Текст книги "Причуды любви"

Автор книги: Элеонора Глин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА XXII

В этот вечер в Монтфижете, когда дамы одевались к обеду, было много беготни из одной комнаты в другую – гости обменивались впечатлениями о молодой жене Тристрама. Впечатление в общем было благоприятное для нее. Все сходились во мнении, что она красива и очаровательна, но расходились в вопросе о ее характере, и только одно злое сердце осталось при особом мнении, отнюдь неблагожелательном.

Тристрам вовремя был готов к обеду, но постучать к своей жене не решался. Если она сама через некоторое время не даст ему знать, что готова, он пошлет Хиггинса узнать об этом у горничной Зары.

Его глаза сияли гордой радостью – Зара держала себя безукоризненно, он даже не мог себе представить, что она будет так мила и будет так много разговаривать. И все его старые друзья искренне восторгались ею, а Артур Эльтертон даже слишком…

Но затем его радостное волнение угасло. Чем ему, собственно, было гордиться, когда он даже не осмеливался постучать в ее дверь? Теперь он очень жалел, что под влиянием оскорбленной гордости дал ту клятву в их свадебную ночь, потому что она мешала ему делать какие бы то ни было шаги к сближению.

Зара же чувствовала себя почти счастливой. Это был первый вечер в ее жизни, когда она одевалась без тяжелого чувства. Ее инстинкт самозащиты мог некоторое время отдохнуть, ибо эти новые родственники, по-видимому, не только казались, но и на самом деле были добрыми людьми. Единственно, кто ей совсем не понравился, это леди Хайфорд – она уже успела сделать ей несколько ядовитых комплиментов, в которых Зара почувствовала враждебность к себе.

Что же касается ее мужа, то тут Зара оставалась в недоумении. Было совершенно очевидно, что здесь его любили решительно все, начиная от герцога и кончая старым сеттером, гревшимся у камина. И Зара не понимала, как можно было любить человека, способного на такую низость, как женитьба на ней. Или, может быть, она в чем-то и здесь ошибается? При первом же случае необходимо спросить об этом у дяди, который, она была уверена, скажет ей правду.

Обед начинался в половине девятого и к этому времени следовало быть одетой, но комната была так уютна, в ней было так много прекрасных старинных вещей, что Заре захотелось еще немного посидеть в ней.

И все же надо одеваться. К счастью, Заре не приходилось возиться с прической – волосы можно было быстро свернуть в узел. Когда она закончила свой туалет, Генриетта в восторге воскликнула:

– Миледи сегодня очаровательна, милорд будет гордиться миледи!

И он действительно гордился.

Ровно в половине девятого Зара послала Генриетту постучать в дверь Тристрама, и в тот же самый момент Тристрам посылал Хиггинса к ней с тем же поручением. Как горько смеялся он над несуразностью этого положения – посылать слуг, чтобы уведомить друг друга, что они готовы, тогда как он сам должен был помогать своей жене выбирать украшения и украдкой от горничной целовать ее!

Нелепый фарс!.. Но через все это надо пройти, чтобы потом уехать в Рейтс и найти там забвение в добросовестном исполнении обязанностей крупного землевладельца. Кроме того, можно будет с головой уйти в политику, чтобы никто никогда не догадался, какую ужасную ошибку он совершил.

Идя с Зарой по длинному коридору, Тристрам подчеркнуто формально сказал ей, что она сегодня очень интересна. И на самом деле она была прелестна в легком платье цвета темного сапфира, единственным украшением которого служила великолепная брошь, подаренная Этельридой.

Было очень милым проявлением внимания к хозяйке дома, что Зара надела именно эту брошь, и Тристрам тотчас оценил ее такт. Впрочем, он все в ней ценил.

Гости в доме герцога всегда были пунктуальны, по этому, когда Зара с Тристрамом вошли в гостиную, почти все уже были в сборе. На мгновение в комнате наступило молчание, как будто присутствующие замерли в восхищении, а затем все разом заговорили и засмеялись, и вскоре двинулись в столовую. Запоздали только двое: леди Хайфорд и еще одна дама.

Когда Зара под руку с герцогом шла по белой гостиной, у нее было такое ощущение, точно она после долгой разлуки и тяжкой борьбы вернулась в знакомую обстановку и могла наконец свободно вздохнуть.

ГЛАВА XXIII

Обед прошел прекрасно, но после обеда, когда дамы собрались в белой гостиной, леди Хайфорд сосредоточила все свое внимание на Заре. Подойдя к ней вместе с другими дамами, она стала игриво уверять ее, что непременно должна сесть с ней рядом: «Ведь мы с вашим мужем такие друзья, и я так рада, что вы открываете Рейтс. Наша милая леди Танкред тоже будет так рада!», – щебетала она.

Зара учтиво принимала эту болтовню, думая про себя: «Что за вертлявая женщина».

– Я не помню, чтобы мой муж когда-нибудь говорил о вас, – сказала она, выслушав назойливое щебетанье и ядовитые намеки Лауры. – Вы, можете быть, надолго уезжали?

Но в конце разговора, как Зара ни старалась сделать его трудным для леди Хайфорд, та все-таки успела запустить свое отравленное жало в ее душу. Когда в гостиную вошли мужчины, то Тристрам, желая показать, что не боится встречи с Лаурой, подошел к ней и заговорил, а затем она увлекла его к дальнему дивану. Заре внезапно стало очень неприятно. Она не спускала с них глаз и почти не слышала, что говорили ей другие.

Лаура же, которая была далеко не глупа, почувствовала, что Тристрам несчастлив, хотя, может быть, и влюблен в свою красавицу-жену, и что, следовательно, наступит момент, когда, высказывая ему сочувствие, можно посеять в его сердце вражду к жене и сомнения в ней.

– Милый мой Тристрам, почему вы мне не сказали о вашей женитьбе? – начала она. – Разве вы не знаете, что меня радует решительно все, что приятно вам? – и Лаура, опустив глаза, вздохнула. – Я всегда понимала вас и сочувствовала всему, что шло вам не на пользу!

И Тристрам, как ни удивительно, забыл все упреки и сцены, которые она ему делала в течение года, и почувствовал к ней симпатию. Так приятно было сознавать, что есть, значит, женщина, преданная ему!

– Это очень мило с вашей стороны, Лаура, – произнес он.

– Но скажите мне, действительно ли вы счастливы… Тристрам? – Лаура запнулась перед тем как произнести его имя. – Ваша жена красива, но, видимо, очень холодна. А я знаю, дорогой… – она опять запнулась, – я знаю, что вы не любите холодных женщин.

– Не стоит разбирать мою жену, Лаура, – ответил он. – Расскажите мне лучше, как вы поживаете. Позвольте, когда мы с вами виделись в последний раз? В июне?

В сердце Лауры закипела злость – значит, он даже не помнил, когда они виделись в последний раз! Это было в июле, после футбольного состязания в Итоне.

– Да, в июне, – печально подтвердила она, снова опуская глаза. – Вы, Тристрам, должны были уже тогда сказать мне о вашей женитьбе, а то это было для меня таким ударом, что я серьезно заболела. В то время вы ведь, должно быть, уже были помолвлены!

Тристрам промолчал: разве мог он сказать правду?

– Не станем об этом говорить, – повторил он. – Забудем лучше все старое и начнем новое. Вы всегда останетесь мне другом, я в этом уверен. Вы всегда и были им… – Но тут Тристрам почувствовал, что это уже совсем ложь, и остановился.

– Конечно, я всегда останусь вашим другом, дорогой… Тристрам! – ответила Лаура, делая вид, что очень тронута.

А Зара, пытавшаяся разговаривать с герцогом, увидела лишь, что Лаура вздрогнула и с серьезным видом опустила глаза. И Зарой вдруг овладело такое бешенство, что она не слышала ни одного слова из того, что ей говорил герцог.

Тем временем леди Анингфорд отошла к окну с Вороном.

– Ну, как по-вашему, Ворон, все ладно? – спросила она, и поскольку тот понимал ее с полуслова, как леди Этельрида герцога, он не спросил, что она имеет в виду, а сразу ответил:

– Будет когда-нибудь, если только их с самого начала не унесет течением.

– Не правда ли, она загадочная натура, Ворон? Я уверена, что у нее в жизни было что-то трагическое. Вы ничего не слышали?

– Ее мужа убили в драке в Монте-Карло.

– Из-за нее?

– Не знаю. Но не думаю, потому что если у женщины такой спокойный и высокомерный вид, как у леди Танкред, и если она так холодна и надменна, то можно не сомневаться, что ей нечего стыдиться в прошлом.

– В таком случае почему между ними такая холодность? Посмотрите на Тристрама! По-моему, он очень дурно делает, что сидит и разговаривает с Лаурой.

– Ну и змея эта Лаура! – проворчал Ворон. – Она пытается опять вернуть его к себе.

– Я не понимаю, почему женщины не могут оставить в покое чужих мужей? Ужасные негодницы большинство из них!

– Что ж, это только проявление охотничьего инстинкта.

Но леди Анингфорд вдруг вспыхнула.

– Вы циник, Ворон, – негодующе заявила она.

– Вы не забыли своего обещания показать мне завтра ваши любимые места, леди Этельрида? – говорил между тем Френсис, ловко уводя хозяйку от группы гостей к дивану, где им никто не мог помешать. – О человеке легче судить, когда знаешь, что ему нравится.

Леди Этельрида никогда не говорила о себе, особенно с мужчинами, и, вероятно, только потому, что ей очень нравился финансист, она поддержала разговор, который он начал не без умысла.

– Мои вкусы очень просты, – мягко сказала она, – и по ним вряд ли можно о чем-либо судить.

– Я был уверен, что они просты, – ответил Маркрут и, заглянув ей в глаза, после некоторой паузы продолжал:

– Просты, чисты и милы… Я всегда думал о вас, леди Этельрида, как об олицетворении всего простого, здорового и уравновешенного, – словом, как о совершенстве, – и это последнее слово прозвучало в его устах как ласка.

– Я самая обыкновенная, – ответила Этельрида, удивляясь самой себе: почему она на него не сердится, хотя имеет на то полное основание?

– Здоровый человек любит только совершенное во всем равновесие, – продолжал Френсис сдержанно. – Утомление и пресыщение вызываются исключительно нарушением равновесия и гармонии. Равновесие вещь чрезвычайно простая, но как все простое оно встречается очень редко.

– У вас, мистер Маркрут, на все есть теории? – спросила Этельрида, смеясь глазами.

– Теоретизировать иногда очень полезно, чтобы не потерять голову.

Леди Этельрида ничего не ответила, но была тронута. Она часто говорила своей подруге, Энн Анингфорд, что она не любит пожилых мужчин; ей неприятны их жидкие волосы, их жирные подбородки и закоснелые привычки. Но вот оказалось, что она заинтересовалась, и даже очень, одним из пожилых мужчин, ибо Маркруту было не менее 45 лет; правда, его красивые каштановые волосы очень густы, а сам он худощав и строен.

Этельрида, почувствовав, что лучше перевести разговор на более общие темы, заметила:

– Зара сегодня необычайно хороша.

– Да, – ответил финансист, нехотя отрываясь от интересного разговора, – я надеюсь, что когда-нибудь они будут счастливы.

– Почему вы говорите «когда-нибудь»? – быстро спросила Этельрида. – Я думала, они и теперь уже счастливы.

– Кажется, не очень, – ответил Маркрут. – Но вы помните наш уговор за обедом? Они будут идеально счастливы, если их оставить в покое, – и он взглянул на Тристрама, разговаривающего с Лаурой.

Этельрида тоже взглянула на них.

– Да, – сказала она. – Я очень сожалею, что пригласила ее… – и вдруг в смущении умолкла и густо покраснела. Она поняла, какую сделала оплошность. Ведь мистер Маркрут мог ничего и не знать о той глупой истории! Зачем она это сказала!

– Пустяки, – проговорил он со своей тонкой улыбкой. – Моей племяннице это будет очень полезно. Я, впрочем, хотел совсем другого.

Но чего он хотел, так и не объяснил.

Вечер прошел очень хорошо. Молодежь, собравшись в одном конце комнаты, договаривалась устроить на следующий день пикник, потому что лишь немногие из молодых собирались принять участие в охоте. В свою компанию молодежь привлекла и Зару, но решительно отклонила участие в ней Тристрама.

– Вы, Тристрам, теперь уже старик, женатый человек, – дразнили его. – А леди Танкред молода, и поэтому поедет с нами!

– И я беру на себя заботу о ней, – с сентиментальным видом провозгласил лорд Эльтертон, что ужасно разозлило Тристрама. «И зачем только Этельрида собрала здесь такую кучу бездельников», – думал он недовольно, забыв о том, что до сих пор среди этих бездельников он прекрасно себя чувствовал.

– Вы знаете, что завтра некоторые из дам придут к охотникам на завтрак, и так как вы, Тристрам, будете лишены общества вашей прелестной жены, то я тоже приду на этот завтрак, – с улыбкой сказала Лаура.

Наконец все распрощались и отправились в свои комнаты, но Зара, придя к себе, не понимала, почему ее атмосфера не казалась ей уже такой мирной и спокойной, как несколько часов тому назад.

В первый раз в жизни она ненавидела женщину!

А Тристрам, придя в свою комнату часом позже, спрашивал себя, спит ли Зара? Лаура была очень мила, и он чувствовал себя несколько утешенным. Бедная Лаура, она, по-видимому, действительно любила его, и, может быть, он в самом деле поступил жестоко по отношению к ней. Но как он раньше мог думать, что любит ее? Она выглядит совсем старой, и раньше он не замечал, как взбиты ее жидкие волосы! Нет, у женщины непременно должны быть хорошие волосы.

Снова его сердце, как клещами, сжала боль, и, протянув руки к двери, отделявшей его от Зары, он громко сказал:

– Дорогая, если б вы только могли понять, как мы могли быть счастливы… если бы вы только захотели!.. Но я не могу даже выбить эту ненавистную дверь, потому что дал клятву…

И всю ночь он беспокойно метался по постели.

ГЛАВА XXIV

Хотя на следующий день погода была неважная, Тристрам поднялся рано и вместе со всеми охотниками отправился на охоту. А молодежь, весело позавтракав, стала держать совет, что делать дальше.

– Сегодня наверное будет дождь, – сказал Джимми Денверс. – Поэтому нам совершенно незачем идти на Лантонские высоты. Что, если мы устроим завтрак в монтфижетской башне? Там нас, по крайней мере, не промочит.

– Правильно, Джимми, – согласился Ворон, который вместе с леди Анингфорд сопровождал молодежь. – Я стою за то, чтобы не промокнуть, потому что у меня ревматизм в плече. А вы и юный Билли, я слышал, превосходные повара!

– Значит, – с энтузиазмом воскликнула леди Бетти, – мы сами приготовим себе завтрак! Как это интересно! Мы разведем огонь в большом камине и будем на нем готовить! Ах, Ворон, вы просто прелесть!

– Ну вот и отлично, значит, я сейчас распоряжусь, – весело сказала леди Этельрида, – какой вы умный мальчик, Джимми, что придумали это!

И к двенадцати часам все было готово. С вечера мистер Маркрут и герцог условились, что пойдут на охоту в компании с самыми серьезными охотниками. Но рано утром финансист послал его светлости записку, в которой просил уволить его от этой приятной обязанности: он ждал очень важную телеграмму, касающуюся турецкого займа, на которую должен был немедленно ответить письмом. Он очень сожалел, что принужден отказаться от охоты, и с обычной для него легкой иронией просил герцога не забывать, что он, Маркрут, всего лишь бедный деловой человек.

Прочтя эти строки, герцог улыбнулся; он знал, какими миллионами ворочает «бедный деловой человек».

В полдень, когда молодежь собралась отправиться в башню, финансист уже отправил ответ на телеграмму и, как будто случайно встретив леди Этельриду и удивившись, что они еще не уехали, стал просить, чтобы и его взяли с собой. Он тоже прекрасный повар, уверял он ее, и будет им очень полезен. Она согласилась, и вся компания со смехом отправилась на пикник.

Между тем, если бы кто-нибудь заглянул в важное письмо, написанное по поводу турецкого займа, то увидел бы, что оно адресовано известному переплетному мастеру и содержит просьбу Маркрута немедленно прислать отданные ему в переплет книги.

Молодые леди потребовали, чтобы слуги не сопровождали их на пикник, потому что хотели все делать сами, вплоть до разжигания камина. Единственное, на что они согласились, это чтобы им привезли кухонную посуду и дрова.

Все были оживлены и очень милы в своих вязаных костюмах, а Зара, идя рядом с лордом Эльтертоном, чувствовала себя как дитя, в первый раз в жизни попавшее в гости.

Утром Тристрам перед отъездом на охоту прислала ей записку, всего несколько строк:

«Вы просили меня предупредить вас о наших обычаях; так вот, предупреждаю, чтобы вы надели какой-нибудь теплый короткий костюм и толстые ботинки». И подпись – «Танкред», а не «Тристрам» …

Прочтя записку и узнав у слуги, что его светлость уже уехал, Зара опечалилась. Значит, она не будет видеть его целый день, и эта противная женщина, с которой он, по-видимому, так дружен, завладеет им всецело.

Эти мысли промелькнули в ее голове прежде, чем она могла отдать себе отчет в них. Но тут же она рассердилась на себя. Какое ей дело до того, как проводит время ее муж? Однако, отправляясь на пикник, Зара поймала себя на желании, чтобы пошел дождь и дамы, которые собирались отправиться завтракать с охотниками, вынуждены были остаться дома!

Лорд Эльтертон окончательно влюбился в Зару. Он был истинным кавалером. Как и финансист, он в совершенстве постиг искусство играть на темпераменте женщин, чем весьма гордился, – ведь большую часть своей жизни он только это и делал. Его главный прием заключался в том, чтобы проявлять сочувствие и нежность. Мужчины, рассуждал он, обычно грубы и эгоистичны, поэтому всегда можно выиграть по контрасту с ними; а мужья так и вовсе грубые животные, во всяком случае, по мнению их жен! И его метод действительно большей частью приносил успех. Что касается леди Танкред, то, как он надеялся, она тоже не останется равнодушной к его достоинствам, хотя и замужем только одну неделю. Она совсем не походила на влюбленную жену, это стало ему ясно с первого же взгляда, и, кроме того, в ухаживании за женщиной, которая замужем всего неделю, было нечто пикантное! Лорд Эльтертон составил свою классификацию женщин: он делил их на безнадежных, сопротивляющихся, робких и смелых. На безнадежных он обычно не тратил пороху. Сопротивляющимся льстил и приманивал их, как форель. С робкими был нежен и заботлив, а со смелыми держал себя независимо, но в то же время был любезен, услужлив и мягок.

К какой категории причислить свое новое увлечение, он еще не знал, – может быть, ко второй. Лорд Эльтертон вынужден был признать, что еще никогда не встречал женщины подобного типа. Ее необыкновенные глаза приводили его в восторг; когда она обращала на него свои темные, бездонной глубины прекрасные очи, сердце его замирало. Поэтому он прежде всего пустил в ход присущую ему мягкость и проявлял особую предупредительность.

– Вы ведь совсем недавно в Англии, леди Танкред, не правда ли? Это сразу видно – в вас есть изумительный шик. А как превосходно вы говорите по-английски! Без малейшего акцента. Вы с детства учились языку?

– Мой отец англичанин, – сказала Зара, обезоруженная искренним восхищением, звучавшим в его голосе. – Я говорила по-английски до тринадцати лет, а потом когда приходилось. Мне нравится этот язык, я считаю его благородным.

– Так вы знаете и другие языки? – восхищенным тоном продолжал лорд Эльтертон.

– Да, знаю еще четыре. Ведь когда часто путешествуешь, то языки изучать легко, тем более, что многие из них похожи один на другой. Самый трудный язык – русский.

– Вы, должно быть, очень способная!

– Нет, нисколько. Но я довольно много читала… – и Зара вдруг умолкла. Совсем не в ее обычае было так много говорить о себе.

Лорд Эльтертон понял, что вышла маленькая заминка, и свернул на другой путь.

– Я всегда был лентяем и потому совсем не учен, – сказал он. – Мы с Тристрамом учились в Итоне вместе, жили в одном доме и оба изрядно лентяйничали; но он зато хорошо пошел в Оксфорде, а я прямо из Итона поступил в гвардию.

Заре ужасно хотелось расспросить лорда о Тристраме – она даже не слышала, что он учился в Оксфордском университете. И Зара снова задумалась над нелепостью своего положения, а Эльтертон с восхищением и в то же время с досадой наблюдал за ней. Он видел, что она попросту забыла об его присутствии, и хотя это его обидело, он еще более усердно продолжал свои маневры.

– Мне хотелось бы знать, о чем вы думаете, – мягко сказал он, заботливо отклоняя с дороги ветку терновника.

Зара вздрогнула. Ее мысли действительно улетели очень далеко.

– Я думала… – начала она и остановилась, стараясь придумать какой-нибудь подходящий вздор, но ничего не приходило в голову, она замялась и вдруг выпалила: – Я думала, существует ли на свете хоть один человек, которому можно верить!

Лорд Эльтертон с изумлением взглянул на нее – что за странная женщина!

– Да, конечно, – сказал он невинным тоном, – вы, например, можете вполне верить мне, если я стану уверять вас, что никто так не влек меня к себе, как вы!

– Ах, в этом-то! – презрительно ответила она. – Бог мой, как часто я это слышала…

Это было для него совсем уж неожиданно, потому что в ее тоне не слышалось ни малейшего хвастовства, в нем звучала только усталость, как будто ей на самом деле надоело слушать такие пошлости. С ней, однако, приходится держать ухо востро!

– Да, – с участием отозвался он, – я вас вполне понимаю – вам надоела мужская любовь.

– Я не видела никакой любви. Разве мужчины умеют любить? – спросила она даже без горечи, а просто, как если бы упомянула о совершенно очевидном факте.

«Что же себе думает Тристрам? – поразился лорд Эльтертон. – Он уже целую неделю женат на этой божественной женщине, а она говорит такие вещи! А ведь Тристрам не дурак – Эльтертон это знал, – значит, здесь что-то не ладно; но что бы здесь ни было, это вода на его мельницу». И лорд стал продолжать разговор с таким тактом, что когда они пришли к месту назначения, у Зары осталось от прогулки вполне приятное впечатление.

Монтфижетская башня представляла собой единственную уцелевшую часть старого замка, разрушенного еще при Кромвеле. Башня состояла из большого зала, в котором был великолепный каменный, колоссальных размеров камин. Сохранилось также возвышение, на котором в былые времена обедали. Здесь стояла также грубая дубовая мебель, и, таким образом, в дождливый день это было идеальное место для пикника.

Когда Зара с лордом Эльтертоном пришли, в камине уже ярко пылал огонь, и все, весело суетясь, готовили завтрак. Джимми Денверс совершенно серьезно вошел в свою роль. Засучив рукава, он вместе с юным Билли украшал окорок, утыкивая его папоротником. Окорок должен был изображать собой павлина, ибо, по мнению молодежи, в этом зале баронов за завтраком непременно должен был быть павлин, точно так же, как и кабанья голова, и целиком зажаренный бык.

И Зара, сидя на скамье против камина и глядя на эту веселую суету, вспомнила о своем последнем «пикнике» с Мимо и Мирко в мансарде на Невильской улице. Она представила себе Мирко с бумажным колпаком на голове… Как он радовался новым расписным чашкам… Ворон, наблюдавший за Зарой удивлялся, почему царившая вокруг веселая суета вызывала на ее лице такую грусть.

«Как мама, должно быть, все это любила!», – думала Зара, которая сама любила веселые пикники и находила удовольствие в этой игре. А отец, принадлежавший к тому же классу, что и эти люди, почему-то покинул свое отечество и поселился в большом мрачном замке возле Праги, уверенный, что его прекрасная молодая жена вечно будет разделять его одиночество. Как ужасен мужской эгоизм!