Текст книги "Медный лук"

Автор книги: Элизабет Спир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Глава 23

За пару минут исчезло все, чего удалось добиться за долгие месяцы. В одну ночь Лия снова превратилась в бледный призрак, съежившийся подле умирающей бабушки. Она больше не расчесывает золотистых волос, не метет пол, почти не разговаривает. К ткацкому станку и не подходит. Сидит, понурив голову, ничего не делая, целый день. Как будто Даниил только вернулся домой, и ничего еще не переменилось. Нет, стало еще хуже – теперь она страшится и его.

Умирая от стыда и раскаянья, Даниил делал всю работу по дому, подметал, стирал, пек хлеб. Он решительно старался не замечать, как она дрожит и сжимается в комочек, стоит ему показаться в дверях. Видел – она ни за что не станет есть, пока он в комнате. Приходилось оставлять миску около ее циновки. Возвращался, находил миску полупустой. Случалось – еда вовсе не тронута. Пытался ее ласково уговаривать. Старался быть терпеливым, куда более терпеливым, чем мог себе раньше представить. Но глаза девочки, даже если ему редко-редко удавалось в них заглянуть, были как тусклые окна. Страшно и поглядеть, вдруг увидишь пленивших ее бесов. Да, теперь они завладели сестрой без остатка.

Он сам не знал, когда ему пришла в голову мысль о Иисусе. Сначала будто загорелся маленький огонек. Весь день у наковальни юноша не переставал об этом думать, пока, наконец, надежда не объяла все его существо. Говорят, Иисус изгоняет злых духов, таких ужасных, что заставляют человека не щадить своей плоти. Сумеет ли он изгнать молчаливых бесов, прячущихся в полутьме маленькой комнаты?

Как ему теперь попросить Иисуса – после того, как отказался за ним следовать? Побеспокоить учителя, зная, что сам во всем виноват, – ведь бесы вернулись обратно из-за него? Тут он вспомнил – тогда, после смерти Самсона, слова Иисуса таинственным образом облегчили невероятную тяжесть в душе. Если бы только принести учителю это ужасное чувство вины. Даниил уже позабыл о сомнениях, что мучили его после их ночного разговора. Долгими бессонными часами помнилась только бесконечная доброта смотрящих на него глаз. Нет, Иисус не откажется помочь, не прогонит его.

В тот день, после полудня, решение пришло само собой. Он отложил молот и пустился в дорогу. Добрался к вечеру до Капернаума и сразу же пошел на берег озера.

У рыбачьих лодок никого не было. Одинокий старик, костыли рядом, сидел и глядел на воду.

– Все ушли, – пожаловался он. – Никому нет дела до тех, кто не может ходить.

– А куда они ушли?

– Кто знает? Весь день их нет. Ходят за учителем, целой толпой. Он в лодке, Андрей на веслах. Отправились куда-то. А народ потащился по берегу. Целой толпой. Мне за ними не поспеть.

– В какую сторону они пошли?

– На запад, к равнине.

Даниил заторопился прочь. У него не хватит терпения ждать, особенно в такой унылой компании. Надо пойти навстречу возвращающейся толпе. Он наконец понял, почему они все так рвались вперед. Теперь ему самому понадобился учитель, и его сжигает нетерпение.

Нетрудно следовать за толпой по каменистой прибрежной тропе. Один за другим прохожие указывали ему путь, и юноша догадался – народу там немало, наверно, многие побросали свои дела, пошли следом. Перед ним расстилались бесплодные холмы. Дневной свет угасал, но даже в сумерках удалось различить огромную, никогда им прежде не виданную толпу. Люди, как овцы, сгрудились на склоне холма. Что они здесь делают, ведь уже вечер?

Гул голосов, словно рев моря, достиг ушей юноши. Все громче и громче, волна за волной. Наверное, учитель кончил говорить, в таком шуме все равно никто ничего не разберет. Рев толпы не утихал, но все покрыл страшный крик, истерический, на самой высокой ноте. Такого он в жизни не слышал, аж сердце забилось.

Наконец ему удалось догнать толпу. Все на ногах, толкаются, пихаются, неистово тянут шеи. Голоса сливаются в какой-то вопль, одну произносимую нараспев фразу.

– Что случилось? – Даниил схватил за руку ближайшего человека. – Почему все кричат?

– Почему? Ты что, не понимаешь, парень?

– Я только пришел, скажи мне.

– Он – Мессия! Слушай!

Юноша с замиранием сердца вслушивался в слова:

– Осанна! Благословен Грядущий во имя Господне![82]82
  Евангелие от Марка, глава 11, стих 9.


[Закрыть]

Снова и снова, снова и снова.

– Пришел день Господень! – громкий вопль перекрыл все голоса.

Наконец-то он явил себя! Даниил уже больше не помнил ни о Лии, ни о своих бедах, какая тут усталость, когда радость наполняет сердце, сотрясает тело.

– Он сам сказал? – юноша не отпускал руки незнакомца. – Правда… он сам сказал?

– Сказал? Нет, он кое-что сделал. Он нас накормил. Посмотри на весь этот хлеб. Возьми кусок, съешь. Тут на всех хватит, – он выдернул руку, рванулся вперед. – Хвала Господу! Пришло наше спасение!

Даниил увидел – на земле что-то белеет. И впрямь хлеб. Он наклонился, взял кусок. Еще горбушка, а там другая. Хлеб? На всю эту толпу? Тут, должно быть, тысячи, весь склон холма – люди, люди, люди.

– Постой, – Даниил попытался догнать собеседника. – Откуда взялся хлеб?

– А я почем знаю? Они нам велели сесть на траву. А потом кто-то стал раздавать хлеб[83]83
  Евангелие от Иоанна, глава 6, стихи 1–14.


[Закрыть].

Крики не замолкали:

– Поставим его царем! Он наш Спаситель! Долой Рим!

Но Даниил никак не мог разглядеть в толпе Иисуса. Он проталкивался в давке, жалея лишь об одном – почему с ним нет Иоиля? Вот, пришел конец их долгому ожиданию, а Иоиль этого не видит.

– Даниил! – позвал откуда-то знакомый голос.

– Симон, ты? – двое друзей крепко обнялись. – Где он, Симон?

– Ушел.

– Ушел? Они его хотят царем поставить[84]84
  Евангелие от Иоанна, глава 6, стихи 15.


[Закрыть].

– Я знаю. А он ушел. Мы его так умоляли. А он говорит – оставайтесь с народом, а сам повернулся и вот, его уже нет, а с ним и этих троих – Симона, Иакова и Иоанна.

– И куда он ушел?

– Куда-то туда, в холмы.

– Пошли за ним, скорее!

– Нет, нам его не найти. Он сказал – не ходите за мной.

Слова друга огорошили Даниила, привели в смятение, будто в стенку уперся. Глаза уставились в темноту – где его теперь искать? Разочарованный, он обернулся, взглянул на Симона. Посмотрел вокруг, понял – восторг толпы теперь замирал, как костер, разгоревшийся слишком сильно. Уже крики не радости – гнева. Как и он, Даниил, люди поверить не могли – Иисус ушел. Наверное, прячется, хочет, чтобы его упрашивали. То здесь, то там вспыхивали жгучие споры. Если собрался быть царем, так веди себя как царь. Тут и там бродили женщины, искали мужей, уговаривали их вернуться домой. Постепенно толпа хлынула вниз по склону.

– Пойдем, – тихо сказал Симон. – Переночуешь со мной.

– Симон… почему он…? – вырвалось у Даниила. – Они ведь готовы были сделать его царем.

– Не знаю. Наверно, еще не время.

– Да уж лучшего времени и быть не может.

– Это ему самому решать.

– Когда он решится? Чего ему еще надо? Кто он такой?

Симон пристально поглядел на друга, глаза сверкнули в темноте.

– Я верю, он Мессия, посланный нам от Бога[85]85
  Евангелие от Матфея, глава 16, стих 16.


[Закрыть].

У Даниила даже холодок пробежал по спине.

– Он сам так сказал?

– Не мне. Может, этим троим. Сдается мне, Симон знает.

– Тогда почему он не царствует?

– Говорю тебе, не знаю.

– Если он Мессия, когда поведет нас на врагов?

Симон шагал в темноте, не отвечая, потом неохотно заговорил:

– Не поведет он нас на Рим, Даниил. Нечего на это надеяться.

Тихие слова подобны удару. Ну вот и пришел ответ. Сперва Иоиль пытался ему сказать, потом Мальтака. И сам Иисус. А он все не верил. Теперь и Симон туда же. Нет, Даниилу никогда не поверить в этого учителя из Назарета.

– Так зачем ты с ним остаешься? – вырвался горький упрек.

– А куда мне еще идти? – тихо спросил Симон.

– Что он тебе такого пообещал? Что нашлось получше свободы Израиля?

– Он мне обещал Царство Божье.

– Ну и когда ты намерен получить это свое царство? – Даниилу уже невмочь скрывать гнев.

– Ты не понимаешь. По правде сказать, оно у меня уже есть.

– Ну и отлично, – еще минута, и он просто заплачет. – Иди, радуйся своему царству. Закрывай глаза на все, что вокруг…

– Я не закрываю глаза. Знаю, очень хорошо знаю, ничего в Израиле не изменилось. Но я верю – изменится, пусть мне до этого и не дожить. Послушай, Даниил, ты же видел, он все время думает обо всех этих людях, тех, кому совсем плохо, о них никто – ни я, ни кто другой – даже не вспоминает. Я смотрю на него и понимаю – Бог Израилев не забыл про нас. Поэтому и послал нам Иисуса, нам, а не богатым и ученым. Учитель говорит, он – как пастух, не даст пропасть ни одной овце[86]86
  Евангелие от Иоанна, глава 10, стих 11; Евангелие от Матфея, глава 18, стих 12; Евангелие от Луки, глава 15, стихи 4–6.


[Закрыть]. Я невежественный бедняк, но знаю – с таким Господом мне страшиться нечего.

Даниил уставился на друга. Что, Симон совсем с ума сошел?

– Нечего страшиться? Вы все в опасности из-за Иисуса.

Голос Симона больше не дрожит.

– Иисус научил нас не бояться того, что люди могут с нами сделать.

– А как завтра закуют в цепи и потащат в темницу?

– Он говорит – бойтесь только цепей страха и ненависти, они держат в плену наши души. Кто свободен от страха и ненависти, свободен всегда.

– Свободен? Это в цепях-то? Симон, ты разве не понимаешь, что они с тобой могут сделать?[87]87
  Евангелие от Матфея, глава 24, стих 9.


[Закрыть] И не боишься?

– Я же не сказал тебе – не боюсь. А вот у Иисуса страха нет. Он – та надежда, что дана Израилю.

– И чем он это доказал? Откуда ты знаешь – вдруг рискуешь всем понапрасну?

– Никогда нельзя знать наверняка, – медленно, задумчиво ответил Симон. – Бог людям будущего не открывает. Приходится выбирать, не зная заранее. Вот я и выбрал Иисуса.

– А он сегодня упустил такую возможность! Что он теперь собирается делать? Выполнит ли когда-нибудь свои обещания?

– Понятия не имею, но мне довольно того, что пообещал.

– А мне – нет! – голос Даниила сорвался на крик. – Обещать легко. Опять одни слова. Мне нужен вождь, который не обещает, а делает.

Он рванулся прочь, бросился куда-то во тьму, подальше ото всех. Дороги не разобрать, да какая разница. Все равно он теперь один. Нет у него больше друзей, некому больше сражаться бок о бок с ним. И вождя у него нет. Ничего не осталось – только ненависть да клятва.

Глава 24

В Галилее царила весна. Ушли проливные дожди, над головой сияет чистое, голубое небо. Зеленеют склоны холмов, мягко спускаются к присмиревшей озерной глади. Обочины дорог покрыты цветами, в каждой трещине – в камне, в серой глине домов, в тростниковых крышах – везде пестреют яркие цветочные головки.

Но в одном доме дверь не распахнулась навстречу весне и цветам. В мастерской работает не покладая рук угрюмый, ни на что не обращающий внимания юноша. В сумраке жилой комнаты сидит Лия, руки праздно сложены на коленях. Нити натянутой на станок пряжи покрыты пылью.

«До чего же мы похожи, – думает Даниил, повернувшись спиной к весенним краскам. – Нет, дням надежды больше не вернуться».

И все же он сильнее сестры. Она потеряла все, а у него осталось одно – в душе еще пуще, чем прежде, расцветает ненависть. Если не найти этой ненависти выхода, она его съест изнутри. Он как пленник, брошенный в темничную яму, корчится от бессильного гнева.

Будь он свободен, нашел бы какую-нибудь банду, присоединился бы к зилотам. Их в Галилее немало. Люди судачат о них украдкой. Где-то там, в селении ли, в горной пещере, собираются бойцы, готовятся к битве. Его бы с радостью приняли. Но нет, чтобы не дать помереть с голоду девчонке, которая и жить не хочет, он прикован к наковальне, к ненавистной работе. Да и найди он банду, как доверять вожаку? Кто поручится, что он опять не обманется?

 
Научает руки мои брани
и мышцы мои напрягает, как медный лук…
 

Что пользы в сильных руках? Ясно, медный лук ему Богом не предназначен.

В этот первый месяц весны Лию покинуло последнее существо, которое еще не было ей безразлично – маленькая черная козочка. В месяц Адар родился козленок, крохотный, слабый, пришлось его продать по дешевке. Но только забрали козленка, козочка стала угасать. В тот день еле-еле удалось надоить и чашку молока для Лии. А утром маленькое создание не поднялось на ноги. Даниил заволновался, он помнил – у коз бывает внезапная лихорадка. Принес животное в дом. Попытался накормить. Козочка притулилась рядом с хозяйкой, такая же понурая, как и та. Прошло еще два дня, и она умерла.

Даниил было подумал – Лия перестала есть с горя. Потом понял – девочку тоже лихорадит. Лежит, ничего не замечая, на камышовой циновке, глаза полузакрыты, щеки горят, губы потрескались. И только время от времени в страхе кричит, будто бредёт по какой-то далекой стране, населенной всякими ужасными существами, каких и представить нельзя.

К утру стало понятно – сестра тяжело больна. Сперва врач не хотел приходить, а когда все-таки пришел, только головой покачал. В этом маленьком тельце и так крови почти не осталось, пришлось отложить банку с пиявками. Мудрые глаза под тяжелыми веками глядели на юношу с состраданием. Дав Даниилу склянку с настоем мяты, знахарь бессильно пожал плечами.

– Я не могу сегодня работать, у сестры лихорадка, – буркнул кузнец зашедшему с поломанным топором соседу и закрыл дверь на засов. Больше его никто не беспокоил, похоже, весть разнеслась по селению мгновенно.

Не зная, что делать, он сел рядом с Лией. Все его покинули, все, кто когда-то был его жизнью.

Рош, Самсон, Иоиль, Мальтака, Симон, Иисус. Настала очередь Лии. Когда она умрет, он, наконец, освободится. Но грядущая свобода вдруг обернулась страшной, зияющей пустотой, где ничего нет – только ненависть. За всех надо отомстить, теперь еще и за Лию.

Ему вдруг припомнились слова учителя:

«Можно ли отплатить за любовь ненавистью?»

Лия его любила, простой доверчивой любовью, так похожей на любовь Самсона. А что он им дал взамен – только ненависть. Все лучше, чем ничего.

Вот и Лия погибает от меча, который он нацелил на Рим. И как о Самсоне, после ее смерти о ней не вспомнит ни одна живая душа. Нет, неправда. Така о ней вспомнит, Така ее любит. Он сидел и думал – надо, надо сказать Таке. Конечно, этим делу не поможешь, но все равно – она должна знать.

Как же ей сообщить? Вдруг он вспомнил полученный почти год назад черепок. Симон вот сумел послать весточку. Поискал в мастерской, нашел обломок кувшина, гвоздем процарапал те же слова, что Симон когда-то послал ему: «ЛИЯ УМИРАЕТ».

Иоктан сидел подле двери, рассеянно шлифуя гвозди. Он вроде бы и не видел девчонку, что сейчас лежит в комнате, но все равно – тревога и горе, царящие в доме, передались и ему. Он и рад сбегать в город с поручением. Даниил объяснил мальчику, как найти дом Есрома в Капернауме, приказал оставить послание у привратника.

Иоктан все не возвращается. Три раза в день приходится теперь Даниилу ходить к колодцу, он все пытается смачивать руки и лицо Лии прохладной водой. Выходит на улицу с опущенной головой, шагает быстро, ни на кого не глядя, ни с кем не заговаривая. На второй день, возвращаясь домой, увидел у двери римского солдата. Маркус! Кузнец застыл, в ногах слабость, в глазах кровавый туман. Руки дрожат, не в силах удержать кувшин с водой. Вот он, омерзительный негодяй, в нем одном сосредоточилась вся злоба Даниила, все несчастья его жизни. Как же хочется броситься на проклятого римлянина, со всей силой сдавить ненавистное горло, услышать последний хрип. Нет, не может он его убить сейчас, когда Лия умирает. Будет еще время.

Маркус шагнул вперед, перегораживая дверь. Пришлось остановиться. Пусть у него нет власти запретить солдату с ним заговорить, но смотреть он на него не желает. Нет, легионер молчит. В чем дело? Глянул – оказалось, парень пытается выдавить из себя слова, бормочет невнятно:

– Слышал я, твоя сестра заболела. Как она сегодня?

Даниил плюнул на землю. Рванулся с такой силой, что Маркусу волей-неволей пришлось отступить, пропустить его в дом. Кузнец встал в дверях, рявкнул:

– А тебе что до того? Ну, помрет еще кто-то в Палестине!

Уже третий день, как нет Иоктана. Даниил медленно плетется с кувшином воды, руки и ноги дрожат от усталости, сердце исполнено страха – вдруг тяжелое дыхание девочки оборвется как раз тогда, когда его нет. Снова заметил – молодой солдат все на том же месте у дороги. Второй день, только освободившись в гарнизоне, парень приходит сюда и стоит столбом на самом солнцепеке, глаз не спускает с дома. Нет, на этот раз римлянин перешел дорогу, ждет его у самой двери.

– Я должен с тобой поговорить, – стоило Даниилу приблизиться, сказал Маркус.

Кузнец даже головы не повернул в его сторону.

– Ты меня ненавидишь. Я понимаю твою ненависть. Я германец. Римляне завоевали мой народ.

– А ты им служишь, – презрительно бросил Даниил.

Солдат пожал плечами:

– Все германцы – воины. А потом, когда отслужу, стану римским гражданином.

– Но сначала помрешь!

Лицо парня покраснело – даже под густым загаром.

– Я сказал – я понимаю твою ненависть. Но требую – выслушай меня.

Даниил не отвечал, он ждал, что последует дальше.

– Мою когорту[88]88
  Когорта (лат. cohors, родит, пад. cohortis), в Древнем Риме (со 2 в. до н. э.) подразделение (360–600 человек) легиона (состоял из 10 когорт).


[Закрыть] переводят. Завтра. Уходим в Коринф[89]89
  Коринф – древнегреческий полис (город) в 6 км от современного Коринфа. Основан дорийцами ок. 10 в. до н. э. Процветал в 7 – нач. 6 вв. до н. э.; крупный торгово-ремесленный центр, соперничал с Афинами, славился изделиями из бронзы и керамикой.


[Закрыть]. Молю богов никогда больше не видеть твоей страны.

Ярость Даниила, не успев разгореться, сменилась беспомощным отчаяньем. Вот опять, месть ускользает у него из рук. Теперь ему ни за что не добраться до этого негодяя.

– Кроме твоей сестры, в вашей проклятой стране нет ничего хорошего. Я ее больше никогда не увижу. Даже не будь она еврейкой, все равно – легионерам запрещено жениться. Я хочу ее повидать, прежде чем уеду навсегда. На одну минуту. Вот и все.

Пораженный словно ударом молнии, Даниил взглянул на солдата – этот гордый римлянин склонил шею перед иудеем! Но робкая просьба почему-то взбесила его еще больше. Нет, он уже не в силах сдерживаться.

– И ради спасения ее жизни не позволю тебе осквернить мой дом. Лучше уж ей умереть. Понимаешь? Попробуй только войти, и я тебя убью.

Маркус все-таки был солдатом. Лицо парня побелело, глаза блеснули, кулаки сжались. Оба стояли, не сводя друг с друга глаз, ни один не хотел уступить. Потом римлянин резко повернулся и зашагал прочь, гордо выпрямив спину.

Если она мертва, пришло в голову Даниилу, я еще успею его догнать. По крайней мере, он от меня не уйдет.

Лия едва жива. Она даже не заметила, что брат вернулся. Лежит молча, ни стонать, ни кричать сил у девочки уже нет. Она покорилась одолевшим ее бесам.

Послеполуденный зной сморил Даниила. Он то засыпал, то просыпался, ничего не происходит, все одно и то же. Но тут какой-то звук заставил его поднять голову, он увидел – дверь открылась, и в залитом солнечным светом проеме стоит кто-то в белых одеждах.

Иисус! Пораженный, юноша вскочил на ноги. Учитель вошел в комнату, легонько коснулся пальцами мезузы у притолоки. За ним показалась Мальтака. Иисус не произнес ни слова, тихо двинулся к циновке, на которой лежала девочка. Встал рядом.

Така приблизилась к Даниилу, шепнула на ухо:

– Нас не было, мы навещали Иоиля в Иерусалиме. Иоктан нашел меня только сегодня.

Даниил почти не слышал, что она говорит. Он видел только светлую фигуру. Иисус пришел к ним в дом! Просто не верится. Иисус тут! Ему хотелось броситься к учителю, сказать что-нибудь, опуститься на колени, но он боялся даже шевельнуться. Просто невозможно нарушить покой, каким дышит лицо плотника. Иисус сел рядом с Лией, махнул рукой Мальтаке и Даниилу – садитесь. Склонил голову, прикрыл глаза руками, словно и ему нужно было отдохнуть.

«Если бы только ему рассказать, объяснить – это все моя вина, это я натворил».

Но юноша не решался приблизиться к учителю, почти не смел дышать. Иисус повернулся к нему, глянул прямо в глаза. Нет нужды говорить – он и так знает. Он все понимает про Лию. Он знает, Даниил его отверг. Глаза, глядящие прямо в душу, полны жалости и печали. Да, он видит горечь и ненависть, поруганные надежды и одиночество. И все равно ласково улыбается.

Даниил склонил голову, не в силах вынести улыбку учителя. Внезапно им овладело одно только желание – перестать сопротивляться, поверить, пойти за Иисусом. Казалось, он все в жизни готов за это отдать.

И даже свою нерушимую клятву?

Надо вспомнить слова Давида – они всегда так помогают.

 
Научает руки мои брани.
 

Но Иисус сказал – победа уже обещана Богом. Он говорит – приготовьте сердца ваши, приготовьте вашу душу.

Возможно ли, что только любовью удастся согнуть медный лук?

Юноша дрожит, колеблется, но перед ним открылся новый путь, которого ему не дано ни увидеть ясно, ни понять.

Никогда нельзя знать наверняка, припомнились слова Симона. Приходится выбирать, не зная заранее.

Только если рядом Иисус, больше ничего и не надо.

И вот – на душе уже нет этой ужасной тяжести. На юношу – он такого даже представить себе не мог – снизошли мощь, уверенность и покой, они омывают его благодатной силой, устремляются прямо в сердце.

Прошло какое-то время, Даниил почувствовал – Мальтака накрыла его руку своей. Вскинул голову, увидел залитое слезами лицо.

– Смотри, – шепнула она.

Он забыл про Лию! Сестра лежит совсем неподвижно, наверно, умерла. Иисус уже поднялся на ноги, но по-прежнему глядит на девочку. Даниил не спускает глаз с Лии, видит – веки тихонько дрогнули, нерешительно приоткрылись. Голубые глаза ничего не выражают, будто она все еще спит, нет, теперь она устремила взор прямо в лицо учителю, постепенно взгляд переполняется изумлением.

– Иисус? – еле слышно выдохнула девочка.

На лице учителя появилась знакомая улыбка – он всегда так глядит на толпящихся вокруг него детишек.

– Все… все… хорошо? – шепнули ее губы.

– Все хорошо, – ответил Иисус. – Не бойся.

Даниил с рыданием упал на колени, закрыл лицо руками, чувствуя, как градом катятся слезы. Он с детства не плакал, слезинки не пролил, даже когда умирал его отец. А тут – горячий, безудержный, омывающий душу поток. Кто-то коснулся его плеча. Он поднял голову – Иисуса в комнате не было. Рядом стоит Така – по щекам струятся слезы, глаза сияют, словно звезды.

– Даниил… – слабо позвала Лия.

Не осмеливаясь заговорить, он протянул сестре руку.

– Я знаю, – прошептала она, – что случилось с той девочкой, дочкой Иаира. Помнишь, ты мне рассказывал?

– Теперь я тоже знаю, – смиренно отозвался брат.

Даниил услышал, как шумно выдохнула Мальтака, повернул голову, взглянул девушке прямо в глаза. Конечно, он не достоин дара, который обещает ее горящий взор, но наконец он свободен и может дать ей взамен все, чем владеет сам. Один только краткий миг, и оба снова поклялись – новой, нерушимой клятвой.

– Как тут светло, – бормочет Лия. – А Иисус ушел, да?

Ушел! Даниил рванулся к двери. Вот он, совсем недалеко, на улице, полускрыт толпой, люди всегда собираются, стоит ему только появиться.

– Я должен его догнать, – кричит юноша. – Мне надо его поблагодарить, это важнее всего.

Он уже готов мчаться вслед учителю, но вдруг резко останавливается.

На обычном месте, под неистово палящим солнцем стоит, один-одинешенек, римский солдат.

Неуверенными шагами ступает Даниил – но не за Иисусом, а туда, на другую сторону дороги. Вот он уже рядом с парнем. Дважды пытается заговорить и, наконец, хриплым голосом произносит:

– Моя сестра выздоровела. Лихорадка спала.

У солдата из горла вырывается какой-то булькающий звук. Даниил отворачивается. Подумать только, римлянин…

– Мне кажется, ей будет приятно попрощаться с тобой, – добавляет кузнец.

Солдат непонимающе мотает головой. Даниил смотрит в дальний конец улицы, видит край белых одежд Иисуса. Выпрямляется, говорит громко и решительно:

– Вот мой дом. Входи, пожалуйста.