знаю. Схватила мою рыбу своими челюстями и вырывает у меня. С одной стороны акула тянет рыбу с гарпуном, с другой стороны я, совсем без воздуха, совершенно непроизвольно и неистово вцепился в ружьё и тяну изо всех сил. Линь натягивается как струна, вижу как гарпун начинает изгибаться под нагрузкой. Несколько мгновений осмысливаю опасность, в то время как акула тянет и дёргает чудовищными рывками, в облаке крови и чешуи.

Появляются другие акулы и бросаются на первую с распахнутыми пастями.

– К чёрту!. – Бросаю ружьё и сматываюсь, гребя назад. Лёгкие сжимаются от недостатка воздуха. Знаю, что не должен выныривать из воды, знаю, что не должен терять из виду акул, я много раз читал это в руководствах по погружению и в историях аналогичных встреч произошедших с другими. Вынырнув я не смогу больше контролировать пространство вокруг себя, в то время, как очень важно держать акул под присмотром и отражать любую их попытку приблизиться. Они то попадают то исчезают из поля зрения маски, бешено мечутся в дикой карусели, резкими бросками и неожиданными сменами направления. Вода становится мутной от крови моей рыбы и, наверное, крови раненой акулы.

Добравшись до рифовой стенки я становлюсь спиной к кораллам. Легкие разрываются, сердце бешено колотится. Три акулы увязались за мной и теперь выписывают нервные полукружья вокруг. Стараюсь оставаться спиной как можно ближе к вертикальной стенке, чтобы избежать атаки сзади.

– Если бы хоть было ружьё… – Даже незаряженное ружьё, это уже что-то. Некоторым удавалось отбиться стукнув акулу по морде простой палкой.

– Если ещё приблизишься, я тебе врежу. – вытягиваю руку со сжатым кулаком в сторону ближайшей твари, в то же время, стараясь не терять из виду остальных, медленно поднимаюсь к поверхности. Лёгкие уже горят.

Это самый опасный момент. Многие ныряльщики подверглись нападению как раз в момент выхода, когда голова уже на поверхности, а тело ещё в воде. Поэтому высовываю из воды только затылок, чтобы трубка была на поверхности а маска в воде и можно продолжать наблюдать.

Воздух из пластиковой трубки булькая наполняет мои лёгкие словно живительной водой из горного ручья. Тяжело дыша с бешено бьющимся сердцем смотрю на акул, которые остались несколькими метрами ниже, словно им не нравится слишком яркий солнечный свет. Кажется они успокаиваются. начинают описывать всё более широкие круги и двигаются медленнее.

Сражение под водой закончено. Ружьё валяется на песке в тридцати метрах от меня.

Гарпун чист и зверюга, которая украла у меня рыбу, исчезла. Другие акулы спускаются ко дну в нереальной тишине и только барракуды, величиной с меня, проплывают рядом направляясь неизвестно куда, поглядывая неблагосклонным взглядом.

Я в нерешительности, не выныриваю и не двигаюсь. Сердце успокаивается и вместе с ним мир кораллового рифа, который принимает обычный вид. Рыбки пощипывают медленно колеблющиеся кораллы. Восстанавливаю дыхание, долго дышу и ныряю. Хочу подобрать ружьё с горки белоснежного песка, куда оно улеглось, упав в щель между кораллами.

Хватаю его и поднимаюсь наверх нервно осматриваясь. В несколько гребков добираюсь до надувного борта тендера, где (не знаю почему) мне кажется более безопасно. Держусь за чёрный баллон и через маску продолжаю осматривать пространство под собой. Всё спокойно. Рыбы снова плавают безмятежно.

Мои нервы вибрируют от страха, хочу немедленно вернуться на лодку. Но кто-то внутри меня не согласен.

– Не хочешь же ты вернуться на борт с пустыми руками? – говорит мне этот другой голос.

– Ну и что. Всегда можно поесть консервированного тунца. – отвечаю я. На самом деле, вместе со страхом и инстинктивным желанием убраться отсюда, я испытываю также непреодолимое желание попробовать ещё раз. Непонятное желание поднимается из неизвестно каких глубин моего сознания и заставляет меня вернуться к охоте. Наверное это осталось от инстинктов, которые в своё время позволяли людям ежедневно сражаться за выживание в лесу. Восстанавливаю дыхание и ныряю, хоть внутри меня всё дрожит и вибрирует.

Держась вплотную к стенке рифа, опускаюсь всего на несколько метров и останавливаюсь.

Выжидаю. Стреляю первую же рыбу которая оказывается на расстоянии выстрела. Она маленькая, и я даже не знаю, что это за рыба, но на ужин сгодится.


Военный флот

– Sail boat, sail boat, this is Egyptian Navy – парусная лодка, парусная лодка, здесь египетский военно-морской флот.

– Отвечу?

– Нет, подожди, если ответим уже не выкрутимся.

– Sail boat, sail boat, this is Egyptian Navy.

Всё более настойчиво звучит голос из динамика радиостанции. Один раз, два, три, десять раз продолжает повторять тот же вызов с терпеливой и немного тупой настойчивостью, которую мы уже не раз встречали у людей в этих местах.

Однако до сих пор нам всегда везло. Военные гарнизоны на египетских берегах Красного моря очень маленькие и редкие, это единственный признак человеческого присутствия в бесконечной пустыне. Несколько желтоватых палаток стоящих на песке вдоль берега, несколько верблюдов, ржавые бочки с питьевой водой разбросаны вокруг. Военные, неизвестно зачем, заброшены сюда каким то далёким стратегическим командыванием. С какой целью, непонятно. Может быть охранять пустыню. Или может охранять море, которое ещё более пустынно чем пустыня. Естественно им скучно, и каждый раз, когда из лагеря видят что мы появляемся у берега, начинают свистеть, жестикулировать и кричать, чтобы мы остановились. Но даже при желании мы не могли бы остановиться. Вдоль пляжей здесь разбросаны подводные скалы и рифы, мели с обрушивающимися валами и о берега постоянно бьётся прибой. Потом все эти истории, которые мы слышали о других лодках, которые остановились и остались блокированы на недели с арестованными паспортами в ожидании контроля и проверки.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю