Текст книги "Парижское приключение"

Автор книги: Элизабет Эштон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

И наконец вернулся Леон.

Он приехал утром в один из тех дней, когда после весеннего ливня ярко светило солнце и город стоял, напоенный нежной весенней свежестью. Его приезд был для всех неожиданностью. Он просто вошел в офис, держа в руках папку с набросками, и мгновенно все вокруг наполнилось жизнью.

Персонал стал расторопнее, манекенщицы свернули свое вязание вместе с разговорами и бросились прихорашиваться перед зеркалом, висящим на стене. На Пьера обрушилось бесчисленное количество поручений, и он постоянно носился между цехами и студией Леона. Рени со страхом ожидала, когда он вызовет ее к себе, и это, конечно, должно было произойти сегодня. Она сама не знала, хочет она его видеть или нет, и боялась – как-то он встретит ее? Воспоминания об их последнем разговоре в Ла Боле все еще жили в ней. Но если тогда он был просителем, заинтересованным в ее услугах, то сейчас он – ее работодатель. Когда в конце концов за ней прислали, она обнаружила, что колени ее трясутся, и перед тем как войти в кабинет, ей пришлось сделать над собой невероятное усилие, чтобы не выглядеть такой взволнованной.

Он сидел за большим столом, заваленном эскизами и образцами тканей. Пиджак темного костюма висел на спинке стула, и Леон работал в нарукавниках. Рени уже успела отвыкнуть от его красоты, и сейчас, когда она встретила его взгляд, ее сердце тревожно забилось.

– Вот вы и приехали, Рени, – произнес он.

– Да, месье, – скромно сказала она и опустила глаза. Он улыбнулся; она хорошо помнила эту обезоруживающую улыбку.

– Вы нехорошо поступали, пытаясь увильнуть от своего обещания.

– Я сожалею об этом, но на то были свои причины. Возникли обстоятельства, которые не зависели от меня, – заговорила она, довольная тем, что ей удается отвечать холодно и небрежно. – Но сейчас я здесь, и, значит, упрекнуть меня не в чем.

– Вы уже посмотрели Париж? Почувствовали… как это говорится… атмосферу? Сейчас вы начнете работать, скоро у вас будет довольно много работы, а позже, наверное, даже слишком много. У меня есть платье, которое я разработал, вспоминая вас. Я назвал его Printemps, что означает «весна», поскольку вы, mademoiselle, как сама весна, – такая же свежая и юная. Я отошлю его к закройщикам, и когда они сделают toile, вы снова зайдете ко мне.

Он нажал на кнопку звонка, и в комнату поспешно вошла одна из ассистенток. Он отдал ей эскиз, к которому был прикреплен кусочек ткани нежно-зеленого цвета.

– Ступайте с Юветтой, – велел он Рени. – С сегодняшнего дня вы приступаете к работе.

Рени покинула кабинет со смутным чувством разочарования. Он вел себя совершенно бесстрастно и не допустил ничего такого, что могло бы оправдать бешеный стук ее сердца. Но чего же она ожидала? «Он с головой ушел в работу», как говорила Ава. Для него она просто инструмент. Их близость во время прогулок в Ла Боле стала делом давно минувших дней.

А затем началось то, что должно было стать ее повседневной работой: нужно было терпеливо стоять, пока портные подрезали, скалывали булавками wile, подгоняя к ее фигуре макет из сурового полотна. После того, как макет платья был одобрен, та же самая процедура повторялась с тканью и длилась до тех пор, пока выкроенные детали не доводились до совершенства, и тогда их можно было передать портнихе, а та проворными руками сметывала и сшивала их. Модель Printemps представляла собой свободное длинное одеяние из нежно-зеленого шелка, изящные рюши желтовато-коричневого цвета обрамляли шею, и Рени, увенчанная золотой диадемой, напоминала в нем цветок нарцисса. Это была первая модель для новой коллекции.

Джанин, которой приходилось демонстрировать костюмы и верхнюю одежду, завистливо сказала:

– Ты, конечно, знаешь, – осенняя коллекция будет показана в разгар июля. Тебе-то хорошо в твоих платьях для коктейля и вечерних туалетах, а мне, бедняжке, придется изнемогать от жары в твидовых костюмах, а то и в мехах!

Но июль, казалось, придет не скоро, и Рени все больше убеждалась в том, сколь скучна и утомительна ее нынешняя работа. Когда она представала перед критическим взором Леона, она слишком хорошо понимала, что он видит лишь создаваемую им модель. Он что-то говорил по-французски портным, смысл отрывистых фраз сначала был совершенно неясен ей, но со временем она начала немного понимать, о чем шла речь. Время от времени, пока женщины по его распоряжениям что-то переделывали, он скользил глазами по фигуре Рени, останавливал взгляд на ее лице и смотрел долго и вопрошающе. В эти моменты она чувствовала, что не выдерживает его взгляда, ее веки начинали дрожать, и она опускала глаза, не в силах скрыть свое смущение. Она не находила причин творившейся в ней сумятицы, а Леон, вздохнув, вновь обращался к платью.

Письмо Барри так и не было написано, и свитер остался недовязанным. По вечерам у нее хватало сил только на то, чтобы дотащиться до пансиона, и все, что ей было нужно – это положить куда-нибудь ноющие ноги. Не желая огорчать маленьких Рино, она продолжала играть с ними, но энергии на то, чтобы удовлетворить их запросы, у нее оставалось все меньше и меньше.

Так незаметно шло время, пока весна не охватила весь Париж, заполонив буйством красок его цветочные базары и прямые аллеи садов, а Елисейские поля – благоуханием распустившихся каштанов.

И Рени поняла причину своего беспокойства.

– Вот и весна, – вздохнула Джанин. – А у меня в Оттаве друг. Но одних писем недостаточно, правда? Думаю, что тебе тоже не хватает твоего парня. – Она взглянула на кольцо Рени, которое не оставляло сомнений в том, что у нее кто-то есть. Рени не стала разубеждать ее. Французские девушки постоянно болтали о своих поклонниках, и для двух иностранок помолвка была единственной уважительной причиной их молчания. Но вовсе не желание увидеть Барри мучило Рени.

Однажды в обеденный перерыв они, взяв с собой сандвичи, отправились в сад Тюильри подышать свежим воздухом. Сидя на неудобных стульях, за которые иссохшая Старуха брала плату, они смотрели, как дети пускали в пруду кораблики.

– А где живет месье Леон? – неожиданно спросила Рени. – В сущности, я абсолютно ничего не знаю о его жизни.

– Другие знают не больше твоего, – чуть помедлив, заговорила Джанин. – Разве ты не знаешь, что мужчины-французы стараются не афишировать свою личную жизнь, и частенько на то есть причины. Должно быть, у него квартира или, скорее всего, комната, а светская жизнь у таких, как он, обычно проходит в ресторанах.

– Да, но у него есть кто-нибудь? Или он женат? – продолжала расспрашивать Рени. – Я знаю, что его отец умер молодым, и это все, что мне известно.

– Он не женат, но возможно связан с какой-нибудь подходящей особой, которая принесет ему значительное приданое. Здесь именно так все и делается. – Она проницательно посмотрела на Рени и спросила.

– Голубчик, а что это ты вдруг заинтересовалась?

Рени вспыхнула.

– А-а! Можешь не объяснять. Ты вздыхаешь по нему!

– Разумеется, нет. Я… просто поинтересовалась.

Но слова Джанин подобно лучу света обнажили то, что она сама так долго не могла увидеть. Она была влюблена в Леона, ее тянуло к нему с момента их первой встречи, а ее попытки избегать его были вызваны инстинктом самосохранения. С тех пор как она приехала в Париж, ее чувство к нему с каждым днем становилось все сильнее. Именно поэтому ее охватывало смущение всякий раз, когда он смотрел на нее, и сердце начинало биться быстрее, когда она шла к нему в кабинет; вот почему беспокойство овладевало ею, когда его не было рядом, – она могла перечислять симптомы до бесконечности. Но что было действительно странным, так это то, что она так долго не могла распознать их. «Но как же это случилось со мной? – думала она. – Я ни разу не влюблялась. К Барри я не испытывала ничего подобного».

Но минуты озарения сменились чувством безысходной тоски. У ее любви нет будущего; Леон думает только о работе и не может забыть Туанет. Он источал обаяние, чтобы она работала на него, и совсем не подумал о том, что может разбить ее сердце. Вдруг, к своему великому ужасу, она почувствовала, как слезы навернулись ей на глаза, и она тщетно искала носовой платок, чтобы смахнуть их. Да, любовь – громадная сила, раз она смогла вывести ее из равновесия. Джанин обняла подругу за плечи: слова Рени не обманули ее.

– Голубушка, я с самого начала опасалась, что ты не устоишь перед ним, – мягко заговорила она, – и я не могу осуждать тебя. Он ужасно обаятельный, и все вокруг сходят по нему с ума. – Она кивнула в сторону салона. – Даже я должна признать, что у него есть все, хотя это и не мой тип мужчины.

– Да и не мой тоже, но, Джанин, неужели это так заметно?

– Нет, если не считать того, что ты краснеешь, когда он оказывается рядом. Но ведь многие люди легко краснеют, – успокоила ее Джанин. – Мы все заметили, что теперь ты его любимица, вот девушки и злятся на это.

– Это все из-за того, что я похожа на его любимую Туанет, – с горечью сказала Рени. – Для него я нечто среднее между призраком Туанет и вешалкой для платья.

– А твой парень? – нерешительно спросила Джанин. – Его ты тоже любишь? Он ждет тебя?

– Ну что ж, ты должна знать все, Джани. Мы поссорились и так и не помирились. Да я никогда и не любила его, теперь я это понимаю. – Рени смотрела невидящими глазами на какую-то полуобнаженную греческую статую. – Я избегала любви. Я думала, что не способна на такое глубокое чувство… как сейчас. И я всегда гордилась тем, что я выше этих сентиментальных глупостей.

– Ты была дурой! – резко сказала Джанин. – Любовь – это самое великое, самое сильное, самое прекрасное чувство в мире. Жить без любви значит не жить. Ты должна благодарить Леона Себастьена за то, что он вернул тебя к жизни.

– Но что же мне теперь делать? – всхлипнула Рени. – Я страшно боюсь, что он догадается. И все закончится моим унижением.

– Ты можешь поехать домой… Например, заболела мать… Отправь сама себе телеграмму о том, что тебе немедленно нужно ехать к ней.

Рени с сомнением посмотрела на нее. Мысль о том, что она не будет видеть Леона, была столь же невыносима, как и страх обнаружить свои чувства.

– Ты думаешь, я смогу?

Джанни засмеялась.

– Голубушка, надо пройти через это! Многим из нас приходится время от времени страдать от неразделенной любви, но жизнь на этом не кончается. А если говорить о Леоне, то я уверена, он считает, что ты по первому же зову прибежишь к нему. Он убежден в этом.

– Ты рисуешь его в ужасных тонах, – возразила Рени.

– Он сухой, практичный человек, голубушка. Он знает, что может использовать тебя в своих целях, вот и старается заполучить тебя. И в результате он с твоей помощью сотворит несколько шедевров. Мадам Ламартин говорит, что он сейчас превзошел самого себя, так что думаю, тебе придется пробыть здесь по крайней мере до тех пор, пока не будет показана эта коллекция.

– Неужели я так важна для него?

– Художники – странные создания, голубушка, им нужно то, что они называют вдохновением, чтобы создавать свои лучшие творения. И видимо в тебе, благодаря сходству с Туанет, он и нашел его. Последняя коллекция Себастьена была настоящей катастрофой – он был не удовлетворен моделями, и для всех нас это было адское время. В конце концов он сделал какие-то дикие модели, которые, возможно, и выражали его настроение; но даже если они произвели фурор, то все равно клиенты салона Себастьена ждут от него не этого. Их должен кто-то покупать, а не всякая женщина захочет выглядеть как папуас.

Рени молчала – она размышляла об услышанном. Она решила, что должна радоваться тому, что с ее помощью большой художник сможет выразить себя и забыть печаль утраты, которая едва не сломила его. Но это была малоутешительная мысль, так как ее единственным достоинством в глазах Леона было сходство с его погибшей любовью.

Июнь выдался на редкость жарким, и изнеможение Рени достигло предела. Вернувшись в один из субботних вечеров в пансион мадам Дюбонне, она, к своему удивлению, обнаружила там Кристину, которая с каким-то молодым человеком ждала ее в чопорной комнате отдыха.

– Каким ветром тебя занесло сюда? – изумленно спросила Рени.

– Да вот, вдруг решили прикатить к тебе на выходные, – сообщила Крис. – Мы думали, что сможем повидать тебя, но когда позвонили сюда утром, нам сказали, что ты на работе.

Рени объяснила, что выходной у нее по понедельникам.

– Но вы нашли, где вам остановиться? В это время года все места заказываются за много дней вперед.

– Нам удалось найти два отказных места в какой-то дыре рядом с Северным вокзалом. Там, конечно, шумно, но зато из окна видно ту белую штуковину на горе, которая похожа на кучку меренг, и это совсем рядом с бульваром Рошетуар, а там, как мы обнаружили вчера вечером, полно всяких магазинов и кафе.

– Белая штуковина – это Сакрэ Кёр, он стоит на Монмартре, и его довольно хорошо видно из любой точки Парижа. Жаль, что я не знала о вашем приезде, я бы что-нибудь нашла для вас.

Она была очень рада видеть сестру. За последнее время она редко вспоминала свой дом и родных.

– А ты не хочешь познакомить меня со своим другом? – спросила она.

– О, так это же Трог! Разве ты не узнала его? Хотя, конечно, сейчас он выглядит несколько иначе, – он привел себя в порядок.

Рени протянула руку юноше, который в этот раз был безупречно подстрижен и выбрит. На нем была форменная куртка и отутюженные темные брюки. Она не узнала его, но решила, что с ее стороны будет тактичнее не говорить об этом. Сейчас она видела перед собой приятного юношу со здоровой кожей и правильными чертами лица.

– Мне бы хотелось, чтобы ваша сестра не называла меня Трогом, – пожаловался он. – Меня зовут Чарлз.

– Я знаю, – насмешливо бросила Крис. – Почему твоим родителям не пришло в голову другое имя, например Грант или Грэг, или какое-нибудь другое, более человеческое? Чарли звучит так нелепо. Для принца оно, возможно, и годится, но для нормального человека звучит по-дурацки.

– А мне нравится это имя, – возразила ей Рени. – Я буду называть вас Чарлз.

Он благодарно улыбнулся ей.

Погода была теплой, и Рени предложила им прокатиться по Сене, если, конечно, удастся достать билеты. Прямо на пароходике можно будет и поесть. Все парижские достопримечательности освещены прожекторами, и они увидят их все зараз. Они приняли ее предложение с восторгом, и Чарлз отправился звонить в кассы, чтобы заказать билеты, а Кристина вместе с Рени пошла в комнату, чтобы привести себя в порядок. На Кристине были черные нейлоновые брюки и пестрая майка с голубыми, зелеными и золотистыми пятнами. Кристина оценивающе посмотрела на белый с черными узорами льняной костюм Рени, на ее лакированные черные туфли и маленькую белую шляпку с черной строчкой.

– Ты выглядишь вполне как парижанка, хотя они обычно одеваются в черное. Этот костюм, наверное, обошелся тебе в круглую сумму.

– Это бывшая модель. У Себастьена любят, чтобы девушки были хорошо одеты.

– Разумеется. Ну, как тебе Трог? Правда, ужас?

– А что случилось с Чарли? – обеспокоенно спросила Рени.

– А ты сама не видишь? Он совершенно изменился. По мне, так лучше бы он стал хиппи или пацифистом, но самое ужасное, что это все из-за меня. Он хочет жениться на мне, и вот он побрился, подстригся и поступил на службу. Ну разве не страшные вещи совершает с людьми чувство ответственности?

– Очень хорошо, что оно у него есть и это совершенно необходимо, если он делает тебе предложение. – Рени входила в роль старшей сестры. – Ты выйдешь за него замуж?

– Может в конце концов и выйду. Мне он очень нравится. Интересно, как сообразить, достаточно ли сильно тебе нравится человек, чтобы выйти за него замуж? Я что-то не замечала, чтобы ты бредила Барри, но думаю, что он тебе… А что, все осталось в силе?

– Официально ни о чем объявлено не было, – уклончиво сказала Рени.

Крис понимающе кивнула.

– Что, поскандалили из-за твоей поездки в Париж? Я рада, что ты настояла на своем. Знаешь, он бросил Салли и все свободное время носится как угорелый по морю на своей моторке. Но у тебя, конечно, кто-то есть?

– Конечно, нет, – сухо сказала Рени. Она не ожидала услышать такие новости о Барри, но они не взволновали ее. – Я много работаю, и у меня не остается времени для романов. («Да простит мне Бог это вранье!» – подумала она).

Она повернулась к Крис, и ее лицо смягчилось. Ее сестра все еще была такой юной, такой неопытной.

– Когда-то я говорила тебе, что если у тебя есть подходящий парень, то нужно выходить за него замуж, – мягко заговорила она, – но теперь я пришла к выводу, что одной привязанности недостаточно. Попробуй подождать, и может быть ты полюбишь. Ты сама поймешь, что это случилось. Этого… стоит подождать.

Крис во все глаза смотрела на сестру.

– Но ты же никогда не верила в романы.

– Я не о романах, Крис, я о любви. Это самое чудесное, что бывает в этой жизни.

Она быстро отвернулась, почувствовав, как задрожал ее голос. Крис молчала; она сразу поняла, что Рени влюблена, но не хочет признаваться в этом. Ей очень хотелось узнать, кто ее избранник и отвечает ли он ей взаимностью. Должно быть, да – решила она про себя. Рени выглядит такой изящной и красивой, что устоять перед ней невозможно, но может, ее возлюбленный пока не признался ей в своих чувствах.

Она с трудом справилась с обуревавшим, ее любопытством и, отбросив упавшие на глаза непокорные волосы вскочила.

– Так мы будем кататься на пароходе или нет? Я умираю с голоду, а Трог, наверное, потерял нас.

Речная прогулка удалась на славу. В свете ярких огней остров Ситэ с Нотр-Дам, купол Дома Инвалидов, фонтаны и набережные были похожи на сказочные дворцы. На одной из набережных луч прожектора осветил обнимающуюся парочку влюбленных.

– Это специально для вас, – заметила Рени. – Так рождается любовь в весеннем Париже.

Крис не ответила, и Рени, обернувшись, увидела, что она сидит в обнимку с Чарлзом, и выражение ее лица навело Рени на мысль о том, что даже если ее сестра еще и не познала любви, то это уже не за горами. Рени с завистью вздохнула – для этой молодой пары жизнь была простой прогулкой. И Рени, глядя на золотые отражения света в темной воде, погрузилась в свои мечты, – она представила себе, что рядом, обняв ее за плечи, стоит Леон и они вместе парят над сверкающей гладью реки. Но тут Крис что-то воскликнула, и Рени, подняв глаза, увидела Эйфелеву башню, – каждый ярус ее 984-футовой высоты был усыпан сияющими огнями.

– Она точно такая же, как на фотографии, – изумленно выговорил Чарльз.

Рени рассмеялась.

– А ты чего ожидал?

После прогулки они оставили Рени и отправились окунуться в ночную жизнь Монмартра, хотя Рени и предупредила их об ужасной дороговизне. Они не договаривались о встрече, так как завтра вечером им предстояло вернуться в Лондон, а Чарлз слишком явно хотел остаться с Кристиной наедине, да и у Рени не было никакого желания быть третьей в их прогулках Она передала привет матери и подарок для Майка – открытку с изображением Эйфелевой башни, купленную в одной из сувенирных лавок, которые работают в любое время дня и ночи. Она сказала им, что пройдет не так уж много времени, и она вернется домой, ее контракт действителен до завершения работы над новой коллекцией, и она не собирается продлевать его. Это решение она приняла после многих часов мучительного раздумья, и хотя мысль о разлуке с Леоном была невыносимой, Рени поняла, что ей не будет покоя до тех пор, пока она будет ощущать на себе его влияние. Она не стала объяснять причины своего решения любопытной Крис, и та была разочарована столь скорым возвращением сестры, решив, что та возвращается к Барри.

Дни становились все жарче, толпы туристов стекались в Париж, и в салоне Себастьена кипела работа. Каштаны сбросили спои соцветья, и на их месте появились колючие шары; в напоенном солнечным светом воздухе садов радужно переливались брызги фонтанов, а короткие ночи были расцвечены яркими огнями прожекторов. В центре площади Согласия каждый вечер в неверных лучах заходящего солнца сиял египетский обелиск, а на вершине Елисейских Полей блистал огнями другой монумент, прославляющий недавнее прошлое Франции в величественном образе Неизвестного солдата.

Любовь обострила все чувства Рени. Никогда прежде деревья не казались ей такими зелеными, а небо таким голубым. Она перемещалась по этому зачарованному миру, и ее прежняя жизнь все больше и больше отдалялась от нее. Рени понимала, как сильно она изменилась. Дома она была старшей сестрой, и Крис смотрела на нее как на безнадежно отсталого человека; на работе она была успешной фотомоделью, быстро становясь такой же искушенной и практичной, как Ава Брент; в личной жизни она была разумной и уравновешенной девушкой Барри Холмса. Новая Рени не была столь смелой и самоуверенной; все в ней смягчилось, и она стала более уязвимой. Среди всех манекенщиц Леона она была самой молодой и неопытной и во всем полагалась на Джанин, которая заботилась о ней, как о младшей сестре, а мадам Дюбонне опекала ее как собственную дочь; похоже, она считала, что Рени одна не может и через дорогу перейти. Рени словно расцвела, в ее взгляде таилась нежность – это был взгляд женщины, которая любит.

Леон уже начал формировать коллекцию; в салоне при закрытых дверях устраивались предварительные просмотры. Рени научилась двигаться как королева и, превозмогая боль в ногах, держать на лице непременную улыбку; научилась точно рассчитывать время, когда нужно сбросить меховую горжетку или шаль и показать платье; она запомнила все аксессуары к каждой модели и последовательность показа моделей. Их было очень много – в основном платья для коктейлей и вечерние туалеты, а также новые туники и брючные ансамбли. Помимо «Весны» была также «Роза Франции». Короткая юбка, сделанная из лепестков ткани всех оттенков розового цвета представляла собой попытку возродить воздушные юбки. Была еще модель «Арлекин» – обшитая блестками туника плотно облегала сзади удлиненные брюки, которые с каждым шагом Рени вспыхивали тысячей искр. Рени ненавидела модель «Призрак». Это было дымчато-серое платье из шифона, которое скорее походило на призрак платья, и Рени чувствовала себя в нем тенью Туанет. Было еще много других моделей, и каждая имела свое название. По мере приближения показа коллекции мысли о Туанет все больше овладевали ею. Рени убедила себя в том, что Леон отождествляет ее со своей любимой манекенщицей и ждет от нее такого же успеха, каким пользовалась Туанет. Его предвзятость по отношению к ней мешает ему понять, что она всего лишь бледная тень ее предшественницы, но для клиентов это будет очевидным. Она трепетала при мысли о провале, боясь не столько за себя, сколько за Леона, – она разочарует его. Предстоящее шоу будет тяжелым испытанием для них. Рени хорошо понимала, что другие девушки, за исключением Джанин, будут только рады ее провалу. Их враждебность достигла апогея, когда Леон объявил, что именно Рени будет демонстрировать свадебное платье, которое являлось коронным номером коллекции и по традиции демонстрировалось последним. Юланда, стройная брюнетка, которая выходила в нем во время последнего шоу и рассчитывала вновь появиться в нем, дошла в своей ненависти к Рени до того, что встала на шифоновый шлейф «Призрака», и Рени едва смогла выдернуть его из-под ее ног. Порванное платье было безвозвратно потеряно. Предстоящий показ был тем рубежом, на котором мысли Рени обрывались и дальше которого она в своих планах не заходила. Она знала лишь одно: если случится чудо и она выступит успешно, то она вряд ли сможет покинуть Леона. Она понимала, что ей необходимо уехать от него, но понимала также и то, что у нее не хватит сил вырваться из этого круга, в котором смешались боль и радость от ежедневных свиданий с Леоном. В конце августа салон закрывался на неделю, и ее коллеги обсуждали свои планы на отпуск. У Рени их не было, август казался ей непостижимо далеким. Джанин в порядке исключения разрешили уехать сразу после первой недели показа. Ее родители собирались совершить тур по Европе, и она хотела поехать с ними.

– Они предложили мне взять с собой подругу, – сказала она Рени. – Может, ты уговоришь месье Леона отпустить тебя в это же время и присоединишься к нам?

Рени была благодарна ей за приглашение, но не могла позволить себе больших трат, подозревая, что планы Синклеров превосходят ее доходы; а кроме того, ей не хотелось просить Леона об одолжениях. Она начала тактично объяснять это Джанин, но подруга оборвала ее на полуслове.

– Голубушка, ты же будешь нашей гостьей. С тех пор, как на нашем ранчо буквально наткнулись на залежи нефти, мама с папой безостановочно путешествуют. Не отвергай их гостеприимства. А если не говорить о деньгах, то твоя компания для меня бесценна.

Слова подруги тронули Рени.

– Очень мило с твоей стороны пригласить меня, Джани, и если бы это было возможно, то я бы поехала. Но я не знаю пока, что буду делать после показа коллекции. Если я провалюсь, мне придется ехать домой и искать себе другую работу.

Джанин посмеялась над ее сомнениями и сказала, что предложение остается в силе, но Рени, охваченная мыслями о предстоящем испытании, погруженная в свои тревоги и сомнения относительно Леона, не могла даже думать об отпуске.

Леон никак не мог определиться в отношении свадебного платья. Было решено только то, что оно будет выполнено из блестящего атласа. Он нарисовал множество эскизов, по которым были выкроены макеты платья. И сейчас, в один из душных вечеров, на Рени примеряли очередной макет. Рени устала и боялась, что ей придется задержаться на работе допоздна.

– Voilh, – сказала портниха. – Venez montrera Monsieur [22]22
  Ну вот. Идите покажитесь месье (франц.).


[Закрыть]. Леон, как обычно, был за рабочим столом. По случаю жары на нем были серые брюки и шелковая рубашка с короткими рукавами. Рени обратила внимание на загар его гладких мускулистых рук и шеи. Он редко появлялся на работе в такой неофициальной одежде. Леон посмотрел на платье.

– Non, – отрывисто сказал он, – за ne va pas. [23]23
  Нет, это не годится (франц.).


[Закрыть]– Он нетерпеливо отбросил выкройки. – Тут должно быть вот так. Обыкновенные прямые складки в классическом ключе.

Он развернул рулон атласа и набросил ткань на плечи Рени, уронив концы к ногам. В дверь постучали и вызвали портниху.

– Allez [24]24
  Идите (франц.).


[Закрыть]. – воскликнул Леон, щелкнув пальцами. Женщина вышла, оставив их одних. Он какое-то время молча смотрел на атлас, затем подошел к Рени, собрал ткань в складки и опустившись на колено у ее ног, стал расправлять их. Сердце Рени заколотилось; она вспомнила, как он стоял перед ней на коленях; это было так давно, там, в танцевальном зале «Эрмитажа», когда начиналась ее карьера. Она смотрела на его гладкие темные волосы, и глаза ее светились любовью и желанием. Неожиданно для нее он поднял голову, и их глаза встретились.

– Я у ваших ног, Рени, – произнес он серьезно. – Я преклоняюсь перед вами, как преклоняюсь перед всем прекрасным.

У Рени перехватило дыхание. Она поднесла руку к горлу, и на пальце блеснуло кольцо, подаренное Барри. Она с трудом выговорила.

– Вы ведете себя очень по-французски, месье. Но… Я думаю, что уже становится поздно.

Он поднялся и стал отряхивать колени, а Рени, опасаясь, что выдала себя, тревожно ждала, что он скажет ей. Но ОН лишь сказал.

– Eh bien, отложим до завтра.

Сердцебиение отступило, и Рени почувствовала себя разбитой и подавленной. Его слова ничего не значили, это был всего-навсего один из его экстравагантных комплиментов, и он не заметил ее волнения.

– А чем вы занимаетесь по вечерам? – небрежно спросил он. – Полагаю, вы уже осмотрели город?

– Я нечасто выбираюсь из дому. Обычно чувствую себя слишком усталой для этого. Но мы с Джанин побывали в нескольких местах. Париж очень красив.

Она поспешно произносила расхожие слова, желая преодолеть свою взволнованность. Он легонько потрепал ее по щеке.

– Вам нужен свежий воздух, ваш румянец блекнет. Давайте сходим куда-нибудь сегодня вечером. Я сегодня на машине.

– Как, сейчас? – запинаясь от волнения, спросила Рени.

– Как только вы будете готовы.

– Это было бы чудесно.

В комнату вошла портниха, рассыпаясь в извинениях – ее вызывал продавец, так как клиентке потребовалась подгонка. Простит ли ее месье?

– Bon. Jepars maintenant [25]25
  Ладно. Я уже ухожу (франц.).


[Закрыть], – Он снял с плеч Рени атлас и скатал его в рулон. – Через десять минут, у бокового выхода, – сказал он Рени по-английски.

Рени помчалась, чтобы взять жакет и шляпку. Она была в полном смятении. Когда она ворвалась в гардеробную манекенщиц, брови Джанин удивленно поползли вверх.

– Ты что, уже освободилась? Я думала, ты застрянешь там до ночи. Как ты смотришь на то, чтобы сходить вечером в Булонский лес? Говорят, там неплохо.

Рени, подкрашивая губы, извинилась.

– У меня свидание.

– Ого! Какая неожиданность! Можно ли узнать, с кем? Или это секрет?

– Совершенно верно, секрет, – улыбнулась Рени. Ей почему-то не хотелось рассказывать Джанин о приглашении Леона.

Она надела дымчато-голубой пыльник поверх платья, в котором ходила на работу – оно было очень удобно для постоянных примерок, легко снималось и надевалось, – и голубую соломенную шляпку. Как только она вошла в мир высокой моды, ей постоянно твердили, что без шляпы и перчаток костюм женщины не может считаться завершенным; но сегодня было слишком жарко, и она держала в руках свои белые лайковые перчатки, не надевая их. Она сбежала по черной лестнице, выскользнула на улицу, и воздух, горячий, как раскаленная пустыня, обжег ее лицо. Леон ждал ее в дальнем конце аллеи, сидя за рулем знакомого ей черного автомобиля. Заметив ее, он открыл дверцу, и она оказалась рядом с ним в машине. Она была удивлена его необычным нарядом: поверх рубашки он накинул серебристо-серую куртку, отделанную металлом, с поперечными темными полосами на груди. Он поймал на себе ее взгляд, и направляя машину в стремительный уличный поток, объяснил:

– Это мой новый костюм, его придумал для меня Морис. Обычно я одеваюсь достаточно традиционно. Видите ли, для ведущего кутюрье я слишком молод, а я хочу, чтобы коллеги принимали меня всерьез, но сегодня вечером мне нравится быть молодым, вот я и надел его.

– Мне нравится, – просто сказала Рени, отметив про себя, что в нем он действительно выглядит моложе и доступнее, чем в деловом костюме.

Леон резко затормозил, увидев, что прямо перед ними поперек дороги встал автобус.

– Кретин! – пробормотал он. – Морис утверждает, – продолжал он, – что разработка моделей для мужчин имеет серьезные перспективы. Уже есть магазин мужской модельной одежды «Адам», и похоже, он будет процветать. Он хочет, чтобы и я занялся этим. И что вы, девушки, будете делать, когда вместо вас я наберу красивых молодых мужчин?