Текст книги "Влюбиться в дьявола"
Автор книги: Элизабет Хойт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
Глава 15
Принцесса задрожала от страха, но Лонгсуорд, хоть и упал на колено, не дрогнул. Он отразил нападение дракона быстрым, как молния взмахом меча. Лонгсуорд размахивал волшебным мечом, нанося врагу удар за ударом.
Вдруг все стихло, принцесса открыла глаза и увидела на земле поверженного дракона. Когда последняя смертельная судорога пробежала по его огромному туловищу, убитый дракон, к удивлению Лонгеуорда и принцессы, преобразился в мертвую колдунью. Злая ведьма специально приняла облик дракона, чтобы уничтожить незваных гостей.
Трудно передать словами радость, охватившую принцессу. Она бросилась к спасенному отцу. Освобожденный король достойно отблагодарил Лонгеуорда, отдал ему в жены единственную дочь и сделал его своим наследником…
История Лонгсуорда
Уже наступила полночь, когда Рено тихо прокрался в спальню Беатрисы. Она лежала молча, притворяясь спящей. Ну что ж, раз он хочет заниматься любовью, то она не будет ему препятствовать. В конце концов, это ее супружеская обязанность, но идти навстречу его страсти у нее не было ни малейшего желания. К тому же они сегодня сильно разругались. Он, по-видимому, обиделся на нее за те горькие слова, которые вырвались у нее во время ссоры. Но она нисколько не жалела о сказанном. Нелегко быть женой человека, который думает только о себе.
Она лежала с открытыми глазами и старалась дышать ровно и плавно, будто охваченная глубоким сном. Она услышала шорох снимаемой одежды, затем шум от сдвинутого с места стула и недовольное бурчание Рено. Ей стало грустно и тоскливо.
Наконец он залез в постель и укрылся одеялом, натянув его немного на себя. Минуты бежали, а он лежал неподвижно. Ей показалось, что он заснул, как вдруг услышала его голос:
– Беатриса, я знаю, что ты не спишь. Притворяться было глупо, но еще глупее было бы вступать с ним в разговор.
– Я не хотел тебя огорчать, – тихо сказал Рено. – Возможно, я не очень хороший человек и не совсем подхожу тебе, но ведь ты сама сделала свой выбор.
Беатриса натянула одеяло на голову, по-прежнему не говоря ни слова.
– Я твой муж, и этим все сказано. Что сделано, то сделано. В любом положении надо искать и находить выгоду. – Он помолчал. – Пусть ты сегодня не в настроении, но почему бы тебе, не лечь рядом со мной? Черт побери, мне так нравится засыпать в твоих объятиях.
Он протянул оливковую ветвь – символ примирения в свойственной ему резковатой манере. Беатриса чувствовала себя виноватой, ведь она была зачинщицей ссоры. К тому же он совершенно прав, никто не тащил ее силком замуж, она вышла за него по своей воле. Разве не будет справедливо, если она первая протянет руку? Беатриса перевернулась на другой бок и положила руку ему на грудь.
– Вот так намного лучше, – с довольным видом заметил Рено, обнимая ее и прижимая к груди. – С тобой так тепло и уютно. Ты сама нежность.
Его дыхание становилось все реже, глубже и размереннее. Наконец он прошептал голосом засыпающего человека:
– Как приятно пахнут твои волосы!
Рено затих, Беатриса видела, что он спит, но сама никак не могла уснуть. Прижавшись к нему, она слышала ровный и мерный стук его сердца, его глубокое и ровное дыхание и вдруг очень остро и ясно ощутила, что на всем белом свете у нее никого нет ближе и дороже его. Самовлюбленный и обозленный, но, каким бы он ни был, она все равно его любит. Ее любовь настолько велика, что ее хватит на двоих.
Последняя мысль настолько увлекла Беатрису, что она принялась ее развивать, успокоилась и незаметно для себя уснула.
Когда Беатриса проснулась, солнечные лучи уже весело пробивались сквозь окно. Она тихо лежала и наблюдала за вставшим Рено. Он умывался, фыркая и отплевываясь, над тазом. На его обнаженной спине бугрились мышцы и белели страшные шрамы.
– Послушай, ты так мне и не рассказал, как тебе удалось сбежать от индейцев, – вспомнила она.
Какое это теперь имело значение? Скорее, даже никакого. Но она должна была знать конец его одиссеи.
– Ты проснулась. – В его голосе слышалось радостное удивление.
– Да. – Она натянула одеяло до подбородка. Ей было тепло, уютно, ее окутывал приятный запах постели, согретой их телами. Как бы ей хотелось вот так лежать и наслаждаться покоем долго-долго, забыв обо всех трудностях и невзгодах внешнего мира! Как бы она хотела верить, что он любит ее, и знать, что не ошиблась, выйдя за него замуж!
– Ну, расскажи, пожалуйста, – умоляющим голосом попросила она.
Рено повернулся к шкафу, и она приняла это движение за отказ. Но тут он достал из ящика опасную бритву, ремень для правки и начал ее затачивать. Несмотря на то, что у него был опытный камердинер, Рено многое любил делать сам.
– Многие из тех, кто попадает в плен к индейцам, так и не возвращаются на родину, – сказал неизвестно зачем Рено. – Они умирают в неволе не потому, что их наказывают или мучают, а потому, что они теряют надежду на побег.
– Не понимаю, к чему ты клонишь? – удивилась Беатриса.
– Для тех, кто побывал в плену, тут нет ничего непонятного. Я уже рассказывал, что коренные жители Нового Света часто принимают пленников в члены своего рода, чтобы пополнить численность своего племени.
– Но ведь ты сам признавался, что к ним все равно относятся иначе, чем к соплеменникам.
– М-м… более или менее все правильно, – пробормотал он, заканчивая править бритву. – Пленники играют роль рабочих лошадок и, как правило, становятся охотниками, добывающими еду для рода или племени.
– А что бывает в случае «более»?
– Дело в том, – продолжил он, намыливая лицо, – что пленник изо дня в день живет среди индейцев, ходит с ними на охоту, спит, ест, радуется и печалится. Одним словом, идет незаметный процесс привыкания, ассимиляции.
Он провел бритвой вдоль намыленной щеки сверху вниз, раз, другой, снимая вместе с пеной щетину.
– Но когда пленник берет себе в жены индианку, хотя такое случается нечасто, он становится настоящим членом племени. У него даже могут рождаться дети. Потрясенная Беатриса с трудом вымолвила:
– А у тебя была жена-индианка?
Он сполоснул бритву в воде и лукаво взглянул на нее:
– Увы, нет. Но вовсе не потому, что у меня не было такой возможности.
– Расскажи мне все, – взмолилась Беатриса.
Он покачал головой и принялся брить другую щеку. Он намеренно дразнил ее.
– После того как Гахо спасла меня во второй раз, она стала внимательно и даже с нежностью относиться ко мне. Возможно, ей нравилось, как я себя вел, да и охотник я был неплохой. Впрочем, не знаю, чем я ей так приглянулся. В любом случае она хотела удержать меня. Как умная женщина, она понимала, что нет ничего лучше и крепче уз Гименея. Если бы я женился, обзавелся детьми, то мне было бы намного труднее бежать из плена.
– Понятно, что она хотела, как можно крепче привязать тебя к себе.
– Вот именно. – Он опять сполоснул бритву в тазу. – Но тут возникло одно затруднение. Дело в том, что обе дочери Гахо уже были замужем, и если мужчинам разрешается заводить вторую жену, то индианки не имеют права иметь второго мужа.
– Это несправедливо, – сухо заметила Беатриса. Мимолетная улыбка скользнула по губам Рено.
– Не я заводил такие порядки.
– Гм… – пробурчала она.
Отвернувшись от зеркала на комоде, он подмигнул ей.
– Всю осень и зиму я залечивал раны. Когда же наступила весна, Гахо сделала мне на лице татуировку с птицами, символизирующими покровителей ее рода. Кроме того, она еще проколола мне ухо и повесила один из своих амулетов – серьгу в виде креста. Таким образом, она давала всем понять, что я уважаемый член ее рода, хороший охотник, и она ценит мои заслуги. Потом Гахо направила послание в соседнее племя, с которым мечтала заключить военный союз. Но для начала они решили с ними породниться и женить меня на дочери вождя.
– А девушка была красивой? – спросила Беатриса и смутилась.
– Пожалуй, да, – ответил он. – Но она была еще совсем юной, лет шестнадцати, не больше. Да и я вообще-то не намеревался жениться. Семья, дети – все это было не по мне. Я думал только об одном: как вырваться из плена и вернуться домой.
– И что ты сделал?
– Я улучил момент и поговорил с девушкой с глазу на глаз. Вообще разговаривать с невестой у индейцев запрещено, но старейшины смотрели сквозь пальцы на такую вольность. От девушки я узнал, что у нее уже есть возлюбленный, тоже пленник, как и я, но живущий в другом племени. Я сразу понял, что мне надо делать. Я отдал девушке и ее жениху все самое ценное, что у меня было, и то, что удалось скопить за два года плена. На следующую ночь они убежали.
– Какой добрый поступок! – обронила Беатриса.
– Вовсе нет. – Рено сполоснул лицо и вытер его полотенцем. – Доброта здесь ни при чем. Я думал только о побеге. Я решил, во что бы то ни стало вернуться домой, к тому образу жизни, к которому я привык с детства. Если бы меня вынудили жениться на индианке, то меня, скорее всего, засосала бы трясина семейной жизни. Со временем я смирился бы и остался в племени Гахо, без всякой надежды увидеть родную Англию. – Он кинул в сторону полотенце и с мрачным, задумчивым видом посмотрел на Беатрису: – Но тут произошли трагические события, которые сыграли мне на руку. По моей вине погибла Гахо, а весь ее род был уничтожен.
– Не может быть! – удивилась потрясенная Беатриса. Но Рено грустно закивал, и горькие складки залегли в уголках его губ.
– Целых пять лет, я разведывал обратную дорогу к побережью, собирал меха, чтобы было чем оплатить проезд домой в случае успешного побега. На шестой год моего плена к нам в лагерь начал наведываться один французский торговец и скупщик пушнины. Мало-помалу я сошелся с ним поближе и упросил его помочь мне бежать. Несмотря на грозившую ему опасность, он согласился и взял меня с собой. Целых три дня мы вместе с ним шли к его стоянке. По дороге мы узнали, что индейцы, враждующие с родом Гахо, собираются напасть на ее племя. Несмотря на безумную усталость, я решил повернуть назад. Я понимал, что обязан помочь женщине, которая некогда спасла мне жизнь. Когда я вернулся… – Рено потупил взгляд и замолчал.
– Что же ты обнаружил? – с тревогой спросила Беатриса.
– Я опоздал. Враги-индейцы их всех перебили, сожгли лагерь, оскальпировали побежденных. Я ходил по сгоревшему становищу, переворачивал трупы и вглядывался в окровавленные лица, разыскивая Гахо.
– Ты нашел ее?
– Да, нашел. Я узнал ее по одежде. Когда я перевернул ее тело, то увидел мертвые карие глаза и лицо, полностью залитое засохшей кровью. Враги сняли с нее скальп.
– Ужасно, ужасно, – шептала Беатриса.
Рено дернул подбородком, его лицо посуровело и помрачнело.
– Не стоит так переживать. В конце концов, она была уже старым человеком. По правде говоря, мы с ней были чужими людьми.
– Рено, разве так можно? Она дважды спасла тебе жизнь, относилась к тебе как к сыну. Я думаю, ты любил ее.
– Ты не совсем поняла меня. Племя индейцев, напавшее на род Гахо, было тем самым племенем, с которым она хотела заключить союз, женив меня на дочери их вождя. Если бы я был по-настоящему привязан к ней, то женился бы на той девушке. Но я уклонился, и оскорбленное индейское племя отомстило Гахо. Я не мог поступить иначе, так как рвался всем сердцем домой, в Англию. Похоронив Гахо, я несколько месяцев шел по лесам, избегая встреч с индейцами и французами, пока не добрался до земель, находившихся под властью англичан.
– Довольно, Рено.
– Нет. – Он озлобленно сверкнул глазами. – Ты хотела знать, так выслушай до конца. У меня не было ни денег, ни друзей. Мне пришлось наняться коком на судно, чтобы доплыть до Англии.
– Когда ты так неожиданно объявился, ты явно был болен, бредил.
– Неудивительно, – покачал он головой. – Пробираясь через леса, я несколько месяцев питался вяленым мясом, ягодами и грибами. Добравшись до английских колоний, я сильно исхудал и представлял собой мешок с костями. Плавание на корабле тоже не улучшило мое здоровье. Отвратительная пища, вспыхнувшая среди матросов непонятная лихорадка, которой я тоже переболел…
– Главное – ты выжил, – стараясь успокоить его, сказала Беатриса.
– Меня подгоняла только одна мысль, я был буквально, одержим ею. Я хотел скорее вернуться домой, а если мне суждено умереть, то пусть это случится дома. Когда я сошел на английский берег, то поклялся, что никогда в жизни больше не буду прислуживать, никогда мной не будет распоряжаться другой человек. Лучше умереть, чем жить в рабстве или подчиняясь чужим людям. Я столько вынес, прошел через ад, смотрел смерти в глаза. Должен же быть в этом какой-то смысл? Понимаешь меня?
Она взглянула на него, на его гордо поднятую голову. Этот человек был сделан из железа, ничто не могло сломить его волю, его стремление к свободе. Испытания только закалили его тело и душу.
– Теперь ты знаешь обо мне все, – заключил Рено.
– Да, я узнала все, что хотела. – Ей вдруг захотелось стать такой же сильной духом, как и он.
Рено отвернулся и быстро вышел из спальни. Беатриса с горечью посмотрела ему вслед. Его жизнь оказалась более страшной, чем она ожидала, но хуже всего было то, что он настолько ожесточился, что уже не мог любить.
Рено бежал вниз по лестнице, и в его голове стучала одна и та же мысль. Зачем она его расспрашивала? Что она хотела узнать? И вообще, чего она хочет? Разве он не был заботливым мужем и пылким любовником? Что еще ей надо?
И почему этот неприятный разговор случился именно сегодня? Именно сегодня, когда ему, как никогда, требуется ясная голова и трезвый, не омраченный никакими эмоциональными переживаниями рассудок, вдруг происходит такой неприятный разговор. А ведь у него назначена важная встреча с поверенными, на которой надо как следует обсудить поданное прошение в парламент.
Переодевшись, Рено вышел на крыльцо, и вдруг его кто-то окликнул по имени. Он обернулся в ту сторону, откуда послышался голос, и увидел призрак из своего прошлого.
К нему шел Алистер Манро, с лицом, испещренным шрамами. Рено вздрогнул от неожиданности.
– Страшный, должно быть, у меня вид, – хриплым голосом сказал Манро.
Рено внимательно всмотрелся: вся правая сторона лица Манро была иссечена рубцами и изуродована ожогами, правую глазницу закрывала черная повязка. В его памяти тут же возникли сцены пыток у Спиннер-Фоллз, краснокожие мучители, костры, столбы и привязанные к ним пленники.
– Ты кричал, когда тебя пытали?
– Нет, – отрицательно замотал головой Манро.
– Значит, в глазах индейцев ты выглядел храбрым воином, – пояснил Рено. – Если бы тебя не спасли, то краснокожие замучили бы тебя. После твоей смерти какой-нибудь отважный индейский воин вырезал бы из груди твое сердце и, отрезав от него кусочек, съел бы его сырым. Следом за ним по кусочку от твоего сердца откусили бы и остальные воины. Индейцы верят, что, поедая сердце храбреца, они сами становятся смелее и мужественнее.
Манро вдруг рассмеялся сипло и грубо:
– До сих пор никто не отзывался о моих шрамах так доброжелательно.
Но Рено было не до смеха.
– Это знаки воинской доблести. У меня самого вся спина покрыта шрамами.
– Ты серьезно? – Манро вопросительно взглянул на Рено. – Должно быть, ты очень стойкий негодяй, если тебе удалось прожить семь лет в плену у индейцев и выжить.
– Я ожидал услышать от тебя нечто подобное, – заметил Рено. – Ты виделся с Вейлом?
– Да, поговорили по душам. Он сказал, что у тебя есть ко мне дело. Вот я и пришел.
– Спасибо, дружище, – улыбнулся Рено. – Мне не обойтись без твоей помощи. Ты можешь оказать мне две услуги?
Лорд Хасселторп забрался в свой экипаж и, стукнув тростью о крышу, дал знак кучеру трогаться. Вынув из внутреннего кармана сюртука записную книжку, он погрузился в раздумья. За него было большинство членов парламента, хотя перевес был незначительный, но он почти не сомневался, что ему удастся провалить билль о пенсиях военнослужащим. У правительства нет лишних денег, чтобы платить всякого рода шалопаям и забулдыгам, чтобы те могли бездельничать только потому, что они когда-то служили в армии короля. Однако не стоило забывать об осторожности. Хасселторп перевернул пару листочков и начал изучать тезисы своей предстоящей парламентской речи против законопроекта Уитона.
Он настолько погрузился в выдвигаемые им доводы за и против законопроекта, что не сразу заметил, куда он едет. С какой стати болван кучер привез его в Гайд-парк?!
Хасселторп чертыхнулся и принялся сильно стучать тростью о крышу кареты.
– Стой, стой, кому говорят! Куда ты едешь? Ты что, ослеп?
Карета прижалась к обочине и остановилась. Хасселторп кипел от злости и намеревался отругать кучера, на чем свет стоит. Но тут дверца кареты распахнулась, и он увидел перед собой не кучера, а очень даже знакомое лицо.
– Что за глупые шутки? – сердито спросил Хасселторп.
Глава 16
Стал Лонгсуорд жить в королевском замке вместе со своей женой, принцессой, и ее отцом, королем. Жили они счастливо, время протекало в пирах и увеселениях. Больше Лонгсуорду не приходилось сражаться ни с драконами, ни с подземными бесами. Все время он проводил вместе с принцессой, они гуляли по королевскому парку, совершали прогулки верхом, беседовали, пировали. Ему все больше нравилась такая жизнь, он был счастлив и не желал для себя лучшей доли.
Но одна мысль о том, что его счастье недолговечно, неотступно преследовала его. Год пребывания на земле при солнечном свете близился к концу, и Лонгсуорд знал, что король гоблинов ждет его возвращения.
История Лонгсуорда
Строгая величественность, гармония и красота Вестминстер-Холла навевала заседавшим здесь государственным мужам мысль о необходимости достижения подобной гармонии в стране, которой они управляли.
Но мысли Рено были далеки от великих помыслов и государственных забот, его больше волновала его собственная судьба. Он вошел в громадные двери, через которые когда-то его ввел сюда отец. Иногда вместе с ним он присутствовал на заседаниях палаты лордов. Грустная улыбка блуждала на его губах. Обидно, когда надо доказывать права на титул, который должен перейти к тебе по закону, без всяких осложнений. Рено расправил плечи и поднял голову. Он шел на собрание парламентской комиссии, как в бой. Здесь, как и на войне, нужна была победа, и он намеревался победить любой ценой.
Он прошел через огромный холл, со стен которого на него смотрели изваяния ангелов, и свернул в темный проход. Поднявшись по лестнице и очутившись на площадке, он увидел перед собой ряд потемневших от времени дверей.
Перед одной из них стоял ливрейный слуга. Поклонившись, лакей произнес:
– Вас ждут, милорд.
Рено вошел и очутился в небольшом зале. Четыре ряда скамей полукругом окружали большой стол, за которым возвышалось кресло председателя. Зал был полон, более двадцати членов уполномоченной комиссии по привилегиям собрались в назначенный час, чтобы обсудить деликатное дело. Едва Рено занял указанное ему место, как в первом ряду поднялась высокая фигура лорда Траверса, председателя комиссии, который до этого о чем-то разговаривал с дядей Беатрисы. Кивнув Рено в знак приветствия, лорд Трэверс занял место председателя.
– Милорды, не пора ли нам начать?
Шум в зале стих, хотя по-прежнему не смолкал тихий гул голосов да с краю один из лордов-старичков продолжал щелкать орехи, не обращая внимания на заседание.
Лорд Трэверс коротко представил дело, в котором должна была разобраться комиссии по привилегиям, и пригласил Рено.
Затаив дыхание, Рено встал и машинально сунул руку внутрь за пояс, где хранился его верный друг – нож, но там было пусто. Он благоразумно оставил нож дома. Рено прошел к столу председателя и повернулся лицом к собравшимся, большинство из которых были уже довольно пожилыми людьми. Рено заколебался: смогли ли они все понять? Сумеют ли вынести справедливое решение?
Он глубоко вдохнул и начал свою речь:
– Милорды, я обращаюсь к вам с просьбой вернуть мне законный титул, который был у моих отца, деда, прадеда и прапрадеда. Я предоставил комиссии все необходимые бумаги, удостоверяющие мою личность. Думаю, по этому поводу не возникнет никаких осложнений. – Он помолчал и обвел взглядом сидевших перед ним лордов, на лицах которых он не заметил особой благосклонности. – Однако есть один больной вопрос, который нельзя обойти стороной. Мой оппонент обвиняет меня в том, что я сумасшедший.
Услышав эти слова, кое-кто из лордов нахмурился, а некоторые, склонив головы, начали что-то обсуждать между собой. Мурашки пробежали по спине Рено. Выбранная им линия защиты была очень опасной, но не безрассудной. Заранее просчитав со своими поверенными возможные риски, он преднамеренно бросился в атаку, чтобы выбить основное оружие из рук противника.
Выждав, когда стихнет шум, он с решительным видом продолжил свою речь:
– Я не сумасшедший. Я офицер армии его величества – возможно, не самый лучший и не самый достойный столь высокой чести, но воевавший и вынесший немало испытаний. Если я сумасшедший, тогда каждый офицер, сражавшийся на войне и, вернувшийся домой калекой, без глаза или без руки, такой же сумасшедший, как и я. Практически каждому из нас периодически снятся кошмарные сны, и мы просыпаемся в холодном поту. Назвав меня сумасшедшим, вы опозорите не только меня, но и каждого офицера, проливавшего кровь за свое отечество. – Последние слова Рено потонули в громких восклицаниях и возмущенном ропоте, но он повысил голос и, перекрывая шум, громко произнес: – Верните мне, милорды, то, что принадлежит мне по праву, – мой титул. Его носил мой отец, а в будущем будет носить мой сын. Графство Бланшар – мое графство, и ничье больше.
Закончив выступление, Рено спустился вниз и занял свое место. Он чувствовал на себе недовольные взгляды, вокруг слышались сердитые голоса, и он не знал, сумел ли он вернуть титул или потерял его навсегда.
Алджернон Дауни, герцог Листер, вышел из своего особняка. Перед тем как отправиться на заседание палаты лордов, он давал последние указания секретарю:
– И напоследок передай моей тетушке, если она не будет тщательно контролировать свои расходы, то пусть наймет грамотного поверенного, который будет следить за ее тратами. Если же она вновь не прислушается к моим советам, то пусть пеняет на себя. Я не намерен больше давать ей деньги, если она выбрасывает их на ветер.
– Хорошо, ваша светлость. – Секретарь почтительно поклонился. Листер повернулся, сделал несколько шагов к дожидавшейся его карете и остановился как вкопанный.
Из-за кареты вышла очаровательная, изящная, невысокого роста дама в ярко-зеленом платье.
Настроение у Листера сразу испортилось.
– Мэдлин, что вы здесь делаете?
Дама намеренно выставила вперед свой высокий бюст и недовольным голосом спросила:
– Вы еще спрашиваете, что я тут делаю? Услышав позади себя покашливание секретаря, Листер круто обернулся и бросил ему:
– Вернитесь в особняк и проследите за тем, чтобы ее светлость ничего не заметила.
Вышколенный секретарь, молча кивнув, быстро зашел в дом.
– Мэдлин, вам лучше знать, что вы делаете возле дверей моего дома. Но если вы пришли шантажировать меня…
– Шантажировать?! О, прекрасная мысль! Я об этом не подумала, но раз вы сами упомянули… Но сперва позвольте спросить: что делает здесь она?
Листер устремил взгляд в ту сторону, куда ткнула пальцем Мэдлин.
– Деметра? Боже, и вы здесь! Ничего не понимаю. Роскошная, с пышными формами блондинка была удивлена не меньше Листера.
– Я тоже. Я получила письмо, – блондинка взмахнула листком бумаги, – в котором говорится, что вы хотите немедленно видеть меня и, если я люблю вас, то должна бросить все дела и приехать к вашему особняку.
Листер попятился назад – только скандала ему не хватало. Его предки сражались в битве при Гастингсе, его состояние считалось пятым по величине в Англии. Одно плохо: он был печально знаменит своим дурным характером. А тут как назло две его любовницы столкнулись возле его дома нос к носу. При его положении и репутации лишняя шумиха вокруг его персоны ему совсем не нужна.
– Что за черт, откуда здесь столько народу? – вдруг раздался резкий голос Эвелин, отличавшейся от других любовниц Листера некоторой грубоватостью. Высокая, черноволосая, импозантная, она смотрела на Листера своим особенно волнующим и возбуждающим взглядом, от которого у него огонь пробегал по жилам. – О, Алджернон, если вы собираетесь бросить меня, то обещаю, что вы об этом горько пожалеете!
Листер поморщился, ему не нравилось, когда любовницы называли его по имени. Он открыл, было, рот, чтобы хоть что-то сказать в свое оправдание, но от растерянности потерял дар речи. То, что с ним происходило, напоминало кошмарный сон, который иногда снится человеку, если он обзаводится сразу несколькими любовницами. Увы, кошмарный сон стал ужасающей явью – все его любовницы встретились, да еще возле крыльца его дома. «Впрочем, – он вздохнул с облегчением, – еще не все».
Подумав так, Листер услышал стук колес подъехавшего к дому экипажа, открытого, роскошного, которым управляла известная на весь Лондон куртизанка. Рядом с ней сидел юный паж с золотистыми волосами, на нем был яркий живописный наряд. Все обернулись в их сторону.
У Листера похолодело сердце. Франческа осадила лошадь и закричала на английском языке с сильным французским акцентом:
– В чем дело, ваша светлость? Вы что, вздумали подшутить над своей несчастной Франческой?
Листер и все его любовницы буквально остолбенели, воцарилась напряженная тишина. Первая от столбняка очнулась Эвелин. Она гневно воскликнула:
– Откуда у нее такой шикарный экипаж?
Но ответить он не успел. Все четыре любовницы, перебивая друг друга, начали одновременно что-то ему кричать. Листер в растерянности уставился перед собой, какой-то джентльмен на другой стороне улицы приподнял цилиндр в знак приветствия. Один глаз джентльмена был закрыт черной повязкой. Заморгав от удивления, отказываясь верить своим глазам, Листер оцепенел от ужаса.
Но разозленные любовницы своими криками быстро вывели его из оцепенения. Листеру стало ясно только одно – сегодня в палате лордов обойдутся без него.
Рено окинул взглядом зал совещаний, пытаясь оценить свои шансы на успех. Лорды, разбившись на отдельные кучки, оживленно, даже горячо беседовали между собой. Время от времени кто-то из них оборачивался в его сторону, но на их серьезных лицах при этом проступало лишь любопытство. Никто не улыбался ему, никто не поддерживал его ни дружелюбным кивком, ни добрым словом.
Рено стиснул зубы и сжал кулаки, чтобы подавить волнение.
В эту минуту рядом с председателем возникла фигура его противника. Дядя Беатрисы начал выступать, но его голос был настолько тих и слаб, что с разных концов зала послышались возгласы с просьбой говорить погромче. Реджинальд Сент-Обен замялся, откашлялся, чтобы скрыть смущение, и заговорил громче, но как-то неуверенно.
Рено стало жаль его. Реджинальду было около шестидесяти лет. Приземистый, тучный, с багровым лицом, не очень хороший оратор. К своему удивлению, Рено с трудом вспомнил его в числе своих родственников, присутствовавших на торжественном обеде в честь окончания им Кембриджа.
Дядя Реджи был скромным, незаметным человеком. Кроме того, он происходил из побочной ветви Бланшаров, в то время как Рено был только прямым наследником, молодым, энергичным и смело шел к своей цели.
Реджинальд запнулся и замер. Впрочем, после выступления Рено он мало, что мог сказать. В основном его защита сводилась к простому логическому утверждению: раз он носит титул графа, значит, он и есть граф. Увидев его замешательство, председатель кивнул и предложил ему сесть. Дядя Беатрисы с явным облегчением занял свое место среди собравшихся.
Лорд Трэверс встал и потребовал внимания присутствующих.
Кровь застучала в висках Рено, слова председателя долетали до его слуха как будто издалека. Он прислушался, и радостная, счастливая улыбка озарила его лицо.
– …парламентская комиссия, разобравшись во всех обстоятельствах вышеуказанного дела, просит нашего всемилостивейшего короля, его величество Георга III, вернуть титул графа Бланшара его законному владельцу Рено Майклу Полу Сент-Обену.
Председатель продолжал перечислять другие титулы, но Рено уже не слушал, а сидел, блаженно улыбаясь, охваченный радостью долгожданной победы. Один из лордов, сидевших позади него, дружески похлопал его по плечу, другой, сидевший неподалеку, наклонился и одобрительно сказал: «Отличная речь, Бланшар».
О Господи, до чего же приятно было слышать, как тебя титулуют графом! Едва председатель закончил говорить, как Рено почтительно встал. Вокруг сразу поднялся невероятный шум. Казалось, что все хотели поздравить графа Бланшара. У Рено даже закружилась голова. Люди, которые час назад едва замечали его, теперь считали своим долгом выразить почтение законному графу.
В один миг он превратился из жалкого сумасшедшего в одного из самых богатых и могущественных лордов королевства и был приобщен к высшей государственной власти. Да, Беатриса права. Обладая таким могуществом, он может принести немало пользы стране. Теперь он властен над добром и злом и сделает все, чтобы справедливость восторжествовала.
Поверх голов окружавших его людей он увидел возле выхода из зала одинокую фигуру Реджинальда. Его время прошло, он проиграл. Их взгляды встретились, и Рено улыбнулся ему. Он хотел к нему подойти, как-то утешить, но пробиться сквозь толпу поздравляющих было невозможно.
Вердикт был вынесен, лорд Трэверс лично сошел вниз, чтобы поздравить Рено.
– Дело сделано, не правда ли? Я отдам распоряжение секретарю, чтобы тот направил официальное прошение его величеству.
– Что касается прошения… – отозвался Рено.
Но вдруг все от самых дверей засуетились, заволновались. В зал вошел высокий, краснощекий молодой человек с поразительно голубыми глазами.
– Ваше величество! – воскликнул пораженный лорд Трэверс. – Чем обязаны? Такая честь!
– Пришел подписать бумаги, – ответил король Георг и как бы про себя заметил: – Какое убогое помещение! – Повернувшись к Рено, король дружески спросил: – Так это вы Бланшар?
– Так точно, ваше величество, – с низким поклоном ответил Рено.
– Вы были в плену у краснокожих дикарей, как рассказывал мне сэр Алистер Манро. Вы немало испытали и увидели, не так ли? Нам будет приятно, если вы расскажете о своих похождениях за чашкой чая. Возьмите с собой вашу жену.
Рено подавил довольную усмешку и поклонился еще ниже:
– Благодарю вас, ваше величество.
– Итак, где прошение? – спросил король деловым тоном, как бы спускаясь с небес на землю.
– Ваше величество, вы пришли подписать прошение? – удивленно воскликнул лорд Трэверс и щелкнул пальцами, призывая к себе секретаря. – Уолтер, быстро перо и бумагу. Приготовь сегодняшнее прошение на подпись его величеству.
