Текст книги "Ящик Пандоры. Книги 1 – 2"

Автор книги: Элизабет Гейдж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 33 страниц)

Он впивался в нее все сильнее и сильнее. Движения стали чуть-чуть грубее. Его язык и пальцы слились с ее шелковистой кожей.

Затем, как обычно, она почувствовала первые легкие подергивания, как легкий укус, осторожные, но настойчивые. Боль, пронизав ее, была короткой и почти не отразилась на ее состоянии. Лиз промолчала, связывая это со своими собственными чувствами, и разрешила ему иногда мягко подергиваться.

– М-м-м… Больше… Сильнее…

Едва он произнес это, как она насторожилась. Внутренне возмутившись, она начала действовать иным образом.

Дрожащие и нетерпеливо содрогающиеся их тела тесно прижимались друг к другу в темноте. Их стоны и крики заглушались звуконепроницаемыми стенами. Ему нравилось причинять боль женщине. Что ж, тогда она будет играть по собственным правилам. Но она не позволит ему узнать, насколько больно он ей делает и насколько она не переносит этой боли.

Она буквально «перехватила» инициативу и, сжимая его трепещущую плоть в своих тонких и длинных пальцах, стала методично поглаживать и покачивать ее из стороны в сторону, сжимать, сдавливать ритмично и немного болезненно, чувствуя у себя под ухом его вырывающееся сквозь зубы горячее прерывистое дыхание, приводя его в экстаз.

Войдя в азарт, она заработала быстрее, прислушиваясь к его мычанию, а его удовольствие возрастало от боли, которую она ему причиняла. Тем временем и она чувствовала грубые прикосновения его мускулистого тела.

Наконец он достиг финальной стадии. Она же дала блестящий спектакль на тему собственного оргазма, насладившись тем, что вновь доминирует над мужчиной. После всего происшедшего они лежали в объятиях друг друга, бездыханные и пресыщенные.

Спенсер Кейн был скрытным человеком, утверждала молва. Но недостаточно умным, чтобы скрыться от нее. Она улыбнулась и наконец отпустила его. Затем, потрогав его гениталии, одобрила, глядя ему в глаза, восхищаясь размерами и очарованием его мужского органа. Но напрасно она хвасталась своим преимуществом над ним.

Они занимались любовью трижды в течение ночи с перерывами на душ и разговоры. Все эти три раза он проникал в ее «запретную зону» и там извергал свое семя, нисколько не заботясь о ее безопасности.

В перерывах между этим они разговаривали и пили многолетний бурбон из бара. Она говорила ему о своих идеях расширения «Телетеха». Эта кампания была для нее только началом – маленьким, крошечным трамплином – с тщательно обдуманным планом, который в будущем воплотится в поистине глобальную операцию.

Лиз почувствовала, что теперь, когда она овладела его интимными струнами, самое время дать ему понять, как много может она сделать для него в компании.

Она рассказала ему о своих идеях по развитию рынка будущих технологий. С его связями и ее самобытностью и оригинальностью власть, лежащая перед ними, была фактически неограниченной.

Он внимательно слушал ее журчащий, как ручеек, голос, рассказывающий о внедрении в жизнь ее новых идей. Этими идеями она, казалось, возбуждала его так же сильно, как раньше своими ласками возбуждала его тело. Она могла чувствовать его как половое, так и жизненные влечения, она постоянно удивляла его своими идеями. Как и он, она захватывала в этой жизни все, до чего только могла дотянуться, играя на той же его слабости. В нем зажигался азарт при мысли о том, что можно иметь еще больше.

Его член твердел в ее руках, и в то же время ее голос стимулировал его мозг.

Вскоре ее манера вести дела стала вызывать разговоры, становясь любимой сплетней, о ее сенсационной чувственности ходили легенды. На это, правда, лишь косвенно намекали, не смешивая с производственными успехами.

Вскоре, две недели спустя, она организовала новую встречу и снова в Нью-Йорке. Публика была занята торговой конференцией, им же двоим нужно было больше времени, чтобы узнать друг друга и устроить дискуссию по комплексному плану, который она пока держала в уме. По этому плану и он захотел высказать свои собственные мысли.

Лиз явилась к нему, как и обещала, в три часа дня, а уходила за полночь и выглядела столь же юной и прекрасной, как всегда, в своем несколько консервативном наряде. Он стоял в дверях совершенно обнаженный, рисуясь наготой своего тела и отсутствием застенчивости. Она поцеловала его на прощанье.

– Всего хорошего, до свидания, – сказала она, подмигнув. – Еще увидимся!

– Увидимся, и в самом скором будущем, – кивнул он. Когда она вернулась в свой номер, она нашла там Лу, спавшего глубоким сном в ее кровати, не побеспокоившись о том, чтобы раздеться. Она не обратила на это внимания, разделась и забралась в постель, лукаво улыбаясь самой себе, вытянувшись и замерев блаженно только на несколько мгновений, полная различных мыслей, прежде чем провалиться в глубокий оздоравливающий сон.

На следующее утро четыре красные розы были оставлены в ее комнате вместе с открыткой с надписью «Ранд Индастри».

Это было похоже на Спенсера Кейна – похвастать, что у него есть возможность обладать ею четыре раза в сутки под носом ее мужа.

Лиз продела одну из роз в петлицу блейзера, собираясь на утреннюю встречу. Лу даже не заметил этого.

В следующий полдень они с мужем отправились в Калифорнию. Когда они садились в самолет, Лу заговорил о каком-то типе из дирекции, на которого она не обратила никакого внимания. Все ее мысли были о грядущем возвращении в Нью-Йорк.

Она одна знала, какой умелой и подготовленной она бывает, когда планирует какую-нибудь операцию.

V

Лаура пошла побродить по городу.

Вначале ее потянуло в сторону железнодорожного полотна, но, понимая очевидную бесцельность путешествия, и услышав шум поезда, она в конечном итоге оказалась в нижнем Нью-Йорке.

Весенняя погода ободрила ее, и она жадно вглядывалась во все вокруг: обыденную жизнь Виллидж и Лоу Ист Сайд, лавочников и продавцов зелени и фруктов с их итальянским, еврейским и украинским акцентами, болтающих домохозяек, торопливых водителей грузовиков, и даже нескольких бегунов и скучающих проституток.

Эта суматоха послевоенного Нью-Йорка завораживала Лауру. Она думала об этой огромной стране, где все так причудливо перемешалось, стране, в которой сама она родилась, но в которую ее родители приехали из далекой Чехии, оставив там своих предков, семью и друзей.

Она думала об иммигрантах, вынужденных броситься в холодную воду Америки и бороться за выживание, приспосабливая свое мастерство и личность к новой среде обитания. Многие из них так и не оправились от этого переселения, как отец Лауры. Их сердца навсегда так и остались там, откуда их вырвали с корнем. Болезненная ностальгия по родной стране отравляла их существование в новой.

Другие потеряли все связи с родственниками на родине и бросились в суетливый деловой мир Америки, а их прошлое теперь стало не более чем фактиком биографии, который проявлялся в их акцентах, оставался в блюдах, которые они готовили, одежде и тостах, которые они произносили, вспоминая об отчизне.

Сердце Лауры рвалось навстречу этим людям, которые пережили так много страданий и заплатили такую цену за право жить здесь. Более того, она видела для себя спасение в том, чтобы слиться с этой безразличной, много работающей массой.

Прошлое, решила она, было чем-то, от чего она должна избавиться, также, как избавились эти люди, отбросившие мечты молодости и ненужные иллюзии. Теперь она знала, что никогда не будет художником, как, казалось, обещали ее ранние наброски. Она никогда не станет бакалавром искусств, как надеялась раньше. Никогда ей не быть и профессором.

Нет. Как иммигрантка она отбросит эти мысли и научится выживать каким-нибудь более простым способом. Она забудет себя и окунется во внешний мир – мир чистой борьбы за существование, будет зарабатывать деньги, есть, спать и глазеть на закат солнца. Она создаст себе жизнь такую же, как и у всех, и позволит своей внутренней жизни умереть тихой смертью, как она того и заслуживает.

Прогуливаясь, Лаура лелеяла этот неожиданно пришедший ей в голову план. Теперь она будет жить на поверхности, далеко от глубин ее странной интуиции. Она будет частью общего колеса, подобно этим кондукторам и водителям грузовиков, и торговцам, и грузчикам, которые каждое утро возвращают город к жизни, как эти владельцы магазинчиков, и таксисты, и продавщицы, заставляющие целыми днями город двигаться. Она позволит себе раствориться в этой метрополии, и будет жить там легко и естественно, не оглядываясь назад.

Итак, главное было решено. Но на практике все осталось по-прежнему.

Что она могла делать? У нее не было талантов, о которых стоило говорить, за исключением бесполезной способности к зарисовкам. Запас знаний, который она приобрела во время учебы в колледже, не мог пригодиться ей сейчас, да и воспоминания об этом вызывали отвращение. Бесполезна была и она сама, мечтательная, живущая воспоминаниями.

Чем она могла заняться?

Она не боялась никакой работы. Она упорно трудилась и быстро училась. Она была аккуратной и ответственной девушкой.

Эта мысль порадовала ее. Не стоило отчаиваться, она же могла получить любую работу. Она могла бы быть продавщицей, секретарем, клерком в офисе. Она легко могла бы устроиться на работу на фабрике. Возможно, начав все сначала, она сумеет избегнуть всяких контактов с собственным внутренним миром?

Любой род деятельности казался ей заслуживающим внимания. Но вдруг что-то заставило ее мысли повернуться в неожиданном направлении.

В ее памяти всплыло лицо отца. Она увидела в нем сосредоточенность, заставлявшую его поджимать губы во время работы за швейной машинкой в своей мастерской. Этот образ напомнил ей о таланте к шитью, который он привез с собой из Чехии, о машинке «Зингер», которую купил на свои последние деньги, и о горькой жизни, которую он заполнял таким образом.

Она думала о нем – о человеке, умершем так давно, человеке, чьи страсти и разочарования, наверное, вспомнились бы ей еще не скоро, если бы в один дождливый день они сами не пришли ей на ум. Внезапно ей пришло в голову, что он передал свой талант ей, его дочери.

Шить для нее было так же естественно, как дышать. Разве не шила она себе одежду с тех пор, как помнила себя, работая с образцами, которые сама же придумала? Разве не обшивала она почти полностью дядю Карела, тетю Марту, кузена Вейна и неблагодарную Айви? Разве не знала она их размеров так же хорошо, как свои собственные?

Конечно! Не надо начинать с нуля, когда уже что-то есть. Замечательное искусство было заключено в ее пальцах, ее глазах, чувстве ткани, ее понимании одежды и особенностей тела.

Она станет портнихой.

Решение было простым и логичным. Более того, оно каким-то образом сближало ее с покойным отцом и давало ей прочное место в галерее безликих предков, которые также были портными и, возможно, передали ему свой талант, так же, как и опыт. Талант, который жил в ней так же уверенно, как и темные волосы и светлая кожа, которые она унаследовала от своего отца. Да, думала Лаура, это, пожалуй, наилучший способ забыть саму себя и прекрасный способ начать новую жизнь.

Она начала строить планы. Вначале она повесит объявления в супермаркете, в местных магазинах, на доске церковных бюллетеней. Она найдет клиентов, женщин со средними доходами, которым трудно угодить и для которых было настоящим мучением подбирать себе новую одежду по фигуре. Она уже обладала таинственным умением распознавать, какая ткань, цвет и покрой подходили тому или иному человеку. Она могла увидеть нужный фасон, контуры и даже узор, только взглянув в глаза человеку или наблюдая за ним или его манерой ходить. Благодаря этому врожденному таланту, а также таинственной гармонии своей одежды и личности, она заслужила всеобщее восхищение в Квинсе.

Да, она станет портнихой. Она наскребет денег, чтобы купить ткань, и первые работы обеспечат ей все остальное. Она заберет свою старую швейную машинку у тети Марты, которая никогда ей не пользовалась.

Неопределенность начала новой жизни, казалось, совсем не беспокоила Лауру. Как будто принять решение было самым трудным делом. Настоящий бизнес сам о себе позаботится. Теперь, когда иллюзии были позади, она могла подумать о реальности.

Она начнет прямо здесь, в этой пустой холодной комнате с ее голыми стенами, уродливой мебелью, ее устарелым календарем на 1951 год.

Лаура улыбнулась. Надо было выйти и купить новый календарь. Она достаточно долго жила в прошлом. Лаура глубоко вздохнула. Жребий был брошен.

VI

Лиз Бенедикт и Спенсер Кейн постоянно встречались летом и осенью. Она летала в Нью-Йорк через выходные. Несколько раз Кейн встречал ее на полпути в Чикаго или в Кливленде.

Лиз не надо было как-то объяснять свои поездки Лу. Он давно привык к ее независимому существованию. Не надо было ей беспокоиться и о тех, кто работал под ее руководством в «Телетех». Они все были так запуганы ее административными прихотями и ее влиянием в «Американ Энтерпрайз», что старались по возможности избегать ее.

Во время своих многочисленных свиданий со Спенсером Кейном она постепенно описала ему план, впечатляющий своей грандиозностью. Она тщательно следила за тем, чтобы не дать ему узнать слишком много сразу. Она передавала ему план по кускам и частям, неясно намекая на его основы и механизмы, подсказывая ему решения и позволяя думать, что они были неминуемой частью оригинального плана.

Она манипулировала его собственным «я» так же блестяще, как использовала его инстинкты. Это было рискованно, поскольку она знала, что он недоверчив по природе, а ей понадобится его полное доверие, если ее план сработает.

Лиз знала, что эта страна и весь мир скоро будут готовы принять цветное телевидение. Огромный и быстро растущий спрос на черно-белые телевизоры доказывал это. Но современная технология не могла пока позволить установить приемлемую цену на цветной телевизор для семьи со средним достатком. И большинство телевизионных разработок, хоть и интересных по своим абстрактным концепциям репродукции цвета, были еще далеки от того, чтобы кто-нибудь стал тратить время и деньги, превращая их в реальность.

Другими словами, время цветных телевизоров пришло, но американская промышленность была пока не в состоянии создать достаточно дешевый продукт, доступный для большинства населения.

Вот к какому заключению пришла Лиз. Посредством тщательно продуманной и совершенно секретной программы, проводящейся по ее инициативе и под ее непосредственным руководством вместе с исследовательским отделом «Телетех», были разработаны новый метод создания цветных телевизоров и проекты по сигнальным методам. Этот процесс, который инженеры Лиз окрестили «сигнальное сканирование», был таким простым и действенным, что его выполнение наполовину урезало цену передачи и приема цветного сигнала. Согласно современному состоянию экономики, можно было с уверенностью сказать, что домашний цветной телевизор будет вписываться в бюджет американской семьи через пять-шесть лет.

Лиз намеревалась подготовить его к продаже, когда рынок будет готов купить его.

Секретность могла оказаться решающим фактором для ее плана по нескольким причинам. Лиз не только хотела иметь полный контроль над проектом; но она обладала достаточным чутьем, чтобы понять, что ей не от кого было ждать помощи в телевизионном бизнесе.

Ее собственные коллеги по «Телетеху» придерживались теории, что цветное телевидение было непрактичным капризом, осуществление которого произойдет еще очень не скоро. По их мнению, телевидение само по себе, как альтернатива радио, находилось еще в зачаточном состоянии. Миллионы американских семей все еще не решались приобрести даже черно-белый телевизор. Цветной же телевизор на сегодняшнем рынке покажется роскошью. Спрос на него будет столь мизерный, что сам факт появления его на рынке может произвести обратный эффект и отодвинуть производство цветных телевизоров еще лет на тридцать. Это мнение было преобладающим. Но Лиз видела его недальнозоркость и решила спланировать для рынка то, что хоть и незаметно сегодня, но через несколько коротких лет выйдет на первое место.

Все это она объяснила Спенсору Кейну. Ее логику нельзя было отрицать, да и его личное знакомство с телевизионной технологией позволяло ему понять всю красоту и изящество ее плана. И к тому же Лиз подсластила предложение своими притворными беседами в спальне, которые заставляли Кейна думать, что половина этого плана была придумана им.

Она так же объяснила изменения в расписании телевизионного отдела «Американ Энтерпрайз» для создания нового телевизора, производство которого возглавит она и Спенсер. В дело вовлекались множество патентов и огромное число договоров по созданию рынка сбыта цветных телевизоров, которые должны были в итоге сделать Лиз и Кейна мультимиллионерами, и принести им мировую известность. Когда план Лиз осуществится, их влияние в «Американ Энтерпрайз» будет неограниченным.

И все же были вещи, которые Лиз не открыла Кейну. Наиболее важным был глобальный план, о котором она никому не рассказывала.

Лиз предвидела, что технологические и финансовые связи между ее собственной компанией и главной телевизионной сетью могут привести к более тесному сотрудничеству. Надавив в нужном месте и в нужное время, она сможет получить возможность контролировать производство программ и рекламу, также как и техническую сторону трансляции. Цель этого замысла – полное осуществление руководства творческой и технической сторонами телевещания, сохранение независимости компании.

Но этот ее главный проект был пока тайной. Он зависел от ближайшей битвы, для которой ей потребуется помощь Спенсера Кейна.

На данный момент Кейн был ключом ко всему. Лиз не случайно наметила его своим союзником. Она знала, что он обладал исключительным влиянием на некоторых руководящих сотрудников «Американ Энтерпрайз». Кейн был их человеком, он оказал им много сомнительных услуг в прошлом, услуг, за которые они теперь были обязаны ему. Он был особенно близок с одним из членов правления, у которого были грандиозные связи по банковской линии, с человеком по имени Пенн Маккормик. Он не один раз помогал Кейну по работе в «Американ Энтерпрайз» и состоял в совете нескольких электронных корпораций. Его возможности должны сыграть решающую роль в плане Лиз.

Для Лиз Спенсер Кейн был веревочкой, связывающей ее с Пенном Маккормиком, а Пенн Маккормик – ее главная дорога к будущему телевизионного бизнеса.

Единственным препятствием, стоявшим перед Лиз, были наследственный эгоизм и недобросовестность Спенсера Кейна. Лишь тот факт, что ей был нужен такой человек и приходилось доверять ему, уже подвергал весь план большому риску.

Она преодолела это препятствие двумя способами. Сначала она заставила Кейна понять, что ее умственные способности и проницательность были необходимы для осуществления их замыслов. Она очень хорошо знала техническую сторону телевизионной промышленности, в этом он не мог с ней сравниться. И ее понимание рынка также, как и отношение к руководству производством, было просто удивительным. Влияние и настойчивость Кейна значили очень много, но он не мог провернуть все без Лиз. Она была необходима.

Во-вторых, она полностью завладела им физически. За последние три месяца она позволила ему изучить свое тело со всеми его тайнами и очарованием. С каждым свиданием она приоткрывала ему все больше, используя для обольщения свои грациозные манеры, ласки, вкрадчивые улыбки и смех.

А в постели она играла им, как музыкант играет на арфе, соблюдая интервалы и выдерживая паузы, доводя его до величайшего блаженства.

Она была одинаково хорошим экспертом как по мужчинам, так и по бизнесу. Она знала, как заставить его ждать чуть дольше, чем он намеревался, страдать от наслаждения, зависеть от ее ума и сообразительности в кровати. Как он будет зависеть от нее в бизнесе.

И она так планировала свои визиты в Нью-Йорк, чтобы к моменту ее прибытия его желание достигало максимальной точки, сама же сдерживала себя, также, как она придерживала информацию о своем генеральном плане, чтобы оставлять Кейна в невыгодном положении. Так что когда они наконец встречались, он жаждал ее так же, как и ее идей.

Теперь она видела в его глазах голод, которого раньше не было, и безжалостно этим пользовалась. Когда они беседовали в номере гостиницы, она вдруг в самой середине технической дискуссии придавала своему голосу завлекательную нотку. Это очень смущало его и так возбуждало, что он кидался к ней с распростертыми объятиями. Им приходилось прерывать дискуссию на время, пока она доставит ему удовлетворение. В конце концов она привыкла видеть этот голод за любыми другими выражениями его лица, слышать стон его желания за всеми другими словами, каким бы холодным ни пытался он казаться в ее присутствии. Когда он звонил ей в «Телетех», часто в очень неурочное время, она знала, что одержимость ею делала для него просто невозможным прожить этот день, не услышав ее голоса, который теперь стал для него наркотиком.

Спенсор Кейн стал принадлежать ей. Он не мог обойтись без нее ни в корпорации, ни в постели. Она была его жизнью.

Лиз поздравила себя. Главное, она выбрала правильный путь в своей деловой карьере. На ее интуицию можно было положиться, обольщать она умела.

Она одна была хозяйкой своей судьбы.

Но, ослепленная гордостью, она не предусмотрела коварства случая. Ее безграничная уверенность в собственной гениальности росла с каждым часом, и она уже не трудилась просчитывать каждую мелочь…

Пятого ноября Спенсор Кейн встретился с Пенном Маккормиком в Рокфеллеровском центре управления «Американ Энтерпрайз» в Манхэттене.

Маккормик, приятный мужчина лет пятидесяти, который держал фотографии своих шестерых детей у себя на столе, проявлял почти отцовское отношение к подчиненным. Он мог себе это позволить. Благодаря огромному состоянию своей жены, он потребовал значительную часть акций «Американ Энтерпрайз» и был застрахован от игр, которые могли вести против него другие члены руководства. Его нельзя было уволить. У него было прочное место в правлении.

Маккормик был постоянным спонсором Кейна в течение шести лет. Многие услуги были оказаны Кейну не без взаимности. Маккормик хотел контролировать решения правления в некоторых основных областях, включая приобретение субсидий и внутреннюю организацию. Так как члены правления являлись его врагами, единственным способом, с помощью которого он мог повлиять на их голоса, было распространение его власти на целый ряд отдаленных компаний, из которых состояла «Американ Энтерпрайз».

Именно туда и внедрялся Кейн. Переходя из компании в компанию в конгломерате, Кейн мог расширить связи и влияние Маккормика, держа его в курсе интриг, которые плелись по темным углам и были незаметны главному руководству в Нью-Йорке. В свою очередь Маккормик защищал Кейна от больших акул, которые были бы не прочь походя расправиться с ним. Таким образом Спенсер Кейн был как глазами и ушами Маккормика, так и его коммивояжером.

Была еще одна причина для их близких отношений.

Сегодня Спенсер Кейн сидел на стуле для посетителей напротив стола Пенна Маккормика, не открывая свой дипломат.

– Все готово, – сказал он. Маккормик внимательно посмотрел на него.

– Ты проинформировал Дрейка и Катхарта?

Это были председатели правлений важных электронных фирм, с которыми у «Американ Энтерпрайз» были заключены контракты. Кейн кивнул:

– Они обеспечат нам поддержку. Они только ждут твоего звонка.

– А Эверетт? – спросил Маккормик о банкире, без финансовой помощи которого им было не обойтись.

– Он готов, – ответил Кейн. – Его люди тоже. Последовала пауза.

Кейн заговорил снова.

– Заседание правления продолжится? – спросил он, чтобы быть уверенным.

– Разреши мне заняться правлением, – сказал Маккормик. Он внимательно посмотрел на Кейна. – Скажи, как там поживает миссис Бенедикт?

Спенсер Кейн улыбнулся.

– Как нельзя лучше.

– Тогда давай выпьем. – Маккормик достал бутылку шотландского виски двадцатилетней выдержки и налил два бокала. – За будущее.

Спенсер Кейн поднял свой бокал.

– За будущее.

Допив, они встали и направились к двери.

– Мы начинаем завтра, – сказал Пенн Маккормик. – К пятнице все будет завершено.

Спенсер Кейн протянул руку. Маккормик тепло пожал ее и, все еще держа в своей, приблизил свое лицо к лицу Кейна.

Выражение глаз Пенна Маккормика изменилось. Он прошептал:

– Я увижу тебя сегодня вечером?

Кейн провел пальцем по щеке и подбородку своего друга.

– Ну, конечно, – сказал он, и нотка женской застенчивости закралась в его голос. – Я не хочу, чтобы ты был один, Пенн.

Маккормик кивнул. Он стоял в дверях и наблюдал, как Кейн шел через офис, его глаза скользили по стройной фигуре и красивому лицу молодого человека.