Текст книги "Медный лук"

Автор книги: Элизабет Спир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Рош продолжал разглядывать мальчишку:

– И впрямь хочешь мне помогать?

– Да, конечно.

– Тогда открой глаза пошире, а рот держи закрытым. Думаешь, получится?

– Да.

– Хорошо, отправляйся в Капернаум. На первый раз с тебя достаточно. Придет время, я пошлю словцо.

Рош отвернулся. Дело закончено. Даниила вдруг захлестнула ужасная зависть. На него вожак и не посмотрел, слова не сказал. Кто схватил торговца и держал его, пока другие занимались рабом? А Иоиль чем отличился – мул его лягнул, да? С чего ему вообще пришло в голову возиться с этим молокососом?

– Ну и как? – указывая на черного раба, крикнул своим приспешникам Рош. – Стоит он того?

– Посмотреть на него, – пробормотал кто-то, – так в одно прекрасное утро мы все проснемся с перерезанным горлом.

– Это вам не шуточки шутить, – отозвался другой. – Ему что пару черепов раздавить, что пару орехов – разницы никакой.

Рош только хмыкнул. Подошел к рабу, хлопнул по предплечью, толстому словно древесный ствол. Рядом с пленником могучий вождь казался карликом.

– Давай, гляди повеселей. Неужто не сообразил, какая тебе удача сегодня привалила?

Раб уставился на вождя – в глазах пустота.

– Ты что, не понял еще? – нетерпеливо продолжал Рош. – Как тебя зовут?

Лицо чернокожего гиганта по-прежнему ничего не выражало. Послышались смешки.

– Самсон,[14]14
  Самсон – библейский персонаж, один из судей Израилевых, обладавший огромной силой, Книга Судей Израилевых, главы 13–16.


[Закрыть] – предложил кто-то. – Нет, Голиаф.[15]15
  Голиаф – великан, побежденный Давидом, будущим царем Иудеи и Израиля, 1 Книга Царств, глава 17; 2 Книга Царств, глава 5, стих 3.


[Закрыть]

– Наверно, глухой.

– Спорим, еще и немой. Почти никто из этих чернокожих не умеет говорить.

Рош пожал плечами:

– Посмотрим. Нам нужны его мышцы, а не язык. Он скоро себя покажет.

– Если разберется, на чьей стороне надо драться!

Рошу окончательно изменило хорошее настроение. Шутка зашла слишком далеко.

– Я тут командую, – прорычал вожак. – Мнение трусливых шакалов меня не интересует. Отведите его в лагерь.

И, не оборачиваясь, сердито пошел вверх по тропе. Остальные переглядывались, надеясь – кто-то другой, не я. Сам не понимая, как это вышло, Даниил вызвался:

– Я им займусь, – и взялся за короткую цепь, ведущую к оковам.

Пятеро разбойников поспешили за вожаком. Даже тот, кто лежал, корчась от боли, на земле, вскочил на ноги. Еще двое одобрительно кивнули Даниилу, но ближе подойти не решились.

Даниил оглянулся, ища глазами Иоиля. Теперь, с цепью в руке, он чувствовал, что вернул себе былое уважение мальчишки. Говорить больше не о чем. Все уже сделано. Иоиль мотнул головой, глаза обоих вспыхнули, они без слов знали – это и прощание, и начало.

Хотя раб тронулся в путь без принуждения, Даниилу пришлось приноравливаться к его ходьбе – оковы на ногах не позволяли ничего, кроме маленьких шажков. У поворота тропы юноша оглянулся. Иоиль все еще стоял и смотрел ему вслед. Мальтака плавным шагом спускалась по каменистому склону – за спиной развеваются темные распущенные кудри. Он вдруг понял, что в горах давно не видел и почти забыл, как с гладкого лба спадают чистые, сияющие, струящиеся, легкие, словно птичье крыло, волосы. Он провожал девочку глазами, покуда ее не догнал брат, а потом повернулся лицом к горам и принялся карабкаться вверх, пленник за ним. Они сошли с тропы, теперь им направо, по крутому склону среди огромных валунов. И снова – наверно, из-за плавной походки Мальтаки – как заноза в сердце, вспомнилась сестра.

Даниил быстро пожалел, что вызвался вести раба, хотя прекрасно понимал, почему выскочил вперед. Чистое хвастовство, пусть Иоиль не гордится тем, что разговаривал с вожаком. Не раз и не два проклинал себя Даниил за это ребячество, пока тащился вверх со скованным гигантом в поводу. Двое оставшихся с ним бурчали из-за медленного подъема. Грубоватые шутки в адрес пленника вскорости сменились проклятиями – оковы раба громыхали при каждом шаге.

Немного погодя солнце скрылось за горизонтом, темнота наступила почти мгновенно, теперь идти было еще трудней. В конце концов кошмар подошел к концу – в воздухе потянуло запахом жареного мяса, послышались голоса, уже виднелась знакомая прогалина. У входа в пещеру полыхал огромный костер, рядом в круг на жесткой земле расположились обитатели. Мяса осталось не так уж много, и двое спутников Даниила, не теряя времени, набросились на еду. Никто не обращал ни малейшего внимания на раба, ради которого всего несколько часов тому назад рисковали жизнью. Даниил остановился, в руке цепь – что дальше?

Рош помахал полуобглоданной бараньей костью.

– Проследи, чтобы Самсону всего досталось, – проорал вожак. – А завтра пусть начинает работать, как мы все.

Раздался одобрительный хохот, но никто не двинулся с места. Даниил понял – пока он добирался до пещеры, Рош все обдумал. Прозвали Самсоном, Самсоном и останется, какое бы у него прежде ни было имя. И ему, Даниилу, остается только себя благодарить за новое назначение – теперь он сторож Самсона.

Юноша пошел в прохладную глубину пещеры, туда, где хранились мехи из козьих шкур – напился воды сам и принес полную тыквенную флягу рабу. Тому фляги хватило на два больших глотка, так что пришлось ходить туда-сюда три раза. Потом он притащил ему огромный кусок баранины. Чернокожий выхватил мясо из рук и впился зубами с такой жадностью, что юношу чуть не затошнило. Он отломил два огромных куска ячменного хлеба, положил рядом. Сел у костра подальше от остальных – ему самому есть уже не хотелось.

Рош не дал отдыхать слишком долго.

– Чего ты ждешь, – поторопил его вожак. – Сними с него оковы.

– Сегодня? – удивился Даниил.

Сидящие у огня бурно запротестовали.

– Оставь!

– Он все равно ничего не понимает!

– Он быстро разберется и всех нас передушит!

– А ну, заткните глотки, – рассердился Рош. – Какие вы после этого патриоты? У нас в горах рабов нет. Теперь он один из нас, вбейте себе в головы. Удвоим охрану, чтобы вы, жалкие трусы, могли спать спокойно. Но чернокожий проведет эту ночь свободным человеком.

Даниил со вздохом поднялся на ноги. Работа все равно бы ему досталась, он же кузнец. Юноше не впервой разбивать оковы пленников. Двое из тех, кто сейчас сидят у костра, бежали из римских каменоломен. Он пошел в глубь пещеры взять зубило, деревянную колотушку и большой напильник.

После еды раб неподвижно скорчился у огня. Когда Даниил знаком велел ему вытянуть руки, он только тупо посмотрел на юношу. Но в конце концов понял, что от него требуется, сел, положил скованные запястья на большой камень. Пора приниматься за дело, оно – Даниилу ясно – продлится полночи.

Рош улегся на кучу шкур. Остальные повалились, кто где сидел, подложив под головы плащи. Скоро уже все захрапели. Часовой первой стражи, собиравшийся разбудить подкрепление, как только раб будет свободен, уселся рядом наблюдать за работой Даниила. Время от времени он поправлял костер, чтобы юноше хватало света, но никакой другой помощи от него ждать не приходилось.

У Даниила уже ныли плечи. Сколько он ни орудовал напильником, казалось, двойная толщина металла почти не поддается. Вместо этого сдавало терпение. Прошло немало времени, пока удалось пропилить первое кольцо оков. Раб не шевелился. Стражу наскучило следить за работой, он бродил вокруг костра, ковыряя в золе в надежде найти остатки мяса. Чтобы не заснуть, Даниил заговорил, не ожидая ответа. Как он и думал, гигант продолжал молчать.

– Знаю, тебе трудно, – бормотал юноша. – Но и мне такая работа – не шутка. Рош прав про оковы, но если бы ему самому пришлось этим заниматься, спорим, ты бы остался в них до утра. Но если Рош приказал, деваться некуда, ты уж лучше сразу запомни.

Черные глаза блестели в полутьме, как обломки полированного базальта.

– Ты не понимаешь, что произошло, конечно? – продолжал Даниил. – Благодари Роша за то, что не окажешься на галерах. Ты, наверно, и про галеры ничего не знаешь. Но бича уже отведал, сомнений нет. Больше этого не будет. В пещере жить нелегко, но ни бича, ни цепей тут нет. Тебе ничто не угрожает.

Кто знает, понимает ли раб что-нибудь, слышит ли он его? Но Даниил продолжал говорить сам с собой, орудуя напильником в такт собственным словам.

– Рош – отличный предводитель, лучше не бывает. Притворяется, что ему и дела ни до кого нет, но ни о чем не забывает, не упускает ни малейшей детали. У него глаза на затылке. Поэтому ему все удается, и банда наша растет, а остальные распались, и всех переловили поодиночке. Он ничего не боится, совсем ничего. Он смеется над римлянами.

– То и дело приходят новенькие. Настанет день – и нас будет достаточно. Рош только одно спрашивает: ненавидишь римлян, готов сражаться, покуда не останется на нашей земле ни одного проклятого врага, покуда Израиль не станет свободен? Мы только ради этого и живем. И ты так будешь жить. Рош знает, он немногим рискует с тобой. Всякий, кто поносил на руках эти штучки, готов умереть, но только не попасть в них снова. Понимаешь, о чем я толкую, Самсон? Сдается мне, нет. Но скоро я тебе кое-что покажу, и ты уж, верно, поймешь.

От костра остались только изредка вспыхивающие угли, почти вся ночь прошла, пока последнее из четырех металлических колец было, наконец, перепилено. Даниил свистнул часовому, тот испуганно вздрогнул и пошел будить двух других. Теперь все трое стояли, обнажив мечи.

Дело сделано, Даниил отложил зубило и деревянную колотушку. Со звоном, разбудившим половину лагеря, упали оковы. Даниил отступил. Раб все еще стоял на коленях и глядел на свои руки. Даниил подошел ближе, коснулся его плеча. Тяжеловес повернулся, вскочил, навис над юношей. На мгновенье Даниил почувствовал настоящий страх – огромные лапищи медленно поднимаются, массивная грудь вдыхает воздух. Внезапно освобожденный пленник одним броском снова упал на колени и, не дав Даниилу времени опомниться, схватил его ступню гигантскими ручищами, прижался к ней лбом.

Даниил попытался отдернуть ногу.

– Встань! – крикнул он. – Это Рош тебя освободил.

Раб не двинулся, тогда Даниил повернулся и зашагал прочь.

– Хватит уже, – под насмешливыми взглядами часовых юноша тщетно пытался скрыть смущение. – Я готов проспать целую неделю.

Он нашел свой плащ из овечьих шкур и устроился на ночлег вдали от костра. Самсон подполз к нему и притулился к ногам юноши. Рассерженный, Даниил снова поднялся, пошарил в пещере в поисках какой-нибудь старой накидки, нашел одну, укрыл ею обнаженные плечи гиганта. Потом улегся, накрылся с головой своим плащом и тут же заснул. Он даже не успел удивиться, почему все-таки ему не страшно.

Глава 3

Полуденное солнце накалило камни, не прикоснуться, а не то пальцы обожжешь. Воздух над плавильной печью дрожит. Даниил наклоняется проверить рыхлую массу огненно-красной руды, ноздри опаляет дым. Глядит на Самсона, тот полдня без устали раздувает кузнечные меха. Наверное, Самсон, откуда он там родом, сызмальства привык к изнуряющему жару солнца. Но с Даниила на сегодня довольно. Все равно железной болванке надо остыть, а потом он разобьет ее на маленькие кусочки.

Юноша подхватил мех из козьей шкуры, наклонил, теплая вода полилась в горло, по подбородку, по груди. Дальше очередь Самсона. Он чуть ли не месяц в лагере, но по-прежнему никогда сам ничего не возьмет. Даниилу все время приходится следить, не голоден ли он, не хочет ли пить. Глядя, как вода льется на землю, он напоминает себе – гигант это заслужил. В лагере воды стало вдвое больше – теперь из ручья ее таскает Самсон.

Понимает ли он, что свободен? Он редко-редко двинется с места без приказания Даниила. Раздосадованный Рош больше не обращает на него внимания. Предводитель привык, что его приказы выполняются по первому слову, но сколько ни кричи и ни осыпай бранью Самсона, тот и не шевельнется. Непонятно, от тупости или от дерзости. Пришлось вожаку сдаться, и гигант остался на попечении Даниила. День-деньской бродит Самсон за юношей по пятам, а ночью устраивается так близко, что Даниилу ног не вытянуть, не толкнув великана. Словно его приковали к огромному камню, вот и приходится повсюду таскать его за собой.

Нечего говорить, работать стало куда легче. Дров теперь хватает с избытком. С тех пор, как вместо тощего подростка Иоктана меха раздувает Самсон, в горне всегда ровный жар. Другие тоже рады мускулам Самсона. Приходят к Даниилу, словно им надо одолжить вола или топор.

Огромный камень, который и пятерым с места не стронуть, Самсону что галька ребенку. За две недели смогли укрепить всю восточную сторону лагеря. Даже Рош признает – Самсон заслуживает своей доли еды и питья. Но в лагере по-прежнему боятся и ненавидят гиганта, хотя не прочь сыграть с ним глупую шутку. Нелегко приходится и Даниилу, он как будто больше не вместе с остальными – когда смеются над Самсоном, на долю юноши тоже приходится немало насмешек.

Может, Самсон и вправду глухой? Иногда Даниилу кажется – великан понимает куда больше, чем они думают. Один раз его угораздило сказать что-то подобное товарищам по лагерю, а те взялись жестоко преследовать Самсона, устраивая ему всевозможные дурацкие проверки. Ничего не добились и в конце концов отстали от гиганта, но юношу это не убедило.

Умеет ли Самсон говорить? Иногда он произносит какие-то звуки, чистая тарабарщина – но, может, просто другой язык, никому не понятный? Откуда он родом? Что таится за этим всегда невозмутимым, неуязвимым лицом? О чем он вспоминает? Даниилу никогда не узнать. Иногда юноша всем сердцем ненавидит гиганта, в другой раз, как сегодня, когда Самсон поставил мех с водой на землю, вытер тыльной стороной ладони рот и взглянул на Даниила с детской, во весь рот улыбкой, юноша, сам того не желая, улыбнулся в ответ.

Он принес себе и Самсону сырых овощей из пещеры – капусты, огурцов и лука, украденных с полей в долине, а потом оба улеглись в глубокой тени вздремнуть, пока не спадет полуденный зной.

Даниил проснулся, услышав свое имя. Полусонный, вышел из пещеры на крик Роша, солнечные лучи слепят глаза. Эбол, часовой, ведет кого-то – на глазах повязка, руки скручены веревкой. Это приказ Роша – незваных гостей и пленников приводить в лагерь связанными.

– А ну, поди сюда, Даниил, – рявкнул предводитель. – Парень говорит, что ищет тебя. Видел его раньше?

Даниил подошел поближе, уставился на молодого, бородатого незнакомца. Он стоял как человек, которому нечего скрывать, не смущаясь ни повязкой, ни приставшими к одежде колючками, ни целой толпой объявленных вне закона изгоев.

– Это Даниил? – раздался басовитый голос.

– Мир тебе, друг мой. Столько времени прошло!

Юноша шагнул вперед.

– Симон? – неуверенно спросил он. Даниил с трудом узнавал оборванного подмастерья в уверенном в себе высоком мужчине. – Иоиль передал мои слова?

– А я был рад их услышать. Не поверишь, но я нередко задумывался – что же все-таки случилось с Даниилом?

– Знаешь его? – Рошу ничего не оставалось, как махнуть рукой – развяжите. Потом предводитель повернулся к Симону. – О мальчишке тут неплохо позаботились, с этим не поспоришь.

Повязку сняли. Симон с изумлением взглянул на Даниила – юноша был выше него.

– Заметно вырос, ничего не скажешь, – согласился он. – И мускулов таких я не ожидал.

– Это от плавильной печи, – похвастался польщенный Даниил. – Иоиль тебе рассказал? Я при том же ремесле. Пойдем, покажу!

– Подожди, сперва дай попить, – попросил Симон. – Вы тут в горах знаете, как оказать страннику достойную встречу.

Смущенный Даниил побежал в пещеру – найти воды похолодней. Рош ушел, а остальные крутились поблизости – не прочь узнать, в чем дело. От удовольствия и сознания собственной значимости юноша чуть не уронил мех с водой. Никогда еще с ним такого не случалось.

– Как ты догадался, где меня искать?

– Мне пришло в голову, что стоит подняться повыше в горы, помощники сразу найдутся.

– Тебя же могли ранить или даже убить!

– Не думаю, – Симон казался весьма уверенным в себе.

Раздуваясь от гордости, Даниил повел друга к плавильной печи. Он знал – ему есть чем гордиться, но удивление Симона его немало обрадовало. В первый же год в горах юноша обнаружил пятачки земли, порыжевшие от железа. Сложил печь у каменной стены пещеры, обмазал ее глиной, приспособил простенькие меха из пары сшитых вместе козьих шкур и постепенно научился плавить металл.

– Отлично сработано, – Симон ткнул палкой в железную болванку, остывающую подле печи. – Теперь понятно, откуда такие мышцы.

– Мне Самсон помогает, – Даниил указал на гиганта, сидящего на корточках у входа в пещеру.

– Моисей и его борода! – воскликнул Симон. – Откуда такой великан?

– Он… убежал из каравана, – ответил Даниил. – Мы не знаем, откуда он взялся.

– Ага, – Симон окинул Самсона долгим, оценивающим взглядом, а потом повернулся и глянул на лезвие, которое Даниил положил ему на ладонь. – Неплохо. Весьма неплохо. Видать, Амалик тебя хорошо учил. А что еще делаешь, если не считать кинжалов и мечей?

– Крючки рыболовные иногда, вот и все. У нас ведь нет лошадей, и землю мы не пашем.

– Понятно, – Симон уселся на плоский камень, спиной к любопытным обитателям пещеры.

– Ты счастлив тут, Даниил?

– Рош ко мне хорошо относится. Совсем не так, как Амалик.

– Ты же всегда хотел сражаться с римлянами.

– И ты. Мне Иоиль сказал – тебя прозвали Симоном Зилотом. Тебе бы получше узнать Роша, и тогда ты точно к нам пристанешь, – внезапно юношу осенило. – Ты поэтому сегодня пришел?

Симон покачал головой:

– Я о Роше знаю давно. Да, я зилот. Рош и я стремимся к одной цели, только пути у нас уж больно разные.

– Если бы ты его получше узнал…

– Может быть. Но сегодня я пришел к тебе. Две недели тому назад Амалик умер. Можешь вернуться в селение, если хочешь.

Старый Амалик умер! Что ему, Даниилу, теперь прикажете чувствовать – радость, сожаление, жалость? Прошлая жизнь так далека. Столько лет прошло, он и не думает о возвращении.

– А мое долговое обязательство? Еще четыре года осталось.

– Его с тебя некому спросить. У бедняги не было ни семьи, ни друзей. Сомневаюсь, что хоть кто-нибудь помнит о твоем долге.

Даниил пытался представить себе возвращение в деревню. Он сам не знал, тянет его назад или нет.

Симон не мешал юноше думать и только пару минут спустя спросил:

– А не хочется снова увидеть бабушку с сестрой?

Даниил не отвечал. Стыдно признаться – нет, не хочется.

– Они за тебя всегда беспокоились. И я тоже. Слушай, пойдем со мной. Останешься на пару дней. Просто дашь им знать – у тебя все в порядке. Они обрадуются, вот увидишь.

– Я могу Рошу понадобиться, – Даниилу стало ужасно обидно – как тогда, на вершине горы с Иоилем. Ничего его не ждет в деревне, разве что старые неприятности, от которых он вроде бы избавился здесь, наверху.

В конце концов Симон его уговорил. Помогло и любопытство. Рош поворчал и согласился, покоренный уверенностью Симона – ей просто невозможно было сопротивляться. Однако тут случилось то, чего Даниил никак не ожидал. Только они с Симоном пустились в путь, огромная фигура вышла из тени пещеры и устремилась за ними. Оглянувшись, юноша увидел – Самсон, как обычно, следует за ним по пятам.

– Возвращайся обратно, Самсон, – приказал Даниил. – На этот раз я пойду один.

Он кликнул Иоктана, рыжеволосый паренек вмиг примчался.

– Следи, чтобы Самсон получал еду, – велел ему Даниил.

Иоктан упрямо и испуганно не разжимал губ.

– Он тебя не тронет, не бойся. Только один день, Иок. Я, когда вернусь, отработаю.

Мальчик молча кивнул.

– Если кто задумает шутки шутить, будет иметь дело со мной, – бросил Даниил через плечо.

Но стоило им с Симоном двинуться, гигантская фигура опять последовала за ними.

– Нет! – заорал Даниил, теперь он здорово рассердился, замахал руками. Великан смотрел на него без всякого выражения – а, может, Даниилу просто не хотелось понимать выражение его лица. – Тебе нельзя со мною. Жди здесь. Я вернусь.

Он шагнул вперед и вслед за Симоном ступил на тропу. У первого поворота юноша обернулся. Самсон стоял наверху, не сводя с него глаз. Он махнул гиганту рукой и поспешил вниз.

Пока они спускались, Даниил снова попытался уговорить Симона:

– Если ты зилот, у тебя с Рошем одна и та же цель. Так почему же тебе не присоединиться к нам?

– Когда настанет день, – отвечал его спутник, – и появится тот, кому назначено нас вести, тогда мы все будем вместе. А пока, как я уже говорил, уж больно разные у нас с Рошем дороги. Начать с того, что я привык сам зарабатывать себе на хлеб и мясо.

Такое оскорбление нелегко снести.

– Разве воин не заслуживает пропитания? – горячился юноша. – Рош жизнь свою готов положить за Израиль. А земледельцы жалеют поделиться с ним и самой малостью. Они ему куда большим обязаны!

– Может быть, может быть, – Симону не изменяло спокойствие. – Я не хотел тебя обидеть, друг мой. Время воинов придет. Но хороший кузнец и сейчас пригодится.

Даниил нахмурился и промолчал. Они сошли с каменистой тропы, ступили на дорогу, полого спускающуюся среди зеленеющих пастбищ вниз к селению, и вскоре добрались до ручейка, текущего с горы. Здесь его можно было перейти вброд. Чуть в стороне ручей разливался в мелкий затон, дно покрыто галькой, вокруг густо разрослись папоротники, покрытые розовыми цветами олеандровые кусты, лиловые ирисы. Симон остановился, огляделся:

– Пожалуй, подойдет, – и принялся разматывать головную повязку. Даниил недоуменно взирал на друга.

– Тут можно искупаться, – объяснил Симон. – Пока дойдем до селения, будет слишком поздно.

– Слишком поздно?

– Закат уже близко. Наступает суббота.

Даниил побагровел от смущения. Он совсем потерял счет дням. Симон, наверно, догадался – в пещере что один день, что другой – все едино. Теперь он, не глядя на Даниила, старательно складывает плащ перед тем, как положить его на куст. Если спросить Даниила, так Симону незачем купаться. Юноша глянул на свои руки – сплошь покрыты сажей и потом.

Скажи Симон еще одно слово, просто погляди на Даниила, тот сразу бы повернул назад, в горы. Но прошла минута-другая, и Даниил тоже ступил в заросли папоротника, стаскивая с себя немыслимо засаленную тунику, и вот он уже плещется в ручье. До чего хорошо – кругом вода, давно такого не было, в пещере влага отмеряется по каплям. Даниил зачерпнул горсть песка и камешков, стал оттирать грязь. Потом опустился на колени, сунул голову в воду. Встал, вода стекает с волос. Симон сидел на берегу, совсем одетый, и улыбался другу. На этот раз Даниилу удалось выдавить из себя робкую улыбку.

Они добрались до селения в ту самую секунду, когда раздался протяжный чистый звук – шофар, бараний рог, первый призыв к субботе, сигнал работникам возвращаться с полей. За пять лет ничего, право, не изменилось, только теперь Даниилу все кажется куда меньше, чем он помнит, улицы узкие и грязные, дворы еще хуже – обшарпанные, замусоренные.

Правда, появилось несколько новых домов, свежеобмазанных глиной, тростник на крышах еще зеленый. Юноша припоминал, кто в каком доме живет. Они прошли мимо мастерской Амалика, такой обветшалой, что уже и не починишь, даже если новый владелец появится. Вышли на пустынную площадь в центре селенья, у колодца кто-то торопливо поил четырех усталых ишаков. Повернули в узкую, темную улочку, в дальнем конце – такой знакомый маленький домик. Глинобитные стены совсем почернели и растрескались, еще немного – и упадет крыша. Симон остановился:

– Здесь я тебя покину, мой друг. Дальше иди сам.

Даниил неуверенно глянул в сторону домика:

– А они… как я…

– Они тебя ждут. Я им сказал – ты придешь.

Даниил уставился на друга. Какое право он имеет… Почему он так уверен? Симон ободряюще улыбнулся и зашагал прочь. Даниил в смятении стоял, не зная, что делать. Пока он раздумывал, дверь открылась, и на пороге показалась старуха.

Какая она сгорбленная, какая худая!

– Даниил? – каркающий голос, неужели это бабушка? – Это ты, Даниил?

– Я, бабушка, – еле выговорил он. – Мир тебе.

Тут над селеньем снова пронесся звук рога.

– Мальчик мой! Пора идти в дом! – ее глаза, выцветшие и затуманенные, глядели на внука. Костлявыми руками старуха прижала его к себе.

У двери он помедлил, откуда-то всплыла давняя детская привычка, сам с трудом осознавая, что делает, юноша коснулся мезузы[16]16
  Мезуза (древнеевр. «дверной косяк») – пергаменный свиток в металлическом или деревянном футляре, который прикрепляют к дверному косяку в домах иудеев. Мезуза содержит два отрывка из Пятикнижия (Втор 6:4–9 и 11:13–21). Она помещается на правом (по отношению к входящему) косяке. Благочестивые иудеи касаются мезузы пальцами и затем целуют их.


[Закрыть], маленькой коробочки, прибитой к дверной раме – хранилищу священных слов Торы[17]17
  Тора – пять первых книг Библии, Пятикнижие Моисеево.


[Закрыть]. И шагнул через порог.

Казалось, комната пуста. С балки свисает чуть дымящий светильник. Циновка уставлена посудой – все накрыто к ужину. Даже субботняя плошка с маслом наготове. Он с ужасом огляделся.

– Пойди сюда, Лия, – позвала бабушка. – После второго сигнала пора кончать работу. Иди, поздоровайся с братом.

Тут он заметил девочку, сидящую за ткацким станком в углу. По плечам рассыпаются золотистые волосы. Даниил стоял, словно язык проглотил. Он помнил ее совсем девчушкой. Теперь она уже взрослая девушка, и до чего же красива!

– Лия, – недовольно повторила бабушка. – Это Даниил, он к нам вернулся. Столько лет спустя!

Юноша облизал пересохшие губы:

– Мир тебе, Лия.

Девушка подняла голову от работы, глаза удивительной голубизны – а в них такой страх, что у него просто дыхание перехватило.

– Не обращай на нее внимания, – буркнула старуха. – Она к тебе скоро привыкнет. Постыдилась бы, Лия. Принеси брату воды. До чего же ты невоспитанна!

Девушка не двигалась. Даниил с тоской в груди ждал и, наконец, заикаясь, произнес:

– Лия, не узнаешь меня? Забыла уже, как всегда приносила мне воду, когда я возвращался домой?

Она снова подняла голову. Брат заметил в голубых глаза первые следы узнавания.

– Ты и вправду Даниил? – голосок тоненький и дрожит. – Где ты так долго пропадал?

– Принесешь мне воды, ладно, Лия?

Она послушно встала из-за станка, подошла к большому глиняному кувшину у двери, налила в долбленую деревянную плошку воды – движения плавные, грациозные. Но протянутая рука дрожит, вода чуть вся не расплескалась. Он неловко взял плошку, наклонился омыть ноги. Чего он ждал? На что надеялся? Ничего не изменилось, словно и не прошло пяти лет. Нет, стало еще хуже. Теперь его сестре Лии пятнадцать. А в глазах все тот же страх.

До них донесся последний призыв рога – начинается суббота. Бабушка зажгла лучинку, поднесла к субботнему светильнику.

– Скажи благословение, Даниил, – попросила она. – Хорошо, когда это делает мужчина.

Он помедлил, но слова сами, хотя и с запинкой, пришли ему на язык:

– Благословен Ты, Господь наш, Царь Вселенной, Который освятил нас заповедями Своими и повелел нам зажигать субботний свет.

Они уселись на жесткий земляной пол вокруг потрепанной циновки, и снова бабушка взглянула на внука. Давным-давно, в первое время жизни в пещере, он еще повторял про себя положенное благословение. Его он помнил:

– Благословен Ты, Господь, Бог наш, Владыка Вселенной, вырастивший хлеб из земли.

Благословлять Господа почти и не за что: жидкая чечевичная похлебка, немного черствого ячменного хлеба. Он заметил – бабушка с Лией ничего не едят, только смотрят на него, провожая глазами каждый кусочек – от миски до рта.

– А вы почему ни до чего не дотрагиваетесь? – спросил Даниил.

– Мы уже поели, – ответила старуха.

Но Лия врать не умела.

– Бабушка велела оставить тебе, – голосок такой чистый, детский. – Сказала, ты, наверно, ужасно голодный.

У Даниила враз пропал аппетит.

– Поешь со мной, – попросил он, подвигая миску поближе к сестре.

Испуганно взглянув на бабушку, девочка отломила корку хлеба, обмакнула в похлебку. Он увидел тоненькие синие прожилки, просвечивающие сквозь кожу, запястья хрупкие, словно птичьи лапки.

Откуда вообще в доме еда? Он никак не мог сообразить, как задать этот вопрос.

– Хороший хлеб. Сами выращиваете?

– Доля нищих, – резко ответила старуха.

Лучше бы ему не спрашивать. Только представить себе – бабушка ходит за жнецами в поле и подбирает то, что они уронили – упавшее наземь по закону принадлежит нищим.

После еды все сидели в молчании. Бабушка не задавала никаких вопросов. Рада она его приходу? Старуха, похоже, слишком устала, чтобы радоваться чему бы то ни было. Опустила голову, уткнула подбородок в складки накидки и беспокойно, то и дело просыпаясь, дремлет. Наверное, по-прежнему работает в поле, выращивает кетцу – черный тмин, в честь которого и названо селение. День-деньской шагает по полю, работы много – сначала сеять, потом полоть, а только голубые цветочки опадут, выколачивать покрытые пухом маленькие, острые на вкус зернышки, они хорошо идут на рынке – хозяйки приправляют ими еду.

Даниил оглядел комнату. Помнится, в доме был второй этаж, но настил давно обрушился, остался только узкий его кусок, там еле-еле можно уместиться на ночь. В земляном полу яма с холодной золой старого очага. В комнате почти нет мебели – только дряхлый деревянный сундук да ткацкий станок, за которым работает Лия.

Стало совсем темно, раздался еле слышный звук. Бабушка подошла к двери, впустила в дом черную козочку. Та сразу побежала к Лии, девочка обняла ее за шею. Козочка ткнулась в нее носом, а потом устроилась рядом, положив морду хозяйке на колени. Лия сидела, поглаживая мягкую шерсть, накручивая на пальцы черные прядки маленькой бородки, и тихо что-то бормотала, словно голубка на крыше. Даниил смотрел на сестру, смущение и неловкость куда-то исчезли. Как же она похожа на маму! Тут он наконец разобрал, что она бормочет.

– Его не надо бояться. Он наш братец Даниил. Он вернулся. Когда он пойдет тебя доить, стой смирно и не брыкайся. Посмотри, какой он большой и сильный. Он о нас позаботится, и все будет хорошо.

На юношу снова напал испуг. Отвернулся, не в силах смотреть на шелковистые, золотые волосы девочки, сияющие на свету, не в силах слышать этого нежного голоса. Маленькая беспомощная фигурка грозила разрушить его жизнь, все смелые планы.

Руки и ноги затекли. Как же тут жарко и душно. Светильник брызгает маслом, распространяя вокруг тошнотворный запах. Голова болит, так хочется снова очутиться на воле, там, где легкий вечерний ветерок качает у входа в пещеру тоненькие ветки. Он с облегчением заметил, что старуха вытащила из ниши в стене спальные подстилки.

– Я приготовила твое старое место – на крыше.

Даниил схватил потертую скатанную подстилку, пожелал им спокойной ночи и вышел из домика. Вскарабкался по шаткой приставной лестнице на крышу. Тут ненамного прохладней. Жара накрыла селенье удушливым покрывалом. Он сел, обхватив руками колени, и посмотрел вниз.

Зачем я сюда пришел? Как бы поскорее отсюда убраться. Ужасно есть хочется. Там, в горах все сидят вокруг костра, набив животы ворованной бараниной, запивают ее виноградным вином, хвастаются, рассказывают забавные истории. Потом завернутся в плащи и мирно уснут, вдыхая чистый горный воздух, а над головой звезды – сверкают так близко, что, кажется, можно до них дотянуться. Интересно, Иоктан покормил Самсона? Или гигант все так и стоит у входа в пещеру? Внезапно Даниил упал на подстилку, уткнул лицо в ладони и разрыдался в тоске по дому – родной пещере.