Текст книги "Влюбиться в дьявола"

Автор книги: Элизабет Хойт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

– Да, она говорила мне об этом, – с теплотой вспомнила Беатриса. – Но обложка, совсем истрепалась, корешок порвался, а листочки стали выпадать из переплета. Вот я и подумала, что надо бы заново переплести молитвенник, сделать ему обложку из телячьей кожи. После этого молитвенник будет как новенький.

Дядя грустно покачал головой:

– Мэри эта идея понравилась бы. Как хорошо, что вы так внимательны к ее вещам и помните о ней!

Беатриса смотрела на свои руки и вспоминала добрые синие глаза тети Мэри, мягкую упругость ее щек, добродушный громкий смех. Без нее что-то навсегда ушло из их дома, дядя Реджи гораздо меньше шутил, стал самоувереннее и неуступчивее в своих суждениях и оценках, а еще стал менее чутким и внимательным к людям.

– Я в восхищении от ее вкуса, – сказала она. – Жаль, что ее здесь нет, и она не увидит новенького молитвенника.

– Мне тоже, дорогая, очень жаль. – Дядя похлопал ладонью по расшитому молитвеннику и отошел от столика. – Думаю, что его следует отослать из дома. Ради нашей с вами безопасности, Беа.

Она вздохнула, ей было неприятно, что он опять поднял эту щекотливую тему, касающуюся лорда Хоупа.

– Для меня он не представляет ни малейшей опасности.

– Беа, – ласково начал дядя Реджи, – я знаю, что вам нравится во всем находить положительные стороны, но я вижу, что этот человек очень зол, против этого вряд ли вы станете возражать.

Беатриса поджала губы, всем своим видом выражая несогласие:

– Дядя, вы только подумайте, что скажут люди и какие будут последствия для нас, если мы выбросим его из собственного дома, а потом он вернет себе титул. Полагаю, что особой симпатии он испытывать к нам не будет.

Дядя Реджи нахмурился:

– Он никогда не получит назад титул, я не позволю.

– Но, дядя…

– Нет, нет и нет, Беа, я настаиваю на этом, – сказал он с такой откровенной злобой, какой раньше она никогда не замечала в нем. – Я не позволю этому сумасшедшему отобрать у нас дом. Когда еще была жива Мэри, я поклялся ей, что позабочусь о вашем благополучии, и не намерен отказываться от своих слов. Ладно, я согласен, пусть остается в доме, но только за ним надо следить и собирать доказательства, что титул ему не принадлежит.

И с этими словами он решительно вышел и закрыл за собой двери. Беатриса с отчаянием взглянула на молитвенник тети Мэри. Что же делать? Если она будет вот так сидеть и бездействовать, то в скором времени в их доме произойдет кровавое побоище. Характер у дяди Реджи был твердый и непреклонный, но, возможно, ей удастся убедить лорда Хоупа в том, что ее дядя всего лишь обычный упрямый старик.

– Понимаете, не мог дядя Реджи послать кого-нибудь, чтобы убить вас, – в третий или четвертый раз повторила мисс Корнинг. – Я опять говорю: вы просто не знаете дядю. Это самый замечательный человек на свете.

– По отношению к вам, конечно, даже очень может быть, – ответил Рено, точа нож, – но не вы пытаетесь лишить его титула и денег, которые, как он полагал раньше, принадлежат ему.

Он бросил на нее испытующий взгляд из-под бровей. Неужели она также считала его сумасшедшим? Боялась ли она оставаться с ним наедине? Что подумала она о том, что он натворил несколько часов назад?

Несмотря на свою наблюдательность, ничего, кроме раздражения, в ее лице он не разглядел.

– Да вы не слушаете меня. – Она нервно расхаживала взад и вперед от окна его спальни до кровати, на которой неподвижно сидел Рено, пока, наконец, не остановилась возле него, подбоченясь, как строгий повар, отчитывающий провинившегося поваренка. – Пусть даже дядя Реджи хотел вас убить, хотя я уже уверяла вас в полной абсурдности такого поступка с его стороны, но зачем тогда ему нужно было совершать убийство прямо перед дверьми своего дома? Ведь это же глупо.

– Моего дома, – проворчал Рено.

Она уже более получаса несла какую-то околесицу, не выказывая ни малейших признаков усталости.

– Вы невыносимы, – сквозь стиснутые зубы прошипела она.

– Нет, я прав, – ответил он. – А вы просто слепы и не хотите видеть, что ваш дядя, возможно, вовсе не такой замечательный, каким он вам кажется.

– Я… – воскликнула Беатриса, по ее горячему тону можно было понять, что она не исчерпала всех доводов и готова привести их сколько угодно, отстаивая свою правоту.

Но Рено уже устал слушать. Откинув в сторону нож и точильный брусок, он резко встал. Стоя прямо перед ней и почти касаясь ее, он сказал:

– Хочу заметить, что если бы вы считали меня невыносимым, то никогда не поцеловали бы меня.

Она отпрянула назад, пронзив его яростным возмущенным взглядом.

Ее манящие сочные губы искривились, а затем она раздраженно выпалила:

– Это вы поцеловали меня!

Он шагнул к ней, она опять отступила на шаг назад. Он медленно наступал на нее, а она отступала, и так через всю комнату, но страха в ее потемневших от гнева глазах он не прочитал. Разве она не понимала, что он кричал там, лежа на земле возле кареты? Неужели у нее не возникло подозрение, что он сошел с ума?

Он склонился над ней, опуская голову все ниже, пока не коснулся губами локонов возле ее ушей, и жадно вдохнул цветочный запах, исходивший от ее волос.

– Наш поцелуй был взаимным, и не пытайтесь меня уверить в обратном.

Да, он прав. Ее теплые губы прильнули к его губам, пусть на секунду, прежде чем он бросился на выручку раненому слуге. Такой поцелуй нельзя не запомнить, это врезается в память надолго. Он нагнул голову и заглянул ей прямо в глаза. Они блестели и сверкали зелеными искрами.

– Я думала, что вы умираете.

Какая смешная отговорка! Глупая девчонка.

– Можете оправдываться как угодно, если вам хочется скрывать свои чувства, – пробормотал он, – но факт остается фактом. Вы поцеловали меня.

– Боже, насколько же вы самонадеянны и высокомерны! – прошептала она.

– Допустим, – еле слышно вымолвил он. От ее кожи исходил аромат – чистый, девичий, с еле уловимым запахом цветочного мыла. Давно он не чувствовал подобного запаха: индианки не пользовались мылом. Им овладело щемящее чувство чего-то давно забытого, пришедшего из далекого детства. Такой аромат исходил от кожи его матери, сестры, почти забытых девочек, с которыми он играл в мяч. От нее пахло его детством, старой Англией, и вдруг внезапная мучительная мысль поразила его, ему стало страшно и стыдно: перед ним стояла доверчивая, совершенно беззащитная и абсолютно чужая английская девушка.

Он давно покинул тот мир, в котором она жила.

– А вам понравился поцелуй?

– Если да, то, что в этом такого? – прошептала она. Он нежно провел губами по ее щеке и подбородку.

– Тогда мне жаль вас. Вам надо было закричать и опрометью бежать от меня. Ведь в ваших глазах я выгляжу настоящим чудовищем, не так ли?

Их взгляды встретились, в ее серых ясных глазах было бесстрашие.

– Вы совсем не чудовище.

Рено закрыл глаза, он не хотел видеть ее лица, ее чистоты, наивности, и пользоваться ее доверчивостью ему не хотелось.

– Вы совсем меня не знаете. Вы не знаете ровным счетом ничего о моем прошлом.

– В таком случае вам пора рассказать мне об этом. Что произошло с вами в колониях? Где вы были целых семь лет? – настойчиво расспрашивала она.

– Нет.

Опять на него смотрели карие глаза сквозь кровавую маску. Нет, слишком поздно.

Он торопливо отступил от нее, боясь, как бы она не заметила насмешливых чертиков, прыгающих в его глазах.

– Что вам мешает? – не отставала Беатриса. – Почему бы вам, не рассказать мне обо всем? Мне будет трудно понять вас и ваши действия до тех пор, пока вы не поделитесь тем, что мучает вас.

– Не смешите меня, – отрезал он. – Зачем вам знать, что накопилось в моей душе?

Она вскинула руки вверх и потрясла ими.

– Нет, вы невыносимы.

– Ну, вот мы и вернулись к тому, с чего начали, – вздохнул он.

Она с мрачным видом взглянула на него, топнула от раздражения ногой, ее глаза сердито сверкнули.

– Хорошо, оставим ваше прошлое. Но разве нельзя обсудить то, что случилось сегодня? Ведь вас хотели убить.

– Я не намерен это обсуждать. – Он отвернулся, сложил вместе нож, точильный брусок и кусок кожи для заточки и полировки стали. – Мне кажется, что случившееся нисколько вас не касается.

– Как это не касается? – вспылила Беатриса. – Я же была там и видела, в кого был направлен третий выстрел. Первые два выстрела могли быть случайными, но последний раз явно целились в вас.

– И опять я повторяю вам: не суйте нос в чужие дела. Рено положил точило и кусок кожи наверх, на комод, а нож привязал к поясу. Нож давно принадлежал ему, этим ножом он разделывал убитого оленя или медведя, а однажды, много лет назад, он заколол им одного человека. Нет, нож не был его другом, он не испытывал к нему привязанности, но он честно служил ему, и когда нож был при нем, Рено чувствовал себя почти в полной безопасности. Он не без любопытства взглянул на мисс Корнинг, которая стояла посередине спальни:

– Чего вы добиваетесь?

– Я волнуюсь за вас, – ответила она. – Пусть вы стараетесь держаться на расстоянии, но я все равно не могу подавить в себе желание помочь вам. Я единственный человек, который пытается вас убедить, что на вашу жизнь покушался вовсе не дядя Реджи. Ну, сами прикиньте, кто еще мог стрелять в вас?

– А кто это мог быть, по вашему мнению?

– Не знаю. – Она в недоумении развела руки. Рено бросил хмурый взгляд на крышку комода. На ней стоял кувшин с водой и таз – больше ничего. Обстановка поражала своей скромностью по сравнению с тем, что окружало его в далеком прошлом, в годы юности. Хотя по сравнению с убогостью жизни в вигваме, где он прожил несколько лет, эта обстановка была просто роскошной. Так что все познается в сравнении. У него голова пошла кругом от воспоминаний. Он даже утратил на миг чувство реальности и не понимал, где он находится. Опять злые духи внутри его издевались над ним, выкидывая свои злобные фортели.

Он покрутил головой, пытаясь прогнать дьявольское наваждение.

– Вейл уже целый год ищет, кто тогда предал нас. Найти, во что бы то ни стало предателя, стало его навязчивой идеей. Он считает, что у изменника мать была француженкой. Вам известно, что моя мать была француженкой?

– Пошел бы лорд Вейл на убийство, если бы считал вас предателем?

Рено вспомнил Вейла в их молодые годы – шутника, весельчака, балагура, но это не мешало ему быть и настоящим надежным другом. Тот Вейл остался в прошлом.

Итак, решился бы Вейл убить его, если бы считал, что их отряд возле Спиннер-Фоллз предал Рено? Мало ли что может произойти с человеком, пусть даже товарищем, за семь лет. Но мог ли Вейл стать убийцей кого-нибудь из прежних друзей?

– Нет, – покачал задумчиво головой Рено. – Нет, Джаспер никогда не решился бы на такой поступок.

– Тогда кто же? – допытывалась Беатриса. – А если кто-то другой, кому повезло выжить в той кровавой бойне, счел вас предателем, мог ли он решиться на ваше убийство?

– Не знаю, – нахмурился Рено, пытаясь вспомнить кого-нибудь, кто согласился бы на такую роль, затем решительно тряхнул головой: – Как мне известно, выжили после той резни только Вейл и Сэмюел Хартли.

Черт побери! Он так рассчитывал на помощь Вейла, но после вчерашней размолвки ни о каком сотрудничестве не могло быть и речи.

– Я не знаю, на кого можно положиться. – Он с грустью смотрел на Беатрису, и внезапно его охватило острое чувство одиночества. – Я не уверен, что на свете есть человек, которому я могу довериться или на чью помощь могу рассчитывать.

– Они в один голос заверяют, что пуля прошла всего в нескольких дюймах от его головы, – пробурчал герцог Листер, покачивая бокал с вином, который он держал обеими руками.

– Да, примерно так. Очень близко, – согласился Бланшар. – Я заметил на его щеке кровь. Хотя, скорее всего это отколовшаяся щепка от дверей вонзилась ему в кожу.

– Жаль, быть так близко от цели, – подключился Хасселторп, крутанув бокал так, что вино закружилось по стенам бокала. Бургундское было такого темно-красного цвета, что выглядело почти черным. Казалось, что в бокале было не вино, а кровь. Он резко поставил бокал на стол и, поддавшись плохому настроению, злобно подметил: – Если бы пуля попала ему в черепушку, вы, лорд Бланшар, больше не испытывали бы опасений утратить титул.

Бланшар благоразумно промолчал, сделав пару глотков вина. Хасселторп, ухмыляясь, наблюдал за ним. Все они сидели за столом в его гостиной, тогда как их жены ненадолго удалились в соседнюю небольшую чайную комнату. Вскоре жены вернутся, и он, Хасселторп, снова будет вынужден слушать пустую, лишенную всякого смысла болтовню своей надоевшей жены.

Когда они познакомились, ей было лет двадцать, и тогда она считалась первой красавицей высшего света. С возрастом она не стала менее красивой и привлекательной, но умной ее никак нельзя было назвать. Адриана была единственным импульсивным, опрометчивым и необдуманным шагом лорда Хасселторпа. Хотя свою жизнь он привык просчитывать до мелочей, как самую сложную комбинацию в политической игре, и теперь он вынужден расплачиваться за свое скоропалительное решение, и так, видимо, будет до самой смерти.

– Он вел себя смело, – буркнул недовольно Бланшар. – Рискуя жизнью, он увел мою племянницу с улицы в дом. Однако бедняга, кажется, думал, что сражается с индейцами.

Листер удивился:

– При чем тут индейцы? Эти кровожадные дикари из наших колоний?

– Во всяком случае, он все время бредил и нес околесицу об индейцах. – При этом Бланшар, волнуясь, смотрел то на одного мужчину, то на другого. – Я полагаю, что он сумасшедший.

– Сумасшедший?! – пробормотал Хасселторп. – Ну что ж, в этом случае он никак не может рассчитывать на возвращение титула. Это ваш новый план, не так ли?

Бланшар молча кивнул.

– Неплохо, очень даже неплохо, – с довольным видом заметил Хасселторп. – Неожиданно удачный поворот, избавляющий вас от необходимости убивать его.

– Вы намекаете на то, что я стоял за спиной наемных убийц, покушавшихся на жизнь лорда Хоупа? – побагровел Бланшар.

– Конечно, нет, – язвительно произнес Хасселторп, ощущая поддержку Листера, который молча наблюдал за происходящим. – Хотя достаточно проанализировать факты. Вряд ли в Лондоне найдется какой-нибудь здравомыслящий человек, который будет думать иначе, включая в первую очередь самого лорда Хоупа, разумеется.

– Черт побери! – Бланшар побелел от злости.

– Зачем так волноваться, милорд? – рассмеялся Листер. – В конце концов, наемный убийца исчез. Таким образом, след, ведущий к тем, кто пытался убить лорда Хоупа, оборвался.

Хасселторп поднес бокал к губам, но, прежде чем сделать глоток, прошептал:

– Если только они не попробуют повторить нападение.

Днем позже, когда Беатриса и Лотти прогуливались по широкому выставочному залу с мебелью, Беатриса искренне призналась подруге:

– Я совсем не понимаю поведение джентльменов.

Она искоса наблюдала за группой джентльменов, которые изо всех сил старались привлечь внимание хорошенькой рыжеволосой девушки, соревнуясь, кто из них поднимет выше стул над головой. Такая забава в глазах Беатрисы выглядела откровенно глупой и бессмысленной.

– Мне непонятно, почему лорд Хоуп вчера поцеловал меня, а затем начал уверять, что это я поцеловала его.

– Да, джентльмены – это загадка, – серьезно подтвердила Лотти.

– Еще бы… – Беатриса помолчала, лишь потом тихо заметила: – Он выглядел смущенным, когда был рядом со мной.

Лотти удивилась:

– Смущенным? Беатриса поморщилась:

– Он нес какую-то чепуху об индейцах и старался организовать оборону.

– Боже мой, – испугалась Лотти, – он что, не понимал, где находится?

– Не знаю, – нахмурилась Беатриса, вспомнив те минуты, которые она провела, лежа под каретой. Как она тогда перепугалась, когда увидела, что Хоуп собирается бежать через открытый двор, чтобы помочь раненому Генри!

– Постой, разве это не сумасшествие? – в ужасе прошептала Лотти.

– Возможно, – отозвалась Беатриса, – поэтому я боюсь, что дядя Реджи воспользуется этим как предлогом, чтобы отнять титул у лорда Хоупа.

Лотти удивленно взглянула на нее:

– Но если он на самом деле сошел с ума, то, Беа, дорогая, разве не будет лучше, если титул унаследует более достойный джентльмен?

– Но ситуация, похоже, сложнее, чем кажется на первый взгляд, – решительно заметила Беатриса, прищуриваясь. – Лорд Хоуп выглядит совершенно здоровым, если не считать его враждебности к окружающим. Можно ли лишать законного наследника титула только из-за минутного помутнения рассудка?

Лотти покачала головой, явно не веря в здравомыслие лорда Хоупа.

Беатриса поторопилась встать на его защиту:

– Тут еще кое-что следует учесть. Вернув титул, лорд Хоуп получит право голоса в парламенте и сможет проголосовать за билль мистера Уитона.

– Я так же страстно, как и ты, хочу, чтобы этот закон был принят парламентом! – горячо воскликнула Лотти. – Но мне вовсе не хочется, чтобы из-за этого пострадала ты.

– Если бы это зависело только от меня, то, полагаю, мне бы это не доставило много волнения и беспокойства, – возразила Беатриса. – Я понимаю, что жить в стесненных обстоятельствах довольно тяжело, особенно после стольких лет жизни в Лондоне, когда уже привыкла к роскошной жизни. Но все не так плохо. Меня тревожит лишь здоровье дяди Реджи. Я боюсь, что он не переживет потери титула, дома и поместья. – От волнения она прижала руку к груди.

– Что поделаешь? В жизни никак не получается, чтобы все были в выигрыше, – резонно заметила Лотти.

– Увы, именно так, – отозвалась Беатриса. И они молча прошли несколько шагов, прежде чем Беатриса с жаром продолжила: – Какой это был ужас, Лотти! Бедный Генри истекал кровью, дядя Реджи вопил, слуги шумели, и среди всего этого кошмара решительно ходил лорд Хоуп с дуэльным пистолетом в руках, давая всем понять, что ему ничего не стоит убить человека. А потом, через два часа, когда все закончилось, он вдруг заявляет мне, что я поцеловала его. До этого момента я даже не подозревала, что нравлюсь ему.

Лотти откашлялась, прежде чем деликатно заметить:

– Все так, как и должно быть. Он скрывает, что ты нравишься ему, хотя сам хочет тебя поцеловать.

Беатриса испуганно взглянула на нее.

– Прошу меня извинить, но все обстоит именно так. – Лотти невозмутимо пожала плечами, а затем прощебетала с невинным видом: – Конечно, если джентльмен и леди целуются, значит, он нравится леди.

Беатриса растерялась, лицо ее залила краска смущения.

Прежде чем задать вопрос, Лотти слегка откашлялась.

– Ты ведь любишь лорда Хоупа?

– Как можно его любить? – возмутилась Беатриса. – Он всегда держится так грубо, так дерзко и насмешливо, что порой это действительно похоже на безумие.

– Однако ты поцеловала его, – напомнила Лотти.

– Напротив, он поцеловал меня, – машинально возразила Беатриса. – Он так пристально смотрит, разглядывает меня, словно я единственное живое существо рядом с ним. А тем временем его одолевает страсть.

Лотти удивленно приподняла брови.

– Я плохо объясняю, – заметив ее реакцию, сказала Беатриса. И, немного подумав, продолжила: – Например, человек раньше слышал из музыки только свист, издаваемый дешевым свистком. Ни о чем, не подозревая, он считает музыку пусть звонким, но обычным заурядным явлением. Но если ему посчастливится попасть на симфонический концерт, где будут исполнять Генделя? Ты понимаешь, к чему я клоню? Его будут переполнять прекрасные, потрясающие, непреодолимые чувства, которые полностью овладеют его душой.

– Кажется, понимаю, – пробормотала Лотти, сдвигая в задумчивости брови.

В этот момент в другом конце зала один из джентльменов, не рассчитав своих сил, неожиданно выронил стул. Он с грохотом упал. Стоявший рядом джентльмен громко рассмеялся, чем еще больше привлек внимание к их группе. Юная леди, сопровождаемая компаньонкой, которая с недовольным видом говорила ей что-то на ухо, направилась к выходу. Владелец магазина, наоборот, быстрым шагом шел к месту происшествия.

Беатриса покачала головой:

– Никогда не буду понимать мужчин.

– Послушай, дорогая, – сказала Лотти. – Знаешь, что сегодня утром выкинул мой муж?

– Нет, но, может, не стоит рассказывать…

– Брось, тут ничего такого нет. Слушай, – Лотти захотелось поделиться, и ее уже ничто не могло остановить, – он пришел сегодня завтракать и съел три яйца, половину зажаренного окорока, четыре тоста и выпил целый заварочный чайник чая.

Беатриса удивленно захлопала глазами:

– Весьма обильный завтрак. Лотти торопливо замахала руками:

– Это обычный для него завтрак.

– Но тогда мне непонятно, к чему ты клонишь.

– За все время, что мы сидели за столом, он не проронил ни слова, будто за столом, кроме него, никого не было. Он был увлечен чтением писем и что-то бормотал себе под нос, когда читал скандальную хронику. Заметь, он вышел из столовой, даже не сказав «до свиданья». Хотя через минуту он вернулся, но зачем, как ты полагаешь?

– Даже не догадываюсь.

– Представляешь, он молча подошел к буфетной стойке, взял еще один поджаренный хлебец и вышел, опять не сказав мне ни единого слова!

– Ну, возможно, у него голова была забита важными делами, – улыбнулась Беатриса.

У Лотти глаза округлились от возмущения.

– Скорее всего, он просто невежа и глупец.

Беатриса промолчала, не зная, как ей следует реагировать на столь резкий выпад жены в адрес мужа. Обе леди в молчании расхаживали взад и вперед по мебельному магазину, пока не задержались у позолоченного разрисованного буфетного столика в стиле путти.

– Вот, – заметила Лотти с оттенком пренебрежения, – пример крайне дурного вкуса.

– Да что тут скажешь? Столик выглядит так, будто мебельный мастер делал его без всякого желания, – заметила Беатриса, покачав головой. – Знаешь, я вчера навестила Джереми.

– Как он себя чувствует?

– Не очень хорошо. Для него крайне важно, чтобы законопроект мистера Уитона прошел в парламенте. Если закон одобрят, то от этого выиграют, наверное, несколько тысяч солдат, а ведь кое-кто из них служил под командованием Джереми. Он очень переживает по поводу закона. Если ветераны получат хорошую пенсию, ему будет приятно.

– Я уверена, что так и будет, дорогая. Несомненно, он будет очень доволен, – прощебетала Лотти.

– Для него… – голос Беатрисы задрожал от волнения, она не знала, как точнее выразить то, что чувствовала, – важно, чтобы в его жизни был некий смысл, без этого жизнь ему кажется невыносимой. Меня очень беспокоит его состояние, Лотти.

– Меня тоже волнует его положение.

– Мистер и миссис Оутс забыли о нем, оставив доживать в четырех стенах его спальни, – с возмущением заметила Беатриса. Отношение родителей к своему сыну после того, как он вернулся с войны таким изувеченным, очень беспокоило и возмущало Беатрису. – Они бросили его, инвалида, махнули на него рукой. Это ужасно.

– Я так сочувствую тебе, дорогая.

– Когда он вернулся, они смотрели на него так, будто он уже умер. Он просто перестал для них существовать. Ведь он был калекой. Все свое внимание они переключили на Альфреда, здорового молодого мужчину, брата Джереми. Они даже относятся к Альфреду как к наследнику, хотя по закону наследником является Джереми. Беатриса взглянула на подругу, и слезы блеснули в ее глазах.

– А эта ужасная Френсис Каннингем! Я прихожу в бешенство, как только задумываюсь о том, как она обошлась с несчастным Джереми. Она самым бессовестным образом бросила его.

– Жаль, но никто не осудил ее за такой бессердечный поступок, – задумчиво заметила Лотти. – Когда он вернулся безногий, мало кто верил, что он выживет.

– По крайней мере, она могла подождать, пока его выпишут из госпиталя, – угрюмо отозвалась Беатриса. – Зато теперь она вышла замуж. Ты, наверное, слышала? За баронета.

– Угу, за старого толстого баронета, – язвительно уточнила Лотти. – Во всяком случае, мне так передали. Возможно, она уже получила по заслугам.

– Хм… – Беатриса задумалась, глядя на безвкусный позолоченный столик. Одна из фигур, изображенных на краю стола, напоминала толстого человека, страдающего несварением желудка. Да, вполне вероятно, Френсис Каннингем получила то, что заслужила.

– Но ты ведь понимаешь, насколько важно, чтобы билль был одобрен именно сейчас, а не через год или два.

– Конечно. – Лотти взяла Беатрису под руку, и они пошли дальше. – Ты так добра. Ты намного лучше меня.

– Постой, но ты, так же как и я, хочешь, чтобы этот билль был принят.

– Да, но в отличие от тебя я не принимаю все так близко к сердцу. – Легкая улыбка скользнула по губам Лотти. – Я просто ратую за справедливость – солдаты, столько лет воевавшие в тяжелых условиях, должны получить достойное денежное вознаграждение. В то время как ты, Беатриса, вкладываешь в это дело свою душу и сердце. Ты переживаешь за всех покалеченных солдат так же, как за Джереми.

– Возможно, – ответила Беатриса. – Но все-таки судьба Джереми волнует меня больше других.

– Разумеется, именно поэтому я беспокоюсь не меньше, чем ты.

– И что же тебя так сильно беспокоит?

Лотти задержалась и взяла обе руки Беатрисы в свои руки.

– Не хочу расстраивать тебя – Беатриса, растерявшись от неожиданности, отвернулась чуть в сторону, но все равно расслышала конец фразы: – но, похоже, билль не будет одобрен в положенный срок.