Текст книги "Юность Поллианны (Поллианна вырастает)"

Автор книги: Элинор Портер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

ДЖОН ПЕНДЛТОН

Как раз за неделю до Рождества Поллианна отправила свой аккуратно отпечатанный рассказ на конкурс. Объявление гласило, что победители будут объявлены только в апреле, и она настроилась ждать долго с присущим ей философским терпением.

«Не знаю почему, но я так рада, что это будет не скоро, – говорила она себе, – ведь всю зиму можно воображать, что я займу первое место, получу первый приз. Хотя, конечно, любой приз – большая радость. Пока ничего не известно, я не буду заранее страдать, а потом, наверное, смогу обрадоваться самому маленькому». То, что она вообще может ничего не получить, в её расчёты не входило. Рассказ, аккуратно отпечатанный Милли, выглядел в её глазах почти так же, как изданный.

Рождество в этом году было не таким счастливым, несмотря на все старания Поллианны сделать настоящий праздник. Тётя Полли запретила любое веселье и продемонстрировала своё отношение настолько явно, что племянница не рискнула сделать ей даже простенького подарка.

Вечером перед Рождеством пришёл Джон Пендлтон. Миссис Чилтон удалилась к себе, а Поллианна, в буквальном смысле измученная её отношением, радостно его приветствовала. Но даже и в этом янтарном зёрнышке радости она обнаружила муху, потому что Джон Пендлтон принёс письмо от Джимми. Кроме планов, которые они вместе с миссис Кэрью составляли для Рождества в Доме рабочих девушек, там ничего больше не было. У Поллианны совсем испортилось настроение, и в этот вечер она не в состоянии была слышать ни о Рождестве, ни о Джимми.

Джон Пендлтон, однако, не собирался прекращать эту тему.

– Просто удивительно, что они делают! – воскликнул он, складывая письмо.

– Да, конечно, – пробормотала Поллианна.

– И как раз в этот вечер! Я бы с удовольствием зашёл к ним сейчас.

– Да… – опять пробормотала Поллианна, стараясь улыбнуться.

– Я думаю, миссис Кэрью знала, что она делает, когда попросила Джимми ей помочь, – заметил гость. – Интересно, как ему понравится играть Деда Мороза перед полусотней молодых девушек?

Поллианна слегка подняла голову.

– Наверное… наверное, это очень весело.

– Может быть, но всё-таки это не мосты строить.

– О, да!

– Но я в нём уверен. Бьюсь об заклад, что эти девушки никогда лучше не проводили время.

– Д-да, к-конечно, – выговорила Поллианна, стараясь сдержать дрожь в голосе, которая появилась так некстати. Ей трудно было удержаться и не сравнить этот скучный вечер в Белдингсвилле и тот, весёлый, который пятьдесят счастливиц проводят с Джимми.

Воцарилось короткое молчание. Джон Пендлтон мечтательно уставился на огонь, пляшущий в камине.

– Замечательная женщина… миссис Кэрью, – наконец проговорил он.

– Да, конечно! – на этот раз энтузиазм был естественным.

– Джимми рассказывает мне, что она сделала для этих девочек, – продолжал гость, глядя на огонь. – В предпоследнем письме он подробно писал о ней и о её работе. Он говорит, что всегда уважал её, но только теперь увидел, какая она на самом деле.

– Она просто прелесть! – с чувством проговорила Поллианна. – Да, она прелесть, и я её очень люблю.

Неожиданно Джон Пендлтон зашевелился и повернулся к Поллианне со странным выражением в глазах.

– Я знаю, что ты любишь её, моя дорогая. Но могут оказаться и другие, они тоже любят её.

Сердце у Поллианны вдруг глухо застучало, неожиданная мысль пришла ей в голову. Джимми! Неужели Джон Пендлтон имеет в виду, что Джимми влюбился в миссис Кэрью?

– Вы имеете в виду?.. – неуверенно пробормотала она.

Нервным движением, присущим ему одному, Джон Пендлтон поднялся на ноги.

– Девушек, конечно, – уклончиво ответил он. – Я думаю, эти пятьдесят девушек любят её до смерти.

– Да, конечно, – опять повторила Поллианна и пробормотала ещё что-то в ответ на следующее замечание. Но мысли её были в смятении, и она предоставила гостю полную свободу говорить весь вечер.

Джон Пендлтон, казалось, не возражал. Он раз или два беспокойно прошёлся по комнате, затем опять уселся на прежнее место, а когда заговорил, предмет разговора был прежний – миссис Кэрью.

– Странно, как всё получилось с этим Джеми, правда? Интересно, настоящий он её племянник?

Поллианна не ответила, и после паузы он продолжал:

– Во всяком случае, он неплохой малый. Мне он понравился. Что-то в нём есть изящное, благородное. Она просто без ума от него, это видно, племянник он или нет.

Наступила ещё одна пауза, после которой Джон осторожно сказал:

– Когда подумаешь, странно, что она не вышла замуж. Она ведь красивая, как тебе кажется?

– Да, да, конечно! – быстро ответила Поллианна. – Она очень красивая.

Голос у Поллианны опять дрогнул. Как раз в этот момент она увидела в зеркале своё отражение, а себя она красивой не считала.

Джон Пендлтон всё говорил и говорил, мечтательно устремив взор в огонь. Отвечают ему или нет, для него не имело особого значения. Слушают его или нет, по-видимому, его тоже не интересовало. Возможно, он просто хотел поговорить. Наконец он неохотно поднялся и, распрощавшись, ушёл.

Последние полчаса Поллианна не могла дождаться, когда же он уйдёт, но после того как он исчез, ей хотелось, чтобы он вернулся. Неожиданно она поняла, что совсем не может оставаться одна со своими мыслями.

Теперь она понимала всё. Сомнений больше не было, Джимми полюбил миссис Кэрью. Потому-то он был такой унылый и не находил себе места после её отъезда. Поэтому он так редко приходил навестить её, Поллианну, свою старую знакомую. Вот почему…

Бесчисленные детали прошлого лета всплыли в её памяти. Это были немые свидетели, которых невозможно отвергнуть.

Ну а почему бы ему и не полюбить? Миссис Кэрью – красивая, очаровательная… Правда, она гораздо старше Джимми, но молодые люди иногда женятся на немолодых женщинах, это бывает. Если они любят друг друга…

В эту ночь Поллианна уснула в слезах.

Утром она постаралась смело встретить действительность. Она даже попробовала с улыбкой сквозь слёзы испытать себя игрой в радость. Но это лишь напомнило слова, которые Нэнси произнесла много лет назад: «Если и есть в мире люди, к которым нельзя применить игру – это пара рассорившихся влюблённых!»

«Мы не «рассорились» и мы не «влюблённые», – Поллианна покраснела. – Но всё равно я не могу радоваться за него. И за… за…» – даже про себя она не закончила эту фразу.

Решив, что Джимми и миссис Кэрью любят друг друга, Поллианна стала очень проницательной. Вскоре она обнаружила, что мысль подтвердилась, прежде всего – в письмах миссис Кэрью.

«Я часто вижу твоего друга, молодого Пендлтона, – писала миссис Кэрью, – и он мне нравится всё больше и больше. Однако мне очень хочется, просто ради любопытства, добраться до источника моих необъяснимых предчувствий, что я его уже где-то видела».

После этого она постоянно упоминала о нём, и в этом небрежном упоминании скрывалось острое жало. В других источниках тоже находилось немало подтверждений. Чаще и чаще Джон Пендлтон заходил поговорить о Джимми и всегда упоминал миссис Кэрью. Бедная Поллианна иногда была просто в отчаянии – неужели ему не о чем больше поговорить, кроме этих двоих?

Приходили письма и от Сэди, она тоже рассказывала о Джимми и о том, как он помогает миссис Кэрью. Даже Джеми, который писал очень редко, не преминул внести свою лепту. «Уже десять часов. Я один, сижу и жду, когда вернётся домой миссис Кэрью. Она и Пендлтон опять в этом своём Доме». От самого Джимми Поллианна получала что-нибудь редко.

«Что ж, – со вздохом говорила она себе, – я должна быть рада. Ни о чём, кроме миссис Кэрью и девушек, писать он не может, и я рада, что пишет он не очень часто».

ДЕНЬ, КОГДА ПОЛЛИАННА НЕ ИГРАЛА

Так день за днём промчалась зима. Вслед за снегами и морозами исчезли январь и февраль, наступил март с его ветрами, свистом и стонами, обрушивающимися на старый дом. Хлопали ставни, а разболтанные ворота так скрипели, что и без того натянутые нервы готовы были лопнуть.

В эти дни Поллианне нелегко было играть в свою игру, но она старалась, проявляя почти героическую верность. Тётя Полли вообще не играла. Она чувствовала себя не совсем хорошо и просто-напросто обрекла себя на заточение в беспросветном мраке.

Поллианна всё ещё надеялась на приз. Теперь она уже опустилась в своих ожиданиях до самого последнего. Она писала ещё, и неизменность, с которой рассказы возвращались из своего путешествия, поколебала её веру в успех.

«Ничего, ведь я могу радоваться, что тётя Полли об этом не знает, – отважно утешала себя Поллианна, страдая над запиской, которая вернулась вместе с потерпевшей крах историей. – По крайней мере, тут она не будет беспокоиться».

Все дни Поллианниной жизни вращались теперь вокруг тёти. Неизвестно, сознавала ли та, как беззаветно посвятила племянница все дни своей жизни только ей.

Однажды, в пасмурный мартовский день, наступил кульминационный момент. Проснувшись, Поллианна выглянула в окно и со вздохом посмотрела на небо. С тётей Полли было особенно трудно в пасмурные дни. Однако с весёлой песенкой, которая немножко вдохновляла, Поллианна отправилась на кухню и начала готовить завтрак.

– Я думаю, что сделаю кукурузный пудинг, – убедительно пояснила она плите. – Тогда, может быть, тётя Полли не будет так сильно обращать внимание на другие вещи.

Спустя полчаса она тихонько вошла в комнату тёти.

– Вы сегодня так рано? Ох, это прекрасно! И сами причесались?

– Я не могла спать, – устало вздохнула тётя. – Пришлось самой причесаться, тебя не было.

– Я не подумала, что вы меня ждёте, – торопливо объяснила Поллианна. – Но это ничего. Вы обрадуетесь, когда узнаете, чем я занималась.

– Только не в это утро, – недовольно нахмурилась тётя Полли. – В такое утро никто не может радоваться. Посмотри на дождь! Это уже третий дождливый день на неделе.

– Правда, но, знаете, солнце никогда не казалось таким прекрасным после дождей, как в этот раз, – улыбнулась Поллианна, ловко пристёгивая кружева с ленточкой на груди у тёти. – Ну, вот и готово. Завтрак тоже готов. Только подождите, пока не увидите, что я для вас состряпала.

Тётю Полли не развеселил в это утро даже кукурузный пудинг. Всё было невыносимо, по крайней мере, для неё. Терпение Поллианны к концу завтрака почти истощилось. Ко всему прочему, крыша над окном, выходящим на восток, протекла, а с почтой пришло неприятное письмо. Поллианна, верная себе, со смехом провозгласила, что она рада крыше, а письма ожидала уже целую неделю, и теперь ей больше не надо беспокоиться, что оно скоро придёт.

Всё это, сопровождаемое множеством других неприятностей, затянуло утреннюю работу далеко за полдень, что было особенно неудобно тёте Полли, распределявшей свою жизнь по часам.

– Поллианна! Уже половина четвёртого! – раздражённо крикнула она. – Ты ещё не заправила постели?

– Нет, дорогая. Я постелю, не беспокойтесь.

– Ты разве не слышала, что я сказала? Взгляни на часы. Уже четвёртый час!

– Да, правда, но это ничего, тётя Полли. Спасибо, что не пятый. Можно хоть этому радоваться.

Тётя Полли пренебрежительно фыркнула.

– Да, ты можешь, – резко заметила она.

Поллианна рассмеялась.

– Понимаете, тётя, часы – очень любезная вещь. Я обнаружила это ещё в санатории. Когда я делаю то, что мне нравится, и не хочу, чтобы время бежало быстро, я смотрю только на часовую стрелку и чувствую себя так, словно у меня уйма времени. А в другой раз, когда нужно перенести что-нибудь тяжёлое, я смотрю на секундную стрелку и время мне помогает, спешит изо всех сил. Так вот, сегодня я смотрю на часовую стрелку. Понимаете? – и она торопливо убежала из комнаты, прежде чем тётя Полли успела что-либо ответить.

День был несомненно тяжёлым, и к вечеру Поллианна была страшно усталой и бледной. Видя это, тётя Полли страдала и за неё.

– Боже мой! Детка, ты выглядишь до смерти усталой! – сердилась она. – Что мы теперь будем делать? Я боюсь, ты скоро тоже заболеешь.

– Ничего подобного, тётя! Я нисколечко не больна! – провозгласила Поллианна, со вздохом опускаясь на диван. – Я просто устала. Ох, как приятно посидеть на диване! Я даже рада, что устала, так приятно отдыхать!

Тётя Полли нетерпеливо повернулась.

– Рада, рада, рада! Конечно, ты рада, Поллианна! Ты всегда всему рада. Никогда в жизни я не встречала такой девушки. О да, я знаю, игра! – поспешно добавила она. – Это очень хорошая игра, конечно, но я думаю, ты зашла слишком далеко. Извечное «могло быть и хуже» уже действует мне на нервы. Честно признаться, мне было бы намного легче, если бы ты хоть на время перестала радоваться!

– Почему, тётя? – Поллианна резко выпрямилась.

– Так будет лучше. Как-нибудь попробуй и убедишься.

– Но, тётя, я… – Поллианна остановилась и задумчиво посмотрела на неё. Странное выражение появилось в её глазах, губы медленно растянулись в улыбке. Миссис Чилтон, которая как раз вернулась к своей работе, не обратила на это внимания. Через минуту Поллианна опять села на диван, но задумчивая улыбка осталась на её лице.

На следующее утро, когда Поллианна встала, опять шёл дождь, а в трубе также гудел северо-восточный ветер. Стоя у окна, Поллианна невольно вздохнула, но в то же мгновение лицо её изменилось.

– Ох, всё равно я рада… – она зажала рот рукой. – Чуть не забыла, – тихо хихикнула она, и в глазах её запрыгали весёлые огоньки. – Я не должна забывать, я знаю, я не должна, а то можно всё испортить. Я должна помнить, что ничему нельзя радоваться… сегодня.

В это утро Поллианна не стряпала кукурузного пудинга. Приготовив завтрак, она вошла в тётину комнату.

Миссис Чилтон всё ещё была в постели.

– Я вижу, опять дождь! – заметила она вместо приветствия.

– Да, это ужасно, просто ужасно! – проворчала Поллианна. – На этой неделе дождь льёт почти каждый день. Какая противная погода!

Тётя Полли повернулась к ней с лёгким недоумением в глазах, но Поллианна смотрела в другую сторону.

– Вы будете вставать? – неприветливо спросила она.

– Ну а как же, конечно, – пробормотала тётя Полли, всё с тем же недоумением глядя на племянницу. – В чём дело, Поллианна? Ты очень устала?

– Да, я устала… И плохо спала. Ненавижу бессонницу! Так досадно, когда просыпаешься среди ночи.

– Я это знаю, – беспокойно ответила тётя Полли. – Я сама ни на мгновение не уснула после двух часов. А тут ещё эта крыша! Как же мы сможем её отремонтировать, если дождь ни на минуту не прекращается? Ты поднималась наверх, чтобы вылить из вёдер воду?

– О да, и ещё отнесла туда две штуки, появилась новая течь.

– Новая? Как же это?

Поллианна приоткрыла рот. Она почти произнесла: «Ну, ничего, отремонтируем всё за один раз», – но спохватилась и проговорила усталым голосом:

– Да, тётя, течь ужасная. Во всяком случае, крыша испорчена, и мне это надоело.

Стараясь смотреть в сторону, Поллианна повернулась и медленно побрела из комнаты. «Это так забавно и так трудно. Боюсь, что всё перепутаю», – шептала она про себя, торопливо сбегая в кухню.

Позади осталась тётя Полли, проводившая её недоуменным взглядом.

В этот день, до самых шести часов вечера, тётя Полли часто смотрела на Поллианну, и в глазах её было удивление. Сегодня племяннице невозможно было угодить. Огонь не разгорался, ветер дул, одна штора падала три раза, на крыше появилась третья течь. Пришло письмо, от которого Поллианна расплакалась, но, несмотря на бесчисленные вопросы, ничего не объяснила. Даже обед был испорчен, всё шло наперекосяк, и всё сопровождалось сердитыми, раздражёнными репликами.

Ко второй половине дня в глазах у тёти Полли недоумение и растерянность сменились подозрительностью. Если Поллианна и заметила это, то не подала виду и ворчала вовсю. Скоро подозрительность тёти Полли превратилась в уверенность, а недоумение с позором бежало. Любопытно, что на их месте возникло новое выражение, которое мы бы назвали внезапным озарением.

Наконец, после очередной скорбной жалобы, тётя Полли всплеснула руками.

– Твоя взяла! Твоя взяла, детка! – воскликнула она. – Сдаюсь! Можешь порадоваться, если тебе хочется, – закончила она с печальной улыбкой.

– Понимаете, тётя, вы сказали… – начала Поллианна.

– Да, да, но больше не скажу, – прервала её тётя Полли. – Боже мой, что это был за день! Я не хотела бы пройти через него опять, – потупившись, она покраснела, а потом продолжала с большим трудом: – Мало того, я… я хочу, чтобы ты знала, что… я сама не играла в игру… как следует. Но после этого я… попробую, постараюсь… Где мой платочек? – резко закончила она, уткнувшись лицом в складки платья.

Поллианна вскочила на ноги и быстро подбежала к ней.

– Ох, тётя Полли, я не хотела… это была просто… просто шутка, – задрожала она в отчаянии. – Я никогда не думала, что вы это так воспримете.

– Конечно, нет! – огрызнулась тётя Полли со всей неумолимой суровостью уязвлённой гордости, которая питает отвращение к слабостям и до смерти боится показать, что сердце её тронуто. – Неужели ты думаешь, что я совсем уж глупа? Да если бы ты пыталась преподать мне урок, то я бы… я бы… – но сильные молодые руки заключили её в объятия, и она не смогла закончить.

ДЖИММИ И ДЖЕМИ

Не для одной Поллианны эта зима была очень трудной. В Бостоне Джимми Пендлтон, несмотря на свои напряжённые старания занять время и мысли, обнаружил, что ничто не затмит смеющихся голубых глаз, которые постоянно стояли перед его взором. Ничто не могло стереть из памяти знакомый, весёлый голос.

Джимми признался себе, что, если бы не миссис Кэрью, жизнь не имела бы для него никакого смысла. Но даже там, у неё, постоянно был Джеми, а это всегда напоминало о Поллианне…

Убеждённый, что Джеми и Поллианна любят друг друга, а он обязан отойти в сторону, предоставив калеке свободный путь, он запрещал себе возвращаться к этим мыслям. И Джеми, и миссис Кэрью получали от неё письма, и, когда они говорили о ней, он заставлял себя слушать, но при первой же возможности старался сменить тему разговора, а сам очень редко посылал короткие весточки. К счастью, он хотя бы оставил Белдингсвилль и опять учился в Бостоне. Быть так близко к Поллианне и так далеко от неё он больше не смог бы.

В Бостоне его неспокойный разум лихорадочно искал какого-нибудь занятия, и он в буквальном смысле ушёл с головой в планы миссис Кэрью. Любую свободную минуту он посвящал этой работе, чему миссис Кэрью была безмерно рада.

Так прошла зима, наступила весна – радостная, цветущая весна с нежными ветерками и ласковыми тёплыми ливнями. Бледно-зелёные бутоны превратились в благоуханные цветы. Вроде бы всё предвещало радость, хотя в сердце царила мрачная, холодная зима досады.

«Если бы они поскорее объявили о помолвке, – всё чаще и чаще повторял он про себя. – Если бы я хоть в чём-то мог быть уверен, мне было бы полегче».

И вот, в конце апреля его желание исполнилось наполовину – он в чём-то стал уверен.

Случилось это в субботу в десять часов утра, когда Мэри проводила его в музыкальную комнату обычными словами: «Я доложу миссис Кэрью, что вы здесь, сэр. Я думаю, она вас ожидает».

Войдя в музыкальную комнату, Джимми растерялся, увидев сидящего за пианино Джеми, который упирался локтями в подставку, опустив голову на руки. Пендлтон тихонько повернулся, чтобы удалиться, когда юноша, сидевший за пианино, внезапно поднял голову. Щёки его пылали, в глазах отражалась лихорадочная тоска.

– Что случилось? – пробормотал ошеломлённый Джимми.

– Случилось? – воскликнул Джеми, поднимая обе руки, в каждой из которой было по вскрытому письму. – Случилось! Что бы ты подумал, если б всю жизнь находился в тюрьме и вдруг увидел, что ворота широко распахнулись? Разве ты не предложил бы девушке, которую безумно любишь, стать твоей женой? Разве ты не подумал бы… Нет, послушай! По-твоему, я ненормальный? Нет, я нормальный, хотя, может быть, и помешался от радости! Я хочу тебе всё рассказать. Можно?

Пендлтон поднял голову, подсознательно готовясь к удару. Он немного побледнел, но твёрдым голосом ответил:

– Конечно, можно.

Однако Джеми не дожидался согласия.

– Да, для тебя это ничего не значит. У тебя есть ноги и свобода. У тебя есть свои мосты. Но я… для меня это всё. Я могу быть мужчиной и выполнять мужскую работу, хотя это не дамбы и не мосты. Я доказал теперь, что могу! Мой рассказ выиграл первый приз, три тысячи долларов! Во втором письме написано, что крупное издательство приняло мою первую книгу! И оба письма пришли сегодня, в это утро! Теперь тебе понятно, почему я так рад?

– Конечно, конечно! – воскликнул Джимми. – Поздравляю тебя от всей души!

– Спасибо. Представь только, что это для меня значит! Я стану независимым, как настоящий мужчина, ты представь, я ведь смогу принести миссис Кэрью радость и гордость за то, что когда-то она для меня, несчастного калеки, нашла место в своём доме и в своём сердце. Подумай только, что для меня значит сказать любимой девушке, что я люблю её.

– Да, да, конечно, старик! – Джимми говорил твёрдо, хотя лицо его стало совершенно белым.

– Конечно, может быть, и не стоит… – предположил Джеми, и лёгкое облачко сменило выражение его лица. – Я привязан к ним… – и он похлопал по костылям, стоящим рядом. – Я не забыл, конечно, тот день в лесу прошлым летом… теперь я всегда стану опасаться, что она в опасности, а я не могу ей помочь.

– Джеми… – торопливо начал собеседник. Джеми предупреждающе поднял руку.

– Я знаю, что ты хочешь сказать. Но не говори. Ты не привязан к двум палкам. Ты спас Поллианну, а не я. Я постоянно представляю, что это будет всегда, со мной и… Сэди. Я буду стоять в стороне и смотреть, как другие…

– Сэди?! – воскликнул Джимми.

– Да, Сэди. Разве ты не знал? Ты не заметил, что я её люблю? – воскликнул Джеми. – Неужели я так хорошо это скрывал? Я, правда, старался, но… – закончил он с блаженной улыбкой и отчаянным жестом.

– Д-да, ты действительно скрыл это… от меня, во всяком случае, – весело воскликнул Джимми. Краска потоком бросилась ему в лицо, глаза засияли. – Значит, Сэди! Поздравляю тебя снова! Поздравляю! Поздравляю! Вот так прямо и скажу! – от радости и возбуждения Джимми стал очень разговорчивым.

Джеми покраснел и печально покачал головой.

– Ещё рано поздравлять. Понимаешь, я с ней не разговаривал. Но я думаю, она знает. Я думал, что все вокруг знают. Да, а почему ты так удивился?

Джимми смутился, а потом стремительно выговорил:

– Я решил, что это Поллианна.

Джеми улыбнулся.

– Поллианна замечательная девушка, и я люблю её, но не в этом смысле. Во всяком случае, не больше, чем она меня. Кроме того, я предполагаю, что кто-то ещё имеет на неё виды…

Джимми покраснел, как счастливый застенчивый мальчик.

– В самом деле? – переспросил он, стараясь не выдать себя голосом.

– Конечно! Джон Пендлтон.

– Джон Пендлтон? – отшатнулся поражённый Джимми.

– Что Джон Пендлтон? – послышался голос, и в комнату вошла улыбающаяся миссис Кэрью.

Джимми, для которого за пять минут всё дважды перевернулось, едва мог собраться с мыслями, чтобы произнести едва слышное приветствие. Но ничуть не смутившийся Джеми повернулся к ней с победным видом:

– Ничего, я просто сказал, что Джон Пендлтон любит Поллианну.

– Поллианну? Джон Пендлтон? – миссис Кэрью опустилась на оказавшийся рядом стул. Если бы оба юноши не были поглощены своими собственными переживаниями, они бы, конечно, заметили, что улыбка слетела с её губ и странное выражение, почти страх, появилось в её глазах.

– Ну конечно, – уверенно повторил Джеми. – Вы что, оба ослепли прошлым летом? Ведь он всё время проводил с ней.

– Ну почему? Мне казалось, он был со всеми нами, – нерешительно пробормотала миссис Кэрью.

– Но не так, как с Поллианной, – настаивал Джеми. – Да и кроме того, разве вы забыли, как однажды мы говорили о его женитьбе, а Поллианна покраснела и сказала, что он однажды уже думал жениться. Я ещё тогда подумал, не было ли чего-то между ними. Неужели не помните?

– Д-да, вспоминаю, – опять еле слышно пробормотала миссис Кэрью.

– Это я могу объяснить, – прервал Джимми, облизывая пересохшие губы. – Джон Пендлтон был влюблён, только в мать Поллианны.

– Мать? – в один голос воскликнули его собеседники.

– Да, он любил её в юности, но ей не нравился. Она любила другого и вышла за него замуж. Это отец Поллианны.

– О-ох! – облегчённо вздохнула миссис Кэрью и уселась удобнее. – Так вот почему он не женился!

– Да, – кивнул Джимми. – Видишь, ты неправ. Он влюблён не в Поллианну, а в её мать.

– Наоборот, это ещё больше подтверждает мою идею, – провозгласил Джеми, глубокомысленно качая головой. – Смотрите: он любил мать, но ничего не вышло. Что может быть естественнее, чем полюбить дочь?

– Ох, Джеми, ты неисправимый сочинитель! – постаралась смягчить разговор миссис Кэрью, сопровождая свои слова нервным смехом. – Это не дешёвый рассказ, это реальная жизнь. Она слишком молода для него. Он должен жениться на женщине своего возраста… если он вообще намерен жениться, – заикаясь, поправилась она, неожиданно покраснев.

– Ну а что, если он полюбил девушку? – упрямо возражал Джеми. – Смотрите, мы не получили ни одного письма от неё, в котором она не упоминала бы о нём. И он постоянно говорит о ней в своих письмах.

Миссис Кэрью неожиданно встала.

– Да, знаю, – пробормотала она, сделав странный жест, как будто отбросила что-то в сторону. – Но… – она не закончила свою мысль и через мгновение исчезла в другой комнате.

Когда минут через пять она вернулась, то, к величайшему своему удивлению, обнаружила, что Джимми ушёл.

– Как? Я думала, он пойдёт с нами на пикник?! – воскликнула она.

– Я тоже думал, – нахмурился Джеми. – Кажется, он неожиданно должен уехать и пришёл сказать вам, что не может с нами пойти. Во всяком случае, он мгновенно исчез. Понимаете, – глаза у Джеми опять заблестели, – я не уверен, что я его вполне понял, потому что думал о другом. – И он разложил перед ней оба письма, которые всё это время держал в руках.

– Ох, Джеми! – затаив дыхание, произнесла миссис Кэрью, когда кончила их читать. – Как я горжусь тобой! – неожиданно глаза её наполнились слезами при виде невыразимого восторга, озарившего его лицо.