Текст книги "Прелюдия любви"
Автор книги: Элизабет Ренье
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
– Что такого смешного я сказала?
– Мисс Сара, вы посмотрите на себя, а потом на меня.
– Да, я вижу. – И Сара рассмеялась вместе с Бертой при мысли о том, что будет, если они попытаются втиснуть пышные формы девушки в костюм, сшитый по ее крошечной мерке.
– Мисс Трехерн, разумеется, не одобрит нашу затею, – сказала наконец Сара. – Боюсь, мисс Данси предстоит пережить весьма мрачное утро.
Лицо Берты затуманилось.
– Ей станет лучше, сударыня?
– Я горячо молюсь об этом. С помощью нового лечения, назначенного доктором Трехерном…
– Если она поправится, это будет заслугой не одного только доктора. Это случится еще и благодаря вам, мисс Сара. Правда-правда, не одна я так говорю. В комнате для слуг обсуждают, сколько перемен вы принесли с собой. Мисс Данси всегда хотела иметь сестру, и похоже, что младшую сестру. Она помнила о вас с тех самых пор, как вы гостили тут много лет назад, и часто о вас говорила. Слуги твердят, что, когда она услышала, что вы приезжаете, радовалась как ребенок и выходила во двор, чтобы убедиться, что все в должном виде.
«А ведь я была готова повернуть назад – после того разговора с Трехернами на постоялом дворе», – думала Сара. Криспин был прав. Она была эгоистичной, бездумной и всегда считала, что все на свете существует только для нее. Но все же что-то изменилось в ней за это время. Сара на это надеялась.
Нарядившись в черную амазонку, сшитую по последней моде, Сара спустилась вниз, чтобы поискать Криспина. Тот стоял на террасе, глядя, как грачи ссорятся в высоких вязах. Когда Сара подошла к нему, он с удивлением посмотрел на нее:
– Я думал, вы поехали в Чичестер.
– Это была идея Мэри. А я предпочитаю снова покататься по пляжу.
– Кто вас сопровождает?
– Берта испытывает огромное желание поехать со мной. Я думаю, что вы позволите ей прокатиться на белом пони?
– Разумеется, она может взять его. Кто еще поедет с вами?
– Больше никто. Я уверена, что сумею найти дорогу.
Он с неудовольствием в голосе обратился к Саре, словно говорил с ней как с ребенком:
– Моя дорогая кузина, неужели вы могли предположить, что я позволю вам отправиться гулять верхом через места, которые совершенно вам незнакомы и таят всяческие опасности?
– Какие, например? – спросила Сара, ее уверенность пошла на убыль.
Криспин снова смотрел на грачей.
– Топи. Дикие кабаны. Контрабандисты.
– Контрабандисты!
– Конечно. Это побережье славится незаконной торговлей.
– Но… но они ведь не осмелятся появиться при свете дня, и в любом случае…
– И в любом случае, они не причинят вам вреда? – Криспин повернулся к ней. – Я полагаю, ваши богато разукрашенные шпоры сделаны из серебра. На пальце у вас великолепный топаз и еще один – в броши. И даже пряжка, удерживающая перо на вашей шляпе…
– Криспин, умоляю вас прекратить. Вы уже достаточно меня напугали. Даже в сопровождении грума…
– Я не имею намерения посылать с вами грума.
– Значит, я не могу ехать? – спросила Сара, пытаясь скрыть разочарование, прозвучавшее в ее голосе.
Над головой раздавалась яростная перебранка грачей. Криспин поднял голову и посмотрел на кричащих птиц.
– Мне нужна постоянная тренировка, – обронил он как бы между прочим, – так же, как и моему коню. Мы оба с радостью вдохнем соленый морской воздух.
– Вы хотите сказать?.. Криспин, я думаю, вы меня дурачите. Вы с самого начала собирались поехать со мной.
Он улыбнулся ей сверху вниз.
– Конечно. Пойду прикажу седлать лошадей.
Сара положила руку ему на локоть.
– Но Дебора здесь. Разве она не захочет поехать с нами?
Криспин бросил взгляд на окно сестринской спальни.
– Дебора занята тем, что она любит больше всего на свете, – она творит добро, хотя я и не уверен, что Мэри… – Он резко прервал речь и, помолчав, продолжил: – Для Деборы море – вещь за пределами понимания, поэтому ее следует избегать.
– Но ведь это трудно понять? Мне оно показалось совершенным и прекрасным. Может быть, берег выглядит несколько диким и безлюдным. Но для меня в этом – часть его очарования.
– Странно слышать подобные речи из уст женщины, которая выросла в городе. А я-то думал, что вы станете скучать по шумному Лондону.
– Вроде того сбежавшего джентльмена самого что ни на есть разбойничьего вида? – со смехом продолжила Сара.
Криспин ответил ей насмешливым поклоном.
– Временами я ловлю в ваших глазах выражение, которое заставляет меня думать, что вы предпочли бы предоставить меня моей судьбе.
– Неужели я выгляжу такой злой?
– Да. И боюсь, что у вас есть для этого основания. Я ведь наговорил вам много дерзостей, разве не так, Сара?
– Одно время я так их и воспринимала. А теперь начинаю верить, что это правда. С другой стороны, было бы весьма приятно получать от вас комплименты, хотя, если бы это случилось, я, вероятно, лишилась бы чувств от изумления.
– Не сомневаюсь, что за всю свою жизнь вы выслушали достаточно комплиментов. И разве вам недостаточно восхищения Бретертона, что вам понадобилось еще и мое?
Сара отмахнулась, ожидая последующих насмешек. Когда же он, наконец, сказал ей, что она выглядит очаровательно – в чем также уверяли ее Берта и собственное зеркало, – Сара неожиданно почувствовала себя задетой. А потом вспомнила, что в качестве будущей жены Криспин избрал Дебору Трехерн – высокую, элегантную, возвышенную. Очевидно, сама она была тоже не в его вкусе, как и волнующая леди Стернер.
И Сара твердо сказала:
– Я прогуляюсь вокруг газона, пока вы сходите за лошадьми.
Криспин взял ее за плечи и повернул к себе лицом. Его улыбка, всегда вызывавшая в ней страх, сегодня почему-то показалась привлекательной. Она с изумлением услышала, как он тихо заговорил:
– Сара, маленькая кузина Сара, как же легко вас поймать. А что бы вы хотели от меня услышать? Что ваши щеки похожи на лепестки розы, что ваши глаза как сапфиры…
– Нет, Криспин. Такие выражения то и дело используют молодые люди в Лондоне – молодые люди вроде Энтони. От вас…
И она покачала головой, не в силах закончить фразу.
– От меня вы ожидаете правды, не так ли? Очень хорошо. Сегодня утром вы выглядите словно избалованный ребенок, не желающий становиться взрослым, и я не могу представить ничего более занятного, нежели на все утро отправиться с вами кататься на пляж. Теперь вы удовлетворены?
Краска залила щеки Сары. Следовало бы меньше болтать! – подумала она и подняла глаза:
– Удовлетворена в полной мере, Криспин. Благодарю вас.
Наконец, он ее оставил и отправился в конюшни. Отмеряя шаг за шагом по газону, Сара напевала под нос песенку. И тут, как в то утро на Беркли-стрит, она почувствовала на себе чей-то взгляд. Сара обернулась. В открытом окне спальни Мэри стояла Дебора Трехерн, глядя вниз, а ее длинные пальцы барабанили по подоконнику, выдавая смятение, так непохожее на ее обычное непобедимое спокойствие.
– Мне нет нужды спрашивать, понравилась ли тебе прогулка, – сказала Мэри, когда Сара по пути к себе заглянула в ее спальню. Ей еще следовало переодеться к обеду, который в Клэверинге подавали в три. – У тебя так разрумянились щеки, а глаза так и сияют! Уверена, что прогулка пошла тебе на пользу.
– Ты права. Это было чудесно. А Берта – она бы тебя просто поразила. Похоже, раньше она если и каталась верхом, то только на широкой спине фермерской лошади вместе с остальными детишками. Она три раза упала с белого пони. Терпеливое создание стояло и дожидалось ее, и она всякий раз подтыкала юбки и взбиралась на лошадь прежде, чем Криспин успевал ей помочь. Думаю, что эту девушку ничем не испугаешь, хотя она все-таки нервничала, как и я поначалу, когда мы въехали в море. – При воспоминании об этом Сара улыбнулась. – Ее вопли распугали всех морских птиц. Они поднялись в воздух и стаей летели за нами. Как бы я хотела, Мэри, чтобы ты тоже была с нами. Это тебя бы по-настоящему взбодрило.
Девушка улыбнулась:
– Я вижу все это твоими глазами. А Криспин был вежлив с тобой?
– Чрезвычайно. Теперь, когда я лучше его узнала, он меня меньше пугает.
Глаза Мэри расширились.
– Отчего тебе бояться Криспина? Он ни одной женщине не нанес ни малейшей обиды.
– Я не то имела в виду. Это трудно объяснить, но он часто заставлял меня чувствовать… Но это не имеет значения, теперь мы – лучшие друзья. Расскажи мне, как прошло утро.
Лицо Мэри напряглось.
– Мы с Деборой упражняли мой интеллект. Она очень добра, но, видимо, не осознает, что не одно только мое тело страдает от слабости. Пока я не окрепну, боюсь, не смогу размышлять так напряженно.
– Ты не сказала ей об этом?
– Я никогда не пыталась говорить Деборе о чем бы то ни было, Сара. Она очень сильная личность, как ты, должно быть, уже поняла. Раз уж ей предстоит вскоре стать здесь хозяйкой, будет лучше, если мы не будем раздражать друг друга.
– В таком случае я поговорю с ней. Этого делать не следует. Правда, она считает, что я слишком много на себя беру. Я попрошу Криспина сказать ей. Он тоже не желает, чтобы тебя утомляли философией. – Сара взяла одну из книг, лежащих у кровати. – «Нерушимые обязанности мужчины», – прочла она вслух.
Мэри вздохнула:
– Дебора говорит, что, может быть, ты захочешь понемногу читать мне каждый день.
– Невозможно придумать ничего более нудного. – Сара перелистала несколько страниц. – «Это должно занимать все помыслы мужчины, находящегося в полном расцвете сил. Это не…» – Сара замолчала и наклонилась, чтобы подобрать два листка бумаги, выпавшие из книги.
– Что там такое? – спросила Мэри.
– Сама не знаю. – Сара стала разбирать верхние строчки. Увидев имя адресата, она принялась читать внимательнее.
– Что бы там ни было, – заметила Мэри, – оно, похоже, тебе не по душе.
Сара решительно сложила два найденных листка и быстро отвернулась, чтобы Мэри не могла видеть ее лица.
– Я полагаю, это бумаги, которые мисс Трехерн забыла вынуть из книги. Я верну их ей за обедом. А теперь, простишь ли ты меня, если я тебя оставлю? Мне нужно переодеться.
– Конечно, моя дорогая. Должно быть, ты очень голодна. Я думаю, к обеду будет говяжья лопатка и пирог с голубиным мясом. Хотелось бы мне, чтобы хоть что-нибудь вызывало у меня аппетит.
Сара замерла у двери:
– Пообещай мне, что ты съешь все, что тебе пришлют, в особенности мясо.
– Я постараюсь. Но только потому, что ты меня просишь.
Открывая дверь, Сара послала ей воздушный поцелуй. А потом чуть ли не бегом бросилась к себе в комнату, разложив бумаги на столе. Почерк был аккуратным, каждое слово отделено от другого ровными промежутками, словно писавший изо всех сил старался, чтобы посланная им информация была понята совершенно ясно.
«РАПОРТ
об условиях, существующих на большинстве кораблей для перевозки рабов, стоящих на приколе в портах Лондона и Бристоля
Нижеследующее есть рапорт о помещениях и условиях, в которых рабы перевозятся с Гвинейского побережья в Вест-Индию, сопровождаемый отчетом о беседах с членами экипажей кораблей, описывающих жестокое обращение, с которым сталкиваются несчастные негры во время морских перевозок.
1. «Турецкий принц». Обследован на реке Темза, в Кравесенде, марта 1772-го. Капитан Оуэн Тейлор. Владелец – сэр Уильям Торренс. Корабль водоизмещением около 200 тонн, 85 футов в длину, 25 футов в ширину, способен перевозить 300–350 рабов…»
С начала обеда и до самого конца слова рапорта горели в ее сердце так, что Сара едва притронулась к еде. Несколько раз она ловила на себе взгляд Криспина, замечала выжидающее выражение его лица и только тогда осознавала, что не услышала обращенного к ней замечания. Как только обед закончился, Сара пожаловалась на сонливость, навеянную морским воздухом, и удалилась в спальню.
И снова, со все возрастающим ужасом, она перечитала рапорт. Она отказывалась верить хотя бы единому слову. Что ей теперь делать? Подождать, пока Мэри проснется, положить бумаги обратно между страницами книги и притвориться, что она не читала этой отвратительной лжи о своем отце? Или вызвать на разговор Дебору Трехерн и потребовать объяснений? Она лежала на кровати ничком, и беспорядок, царивший у нее в голове, не позволял ей расслабиться и отдохнуть.
Поднявшись, она натянула плащ, на цыпочках спустилась вниз и выскользнула через боковую дверь. В высоких вязах грачи все еще ссорились из-за своих гнезд. Поднявшийся ветер усиливал крики птиц – на фоне темнеющего неба их силуэты походили на куски горелой бумаги. Сара брела через лес, тянувшийся позади дома, не обращая внимания на шипы ежевики, впивавшиеся в юбку, на рассыпавшиеся по плечам волосы. Скрип ветвей у нее над головой и серые штормовые облака, бегущие над крышей Клэверинга, как нельзя лучше соответствовали ее мрачным мыслям и чувствам.
В ее сознании молотом стучали слова, сказанные недавно Эдвардом Трехерном: «Ваш отец вовлечен в африканскую торговлю – самое сатанинское дело, какое когда бы то ни было совершалось на земле».
Перед ее невидящими глазами вспыхнула недавняя сцена. Бальная зала у них дома, перепуганный негр на коленях перед Криспином, ее отец, приказывающий, чтобы этого человека увели. И смеющийся Энтони рядом с ней.
– То, что я прочла, не может быть правдой, не должно быть правдой, – громко сказала Сара.
Она все шла и шла, не замечая ни направления, ни времени, пока в конце концов не поняла, что заблудилась. Закатные лучи проникали в лес, от усыпанной листьями земли поднималась сырость. Сара попыталась двинуться обратно по своим следам. Но дорожки не было. Она припомнила предостережения Криспина, как опасно выходить одной: контрабандисты, дикие кабаны. Стоило теперь треснуть сучку или веточке, стоило чему-то зашуршать в подлеске, как сердце Сары начинало бешено колотиться. Ей хотелось кричать, звать на помощь, но она словно онемела.
А потом сквозь ветви деревьев она разглядела дымок из высокого камина Клэверинга. Сара пустилась бегом, зацепилась ногой за корень и рухнула как подкошенная. И прежде чем она успела подняться, кто-то схватил ее за руку. Ее крик оказался слабым и почти неслышным.
Сара принялась колотить вокруг себя руками в попытке вырваться. Над ней стоял человек – самый черный из всех, кого она когда-либо видела. На нем была лишь пара изорванных штанов. Шею охватывал железный воротник, с которого свисал обрывок цепи. Белки его глаз сверкнули в сгущающемся сумраке, пока он наклонялся к ней. Сара зажала рот руками и молила Бога, чтобы не потерять сознание.
Негр вытянул руку, но не сделал попытки снова прикоснуться к ней.
– Позвольте мне помочь вам, сударыня. Вам нет нужды бояться, я не причиню вам зла.
Его голос был глубоким, словно музыка. Сара неуверенно подала ему руку и позволила поднять себя на ноги. Негр возвышался над ней, словно башня, он казался огромным, как великаны из ее детских сказок.
– Что вы здесь делаете? – спросила Сара, преодолевая оцепенение.
– То же, что и вы, сударыня, – убегаю.
– Я не… – Сара начала было протестовать и тут же поняла, что в какой-то мере он прав. Она хотела бежать, хотела скрыться если не от людей, то от слов, которые, стоит в них поверить, станут угрозой для самого ее существования.
Негр резко повернулся, заслышав позади какой-то звук. На левой руке у него было выжжено клеймо. Кожа на спине была изранена и кровоточила.
Чтобы удержаться на ногах, Сара оперлась рукой о соседнее дерево и закрыла глаза. Это был просто сон, ночной кошмар, навеянный прочитанным. Ничем другим это быть не могло. Через секунду она проснется и обнаружит себя лежащей в постели в полной безопасности.
Когда она открыла глаза, ее со всех сторон окружал сумрачный лес, а в ушах стоял шум надвигающейся бури. И негр все еще был здесь.
Сара сделала невероятное усилие, чтобы собраться с духом, и наконец спросила:
– Почему вы убегаете? Что вы сделали, какое преступление совершили, что заслужили такое наказание?
– Я пытался спасти служанку молодой леди.
– От чего?
Негр пожал массивными плечами:
– От домогательств белого человека. Вы тоже от этого бежите?
Пораженная, Сара неожиданно сообразила, как она выглядит: изорванная юбка, покрытый грязью плащ, растрепанные волосы. Она выпрямилась во весь рост, но на фоне этого огромного человека казалась не более чем ребенком.
– Разумеется, нет. И я не служанка.
– Прошу прощения, сударыня. В таком случае, думаю, что вы станете искать магистрат, чтобы меня взяли. За мою поимку назначена награда.
Сара уставилась на него, она смотрела на тяжелые мускулистые плечи, на толстые запястья, на могучие руки, бессильно свисающие у него по бокам. Она глубоко вдохнула и спросила:
– Если я скажу «да», что вы станете делать? Запугаете меня? Убьете?
Негр медленно и решительно покачал головой:
– Одно зло не исправить другим, сударыня. Я не причиню вам зла.
Его глубокий, звучный голос оказывал на Сару странный, гипнотический эффект.
– Я не буду доносить на вас, – честно сказала Сара. – Но что вы станете теперь делать?
Негр пожал плечами:
– Идти, покуда дальше будет некуда. Я буду счастлив умереть где-нибудь в лесу, среди деревьев – свободным. – Он посмотрел вокруг. – Мне говорили, что где-то здесь есть дом…
– Где вы сможете найти укрытие, спрятаться? Здесь есть такой дом. Он там, дальше, за лесом. – Сара указала туда, где кольцами поднимался дымок, завиваясь на ветру. – Его хозяин – мистер Данси. Я уверена, что он не выдаст вас. К тому же сейчас там находится доктор, который осмотрит ваши раны. Конюшни будут справа, как только выйдете из леса. Спрячетесь на сеновале, а я расскажу им о вас.
Одно мгновение он смотрел на нее сверху вниз, его темные влажные глаза недоверчиво расширились. Потом он опустился на колени и склонил голову к краю ее плаща. Сара услышала звук, похожий на рыдание, за ним последовали слова, которых она не могла понять. Наконец он довольно ясно произнес:
– Да благословит вас Бог, маленькая леди, за милость, которую вы подарили одному из ничтожнейших его созданий.
И в одно мгновение он исчез за деревьями – стремительно и бесшумно. Сара стояла неподвижно. Над ней все громче и громче шумели ветви; первые капли дождя упали ей на лицо. Весь лес вокруг нее наполнился зловещими звуками. Но у нее в ушах все еще звучал голос беглого раба, призывающего на нее благословение.
Очнувшись, Сара двинулась вперед, чувствуя, как пронзительный ночной холод пробирается под плащ. Стараясь не наступать на корни деревьев и кроличьи норы, она медленно двинулась обратно в Клэверинг.
Глава 6
Сара уже прошла половину лестницы, благословляя небо за то, что ей удалось вернуться незамеченной, когда на лестничной площадке появился Эдвард Трехерн. Он начал быстро спускаться ей навстречу.
– Боже, мисс Торренс, что случилось? Ваше лицо исцарапано, ваши руки… Дайте я посмотрю.
– Ничего страшного. Я упала и…
– Упали? Когда я приехал, мне сказали, что вы отдыхаете у себя в комнате.
– Я гуляла в лесу. О, не спрашивайте меня почему. Доктор Трехерн, в конюшне находится беглый раб, который нуждается в вашей помощи.
Трехерн пристально посмотрел на Сару, потом осторожно взял ее запястье и перевернул ладонью к себе.
– Похоже, что-то… возможно, это было животное… напугало вас?
– Я же сказала вам, там беглый раб…
– Да-да, – успокаивающе произнес он, словно говорил с ребенком, который его позабавил. – Боюсь, вы немного не в себе. Вы говорите, что были в лесу, в конюшне…
– Я не была в конюшне! – в раздражении воскликнула Сара. – Будьте добры выслушать меня!
– Да, конечно, – отвечал он все тем же уговаривающим голосом. – Но сначала… эти руки требуют некоторого внимания. Если вы позволите мне…
– Нет. – Сара отдернула руки. – Я не приму от вас никакой помощи.
Трехерн отшатнулся к перилам, словно Сара ударила его.
– Я думал, что мой проступок прощен, и надеялся, что теперь мы стали друзьями.
Сара поднялась на две ступеньки, пока не оказалась на одном уровне с ним.
– Как вы осмеливаетесь говорить со мной о дружбе! После всей этой лжи… А теперь, пожалуйста, прошу вас, осмотрите негра и сообщите Криспину, где он прячется.
Она уже была готова оставить его, но рука Трехерна, легшая ей на плечо, остановила Сару.
– Нет, пожалуйста, подождите. Где вы наткнулись на этого человека? Он причинил вам зло? Именно поэтому вы так расстроены?
– Неужели я должна снова повторять то, что уже сказала? Я споткнулась и упала. То, что вы видите, – единственный ущерб, который я нанесла сама себе. Этот человек помог мне подняться на ноги, и он не причинил мне никакого вреда.
Она покачнулась и ухватилась за перила. Эдвард сильнее сжал ее руку и настойчиво повторил:
– Что бы вы ни имели против меня лично, я настаиваю, чтобы вы позволили мне осмотреть вас в вашей комнате и вызвали свою горничную. Вам сию же минуту следует лечь в постель. Я приготовлю успокаивающую микстуру.
Сара почувствовала, что силы ее покидают. Голос Трехерна был таким спокойным, его поддержка пришлась очень кстати. Стоило ей добраться до своей комнаты, как Сара рухнула в низкое кресло у огня.
– Сейчас мы обмоем ваши руки, – сказал он, – а у меня в седельной сумке есть одна отличная мазь. – Он расстегнул плащ Сары и нашел скамеечку, чтобы поставить ей под ноги. – Сидите спокойно, я позову вашу горничную.
– Благодарю вас, вы очень добры, – механически пробормотала Сара, а потом в тревоге спросила: – Вы поверили мне насчет негра? Его били, и его спина… – Заметив, что сомнение все еще не покинуло доктора, Сара ударила кулачком по колену. – Отправляйтесь в конюшню. Сами увидите.
– Очень хорошо, отправлюсь прямо сейчас, – спокойно сказал он. – Хотя мне достаточно трудно поверить…
– Что мне есть дело до какого-то раба? – Сару испугала резкость, прозвучавшая в ее голосе. – Как вы сами сказали, я немного не в себе, и на то у меня свои причины. Пожалуйста, оставьте меня одну, когда он с огорченным видом повернулся к двери, Сара быстро добавила: – И очень прошу вас не говорить Мэри ни о том, что случилось, ни о том, что я вышла из дому одна. Она будет сильно огорчена.
– Разумеется, я ничего ей не скажу. Состояние Мэри таково, что ее следует избавить от какого бы то ни было беспокойства.
– Ей хуже? – спросила Сара, и горло сжало от страха.
Трехерн развел руками:
– Скажем так: ей ничуть не лучше.
Теперь ее тело могло насладиться отдыхом на мягкой пуховой постели, но разум Сары не мог найти покоя. Ветер стучал в оконные ставни и выдувал дым из камина. Сквозь шум Сара могла расслышать карканье грачей. «Они напуганы так же, как и я, – думала она, – и причины у нас одни и те же. Они видят, что буря угрожает их гнездам, которые могут разрушиться так же, как весь мир рухнет, если я поверю хотя бы слову из того, о чем прочла».
Бумаги лежали на маленьком столике рядом с вазой с фиалками, которые мальчишка садовника снова нарвал по приказанию Мэри. Рапорт, содержавшийся в бумагах, ни в коем случае не мог быть правдой. Таким образом, самое лучшее будет забыть о них. Она вернет бумаги и вычеркнет их из памяти, захлопнет перед ними дверь, как обычно поступала, когда что-то угрожало ее счастью и душевному покою.
Она соскользнула с кровати – тихонько, чтобы Берта, находящаяся в соседней комнате, ничего не услышала. Украдкой проскользнула в коридор и увидела, что дверь спальни Мэри отворена. На цыпочках вошла в комнату, с облегчением увидев, что Мэри спит, и открыла книгу.
И тут так же, как вчера, ей показалось, что она слышит голос Криспина. Он был таким реальным, что она обернулась. Но перед глазами были лишь трепещущие тени да открытый дверной проем. Она почувствовала, будто ее запястья перехватили веревкой, что мешало ей засунуть два исписанных листка между страницами книги. И она снова услышала голос, говорящий в ее сознании:
«Вы не сможете вечно избегать проблем, Сара. Вы должны встретиться с этой ситуацией лицом к лицу».
Криспин говорил вовсе не об этой минуте и не об этой ситуации. Но Сара знала, что сейчас столкнулась лицом к лицу с необходимостью принять решение, такое же важное решение, как и то, другое, в отношении Энтони. Покинув Лондон, она отделила себя от Энтони долгими милями, но проблемы это не уменьшило. И точно так же не уйти от сомнений и подозрений, просто вернув два листка бумаги обратно в книгу.
Сара на цыпочках выбралась из комнаты. Позвав Берту, она надела яркое голубое платье с глубоким вырезом и широкими фижмами, высоко уложила волосы, чтобы выглядеть выше, и потерла губы, чтобы они стали ярче. А потом отправилась вниз, сжимая бумаги в похолодевших пальцах.
Все были в гостиной, они сидели, устроившись у огня, – два ее врага и Криспин, который теперь стал ей другом. Сара застыла в дверях, изучая их: Эдвард Трехерн – в ладно сидящем на нем черном камзоле; Дебора – платье красного шелка подчеркивало ее суровую элегантность; Криспин в серых бриджах, белых чулках и куртке бутылочно-зеленого цвета.
Он первым встал с места. Подошел к ней, протянув руки:
– Сара, вы пришли в себя? Эдвард сказал мне, что вы упали, когда гуляли в лесу. Что побудило вас отправиться туда одной и к тому же так поздно?
Не отвечая на его вопрос, Сара в свою очередь спросила:
– Вы нашли негра?
– Разумеется, нашли, – ответил Эдвард. Его улыбка была страдальческой. – Должен признать, я сомневался в его существовании. Вы казались настолько…
– Не в себе? Уверяю вас, что теперь я вполне спокойна, и есть один предмет, который я хотела бы обсудить с вами. С вами, доктор Трехерн, и с вашей сестрой.
Она заметила, что Дебора не сводит глаз с бумагу нее в руке.
– Вы узнаете это?
– Да, узнаю. Где вы нашли их?
– Они выпали из книги, которую вы принесли Мэри.
– Вы прочли их?
– Да. Я заметила в них имя своего отца. А все, что касается его, касается также и меня.
– Что это за бумаги? – спросил Криспин.
– В них содержится рапорт, который я скопировала для вас, – быстро ответила Дебора.
– Рапорт об одном из кораблей моего отца. – Сара совершенно не желала оставлять его в неведении. – «Турецкий принц».
На щеке Криспина задергался мускул. Он взглянул на Дебору, на Эдварда, потом неохотно произнес:
– Я надеялся, что подобные вещи удастся скрыть от вас, Сара.
– Почему? Чтобы я не имела ни малейшей возможности опровергнуть подобные ложные измышления от имени моего отца, коль скоро его здесь нет, чтобы сделать это лично?
– Это не ложь, мисс Торренс, – решительно произнесла Дебора. – Каждое слово этого рапорта – правда. Криспин лично видел и слышал все это.
Бумаги выскользнули из рук Сары. На мгновение ей показалось, что ее сердце перестало биться. Когда она заговорила, из груди вырвался лишь возмущенный шепот:
– Криспин! В этом повинен Криспин?
Он рывком отодвинул скамеечку для ног и сел рядом.
– Сейчас я могу пожелать лишь одного – чтобы это был любой другой человек. В то время я не знал вас так, как знаю теперь.
Голос Деборы был ледяным, словно ветер, который раскачивал ставни.
– Не стоит поддаваться сентиментальности, Криспин. Для тех из нас, кто дал обет бороться за уничтожение рабства, жалость возможна лишь в отношении тех несчастных, кто страдает от безнравственной торговли, но не в отношении тех, кто ее практикует или извлекает из нее выгоду.
Сара повернулась к ней:
– Когда ваш брат выступил с теми обвинениями на постоялом дворе, я сказала ему, что мой отец никогда не делал ничего безнравственного. Он добрейший из людей. Вам стоит лишь спросить слуг. Готова поклясться, что он ни разу не ударил ни одного из них. Их никогда не заставляют работать, если они больны; когда они становятся слишком стары, чтобы исполнять службу, он оплачивает им жилье, одежду и пропитание. Нет ни одного – начиная с дворецкого и кончая недавно нанятым мальчишкой-садовником, – кто поверил хотя бы одному слову из этих ужасных обвинений. Какую цель вы преследуете, фабрикуя подобную ложь?
Ей отвечал Криспин, и он лишь повторил слова Деборы:
– Это не ложь, Сара. Я видел все это, слышал все это – в точности так, как написано.
Сара в отчаянии повернулась к нему:
– Если это так, как вы говорите, мой отец, должно быть, совершенно не подозревает о том, что подобные вещи творятся на его кораблях. Вы все делаете у него за спиной… – Она запнулась, заметив в глазах Криспина протест.
– Я отправился в качестве одного из наблюдателей, – тихо сказал он. – Мы обследовали пять кораблей в Лондоне, пять в Бристоле. В каждом случае мы получили разрешение владельца. Вы должны понять, Сара, что ваш отец, как и многие другие, не видит в этой торговле ничего порочного. В случае необходимости он сумеет рассказать вам об экономике Вест-Индии, да и самой Англии. Сахарные и хлопковые плантации не могут существовать без труда рабов. Ром, табак, кофе – все это нельзя будет выращивать и продавать. Поверьте мне, я знаю все аргументы, приводимые в его пользу.
Сара вырвала бумаги из рук Деборы, которая подняла их с пола. Ее палец дрожал, когда она водила им по первой странице.
«Рабов размещают между палубами на боковых нарах с проходом посередине. Мужчины-рабы лежат на этих нарах или прямо на полу, скованные попарно, так близко друг к другу, что зачастую даже не могут нормально лечь. Если погода неблагоприятная, они вынуждены весь путь проводить в полутьме, вдыхая отвратительный вонючий воздух. Кормят же их самой грубой пищей. В хорошую погоду их выводят на палубу и ради упражнения заставляют плясать прямо в цепях. Женщины отданы на милость самых грубых и самых бессердечных членов экипажа. На кораблях обычны дизентерия и прочие болезни. За малейшее неповиновение назначаются жестокие наказания. Почти четверть рабов умирает за время плавания. Некоторые бросаются за борт, предпочитая быструю смерть в море страданиям, которые ожидают их на плантациях».
Сара сделала паузу, чтобы набрать воздуха, и посмотрела на своих слушателей. Лицо Деборы было бесстрастным. В глазах мужчин она прочла жалость, сожаление. Она взмолилась в последний раз:
– Вы все еще утверждаете, что мой отец осведомлен об этих вещах и позволяет, чтобы все это происходило?
Ответом ей было молчание. В отчаянии она обратилась ко второму листку:
– Но этому… этому я никогда не поверю.
«Доверенные лица купцов меняют рабов на бусы, одежду, железные бруски, и тех хватают и силой вытаскивают из их домов. Мужчин, женщин и детей, связанных вместе кольями и лианами из джунглей или же скованных цепями в запястьях и лодыжках, тащат, словно животных, в бараки на побережье, где они ожидают кораблей. В пути часть из них умирает от истощения; других же бичуют до тех пор, пока их спины не лишаются кожи».
Сара закрыла лицо руками:
– Это невозможно. Никто не разрешит таких вещей.
– Но вы сами видели живое свидетельство не менее часа назад, – непреклонно отвечала Дебора. – Если с рабом могут так жестоко обойтись здесь, в Англии, вы можете легко представить себе, какие вещи творятся за морем. – Она поднялась и двинулась к буфету, стоявшему у обшитой деревом стены. – Может быть, вид инструментов, которые используются в таких случаях, – серебряное тавро, кнут, сделанный из кожи носорога, – развеют ваши сомнения.
