Текст книги "Прелюдия любви"
Автор книги: Элизабет Ренье
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
– Клянусь, – пообещал доктор с улыбкой, осветившей его лицо. – В любом случае, вы чересчур молоды и чересчур хороши, чтобы забивать свою головку подобными грустными предметами. Моя сестра – другое дело. У нее серьезный склад ума.
– Которым я похвастать не могу? – поддразнивая его, спросила Сара.
В его глазах светилось такое неподдельное восхищение, в его голосе было столько тепла, что она сразу же успокоилась, чувствуя, что к ней отчасти возвращается былая уверенность. Комплименты она воспринимала охотнее, чем критику.
Лицо молодого доктора залила краска смущения.
– Я… я не имел этого в виду, сударыня. Я просто предположил… – Нервничая, он еще сильнее сжал свои пальцы, пока Сара не отдернула руку, не в силах больше терпеть его пожатие, хотя ей и не хотелось смущать его еще больше. Он торопливо ослабил хватку, бормоча очередные извинения.
Улыбнувшись, она спросила:
– Доктор Трехерн, вы столь же неуклюжи с другими женщинами, как и со мной?
– О нет. Это, я просто хочу сказать… – Он набрал в легкие побольше воздуха и торопливо продолжил: – Дело в том, мисс Торренс, что вы оказались совсем не такой, какую я ожидал увидеть.
– Разве кто-то описывал меня вам до нашей встречи?
– Да. Криспин.
– Теперь понимаю. – Сара медленно отошла к камину и протянула руки к огню. – Могу ли я спросить, оказалась ли реальность лучше ожидаемого, или наоборот?
– О, определенно лучше ожидаемого, – тут же ответил он, а потом, спохватившись, быстро подошел к ней. – Прошу вас, не поймите меня превратно. Криспин…
– От меня не в восторге, – спокойно произнесла она. – Похоже, как и ваша сестра. Полагаю, мне исключительно повезло, что хотя бы вы относитесь ко мне с пониманием.
– Они не были к вам добры? – встревоженно спросил доктор. А потом, горестно улыбаясь, добавил: – Хотя смею ли я критиковать других после того, как сам вел себя подобным образом? Но теперь, когда я знаю вас лучше…
Сара бросила на доктора взгляд из-под ресниц:
– Вы совсем меня не знаете, сэр.
– О нет, знаю. Одни только слова в вашей утренней записке о многом мне рассказали.
– Это меня удивляет. Сочинение писем отнюдь не входит в число моих безусловных достоинств.
– Тот факт, что вы так быстро ее написали, говорит о вашем великодушии, о том, что вы легко прощаете.
– Боюсь, что вы слишком высоко оценили мое великодушие, доктор Трехерн. Я написала записку так быстро, потому что Мэри нуждается в вашем совете.
Одно мгновение он выглядел озадаченным. Затем снова принялся настаивать:
– Это само по себе говорит о великодушии характера. Вы поставили ее нужду превыше собственных чувств.
Неожиданно Сара почувствовала сильнейшее искушение расхохотаться. Этот молодой человек был полон желания восхвалять ее так же, как Криспин критиковать.
– Похоже, вы твердо решили возвести меня на пьедестал, сэр, – весело сказала она. – Не представляю только, по какой причине.
– О, что до этого… – И доктор прикусил язык. – Дело в том, что однажды, возможно, придется причинить вам страдание. И я хочу, чтобы вы знали, что это не направлено на вас лично, но…
У них над головой раздались шаги, звуки открываемых и захлопнувшихся дверей, и этот шум напомнил им о цели визита Трехерна.
– Я… Мне лучше пойти наверх. Стараясь установить между нами взаимопонимание, я чуть не забыл о своей пациентке.
И, схватив седельную сумку, он побежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
«А я, – подумала Сара, неожиданно пристыженная, – была только рада, что он забыл о Мэри». Но у нее были на то свои причины: уязвленная гордость, желание слушать комплименты и славословия, дабы стереть, уничтожить неуверенность и злость, вызванные высокомерием Криспина и женщины, на которой последний намеревался жениться.
Она присела на стул у огня, одна в сумрачном холле. Это было совершенно новое ощущение: чувствовать себя забытой, чувствовать, что тебе не открывают главного; испытывать неуверенность в себе и столкнуться с тем, что ты совсем себя не знаешь. Она вздрогнула и увидела, что огонь почти погас. Она уже была готова позвать слугу, когда ее вдруг осенило, что все слуги сейчас заняты больной Мэри. Она нашла корзину для угля и подбросила его в камин, пошевелив кочергой и вернув огонь к жизни.
Сара с удивлением заметила, что пальцы ее дрожат, и поняла, что с невольной тревогой прислушивается к шуму голосов в спальне, находившейся прямо над ней. Она снова услышала слова Криспина: «Если Эдвард не сможет предложить иного лечения для Мэри, то она умрет раньше, чем через год».
И что за дело до того ей, Саре Торренс, которая вскоре станет леди Бретертон, жизненное призвание которой – царить в высшем свете? Для этой Сары болезнь и возможная смерть простой деревенской девушки, пусть даже ее кузины, о которой она до вчерашнего дня даже и не думала, станет лишь поводом для мимолетной печали, не более.
Она посмотрела наверх. Если бы только один из них спустился, рассказал ей новости, какими бы они ни были – хорошими или плохими… Она всегда ненавидела болезни. Когда отец страдал от подагры или мачеха чувствовала легкое недомогание, Сара знала, что за ними хорошо смотрят, наносила им ежедневный визит и быстро убегала. Теперь же, напротив, ей хотелось оказаться в этой комнате наверху, делать что-нибудь – что угодно! – для Мэри.
Этим утром на пляже она вела себя совершенно не так, как было свойственно ее характеру, ее лондонскому характеру. И теперь вот, снова… Она испуганно поглядела через плечо. Нет ли тут чего-нибудь вроде привидений? Может быть, это ее мать притаилась в тени, у нее за спиной? Что говорил ей Криспин? «Именно ваша мать поощряла меня больше читать, больше интересоваться окружающим меня миром, искать способ помочь моим собратьям». Она сама в то время была слишком мала, всего пяти лет от роду, чтобы постичь что-либо из этих вещей. Неужели теперь слишком поздно?
Она нетерпеливо заерзала на стуле, одергивая юбку. Завтра она отыщет подобающий повод и вернется в Лондон, где эти незнакомые мысли больше не будут ее тревожить. Она заполнит свои дни заботами о предстоящей свадьбе и станет сквозь пальцы смотреть на любовные интрижки Энтони, как поступила бы любая другая девушка, которой повезло заполучить его в мужья.
При звуке шагов на площадке Сара вскочила на ноги и бросилась к лестнице. Она попыталась прочесть по их лицам: Криспин был очень мрачен, Эдвард Трехерн – крайне удручен. Дебора шла между ними – медленно, со склоненной головой. Как будто – вспышкой пронеслась мысль в голове Сары – они участвуют в похоронной процессии.
Заметив ее, Криспин тяжело сказал:
– Мэри просит тебя зайти, Сара.
Несмотря на весь ужас, который она испытывала, Сара почувствовала, как ее сердце подпрыгнуло в груди, и она быстро зашагала вверх по лестнице. Наверху Криспин задержал ее, положив руку на локоть.
– Умоляю вас, подумайте…
Сара стряхнула его руку и гордо подняла голову:
– Вам нет нужды говорить мне, как вести себя с Мэри. Я сумею рассмешить ее меньше чем за пять минут – готова поспорить на сотню гиней.
Она заметила сомнение в его взгляде и неодобрение в глазах Деборы, после чего повернулась к обоим спиной и заторопилась вдоль по коридору. У двери спальни она потерла щеки и губы, чтобы вернуть им краску, и сглотнула ком, вставший в горле.
Мэри лежала откинувшись на подушки, ее глаза были закрыты, тонкая белая рука лежала на стеганом покрывале. Одного хотела сейчас Сара: броситься на колени рядом с кроватью, схватить эту руку и выплакать свое горе, горе, рожденное тем, что она прочла на этих трех мрачных лицах. Но вместо этого она крепко сжала свои пальцы и стала ждать, когда Мэри откроет глаза.
А потом, улыбаясь, мягко произнесла:
– Криспин сказал, что вы хотели меня видеть.
Рука слабо двинулась, но Сара все еще не могла доверять себе настолько, чтобы дотронуться до нее.
– Да, моя дорогая, – слабо сказала Мэри. – Они сказали мне, что теперь я должна все время отдыхать, если есть хотя бы самая слабая надежда, что я поправлюсь. Я с большей радостью предпочла бы хлопотать по дому все дни, которые сочтены, но Криспин не хочет и слышать об этом. – Ее голос дрогнул, но через мгновение она продолжила: – Мне очень, очень жаль, Сара. Я думаю, вам стоит завтра же вернуться в Лондон, моя дорогая.
Вот оно – избавление, предлагаемое ей даром, тот самый повод, которого она желала; безупречно правдоподобная причина, по которой она немедленно может покинуть Клэверинг.
– Вы предлагаете мне уехать? – натянуто спросила Сара.
Мэри удалось улыбнуться.
– Дорогое дитя, я бы никогда не стала понуждать вас к чему бы то ни было. Но, возможно, теперь вам не следует оставаться здесь.
– Почему нет? Мне кажется, что без меня вы будете окружены здесь сплошь унылыми лицами и не услышите ничего, кроме мрачных и торжественных разговоров. Почему я не могу остаться и заставить вас посмеяться немного?
Мэри приподнялась на кровати:
– Вы, не лукавя, говорите, что хотели бы остаться в подобных обстоятельствах?
Сара стояла у кровати и глядела прямо в глаза Мэри.
– Именно это я вам и говорю. Я превыше всего желаю оставаться с вами столько, сколько вы будете нуждаться во мне.
– Но, Сара, – почему?
Она не могла ответить почему. Она действовала так, как действовала всю свою жизнь – под влиянием порыва.
Сара беспомощно тряхнула головой и сказала:
– Не просите меня объяснить, Мэри. Я только знаю, что это так. Разве этого недостаточно?
В глазах Мэри показались слезы. Холодные пальцы сжали руку Сары:
– Этого более чем достаточно, моя дорогая. Но вы не должны чувствовать себя связанной этим великодушным порывом. Обещайте, что отныне будете считать, что вольны уехать, когда только пожелаете.
Сара, наклонившись, поцеловала девушку в щеку.
– Я обещаю. А теперь я должна заставить вас рассмеяться, потому что поспорила с Криспином, хотя и не думаю, чтобы он принял это всерьез. Я спою вам песню, которой меня научила Берта. В ней говорится об очень толстой свинье, которая заставила всю деревню пуститься с пляс, когда они собрались вести ее на рынок. Готова поспорить, что вы начнете смеяться через две минуты.
Глава 5
Поднимая глаза от вышивания, Мэри сказала:
– Дорогая моя, если ты не против, завтра тебе необязательно сидеть целый день взаперти. Ведь ты выходишь из дому, только когда идешь в церковь.
– Погода не благоприятствует тому, чтобы стремиться на воздух, – заметила Сара. – Все время так ветрено и холодно.
– И тем не менее, – мягко настаивала Мэри, – тебе нужна смена обстановки, даже если это будет всего лишь поездка в Чичестер. Криспин отправится с тобой.
– Я могу взять Берту. Уверена, что Криспин слишком занят.
Мэри вздохнула:
– В самом деле, он слишком много времени проводит в библиотеке. Боюсь, он для тебя – неважная компания.
Сара положила ладонь на руку Мэри:
– Ты для меня самая подходящая компания. Мне кажется, ты достаточно оправилась, чтобы мне не нужно было перед тобой притворяться.
– Притворяться? Зачем бы тебе это понадобилось?
– В Лондоне… – Сара, нахмурившись, смотрела на свое шитье. – Ты ведь никогда не бывала в лондонском свете?
– Нет, и никогда не хотела. Я чувствую себя совершенно счастливой здесь, в Клэверинге.
– В таком случае я сомневаюсь, что ты поймешь. Предполагается, что девушка моего положения должна все время состязаться с другими в том, чтобы иметь самое элегантное платье, лучше всех уложенные волосы, самое большое число кавалеров. Когда-то я думала, что все это – из-за мужчин, которые борются за руку женщины. Но на самом деле… Знаешь, я ни секунды не знала покоя, пока Энтони не посватался за меня.
Мэри снисходительно улыбнулась ей:
– Но в конце концов ты его получила.
– О да, – непринужденно ответила Сара.
Ей так хотелось сказать правду, произнести: «Нет, не я получила его. Мой отец купил его для меня». Но она дала Криспину слово. И даже если бы она этого не сделала, она верила, что в любом случае сумела бы преодолеть искушение свалить все свои беды на слабые плечи Мэри.
Три дня она не отходила от Мэри, сидя либо в спальне у ее кровати, либо рядом с кушеткой в гостиной. Она читала книги девушке, пела ей, играла на клавикордах и развлекала ее лондонскими сплетнями. Стоило ей войти в комнату, как глаза Мэри начинали светиться и улыбка трогала ее бледные губы. И только когда Дебора и Эдвард приходили с визитом или Криспин желал посидеть с сестрой, Саре удавалось немного прогуляться по длинной галерее, окружавшей дом по всей длине и увешанной от пола до потолка фамильными портретами Данси.
Мэри отложила работу.
– Ну вот, темнеет, и я больше не могу ничего делать. Не поиграешь мне немного – до того, как придет время зажечь свечи?
– Охотно. Что бы ты хотела послушать?
– Ту маленькую песенку, которую ты напевала, когда мы возвращались с пляжа. Я не запомнила всех слов, но там было что-то о том, что настоящая любовь любое время года превращает в лето. – Она жестом указала на залитую дождем террасу и рассмеялась. – Я думаю, чтобы поверить этим словам, человек должен любить очень глубоко.
Сара уселась за клавикорды. Она без труда припомнила ноты и слова. И тем не менее, ее пальцы двигались по клавишам не слишком уверенно, а ее голос немного дрожал, пока она пела. Память унесла ее из этой маленькой, отделанной панелями комнаты, в которой в гаснущем свете сгущались тени, в освещенную канделябрами гостиную родного дома. Она так же, как сейчас, сидела за клавикордами, правда, инструмент был более современным. Энтони стоял рядом с ней, переворачивая листы нотной тетради, то и дело на мгновение задерживая свою руку у ее обнаженного плеча. Когда песня закончилась, он наклонился и прошептал ей на ухо: «Для нас всегда будет лето, моя маленькая Сара. И ты будешь моим солнцем, которое светит ярче, чем настоящее». В тот вечер он сделал ей предложение. Она думала, что ее жизнь и вправду превратится в вечное лето.
Сара прервалась на середине фразы и закрыла лицо руками. Встревоженный голос Мэри вернул ее к действительности:
– Сара, что случилось? Разве ты не можешь мне все рассказать?
Сара подняла голову:
– Прости меня. Я просто на минуту забыла слова.
– Дорогая моя, – мягко сказала Мэри, – я не случайно спросила тебя. Если ты хранишь молчание из-за меня…
Сара перебила ее неестественно резким голосом:
– Ты ошибаешься. О чем мне хранить молчание?
– Ты только что сказала, что тебе нет нужды притворяться передо мной. И тем не менее, я думаю, что именно это ты сейчас и делаешь. Если не хочешь говорить мне о том, что тебя тревожит, не надо. Но молю тебя, не думай, что я поверю, что у тебя все хорошо. Я чувствовала, что ты страдаешь, с той самой минуты, как ты приехала. Ты ведь нуждаешься в утешении, разве не так? И вместо того чтобы предложить тебе помощь, которая в моей власти, я опираюсь на твою силу, принимаю…
– Все так, как и должно быть, – быстро сказала Сара.
Она поднялась со стула у клавикордов и встала у окна, глядя на колышущиеся под ветром деревья. Вот он, настал миг искушения, о котором она думала и которое преодолевала. Ей нужно лишь опуститься на колени рядом с Мэри и все высказать, услышав в ответ слова понимания и сочувствия.
И тут раздался голос Криспина – так ясно, словно он в эту самую минуту прозвучал в комнате: «Даете ли вы мне слово? Я верю, что вы сдержите свое обещание».
Она распрямила плечи и крепко сжала руки:
– Поверь мне, нет ничего такого, о чем тебе хоть сколько-нибудь стоило бы тревожиться. У меня есть одна проблема, это правда. Эта проблема касается только меня, и о ней не стоит даже беспокоиться – во всяком случае, до тех пор, пока я не вернусь в Лондон. Теперь ты удовлетворена?
Она обернулась, принужденно улыбаясь и глядя на Мэри ясными глазами. В дверях стоял Криспин. Она не могла сказать, как долго он пробыл здесь. На лице его было написано безразличие. В руках он держал письмо.
– Я не слышала, как подъехал почтальон, – сказала Мэри. – Кому это письмо?
– Саре. Рука тетушки Фебы.
Пытаясь скрыть разочарование, Сара спросила:
– Только одно?
– Боюсь, что так. А вы ожидали другого?
– Я думала получить весточку от Энтони.
Криспин пожал плечами:
– Некоторые мужчины не мастера писать.
– Криспин, зажги свечи, чтобы Сара могла прочитать письмо, – попросила Мэри. – Может быть, там найдутся новости о лорде Бретертоне, которые ей не терпится узнать.
Но в письме не было ни слова об Энтони. Леди Торренс прислала две страницы банальностей – таких же, как те сплетни, которые она пересказывала за чаем. Сара нетерпеливо пробежала их глазами, пока не дошла до последней части.
«Говорят, что лорд Стернер – рогоносец, и он угрожает вызвать обидчика на дуэль, если только сумеет открыть его имя. Я уверена, что в вашем сонном Сассексе ничего такого интересного не происходит. Когда я вспоминаю, как тоскливо было в Клэверинге, то думаю, что ничуть не удивлюсь, если ты вернешься раньше, чем это письмо доберется до тебя».
Она перечитывала последнюю часть до тех пор, пока слова не начали сливаться друг с другом. А потом, чувствуя, что за ней следят, Сара произнесла с удивившей ее саму легкостью:
– Я прочту вам, что пишет матушка. В ее письме нет ничего особо личного.
Когда она закончила читать, Криспин насмешливо спросил:
– Вы тоже находите, что тут очень тоскливо? Вероятно, через день-другой нам предстоит разлука с вами?
Сара сложила письмо. Она подумала, что мачеха – в своей раздражающе неопределенной манере – предостерегает ее, более того, советует вернуться как можно скорее.
– Если только вы желаете моего отъезда, – холодно ответила Сара. – Я же пока не испытываю желания вернуться в Лондон. – Она заставила себя улыбнуться, взять более легкомысленный тон. – Кроме того, я пообещала Мэри, что научу ее танцевать новомодную джигу, когда она в достаточной степени окрепнет. А ведь обещания надо выполнять, разве не так, кузен Криспин?
Он ответил, пристально глядя ей в лицо:
– Я не сомневаюсь, что вы их всегда исполняете, Сара, и всегда будете исполнять.
Теперь она знала, что он слышал, как она отклонила попытку Мэри разговорить ее, и должен был понять, что искушение нарушить слово было чрезвычайно сильно, но она устояла. Наконец-то она сделала что-то, заслуживающее его одобрения. Мысль об этом подействовала на нее успокаивающе, смягчая пронзительную боль из-за молчания Энтони. Теперь ей захотелось оказаться в одиночестве, чтобы повнимательнее прочитать письмо леди Торренс.
– Если вы немного побудете с Мэри, – сказала она, – я смогу пойти в библиотеку и написать маме ответ, чтобы отослать его со следующей почтой.
Она уже сидела за большим столом, неотрывно глядя на загадочное сообщение о лорде Стернере, когда дверь открылась и вошел Криспин. Он нес поднос с двумя стаканами и бутылку, которую поставил на столик у камина. Когда он повернулся к Саре, его лицо вдруг удивительно напомнило ей лицо Мэри. Та же мягкость губ, та же доброта в глазах. Даже в голосе звучала теплота, столь свойственная его сестре.
– Простите меня за вторжение. Но мне показалось, что в письме тетушки Фебы было что-то, что вас огорчило, и это вдобавок к разочарованию оттого, что вы не получили письма от лорда Бретертона. – Он налил вина, поднял стакан. – Идите присядьте у огня. Я вижу, вы продрогли.
Принимая у него стакан, Сара увидела, что ее рука и вправду дрожит. Она быстро проглотила вино, и он мгновенно наполнил стакан снова. Сара уселась в большое кожаное кресло, кресло, созданное для мужчины, в котором она сразу почувствовала себя маленькой.
– Вы очень добры, – пробормотала она.
– Сейчас – может быть. Но я не всегда такой, не правда ли, маленькая кузина? Временами вы считаете, что я чрезмерно неучтив.
– Я иногда не понимаю, почему вы так себя ведете, – признала Сара. – Ваши настроения меняются так быстро. Например, тот день, на пляже. Мы так весело проводили время, и вдруг вы…
– А, это. – Криспин поставил стакан и сел так, чтобы его лицо оказалось в тени. – Поверьте мне, Сара, я не имел намерения прервать ваше веселье. Только на одно мгновение, когда вы распустили волосы и стали смеяться, и…
– Полагаю, я напомнила вам мою мать?
Сара услышала, как он шумно втянул воздух.
– Нет. О нет. Это было нечто совсем иное. Вы не были… – Он наклонился вперед, сжав коленями сплетенные руки. – Сара, я не так проницателен, как Мэри. И тем не менее, я тоже заметил какую-то тревогу в вашем лице – в особенности когда вы думаете, что вас никто не видит. Я принудил вас отказаться от утешения или совета, которые могла предложить вам Мэри. Может быть, я каким-то образом могу вам помочь?
Совершенно сбитая с толку такой переменой, Сара быстро выпила остаток вина и несколько неуверенно поставила стакан. Свет канделябров покачивался у нее перед глазами.
Наконец она спросила:
– Вы знакомы с лордом Стернером?
– Я встречал его пару раз у Элмаков.
– Он искусный фехтовальщик, великолепно владеет пистолетом?
– Думаю, он хорошо владеет и тем и другим. Похоже, они ему понадобятся, если он желает защитить честь своей жены.
Сара уловила в его голосе нотку сарказма.
– Леди Мария – она… очень красивая?
– Да, и в самой волнующей манере. Меня такой тип женщин не привлекает.
Сара мельком подумала о Деборе. Нет сомнений, описывать ее в подобных выражениях никому бы и в голову не пришло.
Криспин спокойно заговорил снова:
– Почему вы задаете эти вопросы?
Дрожь пробежала по телу Сары. Криспин снова наполнил ее стакан, и она выпила, благодарная за тепло, которым согревали ее вино и огонь.
– Потому что… – Она посмотрела на хозяина дома. В его глазах все еще светилась доброта. – Криспин, если я расскажу вам, вы должны поверить, что я не предаю этим Энтони, что я не открою вам ничего такого, о чем не знала бы, как я догадываюсь, половина лондонского света.
Он ждал в молчании, пока Сара встанет и возьмет со стола письмо леди Торренс. Сейчас слова разобрать было трудно, но их смысл уже отпечатался в ее сердце, так что она могла прочесть без труда. «Говорят, лорд Стернер – рогоносец и угрожает вызвать обидчика на дуэль». Она положила письмо и сказала тихим голосом:
– Этот человек – Энтони.
Криспин не выказал ни малейшего удивления.
– Да. Я знаю.
– Вы знаете? Откуда?
– Эту интрижку обсуждали в кофейнях еще до того, как я уехал из Лондона. В тот день на Беркли-стрит, когда Бретертон помог вам спуститься с вашей кобылы и вы, судя по всему, наслаждались в его объятиях… Вы думали, меня шокировало ваше поведение, не так ли? Но нет, я просто испытывал сильнейшее искушение дать ему пощечину.
– Но почему?
– Его видели в тот самый день, поутру, покидающим дом Стернеров. А лорд Стернер был в отъезде.
– В то утро? В первый же день после нашей помолвки?
– Боюсь, что так, Сара. Я никогда не заговорил бы с вами об этом, если бы вы не дали понять, что знаете об этом. Лорд Бретертон сам рассказал вам?
– Нет. Его мать. Она назвала меня дурой, потому что я верила в искренность его чувств. В самом деле, я была очень глупа. Но, вы понимаете…
Криспин придвинул стул ближе и взял ее руку в свои:
– Расскажите мне.
Сара не знала, было ли то действие вина, а может быть, ей вдруг показалось, что он обладает той же добротой, что и его сестра, что он сдержит обещание и постарается ее понять, но она рассказала ему все, о чем хотела поведать Мэри. Она понимала, что ее речи слишком наивны. И тем не менее, в его глазах не было ни насмешки, ни презрения, которое она видела в них раньше. Его руки, сжимавшие ее пальцы, были теплыми и сильными.
Когда она замолчала, Криспин сказал очень мягко:
– Бедная малышка Сара. И я говорил, что у вас нет сердца. Простите меня, я не заглянул достаточно глубоко.
И она спросила, причем голос ее звучал словно чужой:
– Что же мне делать?
Отпустив ее руки, Криспин встал, облокотившись на каминную полку.
– Вы все еще любите его?
Потрясенная, она ответила:
– Ну конечно. Человек не может измениться только потому… – И под его проницательным взглядом Сара запнулась. – Криспин, я дала ему слово.
– Вы объявили о помолвке, но не давали брачной клятвы. Помолвку можно разорвать.
Сара взглянула на него:
– И это произносите вы? Вы ведь сами говорили мне…
– Что вы никогда не нарушаете своего слова? Да, я знаю. И хоть сейчас готов засвидетельствовать, что вы оправдали мое доверие. Но тут совсем другое дело. На карту поставлена вся ваша будущая жизнь, ваше счастье. Ваш приезд в Клэверинг – это бегство, разве не так? Вы решили спрятаться от проблем, с которыми столкнулись? Но вы не сможете делать так вечно, Сара. Вы должны спросить себя, любите ли вы Энтони настолько глубоко, чтобы простить эту слабость, или найти в себе достаточно мужества, чтобы согласиться, что эта ситуация будет повторяться снова и снова. Когда вы выходите замуж, Сара, вы должны быть готовы к тому, чтобы принимать мужа таким, каков он есть, а не таким, каким вы хотели бы его видеть.
– Вы бы простили Дебору?
Он не ожидал такого вопроса, но ответил достаточно спокойно:
– Такая ситуация едва ли может возникнуть.
– Я не имею в виду точно такие же обстоятельства, – хрипло сказала Сара. – Но смогли бы вы, любя ее, не замечать ее слабостей?
– Мне не с чем сравнить.
– Вы хотите сказать, что у Деборы нет слабостей?
– Нет, я имел в виду не это. – Криспин ногой подтолкнул в огонь полено. – Не каждый мужчина любит женщину, на которой собирается жениться, Сара. Разве вы этого не поняли?
Она посмотрела ему в глаза и спросила в каком-то оцепенении:
– Насколько я могла заключить из вашего замечания, вы не влюблены в Дебору?
– А разве у вас сложилось впечатление, что влюблен?
Сара подумала, что ей не стоило пить так много вина. У нее кружилась голова, а голос звучал так, словно говорил кто-то другой. Пытаясь сохранить связность речи, она произнесла:
– Как я теперь понимаю, вы проявляли куда больше нежности к Мэри. В таком случае… в таком случае действительно бесполезно просить вас решить мою проблему, не так ли?
Поднявшись на ноги, девушка покачнулась, и ей пришлось ухватиться за руку Криспина, чтобы не упасть.
– Никто не сможет решить проблему за вас, Сара, – спокойно ответил Криспин. – Вы столкнулись с ситуацией, в которой все богатство вашего отца, все ваши слуги и экипажи, платья и украшения, изысканные безделушки, которые наполняют вашу повседневную жизнь, ничем не могут помочь. И даже Мэри не сможет помочь вам. Вы выбрали Бретертона, прекрасно зная, что это за человек. Он не изменится. Это придется сделать вам. – И он крепче сжал ее руку, поддерживая ее. – И вам придется сделать это, Сара, если вы хотите иметь хоть немного душевного покоя. Я вижу, что предвзято судил о вас, вы похожи на свою мать, во всяком случае в том, что вы, как и она, чувствительны к боли. Я прошу прощения за все, в чем винил вас.
Сара подняла голову и пытливо вгляделась в его лицо:
– Никогда не видела человека, который менялся бы так быстро, как вы, Криспин. Я… я совершенно вас не понимаю. Но я очень рада, что теперь вы обо мне более высокого мнения, я в самом деле очень рада.
Она запуталась и лишь немного удивилась тому, что его доброе мнение, похоже, оказалось для нее предметом величайшей важности, даже более важным, нежели тот факт, что она ни на шаг не приблизилась к решению проблемы с Энтони. Но об этом сегодня вечером она думать не станет, об этом она подумает завтра.
К следующему утру распогодилось. Дебора появилась сразу после завтрака и принесла с собой охапку книг.
– Нет сомнения, что это чтение на много часов займет Мэри, – сообщила она Саре. – Как она?
– Думаю, все так же. Для нее огромное облегчение, что ее перестали донимать кровопусканиями и слабительными, из-за которых, как говорит сама Мэри, она чувствовала такую слабость.
– По мнению Эдварда, ее проблема не в излишке, а, напротив, в недостатке крови. Могу я подняться к ней?
Озадаченная подобным вопросом Сара ответила:
– Не в моей власти давать вам разрешение, мисс Трехерн.
– Разве она не ваша подопечная?
Дебора улыбалась, но в ее голосе прозвучала особая нотка, которая делала ситуацию не такой уж забавной.
– Я лишь гостья в этом доме, – твердо отвечала Сара. – Я делаю для Мэри, что могу. Ваше положение, несомненно, куда более прочное.
Дебора окинула ее долгим, оценивающим взглядом.
– Вы намекаете на то, что в один прекрасный день я стану хозяйкой Клэверинга?
– Естественно. Все, что я вижу, лишь укрепляет меня в этой мысли. Разве это не правда?
– Абсолютная правда. Разве что Криспин передумает. От мужчин всего можно ожидать, сами знаете. Правда, что касается этого вопроса, женщины тоже хороши. Вы возвращаетесь в Лондон?
Застигнутая врасплох столь неожиданным вопросом, Сара ответила:
– Пока нет. Мэри была так добра, что позволила мне еще немного развлечь ее.
Брови Деборы слегка приподнялись.
– Вы полагаете, что развлечение является наилучшим способом позаботиться о ней?
– Почему бы и нет? Ведь ваш брат настоял, чтобы она отдыхала и не отягощала себя домашними обязанностями.
– Но он не давал ей приказа вести бездумное существование. Мне кажется, сейчас она получила превосходную возможность изучить некоторые работы по философии. Например, эти. – Дебора указала на принесенные с собой книги. – Я хотела сегодня утром посидеть с ней и обсудить некоторые вопросы филантропии, которыми я занимаюсь в последнее время.
– Должно быть, вы думаете, что часы, проведенные в моем обществе, – это потраченное впустую время, сударыня? Я рассказываю ей глупые анекдоты и пою дурацкие песенки. Они заставляют ее смеяться.
– Я так и думала. Но мне кажется, что смех следует оставлять на пороге детства.
Глядя, как она поднимается по лестнице, Сара уже не сомневалась, что у Деборы Трехерн не может быть никаких слабостей. Как, должно быть, трудно жить с нею рядом. Но, с другой стороны, Криспина едва ли можно назвать веселым человеком. Бедняжка Мэри. Вряд ли в Клэверинге будет часто звучать смех после того, как Криспин приведет сюда Дебору в качестве жены.
Пожав плечами, потому что ей, в конце концов, не было никакого дела до будущего Клэверинга, Сара отправилась искать свою горничную и обнаружила ее за уборкой постели.
– Берта, ты умеешь ездить верхом?
– Думаю, что да, сударыня. С сенокоса я всегда возвращалась сидя на лошади. Я совсем не боюсь лошадей.
– Хорошо. Я видела в конюшне пони, на вид он очень спокойный. Попрошу у мистера Данси разрешения взять его, чтобы ты могла прокатиться со мной к морю.
Сияющее лицо Берты, особенно после сурового облика Деборы, было для Сары словно солнечный свет в непогожий день. Стаскивая платье, она велела горничной подать ей черную амазонку.
– А ты можешь надеть мою зеленую, – добавила она.
– О, сударыня, – засмеялась Берта.
