Текст книги "Медный лук"

Автор книги: Элизабет Спир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Мать Иоиля, сказав несколько вежливых слов, повела дочь за шелковую ширму, обе будут спрятаны от взглядов мужчин, пока те вкушают пищу. Что за чепуха! Даниил уверен – совсем недавно они ели, сидя все вместе на циновках, как любая другая семья в селении.

Даниилу доставило немало мучений бесконечное омовение рук, его унижало все – серебряные кувшины, тонкие льняные салфетки, стоящие за спиной рабы. Он чуть ли не с яростью набросился на появившуюся еду, осушил залпом чашу инжирного вина и только тогда заметил – остальные еще даже не пригубили. Положил обратно недоеденный кусок хлеба – слишком поздно, почти ничего не осталось, он впивается зубами в пищу, как Самсон. Заметил – хозяин поджал губы. Дела нет до их бесконечных правил. У самих, небось, никогда живот с голодухи не подводило?

– Где ты живешь? – спросил равви Есром, справившись с крошечной порцией рыбы и фруктов. – Далеко от Капернаума?

Даниил отвел глаза от пустой чаши:

– В Кетце, мой господин.

– Неужели? – изумился Есром. – А твой отец? Я что-то не припомню…

– Мой отец – Иамин, смотритель виноградников.

– А, – нахмурился хозяин. – Теперь вспоминаю. Очень печальная история. Достойный был человек твой отец, только слишком горячий.

Пренебрежительный тон больно ужалил Даниила, ему становилось все труднее бороться с гневным огнем, всегда тлеющим так близко к поверхности. Он побагровел, уткнулся носом в тарелку, стараясь сдержать просящиеся на язык слова.

– Так ты – единственная поддержка матери?

– Ее тоже нет в живых.

Равви Есром помолчал, он принял нарастающий гнев Даниила за выражение горя, а потому произнес значительно ласковее:

– Это двойное несчастье. Что ты делаешь – пошел по стопам отца?

– Нет, меня отдали в ученики кузнецу Амалику, – Даниилу хотелось закричать: «Продали Амалику!» Продан в рабство на шесть лет человеку, которому даже мула нельзя доверить. И что, раввины протестовали? Нет, ни единая душа в селении пальцем не пошевельнула, чтобы ему помочь.

– Каждому юноше необходимо ремесло, – увещевательным тоном продолжал Есром. – Ты, наверное, знаешь – Иоилю пришлось выучиться на плетельщика сандалий, как и мне самому в свое время. Хочу заметить, я учился куда прилежней. Что-то я не припоминаю тебя в мастерской Амалика.

– Я там пробыл недолго.

– Сразу можно сказать, что он – кузнец, – вмешался Иоиль в надежде переменить тему разговора. – С такой мускулатурой ты бы всех поразил в гимнасии[34]34
  Гимнасий – в Римской империи зал для спортивных занятий.


[Закрыть]. Ты там бывал когда-нибудь?

– В римском гимнасии? – Даниил недоуменно вскинул глаза на друга. – Да я туда и ногой не ступлю!

– Надеюсь, что нет, – равви Есром весьма неодобрительно глянул в сторону сына. – Что за неуместная шутка!

– Конечно, конечно, отец, я просто пошутил, – поспешно ответил Иоиль.

– Неподобающий предмет для веселья. Возмутительно, наша иудейская молодежь находит себе столь недостойное занятие – спортивные игры. А некоторые из старейшин позволяют себе приходить туда и любоваться ими.

– В городе немало других интересных мест, – нарочито бодрым голосом проговорил Иоиль.

– После обеда я тебе покажу, что где.

Даниил снова опустил глаза – тарелка пуста. Порции такие маленькие, что и червячка заморить не удалось. А еще равви так и норовит его унизить – каждым своим вопросом. Теперь юноша сердился даже на Иоиля.

– Я уже видел больше, чем нужно, – грубо ответил он. – Что еще – римская крепость и римские орлы повсюду. Куда ни поверни, мостовая звенит от топота римских калиг.

Иоиль нахмурился – тонкая морщинка беспокойства прорезала лоб. Как бы увести разговор от опасных предметов?

– Я сперва тоже все время об этом думал. Но постепенно привыкаешь. По большей части они в наши дела не лезут. Кое-кто из них старается вести себя по-дружески.

– По-дружески! – Даниил резко выпрямился. – Только сегодня утром я видел – старик пытался починить ось повозки. Совсем глухой, не услышал, что колесница уже близко. Задела заднее колесо, старик сказал – места было предостаточно, чтобы объехать. Клялся – солдат на него наехал нарочно. Кочаны капусты все свалились в грязь. Бедный старикан никак не мог в себя прийти. И к этому ты привык? – он бросил гневный взгляд на друга.

Иоиль в смущении опустил глаза.

– Нам всем известны многие прискорбные случаи, – вступил в разговор Есром. – Надеюсь, этому человеку все же удалось продать свои овощи. Но здесь, в Капернауме, нам есть за что благодарить римлян – за нашу новую прекрасную синагогу.

Но Даниил зашел уже слишком далеко – отступать было поздно. На него накатила темная волна, сметая на пути вежливость, опасения, даже причину, которая привела его в этот дом.

– Римская синагога! Построенная на римские деньги? Чем это лучше стадиона?

Иоиль затаил дыхание.

Равви Есром приподнялся с ложа, глаза полыхнули гневом:

– Придержи язык, молодой человек. Синагога – дом Божий, помогли римляне своими деньгами или нет.

Юноша тоже вскочил на ноги, уставился горящим взором на хозяина дома:

– Никогда порога этой синагоги не переступлю! На ней кровь!

Страстные слова прогремели в тишине комнаты.

– Молодой человек! – голос Есрома жалил как бич. – Пора научиться держать мысли при себе. Если тебе дела нет до своей жизни, по крайней мере не навлекай опасности на тех, кто оказал тебе гостеприимство.

Резкие слова помогли Даниилу опомниться. Он покраснел и пробормотал:

– Простите меня, мой господин. Я… я не хотел быть неблагодарным. Просто я не могу понять. Как горожане умудрились все позабыть? Им будто и дела ни до чего нет. Везде, куда ни глянешь, – тупые лица солдат, бряцание оружия. А вы еще говорите о благодарности? Кому – солдатам? Благодарить их за то, что построили нам синагогу, – чтобы мы не роптали? Благодарить, что позволяют нам дышать воздухом – оскверненным ими? Не надо было мне сюда приходить. Нечего мне делать в городе, нечего делать в таком доме. Уже невмочь терпеть – жить, словно ничего не происходит, когда мой народ – пленник в собственной стране…

Он запнулся, ужасно недовольный собой, поднял глаза – удивительно, равви Есром больше не сердится, а глядит на него с какой-то непонятной жалостью.

Хозяин дома подошел к юноше, положил руку на плечо, сказал тихо:

– Мальчик мой, мы не забыли. В наших душах – те же чувства. В сердце каждого иудея болит одна и та же рана – мы в плену. Нам нужны патриоты, как ты. Но терпение нам тоже нужно. Негоже так говорить – не желаю больше ждать посещения Господня.

– Но сколько еще… сколько еще придется терпеть?

– Бог не сказал Своего слова. Пока Он его не произнесет, нам остается только ждать.

– Но…

– Я знаю, ты наслушался речей зилотов. Они всегда пополняют свои ряды такими безрассудными молодыми храбрецами, как ты.

Даниил отступил, высвобождаясь:

– Зилоты – лучшие люди в Галилее. Смелые и благородные…

Есром жестом остановил юношу:

– Галилея рождала немало храбрецов, но не так уж много людей рассудительных. Зилоты снова и снова сражаются с завоевателями, а что толку? Кресты вдоль дорог, сожженные селения да растущие подати? Они глядят на солдат, на римскую когорту, идущую по дороге, и им чудится, что власть римлян – уязвимая и легкая добыча. Они не видят дальше своего носа – за этим легионом стоит другой, и еще один, и еще – бесчисленные легионы, даже представить себе невозможно, вооруженные до зубов, обученные искусству убивать. Той власти, что держит в кулаке весь мир, – что ей горстка зилотов? Комары, жужжащие над ухом, прихлопнуть и забыть…

– Они…

– Попомни мои слова, молодой человек. У Израиля одна только сила, по сравнению с ней римская мощь – ничто. Закон, данный нам Моисеем и праотцами. Последний римский император исчезнет с лица земли, а Закон останется. Закону и должны мы верно служить. Желал бы я, чтобы Иоиль это крепко усвоил. Придется запретить ему встречаться со старыми друзьями, призывающими к насилию. Прошу тебя, покинь наш дом. Сейчас же. Иди с миром, Даниил, и я буду молиться, чтобы ты узрел истину раньше, чем твой нетерпеливый язык доведет тебя до беды. Но не возвращайся к нам, – он махнул слуге, стоящему у двери. – Проводи нашего гостя, укажи ему дорогу.

Иоиль дернулся было что-то сказать, но замер. После такой отповеди Даниил, слишком сконфуженный, чтобы вежливо попрощаться, просто мотнул головой и вышел вслед за слугой из комнаты.

Когда дверь закрылась, его охватила злость – на самого себя. Умудриться так глупо все испортить. Что теперь подумает Рош? Никогда больше ему ничего не доверит, конечно. Не мог с собой совладать. И Иоиля потерял, это уж точно.

Какое унижение – придется рассказывать Рошу, что не справился с поручением. Но другое разочарование еще глубже – Даниил не просто потерял одного новообращенного для Роша, в первый раз в жизни он обрел надежду на друга – и потерял ее.

Глава 6

Даниил посмотрел на горы. Ноги его больше не будет в этом городе. Но почему-то он медлил. Жгучая боль, обида на Есрома, страх явиться Рошу на глаза, смутное чувство недовольства самим собой и всем миром – конечно, в такой день неприятности поджидают тут как тут. Юноша подошел к колодцу на перепутье двух дорог, подобрал черепок, наклонился за водой. Не успел и язык смочить, как понял – кто-то за спиной.

Прямо над ним – потный лошадиный бок, а сверху лицо римского солдата.

– Напои коня, парень, – приказал легионер, решительно, но не грубо. – Мы немалый путь проделали.

Мышцы Даниила напряглись, но тут, сам того не желая, юноша заметил запавшие бока смертельно уставшей лошади, взмыленную, лоснящуюся от пота шею. Бедное создание тоже в рабстве у римлян. Нельзя ее так оставить. Поднял черепок, подержал прямо у морды, пока животное утоляло жажду.

– Хватит! – рявкнул солдат. – А то брюхо вздуется. Теперь мне воды.

Даниил помедлил, потом протянул недопитую воду римлянину.

Резкий толчок, брызги повсюду.

– Свежей воды, негодяй!

Все, больше терпеть невмочь. Даже не задумавшись, Даниил плеснул оставшуюся в черепке воду прямо в ненавистное лицо солдата. Замер на секунду, сообразил, что наделал, бросился бежать. За спиной кто-то орет. Ужасный удар по ребрам, юноша споткнулся, копье упало на дорогу прямо рядом с ним. Вскочил на ноги, понесся прочь, добрался до каменной ограды, под ее укрытием помчался дальше, туда, где виднелась небольшая рощица. Грозные крики, топот ног позади. Оглянуться страшно. Добежал до деревьев, за ними ряд домов, узенький проулочек. Нырнул туда. Нет, кто-то все равно несется по пятам.

Повернул в один переулок, потом в другой. Теперь дорога идет в гору, бежать еще труднее. Оступился, еле-еле снова выпрямился. Перебрался через низенькую ограду, укрылся за ней, пытаясь отдышаться. Дотронулся до пылающего бока. Рука красная и липкая. Огляделся вокруг – чей-то сад, в дальнем конце лестница ведет на другую террасу, тоже засаженную деревьями. С огромным трудом вскарабкался по лестнице. Надо передохнуть. Топот ног все еще слышен, но уже глуше. Забрался на следующую террасу, опять замер, сберегая дыхание, снова рванулся к лестнице.

Остановился, вконец измученный, прислонился к каменной стене. Похоже, он от них убежал. Здесь, в тишине сада, погони уже не слышно. Но и сил не осталось. Ужасно болит грудь, боль стреляет в плечо, в руку, в пальцы. Что делать – лечь на землю и ждать, пока они его найдут?

Куда теперь? Может быть, в домишках неподалеку кто-нибудь решится его укрыть? Нет, Рош предупреждал – не доверяй никому, даже своим, иудеям. Римские законы известны всем: укроешь беглеца – навлечешь беду и на себя, и на семью. Нет, надо лезть дальше. Солдаты вряд ли будут искать там, в холмах.

Перед глазами мутная пелена. Голова гудит, мысли мешаются. Одна надежда, одно в голове – добраться до Иоиля, он укроет, даст приют. Правда ли это? Кто знает, но он почему-то доверяет Иоилю с самого первого дня в горах.

Юноша плохо помнил, как доковылял до длинной стены, как сообразил завернуться в плащ, чтобы скрыть бурые пятна крови. Потом, словно в тумане, вспоминалось – привратник его впустил, пошел за Иоилем. Вот он стоит в прихожей, думать ни о чем не способен, всю свою волю собрал только для того, чтобы не грохнуться на пол. Шаги по гравию дорожки в саду, чья-то фигура, против света не разберешь. С трудом разлепил глаза, узнал – нет, не Иоиль, Мальтака. Девочка бросилась к нему:

– Даниил! Уходи, уходи быстро. Иоиля нет. Они с отцом в синагоге. Могут вернуться в любую минуту.

Так плохо, даже не понятно, о чем она говорит. Ясно – надеяться больше не на что. Но двинуться с места сил не осталось.

– Ты что, не понимаешь? – кричит она. – Отец тебя здесь найдет, не будет больше с тобой церемониться! Зачем ты вообще вернулся?

Невероятным усилием воли заставил себя собраться с мыслями, хрипло пробормотал:

– Мне нужен Иоиль. Это очень важно.

– Ничего нет важнее занятий брата, – гнев бросился ей в лицо. – Оставь его в покое, если он тебе хоть чуточку дорог. Он когда-нибудь станет знаменитым раввином. Нечего ему рисковать всем на свете из-за кучки разбойников.

Даниил уставился на девочку. О чем она толкует? Он с трудом даже слышит слова, все в каком-то тумане.

– Пойми же ты, он никак не может решить, куда идти. Но он знает, в чем его долг. Пожалуйста, Даниил. Оставь его в покое, прошу тебя, уходи.

Постепенно туман в голове начал рассеиваться. А ведь она права. Какую же он глупость сделал. Правильно, нельзя подвергать опасности Иоиля. Даниил повернулся, поглядел на дверь – она качается, будто растворяется в воздухе. Сделал шаг, другой, и неожиданно провалился в темноту.

Сознание возвращалось медленно. Сперва он ощутил – под головой что-то мягкое. Как хорошо, можно лежать и не двигаться, пусть себе грудь и бок горят. Внезапно резкая, невыносимая боль привела его в чувство. Кто-то склонился над ним, кажется, девичья головка, тяжелые, темные кудри, лицо – словно белое пятно в темноте. Вдруг все вспомнил, попытался встать. Опять тьма, полная мучительной боли. Снова и снова – боль и смутные очертания девичьего лица.

– Где я? – прошептал еле слышно, не в силах двинуться.

– Тише, тише! – ответный шепот Мальтаки. – Молчи. Ты в чулане.

Слова плывут где-то в отдалении, смысл ускользает.

– Даниил, – бормочет голос, – ты меня слышишь?

– Да.

– Я пойду принесу чего-нибудь – рану перевязать. Лежи смирно и молчи. Я скоро вернусь, очень скоро. Понял?

– Да.

Шорох, полоска света. Девочка исчезает. Он один, и двигаться не надо.

Проходит какое-то время, снова свет, снова склоненная над ним девичья головка.

– Проснулся? Вот, выпей. Я подержу голову.

Прохладный край чашки у губ. Нежная рука под затылком. Вино крепкое, странный, терпкий, горьковатый вкус. Разливается теплом по горлу, по груди, боль немного стихает.

Она отставила чашку в сторону:

– Теперь надо снять одежду. Не бойся, я осторожно.

Он сжал зубы, пока она легкими движениями снимала покрытую кровью тунику. Голова кружилась от крепкого вина. Наверно, какое-то лекарство подмешала. Теперь протирает бок мокрой губкой, резко пахнет укропом, незнакомыми сладкими травами, оливковым маслом. Мягкая, сухая повязка касается раны.

– Как я сюда попал?

– Я тебя притащила. Почему ты сразу не сказал, что ранен? Иоиль никогда бы мне не простил, если бы я… если бы что-нибудь…

Она умолкла, сильными движениями перевязывая рану, а потом еще раз поднесла вино к губам.

– Я не могу здесь долго оставаться. Иоиль скоро вернется, он придумает, что делать. Не шевелись. Лежи и жди, мы придем.

Он не знал, сколько времени прошло – медленное течение уносило его куда-то вдаль. Тут снова появилась полоска света, расширилась. Дверь закрылась, но свет остался. Иоиль держит плошку с маслом, на лице с трудом сдерживаемое беспокойство.

– Даниил… ты как? Благодарение Богу, ты до нас добрался!

– Я… не знаю… где…

– Молчи, молчи. Я слышал, что произошло. Они по всему городу ищут. Когда Така мне сказала, я догадался – это тебя разыскивают. Что же ты натворил, Даниил!

– Не задавай ему вопросов, Иоиль. Ему нельзя разговаривать, – прозвучал голос Мальтаки. – Смотри, вот немного похлебки. Попробуй поесть.

Иоиль держит миску, а девочка кормит его с ложки похлебкой. Вкусно, теплая, только сил нет проглотить. Три ложки, и он закрыл глаза – надо отдохнуть. Заставил себя произнести вслух:

– Теперь ваш дом в опасности – из-за меня.

– Нет, никому и в голову не придет искать в нашем доме. Дай мне осмотреть твою рану, – Иоиль опустился на колени, осторожными движениями размотал повязку. Присвистнул тихонько. – Счастливчик. Еще бы чуть-чуть – и конец. Здоровущая дырка. Что толку спорить, тебе надо лежать тихонько, вот и все.

У Даниила нет никакой охоты спорить. Ему сейчас уже на ноги не подняться.

– Здесь оставаться небезопасно. Слуги могут зайти в любой миг, если кому зерно понадобится. Там, за стеной, небольшой коридорчик. Мы его с Такой в детстве обнаружили, когда в прятки играли. Положим тебя на циновку и перетащим туда, выдюжишь?

– Да, – его переполняла благодарность, он все выдержит.

Коридор совсем узенький. Иоиль тянул, Така подталкивала сзади, и потихоньку им удалось протащить Даниила внутрь, уложить подальше от двери. Брат поправил циновку, сестра вернулась в чуланчик за соломой – под голову и укрыться.

– Не хочется оставлять тебя одного, – Иоиль осветил убогое убежище. – Воздуха маловато, но все-таки есть чем дышать, и никто тебя тут не отыщет.

Даниил с трудом бормотал слова благодарности.

– Мне бы хотелось устроить тебя поудобнее. Жалко, что сегодня днем все пошло наперекосяк. Отец не всегда такой. Он просто… он уже давно подозревает, о чем я мечтаю… боится, я уйду к зилотам.

– Я вел себя как последний дурак.

– Ну… не стану возражать… – Иоиль в первый раз улыбнулся. – Но смелости твоей завидую… вот бы и мне с ним так поговорить…

– А если он найдет…?

– Он тебя никогда не выдаст, я уверен. Но примется задавать вопросы. Про Амалика, про горы и все такое прочее… Лучше и не начинать. Просто лежи здесь и ни о чем не беспокойся. Така и я будем приходить – когда сможем.

Така прошептала что-то брату на ухо.

– Да, пора идти. Побудешь один, ладно?

– Да, – выдохнул Даниил. – Я…

– Спи, спи побольше. Я скоро вернусь.

Даниил лежал тихо, свет исчез, вдали затихали шаги. Но прежде чем наступила полная темнота, раздался шепот: «Спокойной ночи, Даниил». Может, это лихорадка, может, ему просто показалось, будто голос матери произнес слова, почти забытые за столько лет.

Глава 7

И все могущественные цари, и вознесенные, И господствующие над твердью, Упадут пред Ним на свое лицо…

Голос Иоиля, вернее, почти шепот, полон искренней дрожи. Сидит на земляном полу в тесном коридорчике, читает отрывок, стараясь держать свиток так, чтобы на него падал свет маленького трепещущего фитилька, который они осмелились зажечь. Двое слушателей прислонились к стене, безмолвно, затаив дыхание, завороженные музыкой слов и чарами древнего пророчества.

И их лица исполнятся стыдом, и мрак соберется на них. И ангелы наказания возьмут их, Чтобы совершить над ними возмездие за то, Что они притеснили Его детей и избранных.

И они сделаются зрелищем для праведных и избранных Его: Праведные будут радоваться, взирая на них, Ибо гнев Господа духов будет пребывать на них, И меч Господа духов упьется ими[35]35
  Книга Еноха, глава 10, стихи 44–47. См. напр. Книга Еноха. – СПб.: Азбука, 2003.


[Закрыть].

Даниил откинулся назад, лицо скрыто в тени. Эти слова пьянят словно вино, которое Така приносит ему каждый вечер. От них по жилам будто огонь разливается. Сегодня он впервые ощутил прилив жизненных сил. Пять дней и пять ночей провел он в этом узеньком коридорчике, его трепала лихорадка, но постепенно боль в боку стала спадать. Скоро придется отсюда уйти, а пока надо запомнить эти чудесные слова и взять их с собой туда, в пещеру.

Иоиль дочитал до конца. На мгновенье повисла тишина. Мальчик аккуратно свернул папирусный свиток, девочка, сидящая рядом, шумно вздохнула.

– Иоиль, – спросила задумчиво, – а отец читал Книгу Еноха?

– Конечно, читал.

– Почему же он тогда против борьбы за свободу?

– Отец говорит: только Бог распоряжается будущим. Когда Господу будет угодно, Он установит на земле Свое Царство.

– Ты тоже в это веришь, Иоиль?

Иоиль нахмурил брови.

– В каком-то смысле – да. Но в древние времена герои не ждали, чтобы Бог вместо них сражался в битвах. Они поднимались на бой и сражались, и Господь укреплял их. Может, и сейчас Бог ожидает от нас того же? Мы слишком долго терпим, слишком долго остаемся в бездействии, как отец. А ты что скажешь, Даниил?

Даниил был счастлив просто слушать, а не отвечать. Он завидовал умению Иоиля всегда находить верные слова. Лицо юноши напряглось – он подыскивал нужные выражения.

– Мы ждем слишком долго. Этот Финеес, ты про него читал вчера, взял копье, чтобы убить врагов Божьих, и Господь его вознаградил[36]36
  Книга Чисел, глава 25, стихи 7–15.


[Закрыть].

– Когда же Господь пошлет нам нового Финееса? – вздохнул Иоиль.

– Что если уже послал? – выкрикнул Даниил, не обращая внимания на ноющую боль в боку. – Одного человека мало. Как ему сражаться одному, без армии? Нужны воины, тысячи воинов, и оружие, чтобы драться. Но мы ничего для этого не делаем.

– А Рош, там, в горах?

– Рош не может все сделать в одиночку. Нас только горстка.

– Даниил… – глаза Иоиля широко раскрылись от благоговейного восторга, он уже не мог усидеть на месте. Дыхание мальчика прерывалось, слова выходили невнятными. – Ты думаешь, Рош… он… тот самый вождь, которого мы ждем?

Наконец слова произнесены, слишком долго они не решались признаться друг другу, о чем все время думают.

– Я знаю, я уверен!

Никто не решается заговорить первым, оба дрожат под грузом немыслимой общей тайны.

– Он как лев, – начал Даниил, с каждой минутой обретая уверенность. – Он ничего на свете не боится. Там, на горе, в пещере, одно только слово – и все подчиняются без звука. Было бы нас побольше… если бы набрать достаточно… Рош прогонит римлян туда, откуда они пришли – в море.

Иоиль и ответить не успел, как заговорила Мальтака:

– Но Рош поставил себя вне закона! Не такого изберет Бог сражаться за Свое Царство.

Даниил сразу же ощетинился. Не понимает он этих девчонок. За нас она или против? Вот, его спрятала, перевязывает рану, приносит еду. А сперва упрашивала оставить брата в покое. Конечно, она все это делает ради Иоиля, и в то же время изо всех сил пытается удержать брата в их безопасном мирке.

– Какая разница, кто такой Рош? – сердито спросил Даниил. – Когда удастся избавиться от римлян, тогда и придет Царство.

– Это одно и то же, – кивнул Иоиль. – Победа и Царство Божие.

– Называй, как хочешь, – Даниил уже терял терпение. – Я знаю одно – ненавижу римлян. Жажду их крови. Ради этого стоит жить. Только ради этого и живу с тех пор, как…

– С тех пор, как…? – настойчиво переспросил Иоиль.

– С тех пор, как убили отца с матерью.

Снова молчание, а потом опять голос Мальтаки, но теперь такой ласковый:

– Расскажи нам, Даниил.

Юноша не знал, на что решиться. Как в тот день в горах, его раздирало надвое – желание спрятаться, притаиться, и вместе с тем нестерпимая потребность заговорить с ними. Никто в пещере не знает его истории. Он никогда не рассказывал о случившемся. Так страшно вытащить прошлое из тайников души, но как же хочется облегчить бремя, которое столько лет приходится нести одному.

– Неподходящая история для девичьих ушей.

– Она о твоей матери? – спросила Така.

– О ней и об отце.

– Девушке подобает услышать о своем народе, о другой женщине, такой, как она.

Даниилу почти не видно ее лица в полутьме коридора. Но глаза сверкают, и взгляда девчонка не отводит. За него она или против? Хорошо, с чего начать?

– Мне тогда было восемь. Я ходил в школу при синагоге. Отец работал смотрителем виноградников. Дело доходное – не помню, чтобы мы голодали или чего-нибудь боялись. Вечером, за ужином, отец рассказывал нам разные истории. Он знал множество историй наизусть. Сестре было только пять. Волосы цвета спелой ржи, а глаза голубые, как у мамы.

Мама нашей мамы родом из Греции, рабыня, вышла замуж за своего хозяина-иудея. Но мама ничего не знала о заморских обычаях, она всегда почитала Бога Израиля. Она учила нас стихам из Писания, их полагалось повторять за ней нараспев. Наверно, все как в других семьях. Думаю, и теперь в селении остальные семьи так живут.

– У нас в доме похоже было, – кивнул Иоиль.

– Брат отца, младше его, они очень дружили, жил вместе с нами. Когда я был совсем маленьким, дядя женился и построил свой дом неподалеку от нашего. Я помню его свадьбу. Мне разрешили идти со всеми в свадебной процессии, а я от восторга уронил факел и прожег большущую дыру в новой накидке.

Даниил прервал рассказ, помедлил минутку. Эта часть истории, пока все было хорошо, жила в самой глубине его сердца. Остальные молчали, пусть соберется с мыслями, незачем его торопить.

– Дядя страшно гордился своей молодой женой. Когда у них родился первенец, мальчик, можно было подумать – ни у кого раньше сыновей не рождалось, так он ликовал. И сделал ужасную глупость. Подходило время податей, а он взял часть отложенных денег и купил жене подарок – красивую шаль с золотой прошивкой, надеть, когда в синагоге будут оглашать имя ребенка. Думал подработать и скопить денег. А тут римлянам понадобились средства на новую дорогу, и сборщик податей пришел раньше срока. Дяде бы пойти к моему отцу, но он постыдился просить – ни у кого ведь нет лишних денег. Принялся спорить, убеждать, что еще слишком рано. Горячая голова. Сборщик податей рассердился и нажаловался на него. Пришли солдаты и забрали его в темницу. Как только отец узнал, он обошел всех друзей и собрал нужную сумму. Но дядя совсем потерял голову, стал драться с римлянами, и теперь они его не хотели выпускать. Сказали – пойдет в каменоломни, покуда не выкупит себя из долгов.

– Мы знали – они его ни за что не отпустят, а он непременно начнет драться, и тогда его убьют. Молодая жена от горя чуть с ума не сошла. Пришла к нам, упала на колени перед отцом, умоляла спасти мужа. Тогда мой отец кое-что придумал. Он был человек мирный, но тут взялся за оружие. Он и еще четверо спрятались в поле и ждали, когда римляне поведут его брата. И напали на конвой. Конечно, их всех схватили. Одного солдата ранили серпом, и он в ту же ночь умер. Легионеры решили хорошенько припугнуть все селение – распяли всех шестерых, даже дядю, хотя тот ничего не делал, у него руки были связаны.

Легкий звук, почти стон, сорвался с губ девочки. Иоиль не шевелился. Даниил продолжал рассказ:

– Мама стояла у креста весь день и всю ночь и весь следующий день. Ночью стало холодно, поднялся туман, и когда вернулась домой, только плакала и кашляла. Она прожила еще пару недель.

– А ты тоже там был? – еле слышно спросила Така.

– Да. Отец умер, а я произнес страшную клятву. Может, кто скажет, что в восемь лет нельзя связать себя такой клятвой, что навеки нерушима. Но я поклялся на всю жизнь. Пообещал, что отплачу им сполна. Буду их ненавидеть, и драться с ними, и убивать их. А больше мне жить не для чего.

Юноша прервал рассказ, он дрожал с головы до ног, ледяной спазм перехватил горло. Пусть бы ушли, оставили его в покое. Но Така снова задала вопрос:

– А кто о вас заботился после?

– Бабушка. Заставляла меня ходить в школу еще пять лет. Но потом и она заболела, еды в доме почти не было, и она продала меня Амалику.

– А сестра?

Даниил опять немного помолчал. Да, придется и про это рассказать.

– Помните, ей было всего пять лет. В ту ночь она умудрилась убежать от соседей. Никто не знает, сколько времени провела она у крестов, пока ее не нашли и не забрали домой. Она стала кричать во сне. Потом отказалась выходить из дома. А когда пытаешься ее заставить, истошно вопит, вся синеет и цепенеет, будто мертвая. И потом несколько дней совсем больная. Ну, мы и сдались. Она всегда росла слабенькой, плохо ела. Мне кажется, сестра все забыла, но бесы все равно ее не оставляют. Она так никогда и не выходит из дома.

Он остановился, не зная, что сказать, как объяснить им про Лию.

– Она такая добрая и нежная, – добавил он, застенчиво взглянув на Мальтаку, и удивился – в глазах девочки блестели слезы. Даниил поспешно отвел взгляд.

С самого начала рассказа Иоиль не произнес ни слова, сидел, уставившись куда-то в пространство. Он, казалось, мгновенно повзрослел. Его еще недавно полудетское лицо вдруг посуровело, стало почти взрослым. Внезапно он встал на колени, наклонился – в коридорчике совсем мало места. Даниилу видно – согнутые плечи напряжены, губы дрожат.

– Даниил, – задыхаясь, проговорил он. – Я тоже хочу связать себя клятвой. Клянусь Небесами, я отомщу за твоего отца! Обещаю! Буду бороться до самой смерти!

Изумленному такой страстностью Даниилу внезапно стало ужасно стыдно – он же не хотел, это нечестно, он не может привлечь Иоиля на их сторону такой ценой.

– Нет, нет, Иоиль, это не твоя битва.

– Нет, моя! Моя и всех остальных иудеев. Твой отец – один из тысяч, павших от их рук. Мы должны – обязаны – все силы положить, чтобы освободить нашу страну.

Если он этого хочет, тогда задача Даниила выполнена. Он ведь за тем и пришел в Капернаум. Но все-таки его гложет сомнение. Оторвать Иоиля от изучения священных текстов, вытащить из надежного мирка – туда, в полную опасностей тьму его собственного мира?

Така поняла колебания юноши. В смятении притулилась она к стене, с ужасом глядя на брата. Нет, не только с ужасом – с гордостью.

Иоиль повернулся к сестре:

– Ты же понимаешь, Така, иначе нельзя. Не могу я с головой зарыться в книги, когда такое происходит. Ты должна понять. Мы всегда все понимаем одинаково.

Така, стараясь побороть страх, подняла глаза на брата. Теперь Даниил видел – близнецы неразрывно связаны. Девочка резко, с шумом выдохнула.

– Да, – голос больше не дрожит, – я понимаю. Будь я мальчиком, тоже бы поклялась.

Внезапно жар, сжигавший брата, бросился в лицо сестре:

– Что мешает мне поклясться? Разве девушка не может отдать жизнь за свою страну? Разве Девора[37]37
  Книга Судей Израилевых, гл 4–5.


[Закрыть] и царица Есфирь[38]38
  См. Книгу Есфири.


[Закрыть] не служили Израилю? Я тоже клянусь! Я буду помогать вам!

– Нет, – ревниво вырвалось у Даниила. – Это мужская клятва! Она не для смазливых девчонок.

Лицо Мальтаки побледнело.

«Что же я наделал, – проклинал себя Даниил. – Как же я такое сказал?»

Но Иоиль немедля встал на защиту сестры:

– Тогда давайте поклянемся снова. Все трое вместе. Мы клянемся бороться за свободу Израиля и за… за… за…

– За Божью победу, – закончила за брата Така. – Помнишь условный знак Маккавеев?[39]39
  2 Книга Маккавейская, глава 13, стих 15.


[Закрыть]

– Да! Да! Давайте поклянемся вместе. Прямо сейчас – на Книге Еноха. Что может быть лучше? Положите руки на мою руку, вы оба. Клянемся бороться вместе. Все втроем. За Божью победу!

Девочка без промедления положила ладонь на руку брата и повторила:

– За Божью победу!