Текст книги "Замок"

Автор книги: Елена Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Наутро она не пошла к старухе, у которой унижалась компаньонкой. Одевшись как можно лучше, она появилась в конторе м-ра Х. через четверть часа после ее открытия, придя туда пешком, потому что денег на кэб не было. И вообще не было.

Контора занимала большое здание со сверкающим интерьером, чиновники одеты были в отлично сшитые сюртуки. По причине раннего часа двор еще не был заполнен каретами с родовыми гербами, но широкая подъездная аллея и наличие у входа ливрейных лакеев не оставляли сомнений в том, что кареты не замедлят появиться. Доминика стыдилась своего бедного наряда, поэтому постаралась придать своему виду наибольшую уверенность и молча протянула бумагу встретившему ее чиновнику. Тот взглянул на бумагу, потом на нее, потом жизненный и служебный опыт подсказал ему:

– Вы и есть г-жа Доминика В.Кр.?

– Да, это я.

– О, – сказал чиновник. – О, прошу прощения, уважаемая госпожа. Прошу!.. – и подумал: «Не иначе, как опальная герцогиня, которую восстанавливают в правах…»

Адвокат согнулся в поклоне при встрече и больше уже не разогнулся. Ее усадили в кресло с резными позолоченными подлокотниками, лакей принес чай и печенье в почти прозрачном невесомом фарфоре на сияющем подносе. У Доминики от голода и волнения кружилась голова. После первого сообщения адвоката она посмотрела на него своими строгими глазами и сказала:

– Уважаемый сэр, мне хотелось бы быть полностью уверенной в том, что здесь нет никакой ошибки или недоразумения. Извольте меня понять: разочарование было бы для меня роковым.

Адвокат делал большие глаза и раскладывал перед ней многочисленные бумаги с гербами и золотыми тиснениями и уверял с дрожью в голосе, что ошибки быть не может, что дело перепроверено несколько раз и именно поэтому они задержались с извещением: залогом – репутация конторы… Но теперь все сомнения рассеяны, она – наследница движимости, недвижимости, наличности и ценных бумаг, а также титула баронессы с правом передачи по наследству. Собственно, пояснил адвокат, наследным баронским титулом обладал ее отец, а, следовательно, и мать, поскольку родители состояли в законном браке, и, несмотря на трагические события, постигшие семью, титул у нее был всегда…

Доминика плохо помнила, как закончился разговор с адвокатом. Под конец ей стало совсем нехорошо. Она выпила весь предложенный чай и съела все печенье, лихорадочно соображая, как бы, не уронив достоинства, попросить немного наличных денег в счет наследства. Но адвокат знал свое дело: бумаги были подписаны, большой плотный конверт выдан.

– Миледи, – сказал адвокат участливо, – вы должны найти себе другое жилье. В нынешнем вам в скором времени грозят туберкулез и ревматизм.

Она посмотрела на адвоката и сказала:

– Я хочу покинуть Англию навсегда. Хочу выехать как можно скорее в один из этих городков на континенте, где эта почтенная леди – благословенна ее память, надеюсь, душа ее попала в рай – оставила мне дома. Например, в Кронвальд. Вы говорите, там хороший климат и красивые пейзажи…

Как во сне, она дошла до Гайд-Парка, побродила по аллеям, людей было еще мало, потом села на скамейку – и самообладание покинуло ее, она начала плакать молча, без всхлипываний и стонов, пока к ней не подошел констебль и не спросил, что случилось. Констебль был немолод, у него были добрые голубые глаза и смотрел он участливо. Доминика подняла на него заплаканное лицо и прошептала:

– Я получила наследство.

– И что же?

– Довольно много денег.

– Так это же хорошо! – воскликнул констебль. – Бывает, знаете, в наследство получают долги. Что же вы плачете?

Доминика вздохнула и попросила:

– Пожалуйста, найдите для меня кэб. Я поеду.

Она поселилась в хорошей гостинице, спала в теплой, удобной и сухой постели, каждый день мылась горячей водой с душистым мылом и заказывала еду в номер. Она никого не хотела видеть. На четвертый день купила чемодан и саквояж, кое-какую мелочь, необходимую в путешествии, немного одежды и белья. На пятый день она выехала дилижансом в Дувр, а еще через пару дней с борта шхуны, направляющейся через пролив в Кале, простилась с Англией, надеясь, что навсегда. Она могла бы купить собственный экипаж и хороших лошадей и путешествовать с большим комфортом, но предпочла продолжить путь опять в дилижансе. Она еще не привыкла к своему богатству, тщеславие не было ей свойственно никогда, и ей хотелось быть в пути незаметной. Пассажиры дилижанса жаловались на тряску, пыль и тесноту и мало обращали внимания на молодую женщину в дорожном костюме не по возрасту, принимая ее за домашнюю учительницу в поисках места. Доминика почти все время смотрела в окно. Стояло начало лета, зелень была еще свежей, солнце и чистое небо радовали глаз после лондонской сырости и тумана. Иногда она прикрывала глаза, притворяясь задремавшей, чтобы их блеском не привлечь к себе внимания, и думала: «Боже, Боже, неужели это правда? Ведь я не желала богатства, просто хотя бы среднего дохода, чтобы не терпеть унижений. И жить нормально. Теперь я буду жить только на юге Европы, где тепло и мягкие зимы…»

Она была счастлива.

Наконец она очнулась от воспоминаний и размышлений. «Надо смыть с себя дорожную пыль и, пожалуй, поужинать в ресторане гостиницы. Хватит прятаться от людей…» Она нашла шнурок для вызова горничной, которая не замедлила явиться: круглолицая толстушка с розовыми щеками и чистыми голубыми глазами смотрела приветливо и внимательно. Доминика попросила мыла и побольше горячей воды, горничная сказала: «Сию минуту», – сделала книксен и удалилась. Но едва успела за ней закрыться дверь, как вновь постучали. На крик «Входите… Да входите же!» никто не вошел, а стук повторился. Доминика, досадуя на глухоту визитера, подошла к двери и открыла ее. Никого не было. Она посмотрела вправо и влево по коридору – никого. Решив пожаловаться администратору на глупые шутки прислуги или кого бы то ни было, она отступила в комнату и тут увидела лежащий на полу у самого порога конверт. «Какая странная манера доставлять почту», – подняла с пола конверт и открыла его.

И сам конверт, и бумага, на которой изящным старомодным почерком с завитушками было написано послание, были из дорогой бумаги, плотными и шелковистыми на ощупь. Послание – всего несколько строчек – написано было на двух языках, французском и немецком. По-французски Доминика говорила не так свободно, как по-английски, но достаточно для того, чтобы прочитать послание. Это было странное приглашение: ее, только что прибывшую в этот город, приглашал на бал-маскарад в замок Кронверк новый владелец замка. Маскарадного костюма при этом не требовалось: письмо обещало, что в гардеробной Князя (имени не сообщалось) найдется наряд на любой вкус и размер. Более же всего Доминику смутило то, что ее просили никому не сообщать об этом приглашении, объясняя эту таинственность желанием сделать сюрприз для всех гостей – то-то же посмеются все, когда маски будут сняты! Также предлагалось пройти до Старого моста пешком, а там ее будет ждать экипаж Князя.

«Глупости какие! – подумала Доминика. – Кто это может приглашать меня в гости в городе, где я никого не знаю и никто не знает меня? Кроме того, меня даже не называют по имени, просто – многоуважаемая госпожа. Что это за шутки? Да и устала я…»

В дверь опять постучали, и вошла та же круглолицая горничная и еще одна девушка, у обеих в руках было по большому кувшину, из носиков которых клубился пар.

– Видели ли вы человека, доставившего это письмо? И что это за манеры в вашей гостинице – подбрасывать письма под дверь, а не вручать их лично в руки?

Глаза обеих девушек округлились, а лица вытянулись от удивления. Толстушка даже начала заикаться от волнения:

– Су-дарыня, в этой г-гостинице н-не п-принято так д-делать, честное слово. Если г-госпожа желает, я с-скажу господину администратору, он разберется, господин администратор не допустит, чтобы госпожу беспокоили подобным образом. У нас такого никогда не бывало!.. Я никого не видела.

– Ну, хорошо, – смягчилась Доминика, видя искренний испуг горничных, и даже упрекнула себя за резкость: ведь сама еще совсем недавно была прислугой: «Как быстро приобретаются господские замашки!..» – Но, может быть, вы знаете, что это за новый владелец замка?

– Да! – девушки поставили кувшины, и толстушка начала торопливо рассказывать новость, со вчерашнего дня не дающую покоя городку и округе: – Вообще-то всегда все говорили, что Кронверк продать нельзя. Во-первых, где-то наследники все же есть. А во-вторых, что-то там такое есть, как заклятие какое-то, что его и сами владельцы не могут продать, а только подарить. Ну, я не знаю, я бедная девушка, едва обучена грамоте… Может, и нету наследников, уж полтораста лет прошло, никто не объявился, замок перешел под опеку городского управления. А что управлению с ним делать? Все боятся. Ну, нашелся богатый покупатель. Никто не знает, что за Князь такой, откуда. Говорят, что предложил управлению столько денег – золотом! – что страсть! Ну, может, так и лучше, а то стоит этот замок без владельца, как призрак какой. А Вы знаете, что рассказывают про последнего графа Кронверкского?

– Это которого загрызли и утащили вампиры? – усмехнулась Доминика. – Знаю, наслушалась в дороге.

– Ах, сударыня, не смейтесь! Ведь говорят, что молодой граф вернется и восстановит справедливость!

Доминика рассмеялась: девушка была мила, но доверчива и наивна сверх меры.

– Милая, знаете, ведь этот молодой граф уже не молодой. Боже, ведь ему уже страшно подумать сколько лет! Ведь это немыслимо – столько не живут! Даже если представить, что он до сих пор жив, то наверняка выглядит жалким дряхлым стариком. И где же он скрывается все это время? В подвалах замка? Неужели никто не догадывается, что молодой – тогда еще молодой – граф не вернулся домой, а погиб на войне? Или в дороге. А убийство владельцев замка было частью политического заговора. Ведь Кронверки были богаты и влиятельны, не так ли?

– Ну, не знаю, – вздохнула горничная. – Может, и погиб. Конечно, столько не живут. A может, он был женат тайным браком и у него остались законные наследники? Или наследники по другой линии?

– Милая, да вы романтичны совершенно невероятным образом! Вы читаете романы?

Горничная почти обиделась:

– Я, сударыня, не читаю романов. Мне, изволите видеть, некогда читать, да и читаю я едва. A только и читать ничего не надобно, у нас и так все это знают.

Романы читала другая юная особа, остановившаяся со своей гувернанткой в соседнем номере. Девушке было шестнадцать, и звали ее Марианна. Ее везли из монастыря, где она воспитывалась, домой, чтобы выдать замуж за старого, толстого, лысого… – она знала, за кого именно. И ненавидела его, гувернантку, родителей – весь мир. Она ни в кого не была влюблена, нет, но ей не хотелось выходить замуж вообще ни за кого… Ну, может быть, если какой-нибудь принц или герцог, молодой и красивый, попросил ее руки, тогда бы она согласилась, надеясь со временем его полюбить. А романы она читала тайком, на каникулах, таская их из библиотеки отца и воруя свечи на кухне. Читать романы – это было почти преступление, моральное падение, девушке положено читать Библию и поваренную книгу. В романах она находила все – любовь, дружбу, преданность, верность, понимание, участие и приключения. И вот все это кончалось, кончалось навсегда. Она бы бежала, но не было ни денег, ни с кем бежать. Она так всех ненавидела, что не могла даже плакать. Подъезжая к гостинице в маленьком аккуратном городке с черепичными крышами, Марианна приняла решение – утопиться. Но сначала – нагрешить, сколько можно. Правда, самоубийство – грех, но она сделает как-нибудь так, чтобы все подумали, что нечаянно. Тогда отпоют, похоронят…

Ей стало до слез жалко себя, молодую и красивую, которую совсем скоро вытащат из озера – холодную, застывшую, с синим лицом и раздутым телом… О Господи!..

Они въехали в городок, и повозка покатила по мостовой к гостинице. Панорама за окном стала интересней – люди, магазины, лоточники, цветочницы. На въезде в гостиничный двор их опередил дилижанс. А когда проезжали по аллее, она увидела приятной наружности длинноволосого молодого человека в очень приличном сюртуке. Марианна хорошо его разглядела и не сомневалась, что он тоже ее разглядел, – еще бы, она высунулась в окошко, словно собиралась выбраться наружу, улыбаясь этому незнакомому молодому человеку со всем очарованием, на какое была способна. Он тоже улыбнулся ей в ответ и поклонился. Гувернантка дернула ее за подол платья и что-то зашипела насчет приличия. Марианна попыталась стукнуть ее локтем. «Не начать ли грешить прямо сегодня вечером?» – подумала она. Упав на сиденье, она прикрыла глаза, чтобы не видно было их блеска, и прикусила губу, чтобы сдержать улыбку.

Доминика переоделась в чистое новое платье с намерением спуститься в общий зал и заказать ужин. Но, открыв дверь, она увидела перед собой совсем юную девушку, очень хорошенькую, взволнованную и слегка разозленную. Девушка держала руку поднятой так, как обычно это делают, чтобы постучать в дверь.

– Сударыня, – начала она торопливо. – Прошу простить мою недостойную навязчивость, но извольте великодушно выслушать меня. Мы остановились в соседнем с вашим номере. Честное слово, я не подслушивала, но двери были закрыты неплотно, и я все услышала…

«Да уж, – подумала Доминика, – не подслушивала ты, как же. Уши до сих пор шевелятся от напряжения. Несносная капризная девчонка из обеспеченной семейки с недалекой матерью и отцом, равнодушным к дочерям и неравнодушным к их молодым гувернанткам…»

– И что же?

– Ах, сударыня, я услышала, что Вы получили приглашение на бал, а идти не хотите.

– Дорогая моя, Вы не могли услышать ничего подобного. Ни про приглашение, ни про бал.

– Какая разница! Разговор про приглашение и бал я услышала из другого номера, уж они так кричали, что глухой бы услышал! A Вы спросили про письмо, а потом про Князя. Понятно же, что Вы тоже получили приглашение. Разве нет?

– И что же из того?

– Ах, сударыня, не могли бы Вы отдать его мне?

– Ах, вот оно что! А не кажется ли Вам, милая юная барышня, что в Вашем нежном возрасте не пристало появляться на подобного рода балах, куда приглашают инкогнито и под маской, к тому же без надлежащего сопровождения, и куда Вас, извольте согласиться, даже не приглашали? И известно ли Вам, что за напитки подаются на таких балах и чем такие балы кончаются?

Слёзы вскипели в глазах Марианны:

– Сударыня, ведь Вы ничего не знаете! Вы ведь даже не представляете…

Приглашение лежало на столике для писем у самой двери. «Это домашняя учительница музыки и танцев, наверное, а строит из себя невесть какую госпожу! И зачем только ей прислали приглашение?! И откуда у нее деньги на гостиницу, к тому же на лучший номер? Ей место на постоялом дворе! И еще поучает меня!..»

Такую возможность – познакомиться на балу с кем-нибудь «приличным и симпатичным» – Марианна не упустила бы даже ценой собственной жизни. Может, тогда и топиться бы не пришлось… Она протянула руку, схватила письмо и прижала его к груди.

– И не надо учить меня хорошим манерам! – прошипела она, отбегая к двери своего номера и скрываясь за ней.

Доминика пожала плечами. «Что мне за дело? В конце концов, не я воспитала ее подобным образом и я не давала ей этого письма. Девочке хочется приключений. Сегодня она получит их с лихвой!»

В общем зале за соседним столиком ужинала пара: красивая и хорошо одетая светловолосая молодая дама лет двадцати пяти и скучного вида джентльмен лет сорока. «Супруги», – не ошиблась Доминика. Джентльмен что-то раздраженно бурчал, а дама твердила громким шепотом: «А я пойду! Все равно пойду! Вы не сможете меня удержать! Вы скучный тип, сударь. И это свадебное путешествие? Я умираю от скуки и разочарования! Вы скряга и зануда! Боже, как я ошиблась!..»

«Тоже получили приглашение, – усмехнулась про себя Доминика. – Ну и пара! Если это медовый месяц, можно представить, какой будет их дальнейшая жизнь! Луково-чесночной…»

Стемнело.

Черный силуэт замка едва виднелся на фоне темно-синего неба. Первые звезды засверкали в этой чернильной синеве, и взошла луна – большая, ярко-желтая и безупречно круглая, словно очерченная циркулем.

Доминика немного постояла на балконе, любуясь фантастическим пейзажем, залитым лунным светом. «Не успела я купить замок, – ей было смешно даже думать об этом. – Опередил меня какой-то Князь. Наверняка изрядный повеса, раз устраивает подобные маскарады…» Потом она легла в постель и быстро уснула спокойным и глубоким сном без сновидений.

Марианна дрожала как в лихорадке. Умирая от нетерпения, она едва дождалась, пока дыхание гувернантки, спавшей в соседней комнате на диване, не стало ровным и глубоким. После этого Марианна на цыпочках выскользнула из номера, прошла по коридору и вышла через черный ход. Никого не встрети, пересекла задний двор гостиницы, и маленькая деревянная калитка вывела ее на тропинку, извивающуюся по берегу реки, под ивами. За мостом на другом берегу она увидела запряженный одной лошадью крытый экипаж со сгорбившимся на козлах кучером. Она пробежала по мосту и прыгнула в экипаж, лошадь переступила ногами, кучер щелкнул хлыстом – и коляска быстро покатила по дороге, потряхивая Марианну на ухабах. «Что я делаю?! – замирала та от внезапно охватившего ее ужаса. – А если там?.. А чем кончаются подобные балы? A вдруг меня…» Но было поздно. Коляска уже поднималась вверх по холму, выпрыгивать же на ходу было бы очень опасно. Наконец остановились. Марианна увидела свет факелов и фонарей, лакеев в ливреях – было светло и оживленно, и страх ее начал улетучиваться.

Ее встретили с поклонами, как дорогую гостью, проводили в просторную комнату, где молчаливая, но услужливая дама в маске луны помогла ей выбрать костюм и маску и одеться. Потом ее проводили в залу, поднесли вина в роскошном хрустальном бокале, и к ней приблизился кавалер в старинном богато расшитом камзоле и широкополой шляпе с длинным пером, тихо и любезно заговорил по-французски, она что-то пролепетала в ответ…

Гостей было не особо много, – вот что значит бал для избранных!.. – все в масках, все смотрели в ее сторону и переговаривались между собой, она слышала иностранную речь на незнакомом языке. Музыканты на галерее настраивали инструменты.

Вскоре появились еще двое гостей: джентльмен и дама, им тоже поднесли вина, любезно кивали и приветствовали.

…Абигайль была несколько удивлена тем, что бал дается в здании, совершенно не приведенном в порядок после многих лет запустения. Конечно, подъездная аллея, холл и парадная лестница были очищены от пыли и паутины, а танцевальный зал был вымыт, и даже паркет хорошо натерт, и в люстрах горели все свечи. Но канделябров все равно не хватало, и множество свечей прилеплены были на перилах лестницы и в холле, где придется, даже на полу. «Можно было бы сначала привести замок в порядок, а потом уж устраивать бал, – думала Абигайль. – А впрочем, так даже интереснее. Так романтично! И необычно. Эти свечи на полу и перилах, никогда не видела такого. И даже лакеи в масках. И вино великолепное. Интересно, какое будет угощение?..»

Заиграла музыка, начались танцы.

«Ах! – замирала от восторга Марианна, держа под локоть своего кавалера в шляпе с пером. – Вот это жизнь! Настоящий бал! Я буду танцевать, пока не отвалятся каблуки!..»

«Прошло сто пятьдесят лет…» – эти слова не заставили его окаменеть – он просто махнул рукой, как обычно отмахиваются от очевидной глупости:

– Что Вы такое говорите? Время ли сейчас для шуток? Лучше скажите, много знающий господин отшельник, что это за колдовство?

– Никакого колдовства. Прошло полтора века. Спуск в хранилище опасен, очень опасен. Там можно заснуть вечным сном – не умрешь, но и не проснешься. Ты задремал на ходу – помнишь? Вот – пролетели полтора столетия. Но поверь мне – это к лучшему. Тебе повезло! Иначе, не исключено, ты все это время бродил бы по подвалам замка, поджидая этого проклятого Князя, и, учитывая обстоятельства, неизвестно, не превратился бы ты в настоящего вампира. Тогда всем стало бы хуже, но хуже всех стало бы тебе…

– Прекратите! Что за ерунда! И в чем это мне повезло? Чьи это проделки? Я не могу даже умереть по собственной воле!

– Умереть всегда можно успеть, для тебя это еще легко. Слушай меня внимательно. За тобой следят и тебе помогают. Ты получил новое знание, разве ты не чувствуешь это? Ты сам даешь себе ответы на возникающие вопросы, ты побеждаешь ситуацию. A умереть тебе действительно вряд ли дадут, пока не победишь. Теперь успокойся и подумай. Ты не сам удержался от вечного сна – тебя из него выдернули. Поверь мне, я знаю. И если это произошло сейчас, а не раньше и не позже, значит, для чего-то это было нужно. За мечом должны были прийти. За ним придут. Ты должен быть готов к бою. И это будут не вампиры, а кое-кто посильнее. Вампиры, может быть, тоже будут, но тебе они уже не страшны. Постарайся найти обычное оружие, оно тебе пригодится. Смотри и слушай. Это наверняка произойдет сегодня…

Ксавьер Людовиг долго просидел в своей спальне, по счастливому стечению обстоятельств не разграбленной, хотя и заросшей паутиной до отвращения. Ставни на окне были закрыты. Было темно, холодно и пыльно. Он не чувствовал холода. Он ничего не чувствовал, даже голода и жажды крови, ничего, кроме тупой боли там, где, как он когда-то считал, находится душа. Ему хотелось кричать: «Я ничего этого не хотел! Ни миссии, ни особой славы, ни даже бессмертия! Ведь я не прожил эти сто пятьдесят лет! Я ничего не видел! Какая теперь жизнь? Кто и откуда меня выдернул? Зачем? Почему никто не спросил, хочу ли я этого? Почему даже не упредили, если уж действительно больше некому?.. Теперь я как призрак, и что будет дальше? Ведь я не могу никуда пойти, что я скажу людям? Я – ваш господин, граф Кронверк, вернулся после долгого отсутствия? Меня угостят осиновым колом. И правильно сделают…»

Теперь уже была ночь. Через смотровое отверстие он следил за происходящим в зале. Он вооружился, как мог, обычным оружием, а в руках сжимал меч с зеркальным лезвием. Весь вечер он провел в споре со стариком, они даже начали злиться друг на друга:

– Почему, почему я не должен их спасать? Эти люди еще так молоды! Их заманили в ловушку! А эта юная девушка? Она же еще наивный ребенок!..

– Эта девушка не так проста, как может показаться. Твое вмешательство ни к чему не приведет. Эти люди обречены. Даже если ты спасешь их сегодня, это не будет спасением, ты просто отсрочишь приговор.

– Почему вы уверены, что вампиры не намерены превратить их в себе подобных?

– Вампиров много. Они чувствуют себя достаточно сильными. Сейчас им не нужно пополнение. Они торжествуют.

– Я не могу оставить этих людей на гибель.

– Ты совершишь ошибку.

– Я – владелец Кронверка, я должен защищать людей.

– Да, когда в этом есть смысл.

– Разве может не быть смысла в спасении человеческой жизни?!

– Может.

– Вы жестоки и циничны.

– Увы. Но я видел достаточно много, чтобы отдавать себе отчет за каждое слово. Послушай меня и сделай, как я говорю: вмешайся, когда все будет кончено и вампиры отяжелеют, а их повелитель утратит бдительность…

– Я не могу так.

– Ты совершишь ошибку и все усложнишь. Ты должен не спасать людей, а уничтожать тварей.

– Разве же это не одно и то же?

– Не всегда.

– Я не понимаю Вас. Объясните.

– Со временем поймешь. Если уцелеешь.

– Я постараюсь.

– Тогда, по крайней мере, займи более выгодную позицию. За правым зеркалом никогда не было стены. Решетку откроешь от себя. Смотри, чтобы не захлопнулась, пока не пройдешь обратно. Тогда захлопни ее покрепче. Закроется замок. Иди, безумец…

Бал тем временем был в разгаре: музыканты, казалось, были в эту ночь особенно в ударе, музыка заполняла собою все вокруг, даже потускневшая роспись потолков и выщербленные ступени лестницы стали не так заметны. Музыка стала почти осязаемой, и в целом мире оставалось только кружение пар, мелькание свечей и зеркал, и чарующая, заставляющая забыть обо всем на свете мелодия, и головокружительный вихрь танца.

Улучив мгновение, когда музыканты утирали пот со лба, а дамы усиленно обмахивались веерами, Марианна решила убедиться, что она так же хороша, как и в самом начале бала. Она отпустила локоть своего кавалера, не оставлявшего ее ни на минуту, – даже когда она танцевала с другими он держался рядом, – и подбежала к одному из двух огромных зеркал в тяжелых резных рамах. Она увидела свое отражение: искрящиеся весельем и радостным возбуждением глаза смотрели сквозь прорези шелковой маски, локоны слегка растрепались, но она была уверена, что это не испортит ее очаровательной юности, когда наступит момент и маски можно будет снять. Она страстно желала, чтобы ее кавалер тоже оказался молодым и пригожим. Кстати, где же он? Зеркало было достаточно большим, чтобы видеть происходящее за спиной, не поворачивая головы. Но Марианна никого не увидела. В зеркале отражалось пламя свечей и зеркала на противоположных стенах, сама Марианна – и больше никого. Зеркало отражало пустой зал – пустой! Она обернулась – зал был полон гостей – кавалеров и дам в дорогих нарядах, – да и шум голосов и шорох одежд не оставлял сомнений, и ее спутник в шляпе с пером спешил к ней – она посмотрела в зеркало и снова увидела там только себя. – Как это возможно? – прошептала она. – Что это за трюк? Может, здесь зеркало только напротив меня? А остальная поверхность – картина под стеклом?

Она сделала шаг влево, потом вправо, и еще один шаг вправо – ее отражение перемещалось вместе с ней. Она обернулась. Ее кавалер стоял рядом, но не сзади, а сбоку, таким образом, что не мог отразиться в зеркале.

– Послушайте-ка, сударь, – сказала Марианна. – Будьте любезны, встаньте рядом со мной. Что за странное зеркало!

Ее спутник ничего не успел ответить, если предположить, что он вообще намерен был отвечать. По залу пронесся шелест, наступила тишина и кто-то невидимый произнес торжественно и громко:

– Великий Господин и Повелитель Тьмы!.. Приветствовать Князя!

Вслед за этими словами раздались три оглушительных удара, словно огромным молотом били по камню. Кавалеры все опустились на одно колено, дамы склонили головы и застыли в глубоком реверансе. Высокие и широкие двустворчатые двери в глубине зала медленно раскрылись, послышались тяжелые шаги…

И Марианна, обмирая от страха, увидела хозяина замка. На миг ей показалось, что это не человек, но только на миг. «Ну, как же, – пыталась она совладать с собой, – конечно же, человек, кто же еще!»

Князь, которого, видимо, по приготовленной заранее шутке назвали Повелителем Тьмы, обладал высоким ростом и величественной осанкой, но при этом довольно массивной, почти бесформенной фигурой и бледным лицом, не лишенным, однако, некоторой импозантности. Лишь глаза на этом лице пугали своей тусклой чернотой и неподвижностью, но пугали лишь тех, кто отваживался в эти глаза посмотреть. Он заговорил низким глухим голосом:

– Мои любезные друзья и подруги, я вижу, наш скромный праздник удался на славу, и вы все довольны. Тем не менее, уже минула полночь, а летние ночи коротки. Сейчас мажордом объявит ужин и можно будет снять маски. Я желаю моим верным подданным закончить вечер так же приятно, как он был начат. Веселитесь, друзья мои, веселитесь!

Двери за таинственным повелителем закрылись, и опять воцарилась тишина, не нарушаемая даже шуршанием вееров и одежд. И тишина эта не понравилась Абигайль и еще одному гостю, в котором она даже под маской без труда узнала молодого путешественника, обратившего на себя ее внимание еще в гостинице своим одиночеством и отрешенным видом разочаровавшегося в жизни человека. Они оказались рядом в середине зала. Абигайль поискала глазами мужа, и нашла его подпирающим колонну в простенке между зеркалами, как всегда, со скучающим выражением глаз, и даже маска не могла скрыть брезгливое выражение его лица. «Боже, и этот человек когда-то сумел вскружить мне голову?!» Каким утонченным джентльменом с изысканными манерами, с тонким вкусом, прекрасной речью, чувством юмора казался он ей совсем недавно! Четыре года знакомства до помолвки и еще полгода потом до венчания казались ей бесконечными. И вот оно – разочарование, всего за две недели супружеской жизни! Что же дальше?! Она решила думать о другом. Например, все-таки это странный бал. Приветствие владельца тоже показалось ей странным: кого он, в конце концов, приветствовал – гостей, друзей или подданных? Если к гостям еще можно обратиться «друзья мои», то как-то все же странно тут же назвать всех подданными.

– Какие же мы ему подданные? – прошептала она, обращаясь к стоявшему рядом с ней соседу по гостинице.

Тот наклонился к ней и тоже шепотом произнес:

– Знаете, сударыня, мне этот бал не нравится с самого начала. Видите ли, я принял это приглашение потому лишь, что в этом моем путешествии постоянно ищу неприятностей…

– И что же? – Абигайль почувствовала слабость.

– И мне кажется, я нашел их. Но тем не менее…

Он не закончил фразы. Раздалось хлопанье закрываемых и запираемых на ключ дверей, затем невидимый мажордом хлопнул в ладоши и тонким голосом крикнул:

– Снять маски! Ужин!!!

Мгновенно слетели маски, словно тесемки были уже развязаны заранее, и открылись лица. Некоторые были молодые и даже красивые, были лица средних лет и также старые, но все они без исключения были искажены безобразными торжествующими гримасами, и сразу же глаза на этих лицах сделались водянистыми и неживыми, рты оскалились, обнажив вампирские клыки, жаждущие крови, раздалось леденящее душу рычание – и многие пары рук потянулись к своим жертвам. На мгновение у Абигайль мелькнула мысль, что все это – жестокий розыгрыш. Но если еще можно вставить себе в рот зубы из папье-маше, то никакой шутник не в состоянии придать своим глазам такое выражение, и так щелкать картонными зубами тоже невозможно. В глазах у нее потемнело. Она еще увидела, как ее сосед ударил одного из вампиров кулаком в лицо, и как выхватил шпагу из ножен у другого, и что шпага оказалась не бутафорской, но и не боевой, а тонкой и легкой, богато изукрашенной деталью придворного костюма семнадцатого века.

Тем не менее, сам факт сопротивления со стороны приговоренной жертвы вызвал замешательство среди вампиров, они остановились, но кто-то крикнул: «Он же один!» – и кольцо опять стало сжиматься. Абигайль застонала и начала опускаться на пол. Прежде чем окончательно потерять сознание, она услышала звон бьющегося стекла, но ничего уже больше не видела.