Текст книги "Я Т М 2 (СИ)"
Автор книги: Елена Звездная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
Далее следовали пункты о том, что переводчик не имеет право на свое мнение, и тем более высказывание своего мнения. Переводчик обязан максимально точно передавать значение сказанного, сохраняя даже темп свойственной переговорщикам речи. Во время переговоров, переводчик обязан размещаться слева от того лица, чью речь будет переводить. Если переговоры выходят на новый уровень, переводчик становится на несколько шагов позади того чью речь должен переводить, максимально дистанцируясь от процесса. Отдельным пунктом шел пункт о необходимости сохранять языковые нормы языка, то есть без перехода на дословный машинный перевод.
Искренне позабавила приписка от самой Барбары Тейн о том, что переводчику необходимо глубоко понимать значимость своего труда, трезво оценивать свою роль, которая при всей своей незаметности, довольно сильно влияет на успех переговоров и «эффективный переводчик – тот, который незаметен при общении и вместе с тем обеспечивает это общение таким образом, что политическим партнерам начинает казаться, что они общаются друг с другом на понятном им обоим языке».
Следом от нее же пришел вопрос:
«Все понятно? Какие-нибудь вопросы? Уточнения?»
Хотелось послать. Серьезно, очень хотелось, но этика общения была одним из недостатков работы на правительство и в целом нахождении в социуме, поэтому я ответила:
«Местоположение слева от министра, изображаю из себя невидимку».
«Ну… суть ты уловила», – своеобразно похвалила полковник.
Чисто из вредности поправила ее на:
«Вы».
От Барбары пришло: «???»
«Учусь трезво оценивать свою роль, – ехидно ответила я».
«Вижу, вы делаете успехи, мисс Рид», – не менее ехидно ответила она.
В тот момент мы обе еще не знали, как близки к краху.
***
Дженерийский Галактический саммит проходил в формате «Большой двадцатки». Крупнейшие государства Галлактического союза представленные, как и полагается министрами инопланетных дел, экономические темы поднимались наравне с политическими, утрясались вопросы, как на всеобщем обсуждении, так и вне процесса, по отдельным протоколам, в условиях полной конфиденциальности.
Первые несколько дней были сущим дурдомом – как оказалось, некоторые из недавно нанятых сотрудников служб безопасности вполне себе общались жестами на воровском наречье, короче это были не силовики. Так что на своих запредельных каблуках я была вынуждена метаться с этажа службы безопасности, на этаж проведения саммита. Причем у остальных работников языковой службы каблук был пониже моего, но – у них рост в основном был выше. Все языковики являлись выпускниками университета Космических сил, соответственно военные школы в детстве, запредельные физнагрузки в юности – они изначально были выше меня. И мой каблук с платформой как бы должен был привести к тому, что выделяться на общем фоне я не буду, на деле же…
Все пошло не так с самого начала.
Два покушения – засекла мгновенно, связалась со своими, уже Исинхай со службой безопасности Гаэры, и мы тормознули это дело вовремя. Кражу артефакта «Великой удачи» так же. Эту херовину пытались выкрасть у министра союза Алтари. Сказать по правде я обалдела, когда увидела переговоры воровской шайки. Воровской, мать ее, шайки! Неудачники из Склизкой, одной из самых неудачливых группировок Астероидного братства, на ломаном воровско-пиратском языке жестов, готовились к офигительной подмене артефакта, путем… подсыпания сильного слабительного в воду министра Союза Алтари. Причем когда силовики остановили главного исполнителя, в дело вступил «не главный», который «вообще ни разу не заметно» всыпал фиолетовый порошок в стакан офигевшего от подобного действа министра. Да что там он – мы всей службой безопасности тихо охренели.
И так как более-менее о Склизких знала только я, с немым вопросом «А они нормальные?» безопасники обратились именно ко мне. Что я могла на это сказать?
– Видимо артефакт «Великой удачи» их последняя надежда на выживание, – сообщила жаждущим хоть какого-то пояснения всей ситуации. И добавила: – А вообще естественный отбор хорошая штука.
В результате воду, конечно, заменили, с воровской бандой разобрались, попутно еще предотвратили теракт, а именно – бомбу, которую, явно из мести, поместили мне под дверь. Зря они так, конечно, коридор просматривался, все фиксировалось на видеокамеры, злоумышленника схватили сразу.
Впрочем, знай, я о том, что произойдет дальше – предпочла бы подорваться на мине.
Яторийское посольство прибывало на четвертые сутки саммита. К моему огромному сожалению, привести Эшну Гейн в адекватное состояние не удалось. Ей сделали еще две операции, и спешно отправили на Гаэру в Институт мозга. Учитывая, что Эшна курировала не только яторийский, для Барбары это стало ударом. Она разрывалась, причем практически буквально, присутствуя на самых сложных переговорах, и одновременно курируя своих подчиненных на не сложных. Лея Картнер рожала. Очень не вовремя, конечно, но природа, мать ее и все такое. Собственно из-за этого пошли навстречу правителю Рейтана Саттарду Арнару, и тот, проведя несколько коротких встреч в первый день саммита, улетел к жене. По-моему скромному мнению правитель Рейтана, ранее третий, а сейчас единственный, был крайне приятным вызывающим расположение мужчиной, по мнению Барбары он был: «Мразь, чтоб ты сдох, падаль! Чтоб тебя дерсенги всей стаей и по отдельности. Я тебя, падла любвеобильная»… В общем, Полиглот разумно не допустил Барбару до этих переговоров, благо сахир Арнар превосходно знал несколько языков, так что разобрались.
Перед отлетом рейтанского представительства, я вырвалась на полчаса из ада, который представляла собой госслужба, пробежалась по магазинам, и успела к прощанию с сахиром Арнаром, с поклоном вручив ему упаковку с кокосовым молоком и пятью видами соленой рыбы. На его заметно удивленный взгляд, пожала плечами и сообщила:
– Ну, мало ли, вдруг она все это все еще хочет.
И мне было особенно приятно на четвертый день саммита, получить от Леи сообщение:
«Спасибо, Кей! Так рыбы хотелось!»
Так что это было первое утро на Дженере, которое я встретила с улыбкой. С улыбкой вместо тренировки просто подралась с Удавом, который после первого покушения, прибыл со своей командой и теперь курировал безопасников. С улыбкой бегом прибежала в свой номер, быстро приняла контрастный душ, высушила волосы, выпрямила челку утюжком, собрала волосы в низкий хвост и нанесла минимум необходимого макияжа – теперь, когда я стала брюнеткой, приходилось подкрашивать и брови и ресницы, легкий тон на кожу, чтобы она не казалась настолько белой, нюдовая помада, никаких румян.
Торопливо застегивая блузку, услышала переданное по внутренней связи: «Мисс Рид, центральный зал. Срочно». Барбара Тейн несколько не простила мне нажим на обращение «вы» собственно в обращении. По ее мнению я едва ли имела право на уважение, потому что равной ей не была ни по возрасту, ни по уровню подготовки, ни даже по статусу.
Застегнула блузку, натянула чулки телесного цвета. Чулки несколько не сочетались с бельем, бюстье было белоснежным, под белую блузку, а вот трусики кружевным черным бесшовным безобразием, надела исключительно из чувства вредности. Юбка, обтянувшая от талии до колен, черные классические туфли-лодочки, на неклассической платформе и с внушительным каблуком. Черная папка с сейром-планшетом, черный бейджик с именем Алесиана Рид, быстрый взгляд на себя в зеркало – идеально.
Я выскользнула из номера, даже не активировав замок – тут все равно все прослеживалось, и подобные меры предосторожности не имели смысла, так что, торопливо вышагивая к лифту, все о чем я думала – этикет переводчика, основные фразы приветствия, идиомы и метафоры, которые, возможно, используют на переговорах.
Министр инопланетных дел Ятори господин Натуэро, гаэрским владел плохо, несколько лучше на нем говорила его жена, посему их сторона в принципе полагалась на специалиста от Гаэры, то есть меня. Я же, просмотрев биографию министра, пришла к выводу, что выражаться он, вероятнее всего, будет на классическом яторийском с обилием поговорок, в которые на Ятори вкладывали так много смысла.
Спустившись на лифте на первый этаж, промчалась по внутренним коридорам, выскользнула через служебный выход и заняла свою позицию слева от гаэрского министра инопланетных дел миссис Эвертан. Женщина существенных лет кивнула, в знак приветствия, и принялась делать то, что делали мы все в наиболее напряженные моменты – успокоительно дышать. Четыре вдоха через нос, задержка на семь секунд, четыре выдоха через рот. Министр нервничала. Кроме как дыханием она это никак не выразила – и сама миссис Эвертан и вся ее команда были специалистами высшего уровня, но они ко всему прочему были и S-класс, а значит, нервозность объяснялась тем паршивым предчувствием, которое давало им виртуозное владение интуицией.
– Будет сложно, – вспомнив, что я не отношусь к элитным войскам, предупредила министр.
Честно говоря – иногда это подвыбешивало, это их «будет сложно», подразумевающее, что сложно будет мне. Не им, потому что они S-класс, а мне, потому что я… никто. И вот что безумно обидно – тот же Удав с его сверх высоким статусом Титан, относился ко мне как к равной, а S-класс нет. И мне иногда очень хотелось высказать этой «элите» все, что я думаю по их поводу. Вообще все. Начиная от того, в каких операциях я лично участвовала, заканчивая тем далеким пешим маршрутом, куда бы я их с удовольствием послала. С превеликим удовольствием!
Но в этот момент открылись двери.
И я поняла, что S-класс это действительно S-класс, в экстремальных ситуациях они способны мгновенно собраться и подстроиться под ситуацию, а я… нет. Я абсолютно нет! Потому что, когда двери распахнулись, в зал вошел вовсе не ожидаемый всеми нами министр Натуэро. Нет… Никакой осторожной поступи невысокого седовласого яторийца не наблюдалось, в зал уверенно шагнул сам первый министр Ятори… и мое сердце перестало биться.
Мир…
Мир рушился, разлетаясь на сверкающие осколки, а я смотрела на Акихиро Чи Адзауро в черном современном костюме, уверенного, сильного, несгибаемого, и… поддерживающего робкую похожую на летящий цветок сакуры девушку, у которой все еще были распущены волосы, черные, гладкие и струящиеся до пояса, а значит, она еще не была женой, но в традиционной заколке, не имелось ни единой лилии, а значит… она больше не была невинна. Они спали вместе. Они уже спали вместе.
Мне захотелось сдохнуть.
Прямо там, прямо на этом месте, рухнуть вниз, не сдерживая крика и сдохнуть… Потому что вся моя жизнь в единый миг потеряла смысл.
Исинхай сказал, что Чи женится, я знала об этом… но одно дело знать, и другое видеть, как он поддерживает ту, что отныне будет рядом с ним, ту, которой можно к нему прикасаться, ту… которой повезло больше, чем мне.
Ту, с которой он уже спит и не скрывает этого.
«Мисс Рид, взяла себя в руки. Живо!» – прозвучал в наушнике голос Барбары Тейн.
S-класс… сверх сильный S-класс… Как объяснить тем, у кого искусственно атрофировано чувство любви, что ты готова перестать дышать, просто вот сдохнуть, потому что его руки поддерживают другую. Его руки прикасаются к другой. И ты точно знаешь, что его губы целовали другую…
И хочется застрелиться, прыгнуть в самую глубокую бездну, сгореть в пламени взорвавшегося корабля, все что угодно… только бы не ощущать, как тебя рвет изнутри эта боль!
«Мисс Рид, КОНТРОЛЬ!» – Барбара, помимо доступа к видеосвязи, имела так же доступ к физическим показателям моего тела. И если внешне я могла выглядеть отрешенно, о том, что мое сердце больше не бьется, она все равно знала.
Как я все равно же знала, что Чи почти женат. Я знала! Знала же… просто Исинхай не сказал насколько красива сестра императора. И вот я смотрю на ту, которой так повезло быть рядом с лучшим из всех мужчин во Вселенной и не могу понять, как можно быть настолько красивой? Как? От нее невозможно было отвести глаз – юная, хрупкая, нежная, с идеальной молочной кожей, легким естественным румянцем на щеках, огромными карими глазами, как у лани, маленькими розовыми губами идеальной формы, с идеальным овалом лица, аккуратным носиком, длиннющими ресницами… Она была как цветок. Как прекрасный распустившийся цветок – красивая, влюбленная и… счастливая.
Это стало последним ударом, последним гвоздем в мой гроб – она была счастливая. Счастливая настолько, что, несмотря на традиции Ятори, требующие сдержанности и выражения лишь покорности, даже скованная этими традициями – она светилась счастьем. Просто светилась, а я…
«Дерсенг тебя подери! Мисс Рид, давайте обойдемся без обмороков!» – Барб психовала, но все ее слова для меня были лишь фоном, раскатами отдаленного грома в моей личной трагедии, где я тупо подыхала.
Моей личной трагедии… моего личного конца света… моего падения…
«МИСС РИД!!!»
Орать полковник Тейн действительно умела, и я, вздрогнув, заставила себя перестать рассматривать ту, которой в отличие от меня повезло в этой жизни, посмотрела на Чи… и вдруг поняла, что мы разделили ее на двоих – эту боль.
Он узнал меня сразу.
С первого взгляда. Едва прошел в середину зала, к встречающей его министру Эвертан, и застыл, глядя на меня. Он смотрел на меня все то время, пока я рассматривала его невесту.
И сейчас, когда наши глаза встретились… Мир окончательно рухнул.
Мне казалось, я сумела собрать себя по осколкам, склеить свою оказавшуюся такой хрупкой психику, как склеивают разбившуюся хрустальную вазу… мне казалось, я вырвалась, перешагнула, прошла этот этап…
Я ошибалась.
Боль никуда не делась – она затаилась, спряталась как змея под камнем, заползла в душу и просто ждала удобного момента, чтобы ударить сейчас, ударить с такой силой, что я онемела от боли, не в силах произнести и слова, не в силах пошевелиться, не в состоянии управлять своими чувствами, разумом, мыслями…
И, казалось бы, сейчас, когда я отчетливо прочла в черных глазах Чи отголосок собственной боли, мне должно было бы стать легче, но не стало. Лучше бы он был счастлив. Лучше бы он светился от счастья как та, что держалась за его локоть. Лучше бы…
Но наша вселенная рушилась одновременно.
Моя, едва собранная по осколкам, и его – казалось бы, монолитная, с невестой, высоким положением и прекрасными перспективами как в будущем, так уже и сейчас. Он должен был бы быть счастлив, но я смотрю в его глаза, и вижу то, что ощущаю сама – безнадежность. Глухую, полную тоски и осознания, что лучше уже не станет – безнадежность.
Это и отрезвило.
Я не хотела, чтобы ему было больно. Все что угодно, любую боль я готова была выдержать сама, но он… я не хотела, чтобы ему было больно.
И это был мой выбор – шаг от любви до ненависти, сделала я.
И реальность начала накатывать волной, вспышками камер, словами министра Эвертан, которые я должна была переводить… Одна маленькая проблема – я онемела от боли. Слова перевода, они застряли где-то в горле горьким комом, но отчаяние… я познала слишком много его граней, чтобы не суметь справиться сейчас.
Бывало и хуже, Кей, бывало и хуже. Ты сильная, ты выдержишь.
Поклон, традиционный, яторийский, и я начинаю переводить тому, кто в переводе не нуждался – Чи превосходно знал гаэрский. Но едва ли взглянув на министра, он глухо произнес на яторийском:
– «Легко соблюдать этикет, когда сыт».
Я могла бы сдержаться, но не стала, и все так же глядя в пол, все в той же позе почтения, тихо ответила на яторийском же:
– «Невеста и флайт, чем новей, тем лучше».
И выпрямившись, с вызовом посмотрела на него.
Я видела как мгновенно и угрожающе сузились его глаза, как на хищном лице отчетливо проступили желваки, я помнила о том, что переводчик суть – инструмент, мне в принципе полагается молчать и только переводить, но… я не хотела, чтобы ему было больно, так же больно как мне, и потому нанесла второй удар, произнеся на языке которому меня обучил Исинхай, и который как оказалось Чи превосходно знал.
– За излишней скромностью, скрывается гордость. Я искренне рада, что твоей невесте есть чем гордиться, ведь ты проводишь ночи в ее постели. Несомненно, соблюдай я традиции твоей планеты, украсила бы свою прическу такой же заколкой.
И серая муть отчаяния в его глазах, медленно сменяется черной ненавистью. Был ли у него повод для ненависти? Чисто объективно – нет. Он сделал свой выбор, и я дала понять – я знаю, что он со своей невестой спит. Ложью было сообщить, что мне тоже есть с кем проводить ночи, но я солгала. В очередной раз.
«Что ты видишь, когда смотришь в зеркало, Кей?»
«Я вижу ложь, Чи, я вижу только ложь».
«Мисс Рид!» – с яростью прошипела Барбара.
Работать, Кей!
И я откровенно лгу министру инопланетных дел Гаэры о том, что господин премьер министр Ятори искренне рад встрече. После перевожу ее слова, перевожу идеально правильно, несмотря на то, что превосходно знаю – он понимает каждое слово министра Эвертан, и в принципе ему полагалось бы сообщить об этом, и тогда, по протоколу, мне следовало тихо исчезнуть и не мешать переговорам… Но Адзауро умел делать больно, и потому всем своим видом, он продемонстрировал насколько сильно нуждается в переводчике.
Добро пожаловать в пыточную, называется.
Я отгородилась от ситуации как могла. Я заставляла себя безразлично следить за ситуацией, не позволяя туману слез, росой опасть на ресницы. Я знала, что выдержу. Знала, что сумею выжить. Знала и убеждала себя в этом раз за разом, давно наплевав на чувство собственного достоинства, потому что… Адзауро не успокоился. И в плавную дипломатическую речь раз за разом врывались яторийские пословицы, типа «И на жемчуге бывают царапины», «Глаза так же красноречивы, как и губы», «Гордыня ведет к поражению».
И получал в ответ жесткое: «Дровами огонь не тушат».
Удар, удар, удар.
Мы как два гребанных дуэлянта, не могли остановиться, несмотря на свидетелей, несмотря на барьеры, несмотря ни на что.
– Мы всегда готовы пойти навстречу разумному шагу Гаэры. Кто он? – произносит Адзауро.
И это министр Эвертан не понимает ни слова на яторийском, а невеста Чи, сидящая рядом с ним, в очередной раз удивленно округляет глаза, при всей своей сковывающей воспитанности не сумев сдержать эмоции.
А я… я перевожу фразу министру, затем озвучиваю ее ответ:
– Гаэра в свою очередь готова к любым инициативам Ятори, – и добавляю, – не твое дело.
Адзауро практически не смотрит в мою сторону, когда произносит:
– Мы так же хотели бы пересмотреть условия таможенного контроля, – и не меняя интонации, не меняя голоса, так, словно продолжал фразу, – не беси меня, кто он?!
Ответственно перевожу фразу министру Эвертан, та мгновенно подключает к переговорам министра экономики, и ответом для Адзауро звучит:
– Мы готовы к диалогу в данном направлении, – и от меня лично, – иди к девятихвостому черту.
Огромные глаза сестры императора становятся еще больше, по протоколу она не имела права произнести ни звука, по тому же протоколу я, как переводчик, была всего лишь инструментом и не более, но все протоколы летели туда же, куда я послала Чи.
Я не смотрела на него, в принципе, не поднимая глаз от поверхности стола, но его прожигающий меня насквозь взгляд ощущала отчетливо.
Еще один обмен фразами, ничего не значащими, скорее формальными, нежели имеющими вес, его глухое:
– Кто он?
И мое:
– Как полномочный представитель Гаэры, я приношу вам искреннюю благодарность за эту встречу, и рассчитываю на плодотворное сотрудничество. Не лезь в мою жизнь.
Встреча завершена.
Стороны обменялись поклонами и заверениями в искренней радости от встречи, после со стороны нашей делегации был вручен подарок невесте господина Адзауро. С ним возникла небольшая накладка, наши готовили подарок для госпожи Натуэро, но сейчас ситуация была совершенно иной, и вместо традиционного подарка, нашим пришлось спешно искать тот, что был традиционным подарком к свадьбе. Статуэтку черепахи, как знак того, что мы желаем молодым крепкого многодетного союза, и выражаем искреннюю надежду, что наш подарок будет беречь их брак от невзгод, как панцирь защищает черепаху. На Ятори к черепахам особое отношение, они считаются с одной стороны бессмертными, с другой – черепаха как бы создает свой собственный мир, внутри себя, отгораживаясь от реальности крепким панцирем. Так что фактически мы пожелали молодым создать свой собственный мир, мир искреннего счастья, наполненный гармонией, терпением и радостью от рождения и воспитания детей.
Подарок выбирала я.
Как дополнительное издевательство надо мной, вынужденной парировать выпады первого министра, одновременно выбирая подарок для него и той… кому в отличие от меня повезло. Или не повезло. Переговоры, что длились всего два часа, вытрепали мне нервы до такой степени, что боли уже не осталось – начала просыпаться глухая и вполне резонная ярость.
Какого дохлого дерсенга он вообще смеет задавать мне, со всей очевидностью понимающей, что сам он имеет свою невесту по полной программе, вопросы типа «Кто он»?!
Да кто угодно!
Ты оставил мне жизнь, Чи. Бросил мне эту подачку, не интересуясь моим мнением в принципе. И ты поступил жестоко, Акихиро Чи Адзауро, потому что, откровенно говоря, даже на Ятори знают, что «Иногда и смерть – милосердие». Так вот, милосерднее было бы убить. Просто убить, а не вот это вот все…
Но ты бросил мне мою жизнь как подачку. Я наступила на горло собственной гордости – подняла и приняла. Так какое ты теперь имеешь право интересоваться моей жизнью? Ты, успешно построивший свою собственную с той, кто была на порядок краше меня. Ту, кто счастлив рядом с тобой настолько, что… Она ведь светится от счастья, Чи, разве ты не видишь? Разве не понимаешь, что это вижу я? Так какое право ты имеешь на ревность, Адзауро?!
Я дожила до конца переговоров.
Дожила.
Я в принципе знала, что доживу, потому что… бывало и хуже, Кей, бывало и хуже.
Так что дожила.
И когда министр вручила подарок будущим молодоженам, не дрогнувшим голосом перевела ее пожелания множества здоровых детей и семейного счастья. Да, я смогла даже это. Не взглянув ни на тебя, мой монстр, ни на нее, ту, что обнимает тебя по ночам.
Я не смотрела им вслед, когда делегация Ятори покидала здание саммита. Я, не смотрела, кажется, уже ни на что.
Убедившись, что министру более не требуется моя помощь, спустилась вниз, и подчистила протокол и записи переговоров, удалив всю нашу с Чи «словесную дуэль». Операторы видеонаблюдения несколько настороженно отнеслись к моей деятельности, но тут как раз зашел Удав с бутылкой виски и двумя стаканами, отпраздновать мой «дебют», и когда я молча забрала у него всю бутылку и начала пить, продолжая чистить видеоряд, никто не решился задать мне ни единого вопроса. Даже Удав. Он посидел со мной пару минут, видимо надеясь, что мне половины бутылки хватит, но когда понял, что я намерена выпить все до дна, встал и ушел, унеся вместе с собой сиротливые пустые бокалы. Такие как Удав всегда знали, когда не нужно лезть к человеку с расспросами, все-таки класс Титан, это класс Титан. А вот Барбара Тейн этого не понимала, и потому мне на сейр, наушник я давно вышвырнула к дерсенгам, одно за другим шли сообщения о моем непрофессионализме, о том, что мне следует завтра присутствовать на переговорах премьер министра Ятори с министром экономики Гаэры, а потому пить явно не следует… Кажется я ее послала. Не помню точно, к тому моменту в бутылке уже ничего не осталось, и все на что я была способна – механическое выполнение команд, правда… только рациональных команд, поэтому когда полковник Тейн приказала мне писать заявление по собственному, так как я уволена, я послала ее повторно. Похоже дальше, чем в первый раз, потому что она заткнулась. А возможно до нее просто дошел тот факт, что я и так в принципе не сотрудник языковой службы, и в целом не работаю на Гаэру, так что с увольнением это она не по адресу.
***
Удивительно, но операторскую я покидала уверенным и ровным шагом, даже не смотря на каблук и ощущение, что по мне промчалась стая дерсенгов, окончательно втоптав в грязь.
На часах было что-то около полуночи, в голове туман от невыплаканных слез, впереди лифт, до которого я даже дошла, практически уверенным трезвым шагом, вошла, не запнувшись о порог, протянула руку к сенсорной панели, собираясь нажать кнопку четвертого этажа, на котором был мой номер и замерла, увидев кто ждет меня в лифте.
Я считала Адзауро монстром? Я его недооценила. Сильно недооценила, он был хуже, чем монстр, он был лезвием, которое кромсало мое сердце, он был гением, который дерсенг его ведает как проникнул в сверхохраняемое здание саммита, и он был чудовищем… абсолютно слетевшим с катушек чудовищем.
В полупьяном бреду, со сниженной реакцией и на каблуках… Говоря откровенно, я изначально была ему не противником, а тут просто без шансов.
Но перехватив мои запястья, он вздернул руки над головой, прижал своим телом к зеркальной кабинке лифта, и, кажется, он еще успел определиться с конечным пунктом назначения лифта, выбрав третий уровень парковки, а потом в ад провалились мы оба.
Поцелуй, как удар током по обнаженным нервам.
Ощущение собственной слабости в руках того, для кого единственной слабостью была я.
Сорванное дыхание, жесткий захват почти до боли вздернутых над моей головой рук, словно он не желал дать мне ни шанса к сопротивлению, и через ярость, через гнев, через ненависть – накатывающее на нас обоих безумие.
Наше одно на двоих безумие.
И мне было плевать, что он делает мне больно, потому что это были его руки! Его стальные ладони, сдерживающие, и вместе с тем прижимающие к нему. Его прикосновения… я была готова прыгнуть в любую бездну, только бы чувствовать, что он меня держит, как он меня держит, насколько сильно пытается удержать, ломая к дерсенгам любые стены, заставляя запоздало вспомнить, что Чи был психом. Опасным социопатом, как и большинство аристократов на Ятори, но проблема в том, что его безумием заболела и я.
И мы два психа, неслись вниз и падали, хватая ртом воздух, потому что в этом безумном поцелуе не было места даже для вдоха.
И срывающийся шепот, едва лифт остановился:
– Ненавижу! – все, что прошептала я.
– Люблю, – выдохнул он.
Безумие танцевало вокруг нас, безумие уничтожало все вокруг нас, безумие затопило весь мир. Безумие, в котором единой неизменной величиной оставались лишь мы оба, мы и только мы. Сорванная с волос резинка, его пальцы на затылке и поцелуи, поцелуи, поцелуи. Дикие, страстные, до привкуса крови, до ощущения невесомости, до потери контроля над собой, над ситуацией, над происходящим…
Его хриплое:
– Останови меня. Пожалуйста, Кей, останови меня…
И мое срывающееся:
– Провались к дерсенгам, Чи!
Он сжал меня, сжал с такой силой, что казалось, я сейчас сломаюсь в его руках, но его губы снова накрывают мои – и здравствуй безумие, давно не виделись. Вся моя реальность раскололась на яркие осколки, реальность стала калейдоскопом несвязанных между собой картинок…
Подземная парковка… я не сделала по ней и шага, Чи не выпускал из рук…
Черный флайт с затонированными стеклами… Я знала, что его ведет Адзауро, но даже управляя флайтом, он продолжал держать меня, усадив к себе на колени, и целуя, исступленно, жадно, не останавливаясь.
Окраина столицы…
Гостиница с автоматическим управлением…
Номер, неважно какой. Все что я могла бы вспомнить о нем при всем своем желании, это миг, когда Чи смел с постели покрывало с такой силой, что казалось он сейчас готов смести все что угодно, и уложил меня на накрахмаленную простынь.
Кажется, это был первый раз за весь этот приступ безумия, когда он оторвался от моих губ и заглянул мне в глаза. В мои совершенно пьяные, и боюсь вовсе не от виски, глаза.
– Останови меня… – практически стон.
– Не хочу… – практически исповедь.
И безумие окончательно сорвалось с цепи!
Все что я помнила – его поцелуи. Все что ощущала – его поцелуи. Все чем жила – были его поцелуи. Жаркие, алчные, голодные, вынуждающие задыхаться, и в то же время не отпускать, все что угодно, только не отпускать… не разрывать прикосновения, не терять ощущения его рук на мне, не вспоминать, не позволять никаким мыслям, существовать в момент, когда все что мне нужно – это его безумие, разделенное на нас двоих.
Но даже безумие, кажется, тоже сошло с ума. Безумие в безумии, квинтэссенция страсти, перешедшей на новый уровень. Чи раздевал меня медленно. Безумно медленно. Покрывая поцелуями каждый миллиметр освобожденной от одежды кожи, задыхаясь в моменты, когда останавливался и понимал, что прикасается ко мне. Ко мне. Что это я, рядом с ним, фактически под ним, в его руках, в его полном распоряжении…
И больше не было «Останови меня», было лишь почти виноватое «Прости, я не остановлюсь».
Оно было в каждом уверенном прикосновении, в каждом пронзительно-нежном поцелуе, в каждом жесте. Оно было огнем, который охватил и меня, и я уже не отдавала себе отчета в том, что делаю, не отдавала и не хотела отдавать, мир снова стал калейдоскопом ослепительно ярких картин:
Я обнаженная, Чи стянул с меня последнее что было – черное кружево недопустимой по дрескоду детали туалета и на миг замер, так, словно хотел запомнить этот миг навсегда.
Чи обнаженный. Это меня он раздевал нежно и бережно – свою одежду срывал не глядя, потому что всем, что он хотел сейчас видеть, была только я.
Чи медленно опускающийся на меня, вглядывающийся в мои глаза, напряженный, опасный, хищный… такой желанный.
И боль, вырвавшаяся не стоном – криком!
Ошеломительная, отрезвляющая, зверская боль!
Боль, которую не ожидали ни я, ни он.
Которая стала шоком для нас обоих!
Но когда Чи, напряженный как струна, взмокший, с окаменевшими от напряжения мышцами, попытался отстраниться, мне стало плевать даже боль.
– Не оставляй меня, не сейчас… пожалуйста… – стон, и сорвавшиеся с ресниц слезы.
Он не оставил, словно понял – остановится, и я сдохну. Без него, просто сдохну. Без его рук, без его прикосновений, без его поцелуев, без него… И мне плевать, пусть будет больно, только бы он был рядом, только бы он просто был рядом…
Десятки поцелуев, нежных, пронзительно нежных и безумие порождает безумие, теперь я это точно знаю, потому что не прошло и минуты, как он снова потерял власть над собой. И мне было больно, мне все так же было больно, но я не променяла бы эту эйфорию осознания, что мы одно целое, ни на что в мире. Видеть его пылающие страстью глаза, ощущать неумолимость его движений, чувствовать себя такой хрупкой в его руках, и отдавать, отдавать всю себя без остатка, за эти мгновения счастья…
И когда он содрогнулся от удовольствия, моим удовольствием было просто его обнять, чувствуя как глаза жгут слезы, ощущая, как неистово бьется его сердце, слыша его прерывистое дыхание.
