Текст книги "Ящик Пандоры. Книги 1 – 2"
Автор книги: Элизабет Гейдж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)
XV
Верн Иннис скончался девятого января.
На следующий день, который у многих сотрудников «Бенедикт Продактс» с тех пор повелось называть «Черной Средой» и который запомнился им навечно, Лу Бенедикт назначил Лиз Деймерон на должность своего вице-президента по развитию производства.
Руководящие работники компании – что уж говорить о рядовых! – пребывали в состоянии глубокого нокдауна. Поначалу те, кто хорошо знал Лу с профессиональной стороны и как человека, подумали, что у него просто «поехала крыша». До этого происшествия Лу слыл в компании человеком, исключительно преданным своим друзьям и никогда не забывавшим их. То, что он теперь сотворил с одним из самых близких своих соратников и друзей Ларри Уитлоу, поменяв его местами с Лиз Деймерон (это ж надо: плюнуть на испытанного бесчисленное количество раз, опытнейшего работника ради девчонки, всего полгода проработавшей в компании!?) было просто немыслимым.
Но дни шли. Сообщение о назначении нового вице-президента потихоньку оседало в головах. Шок прошел, и тогда люди стали рассуждать трезво. А это привело к единственному в данных обстоятельствах возможному результату: даже те, чья вера в Лу до сих пор была непоколебима, вынуждены были признать, что тут не обошлось без каких-то тайных взаимоотношений между Лу и Лиз.
Спустя неделю после этих событий Ларри Уитлоу отослал в кабинет босса записку с просьбой об отставке и вышел из здания компании, громко хлопнув дверью и даже не попрощавшись с человеком, которому он в течение пятнадцати лет был верным другом и помощником в делах. Молчаливый уход Ларри из фирмы поставил точку в этом «локальном землетрясении». Старые добрые времена ушли безвозвратно. Наступила новая эра.
«Бенедикт Продактс» со скрипом вступала в нее.
Для Лу Бенедикта предшествовавшие этим событиям два месяца были пыткой, которую он запомнил навсегда.
После первой ночи, проведенной в постели с Лиз, она больше ни разу не повторяла своего ультиматума относительно должности безнадежно больного Верна Инниса. Но ее поведение говорило о том, что она не только не забыла о нем, но твердо намерена добиться его принятия.
Начать с того, что она стала мастерски избегать встреч с Лу наедине, будь то в его или ее кабинете. Каким-то образом она ухитрялась все время воткнуть между ними посторонних людей, давая тем самым понять, что не собирается предоставлять ему шанс на продолжение романтических приключений в ее постели.
Однако обстоятельства складывались так, – не обошлось тут, конечно, и без маленьких хитростей Лу, – что пару-тройку раз у них все же состоялись краткие «тет-а-тет». Впрочем, пользы от них было для него мало. Предупредительная осанка и холодный, стальной блеск в ее глазах говорили о том, что если он только сделает попытку подойти к ней ближе, чем на метр, последует такое наказание, которое он запомнит на всю жизнь.
Лу боялся рисковать.
Хуже всего было то, что в этот период взаимной отчужденности Лиз умудрялась увеличить свое влияние на Лу, и тот все безнадежнее запутывался в ее хитроумно расставленных сетях. Она изумляла его все новыми и новыми нарядами – юбками, блузками, платьями, которые были столь притягательны, что Лу просто терял голову. Даже когда она появлялась в коридорах компании в деловых костюмах, ее чувственность и сексуальность проглядывали достаточно явно, чтобы у Лу во всех членах немедленно возникала нервная дрожь. О, это была утонченная пытка!
Она стала употреблять новые духи и косметику. Все это непередаваемым образом смешивалось с ее собственным ароматом и шармом, и она с каждым днем выглядела все более маняще. Она распустила свои роскошные волосы по плечам, чего не позволяла себе раньше. Когда она шла по коридорам, то, казалось, что это королева красоты, а не деловая женщина.
А когда Лиз находилась в одном помещении с Лу, будучи, разумеется, надежно защищенной от него несколькими другими сотрудниками «Бенедикт Продактс», она посылала ему взгляды, в которых были одновременно и ласка, и предупреждение. Она как бы говорила: «Не забывай о том, что я для тебя значу, дорогой. Но есть только один путь получить то, что ты хочешь».
Она больше никогда не заходила в его кабинет с отчетом, как делала это раньше. И вообще она старалась держаться от него на почтительной дистанции. Зато она ему звонила. В кабинет и порой домой. Говорила только и исключительно о делах. Но зато каким голосом!.. Этот голос содержал в себе знакомые модуляции, намеки, музыкальные полутона, значение которых мог распознать только он один.
Во многом Лиз напоминала самку-хищницу, у которой наступает период спаривания. Каждый звук, который она издавала, каждый жест был невыносим для Лу, бил его в самое сердце. Она была сильнейшим магнитом, который отрывал его от работы, от семьи, от друзей, ломал его сопротивление независимо от расстояния. Лиз была запретным плодом, который каждый день поворачивался к бедняге новой стороной. Она знала, что Лу никогда больше не отведает этого плода, если не уступит ей.
И что было извращеннее всего в ее тактике, так это то, что она постоянно различными способами намекала ему на время, работающее отнюдь не на него, так как неминуемая кончина бедного Верна Инниса приближалась прямо на глазах. Лу все-таки должен был принимать решение. Именно смерть Верна ознаменует собой момент истины для Лу Бенедикта.
Лу презирал себя за свои мысли о Лиз, ибо с каждым днем они становились все порочнее и порочнее. Это было верно так же, как и то, что с каждым днем жизнь в несчастном его друге Верне Иннисе угасала все больше и больше.
Недалек был тот момент, когда он перестанет дышать и у него остановится натруженное за годы работы в компании «Бенедикт Продактс» сердце.
Но Лиз была так привлекательна, так соблазнительна, так лирична в своей сексуальности и так естественна в своем застенчиво-девичьем обаянии и шарме, что битва, которая происходила в душе Лу, все быстрее и быстрее продвигалась к своему логическому финалу. Сила притяжения Лиз была слишком непреодолима, а колебания и моральный настрой Лу были слишком слабыми. Позволив ему однажды забраться в ее постель, она лишила его всех защитных средств, которые могли ему помочь в этом адском противостоянии. Ее воля неуклонно брала верх над его, ее молчаливый напор давил его с жестокой беспощадной силой. Она вошла в его сны, мысли и уже не собиралась оттуда уходить. Так же крепки были ее позиции и в его сердце.
Оставалось только ждать рокового дня.
И вот Верн умер.
Компания пребывала в шоке после объявления боссом о новом высоком назначении. Она не одобряла его действия со всей силой, на которую только была способна, но вместе с тем каждый ее сотрудник отдавал себе отчет в том, что Лиз Деймерон придется теперь рассматривать именно в качестве вице-президента, а не простой сослуживицы.
Она без особых проблем и даже блестяще справлялась со своей новой ролью, несмотря на свой молодой возраст и высокие требования, которые предъявлялись к человеку, который должен был прийти на смену Верну Иннису. Даже самые близкие друзья Верна вынуждены были признать, что Лиз обладает просто каким-то даром к работе на высокоответственных постах. Офис, которому в последнее время так стало недоставать новых идей, полностью преобразился с ее назначением на должность вице-президента. Она привнесла в его работу новую живую струю созидания, которой не было при Верне, не говоря уже о бедняге Ларри.
Сам Верн Иннис стоял у истоков развития производства, он олицетворял собой период детства и юности компании, его больше занимали администраторские обязанности и хорошее чувство юмора, чем какие-то там идеи и задумки. В интеллектуальном плане он дрейфовал в рамках консервативной линии, принятой Лу Бенедиктом, и никогда не задумывался о возможности расширения или развития своего подразделения. Он полностью сконцентрировался на том, чтобы еще больше укреплять позиции фирмы на уже привычном старом рынке электронных деталей.
Лиз была полным антиподом Верна. Она в любую минуту готова была разложить перед боссом подробнейший и сложнейший план создания целого ряда наименований совершенно новой продукции. Для использования в микроприборах, промышленных машинах, для обеспечения применения новых металлов, точной электроники, которую можно было бы продавать военно-промышленному комплексу, который в последнее время всерьез озаботился созданием ракетной технологии. Уж не говоря о вовлечении «Бенедикт Продактс» в зарождающееся компьютерное производство и – это вызывало самый живой интерес у неутомимой Лиз – в становящуюся на ноги индустрию телевидения.
Планы, о которых Лиз готова была рассказывать боссу днями и неделями, потрясали Лу не только своей дерзостью, но и удивительной, расчетливой практичностью. Лиз взяла в свои руки управление многими фондами компании, жадно изучала современную экономическую ситуацию, место в ней компании, кадры «Бенедикта» и даже ее историю. Она легко отличала действительно перспективные будущие прорывы от заблуждений, которые, кстати сказать, уже случались с компанией в тот или иной период ее развития. Она все что угодно могла разложить на доллары и центы. Переспорить ее было невозможно, потому что она всегда оказывалась права. Кто не успокаивался, тот сразу же вызывал подозрения в своей предвзятости, мелочности и просто в своих умственных способностях.
Она вызывала болезненный восторг у Лу не только потому, что была такой блестящей работницей, изобретательной и умной женщиной, не только потому, что в столь юном возрасте обладала полным набором талантов удачливого бизнесмена. Она вызывала у него восторг еще и потому, что он не мог уразуметь: где она находит время для того, чтобы проводить свои исследования, анализы и составлять планы?
Это вызывало у него особенное недоумение еще и потому, что отныне он очень много времени проводил вместе с ней и частенько в ее постели.
В целях соблюдения мер предосторожности, как она выражалась, ему пришлось снять на время квартиру на одной из окраин города, где проходили их свидания. Он приезжал туда по нескольку раз на неделе. Она часто встречала его в ночной сорочке, еще влажной после душа. Ее собственный аромат мешался с ароматом мыла и шампуня, в результате чего создавался совершенно бесподобный коктейль запахов, от которого у него кружилась голова. Она смотрела на его побагровевшее лицо и мягко улыбалась. Порой она была лишь в трусиках и бюстгальтере, что невероятно возбуждало его. Иногда она показывалась в проеме дверей совершенно обнаженной. В таких случаях она походила на прекрасное видение, предназначенное для того, чтобы отвратить путника от праведного пути.
Он, судорожно вздыхая, закрывал за собой дверь и бросался к ней в объятия. Потеряв в одну секунду контроль над собой, он прижимался лицом к ее великолепной груди, жадно шаря губами по ее нежной коже и страстно вдыхая ее аромат. Его дрожащие руки скользили вверх-вниз по всему ее изумительному телу.
Ее повадки в постели с некоторых пор изменились. Правда, Лу всегда в таких ситуациях терял голову, и потому не мог понять, в чем же заключалась неуловимая перемена.
И хотя внешне она продолжала демонстрировать свою застенчивость, мягкость и тонкость, которые были так знакомы ему по их первой ночи, теперь было совершенно ясно, что она контролирует все его телодвижения и не особенно старается скрыть свою власть.
В ней было что-то хищное, когда она руководила всеми стадиями его наслаждения своими уверенными руками, потаенными стонами, ловким чередованием предупреждения и поощрения. Все это полностью дезориентировало его, лишало равновесия и уверенности в себе. Наконец, легким, прерывистым вздохом она давала ему знак, что он может войти в нее. Она принимала в себя его оргазмы так спокойно, что, казалось, даже не замечала их. Словно легкий сквознячок касался ее чувствительной кожи и все.
Часто она занималась любовью с ним столь искусно, что он кончал, не успев еще толком приготовиться к этому. Иногда она ласкала его руками, ртом чуть сильнее, чем обычно, чуть дольше, в результате чего он изливал свое семя даже прежде, чем войти в нее. Он знал, правда, не понимая, откуда у него возникло это ощущение, что ей нравится это. Она любила все устраивать так, чтобы он удовлетворялся сам, так и не удовлетворив ее. Это увеличивало ее власть над ним, превращало его страсть в смешную пародию, делало его жалким в своей слабости.
Его попытка выразить свое разочарование по этому поводу ни к чему не привела.
– Я хотел, чтобы ты испытала это, – проговорил он. Но она только улыбнулась и покачала головой.
– Мне нравится так, – ответила она. – Это доказывает то, что ты по-настоящему хочешь меня.
Спустя некоторое время он вынужден был навсегда отказаться от мысли хоть раз удовлетворить ее. Он понял, что ее возбуждает именно его слабость, его податливость и уступчивость. Она любила, когда он влажным от восторга взглядом блуждал по ее длинным ногам, восхитительным бедрам, поросшему светлыми волосами лону, которое он так обожал, красивым, полным грудям и буйной копне вьющихся волос, рассыпанных по подушкам.
Его половой орган стал ее игрушкой. Она лишила его его извечного предназначения – служить символом мужской власти, сделала его чувствительным, податливым. Это был инструмент, с помощью которого она контролировала Лу и управляла им. Стоило только умело распределить ласки…
Порой, когда он чувствовал, что его член входит в нее, он терял над ним всякий контроль. Во владение им, – безраздельное и абсолютное, – вступала Лиз. Парадоксально, но получалось так, что она выполняла роль мужчины, а он был ее женщиной, а вернее, евнухом, рабом.
Он дотрагивался до ее нежной кожи своими дрожащими пальцами, утопал в зеленом море ее смеющихся глаз, которые пристально изучали его с холодным триумфом… В такие минуты казалось, что само ее обнаженное тело празднует победу над безвольным Лу. Он увязал все крепче и безнадежнее в ее чарах, а она усиливала, стимулировала этот процесс и одновременно с интересом наблюдала за ним, за его переживаниями, за его беспомощным барахтаньем.
Какие-то жалкие недели отделяли Лу от его прежней жизни, но на самом деле это была пропасть. Ее невозможно было преодолеть. Вернуться к здравомыслию он уже не мог. Теперь он окончательно попался в лапы Лиз, которая вертела им, как хотела. Он пропал.
Подсознательно уразумев это, он содрогнулся и спросил себя: «А что она захочет завтра?»
И хотя ее работа заслуживала всяческого уважения, она перестала пользоваться симпатией в кругу сотрудников компании. Более того, люди, работавшие в подразделении развития производства, которым она заведовала, боялись ее. Не говоря уж о ее бывших коллегах из отдела материалов. Даже руководящие работники относились к ней с восторженностью и опасением, Ее взлет был таким неожиданным и стремительным, она так легко переступила через труп Верна Инниса и преданного своим шефом и другом Ларри Уитлоу… Во всей компании не было ни одного человека, который бы чувствовал себя спокойно, осознавая, что в одних стенах с ним работает Лиз Деймерон.
Постепенно у сотрудников «Бенедикт Продактс» сложилось довольно твердое представление о ней, как о молодой женщине с неудержимыми и самыми дерзкими амбициями, существе, чье женское обаяние, подкрепленное управленческими и деловыми талантами (а последних невозможно было отрицать), служит только для того, чтобы добиваться поставленных целей. А какие она ставила перед собой цели, одному только Богу было известно!..
Эта женщина была исключительно богато одарена, но не имела души.
По мере того, как шло время, в стенах компании родилось одно общее желание. Обитатели здания «Бенедикт Продактс» стали втайне надеяться, что вскоре Лиз найдет себе какой-нибудь другой бизнес и оставит компанию в покое. Зализывать раны. Она в самом деле воспринималась почти всеми коллегами и сослуживцами, как кость в горле. Рана, нанесенная ею, конечно, никогда до конца не залечится, но она, по крайней мере, зарубцуется. Впрочем, все это возможно только в одном случае: если она решит, что в другом месте сможет приложить свои таланты с большей выгодой для себя.
– Пусть проваливает отсюда и сосет кровь у кого-нибудь другого! – шептали приглушенно в столовой. – Неужели ей так трудно уйти от нас, оставить нас в покое?!
Эти шепотки угасали при ее приближении. Она же делала вид, что ничего не замечает, хотя все отлично видела и знала. Лиз улыбалась своим прежним сослуживцам все так же широко и дружелюбно. Внешне она совершенно не отличалась от прежней Лиз Деймерон, которой все симпатизировали, с которой все приятельствовали. Она была все такой же трудолюбивой, добросовестной, разговорчивой, умеющей слушать, вежливой…
Это-то больше всего и пугало.
Лиз все еще была очаровательной и обаятельной девушкой. Хотя каждый ясно чувствовал, что под маской дружелюбия скрывается беспримерное коварство, а под маской сияющей красоты – беспримерное зло.
«Ну, почему она от нас не уходит?!»
Этот вопрос неотвязно преследовал каждого сотрудника фирмы, но ни у кого не было ответа.
В редких приватных дискуссиях с Лу о судьбе компании у Лиз с некоторых пор появились новые идеи. Для того, чтобы успешно вести конкуренцию с соперничающими компаниями в условиях жесткой послевоенной экономики, терпеливо объясняла она, «Бенедикт Продактс» должна переключиться на производство других, перспективных товаров. А для этого финансовая база компании явно недостаточна.
– Компания просто не имеет права стоять на месте, – говорила она, представляя Лу финансовые графики, таблицы и прогнозы, от лицезрения которых у него неудержимо ползли на лоб брови. – Она должна двигаться вперед. Если мы решим все оставить так, как есть, то сами не заметим, как ослабеем и разоримся. Знаешь, почему? Потому что сейчас источники конкуренции уже совсем не те, что были три-четыре года назад, а мы этого не хотим видеть.
Лу приходилось изо всех сил напрягаться, чтобы следить за ходом ее рассуждений, потому что его взгляд – против воли, конечно, – был намертво уперт в ложбинку между ее грудями. Она наклонилась над ним, от чего зрелище стало еще более притягательным. Ее бедра очаровательно двигались под узкой юбкой, мягкая, эротическая улыбка блуждала по лицу. Сексуальные чары, которыми она околдовывала его, удивительным образом сочетались с теми аргументами в пользу своей точки зрения на будущее фирмы, которые она высказывала во время разговора. Всему этому Лу просто не имел сил противостоять.
Впрочем, он вернулся с небес на землю, когда она вытащила свой главный козырь: промышленное слияние.
– Мы должны заполучить доступ к более мощной финансовой базе более крупной корпорации. Это даст нам силы и возможности успешно конкурировать и одновременно расти и укрепляться, – сказала она. – Это единственный достойный выход из сложившегося труднейшего положения.
Твердо вознамерившись возразить против этого, Лу собрал в кулак всю свою волю и перестал смотреть на очаровательные формы Лиз, уставившись вместо этого в свой стол.
– Это моя компания, – глухо, но веско проговорил он. – Я построил ее на пустом месте. Ты хоть понимаешь, что это такое – пустое место, Лиз? Я начал с абсолютного нуля. Я знаю каждый болт, каждую гайку здесь… потому что я сам их ввинчивал… Потому что я за все заплатил из собственного кармана, черт возьми! Никому не удастся отнять это у меня или определять, как мне руководить собственной фирмой. Даже если я доведу ее до полного банкротства, то сделаю это своими собственными руками, без всяких указок!
Она взглянула на него с мягким упреком, но ничего не сказала. Она больше не стала спорить, как мать перестает спорить с капризным ребенком. Он чувствовал, что ее отступление было всего лишь тактическим ходом, но не хотел себе в этом признаваться. Он действительно даже представить себе не мог ситуацию, когда будет вынужден делить родное детище «Бенедикт Продактс» с какими-то незнакомыми людьми. Это было немыслимо! Ему пришлось бы, наверняка, поменять название компании. Его заставили бы исполнять приказы вышестоящего начальства, которого у него отродясь не было!
Он очень радовался тому, что все-таки настоял на своем перед Лиз, хотя в глубине души и чувствовал, что на самом деле все не так просто. Именно поэтому он заставил себя больше не думать об этом.
Кроме того, обстоятельства, похоже, складывались в последнее время весьма благоприятно для компании. Одним из главных показателей успешности того или иного предприятия является курс его акций на рынке. Так вот, курс акций «Бенедикт Продактс» на региональных биржах неуклонно полз вверх. Со скромной отметки в семь целых двадцать три сотых доллара он поднялся до уровня в восемь целых двадцать пять сотых, а затем, после смерти Верна и до уровня в одиннадцать целых шестьдесят шесть сотых доллара. Были в этом, конечно, свои странности. Например, цифры прихода-расхода мало чем отличались от прошлогодних. А заказов компании на производство ее товаров в ее почтовом ящике отнюдь не прибавилось.
Тем не менее акции «Бенедикт Продактс» на рынке неуклонно продолжали взбираться все выше и выше.
Никто в компании не был серьезно ознакомлен с новыми правилами игры, которые установились в послевоенной экономике, поэтому никому и в голову не пришла мысль воспринимать эти внешне радостные сообщения как предупредительный сигнал. Просто все решили, что в жизни компании наконец-то наступила розовая полоса, времена изменились к лучшему, вот и все. Растут акции и пусть растут. И нечего тут отыскивать причины. Дареному коню в зубы не смотрят.
Что же касается самого Лу, то все эти дни он был настолько занят мыслями и терзаниями относительно Лиз, так много фантазировал на этот счет и забывался в ее объятьях, принимая ее бесподобные ласки, что у него совсем не оставалось времени и сил, чтобы поразмышлять о замысловатом финансовом положении «Бенедикт Продактс» на рынке. И вообще его руководство компанией с каждым днем слабело, теряло твердость и решительность. Объяснялось это все тем же: слишком много сил, времени и внимания он уделял своей обворожительной Лиз.
Уже не говоря о семейной проблеме, которая в последнее время волновала его все больше и больше.
Барбара ни разу не встретила мужа с работы улыбкой с того самого дня, когда в штат компании была зачислена Лиз. А со времени ее неожиданного взлета во второе кресло фирмы Барбара стала проявлять признаки открыто враждебного отношения к мужу. Слухи – вещь серьезная… И хотя Лу видел, что у него нет никаких моральных прав протестовать против такого к себе отношения, он очень огорчался от этого и страдал.
Нельзя было сказать, что то время, которое он уделял Лиз, он одновременно отрывал у жены. В последнее время Барбара вообще стала проводить дома так мало времени, как это только было возможно. Она постоянно ходила к друзьям, за покупками, играла в теннис или бридж, посещала заведения культуры, или просто совершала походы в кино. Она готовила ему ужины и оставляла их на плите – нужно было только подогреть. А когда он появлялся дома, то вместо прежней улыбки Барбары натыкался на коротенькую записку, в которой сообщалось о ее местопребывании.
Казалось, она получает удовольствие от того, что воздвигает между ними каменную стену своим отсутствием и молчанием. И хотя это облегчало его отношения с Лиз, Лу был безутешен.
Он чувствовал, что семья разваливается прямо на его глазах, и ничего не мог с этим поделать.
Теперь Барбару трудно было застать дома, а когда такое все-таки случалось, то скупые разговоры неминуемо превращались в ссоры и скандалы. Они ругались по поводу денег, по поводу детей, их учебы, по поводу совместного проведения отпуска, который Лу все откладывал, все больше и больше раздражая тем самым Барбару. Порой стычки происходили по самым незначительным поводам. Например, из-за цвета галстука, в котором Лу решил сходить на вечеринку к друзьям, или из-за достоинств и недостатков новой мебельной обивки, или из-за ремонтной мастерской, где неаккуратно обошлись с глушителем двигателя. И Лу, и Барбара прекрасно понимали, что все это только более или менее удачные предлоги, что суть не в галстуке и не в глушителе. Однако ни тот, ни другая не хотели называть причину своих ссор прямо.
Они не ругались только тогда, когда спали. Но ночью расстояние между ними, не физическое, конечно, было еще больше, чем днем. Барбара ложилась на свою половину супружеской постели, на самый краешек и поворачивалась к мужу спиной, а Лу в это время, лежа на своей стороне, готовился к своим сладостным, но и мучительным грезам. О ком – понятно.
Лу был страшно огорчен тем, что происходило. Он всегда любил Барбару за ее ровный характер, доброту, юмор. Она была замечательной женой и матерью. Все девятнадцать лет их совместной жизни она ни словом не попрекнула Лу за его работу, из-за которой он очень мало времени проводил в семье. У нее было поистине железное терпение. Но теперь оно, кажется, насквозь проржавело…
Испытывая перед ней чувство вины, Лу с горечью вспоминал о том, что она вышла за него замуж, когда была подающей большие надежды студенткой колледжа. Она вынуждена была бросить учебу ради семьи и ради «Бенедикт Продактс», которую Лу тогда только создавал.
Все девятнадцать лет он по вечерам спешил домой, радостно предвкушая ее мягкую улыбку, которой она обычно встречала его. Теперь же эта улыбка сменилась выражением упорного равнодушия, постоянной холодностью. Барбара теперь редко поднимала на него глаза, когда он входил в дом. А если поднимала, то смотрела сквозь него, как будто он – пустое место. Она никак не показывала в первые минуты, что заметила его присутствие. Ссоры начинались чуть позже, как только Лу рискнет заговорить с женой.
Все это причиняло ему сильную душевную боль. И боль была тем мучительнее, чем больше он осознавал, что полностью заслужил такое обращение.
Дети едва ли не чувствовали всю драматичность сложившейся в семье ситуации. Пол, сын, в последнее время постоянно пропадал на своих атлетических тренировках. Да и сестрички Синди и Джойс не отставали от него, используя каждый удобный предлог для того, чтобы улизнуть из дома и провести вечер в компании друзей.
Часто, когда Барбары в очередной раз не было дома, Лу вынужден был садиться за стол только с детьми. Поначалу ужин проходил в неловкой тишине, потом все трое детей забрасывали его какими-то дурацкими вопросами о своей учебе. Пока он обдумывал ответы, они доедали ужин и исчезали из-за стола.
Но это еще было ничего! Порой он возвращался домой от Лиз и понимал, что его здесь вообще никто не ждет. Дети, видите ли, приняли приглашения посетить семьи своих приятелей, а на разделочном столике в кухне лежала записка Барбары, в которой сообщалось, что ее тоже не будет. Лу молча ел за пустым столом, с грустью думая, как так случилось, что все члены его семьи разошлись в разных направлениях.
Теперь над их домом словно нависло языческое табу. Никто не хотел задерживаться в нем долго. Лу все острее и острее чувствовал свое одиночество. Семья разваливалась. Опоры, на которых она стояла, подрубались одна за другой.
И он не был способен положить конец этому разрушению, так как понимал, что не сможет расстаться с Лиз.
Однажды он позже обычного вернулся домой и застал только одну Барбару. Она явно поджидала его.
Жена прямо сидела на одном из стульев в гостиной, и взгляд у нее был настолько суров, что Лу подошел к ней и молча сел рядом.
– Я знаю, какие у тебя отношения с Лиз Деймерон, – бесцветным голосом сообщила жена.
Он начал было протестовать, но ее холодный взгляд заставил его замолчать.
– Не ставь себя в смешное положение, Лу, пытаясь откреститься от очевидного, – устало сказала она. – Я установила за тобой слежку. Есть фотографии… Конечно, это было не обязательно делать…
Она прикрыла глаза, но тут же справилась с собой, чтобы договорить до конца то, что задумала. Лу виновато смотрел на нее. Он даже не рассердился на то, что за ним подглядывали. Он смотрел в глаза своей жены и видел там отражение мучительной боли, которую испытывал и сам. Он видел в них отражение страшной болезни, поразившей его семью.
– За последние несколько месяцев я много передумала об этом, – продолжала она. – В течение девятнадцати лет ты был мне хорошим мужем, Лу. Я любила тебя. И знаешь… Я решила, что и сейчас еще люблю тебя. Поэтому и даю тебе последний шанс. Но только один-единственный! Жизнь в семье должна наладиться. Это нужно нам и нашим детям. Пойми, что речь идет о судьбах пяти человек. Если ты все-таки решишь наплевать на себя, то я буду вынуждена сделать все, чтобы спасти оставшиеся четыре судьбы.
У Лу пересохло во рту. Он закашлялся.
– Что ты хочешь? – давясь, проговорил он.
– Я хочу, чтобы Лиз Деймерон уволилась из твоей компании и уехала из города, – сказала Барбара жестко. – Немедленно! Я хочу, чтобы ты вернулся в семью. Твое место здесь, а не в ее постели. Вот, собственно, и все.
Лу задумался на несколько минут. Мужество Барбары настолько затронуло его душевные струны, что он готов был прослезиться. Он стал тщательно взвешивать на мысленных весах «ставки на кону». Все оказалось очень просто. Надо было только трезво подумать об этом и взвесить все «за» и «против».
Неожиданно он ощутил прилив душевных сил и поднялся со стула.
– Хорошо, Барбара, – довольно твердо сказал он.
Она смерила его пристальным, настороженным взглядом, который проник ему в самое сердце. Затем она поднялась, выключила свет и ушла ложиться спать.
Лу остался стоять в темной комнате один.
Он понял, что теперь его ход.
