Текст книги "Влюбиться в дьявола"
Автор книги: Элизабет Хойт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
Возможно, именно в этом и скрывалась подлинная причина ее одиночества. Достигнув двадцати четырех лет, она по-прежнему не была замужем, потому что тайно мечтала о влюбленном в нее мужчине, каким ей представлялся в ее грезах Хоуп.
Но был ли он на самом деле тем, за кого она его принимала?
Экипаж остановился перед парадным входом в Бланшар-Хаус, и Беатриса, поддерживаемая лакеем, вышла из кареты. Обычно в это время она сначала заходила к повару, чтобы обсудить с ним меню на ближайшие дни. Но сегодня, прямиком пройдя на кухню, она попросила повара приготовить на скорую руку пару блюд. Поставив все на поднос, она поднялась на третий этаж и подошла к дверям розовой спальни.
Слуга Джордж, стоявший при входе, предложил ей свою помощь:
– Позвольте, мисс, я возьму у вас поднос.
– Благодарю вас, Джордж, но я думаю, что справлюсь сама. – Она встревоженно посмотрела на дверь: – Как он себя чувствует?
Джордж почесал лоб.
– Очень злится, мисс, если говорить начистоту. Рассердился на горничную, когда та пришла разжечь огонь в камине. Он кричал на нее по-французски. На родном языке он не говорит совсем.
Беатриса поджала губы и закивала:
– Ты не мог бы постучать в дверь вместо меня, Джордж?
– Конечно, мисс. – И Джордж несколько раз стукнул костяшками пальцев по дверной створке.
– Войдите, – отозвался Хоуп.
Джордж приоткрыл двери, чтобы впустить Беатрису внутрь. Виконт сидел в ночной сорочке на кровати, и что-то записывал в свою записную книжку, лежавшую у него на колене. При этом он выглядел сосредоточенным, невозмутимым, и у нее немного отлегло от сердца. После двух дней заботливого ухода с его лица исчез нездоровый лихорадочный румянец, хотя оно по-прежнему хранило мрачное и суровое выражение. Свои длинные черные волосы он заплел в тугую косичку, но подбородок по-прежнему был заросшим густой темной щетиной, что создавало неприятное впечатление. Из-под распахнутой белоснежной сорочки, две верхние пуговицы которой были расстегнуты, виднелась поросшая пушком черных курчавых волос грудь. Пораженная его наготой, хотя и не выходившей за рамки приличий, Беатриса невольно уперлась глазами в открытую часть груди.
– Пришли навестить меня, кузина? – пробормотал он. Она подняла на него глаза, их взгляды встретились.
– Я принесла чай и булочки, – спокойным тоном отпарировала она. – Вам вовсе не следует вести себя грубо, притворяясь тем, кем вы на самом деле не являетесь. Вы намеренно обижаете прислугу. Не далее как сегодня утром, по словам Джорджа, вы позволили себе кричать на горничную.
– Она вошла, не постучав, – бросил он в ответ, наблюдая за тем, как она прошла к столику возле кровати и поставила на него поднос.
– Вряд ли из-за этого стоило обижать девушку. Он нахмурился и, судя по всему, разозлился.
– Мне не нравится, когда в мою комнату входят посторонние. Она не должна была входить в комнату без позволения.
Беатриса внимательно посмотрела на него и как можно мягче сказала:
– Наши слуги приучены входить без стука. Думаю, вам известны правила их поведения. Но раз вы настаиваете, я предупрежу прислугу, чтобы они стучались, прежде чем зайти к вам.
Он пожал плечами, взял булочку и с жадностью откусил половину.
Она со вздохом придвинула стул к его кровати и присела.
– Вы выглядите проголодавшимся.
Проглотив первую булочку, он тут же схватил вторую.
– Очевидно, вам никогда не приходилось, есть червивый хлеб, запивая его сильно разбавленным элем. А на борту корабля это обычная еда.
Он проглотил и эту булочку, с вызывающим видом поглядывая в ее сторону. Беатриса спокойно встретила его дерзкий взгляд, стараясь ничем не выдавать своего волнения. В его глазах, как у голодного волка, светилась жестокость.
– Увы, мне никогда не приходилось плавать на корабле. Вы недавно вернулись домой?
Он отвернулся, молча дожевывая булочку. Ей показалось, что он ничего не собирается отвечать ей, как вдруг Хоуп резко произнес:
– Я поступил на судно в качестве помощника кока. Но еды на судне было не слишком много.
Она вопрошающе взглянула на него. Как же он оказался в таком положении, что ему, сыну графа, пришлось выполнять такую грязную работу?
– Откуда вы приплыли?
Судорога исказила его лицо. Он взглянул на нее украдкой из-под черных ресниц.
– Знаете, никак не могу припомнить, чтобы у меня была кузина Беатриса.
Очевидно, он хотел увильнуть от поставленного вопроса. Беатриса еле сдерживалась от раздражения.
– Потому что я не родная ваша кузина. Не по крови. Судя по всему, он задал свой вопрос, чтобы сменить тему беседы, но ее ответ заинтересовал его:
– Объясните.
Он отложил записную книжку в сторону и уставился на девушку, что ее даже слегка смутило. Для того чтобы скрыть смущение, она встала и налила чай.
– Моя мать была родной сестрой жены дяди Реджи, тети Мэри. Мать скончалась при моих родах. Когда мне исполнилось пять лет, умер мой отец, И тогда тетя Мэри и дяди Реджи взяли меня к себе.
– Какая печальная история! – издевательски заметил Хоуп.
– Нет, – возразила Беатриса, подавая чашку чая с несколькими ложками сахара. – Совсем нет. В семье дяди ко мне относились с любовью. Своих детей у них не было, поэтому они воспитывали меня как родную дочь. Более того, они баловали меня. Дядя Реджи всегда очень тепло относился ко мне. Он очень добрый человек.
– О, какая веская причина отказаться мне от титула в пользу вашего дяди! – язвительно заметил виконт.
– Не стоит говорить об этом в таком тоне, – не без достоинства ответила она.
– Почему же не стоит? – Он воззрился на нее, будто не понял, к чему она клонит.
– В этом нет необходимости. Так вышло, что сейчас этот дом стал нашим.
– Да?! Как я полагаю, от меня ждут сочувствия, сострадания, не так ли? Сидеть, сложа руки, и оставить все как есть?
Беатриса перевела дух, чтобы не наговорить резкостей.
– Мой дядя уже весьма пожилой человек. И он не…
– У меня украли все – мой титул, землю, деньги, всю мою жизнь, мадам, – говорил он и с каждым словом все сильнее возбуждался. – Вы думаете, меня волнует судьба вашего дяди? Напрасно надеетесь.
Она удивилась. Откуда в этом человеке столько злобы и жестокости? Куда подевался тот милый юноша с портрета? Неужели он исчез навсегда?
– Какие у вас дурные мысли! Никто не намеревался отнимать у вас титул.
– Меня нисколько не волнуют чьи-либо намерения. Меня интересует результат. У меня отняли то, что по праву принадлежало мне. Меня лишили моего дома.
– Но дядя Реджи в этом нисколько не виноват! – не выдержав, закричала Беатриса. – Я пытаюсь вам объяснить, растолковать, что мы не враги. Во всем можно разобраться, как полагается благородным людям.
Он со злостью швырнул чайную чашку в стену комнаты, затем резко вскинул руку, случайно задел поднос, и он с грохотом упал на пол. Тарелка и чайник разбились, чай разлился, обрызгав подол платья Беатрисы.
– Как вы смеете?! – закричала она, сначала окинув взглядом битую посуду на полу, а затем метнула взгляд на дикого зверя на кровати, – Как вы смеете так себя вести?!
Но он так злобно сверкнул глазами, что у нее чуть душа не ушла в пятки.
– Если вы полагаете, мадам, что мы не враги, – вкрадчивым тоном начал он, – то вы гораздо наивнее, чем я предполагал.
Беатриса уперлась руками в бока и, наклонившись к нему, сказала дрожащим от гнева голосом:
– Возможно, я наивна. Да, вероятно, глупо думать, что создавшееся положение, каким бы безвыходным оно ни казалось, можно решить культурно и благородно. Но я предпочту роль наивной простушки. Мне отвратителен жестокий мерзкий тип, который настолько утратил чувство жалости, что напрочь забыл о доброте и человечности.
Беатриса повернулась, намереваясь выйти из спальни, но он не позволил ей уйти. В самый драматический момент он схватил ее за руку и дернул на себя. Она пошатнулась и упала прямо на постель. Почти задохнувшись от возмущения, она вскинула глаза и натолкнулась на его взгляд.
Он оказался так низко, что она чувствовала его дыхание на своих губах. Мышцы его бедер напряглись под ее ногами, невольно напомнив ей о ее сомнительном положении. Его пальцы крепко сжимали ее плечи, удерживая ее, словно она была его пленницей.
– И впрямь, мадам, я могу быть мерзким, нахальным типом, но, смею вас уверить, моя человечность нисколько не пострадала за это время.
У Беатрисы перехватило дыхание, она чувствовала себя замершим от страха кроликом перед раскрывшим пасть волком. От его тела горячими волнами исходило тепло, и она не могла не ощущать этого. Она буквально сидела на нем, но хуже всего было то, что он своими нахальными темными, лучистыми глазами не отрываясь, смотрел на ее губы.
Пока она растерянно заглядывала в эти бесстыжие глаза, губы его чуть дрогнули, веки опустились, и он ласково прорычал:
– На войне все средства хороши, и я готов использовать любые средства, чтобы победить врага.
Она была настолько ошарашена энергией, исходящий от его глаз, что подскочила на месте, когда скрипнула входная дверь. Лорд Хоуп облегчил ей задачу и выпустил ее запястье. Он через ее плечо внимательно смотрел на входившего. На какой-то миг радость осветила его лицо, но тут же погасла. Смена эмоций произошла настолько быстро, что Беатриса даже засомневалась в верности увиденного.
Как бы там ни было, но голос и выражение лица Хоупа казались твердыми, если не жесткими, когда он произнес:
– Реншоу.
Глава 3
– Идите сюда, сэр! – кричал король гоблинов. – Я дам вам пятьдесят золотых монет за этот меч. Вы согласны?
– Боюсь, что нет, – отозвался Лонгсуорд.
– А может, дело в цене? Я готов заплатить вам сто золотых монет. За такие деньги, уверен, вы расстанетесь с этим заржавевшим старым обломком металла, тем более что на них можно будет купить меч в сто раз лучше этого.
При этих словах Лонгсуорд рассмеялся:
– Сэр, я ни за что не продам вам этот меч. Какие бы деньги вы мне за него ни предлагали, я все равно не отдам его. И знаете почему? Отдав вам меч, я тем самым отдам свою жизнь, ибо этот меч с моей жизнью связан волшебным образом.
– А-а, раз так, – с хитрой змеиной улыбкой произнес король гоблинов, – не продадите ли вы мне тогда прядь ваших волос за одно пенни?..
История Лонгсуорда
Целых семь лет Рено копил то, что намеревался сказать начистоту своему другу. Ах, только бы они встретились с Джаспером Реншоу снова! О, сколько у него накопилось к нему вопросов, и на все он хотел бы получить ответы, потребовать подробных объяснений! И вот теперь, когда долгожданный момент наступил, Хоуп искал внутри себя следы былого нетерпения, былой злобы… и ничего не находил.
Лакей при входе объявил:
– Мистер Вейл.
На лице у гостя уже проступали морщины, глаза были печальными, но в целом Вейл почти не отличался от того друга, с которым Рено провел свои лучшие юношеские годы. Это был тот самый молодой человек, для которого он приобрел офицерский патент и которого считал самым лучшим и самым верным другом… И этот друг бросил его, оставил умирать на чужой земле среди кровожадных дикарей.
– Вы унаследовали титул, не так ли? – спросил Рено.
Вейл кивнул. Он так и остался стоять в дверном проеме со шляпой в руках, не осмеливаясь войти. Он пытался понять, какие мысли роились в голове дикого зверя, сидевшего на кровати.
В момент соскочившая с постели мисс Корнинг с достоинством выпрямилась. Рено так напряженно всматривался в лицо Вейла, что на минуту забыл о ее существовании. Он спохватился, пытаясь удержать ее за руку, но опоздал. Беатриса уже вышла навстречу гостю.
Она слегка откашлялась.
– Как мне кажется, мы с вами уже однажды встречались, лорд Вейл, на одном из маминых званых вечеров в парке.
Вейл перевел взгляд на Беатрису. Заморгал, как бы вспоминая, потом широко улыбнулся и низко поклонился:
– Простите меня, дорогая леди, за мою забывчивость. Напомните, кто вы?
– Моя кузина, мисс Корнинг, – громко проворчал Рено. Объяснять Вейлу, что они очень далекие родственники, не имело смысла.
Вейл в недоумении сдвинул густые брови:
– А я никогда не слышал о том, чтобы у вас была кузина.
Рено криво улыбнулся:
– Она объявилась совсем недавно.
Мисс Корнинг переводила взгляд с одного мужчины на другого, недовольно сдвинув тонкие брови.
– Не послать ли за чаем?
– О, большое спасибо! – отозвался Вейл.
В то время как Рено отрицательно замотал головой:
– Нет.
Вейл взглянул на него, и улыбка исчезла с его лица. Мисс Корнинг опять откашлялась.
– Хорошо, я думаю, что чай в любом случае не помешает. А пока я оставлю вас наедине друг с другом.
Она прошла к дверям. Поравнявшись с Вейлом, загораживающим проход, она шепнула ему на ухо:
– Не задерживайтесь надолго. Он еще очень слаб, Вейл понятливо кивнул, приоткрыл двери для леди и плавно прикрыл их после того, как она вышла. Затем он медленно повернулся в сторону Хоупа, и тот резко бросил:
– Я не инвалид.
– Но ведь вы больны?
– Я простудился на корабле, но это пустяки, скоро пройдет.
Вейл вскинул брови, но не стал расспрашивать ни о чем подробно. Вместо этого он задал простой вопрос:
– Что случилось?
Рено язвительно усмехнулся:
– Мне кажется, я первый должен спросить вас об этом. Вейл отвел взгляд и резко побледнел.
– Я счел… Вернее, мы все сочли вас мертвым.
– Но я не умер, – чеканя каждое слово, сказал Рено. Он вспомнил жуткую вонь паленого мяса. Веревки, врезавшиеся ему в руки. Как он продирался через снег и ветер.
Сквозь маску кровавой жестокости на него в упор смотрели ее карие глаза…
Он замотал головой, отгоняя туманные бредовые видения и стараясь целиком сосредоточиться на человеке, стоявшем перед ним. Его рука непроизвольно поползла к ножу на постели.
Вейл настороженно следил за всеми его движениями.
– Я никогда не оставил бы вас, если бы знал, что вы живы.
– Но факт остается фактом: меня живого бросил мой лучший друг.
– Мне очень жаль. Но я… – Вейл широко раскрыл рот в нерешительности и опустил глаза вниз. – Я видел, что вы умираете, Рено.
В тот же миг в душе Рено вспыхнул огонь злобы и вслед за этим жажда мщения. Темные силы ада нашептывали ему о том, что его предали и бросили. Он ясно вспомнил искаженное страданиями лицо еще живого человека, которого сжигали на костре. Усилием воли он гнал от себя жуткие воспоминания: запах горящего мяса, дым, каркающие человеческие голоса.
– Что же произошло в лагере Вендо? – спросил он.
– После того как они унесли вас? – уточнил Вейл. Вздохнув и не став дожидаться дальнейших расспросов, он принялся рассказывать:
– Нас, Манро, Хорна, Гроува и Коулмена, привязали к пыточным столбам и начали мучить, Коулмена они, в конце концов, убили.
Рено мрачно кивал. Ему было хорошо известно, как обращались со своими пленниками индейцы: будь то белые или пленные индейцы другого племени. Для победителей не было никакой разницы.
Вейл тяжело вздохнул, сжал губы, будто сдерживаясь изо всех сил.
– Затем, после гибели Коулмена, на другой день индейцы привели нас к пыточному столбу, на котором висело полуобгоревшее тело какого-то мужчины. Нам они сказали, что этим трупом были вы. На нем была ваша куртка, те же черные волосы. Я не сомневался в правоте их слов. Да и не я один. Мы все, кто выжил, поверили в то, что этим несчастным были вы.
Вейл поднял голову, его глаза встретились с синими глазами Рено, в которых светился немой вопрос.
– Его лицо было опаленным. Почти черным, обуглившимся, то есть фактически никакого лица-то и не было.
Рено отвел взгляд в сторону. Голос разума четко и внятно подсказывал ему, что у Вейла, как, впрочем, и у других пленных, не было никакой возможности прийти ему на помощь. Кроме того, они поверили в его смерть – доказательств было предостаточно. Любой здравомыслящий человек поверил бы в это, если бы увидел то, что пришлось увидеть и услышать его друзьям.
Но вопреки всему… Да, вопреки всему жестокий зверь, притаившийся в его душе, отказывался считаться с любыми оправданиями. Его бросили, оставили те, ради кого он пошел на неоправданный риск, пытаясь спасти их; те, кого он считал своими друзьями, предали его.
– Прошло целых две недели, прежде чем Сэм Хартли привел свой отряд, чтобы выкупить нас, – тихо заметил Вейл. – Вы все это время тоже находились в лагере индейцев?
Рено покачал головой, сосредоточив взгляд на своей смуглой руке, лежащей на белоснежном одеяле, – контраст был очевидным. Сухожилия рельефно выпирали на исхудавшей руке.
– Как поживает моя сестра Эмили?
В ответ раздалось то ли недовольное, то ли раздраженное покашливание Вейла.
– Эмили. С ней все в порядке. Она опять вышла замуж, вы не слышали. За Сэмюела Хартли.
Рено с удивлением поднял глаза и прищурился:
– Капрал Хартли? Разведчик и проводник? Вейл хмыкнул и расплылся в улыбке:
– Да, хотя он уже больше не капрал. Он сколотил себе состояние на торговле колониальными товарами.
– Мисс Корнинг говорила мне, что Эмми вышла замуж за жителя колоний, но мог ли я представить себе, что им окажется Хартли.
Даже если Хартли сейчас и был богат, для Эмили в качестве мужа он не очень подходил. Этот человек не соответствовал ни ее статусу, ни ее благородному происхождению. Все-таки дочь графа. Как это могло с ней случиться?
– Год назад Хартли приехал в Лондон по торговым делам и неожиданно для всех похитил сердце вашей сестры.
Рено размышлял над тем, что узнал. Раздражение и гнев опять завладели им. Неужели Эмили так изменилась за прошедшие семь лет? Хотя, конечно, за прошедшие годы изменилось все – он сам, его воспоминания об Эмили. Неужели перенесенные испытания изменили его настолько, что от того человека, каким он был прежде, не осталось ничего?
– Что же произошло с вами, Рено? – тихо спросил Вейл. – Как вам удалось избежать смерти в лагере индейцев?
Рено недовольно дернул головой и с усмешкой взглянул на своего бывшего друга:
– Неужели вам это действительно интересно?
– Конечно. – Вид у Вейла был явно озадаченный. – Еще как интересно.
Вейл взглянул на него, ожидая продолжения рассказа, но Рено скорее умер бы, чем открыл душу перед своим бывшим другом.
Устав ждать, Вейл равнодушно огляделся.
– Я так рад, что вы вернулись домой целым и невредимым.
– Это все? – резко спросил Рено.
– Что – все?
– И это все? – опять повторил Рено. Он очень устал, ему хотелось спать. Черт побери, ни жестом, ни словом он не хотел показать, как утомился. – Вам больше нечего сказать? Вы пришли только ради этого?
Вейл наклонил голову и глубоко задумался. Затем пошевелился, расправил плечи и выпрямился. Широкая, нехорошая улыбка скользнула по его губам.
– Нет, не совсем. Рено вскинул брови.
– Я хотел поговорить с вами о предателе, – вкрадчиво произнес Вейл.
– О предателе? – удивился Рено.
– Да, о том человеке, который предал нас индейцам возле Спиннер-Фоллз. – Слова Вейла ворвались в душу Рено, подняв целую бурю чувств, едва позволившую ему до конца расслышать последнее, что сказал Вейл: – Предатель с матерью-француженкой.
Уже поднимаясь с чайным подносом в руках по лестнице к дверям спальни Рено, Беатриса вдруг услышала шум и грохот. Замерев на нижнем пролете лестницы, она подняла голову вверх, прислушиваясь и надеясь на то, что ничего страшного не произошло. Несчастный случай? С каминной полки упала и разбилась китайская статуэтка или каминные часы? Вздор. Она тряхнула головой и ускорила шаги. Но едва она поднялась на этаж, как раздался второй, еще более сильный грохот и треск. О Боже, что же там происходило? Схватка? По звукам она решила, что лорд Хоуп и лорд Вейл схватились друг с другом в жестоком поединке и пытаются убить друг друга.
Быстрыми шагами она почти пробежала по коридору и уже оказалась возле спальни, как вдруг двери сами распахнулись и оттуда вылетел лорд Вейл – слава Богу, живой и невредимый, но страшно злой.
– Не думайте, Рено, что на этом наш разговор закончен! – крикнул он. – Черт побери, я еще вернусь, чтобы во всем разобраться!
Он нахлобучил свою треуголку на голову, повернулся и тут увидел прямо перед собой бледную Беатрису с круглыми, ничего не понимающими глазами. Подобострастная улыбка скользнула по его лицу и исчезла.
– Прошу прощения, мадам. Хочу предупредить вас, что он, вероятно, сейчас никого не хочет видеть. Он не в том состоянии, в каком подобает быть джентльмену в приличном обществе.
Она заглянула сквозь щель внутрь розовой спальни, затем опять перевела взгляда на Вейла. Когда он проходил мимо, она с ужасом заметила краснеющую ссадину на его щеке. Несомненно, кто-то только что нанес ему удар по лицу.
– Что случилось? – с тревогой спросила она. Вейл потряс головой:
– Он совсем не тот человек, каким я его знал когда-то. Он… буйный и жестокий. Пожалуйста, будьте осторожны. Затем лорд Вейл галантно поклонился и начал спускаться вниз по лестнице. Беатриса молча проводила его взглядом, потом с недоумением посмотрела на поднос в своих руках и заметила, что все-таки немного расплескала чай, залив салфетку, на которой стоял чайник. Она могла бы вернуться на кухню под предлогом, что нужно заменить грязный поднос, на чистый, или затем, чтобы отдать распоряжение горничной, чтобы та доставила новый поднос в апартаменты графа, но все эти увертки показались ей проявлением малодушия и трусости – ей даже стало стыдно за себя.
Беатриса смотрела на полуоткрытые двери спальни лорда Хоупа, за которыми, кроме него, никого не было, и колебалась.
Наконец она распрямила плечи и, набравшись храбрости, решительно вошла в спальню.
– Я принесла чай и немного печенья, – нарочито оживленным тоном произнесла она, направляясь с подносом к его кровати. – Думаю, немного чая взбодрит вас.
Хоуп лежал на постели лицом к стене. Сначала ей показалось, что он спит, но она тут же отогнала эту мысль – разве мог он сразу заснуть после такого тарарама.
– Подите прочь, – сказал он, не поворачиваясь.
– Кажется, вы в дурном расположении духа, – как можно дружелюбнее заметила она.
Она поднесла поднос к столику возле кровати и с ужасом увидела целую груду разбитых вещей: страшные на вид фарфоровые часы, две керамические свинки. Обломки вещей вместе с разбитыми чуть раньше чайником, чашкой и блюдцем представляли собой целую кучу мусора.
Беатриса из осторожности повернула к столу, стоявшему ближе к окну, чтобы быть вне досягаемости.
– О чем вы там бормочете? – ворчливо попытался выяснить Хоуп.
Стол, конечно, был занят вазой и подсвечником. Ей пришлось с трудом втискивать поднос, чтобы не расплескать содержимое чайника.
– Что-то о дурном расположении духа или я ослышался? – буркнул Хоуп, не пытаясь скрыть раздражение.
– Ну вот, наконец-то. – Беатриса оглянулась, как только поднос был водворен на место. Она улыбнулась, заметив, что Хоуп по-прежнему лежит носом к стене. – Мне кажется, вы приняли меня за прислугу.
На минуту воцарилось молчание. Беатриса ловко разлила чай, полагая, что его мучает совесть. Все-таки он вел себя довольно грубо, а она проявила просто ангельское терпение.
– Может, вы сами подадите мне чай? Она смутилась. Может, не стоит?
– Чай очень полезный и укрепляющий напиток. Я не раз замечала его благотворное действие, особенно если кому-то нездоровится из-за погоды. – Как она успела заметить, ему нравился очень сладкий чай. Она положила в чай сахар и поднесла чашку к его кровати. – Откровенно говоря, мне не по душе ваш небрежный и капризный тон.
Он по-прежнему лежал лицом к стене. Поколебавшись, она поставила чашку на столик возле постели. Этот фарфор нельзя было отнести к костяному – тонкому и прозрачному, настоящему китайскому. Рисунок был странноватый, напоминающий уродливый кривобокий мост желто-черного цвета. Но какой бы ни была посуда – бить ее все равно нельзя, и это никому не могло понравиться.
– Будете пить чай? – предложила она.
Он пожал плечами. Что это могло означать – понять было невозможно. Беатрису разбирало любопытство. Что же такое могло тут произойти между ним и лордом Вейлом?
– Выпейте чаю, это взбодрит вас, – заботливо предложила она.
– Вряд ли, – фыркнул он.
– Ладно, – она чуть приподняла юбки, готовясь тихо выйти, – в таком случае я оставляю вас.
– Не уходите.
Его просьба прозвучала так тихо, что она с трудом расслышала ее. В недоумении она взглянула на него. Он лежал неподвижно, а она не знала, как ей лучше поступить – уйти или остаться. Она не знала, чего он от нее на самом деле хотел.
Он лежал на боку, одна рука под одеялом, другая – сверху. Беатриса подошла и дотронулась до его руки. Какое-то внутреннее чувство шептало ей, что она поступает правильно. Рука у него была теплая и мягкая. Она медленно провела пальцами по коже и нежно сжала его руку. В ответ он ласково пожал ее пальцы. Теплая волна толкнула ее в грудь, затем пробежала по всем жилам, наполняя душу новым, каким-то непонятным, горячим чувством. Но затем вдруг все прояснилось. Счастье, огромное счастье овладело ее сердцем. Простым ответным рукопожатием он пробудил в ней целую бурю чувств, о существовании которых она даже не подозревала, но именно острота и новизна ощущений заставили ее насторожиться. Он был непредсказуемым, и вести себя с ним нужно было осторожно.
Тут она услышала его слова:
– Он считает меня предателем. У нее замерло сердце.
– Что вы имеете в виду?
Наконец Хоуп повернулся к ней лицом. Ему явно было тяжело. Видно было, как он переживал и мучился – глаза ввалились, под ними темные круги. Он ни за что не хотел выпускать ее руку.
– Вы знаете, наш двадцать восьмой пехотный отряд попал в засаду и был почти поголовно вырезан.
– Да, – отозвалась она с пониманием. Бойня, резня, жестокость – самые ужасные, но, к сожалению, обычные явления на войне, которая велась в североамериканских колониях.
– Вейл сказал, что кто-то предупредил врага о нашей дислокации. Оказывается, нас предал французам и их союзникам-индейцам наш человек, из нашего отряда.
Беатриса молчала, не зная, как реагировать. Ужасно сознавать, что люди погибли из-за чьей-то подлости и предательства. Но если лорд Хоуп узнает имя настоящего предателя, вряд ли ему станет легче – скорее, наоборот.
Она буквально умирала от любопытства – так ей хотелось узнать, не были ли связаны семь лет его отлучки со Спиннер-Фоллз и трагедией, произошедшей в тех местах.
Все это вихрем пронеслось в ее сознании, но ответ Беатрисы прозвучал лаконично и вежливо:
– Мне очень жаль.
– Вы не понимаете. – Он сжал ее руку в поисках утешения и поддержки. – У предателя мать была француженкой, поэтому Вейл считает изменником меня.
– Но ведь это же глупо… исходить из этого! – воскликнула Беатриса. – Впрочем, да, мать-француженка. Этот факт может набросить тень подозрения, но странно, что у кого-то вообще могла возникнуть мысль о том, что такой человек, как вы, способен быть предателем.
В ответ он промолчал, просто сжимая ее руку.
– А я думала, – осторожно начала Беатриса, – что лорд Вейл – настоящий друг.
– Я тоже так считал. Но так было семь лет назад. Боюсь, с тех пор много воды утекло, и мы с ним сильно изменились.
– Именно поэтому вы ударили его? – спросила она. Он пожал плечами.
Беатриса поежилась от внезапно нахлынувшего страха. Ей припомнилось предупреждение Вейла: вести себя осторожно. Ну что ж, она начеку. Облизнув от волнения губы, она продолжила:
– Думаю, каждый, кто хорошо вас знает, ясно понимает, что вы не способны на предательство.
– В таком случае вы плохо меня знаете. – Он отбросил ее руку, и теплые чувства, зародившиеся в ее душе, стали постепенно угасать, поскольку едва зародившаяся приязнь была грубо отвергнута. – Вы меня совсем не знаете.
Беатриса тяжело вздохнула:
– Вы совершенно правы, я вас совсем не знаю. Она подошла и взяла поднос с чаем.
– Но, как мне кажется, в этом не только моя вина. Выходя, она тихо затворила за собой двери.
Хотя Беатриса обязательно раз в неделю, а иногда и чаще навещала Джереми Оутса, его дворецкий Патли всегда делал вид, будто не узнает ее.
– Как прикажете доложить о вас? – небрежно спросил Патли пришедшую днем гостью. У него опять был такой вид, будто он впервые увидел Беатрису.
– Мисс Беатриса Корнинг, – ответила она, как обычно, ровным тоном, подавляя желание придумать себе какой-нибудь звучный титул.
Но Патли выполнял свою работу, не более того. И это оправдывало его излишнее рвение. Кроме того, Беатриса снисходительно относилась к людским слабостям.
– Очень хорошо, мисс, – подчеркнуто вежливо ответил Патли. – Посидите пока в гостиной, я проверю, дома ли мистер Оутс.
Благожелательность была одним из основных качеств Беатрисы. Другим, не менее ценным для нее качеством было соблюдение требований этикета, даже если они казались смешными. Мистер Оутс всегда был дома, он не мог быть в другом месте. Беатриса закатила глаза:
– Хорошо, Патли.
Патли провел ее во внутреннюю гостиную, темноватую и душноватую, заставленную тяжелой мрачной мебелью. За время отсутствия Патли она привела в порядок свои мысли и чувства. Разговор с лордом Хоупом расстроил Беатрису, ее не покидало чувство вины и обиды. В конце концов, разве леди обязана так терпеливо сносить дурное расположение духа джентльмена, пусть и болеющего, если он в бешенстве выходит из себя и дерется со своим лучшим другом, с которым, правда, не виделся семь лет? Не совершала ли она глупость? Ведь он вел себя невообразимо грубо и неприлично. Она знала, как он, должно быть, расстроен, взбешен, и все из-за того, что произошло с ним после его возвращения в Англию. Но роль мальчика для битья ей не подходила, хотя, судя по всему, именно такую роль он пытался ей отвести.
Патли вернулся с сообщением, что Джереми готов увидеться с ней. Беатриса последовала за дворецким по узкой лестнице в комнату Джереми.
– Мисс Беатриса Корнинг, сэр, – объявил Патли, входя в двери.
Она ловко проскользнула мимо грузного дворецкого и вошла в комнату. Все хорошо в меру. Ослепительно улыбнувшись Патли, она твердо сказала:
– Ну вот и все, благодарю вас.
Дворецкий что-то пробухтел себе под нос и вышел, закрыв за собой двери.
– Он с каждым днем все вреднее и вреднее. Беатриса подошла к окну и отдернула одну из гардин.
Солнечный свет осветил комнату, раздражая глаза Джереми, но еще хуже средь бела дня лежать в темной комнате.
– Ваши слова можно принять за комплимент, – протяжно произнес Джереми с кровати.
Его голос звучал слабее, чем в ее прошлый визит. Перед тем как повернуться лицом к нему, Беатриса глубоко вздохнула и широко улыбнулась. Почти все пространство комнаты занимала кровать, окруженная принадлежностями, необходимыми для ухода за тяжело больным человеком. Впритык к кровати стояли два стола, уставленные сплошь бутылочками и скляночками с мазями, заваленные кучами книг и старыми повязками. Картину жуткого беспорядка завершали разбросанные повсюду писчие перья и чернильница. На самом краю одного из столов, ближайшего к больному, лежали очки. Рядом с кроватью стоял старый стул, вокруг спинки был обвязан шелковый шнур, свободные концы лежали на сиденье. Когда Джереми хотелось посидеть у камина, слуга привязывал его к стулу – так было удобнее передвигать стул с больным господином.
