Текст книги "Парижское приключение"

Автор книги: Элизабет Эштон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

– Если бы я знал, что мы ввяжемся в эту затею, то прихватил бы с собой шмотки получше. И можно было бы сходить в казино. А в этом прикиде меня туда и близко не подпустят. Придется искать кафе попроще. Всегда можно залить скуку рюмкой коньяка.

Рени, не видя ничего приятного в пьяном веселье, не стала просить Билла взять ее с собой и грустно отправилась в свой номер.

В дверь постучали. На пороге стоял Леон. Неожиданное появление этого утонченно-элегантного мужчины застало ее врасплох – сердце сжалось и бешено заколотилось.

– Я подумал, может быть, вы захотите сходить в казино? – спросил он.

Она ошеломленно смотрела на него.

– …с вами?

– А почему бы и нет?

Для решительного «нет» существовала сотня причин. Прежде всего ей никоим образом не хотелось увлечься им, и она уже решила держаться с ним холодно и надменно, еще у нее есть Барри и в конце концов у нее нет вечернего платья. Она сказала ему только о последнем препятствии. Он щелкнул пальцами.

– Платья? Да все вокруг увешано платьями, а если вы совершаете выход с Леоном Себастьеном, то вы наденете одну из его моделей.

Ей вдруг стала ясна цель его приглашения, она побледнела и вся похолодела.

– То есть… Вы хотите, чтобы я была с вами в казино как ходячая реклама?

– Совершенно верно, мадемуазель Торнтон. Реклама мне и в то же время небольшое развлечение для вас. – Он смотрел мимо Рени на ее номер. – Здесь не так весело в одиночестве, не правда ли?

Словно в подтверждение его слов, внизу заиграл какой-то оркестр. Позади нее была пустота, снаружи – манящие яркие огни. Разве не заслужила она маленького развлечения после утомительного дня? Но она все еще колебалась.

– Я должна сказать миссис Брент.

– О, она несет за вас ответственность? Но эта особа уже ушла.

Рени почувствовала, как ее кольнула обида. Ава ушла, ничего ей не сказав и оставив ее коротать этот вечер в одиночестве. Это подтолкнуло Рени.

– Я с удовольствием пойду, – просто сказала она. Будто по чьему-то приказу в коридоре тут же появилась непременная мадам Ламартин с двумя чехлами, в одном было платье, а в другом – манто. У Рени возникло подозрение, что Леон, задумав этот выход, не сомневался в ее согласии, но ей не хотелось ссориться с ним из-за этого.

Платье было не из тех, которые ей пришлось сегодня демонстрировать. Длинное, из белого шелка, оно отличалось изысканной простотой. Чувствуя трепет, она накинула сверху норковое манто. Она хорошо представляла себе его цену.

Казино находилось в нескольких шагах от отеля, но их ждала машина Леона. Когда он открыл перед нею дверцу, Рени почувствовала себя принцессой. Пусть она не верила ему, но она была всего-навсего женщиной, и завистливые взгляды других женщин, обращенные на нее и на ее спутника, доставляли ей удовольствие.

Казино было развернуто к морю и стояло в самом центре на берегу бухты. В этом же здании располагался дорогой кинотеатр. Множество лепных украшений и зеркал окружало посетителей. Леон поменял несколько купюр на пригоршню фишек.

– Не хотите ли… м-м… как это у вас говорится… немного пощекотать нервы?

Рени покачала головой.

– Я лучше посмотрю.

Она была разочарована видом фишек, так как ее неискушенное воображение рисовало ей кучи монет, лежащие перед каждым из игроков; однако вскоре происходящее захватило ее целиком. Рени наблюдала за крупье, спокойно-безразлично расставляющим фишки, за азартными, жадными лицами игроков. Одна из женщин в особенности привлекла ее внимание. Она была очень стара, морщины избороздили ее желтое лицо и шею, длинный острый нос выдавался вперед подобно птичьему клюву; из-под нависших век алчно поблескивали темные глаза, когда она костлявыми пальцами сгребала свой выигрыш, в котором, судя по всему, не очень нуждалась. Многочисленные кольца на руках и драгоценные камни на шее, шелковое платье и меха говорили о ее богатстве.

– Вы принесли мне удачу, – сказал Леон. Лежащая перед ним кучка фишек выросла. – Но я не стану искушать судьбу. Мы сейчас пойдем.

Он получил деньги за свои фишки, и они вышли к машине.

– Та старуха, кто она? – спросила Рени.

– Не знаю. Но она здесь постоянно. Страсть азарта – это все, что у нее осталось.

– Она показалась мне страшной… как хищная птица.

– У вас богатое воображение. Она просто жадная. Но в ком этого нет?

Он завел машину, и она плавно скользнула вдоль фронтона здания на восток.

– Разве мы едем не в отель?

– Почему бы нам не выпить в Порнише? Я знаю там одно милое кафе. Еще не очень поздно.

Луна освещала бухту, ночной ветер раскачивал сосны, и они наполняли воздух упоительным ароматом; и в ожерелье городских огней тихо плескалось море.

– Ла Боль-ле-Пен, – Леон показал на виллы слева от них, – расположен в Bois d'Amour [6]6
  Лес любви (франц.).


[Закрыть]Вы знаете, что означает слово amour!

– Вероятно, совершенно разные вещи для нас с вами – парировала Рени.

– Вряд ли, – заметил он, но, к ее облегчению, не стал развивать эту тему.

Так же, как и Ле Пулижан, Порнише был рыбацким поселком. Вдоль побережья выстроилось множество яхт; их голые мачты, отданные на растерзание ветру, скрипели, как скрипят в лесу по осени сбросившие листву деревья. Посетителей было мало. В кафе всячески старались убедить вас, что сейчас лето, для этого на террасе даже установили электрические печки – но сидеть снаружи было все-таки слишком холодно. Леон заказал искристое золотое вино, название которого Рени не разобрала. Она виновато сказала:

– Боюсь, что я внесла много беспорядка в сегодняшнее представление. К счастью, завтра приедет ваша манекенщица.

Леон внимательно смотрел, как пузырьки воздуха поднимались в его бокале.

– Я не стал посылать за ней, – спокойно сказал он. – Вы справились прекрасно.

– Но, monsieur…

Он поднял глаза, они были непроницаемы.

– Мы обо всем договорились с мадам Брент. Вам придется задержаться здесь, за вами присмотрит мадам Ламартин, и когда все закончится, она отвезет вас в Париж, посадит на самолет и вы полетите в Англию.

– Однако! – Рени задыхалась от возмущения. – А со мной не нужно было посоветоваться?

– Разве это необходимо? – холодно сказал он. – Для вас сейчас открываются блистательные перспективы. Мы думали, что вы ухватитесь за это предложение.

– Я завтра же уеду!

– В таком случае, вы будете глупенькой девочкой.

Установилось долгое молчание. Рени постепенно отходила. Она знала, что он прав. Он предлагал ей превосходную работу; она проведет еще два дня в роскоши и будет носить великолепные платья, которые она просто обожала. Невольно она погладила мех своего норкового манто. Барри в любом случае разозлится на нее за опоздание, и ей безропотно, как овечке, придется сносить его упреки.

– Хорошо. Я останусь, но мне не нравятся ваши командные методы.

Он весело рассмеялся.

– Методы не имеют значения, если они приводят к желаемому результату.

Когда они вернулись в отель, Леон сказал, что пока она здесь, она будет носить это манто.

– Оно несколько более стильное, чем ваше, – вежливо сказал он. Рени подавила усмешку, – ее шубка по сравнению с этой норкой не стоила ничего, и казалась ей нелепой. – Мадам Ламартин принесет вам другое платье для завтрашнего вечера.

– О monsieur, но… – протестующе начала Рени.

– Довольно! – нетерпеливо прервал он. – Мои манекенщицы должны поддерживать репутацию моего салона. Пока вы в этом отеле, вы будете все время на виду.

Она поняла, что Леон был прав, когда, управившись с petit de jeuner [7]7
  Завтрак (франц.).


[Закрыть]Рени спустилась в холл и все взгляды обратились к ней: женщины смотрели оценивающе, мужчины – искоса. Она была рада тому, что находится под покровительством мадам Ламартин. Селеста продолжала игнорировать ее, делая вид, что не понимает ни ее английского, ни ее французского. Лишь одна девушка – манекенщица толстяка Демонте – была настроена более дружелюбно. Она подошла к Рени, стоящей в углу холла, и заговорила с ней по-английски, коверкая слова.

– Тебе страшно повезло, что ты работаешь у месье Себастьена, – сказала она. – Он хорошо обращается со своими людьми. Месье Демонте жадный, он скряга: у тебя лучший номер, а мы живем на чердаке.

Рени было странно слышать что в «Эрмитаже» есть чердаки, и она заподозрила, что девушка несколько преувеличивает. Карин разглядывала ее с откровенным любопытством.

– Это так романтично… Месье переплывает бухту, чтобы увидеть тебя, и тут же приглашает на работу.

Итак, эта история стала всеобщим достоянием. Рени подозревала, что все это было не более чем рекламным трюком – от Леона можно было ждать всего.

– И ты так похожа на Туанет, – продолжала говорить Карин. – Ой, он был просто бешеный, когда потерял ее. Весь Париж знает эту историю.

– Туанет? – удивленно переспросила Рени. – А кто она?

– Ты никогда не слышала о Туанет? О самой очаровательной модели Парижа? Он заметил ее в магазине, она там работала, и вместе со своими платьями он создал ее. Она была его любимой манекенщицей, а потом что-то случилось – какая-то авария, она болела и – пф-ф! – все кончено.

– Какой ужас! – Рени была потрясена.

– Да, это очень печальная история. Бедная Туанет. Она была такая милая, такая веселая, и вот. – Карин развела руками, и Рени сообразила, что жест означает смерть девушки.

– Месье Себастьен очень страдает, – закончила Карин.

Рени с удивлением осознала, что испытывает острую ревность. «С ума сошла! – обругала она себя. – Он безразличен мне, абсолютно безразличен».

– Они были любовниками? – резко спросила она.

– Кто знает? – пожала плечами Карин. – Может да, а может и нет. Но сейчас он нашел тебя и будет счастлив.

«Будет ли? – думала Рени. – Он удерживает меня, чтобы я во всех отношениях заменила собой его умершую красотку!» Но почему-то откровения Карин расстроили ее, хотя она и говорила себе, что невозможно представить, чтобы у Леона никого не было, – у такого мужчины, как он, наверняка, в каждом quarter [8]8
  Квартал (франц.).


[Закрыть]по bien-aimee [9]9
  Подружка (франц.).


[Закрыть].

Улучив свободную минуту, Рени написала домой письмо. Она подробно описала матери все свои приключения, слегка приуменьшив роль Леона. Она знала, что ее мать ничем не отличается от других матерей, и с такой же поспешностью, как и другие, готова делать выводы в отношении любого мужчины, появившегося рядом с ее дочерью. Она написала письмо и Барри, лишь вкратце упомянув профессиональные достоинства Леона и опустив обстоятельства их встречи и подробности их вечернего выезда. Она предусмотрительно описала Леона как мужчину пожилого и непривлекательного. Барри был склонен к ревности и не стоило возбуждать его подозрений, которые не имели бы под собой никаких оснований и лишили бы его покоя.

Кристине и Майку она отправила цветные открытки с видами Ла Боля на фоне неправдоподобно-голубого неба и моря, зная, что им придутся по вкусу заграничные виды.

По мере того как длился этот день, Рени начинала понимать цель представления. Леон порхал меж гостей, расточая обаятельные улыбки и договариваясь о встречах, и в его записной книжке появлялось все больше адресов и телефонов. Как и большинство парижских модных домов, салон Себастьена существовал на выручку маленького магазинчика в цокольном этаже, где продавалась недорогая готовая одежда – но все же сердце Леона было отдано эксклюзивным моделям. Казалось, он целиком отдавался работе.

Рени пришла в голову праздная мысль. «Интересно, как это бывает, когда твой муж или жених так хорошо разбирается в женской одежде? Должно быть, с таким нелегко, но в то же время интересно». Барри никогда не обращал особого внимания на то, как она одета, если только она надевала то, что он называл хорошим.

В тот вечер она надела подготовленное для нее платье, на этот раз из темно-синего бархата. Прогуливаясь по холлу, она вдруг поняла, что ждет Леона. После показа он куда-то исчез с одной из своих клиенток и сейчас наверняка развлекал ее. Однако, уловив ход своих мыслей, она смутилась и пошла к лифту. Она сказала себе, что вовсе не ждет от него новых приглашений; но еще больше ей не хотелось дать ему повод так думать.

Двери лифта открылись, и оттуда вышел Леон.

– Я подумал, вдруг вы здесь, – сказал он. – Мне нужно поговорить с вами. – Он повел ее в уединенное место в углу холла, отгороженное цветами. – Хотите выпить?

Она помотала головой.

– Только кофе, пожалуйста. – Если уж предстояло говорить с Леоном, то ей нужно иметь ясную голову. Однако, когда принесли кофе, то оказалось, что в него добавлен коньяк.

– Мадемуазель Торнтон, – сказал Леон, неожиданно прервав ни к чему не обязывающие фразы, – я очень вами доволен. Разумеется, вам немного недостает подготовки и опыта, но я смог бы сделать из вас великую манекенщицу.

– Как Туанет?

Она тут же пожалела о своем вопросе. Его лицо стало безжизненно-бледным, темные глаза наполнились тоской, и он отвернул лицо. Итак, он любил эту девушку. И опять она почувствовала укол ревности.

– Кто-то уже пустил слух.

Рени пожала плечами, повторив его жест, и сказала:

– Без этого не бывает. Он повернулся к ней.

– Когда я увидел в витрине магазина ваше лицо, мне на секунду показалось, что вы – ее призрак.

Рени невольно задрожала, но он, ничего не замечая, продолжал:

– Вы обладаете тем же редким качеством – качеством звезды, которое сразу же может вознести неопытную девочку на вершину. С первого же взгляда я распознал это качество в ней, теперь я вижу его в вас. Я могу сделать вас знаменитой.

Стараясь выглядеть непринужденно, она сказала:

– Monsieur, вы, наверное, шутите?

– Нет, я говорю серьезно. Когда не стало Туанет, я остался без лучшей манекенщицы. Мне очень важно иметь рядом с собой девушку, которая вдохновляла бы меня, с которой у меня был бы полный rapport [10]10
  Доверие, взаимопонимание (франц.).


[Закрыть]. Моя последняя коллекция can’ est bien [11]11
  Не удалась (франц.).


[Закрыть]. Джулия не вернется. У меня есть вакансия.

– Но вы же можете найти кого-то более квалифицированного, чем я?

– Квалифицированного? – повторил он с издевкой в голосе. – О да! Самых квалифицированных! Школы манекенщиц выпускают их сотнями, одну от другой не отличишь – полное отсутствие индивидуальности. Они мне не нужны. Мадемуазель Торнтон, мне нужно, чтобы вы приехали в Париж и работали у меня полгода или, по крайней мере, до выпуска моей следующей коллекции. Все необходимые формальности я улажу. У вас будет хорошее жалованье.

На секунду Рени испытала соблазн. Париж – это место, о котором мечтает каждая женщина, но она уже решила не иметь с ним никаких отношений. Да и как же Барри?

– Боюсь, что это совершенно невозможно.

– Невозможно? Почему? Почему, mademoiselle? Вы рождены для того, чтобы быть манекенщицей. Вы сами не понимаете, от чего вы отказываетесь.

– Именно манекенщицей мне и не нужно быть. Он пристально смотрел на нее.

– Дело, наверное, в том парне, с которым вы встречаетесь в Лондоне? Он стоит на вашем пути? Вы помолвлены?

– Он будет возражать, если я скажу ему, что уеду на полгода в Париж, – сказала она, пропуская его вопрос об их помолвке.

– В таком случае, он очень эгоистичен, раз он хочет помешать вашей карьере.

– Но я вовсе не из тех девушек, которые стремятся сделать карьеру. Я лишь убиваю таким образом время, пока мы не поженились. Я даже пообещала Барри совсем оставить работу.

– Вы, должно быть, очень любите этого молодого человека, если готовы ради него пожертвовать стольким.

Она подняла глаза и увидела его пристальный взгляд, но не смогла в нем прочесть ничего.

– Я ничем не жертвую, – легко сказала она. – Нет ничего более стоящего, чем любовь и замужество.

– Согласен. Нет ничего более стоящего, чем замужество по любви, – повторил он, слегка переиначив ее слова. – Итак, вы питаете к этому Барри grande passion [12]12
  Большое чувство (франц.).


[Закрыть]!

Этот допрос начинал вызывать у нее раздражение.

– Разумеется, я люблю Барри, – нетерпеливо сказала она, – но что касается всех этих чувств, то они существуют только в спектаклях и книжках, и мне они незнакомы.

Леон рассмеялся от всей души.

– О Рени, cherie [13]13
  Дорогая (франц.).


[Закрыть], как же вы молоды!

Это было уж слишком! Она встала и, придав себе как можно больше достоинства, сказала:

– Если это все, о чем вы хотели поговорить, то мне остается пожелать вам спокойной ночи, месье Себастьен.

– То есть, уговорить вас поработать у меня совершенно невозможно?

– Абсолютно.

– Eh bien, надеюсь что вы не будете сожалеть о своем решении.

Рени удалялась от него, не зная, что он провожает ее взглядом. Она уже почти жалела о своем решении. Поездка в Париж была бы развлечением для нее, и ей всегда хотелось испытать себя в высокой моде, но она была убеждена, что сделала правильный выбор.

На следующее утро, спустившись в холл, она увидела Леона, который ждал ее.

– Сегодня у нас не так много дел, – сказал он, – только небольшой показ в три часа, а потом мы все отправимся по домам. Не хотите ли немного проехаться и посмотреть окрестности?

Он был в белом свитере и казался очень юным, в нем появилось что-то мальчишеское. День выдался солнечным, и с окончанием конференции вокруг царила атмосфера праздности.

– Думаю, что мне лучше остаться и упаковать вещи, – благоразумно сказала Рени.

– Ну это же глупо. Что вам упаковывать? Рени, сегодня вы еще в моем распоряжении, и я приказываю вам поехать со мной.

– У меня не остается выбора, не так ли? – засмеялась Рени. Втайне ей очень хотелось выбраться с ним отсюда куда-нибудь на свежий воздух.

– Тогда идите, надевайте манто, только не попадайтесь на глаза мадам Ламартин, она не одобрит, – с насмешливой торжественностью сказал он. – Я подожду снаружи.

Она сразу узнала его большой черный автомобиль и быстро села в него, чувствуя себя школьницей, сбегающей с уроков.

Они направились на юго-восток от Ле Пулижана в сторону мыса Пеншатуа, самой восточной точки бухты. Проехав вдоль побережья, они словно оказались в другом мире. Берег здесь был скалистым и диким, море пенилось среди скал. Как сказал ей Леон, это место из-за его дикости называли Côte Sauvage [14]14
  Дикий берег (франц.).


[Закрыть], игнорируя его настоящее название Grand Côte [15]15
  Большой берег (франц.).


[Закрыть].

С другой стороны, удаляясь от моря, простиралась совершенно плоская равнина. Рени видела крестьян, работающих на полях – неуклюжих мужчин и женщин в старомодных черных платьях и белых чепцах с обветренными морщинистыми лицами. Они смотрели вслед проезжавшему автомобилю, прикрывая глаза от солнца высохшими руками.

– Состарились раньше времени, – сказал Леон. – Но молодые не остаются на земле, и разве можно их осуждать? Это тяжелая жизнь, и никому не хочется состариться преждевременно, подобно этим бедолагам.

Они проезжали мимо заболоченной местности, где полосы дикой травы отделяли друг от друга длинные ямы, – как сказал ей Леон, это были соляные карьеры.

– Я думала, что соль добывают в шахтах, – сказала Рени.

– Но ее можно черпать и из соляных болот. Но большинство из этих карьеров сейчас простаивает, хотя кое-кто и пробует возродить добычу. Правительство монополизировало добычу соли.

Для горожанина он неплохо знал сельскую жизнь. Рени сказала ему об этом.

– Мои родные интересуются многим, кроме модной одежды, – сухо сказал он, но распространяться об этом не стал. Рени испугалась, что проявила чрезмерное любопытство. В конце концов, она всего лишь его служащая и не имеет права совать нос в его частную жизнь.

Они ехали вдоль скалистого побережья полуострова, пока не добрались до мыса Де Круизик. Начиная с этого места, до самого Круизика по северному побережью тянулись кемпинги. Это скромное место однажды превратилось в довольно крупный порт, потому что расположилось у самого входа в почти закрытую бухту. Причалы были заполнены тральщиками и яхтами. Они подъехали к одному из тральщиков и смотрели, как с его палубы выгружали горы радужно-сверкающей рыбы. Вдоль берега стояло несколько ресторанов и скромных отелей, но посетителей в них было немного, а местные жители выглядели бедно.

– В курортный сезон им живется лучше, – сказал ей Леон. – Это ближайшее от Ла Боля место для туристских прогулок. А рыбная ловля прокормить их не может.

Повернув от причалов, они спускались по узкой улочке. Здесь на всем был налет бедности: на окнах не было занавесок, и Рени могла видеть убогую обстановку, каменные полы и скудную тяжелую мебель. Они подошли к строению, на котором была вывеска кафе.

– Мы перекусим au paysan [16]16
  По-крестьянски (франц.).


[Закрыть], – весело сказал Леон. – Сегодня никаких роскошных ресторанов. Но пища здесь свежая и вкусная.

Он помог ей спуститься по каменным ступенькам. Это было полуподвальное помещение с оштукатуренными стенами и перекладинами на потолке. На столах, покрытых клетчатыми скатертями, стояли стаканы с ножами и вилками.

– Когда будет перемена блюд, не отдавайте свои приборы, а то больше вы их не получите, – предупредил ее Леон. – Нам предстоит настоящая французская еда, и подадут ее по-французски.

Суп был превосходным, рыба – свежайшей, а омлет имел пикантный вкус. В завершение им подали нежный белый сыр и фрукты. Их обслуживала угловатая старуха в большом белом фартуке, повязанном поверх черного платья. Она говорила на местном диалекте, и понять ее было трудно. Рени, страшно проголодавшись, съедала все, что подавалось, сохраняя каждый раз пару своих приборов, которые могли пригодиться для следующего блюда. Единственное, к чему она не притронулась, были моллюски, дымившиеся в огромной деревянной лохани. Леон взял несколько штук, чтобы порадовать старую женщину. Они пили vin ordinaire [17]17
  Простое вино (франц.).


[Закрыть], оно показалось ей кислым и терпким.

– Вино народа, – сказал Леон, посмеиваясь над ее гримасой. – Каждый француз с младенчества пьет такое вино, это профилактика от анемии.

Они вновь оказались на узкой улице, которая спускалась к причалам, в дальнем, ее конце был виден ярко-голубой залив и красные паруса рыбацких суденышек, державших свой путь в открытое море.

Тут произошло событие, которое удивило Рени и смысл которого приоткрылся ей лишь спустя несколько месяцев» Мимо них по тротуару проходил бородатый моряк. Поравнявшись с ними, он остановился, чтобы раскурить свою зловонную гальвазскую сигарету, и бросил горящую спичку на тротуар. Леон мгновенно наступил на нее, и Рени с удивлением заметила, как он побледнел.

– Вам следует быть поосторожнее, топ vieux [18]18
  Старина (франц.).


[Закрыть], – сказал он моряку. Тот лишь что-то буркнул и собрался было зажечь другую спичку, поскольку его сигарета не хотела разгораться, но Леон быстро достал свою золотую зажигалку и чиркнул ею: – Разрешите помочь?

Мужчина в ответ на эту любезность снова буркнул что-то неразборчивое и двинулся дальше, оставляя за собой клубы дыма. Леон проводил его хмурым взгляды.

– Вы противник курения? – спросила Рени, удивившись выражению его лица. – Хотя сами вы курите.

– Это выходит скорее по необходимости, – отрешенно сказал он. – Приходится пить и курить с клиентами. Полгода я не пил и не курил. – Он поморщился. – Таким образом я наказывал себя, и это помогло мне очиститься.

В своих мыслях он был где-то далеко от нее. Его рука с зажигалкой скользнула мимо кармана, зажигалка выскользнула из руки и упала. Леон, ничего не замечая, шел дальше. Рени нагнулась, чтобы поднять ее, но какой-то оборванный мальчишка проскочил под ее рукой, схватил зажигалку и стремглав помчался вниз по улице. Но Леон, мгновенно оценив ситуацию, тут же бросился в погоню. Схватив ребенка за воротник рваной рубашки он развернул его к себе лицом. Мальчишка представлял собой жалкое зрелище: из-под драных джинсов выглядывали босые ноги, с худого, перекошенного лица злобно смотрели два карих глаза.

– Маленький воришка, – спокойно сказал Леон, извлекая свою зажигалку из его сцепленных пальцев.

– Похоже, он голоден, – заметила Рени, – и такой жалкий. Вы вернули свою зажигалку и отпустите его, правда?

Она рылась в своей сумке, собираясь дать ребенку несколько франков, но что-то в молчании Леона насторожило ее, – она подняла голову и посмотрела на него.

– Мы не должны поощрять воровство, – твердо сказал он. – Нет, моя дорогая, мы передадим его фараонам, и пусть они с ним разбираются.

– Пожалуйста, Леон, не надо. – При упоминании о фараонах она увидела ужас в карих детских глазах. Это было единственное слово, которое мальчишка понял сразу. – Дайте ему шанс! Он всего лишь ребенок.

– Ребенок, если его не поправить, может вырасти в преступника.

– Да, но полиция… – Ей ничего не было известно о французском правосудии, она не знала, насколько оно снисходительно к юным правонарушителям. Перед ее глазами было жалобное лицо ребенка. У Леона есть все, он может позволить себе быть милосердным. Она продолжала убеждать его, понимая, что он остается глух к ее словам. Она запнулась и замолчала. Леон и ребенок смотрели на нее выжидающе, и каждый что-то прикидывал в уме. Леон заговорил первым – резко и грубо; никогда прежде она не слышала от него такого тона.

– Я отпущу его. Более того, я попытаюсь найти его семью и помочь ему, если вы пообещаете мне работать у меня в Париже.

Она смотрела на него широко раскрытыми глазами.

– Это шантаж? Он пожал плечами.

– Называйте это как хотите. Я говорил вам, что не выбираю средств, чтобы получить то, что мне нужно.

– Я презираю вас!

Он ничего не ответил, но кровь прилила к его лицу.

– А если я откажусь?

– Тогда, боюсь, мне придется передать полиции этого petit voleur [19]19
  Воришка (франц.).


[Закрыть].

Словно в подтверждение его слов в конце улицы появились две фигуры в плащах и фуражках. Ребенок сжался и захныкал, обратив на Рени умоляющий взгляд. «Нет, – думала она, – он не сделает этого… А вдруг?…» Полицейские размеренным шагом приближались к ним. Ребенок дрожал от ужаса. У Рени сжалось сердце.

– Хорошо, – сказала она сквозь зубы. – Вы животное. Но я сделаю то, что вы хотите.

– Вы обещаете? Слово англичанки?

– Обещаю.

Он улыбнулся и взял мальчишку за руку, сказав ему что-то по-французски, и тот изумленно взглянул на Леона. Полицейские, поравнявшись с ними, подозрительно посмотрели в их сторону, и мальчишка вцепился в руку Леона. Рени не могла уловить смысл последовавшего диалога, но полицейские двинулись дальше с неудовлетворенным видом, а Леон повел своего нового протеже туда, где стояла его машина.

– Куда вы его ведете? – обеспокоенно спросила Рени.

– К нему домой. Хочу увидеть его семью. Возможно, мне удастся сделать из него пажа. Хотя в данный момент вид его совсем не располагает. Вам лучше держаться от него подальше, у него могут быть блохи.

Лицо мальчишки просияло, когда Леон приказал ему забраться в машину, но потом тень недоверия пробежала по нему. Однако Леон снова сказал ему что-то мягко и успокаивающе, и мальчишка опустился на кожаное сиденье сзади с выражением полного экстаза на лице.

Хижина, в которую он их привел, поражала своей нищетой. Внутри на каменном полу стоял стол и несколько массивных стульев. Их встретила какая-то женщина – ребенок называл ее «grand mere» [20]20
  Бабушка (франц.).


[Закрыть]. Она набросилась на мальчика с бранью, но когда Леон, прервав ее, объяснил ей цель своего визита, она утихла. Она восприняла все его предложения сдержанно и с чувством собственного достоинства. Под конец разговора Леон положил на стол пачку купюр, на которые она покосилась с недоверием, и они вышли на улицу.

– Что все это значит? – спросила Рени.

– Когда она отмоет и немного приоденет своего сыночка, он приедет ко мне в Париж. Придется мне заняться перевоспитанием маленьких воришек. Эти бретонцы страшно независимы, – она ничего не хочет для себя. Мальчишка, его зовут Пьер, гораздо старше, чем можно подумать, но не может получить работу, он хороший мальчик и так далее и тому подобное. Я уж не стал говорить ей, что поймал его, когда он хотел стащить мою зажигалку.

Рени молча забралась в машину. Было странно слышать эти слова от человека, который бессердечно хотел упрятать за решетку ребенка в конце концов только за то, что тот взял выпавшую вещь.

– Леон, – она невольно назвала его по имени, – ведь на самом деле вы не собирались сдать его в полицию?

– Почему же нет? – ответ последовал чересчур быстро.

– Я вам не верю.

– Но вы выполните свое обещание? – обеспокоено спросил он.

– Да, я сдержу свое слово.

Перспективы, открывавшиеся перед ней, дразнили и тревожили ее. Париж, мир высокой моды… И у Барри нет причин винить ее, она вынуждена ехать. Она отогнала от себя мысль, что ее рассказы о Пьере вряд ли встретят его понимание, скорее всего, он сочтет ее наивной дурочкой, но вспомнив умоляющий взгляд ребенка, она почувствовала, что сможет объяснить Барри все. Потом ее мысли приобрели практический характер.

– Где я буду жить?

– Есть такая мадам Дюбонне, которая содержит пансион – самый хороший в Пасси. И цены приемлемые. Я свяжусь с ней, когда вернусь в Париж.

У него уже все продумано! Интересно, его Туанет тоже жила в пансионе мадам Дюбонне?

Мадам Ламартин встретила Рени, вздымая руки к небу и причитая, – где же она пропадала? Уже поздно. Рени удалось догадаться, что она говорила об этом. Она хотела что-то ответить, но слова замерли у нее на языке, когда она увидела Леона и его испытующий взгляд.

– Замолчите, – резко сказал он. Он велел им ждать в холле, а сам зашел в офис отеля. Мадам Ламартин начала тихо сетовать, поглядывая на Рени. Она была откровенно обеспокоена задержкой.

Леон очень скоро вернулся с какими-то отпечатанными листами бумаги в руках и положил их на стойку.

– Рени, я хочу, чтобы вы подписали это, – сказал он. – Это для протокола и для того, чтобы вы уяснили себе все, о чем я говорил.

В документе говорилось, что мадемуазель Рени Торнтон обязуется работать для дома моделей Себастьена до подготовки следующей коллекции моделей с правом последующего продления контракта. Указывалась солидная сумма жалованья. Похоже, Леон был воплощением французской щедрости.

Он дал ей свою ручку. Рени машинально отметила про себя, что это роскошный образец всемирно известной фирмы; она не решалась поставить свою подпись. Из нее вытянули это обещание нечестным образом.

Она укоризненно посмотрела на Леона.

– Вы провели меня, – сказала она. Его бровь удивленно приподнялась.

– Я сделал то, что вы хотели, в обмен на ваше обещание.

Ей пришло в голову, что он не только отпустил Пьера, но и был намерен сделать из него полезного члена общества; но она продолжала колебаться.

– Думаю, что вам не удастся получить для меня разрешение на работу во Франции. Должно быть, много французских манекенщиц нуждаются в работе.

– Было бы жаль, – терпеливо сказал он. – Но мне удастся.

Мадам Ламартин смотрела то на Леона, то на Рени, удивленная сопротивлением Рени. Девушке невероятно повезло, месье обратил на нее внимание. Неужели она не понимает этого? Конечно, она англичанка, а все англичане ненормальные. И она пожала плечами, возмущенная непредсказуемостью иностранцев.

Леон подался к Рени и крепко взял ее за руку. При его прикосновении она вся обмякла. Он настойчиво смотрел ей в глаза, и она поняла, что целиком находится во власти этого привлекательного человека. Она была не в силах отвести глаза, хотя и знала, что краснеет: в его взгляде было что-то гипнотическое.