Текст книги "Замок"

Автор книги: Елена Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Билл, изображая храбреца, вынул из кармана зажигалку и начал зажигать свечи.

– Не загорятся, – сказал Сэм.

– Здесь сухо, – ответил Билл. – Фитили сухие.

И свечи действительно легко зажглись. Фитильки слегка затрещали, пламя вздрогнуло, колыхнулось и выровнялось. Стало светло.

– Ну, что я говорил! – воскликнул Билл, гордый собой, и обернулся к приятелям. Он увидел их вытянувшиеся лица и округлившиеся глаза, вперившиеся испуганными взглядами куда-то поверх его плеча.

– Что вы там увидели? – Билл подумал, что они пытаются разыграть его. – Черный гроб на колесиках?

Он посмотрел в ту же сторону – и замер.

Гроб был не черный, а красно-коричневый, резной и блестящий, будто с него только что смахнули пыль. И не было никаких колесиков, а была невысокая тумба, похожая на мраморную гробницу, покрытая золототканым парчовым покрывалом, наброшенным неровно, и виден был угол тумбы – если это был мрамор, то какой-то некрасивый, серый… Крышка гроба находилась на уровне груди. И была эта крышка приоткрыта – что-то лежало там, на краю, не позволяя ей захлопнуться полностью и образовывая узкую щель не шире мизинца.

Ноги приросли к полу. Билл, стоявший отдельно от остальных, находился ближе всех к гробу – на расстоянии вытянутой руки. По другую сторону гроба виден был другой точно такой же канделябр на семь свечей – все семь, таких же толстых и оплывших, были на месте. Можно было зажечь их тоже, но для этого надо было пройти вдоль гроба. Ноги же стали словно чужими. Голова тоже, потому что в ней вдруг завертелись все эти истории, которые Билл считал глупыми выдумками, – про встающих из могил покойников, про клады в гробах… а также про пропавших кладоискателей, погребенных в ловушках пирамид и подвалах крепостных развалин.

Ужас сковал всех четверых. К этому леденящему чувству примешивалась еще и досада на самих себя за свой испуг. Билл, Сэм и Майк очень удивились бы, если бы узнали, что каждый из них в этот момент подумал одно и то же: «Я считал себя таким крутым парнем и вдруг так перетрусил…»

Крис не считал себя крутым парнем. Он всегда ругал себя за нерешительность, за боязнь высказать свое мнение, если оно не совпадает с мнением большинства, и за боязнь быть осмеянным. Поэтому он, испугавшись не менее остальных, не испытывал чувства досады. Наоборот: он испытывал некоторое злорадное удовлетворение: «Так я и знал…» Он опять подумал, что не поздно еще уйти – ведь ничего еще не случилось, они ничего еще не натворили, если не считать, конечно, того, что проникли незваными гостями на чужую территорию. Эта ощущение «чужой территории» не шла у него из головы.

Тут Билл, пытаясь перевести дыхание, громко икнул. Получилось смешно, и напряжение спало. Ничего ведь не происходило! Ну, подумаешь, гроб! Мало ли! Может, здесь собирались когда-то давно оборудовать склеп, да не закончили…

– Что это мы, в самом деле! – воскликнул Майк и напряженно засмеялся. – Пока еще все вполне спокойно, никаких грозных призраков, охраняющих замок. А мы тут застыли, как кролики перед удавом. Что, ящика не видели? Ящик и ящик. Может, это и не гроб вовсе. Может, это как раз сундук с сокровищами. Вот это бы нам повезло!

– A может, это музейный… как его?.. этот… – замялся Сэм. – Инвентарь!

– Экспонат! – поправил его Майк. – Не исключено, что мы проломили тайный вход, а экскурсии приходят через вон ту дверь, через решетку. Да и чисто здесь. Но все-таки лучше бы это был клад.

– Так! – Сэм нетерпеливо повысил голос. – Много болтаем! Будем открывать или слабо? От страха ручонки трясутся? Кладоискатели занюханные!

– Да ладно тебе! – Билл резко дернулся, пламя свечей колыхнулось, но приятели уже почти забыли о пережитом испуге. – У самого-то ничего не тряслось? Самый храбрый? Книжек не читал? Сейчас возьмемся за крышку, а на нас каменная плита – бац! Или стены начнут сдвигаться. Или потолок – он вон и так невысокий.

– Дверь открыта, успеем выскочить.

– Ага, да-да! А ее сразу засыплет песком!

– Так и скажи, что трусишь! И нечего выдумывать всякий бред!

Сэм и Билл откровенно ссорились, потому что на самом деле им обоим было страшно подойти к гробу.

– Так, парни, – Майк сделал шаг вперед. – Давайте не будем шуметь. Чего уж там – мы все струхнули… от неожиданности! И Билл в чем-то прав – тут может быть подвох. Тем не менее, я не думаю, что здесь нам угрожает ловушка типа как в египетских пирамидах. В европейских средневековых замках не было таких сложных сооружений. На Востоке могло быть, а в Европе – нет.

– А ты откуда знаешь? – с недоверием спросил Билл. – Знайка…

– Книжки надо читать иногда. И по телевизору смотреть не только шоу. Ну, так что? – Майк обвел взглядом остальных. – Так и уйдем ни с чем?

– Надо зажечь остальные свечи, – сказал Сэм. – Билли, ты пойдешь? Или я?

– На, – Билл протянул зажигалку. – «Храброе Сердце», тоже мне…

Сэм взял зажигалку и сделал два решительных шага вперед. Его кроссовки так скрипнули, а голый камень стен так отразил звук, что все невольно вздрогнули. Чертыхнувшись, стараясь не скрипеть, Сэм на цыпочках прошел ко второму канделябру и зажег свечи. Он не представлял себе раньше, что свечи могут давать такой яркий свет. Майк, как обычно, взял на себя роль организатора и руководителя:

– Будем поднимать крышку одновременно, все вместе. Она, наверное, тяжелая. Крис, ты что опять? Или снова скажешь, что мы не должны этого делать?

Крис сжал зубы, презирая и ненавидя себя. Пытаясь успокоить свою совесть и унять дурное предчувствие, он мысленно бормотал: «Мы еще ничего не взяли. Правда, сломали стену… Но она такая гнилая была… Ничего ведь не случится, если мы посмотрим, что там. Ведь интересно! Мы же еще ничего не взяли!»

Сэм оказался у изголовья, Майк – посредине, Билл и Крис в ногах.

Крышка действительно была тяжелой и ползла вверх медленно. Оказалось, что все четверо закрыли в этот момент глаза и открыли их не тогда, когда почувствовали, что крышка уперлась в стену и не нуждается больше в опоре, а когда услышали голос Майка:

– Такого варианта я тоже не исключал.

Приятели открыли глаза, вздрогнули и отдернули руки. В который раз за этот вечер у них перехватило дыхание и округлились глаза.

Лежащая в гробу молодая женщина лет двадцати пяти была невысокой, хрупкой и очень бледной. Тонкие голубые прожилки на опущенных веках и тени под длинными темными ресницами были совершенно как у живого человека. Губы были почти белые, а едва заметные морщинки в уголках рта придавали ее лицу горестно-страдальческое выражение. Темные волнистые волосы с золотистым отливом, уложенные в растрепавшуюся прическу, казались очень длинными. На ней было простое светло-серое дневное платье образца примерно середины девятнадцатого века. Она не была похожа на мертвую, да и лежала не в такой закостеневшей позе, как лежат обычно покойники в гробах, а будто живая, даже голова была чуть повернута набок. Впрочем, на живую она тоже не была похожа. Не менее интересным было и то, что в руках женщина держала небольшую плоскую шкатулку – обыкновенный деревянный ящичек без украшений, без замка и без отверстия для ключа.

Сэм безуспешно пытался определить, красива ли лежащая в гробу женщина или нет, Билл – определить возраст находки. Стоящий между ними Майк лихорадочно соображал, живой ли это человек или манекен. Крис со своего места плохо видел лицо женщины, но ни ее возможный возраст, ни внешность его не заинтересовали. «Еще чуть-чуть, и нам каюк», – подумал он, потом отступил и спрятал руки за спину.

– Это что? – прошептал Сэм, едва дыша.

– Не видишь что ли? – тоже шепотом ответил Билл.

– Вижу. Живая?

– Нет, – огрызнулся Билл, – мертвая. Вампирша. Сейчас как схватит тебя за нос! А-а-ам!

– Дурак! – взвизгнул Сэм. – Сам ты вампир! У нее же клыков нет!

– А ты сунь ей палец в рот – сразу узнаешь. Может, у нее такие маленькие изящные клычочки и с закрытым ртом не видать.

– Вы оба идиоты, – заговорил Майк. – Какие вампиры? Спятили? Боже, с кем я связался! Ясно же, одно из двух: или это восковая кукла, или живая девка. Если это кукла, то сделана классно. Я был в музее восковых фигур старухи Тюссо, в Лондоне. Там они все хоть и здорово сделаны, а все-таки видно, что не живой человек. А если близко подойти, то и тем более видно. А у этой… Да и волосы. Видно, что свои.

– А может, это парик из настоящих волос? – предположил Сэм.

Майк вздохнул – что можно ответить на подобную глупость?

– Не похоже, чтобы она дышала, – заметил Билл. – Разве что она йогой занимается и умеет дышать так, что незаметно и не слышно.

– Конечно, не все так сопят, как некоторые, – сказал Майк. – Есть один очень простой способ проверить: живой человек или кукла.

– Ну?!

– Живой человек теплый.

Сэм и Билл, издавая нечленораздельные звуки с возмущенной интонацией, отошли на несколько шагов от гроба и так же, как Крис, спрятали руки за спину:

– Сам попробуй, если такой храбрый! Нашел дураков!

Майк сокрушенно покачал головой и тяжко вздохнул:

– Ну почему вы такие балбесы? Что может сделать вам манекен? Это же туристическое место, сюда ходят экскурсии. Наверняка это сделано специально для туристов. Имитация!

– Имитация чего?

– Ну, не знаю! Чего-нибудь… Вы лучше посмотрите-ка, что за штуковина была под крышкой.

Борта гроба были довольно широкими, и то, что Майк назвал штуковиной, оставалось лежать на прежнем месте. Это оказались ножны небольшого узкого кинжала. Но разочарование ждало искателей сокровищ: эти ножны нисколько не были похожи на те, виденные по телевизору. Совершенно ничего не было в них привлекательного – черная тисненая кожа в отделке из белесого металла.

– Понятно, – сказал Билл. – Положили, чтоб не задохнулась. Значит, живая. Слушайте, а может, тут готовится какое-нибудь шоу для туристов и актеры здесь вечером репетируют? – Идея насчет шоу понравилась ему. – Услышали, как мы ломимся, и решили нас разыграть. Пошутить! Может, это какая-нибудь студентка театральной школы и сейчас едва сдерживается от смеха над нами, дураками…

– Ты что городишь? – Майк повертел пальцем у виска. – Какая студентка? И она тут, по-твоему, ночевать собралась? Ей больше спать негде?..

– Ладно тебе язвить, умник! – не выдержал Сэм. – Сам-то ты что думаешь? Кто это? Спящая красавица? А в руках у нее сокровища? Маловат ящичек!..

– Кстати, – перебил его Майк. – Почему мы до сих пор не посмотрели, что в шкатулке?

– Сам смотри! Я в гроб руками не полезу!

– Я тоже!

– Идиоты, – пробормотал Майк, протянул руку и осторожно, чтобы не коснуться пальцами голубоватой руки, придерживающей шкатулку, поднял крышку.

От этого движения шкатулка немного наклонилась и то, что там лежало, выскользнуло и легло на руку женщины, охватив ее, как браслетом.

Это и оказался браслет: в широкой ажурной золотой оправе полыхали камни цвета красного вина, каждый размером чуть не с горошину – темное красное вино в хрустальном бокале на фоне пламени свечи, – и каждый слепил глаза, отбрасывая искры всеми гранями и каждой гранью одновременно отражая блики, отброшенные гранью соседнего камня. В шкатулке, тоже готовое выпасть, лежало точно такое же колье. Оно завораживало еще сильнее, потому что было больше размером – просто неприлично широким, с длинными подвесками. Казалось, особенно если смотреть долго и пристально, что колье и браслет – живые, подрагивают и шевелятся. Зрелище гипнотизировало и было почти мистическим.

– Сколько это может стоить? – едва сумел выдохнуть Сэм.

– Ты до стольки считать не умеешь, – ответил ему Майк.

Сэм не обиделся и замолчал: он знал, что Майк родился в семье потомственных ювелиров, из чего следовало, что в камнях Майк кое-что понимает.

– И что теперь? – тоже едва слышно спросил Билл.

– А что, есть несколько мнений?

– А ты уверен, что это не подделка? Какое бы не готовилось тут представление, кто будет использовать настоящие брюлики? На эти штучки можно прикупить небольшой островок в Тихом океане. Нет?

Майк потер переносицу, он пребывал в затруднении.

– Ну, рубины, конечно, не бриллианты… Но это какие-то очень хорошие рубины, и главное – здоровенные какие… Есть такие имитации, – принялся рассуждать он, вновь демонстрируя свою эрудицию. – Распознать можно только на специальном оборудовании. Миллионеры себе заказывают, чтобы носить, а настоящие бриллианты хранят в сейфах. Если такое наденет, например, служащая банка, никто не подумает, что настоящие. Если жена владельца банка – будут спорить. А если королева Англии – никому и в голову не придет засомневаться в подлинности. Такие подделки тоже стоят нехило.

– У них нет денег на подсветку замка, а то они будут заказывать такие штуки для реквизита!.. Стекляшки!

– Не знаю, не знаю… Выглядят очень убедительно.

– И что ты предлагаешь?

– Забрать побрякушки, а потом разберемся, настоящие или нет.

– А если сигнализация? А если она вообще живая и нас сейчас слышит?! – прошипел Билл.

– Ну и что? Скажем, что интересно было. А если живая – вообще никаких проблем: скажем, что пошутили. Шутка! Да и никакая она не живая, а манекен. Ну, кто будет лежать тут на ночь глядя? Какие артисты? Чтобы нас попугать? И потом, я сказал уже, как можно проверить, живой человек или нет.

– И кто же будет проверять?

Они переглянулись. На несколько минут воцарилась тишина.

– Ну-у, – нерешительно протянул Сэм. – Чья была идея?

Билл и Сэм посмотрели на Майка, но тот не растерялся и сказал:

– Между прочим, среди нас есть один мальчик, который ведет себя, мягко говоря, непонятно.

Все трое дружно повернулись, посмотрели на четвертого своего приятеля, стоявшего молча в стороне, и удивились. Выражение лица у Криса было странное. Не испуганное, нет – это бы их не удивило, – а именно странное. Нехорошее было выражение.

– Если вас интересует мое мнение, – сказал тот неожиданно для самого себя окрепшим голосом, – то вот оно: валить нам надо отсюда, пока целы.

Майк презрительно усмехнулся. Билл хмыкнул. А Сэм разозлился:

– Ага, да-да, сейчас же немедленно! Ты понимаешь или нет, придурок, что мы нашли сокровища?! Даже если это имитация, это огромные деньги!

– Это не наше…

– А чье? – Майк засмеялся. – Может, скажешь, что это графские рубины? А это его баба, да? Что ж он ее здесь одну оставил? Обворовать могут! А то и хуже!..

И тут все засмеялись и окончательно перестали бояться.

– Да что с ним говорить! – продолжал Майк. – Пусть как хочет. Мы его в долю не берем!

И он протянул обе руки сразу, чтобы одновременно взять колье и браслет. Все-таки он не был до конца уверен, что это манекен, как и в том, что рубины – настоящие. Скорее всего, это была очень хорошая имитация. Слишком уж они были большие и прозрачные, эти рубины, чистого, самого лучшего оттенка, и огранка – что надо. Такой камень и один-то стоит бешеные деньги, а их тут – целая россыпь. На всю жизнь может хватить, если не очень дурить…

«Кранты! – успел подумать Крис. – Полный каюк!»

Он хотел крикнуть «Нет!», но не успел.

Грохнуло так, что все четверо присели, зажмурились и втянули головы в плечи. Помещение заволокло туманом, несколько свечей погасло, и в воздухе запахло чем-то горько-кислым. Запах был знакомым, похожим на тот, что бывает при запуске петарды. Все четверо пускали петарды, и всех четверых как обожгло догадкой – порох! Но теперь запах был гораздо сильнее, от него резало глаза и першило в горле, и казался он не игрушечным, как раньше, а пугающе настоящим, как… как запах пороха. Запах выстрела.

Оглушенные, они закашлялись, но ничего не успели сказать: раздался скрежет металла о металл, и они обернулись на звук. Удушливый дым рассеивался, и видно было, что решетчатая дверь распахнулась и из черного проема навстречу им шагнул и остановился человек.

Незадачливые кладоискатели перестали дышать – они во все глаза рассматривали вошедшего. А посмотреть было на что!

Удивительным был не столько сам костюм, вызывающий в памяти образы из фильмов «про мушкетеров», сколько идеальный покрой: несомненно, одежда была сшита очень хорошим портным и точно по мерке. Кроме того, и красного цвета камзол, и белый кружевной воротник, и даже ботфорты с поднятыми отворотами выглядели хотя и чистыми и даже новыми, но какими-то все-таки… Впечатление было такое, что одежды то ли долго где-то долго пылилась и оттого поблекла, то ли ее «состарили» искусственно: видно, и художник по костюмам, и закройщик потрудились в поте лица, чтобы достичь такой исторической достоверности костюма. Ни дать ни взять – кавалер сошел со старинного полотна. Именно с полотна, а не с экрана, не со сцены и не со съемочной площадки. А главное – незнакомец выглядел в этой одежде совершенно естественно, а не так, как в некоторых так называемых «костюмных» фильмах, когда над кружевным жабо или под рыцарским шлемом красуется голова современной фотомодели, которая даже не постаралась задуматься о том, какой должен был бы быть взгляд у мушкетера или рыцаря, чтобы привыкнуть к этой одежде. Не говоря уже о прическе…

…Саблю в ножнах они разглядели сразу. Как и дымящийся пистолет, имевший вид скорее музейного экспоната, чем театрального реквизита.

Обладатель безупречно достоверного исторического образа благородного кавалера держал пистолет в опущенной левой руке и стоял боком, как в кино стоят дуэлянты, глядя поверх левого плеча. И взгляд этот не предвещал незваным визитерам ничего хорошего.

Человек был молод, болезненно бледен, с синевой под глазами, нездоровым блеском широко раскрытых темных глаз и вид в целом имел доходяжный. Ростом обладал хоть и неплохим, но отнюдь не богатырским, а уж о горе мускулов и речи не шло. Правда, за поясом у этого доходяги имелся еще один пистолет, и сабля была внушительных размеров, а над левым плечом виднелась рукоять – они видели такие в музеях – здоровенного двуручного рыцарского меча, надетого на широкой перевязи на манер колчана, но все же…

Все это было слишком уж фантастично, чтобы быть правдой: замок, подземный тайник, девица в гробу, а на ней – рубины, каких не бывает, а теперь вот и страж не замедлил явиться. С другой стороны, не сон же это! Значит, правда. Какая правда? А такая, что, как ни крути, а все это – декорация, музейные экспонаты и персонал местного театра. Вот и вся правда! А значит, бояться нечего!

– Уф! – выдохнул Майк. – Вы нас чуть не напугали. Зачем было так грохотать? Отрегулировать надо звук, а то вы так всех зрителей поглушите. Может, эти старинные пистолеты и в самом деле так гремели, но надо же иметь уважение к клиенту! А это кто? – Майк небрежно указал пальцем за спину. – Кого она изображает? Или у вас тут свидание, и мы помешали? Ну, не молчите, скажите: умник Билл правильно догадался, что это готовится представление, а вы – артисты?

Кавалер слушал довольно спокойно, хотя и улыбаться не спешил, но как только прозвучало «вы – артисты», он, казалось, пришел в бешенство: брови его нахмурились, а выражение лица стало совсем нехорошим – впору бежать без оглядки. Он отбросил пистолет в сторону и взялся левой рукой за ножны, а правая легла на рукоять сабли.

– Милостивый государь! – («Вот оно!» – ахнул про себя Крис) – незнакомец заговорил по-английски с изысканным оксфордским акцентом; у него оказался звучный, хорошо поставленный голос уверенного в себе человека. – Оскорбление, нанесенное вами, неслыханно и при иных обстоятельствах могло бы быть смыто только кровью. Однако ваш юный возраст, дерзкий иноземец, несколько смягчает вашу бестактность и дурное воспитание. Поэтому, если вы немедленно и в надлежащей форме попросите прощения, я позволю вам безнаказанно покинуть мой замок.

Сэм, Билл и Майк рассмеялись – это становилось забавным! Вот так представление, и для них одних!..

– Какое оскорбление, приятель! – воскликнул Сэм. – Ты что? А играешь ты классно. И грим – что надо! И костюмчик тоже классный – сразу видно работу мастера. А сабля у тебя настоящая? Можно посмотреть?

И Сэм сделал пару шагов навстречу незнакомцу, протянув вперед руку с намерением похлопать того по плечу и рассмотреть поближе реквизит.

Они не сразу поняли, что произошло.

Сабля вылетела из ножен в мгновение ока. Лезвие толедского клинка со свистом рассекло воздух, блеснув тускло и страшно. Незнакомец развернулся правым плечом вперед – в его движении не было и признака киношного изящества, тщательно отрепетированного для большего внешнего эффекта, а была отточенная техника бойца, сменившего позицию, – и острие лезвия оказалось в паре сантиметров от переносицы Сэма. «Странный артист, – подумал Майк. – И шутки у него опасные».

Незнакомец смотрел исподлобья, не мигая. Губы его сжались в тонкую линию, а глаза сверкали. Красные блики, отброшенные свечами, дрожали в его зрачках, придавая бледному изможденному лицу пугающее сходство с персонажами некоторых ужастиков.

Не отводя острия сабли от лица Сэма, он стал медленно двигаться по кругу. Приятели, как под гипнозом, не сводили взгляда с острия и очнулись только тогда, когда оказались лицом к свечам, спиной к темноте. Парень с саблей стоял теперь спиной к открытому гробу. Он сменил свою прежнюю неудобную позицию на более выигрышную – свет не слепил его, меж тем, своих непрошеных гостей он видел как на ладони.

Сэм чуть подался назад:

– Ну, ты специалист, – сказал он восхищенно. – Долго тренировался? А может, ты спортсмен? Фехтовальщик? Да убери ты ее, того гляди, без глаза меня оставишь!

С этими словами Сэм поднял руку, намереваясь отвести лезвие от своего лица. Он не испугался – ну, подумаешь, парень слегка выпендривается перед пацанами…

Приятели, да и сам Сэм, не сразу поняли, что случилось, когда лезвие коротко просвистело в воздухе. И только увидев, как кружатся, оседая на каменный пол, остриженные пряди длинных волос Сэма, а также клочки его рубашки, виртуозной точности ударом превращенной в лоскутки, они поняли, что шутки кончились. А может, и не начинались. К тому же Сэм застыл с поднятой рукой, склонив голову набок, – лезвие теперь касалось его шеи, и теперь-то как раз касалось, а не застыло, как раньше, в паре сантиметров. Держащая саблю рука не дрожала.

– Я вижу, сударь, – опять заговорил незнакомец, – вас некому было обучить хорошим манерам. Мне тоже недосуг. Поэтому я сейчас просто отрублю вам голову. А потом вашим друзьям. У меня немалый опыт в этом деле. И вас не спасет ни ваш юный возраст, ни ваша безоружность.

«Псих, – подумал Сэм. – Псих, сбежал из психушки, напялил костюм, спер саблю… Еще и правда прикончит…»

– Сваливать надо, парни, – просипел он, – это сумасшедший.

Билл и Майк словно приклеились к полу. Они испугались – теперь уже по-настоящему. «Правда, сумасшедший, – прошептал Майк. – Мнит себя графом. Главное, не спорить, не злить его. Он и так уже злой…»

Крис лихорадочно соображал, что делать. Надо спасать этого дурака Сэма, а то его глупая голова и правда покатится по полу. Но как?! Что можно сказать или сделать в подобной ситуации?!

Билл и Майк вздрогнули, когда услышали голос Криса. Тот заговорил тихо и шагнул вперед, выглядя при этом настолько комично, что в другое время они не удержались бы от смеха: голова виновато опущена, руки прижаты к груди, произносимые же им слова звучали полным бредом:

– Господин граф, ваше сиятельство, – торопливо шептал Крис, – взываю к вашему великодушию… позвольте моим друзьям… и мне… уйти. Мы были неправы, мы не должны были приходить сюда… Простите нас. Разрешите нам уйти… Пожалуйста!..

Ксавьер Людовиг, офицер и кавалер, граф Кронверкский, единственный сын и наследник своих родителей, возвращался домой живым и почти невредимым. Он показал себя храбрым воином в боях, преданным товарищем в дружбе, галантным рыцарем в общении с дамами, а в беседах с учеными – человеком, образованным в науках. Это последнее во все времена не слишком было присуще большинству военных, однако и поныне придает мужчине в форме дополнительное очарование. До поступления на военную службу он с успехом окончил два годовых курса Пражского университета, где слушал лекции известных профессоров едва ли не на всех факультетах, прочел много книг по философии и истории, а также преуспел в изучении алхимии, астрономии и теологии. Науки давались ему легко, профессора предсказывали юному студенту блестящие перспективы, и гостеприимно распахнутые двери мировых храмов науки – Сорбонны и Саламанки – мерещились в розовой дымке восторженных мечтаний…

Однако старый граф Кронверк готовил для сына иную стезю. Военная карьера представлялась удалившемуся на покой ветерану многих войн единственно достойной настоящего мужчины. Ксавьер Людовиг был послушным сыном и в возрасте восемнадцати лет, решив, что к наукам он всегда успеет вернуться, отбыл в один из прославленных драгунских полков, куда был записан отцом в звании младшего офицера еще в младенческом возрасте. То, что с войн не все возвращаются, молодой человек, конечно, знал, но юность беспечна, да и от судьбы, говорят, не убежишь.

Теперь ему было двадцать пять лет. Лицо его обветрилось на солнце и ветрах, черты обрели мужественность и резкость, а взгляд – твердость. Он не забыл науки, но выучился обращаться со шпагой и пистолетом не хуже, чем с пером, а искусством верховой езды владел уже лучше, чем искусством танца. Ему повезло – в боях не изувечили его красивое лицо, а небольшой шрам на левой щеке придавал образу дополнительную романтичность. Светлая даже сквозь загар кожа, темно-синие глаза, длинные черные волосы, схваченные на затылке муаровой лентой, в сочетании с безупречностью манер и орденскими лентами за доблесть делали молодого графа неотразимым кавалером и женихом – и он знал это. Добавим к привлекательной внешности и приятной образованности древность рода и немалое богатство – и станет понятно, что ему не отказала бы ни одна знатная семья, имеющая дочерей на выданье.

– Вы счастливчик, Ксавьер Людовиг, – говорили ему в полку, провожая, товарищи. – Вы целы, здоровы, едете в отпуск, и Вас ждет невеста.

– Да, – улыбался он в ответ. – Я счастливчик.

Дочь соседского барона стала его невестой в возрасте семи или восьми месяцев от роду. «Поженим же наших детей, ведь они оба – наши единственные наследники», – решили их отцы на одной из увеселительных охот, и устный договор был заключен. Мальчику было восемь лет, ему показали невесту – младенца на руках у кормилицы, и он сказал себе: «Хм…» Второй раз он увидел ее перед отъездом в полк, девочке было почти десять лет, у нее были голубые глаза, светлые локоны и маленькие ручки с тонкими пальчиками, и он решил: «Ну что же, ладно…» Он уехал на военную службу, она – в монастырь, на воспитание к монахиням. За все эти годы он едва вспоминал о ней. Незадолго до отпуска он получил письмо из дому, где среди прочего сообщалось, что Мария Анжелина вернулась из монастыря, тиха, скромна, прекрасно воспитана, обучена рукоделию и ведению дома, а также хороша собой. Теперь должна была состояться официальная помолвка.

Ах, что еще нужно человеку? Жизнь распахивала молодому графу свои объятия, и надежды переливались всеми цветами радуги.

Долгий путь к родительскому дому был позади, гонец с последнего постоялого двора послан вперед, успел вовремя и получил хорошее вознаграждение. Слуге был отдан наказ приотстать и подъехать позже. Молодой граф свернул с дороги на длинную, не меньше мили, дубовую аллею, ведущую к воротам поместья, за которыми начиналась еще одна аллея, но уже короткая и светлая, кленовая, и пустил коня рысью.

Конь всхрапнул и замотал головой.

– Ну, что ты? – сказал ему хозяин. – Здесь прекрасное место.

Коня этого он взял как трофей немногим более трех лет назад. По разгромленному лагерю неприятеля носился великолепный годовалый подросток, обещающий сказочную вороную масть и божественную стать. Его пытались поймать, и вокруг раздавалось: «Ах, шея, как у лебедя! Ноги, как у танцовщицы! Глаза, как у прекраснейшей из женщин!..» Молодой граф рассмеялся: «А хвост как у кого?» и протянул испуганному жеребенку кусок сладкого сухаря. Тот остановился, покосил лиловым глазом, подошел и уткнулся мягкими теплыми губами в ладонь, беря угощение. «Да Вы маг и волшебник, Ксавьер Людовиг! – послышались восторженные восклицания. – Никто не смог его поймать, а к Вам он подошел как к хозяину! Теперь никто не осмелится оспаривать его у Вас. Какое заклинание Вы произнесли, поделитесь секретом!» – «Никакого заклинания, – ответил он, поглаживая коня по шее и сооружая недоуздок из своего шейного платка. – Похоже, нам просто судьба быть вместе. Я назову его Нитор. Все помнят уроки латыни?»

И вот после трех неразлучных лет безупречной службы конь впервые выражал недовольство. Перед распахнутыми настежь воротами Нитор жалобно и тревожно заржал, размахивая хвостом и гривой.

– Не будь глупцом, – уговаривал его всадник. – Здесь прекрасные пастбища и немало хороших кобылиц у нас и у соседей. Ты ведь тоже неотразимый жених.

Уговоры не действовали – конь храпел и упирался, не хотел идти в ворота и даже пытался встать на дыбы.

– Однако ты упрям, братец, – сказал ему хозяин. – Но я упрямей. Не обижайся! – и ударил коня хлыстом, чего не делал никогда.

Конь обиделся и в ворота прошел, но недовольства высказывать не перестал, храпел и тряс головой, косился по сторонам.

Вот парадный подъезд все ближе, слуги выстроились в ряд у замшелой каменной стены замка, а граф и графиня вышли на высокое крыльцо, приветствуя сына.

Родители показались ему сильно постаревшими и нездоровыми. «Они совсем не так молоды, как мне казалось в юности. Отец выглядит совсем стариком, да и матушка… Неужели эти семь лет волнений и тревог так состарили их? Да, ведь я не был дома семь лет…», – подумал он с печалью.

Мысли о скоротечности бытия и угрызения совести за редкие письма домой чуть было не затмили радость встречи, но вошел дворецкий и объявил, что ужин накрыт в парадной столовой.

Паркет был натерт, чехлы с мебели сняты, начищенное фамильное серебро блестело на богато вышитой праздничной скатерти, а зеркала в резных позолоченных рамах отражали свет многих свечей в старинных настольных подсвечниках, установленных по случаю торжества, хотя вечер за окнами еще не сгустился.

Перед ужином ему представили даму в трауре и под вуалью, затянутую в длинный испанский корсет.

– Это наша несчастная родственница, – шептала графиня тихо сыну, пока все рассаживались за столом. – У нее ужасное горе, ее бедный муж недавно умер от какой-то ужасной скоротечной болезни, лекари даже не смогли определить, что за ужасный недуг это был, а вслед за тем – пожар, их усадьба сильно пострадала, сейчас ее отстраивают, бедняжке негде жить, не бросать же ее в таком ужасном горе на улице! Она никуда не выходит целыми днями, все молится в своей комнате, бедняжка, только по вечерам спускается к ужину.