Текст книги "Терновый Оплот (ЛП)"

Автор книги: Элейн Каннингем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

Вырвавшись из туннеля, Эбенайзер оказался в небольшой пещере. Он посмотрел через плечо и застонал. Следом за ним неслось штук пятьдесят тварей – вероятно, набрали подкрепление по пути. Немного перебор, даже в качестве свадебного подарка. Быть может, ему следует избавиться от некоторой части преследователей прежде, чем он заявится на свадьбу.

Дворф рассмотрел все варианты. Он не мог остановиться и вступить в бой, осквипов было много, даже для него. Впереди же текла огромная подземная река. Некоторое время он думал над тем, чтобы нырнуть в её воды. Осквипы были неважными пловцами, даже несмотря на невероятное количество ног. Он мог рассчитывать, что половина зверей утонет. С другой стороны, его собственные шансы были даже менее оптимистичны.

У клана были охотничьи кошки. Так вот, эти создания любили воду больше Эбенайзера и боялись её куда меньше. Возможно, он умел плавать, но никогда не спускался в воду, чтобы проверить это.

– Камни, – мрачно пробормотал он. Не прекращая бежать, он развернулся на каблуках и резко свернул направо, сбегая вниз по маленькому, темному туннелю, ведущему к дому клана.

Резкое шипение, раздавшееся впереди, заставило дворфа подпрыгнуть. Рыжие уши существа были прижаты к голове, а клыки обнажились в обычном оскале. Это была рыжая кошка сестры, Пушинка.

Инстинктивно, Эбенайзер отпрянул. Он настороженно относился к кошкам, даже к ручным тварям, которых люди держали в качестве домашних животных. Они были четвероногими эльфами. Во всем, вплоть до надменного вида и ловких, опасных лап. Пушинка была раз в десять больше любого поверхностного кота. К тому же, кошка стремилась во всем походить на Тарламеру. По всем этим причинам Эбенайзер был просто счастлив видеть зверя теперь.

– Крысы, – задыхаясь выпалил он, немного преуменьшая правду, тыкая на группу быстро приближавшихся осквипов. – Взять их!

Пушинка окинула его надменным взглядом, однако хвост её резко метнулся в сторону, стоило ей увидеть грызунов. С грозным воем, животное бросилось вперед, оказываясь в центре группы. Крысы отступили, визжа и вскрикивая от изумления. Обладай звери большим интеллектом, они бы поняли, что их слишком много для туннельного мышелова. Но древние инстинкты накрепко засели в их натуре, и большинство осквипов словно тараканы разбежались во все стороны при виде этого бича грызунов.

Некоторые из осквипов пришли в себя быстро, и их количество отбросило кошку с пути, что дало грызунам продолжать преследование намеченной жертвы. Эбенайзер решил не помогать Пушинке с теми, кто остался. Она бы его все равно не поблагодарила. Охранять туннели от паразитов было её работой, и она была почти такой же собственницей, как дворф, когда дело касалось вопросов, связанных с защитой собственной территории.

На бегу Эбенайзер вытащил из кармана платок и отер лицо. Он подозревал, что со всей этой беготней видок у него еще тот. Красновато-коричневые волосы дворфа были очень кудрявы. Сейчас он взмок, словно скаковая лошадь, а в такие моменты его шевелюра превращалась в невероятную путаницу мелких потных локонов. Борода Эбенайзера представляла собой отдельную проблему. Длинная, густая и вызывающе-красная, она была достаточно внушительной, чтобы просто висеть. О, это была борода, которой мог бы гордиться любой дворф. При всех его идеях – а по словам сородичей, идеи у него были престранные – он ценил традиции. И что с того, что он ненавидел заниматься шахтами, предпочитая стуку кирки ритм конских копыт? Что с того, что он выбривал верхнюю губу, вместо того, чтобы отрастить на ней обычные густые усы? В конце концов, на каком камне выбито, что дворф обязан носить усы? Все эти проклятые факты гарантировали, что от него еще часы будет нести ужином. Спасибо, но нет.

Эбенайзер весело скривился, когда понял, что репетирует оправдания. Ну, это не важно. Он долго отсутствовал, и с каждой новой фазой луны самые раздражающие обычаи его клана постепенно забывались. Факт был в том, что он с нетерпением ждал крох спорного мира, который означал очаг и дом.

Он миновал группу статуй, круг десятифутовых каменных дворфов – почитаемых героев прошлого, и спустился в последний туннель, ведущий к дому клана. Он вылетел на открытое пространство под удивленные вскрики родственников.

Его Па, суровый, седой, бородаты дворф с животом, размером с валун и сердцем, не уступавшим животу, был первым пришедшим в себя.

– Осквипы! – взвыл он, сверкая глазами и снимая с пояса молот. – Разве не говорил я тебе, Палмара, мальчик вернётся вовремя, да еще с подарками!

Мать Эбенайзера фыркнула и потянулась к своей кирке. Вонзив её глубоко в череп нападающего грызуна, она отшвырнула дергающееся существо в сторону. Долгие годы, проведенные рука об руку, размыли различия между этой парочкой. Мать отличал лишь женский разрез туники. В остальном Палмара Каменная Шахта была почти неотличима от мужа. Дворфа указала кровавым острием своего оружия.

– Там еще двое! Геланна! Отойди! Я увидела их первой!

На несколько минут церемония была позабыта, и дворфы ударились в преследование ворвавшихся осквипов.

Эбенайзер направился к центру пещеры. Каменная кафедра, служившая трибуной на собраниях клана, превратилась теперь в алтарь. Сейчас место пустовало, так как жрица Клангендина радостно присоединилась к общему веселью. Тарламера и её почти муж, малорослого карлика, не выше пятидесяти футов и не тяжелее двухсот пудов, стояли со сложенными руками. Глаза пары были наполнены смехом и разочарованием.

Смотреть на охоту за осквипами было весело, но ни один дворф не может быть счастливым, оставаясь в стороне от драки. Однако на Тарламере был церемониальный фартук, и все женщины клана подняли бы шум, запачкай она его кишками грызунов. Прискорбно, но такова была традиция.

– Ты счастливчик, Фродвиннер. Твоей женой станет самая красивая дворфа в сотне пещер, – сказал Эбенайзер. И не соврал.

Его сестра была красавицей. С её обычной аккуратно заплетенной густой рыжей бородой и волосами, которые вились яркими локонами. Ей эти проклятые кудряшки очень шли.

Дворфа фыркнула, но глаза её были добры.

– О времени, на которое ты сюда явился. Надолго?

Это был знакомый вопрос, и саркастический тон предсказывал ответ Эбенайзера.

– Насколько это возможно, – признался он, смягчая свое признание пожатием плеч. – Это не только мое решение. Ты знаешь.

Тарламера в замешательстве покачала головой и обвела рукой обширный двор обители клана.

– Во всех своих скитаниях, нашел ли ты место, равное этому?

Эбенайзер честно покачал головой. Крепость Каменная Шахта была впечатляющей и уютной. Церемонии, торжества и развлекательные бои проходили в большом зале, прекрасной пещере с гладким ровным полом и стенами, покрытыми красивой резьбой. На протяжении многих веков ремесленники Каменной Шахты вырезали фрески, изображавшие победы и празднества дворфов. Из зала вели несколько небольших туннелей, а в стенах были вырезаны лестницы, ведущие на верхние уровни. Некоторые уходили к домам семей, другие – к кузницам и мастерским, которыми пользовался клан. Разумеется, здесь были шахтеры и кузнецы, но клан Каменной Шахты славился искусством обработки драгоценных камней и работы с ценными металлами. Некоторые дворфы промышляли торговлей, меняя готовые товары на материалы, которые не легко было сыскать. Это волновало Эбенайзера. Его сородичи были слишком изолированы, слишком сплочены и слишком привязаны к своей расе, чтобы понять – некоторые люди куда опаснее других.

– Похоже, затихают, – заметил Фродвиннер, кивнув в сторону гостей.

Неистовое истребление осквипов закончилось. Раздавался лишь стук последних ударов. Большинство существ уже убрали. Эбенайзер решил, что их, скорее всего, сбросят в реку. Быстрое течение унесет тела прочь, и все, что не съедят речные твари, вынесет на берег в бухте гидры. Да тут наполнится множество ртов, заключил Эбенайзер.

Спустя несколько минут пещера была очищена. Некоторые набрали из колодцев воды, вылив её на пол, чтобы смыть последние следы битвы в несколько небольших зарешеченных отверстий в полу.

– Мы можем продолжить? – резко спросила Палмара Каменная Шахта, упирая кулаки в бедра. – Моя дочь выходит замуж, а сын решил поздороваться. И поглядите! – добавила дворфа, указывая на праздничный стол, ожидавший гостей у стены залы. – Тушёное мясо остыло, а эль потеплел!

Эти соображения заставили гостей собраться, а жрицу вернули к алтарю. Эбенайзер отступил в сторону и сжил свою седобородую мать в крепких объятиях, отчего её рев превратился в счастливые протесты.

Церемония была краткой и торжественной. В отличии от последовавшего за этим празднества. За столом собрались все члены клана Каменной Шахты. Дворфы рассказывали возвышенные истории и обменивались заковыристыми оскорблениями, покуда последний горшок тушеного мяса не опустел, а больше половины бочат со свадебным элем не оказались сухими. По знаку Палмары – которая, будучи матерью невесты, являлась и хозяйкой торжества – на столы запрыгнуло великое множество музыкантов. Своими рогами, трубами и барабанами они устроили веселый гам. Дворфы устремились на танцы, отплясывая с энергией и энтузиазмом, способными поспорить с их боевой доблестью.

Эбенайзера охватило редкое чувство довольства жизнью. Он наблюдал за тем, как прыгает и кружится его родня, как сплетаются сложные узоры танца. Он был рад вернуться домой. И понимание того, что через десять дней он будет столь же рад покинуть это место, ни капли не уменьшало его удовольствия.

Но даже сейчас его ноги дрожали. Он потянулся к сумке и вынул оттуда трубку и табак прежде, чем вспомнил, что в пещере у Палмары Каменной Шахты ничего подобного не найдется. В своих путешествиях Эбенайзер привык к табаку, и ему нравилось закуривать хорошую трубку снова и снова. Но в последнее посещение дворфы Каменной Шахты от таких привычек только хмурились и жаловались на дым. Эбенайзер заметил – как ему показалось, вполне справедливо – что в крепости, среди жара и духоты кузниц и очагов дополнительная струйка дыма едва ли что-то портит. С унылым вздохом, Эбенайзер отложил трубку и направился к ближайшему туннелю, ведущему к реке.

Примерно раз в час он прогуливался вдоль реки, довольно пыхтя и наслаждаясь ревом и журчанием воды. Пришла весна, и река разлилась, наполняясь талой водой, устремившейся с Гор Меча высоко наверху. Но это было единственным вторжением надземного мира.

В туннелях царил приятный холод и мрак. Разумеется, здесь было не безопасно – клану Каменной Шахты приходилось иметь дело с паразитами вроде осквипов, кобольдов или дроу – но над головой его был потолок, а с обеих сторон – каменные стены, что дарило дворфу ощущение спокойствия. Этот мир так отличался от суеты и света, царивших наверху.

Эбенайзер докурил трубку и вытащил кремень и огниво, чтобы зажечь еще одну. Вспышка искры отразилась светом далеко впереди. Он шел откуда-то из бокового туннеля. Эбенайзер поджал губы и прищурился. Свет так глубоко под землей был странным явлением и, как правило, не сулил ничего хорошего. Любой, кто жил в туннелях мог отлично обходиться без него.

Пока все эти мысли мелькали в голове дворфа, из бокового коридора показалось три высоких тощих фигуры. Их изящные тела четко вырисовывались в свете факела. Эбенайзер сплюнул и пробормотал проклятие. Люди. Плохо уже то, что они явились на вершину горы. Но в дворфские шахты их никто не звал. Как они узнали об этих путях? Лишь нескольким из их рода было известно о существовании клана Каменной Шахты, и это была тесная группа людей.

Внезапно, Эбенайзер вспомнил долото, которое взял из гнезда осквипов. Вытащив инструмент из-за пояса, он изучил метку, вырезанную на рукояти. Да, оно принадлежало дяде, Хошапу. Вне всяких сомнений – это был знак Хошапа, большой, словно нос гнома. Но как грызуны смогли его утащить? Эбенайзер углубился в воспоминания, пытаясь вызвать образ мрачного рябого лица Хошапа, держащегося поодаль от свадебного торжества. Но ничего не вышло. Хошап не был создан для праздников, но он очень любил свадебный эль. Его отсутствие, в сочетании с фактом появления в туннелях людей, выглядело подозрительно, словно скопление грозовых туч.

– Камни! – снова выругался Эбенайзер.

Засунув долото за пояс, он последовал за тремя нарушителями спокойствия.

* * * * *

Алгоринд поспешил вернуться в Саммит Холл. Тело его брата-паладина было достойно укрыто и уложено на подстилку, которую Алгоринд соорудил из ветвей. Эта обязанность добавила времени его путешествию, и, когда юноша пришел к монастырским воротам, церемония посвящения уже началась.

Тьма окутала холмы, и песочного цвета камень внешних стен цитадели, казалось, растворялся в сумраке. Если бы не яркие огни, освещавшие часовню, в сочетании с собственными знаниями об этих местах, Алгоринд мог никогда не увидеть монастыря. Многие путешественники проходили мимо под взглядами часовых, даже не замечая крепости. Это казалось Алгоринду совершенно замечательным явлением, если учитывать огромные размеры строения.

Привратник, рослый юный паладин, который часто становился партнером Алгоринда в обучении, оглядел своего друга сверху донизу.

– Ты видел битву, – сказал он с непринужденной завистью в голосе.

– Орки.

Алгоринд показал всю незначительность своих противников, пожав плечами, и махнул рукой на соломенную подстилку.

– Напали на этого человека. И познали справедливость Тира. Но я не успел спасти этого храбреца.

– Я осмотрю брата. Ты можешь понадобиться в часовне.

Паладин стянул свой безупречно сине-белый плащ и передал его Алгоринду. Молодой человек с благодарностью принял помощь друга и быстро натянул новую одежду. Оба мужчины почти не отличались друг от друга размерами – оба были дюйма на два выше шести футов, а их тела были выточены постоянными тренировками с мечом, копьем или посохом. Алгоринд пригладил свои кудрявые, коротко подрезанные волосы, и поспешил к часовне, которая, вместе с полем для тренировок, занимала в жизни Саммит Холла центральное место.

Юноша остановился у арочного входа. Его братья пели – невероятно красивая песня, восхваляющая справедливость Тира и мужество молодых людей, избравших его путь. Значит, церемония почти подошла к концу.

Алгоринд ощутил разочарование. Он и прежде видел посвящение, и ничто не вдохновляло его так, как эта священная церемония. Это была его мечта. Вся его жизнь прошла в ожидании подобного момента. Каждое посвящение заставляло его почувствовать, что теперь он сам намного ближе к своей цели. Многое вело к этому моменту: годы тренировок с оружием, годы изучения религиозных обрядов, испытание паладина, проверка мукой, ночь бодрствования в часовне, ритуальное омовение и облачение в белую мантию и новый камзол. Обучение Алгоринда еще не закончилось, и он думал, что пройдет год или два, прежде, чем он будет допущен к испытанию паладина.

Юноша задержался возле открытой двери, благоговейно склонился, когда Мантассо, Верховный Лорд Аббат – могучий воин, который, несмотря на свое звание, все еще тренировал клерикальных помощников – попросил Тира о благословении. Церемония посвящения, пожалования меча и ритуального пролития крови, символизирующая жизнь, посвященную служению, была делом магистра Лаарина Золотобородого. Это было древнее действо, выражающее честь прикосновения к мечу. Рыцари Самулара проводили его с большей строгостью, чем предполагали романтические рассказы о рыцарстве. Алгоринд с трепетом и глубоким томлением наблюдал, как паладин высшего ранга провел заключительную часть церемонии обмена, принимая мечи каждого из юных паладинов и напоминая им, что жизни их теперь посвящены служению Тиру. Наконец молодые паладины одели новое оружие, все еще несущее следы их собственное крови, и стали настоящими рыцарями Ордена.

Гимн зазвучал снова, на этот раз обретая форму ликования. Присоединившись к нему всем сердцем, Алгоринд покинул часовню вместе со своими братьями.

Новости об убитом гонце распространились по Саммит Холлу почти мгновенно. Алгоринда вызвали на доклад в кабинет к Лаарину.

Юноша поспешил к большому строению, заполнявшему собой северную часть комплекса, и поднялся по лестнице, ведущей к башне, в которой находилось внутренне святилище магистра. Комната в башне была круглой, а её обстановка – простой, даже скромной. Единственным цветным пятном здесь были яркие желтые усы и тонкие волосы Лаарина Золотобородого. Магистр сидел за столом из полированной древесины на деревянной скамье с высокой спинкой. Стулья, стоящие перед столом, едва ли были созданы для удобства, а на каменных стенах не висело ни единого гобелена. На полках лежали трофеи совершенных подвигов, а также высился ряд пыльных книг. Два высоких узких окна и тройка толстых свечей давали достаточно света, чтобы видеть, если даже не читать. Ученость не призиралась, но точно не входила в список рыцарских добродетелей.

Испросив разрешения, Алгоринд вошел и взял один из стульев, стоящих перед магистром Лаарином. Он с уважением кивнул остальным, собравшимся вокруг паладина – Мантассо, двум высокопоставленным жрецам и трем старшим паладинам, в число которых входил сир Гарет Кормейр. Дворянин и паладин, завоевавший великую славу, он удалился от службы рыцарям Самулара из-за тяжелой раны, полученной им более тридцати лет назад. Несмотря на свои раны и жизнь, проходящую в вынужденной праздности, старик все еще был высок и силен. Он прибыл в крепость этим утром – незадолго до того, как Алгоринд ушел в свой патруль – после двухнедельной поездки, способной утомить многих молодых паладинов. Сейчас он выглядел похожим на важного государственного деятеля – одетый в достойные одеяния темно-синего оттенка, с аккуратно подстриженной седой бородой и яркими голубыми глазами, осторожными и внимательными.

Мужчины внимательно выслушали доклад юного паладина.

– Ты преуспел, – признался Лаарин, когда рассказ был окончен – внезапная для магистра паладинов похвала. – Однако задача, ложащаяся на наши плечи теперь, гораздо сложнее твоих подвигов.

– Это непросто, – согласился сир Гарет. – Наш брат Хронульф долгое время верил в то, что его семья мертва. Теперь мы узнали, что у него есть сын. Если этот потерянный сын – а он не меньше, чем жрец Цирика – примет милость Тира, это самое меньшее, что мы можем сделать для его отца. Однако, его дитя – другое дело.

Мантассо сложил свои крупные руки и уставился на рыцаря.

– В послании говориться, что девочка в безопасности, довольна своей семьей, воспитывавшей её с рождения, и не тронута злом, которое выбрал её отец. Имеем ли мы право нарушить эту идиллию?

– Не только право, но и долг, – строго сказал Лаарин. – Разумеется, она должна оказаться под опекой и присмотром ордена. А то, что несмотря на всю свою незначительность, она может быть обладательницей одного из колец Самулара, добавляет к делу срочности. Но что делать?

– С вашего позволения, магистр Лаарин. Полагаю, ответ лежит перед нами, – сказал сир Гарет своим придворным тоном. – Что насчет этого парня? Я слышал, он самый лучший и талантливый из послушников, и более чем готов к своему испытанию паладина. Поручите ему найти девочку и кольцо.

Прошло несколько сердцебиений, прежде чем Алгоринд понял, что рыцари говорят о нем. Они думали, не дать ли ему испытание паладина! Он не ожидал подобной чести еще как минимум год!

– Полагаю, ты согласен, – сухо сказал Лаарин, изучая сияющее лицо Алгоринда.

– Более чем! Для меня честь служить Тиру и его святому Ордену, милорды. Так или иначе.

– Вне всяких сомнений, он нетерпелив, – проворчал Монтассо. Крупный жрец раздраженно пошевелился, заставляя ветхий стул противно заскрипеть. – Прежде, чем вы продолжите, мне стоит высказаться по этому вопросу!

– Разумеется, – сказал Лаарин тщательно сдерживаемым тоном. – Почему это дело должно отличаться от остальных?

Алгоринд моргнул, удивленный этим признаком разногласий среди магистров. Мантассо, следивший за происходящим, все заметил и раздраженно покачал головой.

– Я не хочу проявить неуважение к любым традициям, – заявил крупный жрец, – но этот юноша принадлежит к духовенству, а не к воинскому ордену. Разве не должны мы в своем служении Тиру использовать все средства? Все? У Алгоринда хватит учености, языка, быстрого ума и потенциала как для карьеры ученого, так и для пути предводителя. Его знания картографии замечательны. Он обаятелен, и язык у него подвешен. Он мог бы далеко продвинуться по стезе жреца и его успехи значительно помогли бы делу Тира. Но сколько паладинов доживают до своей тридцатой зимы? До двадцать пятой? Может быть два или три. Из сотни! Вы, почтенные господа, собравшиеся в этой палате, не правило, а скорее исключение!

– А Алгоринд не исключителен? – возразил Лаарин. – Мы хорошо осведомлены о талантах и потенциале этого молодого паладина. Ордену нужны такие люди. Дело решено, – он повернулся к Алгоринду. – У тебя есть обязанности, брат. Исполни их достойно.

Алгоринд встал на ноги, слишком довольный услышанным, и поклонился магистру. Он оставил кабинет, чтобы подготовиться к испытанию, в полной уверенности, что ничто не затмит славы этого момента.

Последовавший за ним сир Гарет крикнул ему остановиться. Прославленный паладин протянул руку, сжимая запястье юноши, словно тот уже был членом ордена. Или словно он сам все еще не отошел от дел. Они шли бок о бок, и сир Гарет делился с Алгориндом опытом, давая подробные указания о том, какие шаги предпринять, чтобы спасти ребенка.

Беседа вышла более славной, чем когда-либо мечтал Алгоринд. Он слушал внимательно, сохраняя каждую деталь в своей тщательно натренированной памяти. К тому времени, как снаряжение паладина было собрано, а боевой конь – снаряжен в дорогу, сир Гарет заявил, что юноша полностью готов.

– Ты принесешь ордену славу, сын мой, – с доброй улыбкой заверил его великий человек. – Помни рыцарские добродетели: мужество, честь и справедливость. Я добавлю к этому еще одно качество – осмотрительность. Это очень важно. Ты не должен никому рассказывать о том, что делаешь. Ты клянешься в этом?

Алгоринд, чью голову вскружило волнение, преклонение перед героем и святой пыл, пал на колено перед паладином.

– В этом деле, как и во всех остальных, сир Гарет, я последую твоим приказам.

* * * * *

У Бронвин ушла пара дней, чтобы выследить Малхора.

Во-первых, ей пришлось отыскать и опросить агентов Арфистов, которые проводили сделки Данилы и заставили людей Малхора пойти за ней. Задача была не из легких. Скрытность была привычкой, глубоко укоренившейся среди арфистов, и многие из них опасались делиться секретами даже со своими. К счастью, один из приспешников Данилы был хафлингом с претензиями барда. Рассказ о небольшой роли, сыгранной им в событиях – разумеется, в последствии она сильно возросла – облетел таверны и сборища, часто посещаемые коротышками. Однажды вечером Алиса Тинкер услышала эту песню и принесла весть, вместе с протестующим хафлингом, прямиком Бронвин.

Сказка Нимбла, несколько приукрашенная, помогла мало. Жрец исчез, оставив после себя лишь бледный дымок. Бронвин рыскала по городу, заглядывая в каждую доступную ей лазейку в поисках информации. Она понимала, что дела эти могут продлиться до самого снегопада, и это невыносимо разочаровывало её. Но, наконец, усилия принесли свои плоды, приведя девушку к эльфу, который славился обширными связями и чрезвычайно мрачной репутацией.

– Ты мне должна, – без особой на то необходимости заметил эльф, передавая Бронвин пергамент.

Приняв бумагу, женщина поморщилась, представляя себе вид оплаты, который мог предполагать этот контракт. Она развернула свиток и присвистнула. Да тут вилла средних размеров. В крошечном описании эльф отметил магических стражей, секретные двери, скрытые ниши для охраны и другие тщательно охраняемые тайники. Она с подозрением посмотрела на своего благодетеля.

– Откуда тебе все это известно?

Он одарил Бронвин надменной улыбкой.

– Дорогуша, это здание мне принадлежит. Поскольку человек, которого ты ищешь, заплатил арендную плату заранее – делай с ним что хочешь. Но подумай о мебели и постарайся не запачкать кровью ковры.

– Уж постараюсь, – сухо сказала девушка. Обменявшись с эльфом еще несколькими мрачными любезностями, она покинула его и направилась к Северному Району.

Ночью этот район был тих. Большая часть богачей либо пряталась за стенами, окружавшими виллы, либо уходила искать радостей в более шумных частях города. Идя по широким мощеным улицам, Бронвин задавалась вопросом, как отреагируют жители самого консервативного района на то, что среди них все это время жил жрец Цирика. Вероятно, их ответ будет чем-то напоминать ответ эльфа. Пока жрец оплачивал счета и держался в тени, он не представлял угрозы.

У Бронвин было достаточно причин думать иначе. Ради встречи с ней Малхор пережил множество неудобств. Сегодня вечером она решила понять почему.

Она обошла Зал Нежной Русалки, массивную и безвкусную каменную постройку. Башенок у зала было больше, чем голов у гидры, а многочисленные балконы украшали решетки кованного железа. Здание занимало всю площадь. Женщина быстро миновала его и скользнула в Аллею Многих Котов. Бронвин оглядела каменные головы, торчавшие на карнизах нескольких стоящих впереди зданий. Изображения выглядели так реалистично, что девушка вспомнила ходившие по тавернам легенды. Они утверждали, что иногда головы разговаривают с прохожими. Но единственным звуком, долетавшим до нее сейчас, было мяуканье бездомных кошек, охотившихся за отходами мясных магазинов, что выбросили свой дневной товар. Аромат подобных лавок тяжело висел в неподвижном, заполненном туманом воздухе. Бронвин прикрыла нос плащом и ускорила шаг, осторожно обходя пару полосатых котов, сражающихся за право обладания длинной рыбной колбасой.

Женщина обнаружила заднюю стену огороженного сада виллы неподалеку от магазинов. Она пробежалась пальцами по камням. Затвор был именно там, где указал эльф. Поклявшись не скупиться, гася этот долг, Бронвин нажала на затвор и подождала, пока распахнется каменная дверь. Она скользнула сквозь отверстие и поспешила оказаться в тени оплетенной виноградом беседки, стоящей посреди сада.

За беседкой, скрытый от случайного взгляда пышными лозами, стоял первый охранник. Бронвин узнала в нем одного из жентийских солдат, ворвавшихся в баню на зов Малхора. Мгновение, она колебалась. Убить человека было не так-то легко, но этот хотел её смерти или собирался сделать её пленницей Малхора. Второе, несомненно, было еще хуже.

Женщина скользнула за спину охранника, в руках её появилась длинная тонкая веревка. Быстрым движением, она выбросила руки из-за лоз и крепко обвила гарротой горло мужчины. Человек тихо, сдавленно захрипел. Звуки стали чуть громче, когда он схватился за веревку пальцами. Он был намного сильнее Бронвин. С ужасом, женщина поняла, что скоро страж может подать тревогу.

Она подпрыгнула, упираясь ногами в решетку беседки и откинулась назад, таща веревку. Спустя мгновение, мужчина замолчал. Бронвин крепко привязала гарроту к решетке, а затем заглянула за угол. Выпученные глаза мужчины свидетельствовали об эффективности нападения. Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, женщина скользнула в ледник.

Вилла была хорошо оборудована. Даже такое маленькое толстостенное помещение, в котором хранились блоки льда, вырезанные в ближайшей реке, было роскошью в ближайшие летние месяцы. Сейчас комната была почти заполнена и холодна, словно погода в середине зимы. Пробираясь по узкому проходу между блоками, Бронвин завернулась в плащ. Она почувствовала ожидаемый шельф и располагавшиеся здесь свечи. Бронвин зажгла их и двинулась вниз по узкому проходу, прямо к пролету крутой лестницы.

По словам эльфа-домовладельца, этот проход вел сквозь заднюю стену, в самую богатую спальню. Наверняка она найдет там Малхора. Она лишь надеялась, что найдет его одного.

Прокравшись по коридору, Бронвин поднялась по крутой деревянной лестнице. Она двигалась медленно, прокладывая свой путь так, чтобы ни один скрип не выдал её присутствия. С каждым шагом женщина становилась все более беспокойной. В туннеле не было паутины, как и никаких признаков мышей. Как может быть секретен ход, который так часто используют?

Она уже надумала повернуть назад, но проход закончился у второй двери – раздвижной, из тонкого дерева – скрытой за гобеленом. Малхор, видимо, был один и пребывал в молитве. Бронвин зажмурилась, стараясь не слышать жуткую вздымающуюся и опадающую каденцию песни. Знать, что Малхор поклоняется Цирику – одно дело. Совсем другое – стоять и слышать воззвание к темному и злобному богу.

Наконец Малхор закончил свои восхваления. Бронвин слышала, как мужчина напрягся, силясь поднять свое огромное тело с колен. Затем послышался протестующий скрип. Это стонал под ногами жреца деревянный пол. Следующая часть плана была самой рискованной. Бронвин открыла дверь и выскользнула из-за гобелена, заглядывая в комнату.

В конце концов Малхор был не один, однако молодая женщина, с которой он проводил вечер, была совершенно мертва. Бедные эльфийские ковры, мрачно подумала Бронвин. Теплые, покрытые заплатками одежды указывали на то, что женщина была из Портового Района. Возможно, шлюха из таверны, которую на виллу заманил один из мужчин Малхора. Вероятно, обещая легкую монету за объятия старика. Откуда она знала, что веселый жрец получил удовольствие от смерти и силы, данной за сделку с ней? Бронвин вытащила нож и стала ждать. Сердце её грохотало в груди. Она наблюдала за тем, как жрец наливал себе в бокал густое красное вино из серебряного графина, как он поднял кубок, салютуя мертвой женщине, как, закрыв глаза, он отхлебнул вина, словно смакуя приятные воспоминания, после чего, тихо напевая, направился к ванной, по пути минуя гобелен.

Девушка выпрыгнула из своего укрытия и изо всех сил ударила. Её нога почти полностью утонула в огромном необъятном животе, но действие возымело желаемый эффект. Малхор захрипел, словно кузнечный мех, и осел на пол.

Схватив жреца за волосы, Бронвин запрокинула его голову. Ступив мужчине за спину, она сильно прижала нож к горлу своей жертвы.

– Крикнешь – и ты мертв, – сообщила она низким, яростным тоном. Малхору потребовалось несколько мгновений, чтобы начать говорить, но слова его прозвучали с замечательным апломбом.

– Я вполне способен понять очевидное, – прохрипел он. – Говори, что хочешь. Моя ванна стынет. А еще лучше – раздевайся и присоединяйся ко мне.

Женщину почти восхищала его наглость.