Текст книги "Моря Африки (ЛП)"

Автор книги: Элизабетта Ердег

Соавторы: Карло Аурьемма
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

– Съедай их по одному в день, это поможет тебе восстановить силы.

Я думала, что хорошо скрываю эмоции, но он не обманулся: «Поверь, они очень питательные, они питают молодую пальму в первые моменты её жизни.»

Эти странные шарики я уже видела, в Полинезии мне их предлагали как лакомство. Они образуются внутри кокосового ореха, когда тот прорастает и служат питанием для ростка пальмы, пока он ещё не в состоянии делать это с помощью собственных корней. Они жирные и липкие, с отталкивающим запахом прогорклого кокоса.

«Мужчины, болевшие деньгу, прежде чем вернуться к рыбалке, лечатся этим. Потому что иначе они бы оставались слабыми и рисковали бы выпасть за борт. Это наше традиционное средство.»

Конечно, там где имеются лишь тунец и кокосы, кокосы и тунец традиционным лекарством не может быть свежий апельсиновый сок или прополис. Хорошо что мне не принесли масло из печени тунца!

Потом староста спросил разрешения удалиться и сел в свою весельную лодку, пообещав привезти мне ещё этих самых шариков.

– Чтобы полностью выздороветь понадобится некоторое время. – проинформировал он нас.

– Я эти штуки есть не буду. Запах у них противный! – сразу заявила я Карло.

– Кажется ты начинаешь чувствовать себя лучше! Я бы начал беспокоиться если бы ты согласилась.

И так я просто стала ждать выздоровления.

Чагос ждут нас и любой день хорош чтобы поднять якорь.

– Как ты себя сегодня чувствуешь?

– Ммм…

– Выходим?

– Даже не знаю…

Меняется сезон. Начинаются грозы, и чем больше мы ждём, тем больше риск, что переход будет под дождём и без ветра.

– Ладно, выходим…отдохну во время перехода, это всего одна неделя…

14. Чагос

Выходим. Острова Чагос точно к югу от нас, по другую сторону экватора, на расстоянии шестисот миль. Шестьсот миль, это не очень много, обычно неделя плавания или чуть больше, но на этот раз всё иначе. Между нами и Чагос лежит широкая полоса экваториальных штилей, своего рода ничейная территория, граница между ветрами северного и южного полушарий, где никогда нет ветра. Невозможно предугадать ширину этой зоны, которая меняется в зависимости от времени и сезона, именно поэтому раньше моряки боялись экваториальных штилей больше чем штормов более высоких широт.

Парусники могли оставаться неподвижными неделями и месяцами с обвисшими парусами и такелажем в этом заколдованном пространстве без ветра и без времени. Днища судов обрастали длинными водорослями, команды изнывали от жары, экономили воду и пищу, заболевали и с течением времени возникал страх, что всё это действие колдовских чар.

Сегодня, даже посреди моря, в колдовство никто не верит. Переход, на который раньше могли потребоваться месяцы, на лёгких современных яхтах совершается за неделю или две.

Но зона штилей по прежнему остаётся тяжёлым и необычным испытанием для парусной лодки и её экипажа.

Выходим с острова Мале. Небо затянуто тучами и ветер заставляет нас постоянно менять курс и парусность, но всё же бодро несёт нас на юг. «Barca Pulita» быстро бежит между волнами в направлении экватора, крутя слалом между ливневыми тучами. По правому борту вдалеке проплывают южные атоллы Мальдив.

Через два дня атоллы заканчиваются, ветер утихает и всё вокруг нас словно замедляется.

Становятся ниже волны, пропадают течения, с каждой милей на юг ветерок несущий нас всё больше выдыхается и на рассвете третьего дня наступает полный штиль.

Это какой то новый, необычный мир. Море лежит неподвижное, зеркальная, словно маслянистая гладь днём отражает облака и солнце, ночью звёзды. Видимо из за отсутствия волн или от полной тишины, но океан вдруг кажется стал ещё больше: бесконечное пространство вне времени, которое хочется пересечь на цыпочках, чтобы не заметили.

С утра небо всегда чистое, но по мере того как поднимается солнце, растёт температура и испарения моря наполняют его живописными облаками. Во второй половине дня начинаются грозы с дождём и ветром, но они нисколько не продвигают нас к цели. Ветер очень сильный, приходится рифить грот, менять геную на штормовой стаксель. Эти манёвры требуют больше времени чем длится ветер. Мы предпочитаем совсем убрать паруса и подождать под дождём пока гроза выдохнется, опять вернётся синева и ветер снова пропадёт.

На самом же деле какой то ветер всё-таки есть. Очень слабенький и капризный, дует немного оттуда, немного отсюда и не в состоянии даже наморщить водную гладь. Но именно на эти слабые дуновения приходится рассчитывать, чтобы выйти из зоны штилей. Чтобы использовать их, нужно бы всё время стоять на руле и непрерывно регулировать паруса. Но днём слишком жарко, стоять на руле под солнцем, а ночью мы устаём и валимся ото сна.

Поэтому мы предпочитаем доверить лодку ветровому авторулевому, хотя он и ведёт нас зигзагами, в то время как мы проводим дни под импровизированным навесом, читаем, смотрим вокруг, пишем и обливаемся из ведра морской водой.

На шестой день, двигаясь как улитка, пересекаем экватор.

– Мы в южном полушарии! – объявляю я, два три раза проверив расчёты. Но этого не заметно. Море такое же, небо тоже, и так же нет ветра.

– Это мне напоминает, как когда возраст совершеннолетия снизили до восемнадцати лет и я вдруг сразу стала совершеннолетней – прокомментировала Лиззи. Но мы всё равно отмечаем это событие кока-колой и последней пачкой шоколадных вафель, подарок итальянской турбазы.

Проходят ещё четыре дня, за день не удаётся пройти больше двадцати миль, а утром пятого, перед самым рассветом, меня неожиданно будит шорох волн плещущих о корпус. Я выбегаю наружу с мыслями о волнах поднятых проходящим судном. Однако это ветер поднял лёгкую зыбь. В неверном предрассветном свете поднимаю передние паруса, стараясь работать тихо и не разбудить Лиззи. Идём со скоростью три узла, но после дней почти полной неподвижности кажется что летим. Этот новый ветер, пришедший с юга, рассказывает истории другой части земли, он первый знак пассата и он больше нас не покинет.

Проходят ещё два дня спокойного плавания и наконец на поверхности океана появляется большое светлое пятно. Это первый признак земли. Хотя это ещё и не земля а крохотный атолл полностью погружённый в воду, даже без какого либо островка над поверхностью волн. Но коралловые рифы, скрывающиеся всего лишь в нескольких метрах под водой, выдают себя, вспенивая поверхность океана белыми барашками, и они притягивают нас, как мираж.

– Поныряем?

– Шутишь?

– Нет. Мы можем по очереди. Один на борту, лежимся в дрейф, другой ныряет. Или можем спустить тендер и взять с собою подводную телекамеру.

Мы говорим, а в это время глыбы кораллов под водой проплывают в сотне метров от нас.

«Если бы получилось посмотреть, что там внизу. Наверняка никто этого никогда не видел.» – я представляю себе башни кораллов, огромные рыбы, акулы и всё остальное.

– Ладно, Карло! Прекрати!

– Ты права. Лучше не надо. Слишком сложно.

Идём на юг, держась от рифов на безопасном расстоянии. Белые барашки и голубизна мелкой воды и кораллов остаются за кормой и постепенно исчезают, пока мы преодолеваем последние тридцать миль, которые отделяют нас от атолла Саломон.

В десять часов появляются кроны пальм над линией горизонта.

В двенадцать – даже мелкие островки по периметру атолла появляются из моря.

В тринадцать – заходим в пролив ведущий внутрь лагуны.

Убираем все наши четыре паруса и идём под мотором, ориентируясь на тёмный цвет глубокой воды по центру прохода. Две минуты затаённого дыхания и судорожного внимания и мы во внутренней лагуне.

– Какое чудо. – Нет больше опасностей. Нет больше волн и нет течений. Вода снова глубокая и у нас есть время осмотреться и получше разглядеть новую землю до которой мы добрались.

На самом деле земли здесь видно мало, но та что есть очень живописна. Она появляется в виде бесконечной цепочки прекрасных островков, маленьких и низких, расположенных по периметру атолла. И атолл так велик, что островкам не видно конца.

– Остаётся только найти где бросить якорь и обещаю тебе купание в самом красивом месте в мире.

– Скорее бы.

Идём курсом на восток, чтобы пересечь лагуну и встать под прикрытием восточных островов, где в случае сильного ветра мы будем защищены сушей. Проходит пол часа и острова приближаются. С внутренней стороны огромные пляжи, а дальше, где начинается растительность, высокие густые пальмы. Нужно только подойти и бросить якорь.

Однако две попытки подойти к берегу закончились поспешным отступлением. Кораллы поднимались со дна вертикальной стеной. По эту сторону стены глубина в лагуне больше пятидесяти метров и встать на якорь мы не можем. По другую сторону, глубина всего несколько сантиметров и видно как рыба плещется и прыгает на коралловом мелководье.

Делаем ещё пару попыток, потом решаем остановиться и поразмыслить. Ставлю мотор на нейтраль, Лиззи приносит карту в кокпит и мы углубляемся в её изучение, в то время как лодка медленно дрейфует. Пытаемся найти место, где глубина уменьшается более плавно, но карта старая, цифры отметок глубин микроскопические и кажется всё подтверждает, что отлогих подъёмов здесь нет.

– Подожди, возьму очки. – говорит Лиззи и исчезает в каюте. Проходят две секунды и я вздрагиваю от пронзительного звука сирены эхолота и сразу же за ним следует ужасный удар.

Появляется бледная Лиззи, я вскакиваю на ноги. Мы смотрим друг на друга: «О боже, мы кажется стукнулись о дно!».

Я бегу к штурвалу оглядываясь вокруг: жёлтые и зелёные тени коралла, просвечивающие впереди и слева по борту, подтверждают, что мы идём на рифы. Переключаю мотор на задний ход, даю полный газ и выворачиваю штурвал вправо, пытаясь направить корму в единственную зону, которая мне кажется свободной. Но на заднем ходу лодка управляется плохо и не слушается руля.

Киль ударяется ещё раз и моё сердце вздрагивает вместе с ним. Ещё один удар, более лёгкий, наконец лодка набирает ход назад и начинает понемногу реагировать на перекладку руля. Третий удар, успеваю заметить как мачты вздрагивают и вибрируют вместе с вантами и штагами. Боюсь даже подумать, что будет, если мы повредим корпус, именно здесь, посреди океана, где помощи ждать неоткуда. Ещё несколько секунд и вода снова неожиданно становится глубокой, эхолот молчит и показывает двадцать пять метров. Мы напуганы и дезориентированы.

– Как это могло случиться?

– Я ничего не видел.

– Какое легкомыслие!

Усталость после перехода, лагуна с её пастельными цветами, спокойная вода после стольких дней в море, расслабили нас до такой степени, что мы позабыли самые элементарные меры предосторожности. Вместо того, чтобы одному стоять на руле а другому смотреть с мачты, мы по необъяснимой глупости сидели оба в кокпите, изучая карту, в то время как лодка дрейфовала на отдельностоящий риф.

Совершенно подавленные идём дальше. Уже не ищем идеальной якорной стоянки и бросаем якорь где приходится, на глубине больше тридцати пяти метров, но вдалеке от берега и кораллов. Слишком глубоко и цепи не хватает. Наставляем длинный трос, и второй, для надёжности.

Солнце уже закатывается! Нет даже времени сойти на берег. Но неважно. Мы прибыли.

Апперитив.

Жёлтое солнце.

Пылающее небо.

Запах сырой земли.

Волн нет.

Острова Чагос, только для нас.

Сначала португальцы, потом французы, потом англичане. Как и многие другие территории нового мира острова Чагос были жертвой и разменным товаром колониальных держав Европы. Они находятся в сердце Индийского океана, в шестистах милях на юг от Мальдив, в полутора тысячах на восток от Африки. Если идти дальше на восток, то первая земля встретится через три тысячи миль – Австралия. Дальше на юг больше ничего нет, только Антарктида.

Открытые португальским судном, примерно в 1500 году, они сразу же были позабыты и даже на некоторое время исчезли с географических карт, пока в восемнадцатом веке Франция не открыла их снова и решила аннексировать. В 1776 там обосновались первые колонисты. Это была группа прокажённых и сборщики копры, люди прибывшие с острова Маурициус и на протяжении нескольких поколений жившие на атоллах в мире. Они даже не заметили, что в 1814 году, в результате переговоров величайших держав того времени, весь архипелаг вошёл в состав Британской империи. Люди на Чагос жили спокойно, изолированные от всего мира, на расстоянии световых лет от Европы, которая, в зависимости от исторического момента меняла их принадлежность на карте.

Лепра не распространялась, но оказала на население странный эффект: женщины жили почти вдвое дольше чем мужчины. В обществе установился матриархат. Тем временем копра Чагос стала знаменитой, масло, которое из неё добывали, использовалось в лампах по всей империи и так ценилось, что острова переименовали в Oil Islands.

Наступил двадцатый век и в начале семидесятых годов американцы решили построить стратегическую военно-морскую базу, где-нибудь в Индийском океане, где могли бы базироваться подводные лодки, военные корабли, танкера, суда снабжения, авианосцы и всевозможные вспомогательные службы, необходимые для проведения операций быстрого реагирования в регионе среднего востока. Первый выбор пал на атолл Aldabra, изолированный и необитаемый, который сейчас входит в состав Сейшел и на котором живут тысячи гигантских черепах. Но страх столкновений с экологами всего мира по поводу будущего рептилий заставил дядю Сэма отказаться от своего выбора и теперь его взгляд упал на Diego Garcia, самый южный и самый изолированный атолл Чагос.

– Ваше величество, не сдадите нам острова Чагос в аренду, лет на пятьдесят?

– Конечно, господин президент. Возмёте их такими как есть или нужно поменять чтонибудь?

– Если вам не трудно, мы хотели бы их без жителей.

– Хорошо, господин президент. Будет сделано.

Более или менее всё так и произошло. Американцы хотели базу в центре Индийского океана, в удалённом и необитаемом месте, чтобы быть уверенными, что там нет агентов враждебных спецслужб, обосновавшихся на территории.

Две тысячи креолов, живших на Чагос уже на протяжении более пяти поколений, не были так везучи, как черепахи с Aldabra. Англичане депортировали их всех разом, ссылаясь на то, что французские власти, а потом и её величество, заставляли безграмотных колонистов, желающих ехать выращивать кокосы на Чагос, подписывать контракт, который запрещал им оставаться навсегда на островах.

Утро открывает нам пейзаж из сказочных необитаемых островов под прозрачным, как никогда, небом. На солнце спокойная лагуна переливается всеми цветами радуги и кристальная вода обещает неизведанные чудеса. Но мы не можем радоваться красотам в полной мере. Сначала нужно проконтролировать повреждения корпуса и решить что делать.

Вытаскиваю баллоны, редуктор, остальное подводное снаряжение и я ныряю в невероятно прозрачное море. Спускаюсь ниже и начинаю, ладонь за ладонью осматривать днище. Нос в порядке, и кроме царапин, оставленных моллюсками выросшими на корпусе, ничто не нарушает плавную кривую выпуклого днища. Продолжаю контролировать подводную часть, медленно спускаясь к килю, ощупывая её руками, словно не доверяя зрению. Лиззи сверху наблюдает за моими действиями, ожидая в полной тишине.

Через десять минут я выныриваю, выплёвываю загубник и ору ей с облегчением.

– Невероятно, ничего не повредили!

– Правда… – последние слова заглушаются всплеском от её прыжка. Вдвоём в воде мы смеёмся и оглядываемся вокруг. Море похоже на аквариум. Мы посматриваем на приближающихся огромных барракуд и снова контролируем корпус нашего плавучего дома, который кажется невероятно невредимым. Дикое везение, всего несколько ссадин на киле, пару царапин на краске и небольшая вмятина, которую мы запросто можем зашпаклевать при следующем подъёме на сушу. Возможно отсутствие волн предотвратило худшее, или кораллы были не очень твёрдые, или покрытые водорослями или чем то другим, что смягчило удары.

И даже здесь, где мы стоим сейчас, на глубине тридцать пять метров, лагуна усеяна огромными роскошными кораллами, каких я никогда не видел. Кораллы в форме листа, в форме купола, шпиля. Ветки, гребни и сферы мягких кораллов покрывают всё дно, не оставляя свободным даже малого пятнышка. Погружаюсь с аквалангом проверить якорь.

Цепь извивается между кораллами, проходит между двумя гребнями, спускается в ложбину и обвивается вокруг двух огромных глыб, лапа якоря лежит у основания веерного коралла со стеблем толстым как ствол дерева. Рядом тридакна размером в человеческий рост, её голубая мантия выступает наружу, покрывая края листообразных створок раковины. Приближаюсь и осторожно дотрагиваюсь пальцем до мясистой кромки. Огромные створки резко захлопываются, выбросив струю воды, которая отбрасывает меня в сторону. Пробую сдвинуть её. Раковина не прикреплена к дну, как её более мелкие родственники, но такая тяжёлая, что не удаётся даже приподнять.

Однако, мы можем спать спокойно. На таком пересечённом дне якорь будет держать гарантированно. Есть, правда, риск, что цепь или якорь запутаются между кораллами, но эту проблему будем решать когда придёт время. Сейчас важно то, что мы можем отправляться на острова на тендере, уверенные, что с лодкой ничего не случиться.

На берегу замечаем небольшой мол из коралловых блоков, похоже на остатки пристани, построенной бывшими обитателями. Зачаливаем тендер и принимаемся чистить рыбу, пойманную во время короткого перехода от лодки до острова. Несколько секунд, и в воде материализуется монструозная голова, за которой извивается тело, толстое, как у анаконды.

Это гигантская мурена вышла из своей норы поживиться остатками нашей рыбы. Мы охотно с ней делимся. С этих пор, каждый раз, когда ловим рыбу, приходим сюда её чистить, ради удовольствия видеть, как она пунктуально появляется, спокойная, словно старый знакомый, хватает свою долю и извиваясь удаляется в какую-то щель под молом.

Каждый день мы посещаем новый остров, один из выстроившихся цепочкой по периметру атолла. Здесь есть на что посмотреть. Острова выбираем без всякого метода, останавливаемся рассмотреть всё что попадается интересного: маленькие мурены сидят в засаде в озерцах оставшихся при отливе, тысячи раков отшельников на закате ползут с пляжа в подлесок, манты на мелководье, в нескольких метрах от нас медленно машут своими крыльями, огромные пальмовые крабы шевелят клешнями, способными отхватить палец человеку. Иногда нам попадается наклонно растущая пальма, на которую легко залезть и набрать зелёных кокосовых орехов. Жидкость в них более освежающая а мякоть желатинообразная, её можно есть ложкой. Зрелые же орехи лежат на земле тысячами.

Достаточно набрать их в тендер и отвезти на лодку. Мы научились употреблять их во всех видах, жарить, резать тонкими ломтиками (хорошо идёт с аперитивом), натирать на тёрке и выдавливать белый сок, который употребляем для готовки и приправ. Мы даже решили попробовать губчатое ядро прорастающего ореха, лекарство маэстро из Eriykunudoo.

– Давай попробуем, должно быть в нём полно витаминов и минеральных солей.

– Откуда ты знаешь? – Спрашивает Лиззи.

– Ну, всегда так говорят. Как проросшая соя. Должно быть что-то вроде этого.

Тем временем вокруг лодки собралась стая платаксов. Первые дни их было мало, но со временем видимо новость распространилась вокруг и стая выросла. Привлекают их наши отбросы и они набрасываются на всё, что мы кидаем в воду: куски хлеба, недоеденный суп, остатки краба. Они даже стали собираться у борта каждый раз, как видят нас на палубе, прямо как куры, когда видят крестьянина выходящего на двор с кормом. Стоят и ждут, готовые броситься, как только что-нибудь упадёт в воду, и уплывают раздражённые, если случается бумага, банановая кожура или яичная скорлупа. Но что их буквально сводит с ума, так это выбросы нашего туалета, поэтому у меня пропало желание охотиться на них.

Туловище у них крупное, в форме ромба, высокий веерообразный спинной плавник делает их ещё больше. Высота рыбы с плавником более полуметра, и когда мы спускаемся под воду, чтобы поснимать их на телекамеру, даже побаиваемся. Я снимаю, а Лиззи, окруженная облаком рыб, высвобождает в воду хлебные крошки. Вид её маленькой фигурки, окружённой этими огромными рыбами, которые кажется порхают вокруг, впечатляет. Прекращаем съёмки только когда одна из рыбин в азарте кусает Лиззи за руку, оставив на запястье следы тонких, острых зубов.

15. Мишель

– Эй, иди сюда! Посмотри! Должно быть дом очень важной персоны.

Внушительное деревянное жилище, с приподнятой верандой на инкрустированных колоннах, с фонарём на крыше, из которого растёт гигантский папоротник, покрывающий всю её верхнюю часть.

Здесь, на атолле Salomon, есть старый бетонный мол, у которого мы оставили свой тендер, чтобы сойти на сушу. У основания мола английский флаг и плакат приветствуют наше прибытие в BIOT (British Indian Ocean Territory), британские владения в Индийском океане.

И флаг и плакат похожи на те, которые устанавливают на вершинах гор, их назначение только пометить территорию. Острова, кроме Diego Garcia, необитаемые. С другой стороны Diego Garcia, с военно-морской базой, кораблями и американскими солдатами в двухстах милях от остальных островов архипелага и здесь никто не контролирует, кто высаживается на этой английской территории, последней на востоке от Суэцкого канала.

Жители были выселены более двадцати пяти лет назад и растительность уже заполнила то, что люди отвоевали на протяжении веков. На берегу остатки каких то строений, видимо складов копры, дальше сеть мелких тропинок, ещё различимых, хоть и заросших густой зелёной травой, ведёт туда, где раньше были дома и жилые зоны посёлка Boddam.

Мы пошли по тропинке, которая казалась шире других и вот, на небольшой поляне появился этот деревянный дом.

– Зайди внутрь, разгони мышей.

С момента, как мы сошли на берег, я их видела великое множество. Возможно они попали сюда с каким-нибудь судном, вмести с бывшими обитателями, и остались. В отличии от людей, они не были депортированы и теперь являются истинными хозяевами островов.

– Путь свободен, иди сюда. Кажется будто люди ушли совсем недавно. – Доносится изнутри приглушённый голос Карло. Почти всё пространство в доме – одна большая комната. Что-то вроде стола, полочка со странными деревянными предметами, жестяная кружка висит на крючке на стене.

– Кто знает, за сколько времени их предупредили, что придётся уезжать. Я, когда собираюсь ехать, начинаю беспокоится за месяц.

– Я где-то читал, что кто-то даже объявил голодовку и оказывал пассивное сопротивление депортации.

– Скорее всего всё было напрасно.

Дальше вдоль тропинки стоят ещё дома. Они появляются внезапно, скрытые свивающими лианами, баньянами с воздушными корнями, цветущими кустами, гроздьями маленьких белых орхидей. В конце церковь. На плите с крестом надпись – 1935. Узкий высокий фронтон, как у церквушек в горах, из резного окна над дверью растёт дерево с большими листьями в форме сердца. Крыши нет, остались только стены и круглая апсида, приподнятая над полом. Слева ещё инкрустированная деревом колонна, которая возможно служила пюпитром. С обоих сторон по три окна разделённых центральной колонкой надвое. В некоторых ещё остатки витражей из синего, жёлтого, красного и белого стекла.

– Интересно, откуда они их привезли?

– Нам лучше вернуться, начинается дождь. – первая капля уже приземлилась мне на очки.

– Опять!

На Чагос мы уже четыре недели и каждый день идёт дождь. Иногда это тропический ливень, который за пол часа зальёт всё, а потом выходит солнце, другой раз непрерывная морось погружает лагуну в свинцово серую атмосферу. Хорошо, что старые склады копры построены из бетона и местами уцелела крыша.

Мы перевезли и разместили на острове всю нашу съёмочную аппаратуру. Сходим на берег рано утром, одеваем съёмочную одежду и обходим остров снимая. При первых признаках дождя, складываем всё в сумки и герметичные мешки и стараемся как можно быстрей добраться до нашего укрытия. Сохнем и ждём когда снова можно будет приняться за работу.

Но иногда дождь не прекращается часами, тогда складываем всё в старых складах и возвращаемся на лодку, ведь единственные воры, которые могут быть на островах – пальмовые крабы. Здесь никто на них не охотится и в каждой щели, в каждом дупле и за каждым камнем найдёшь одного из них.

Сегодня мы едва успели добежать от церкви, чтобы спрятать аппаратуру. Но это не тропический ливень, а мелкий нудный дождик, который, судя по всему не собирается скоро заканчиваться.

– Думаю сегодня уже ничего снять на получится. – Если уж стахановец Карло говорит такое, то я сразу соглашаюсь и, в свою очередь предлагаю:

– Я проголодалась. Уже почти полдень, пошли на обед к Мишелю.

– Ты что, хочешь отнять хлеб у детей?

– Да нет. Сегодня пойдём с ним на рыбалку, вечером приготовим спагетти и мы в расчёте.

Однако я промокла. Оставим здесь одежду.

Уже неделя, как мы поступаем таким образом. Обычно таких проблем не бывает, на острове мы одеваем только купальный костюм или максимум парео или футболки, но здесь мы снимаем материалы для фильма. Поэтому – длинные брюки, рубашка или тенниска, туфли, и для всех съёмок одежда одинаковая, чтобы не было трудностей при монтаже, когда может понадобиться соединить вместе два эпизода снятых в разные дни. Проблема состоит в том, что из за ежедневных дождей, мы никак не можем постирать одежду, которая постоянно мокнет под дождём или становится влажной от нашего пота и никогда полностью не высыхает. На отснятом материале она выглядит прилично, но на самом деле пахнет плесенью и одевать её становится очень неприятно.

Садимся в тендер и направляемся к единственной лодке, которая уже несколько дней составляет нам компанию в лагуне. Это большая двухмачтовая лодка зелёного цвета, с чем то вроде садовой беседки на палубе. Белая лодочка, привязанная у кормы, говорит о том, что семейство дома.

– Hallo, Michel, Dominique!

– Hallo, montez, montez… – зовут нас жестами из беседки.

Мы поднимаемся на борт и попадаем за обеденный стол со всем семейством. Блюдо дня – сырая рыба с кокосовым молоком и рисом.

Глаза у Мишеля голубые как море, светлые волосы подстриженные под пажа, придают лицу слегка инфантильное выражение плутоватого мальчишки. Разговаривая, он набивает самодельную трубку, которая в сравнении с его огромной фигурой кажется совсем крохотной. Сын, его портрет в миниатюре выглядывает из его объятий. Длинная белая майка – единственная одежда папы.

Доменик кажется старше, её лицо испещрено морщинами, видимо от многих лет проведённых на солнце. На скамье сидит ещё Матильда, старшая дочь, а на столе детский стульчик с младенцем нескольких месяцев от роду.

Мишелю всего сорок лет, выглядит он даже моложе, но его жизнь, как мешок Санта Клауса, полна всяческих историй.

Ему было восемнадцать лет, когда он плавал на девятиметровой лодке без мотора, без батарей, без электрооборудования. Отправился один из Франции. Собирался идти в Полинезию, чтобы найти там работу по специальности. Пройдя Карибские острова и Панамский канал он остановился на необитаемом острове архипелага Las Perlas, недалеко от Панамы и жил там робинзоном.

Он уже был не один. С ним была спутница и двое детей.

Мы собирались жить дарами земли и природы. Но это не так просто, как может показаться.

Море полно рыбы, кокосовые орехи в изобилии, растут лимонные и апельсиновые деревья.

Но вырастить что либо другое, отвоевав кусок земли у джунглей, стоило тяжких трудов. К тому же приходилось постоянно охранять огород от диких коз и свиней, которые пытались поделить наш урожай. Когда же мы решали, что пришло время сменить диету и перейти на мясо, козы и свиньи вдруг исчезали и уходили дни, чтобы выследить их. Убить кабана трудно, но это только часть дела. Потом нужно притащить центнер грязного вонючего мяса от места охоты к хижине, где живёшь. Разделать, порезать на тонкие полоски, посолить солью добытой из морской воды и развесить сушиться, надеясь, что не пойдёт дождь и что мухи и муравьи не доберутся до него слишком быстро. И нужно делать всё быстро, в течении нескольких часов, иначе мясо начнёт портиться.

За шесть месяцев такой жизни мы исхудали и смертельно устали. Решили отправиться дальше, на Галапагосские острова. Острова Las Perlas находятся вблизи центральной Америки а Галапагос в глубине Тихого океана. Посредине лежат 900 миль пустынного моря и экваториальные штили.

Четверо с радостью отправились в путь на девятиметровой лодочке. Посередине перехода, с интервалом в несколько часов, треснули оба бака с пресной водой.

Мишель не упал духом. На борту была книга «За бортом по своей воле», французского медика Алена Бомбара, который пересёк Атлантический океан на надувной лодке, чтобы доказать, что в море можно выжить, питаясь рыбой, планктоном и что можно пить морскую воду. Мишель и его подруга каждый день выжимали пойманную рыбу, пили полученную жидкость и поили детей. Не имея мотора, они делали всё возможное, чтобы использовать каждое дуновение ветра.

Наконец, через тридцать два дня, Галапагос. На борт поднялись полицейские, таможенники и санитарная служба. Они исполняли положенные процедуры и четверо, мучимые жаждой, отвечали на вопросы и заполняли бланки. В конце концов один из малышей не выдержал и робко спросил одного из людей в униформе – У Вас не найдётся немного воды?

Тот, привыкший к подобным вопросам, стал рассказывать, что мол да, на Галапагоссах пресной воды в достатке, что есть опреснители, а выше в горах очень хорошая дождевая вода.

– А у вас на лодке не найдётся попить водички?

Военный смутился. Обычно экипажи яхт предлагают таможенникам выпить.

– Чего это тебя так жажда мучает? – спросил он шутя.

Так вышла наружу вся эта история о треснутых баках, более длинном чем предполагалось переходе, морской воде и рыбьем соке. Все формальности были прекращены, семейство отвезли на берег и передали на попечение местного медика.

– Мы исхудали, но были в хорошей форме. Очень постепенно нас перевели на нормальную диету. Сначала вода с сахаром, потом овощной супчик. Лучшая пища, какую мы ели за последний год.

Через неделю все четверо выздоровели и стали любимчиками Puerto Aurora, крохотной столицы островов.

– Мы остались там на два года, вместо месяца, как планировали. Я работал. Две недели на рыбной ловле с местными рыбаками, две недели в горах, на большом внедорожнике с экологами и лесниками. Они следят за тем, чтобы завезённые на остров животные (мыши, собаки, овцы, свиньи) не уничтожали яйца, птенцов и источники питания местных видов (гигантских черепах, игуан, птиц).