Текст книги "Парижское приключение"

Автор книги: Элизабет Эштон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

ГЛАВА 8

Не прошло и месяца с тех пор, как она входила в эту комнату окнами на Сену, а ей навстречу поднималась мать Леона. Но сейчас тот вечер казался ей бесконечно далеким, ведь тогда она еще не знала, что Антуанетта жива, и в отличие от сегодняшнего дня была полна самых радужных надежд. И комната при дневном освещении совершенно не походила на ту, что Рени видела в романтическом вечернем полусвете. Сейчас она еще больше напоминала рабочий кабинет, впрочем, Леон так и воспринимал ее. Он прямиком направился к большому письменному столу, на котором царил беспорядок, опустился во вращающееся кресло, достал из кипы бумаг лист и начал что-то быстро писать. Рени стояла, глядя на его склоненную темную голову, такую родную, и сердце ее разрывалось от любви и желания. Он, не поднимая головы, велел ей присесть, и она прошла к креслам, которые стояли у высокого окна, настежь открытого навстречу небу и реке. Над каминной полкой с фотографии торжествующе улыбалась Антуанетта в свадебном венке. Рени подумала, что, вероятно, она очень скоро наденет такой же для Леона. Она порылась в сумочке и достала кольцо.

Леон встал и подошел к ней, протягивая ей конверт.

– Вот чек. Вы можете получить деньги в Лондонском банке, у Себастьенов там счет, – сказал он.

Рени машинально взяла конверт.

– Спасибо, месье, – она протянула ему кольцо. – Я должна вернуть вам это. Мне следовало сделать это раньше.

– Что это? – он непонимающе смотрел на него. – Ах да, помню. Может, вы оставите его у себя, Рени? Мне бы хотелось, чтобы оно было у вас. Да я и должен вам кольцо.

– Я не могу. Это слишком дорогой подарок, – она положила его на стол. Она никогда не смогла бы объяснить Барри происхождение этого кольца. Камешки блеснули на солнце.

– Наверное, вам понадобится рекомендательное письмо, – предложил он.

– Спасибо, месье, не нужно. Я говорила вам, что собираюсь оставить эту работу.

– Жаль.

И это все, что он мог сказать ей? Ее сердце разрывалось, она едва держалась на ногах.

– Если это все, то я могу идти, месье?

– Сначала вы должны выпить со мной. Он нажал на кнопку звонка.

– Колетт, наверное, уже беспокоится.

Не было никакого смысла затягивать это мучительное прощание, но ей не хотелось уходить, – вряд ли она когда-нибудь снова увидит его.

– Она проспит еще несколько часов.

В комнату вошла жена консьержа. Это была толстая старуха; тяжело дыша, она недовольно ворчала, что ей приходится подниматься так высоко. Леон что-то сказал ей, и когда в руке старухи оказалось несколько купюр, на ее морщинистом лице появилась улыбка.

– Oui, monsieur [51]51
  Да, месье (франц.).


[Закрыть], я мигом.

– Только заплати – и тебя обслужат, – мрачно бросил Леон вслед старухе.

Он стоял, прислонившись к оконному проему, и смотрел на маслянистый блеск воды. Рени украдкой поглядывала на него, стараясь в эти последние мгновения запечатлеть в своей памяти каждую черточку столь дорогого ей лица. В старой, обшитой деревянными панелями квартире было очень тихо, и они оба вздрогнули, когда прозвучал гудок парохода. Леон повернулся к ней и посмотрел на нее знакомым вопросительным взглядом, и она, не выдержав этого взгляда, опустила глаза.

– У вас красивые глаза, – сказал он. – Такие выразительные. Но по ним никогда нельзя понять, что вы думаете на самом деле. Они не раз вводили меня в заблуждение.

– Может, это и не так плохо, – ответила она, почувствовав странное облегчение. Ей слишком часто приходилось опасаться, что она выдает себя.

Он вздохнул, снова отвернулся к окну и стоял так, пока в комнату не вошла старуха. Она принесла им выпить – какой-то напиток янтарного цвета в высоких бокалах со льдом.

Он, продолжая стоять, поднял бокал и сказал:

– Bon voyage, Рени, et bonne chance! [52]52
  Счастливого пути и удачи! (франц.).


[Закрыть]

– Спасибо, месье.

Вновь повисло молчание; Рени, чтобы нарушить его, спросила как можно более небрежно:

– А вы, месье, куда-нибудь поедете? Он пожал плечами.

– Да, несколько дней в Шатевю, а потом снова возьмусь за работу. Все, что у меня остается, это работа.

Он до сих пор не знает, что скоро вернется Антуанетта. Рени вдруг показалось странным, что он совсем не интересовался ею. Он должен был знать, что она уже поправилась, и совсем непохоже на него, чтобы он так легко отступился от нее. Ведь девушка была просто не в себе, когда сказала ему, что никогда не простит его. Он должен понимать это.

Отогнав от себя эти мысли – все это ее совсем не касается, – она допила вино и поставила бокал.

– Мне действительно пора возвращаться в пансион.

– Eh bien, я отвезу вас, – сказал он, но продолжал стоять на месте. – Очень трудно отпустить вас, Рени.

– Месье, мне тоже нелегко уезжать, – прошептала она, и глаза ее наполнились слезами. Сквозь застилавшую пелену она смотрела на Леона. Он сжал руки.

– Mon Dieu! Девочка, – хрипло проговорил он. – Не надо! Я же не изо льда сделан!

Она подняла на него глаза и в глубине его темных глаз увидела невыразимую муку, – проблеск правды пробился сквозь паутину сомнений, недомолвок, сплетен, предположений, так долго опутывавших ее, – и она, движимая порывом, протянула руки и шагнула к нему.

– Леон… – произнесла она, и ее голос дрогнул.

Он тоже подался к ней, и на этот раз она не убежала от него. Она оказалась в его объятиях и прильнула к нему, почувствовала его губы, и они слились в долгом страстном поцелуе.

– Мне никогда не понять англичан, – говорил ей Леон спустя некоторое время. Они сидели вдвоем в одном кресле, и Леон держал ее так крепко, словно боялся, что она сейчас опять соберется уйти.

– Но ты же сам наполовину англичанин, – напомнила она ему. Она спрашивала себя, наяву ли все это, боясь проснуться и обнаружить, что лежит в своей постели в пансионе и что все это лишь дивный сон.

– Только не я. Я говорил тебе, моя мать стала француженкой, когда вышла за отца. И ты, моя дорогая Рени, станешь француженкой. Я уверяю тебя, ты никогда не попытаешься снова спрятать от меня свое сердце. Все те недели, что мы провели с тобой, ты была такой отчужденной, что даже в Фонтенбло я не осмелился поцеловать тебя. Я боялся, что ты или влепишь мне пощечину, или спрыгнешь со скалы в лес.

– Ты сказал, что никогда не станешь надоедать мне. Месье Себастьен, вы не сдержали своего слова.

– Я не мог устоять, когда меня так провоцировали. Ах, Рени, те слова были рождены горечью. Я терпеливо ждал, но порой мне казалось, что я никогда не смогу растопить твое холодное сердечко.

– Оно уже давно принадлежит тебе, – тихо сказала она. – Но ты же сделал мне предложение.

– Мне нужно было что-то делать, чтобы удержать тебя во Франции. Я не терял надежды. Понимаешь, это была самая настоящая coup defoudre [53]53
  Любовь с первого взгляда (франц.).


[Закрыть]. Она поразила меня еще там, в зале «Эрмитажа». Ты помнишь?

– Как будто я смогу это когда-нибудь забыть!

– Правда? Ты удивляешь меня, chere. Ты даже не можешь себе представить, как я ненавидел себя в тот момент, когда запугивал беднягу Пьера, но мне нужно было вытащить тебя в Париж. Мысль о том, что я никогда не увижу тебя, была невыносима.

– Все равно, я, наверное, не приехала бы, если бы Барри не бросил меня.

– О, наш превосходный месье Барри! Он просто глупец; не думаю, чтобы он тебя когда-нибудь любил.

– Он не умеет любить так, как ты.

Это замечание прервало воспоминания Леона, так как ему пришлось продемонстрировать, как он любит ее. Она, раскрасневшись, со смехом оттолкнула его.

– Если бы ты проявлял большую настойчивость, я догадалась бы быстрее, – сказала она. – Я ожидала такой нерешительности в любовных делах от кого угодно, но только не от тебя, Леон.

– Любовь делает человека неуверенным, – серьезно ответил он. – Кроме того, я вырос в Англии и знаю, что англичанки восхищаются мужчинами этакого спортивного типа, разве не так? Я боялся, что ты считаешь меня, раз я занимаюсь дизайном одежды, чем-то вроде неженки, неполноценным мужчиной.

– О Леон! – Она коснулась пальцами его губ. – Какая чепуха! Уж не для того ли был и тот заплыв через бухту, чтобы продемонстрировать мужественность?

Он смущенно засмеялся.

– Да, совершенно непростительная бравада! Но почему же ты, chere, была так неприступна? Неужели ты совсем не догадывалась, что я ждал хоть какого-то намека с твоей стороны?

Она отстранилась от Леона. Ей не хотелось испортить эти чудные минуты разговором об Антуанетте, но поскольку эта женщина была ключом к разгадке всех тайн, то разговор о ней был неизбежен.

– Понимаешь, Леон, – неуверенно заговорила она, – я с самого начала была убеждена, что ты любишь Антуанетту Морель.

Ее опасения подтвердились – при упоминании этого имени лицо Леона помрачнело, а рука, прежде обнимавшая ее, стала безжизненной. Она высвободилась из его объятий и отошла, встав по другую сторону стола. Казалось, кто-то холодной рукой стиснул ее сердце.

– Я уверена, что ты и сейчас любишь ее, – с тоской продолжала Рени. – Она собирается вернуться. Я… я видела ее. Она хочет опять работать у тебя. Выглядит она великолепно. Она сказала, что я никогда не смогу состязаться с ней…

Леон вскочил, издав какое-то проклятие.

– Cette enfante du citable! [54]54
  Чертова девка! (франц.).


[Закрыть]– он недоуменно смотрел на Рени. – Но где и когда ты видела Туанет, cheri. Я думал, что она нигде не показывается.

Рени, запинаясь, рассказала ему о разговоре с мадам Арно и о своем визите на Рю де Жарден. Во время рассказа она ни разу не взглянула на него, а он молча слушал ее. Закончив, она украдкой посмотрела на Леона и увидела его бледное, нахмуренное лицо.

– Тут творилось такое, а я ничего не знал! – воскликнул он. – Pauvre petite [55]55
  Бедное дитя (франц.).


[Закрыть], как же ты страдала из-за этой… (и он употребил то же самое слово, которым Джанин назвала Туанет). – Он подошел к столу и, облокотясь об него, весь подался вперед, настойчиво пытаясь заглянуть ей в глаза. – Рени, ma mignonne, mon ange [56]56
  Крошка моя, ангел мой (франц.).


[Закрыть], ты должна мне поверить. Я никогда не любил эту женщину. Ее невозможно полюбить – это тщеславная эгоистка, глупая и мстительная.

– Но очень красивая. – В памяти Рени возникло ослепительно красивое лицо, которое она видела совсем недавно.

– О да, она очень хороша собой, этого у нее не отнять. Я любовался ею так же, как любовался бы красивой картинкой. В некотором смысле она была моим творением. Она была настоящая gamine, дитя улицы, когда я впервые встретил ее. Мне доставляло удовольствие учить ее держаться, манерам, так как у нее было врожденное чувство одежды. Не стану отрицать всего этого. Но она никогда – никогда! – не привлекала меня как женщина. Но все же я чувствовал ответственность за нее, а после того происшествия, которое случилось из-за моей непростительной беспечности, я сделал все, что было в моих силах, чтобы загладить свою вину. – Он печально улыбнулся. – И, как ты убедилась, она обошлась мне недешево; ведь ее врач рассказал мне, что ожоги были пустяковыми. Она не желала меня видеть, она передавала мне всякие гадости через свою мать. В конце концов мне надоело утешать ее, и когда мадам Морель передала мне, что Туанет больше никогда не захочет видеть меня, я сказал, что разделяю ее чувства.

– Похоже, сейчас она думает иначе. – Рени полностью забыла о том, что когда-то считала, будто Леон неравнодушен к ее сопернице.

– Слишком поздно. Я не хочу больше терпеть ее подлости и вымогательства. Я никогда не возьму ее на работу. – Заметив, что Рени жалеет Туанет, он добавил: – Не надо жалеть ее. Есть масса салонов, где ее примут с радостью.

Леон серьезно смотрел на нее; Рени все еще не до конца верила ему и перевела взгляд на фотографию, висевшую над каминной полкой.

– Но у тебя стоит ее фотография.

Он вслед за ней перевел взгляд на Антуанетту в свадебном наряде.

– Mon Dieu, я совсем забыл, что это она! Рени, любовь моя, я храню эту фотографию только из-за платья. Оно было лучшим из всего того, что я сделал. Ему присуждена первая премия на параде моды в Венеции. Но у нас есть чем заменить ее.

Он взял фотографию и повернул ее к стене, затем ушел куда-то, – как предположила Рени, в спальню – и вернулся с другой, в рамке.

– А эта мне дорога не из-за платья, а из-за человека, – сказал он, устанавливая цветное фото на то место, откуда раньше смотрело лицо Антуанетты. У Рени вырвался изумленный вздох – это была она в том самом парчовом вечернем платье, в котором блистала в зале «Эрмитажа».

– Наш друг Билл Симмонс сделал тогда несколько снимков, – пояснил Леон. – Я попросил его увеличить этот для меня. Много ночей я разговаривал с этим портретом. Я говорил ему все то, что не решался сказать тебе.

– И лишь понапрасну тратил время, – лукаво сказала Рени.

– Это печально, – согласился он. – Но зато сейчас мне не нужно подыскивать слова, чтобы выразить свои чувства.

Он двинулся к ней, но она отступила.

– Я буду и дальше работать у тебя? – спросила она.

– Вот уж нет!

– Но как ты обойдешься без меня и Антуанетты? Ведь тебе нужна модель?

Он неопределенно махнул рукой.

– Какое это имеет значение, с кем у меня будет нечто, гораздо более важное, – жена, которую я обожаю.

Он обнял ее, и в тишине этой комнаты, под тихий плеск Сены за окном, Рени познала упоительный восторг вернувшейся любви.