Текст книги "Ведьма"

Автор книги: Елена Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Маргарита вздохнула и подложила дров в печурку: «Жалко-то как, что не удержали варяги южные земли. Были бы мы теперь в составе Швеции. Какая большая Швеция была бы… Интересно, сейчас все претендуют на старые территории, вот еще татары вспомнят, где были империя Чингиз-хана, а что же шведы-то не претендуют на днепровские земли? Мы бы и спорить не стали, сразу бы сдались… Да и то – что им с этими землями делать? Народ бестолковый, буйный, работать последнее время совсем не хочет, даже когда говорит, что хочет – он просто забыл давно, как это делается и что это такое – жить в мире… Поэтому, наверное, и ушли варяги – толку возиться с этим народом, все равно ничего путного не выходит. А когда Петр Первый вложил им ума под Полтавой, Швеция и вовсе воевать перестала, а ведь сильные вояки были. Тоже жаль – отвоевали бы они себе окраину-Украину, а также Беларусь и часть России, и был бы у нас сейчас король Карл Густав и королева Сильвия. Были бы мы колонией сильной державы, без своего правительства и конституции. А теперь мы сами – державы. С правительством и конституцией…»

– Ну и почему я рассуждаю обо всем этом на теткиной даче, а не со страниц моей книги? Почему я не напишу какую-нибудь забавную вещицу с невероятными измышлениями относительно отечественной истории? Народ сейчас пишет, чего ни попадя – и ничего, читают. Конечно, не следует еще больше загаживать людям и без того загаженные мозги. Некоторые вообще уже плохо понимают, что происходит в мире вообще и с ними самими в частности, привыкли доверять печатному слову: раз в газете пропечатали, значит, так и есть. Хотя сейчас все уже идет к тому, что как раз наоборот: ничему не верят. И если хорошо подумать, то что происходит в мире и почему это происходит, и уж тем более как этот мир устроен не понимает вообще никто – даже те, кто пытается давать объяснения. И уж тем более никто не берется внятно рассказать, кем, помимо людей, этот мир населен. А кто знает, тот молчит. И правильно делает…

Чайник начал свистеть, закипая. Маргарита засыпала заварку, залила кипяток и решила прилечь – подумать, наконец, о том, для чего приехала: как жить дальше. Проснулась она от звука шагов. В дверях стояла и смотрела не нее давешняя молодуха в сарафане, но не смеялась, и тут же развернулась, чтобы уйти, оглянулась через плечо и прошептала:

– Знаешь, почему старый волк ныряет под флажки? Он знает, что там только запах человека, а настоящей опасности нет… Ему все равно страшно, но он знает, что там нет настоящей опасности, а есть путь к спасению…

Маргарита вскочила, моргая и понимая, что заснула – вон уже и за окнами светло совсем – и увидела входящую в двери тетушку Нелли Алексеевну. Та остановилась:

– Господи, Риточка, я так тебя напугала? На тебе лица нет! Ты что же, одетая спала? А смотрю – печура растоплена, чайник горячий, ну, думаю, рано встала племянница, и говорю себе громко, что вот, совсем нечего тут бояться…

– Тетя… – прошептала та, садясь опять на кровати. – Не знаю, приснилось ли мне это или на самом деле было…

И рассказала о ночной встрече. Рассказ получился долгим, Нелли Алексеевна присела на стул и выслушала, не перебивая – она была интереснейшим собеседником, но еще более потрясающим слушателем.

– Даже и не знаю, что тебе сказать, – протянула она по окончании повести. – ты уверена, что это был не сон?

– Сейчас, вот прямо сейчас, это был сон, да, а там, в лесу… Теперь уже и не знаю. А главное – водитель… Ну, что у вас тут – так крепко до сих пор верят в Бабу-Ягу?

– Ай, ну никогда я не слышала ничего подобного. Что говорят? Да то же, что и везде – живет в избушке на курьих ножках, летает в ступе, или не помеле. Что же это за водитель тебе попался такой странный? Но ты знаешь, человеческий сон – это еще настолько не изученное явление…

– Да, конечно. Но слишком связно все. И потом – одетая я, может, и легла бы, но чтобы и не укрывшись – это уж нет! С ума сойти…

– Пойдем чай пить, – позвала тетка. – Ты такой чай заварила – у меня никогда так не получалось… – и уже в кухне продолжила: – Нервы у тебя, девочка моя, ни к черту, вот что я тебе скажу. И это может быть причиной чего угодно, а уж присниться и подавно может такая кутерьма, что и не понять, откуда что взялось. Я так понимаю, твое итальянское приключение кончилось ничем?

– Ничем…

И пришлось говорить на болезненную тему, но, как ни странно, уже не было больно от пережитого крушения иллюзий, осознания своей никчемности и очередного поражения на матримониальном фронте. Наоборот – была легкость в теле, будто она несколько дней подряд высыпалась от души, делала гимнастику и принимала контрастный душ, и вообще вела очень здоровый образ жизни, а карьерой и мужиками не морочила себе голову и вовсе никогда. «Да и пошли они все… подальше! Если разобраться – зачем, ну зачем они мне нужны?! Я и сама пробьюсь. Сказала же лесная ведьма – надо только не бояться…» Будильник на подоконнике показывал ровно девять.

– Я спала всего пару часов, а чувствую себя прекрасно…

– Так здесь же сосновый воздух! – заулыбалась тетя. – Ты знаешь, все, кто здесь ночевал, говорят, что нигде так хорошо не высыпались! Здесь воздух необыкновенный! Да и все это тебе приснилось! Ты с самого вечера и спала!

– А печуру с утра растопила, чай заварила и опять завалилась и забыла про все, да? Нет, тетечка, тут что-то посложнее дырявой памяти…

Они еще поболтали немного, потом перекопали огород под зиму, собрали сухие лестья и укрыли ими цветы. Потом сходили опять в лес. Небо очистилось, часто выглядывало солнце и потеплело. Нелли Алексееввна провела племянницу подальше, вдоль Днепра, за луга, насобирали грибов в случайно оказавшийся у Маргариты в кармане полиэтиленовый пакет – много насобирали, Маргарита старалась ни о чем не думать и как сквозь сон слушала удивленные тетушкины охи и ахи – откуда же столько грибов-то, когда и в лучшую пору не было столько!.. По этой причине решили возвращаться в город и всем семейством приготовить картошки с грибами. Да и в огороде делать было уже практически нечего.

«Нет, – думала Маргарита, лежа в ванне с горячей водой и обильной пенкой с кокосовым ароматом. – На даче у Нелли, конечно, чудесно, слов нет, но все-таки я городской человек. Я хочу иметь ванну, газовую плиту и центральное отопление. И чтобы все это исправно функционировало, конечно. Надо что-то делать с собой. Саньку еще поднимать. Да и сама я себя еще не реализовала полностью. Что у меня за работа? Что у меня за внешность? Что за жизнь вообще?.. Хватит сопли жевать! Пора действовать! С чего начнем? С внешности? С творчества? С поисков новой работы?»

Вечером в дружном семейном кругу съели картошку с грибами. После того, как Нелли Алексеевна ушла, Маргарита посадила перед собой кузину Лену и тетушку Светлану и начала снова:

– Слушайте, вы ведь жyрналисты, со стажем уже, телевизионщики к тому же, должны знать! Не может быть, чтобы вы никогда ничего об этом не слышали!.. – и подробно пересказала свое приключение еще раз.

Она не сразу заметила, что и кузина, и тетушка слушают ее молча, глядя во все глаза и только что не открыв рты. Под конец они переглянулись, а Маргарита очнулась: очевидно было, что они восприняли эту историю не как больной сон.

– Ну блин, – сказала Лена. – Впору еще выпить.

– А что?..

– Да вот пусть мать тебе расскажет, а я пойду кофе приготовлю…

И Светлана Алексеевна рассказала.

Во времена давние-предавние, когда не было еще таких слов, как Беларусь и Украина, а была только одна Киевская Русь, и варяги служили у киевских князей, а может, и князья сами назывались тогда не князья, а конунги, поди теперь разберись, но дело не в них и даже не в варягах, а в том, что вот какая история приключилась в тутошных краях. Жила-была одна девица, красивая, смышленая, ловкая во всякой работе, да только бедная – сирота, всего приданного у ней было: одёжа, что на ней, да коса до пояса – символ девичей красы в стародавние времена, да глазищи зеленые, русалочьи… И многие парни были в нее влюблены, даже из зажиточных семей звали ее замуж, потому как была она сама себе приданное, но она выбрала одного, ну и, как это часто с красными девицами во все времена случается – красивого, да не больно честного. Может, он ее и любил, да только деньги, как потом выяснилось, любил сильнее – молодец из семьи был не бедной, да хотел быть еще небеднее, и решил жениться на дочери богатого мельника. А девица от отчаяния и поруганной любви пошла к жившей где-то недалеко колдунье просить приворотного зелья. Заплатить ей было нечем, обещалась потом отдать, как замуж выйдет и появятся деньги. Чего уж там надо было с зельем сделать – чтоб выпил, или на порог налить, а только за день до свадьбы ее милый купил нового коня, поехал покрасоваться, а конь возьми да и испугайся чего-то, да понеси, да и сбросил его – о камень головой, насмерть. И вот в деревне вместо свадьбы – похороны. А девица потом исчезла. Искали ее, обвиняли – мол, она виновата, наколдовала, горе-то ее у всех на виду было, а мало ли что: горе горем, а вредить не моги. Не нашли. Тогда-то и пошел слух, что она ведьмой стала и ушла в лес жить, как ведьме и положено. Говорили еще, что от ужаса содеянного она в речке утопилась и русалкой стала. А только русалкой-то ее никто не видел, а вот про ведьму пошел слух. И не просто ворожея какая, а почти что Баба-Яга. Состарилась – и в тоже время нет. Когда хочет – старухой покажется, когда хочет – такой, какой была тогда, когда все это случилось. Ну, скучает, конечно, одна в лесу, и потому иногда приманивает к себе кого-нибудь, кто далеко в лес забредет. По людским-то меркам это редко случается, но, говорят, молодых интересных мужчин не жалует, хотя и может приманить на забаву-расправу, а вот женщине может и помочь… И правильно водитель ее с Бабой-Ягой спутал. Но только не Баба-Яга это.

– О Господи, – прошептала Маргарита. – Но вы-то ведь не верите в это? То есть… ну, нормальная легенда, таких историй – миллион в каждой культуре, про несчастную любовь, неверного милого, но…

– Но на всякий случай, – сказала Лена, внося в комнату три чашки кофе и печенье на подносе. – Лучше бы тебе никому больше об этом не рассказывать.

– Она ничего не говорила, чтоб никому не рассказывать…

– Не говорила, но и свои мозги иметь надо. Вот: водитель, Нелли и мы с матерью – три раза рассказала, и будет. Три раза – как в сказках и положено. Не надо испытывать судьбу.

– Лена, ну!.. Может, мне это приснилось!

– Может. А только все равно лучше не болтать…

– А если Нелли или водитель будут рассказывать?

– Нелли не будет – не такой она человек. А водитель… Да и не важно: это уже информация, так сказать, из третьих рук, так что ладно. Если это и правда Ведьма, то тебе должно начать везти…

* * *

Рыжую он встретил почти через три года – на улице, случайно, как и хотел когда-то, но перестал хотеть, и встреча оказалась неожиданной. Он и не узнал бы ее – он всегда ходил по улицам, едва видя, куда идет и чудом не налетая на прохожих. Было лето, он держал вступительные экзамены в консерваторию и ни о чем другом не думал. Поэтому даже не отреагировал на «Привет!», прозвучавшее в спину и обернулся, когда услышал:

– Эй, Музыкант!

Рыжая выходила из двери какого-то магазина одежды, держа в руке пару бумажных пакетов на тесомочных ручках, и как раз в этот момент снимала темные очки. Если бы она не сняла очки, он бы ее не узнал.

Прошло три года – они были уже не подростки. Они были взрослые молодые люди. Рыжая не то что бы изменилась… она, как принято говорить, «оформилась», стала еще привлекательней именно потому, что стала взрослой. Мини-одежда, так любимая ею и в школе, теперь с большей выгодой подчеркивала изгибы ее форм, ведь теперь ее тело было не телом подростка, пусть даже и пятнадцати ранней зрелости лет, а телом взрослой восемнадцатилетней – «настоящей» – молодой женщины. Только волосы, по-прежнему кудрявые и длинные, она выкрасила в какой-то яростный красно-малиновый цвет, и цвет этот Магнусу не понравился. Но все равно – он замер, не веря своим глазам и ушам: Рыжая Кари цвела самым буйным цветом первой юности.

– Привет… – прошептал он, не зная, что скажет дальше и как вообще держаться после их такого прощания – без прощания…

Но Кари не выглядела ни смущенной, ни растерянной:

– Как дела?

– Так…

– Так как же? – и она опять засмеялась, как тогда, давно – ему казалось, что все было так давно.

– Вот… поступаю. Завтра экзамен по вокалу.

– Куда поступаешь?

– В консерваторию.

– Ух ты! – в ее синих глазах заблестело восхищение, а это ведь всегда приятно, когда тобой восхищаются… – Так ты не отказался от своей мечты? Я думала, это у тебя было так, детство…

Она улыбалась, был яркий солнечный день, и ее малиновые волосы искрились под солнцем, и она окликнула и остановила его, узнала – наверное, через стекло витрины, ведь она выходила из магазина… «Может быть, она поумнела? – подумал он. – «Может, она раскаивается в том своем неумном поступке, как в приступе глупости, когда ляпнешь что-нибудь, а потом приходится только настаивать на совершенной глупости, потому что покаяться и попросить прощения не получается: тогда надо признать, что совершил ошибку, а значит – балда неразумная…» Он улыбнулся ей в ответ:

– Это не было детством. Я с детства все делал всерьез.

Она засмеялась еще радостней:

– Это всегда было заметно. Ты спешишь?

– Ну, как бы… – он растерялся так же, как три года назад. – Я не домой иду. – И тоже засмеялся: разговор делался точно такой же, как тогда. – Я присматриваю за… э… Старым Домом.

– Каждый день?

– Нет. Но как раз сегодня – да…

Тут у него перехватило дыхание: понял, что сболтнул лишнее, что не надо было говорить про Старый Дом, а то как бы она не напросилась составить компанию, а там, учитывая обстоятельства, еще неизвестно, чем бы все кончилось, или как раз наоборот – очень даже хорошо известно, а он не хотел бы этого сегодня. Завтра, после экзамена – да! Но не сегодня. Сегодня было его бдение над оружием в ночь перед посвящением в рыцари…

Но Рыжая Кари не стала настаивать на компании. Она только предложила проводить его до угла. На углу остановилась и принялась смотреть ему на пуговицу на рубашке и эта направленность ее взгляда страшно его смутила.

– Я слышала, – пробормотала она тихо, – у тебя тогда были неприятности в школе? Может быть, ты не поверишь, но мне правда жаль, что так получилось. Я не хотела…

У него перехватило дыхание. Чуть не сказал: «Эх, ты! Дуреха! Ну, теперь ты поняла? Больше не будешь?..» Но вместо этого сказал:

– Не было неприятностей. Так, небольшой конфликт. Быстро разобрались.

– Я рада, – и она опять посмотрела ему в лицо. – Мы сегодня идем в дискоклуб «Черный Кот». Ты не сможешь?.. Ах, да, у тебя завтра экзамен… А завтра вечером сможешь?

– Завтра смогу… А вы каждый день ходите в дискоклуб?

– Нет, – и она опять замеялась и он тоже улыбнулся: разговор делался какой-то смешной, они словно передразнивали друг друга. – Но как раз сегодня – да…

– А «вы» – это кто?

– Ну, так… – пожала она плечами. – Приятели…

На том они попрощались и расстались. Он шел по улице и старался не взбалтывать неприятный осадок, вызванный этим «мы», «приятели» и уговаривать себя, что теперь-то, встретив его, она не пойдет ни в какой дискоклуб, а завтра вечером он пойдет с ней хоть куда угодно, хотя в дискоклубах он глохнет от грохота и задыхается от табачного дыма, а потом они поедут в Старый Дом и зажгут свечи в старинных бабушкиных канделябрах… тут он едва не споткнулся на ровном месте, вспомнив, что они ведь так и не договорились, когда и где встретятся: «Прямо как тогда…» Но тогда всегда была возможность встретиться в школе. А как же теперь? Он помнил ее адрес – тот, трехлетней давности и, если они не переехали, он найдет ее по тому адресу… Он так решил.

Он бродил по большому старому дому, с досадой замечая новые неполадки и необходимость срочного ремонта. Вспоминал, как бабушка приговаривала, что дома тоже имеют душу и они хотят, чтобы в них жили, тогда их старение происходит не так скоро, оставаясь же пустыми, они ветшают столь быстро, как никогда бы не обветшали, будучи обитаемы… «Я буду здесь жить, – шептал он. – В конце концов, это мой дом!.. Мы будем здесь жить! Я отвоюю ее у всех приятелей. Она поймет, что я лучше их…» Он не боялся предстоящего экзамена и не волновался – он был готов к нему. Просто накануне важного шага ему требовалось побыть одному.

В десять тридцать вечера он выключил телевизор, вызвал по телефону такси и вышел на улицу. Сказал водителю название дискоклуба и тут же испытал острое желание вернуться в дом: «Я не должен этого делать!..» Но было поздно – волна несла его. «Я заберу ее оттуда! Какие такие приятели?! Может быть, она просто не решилась сказать, что хочет вернуться в этот дом?.. Или не надо? Сказать водителю, чтобы повернул?.. Слишком поздно!..»

В зале дискоклуба было, как и положено, темно, накурено, играла громко музыка, колонки вибрировали и у Магнуса сразу заложило уши. Он не оглох в прямом понимании этого слова, но звуки различал слабо и совсем уж собрался обратиться с вопросом к бармену, не появлялась ли тут этакая барби с малиновыми волосами, как сам увидел ее. Блестящее мини-платье похоже было на закрытый купальник больше, чем на платье, он платье-то и увидел сначала, а потом уж разглядел кудрявую гриву над ним, обрамляющую накрашенное лицо – и остолбенел. Рыжая была сопровождаема высоким интересным парнем, тот обнимал ее за талию, и они ворковали, как голубки. Ее глаза искрились, а губы улыбались и шептали что-то. Диск-жокей поставил «медленный танец» и пары пошли танцевать, чтобы в темноте и беспорядочном мелькании светомузыки пообжиматься под благовидным предлогом. Хотя им и до того не требовалось никакого предлога… Рыжая Кари прижалась к своему спутнику, гладила его по спине и продолжала улыбаться. Потом они стали целоваться в танце…

Расталкивая пары, Магнус пробился к ним и за плечо развернул Кари лицом к себе:

– За каким чертом ты остановила меня на улице? Зачем сказала, что сегодня вечером будешь здесь? Ты знала, что я потащусь сюда за тобой? Догадывалась? Тебе нравится издеваться над людьми? Втаптывать в грязь чувства? Видеть других униженными? Все дело в этом, да?!

– Э, э! Парень! – ее спутник выступил вперед, а она выдернула руку. – Ты что, перебрал? В чем дело?

– Да ни в чем! – закричал он. – Я задал вопрос моей однокласснице, пусть ответит! За ней небольшой должок. Ну, так что же?!

– Эй, приятель, успокойся! – на них оглядывались другие танцующие, а крепкие ребята у стены вытягивали шеи и готовы были вмешаться в разговор. – Не нарушай порядок в общественном месте!

Тогда он посмотрел на парня и обратился уже к нему:

– Ты давно с ней знаком? С полчаса будет? Подозреваю, что она сняла тебя совсем недавно, нет?

– Сняла?! Думай, что говоришь! Мы встречаемся уже пол-года!

– Пол-года? И она до сих пор не вытерла об тебя ноги? Или ты сам вытираешь об нее ноги? А ты что молчишь? – обратился он опять к ней. – Онемела? За каким чертом, я тебя спрашиваю, было заигрывать со мной на улице?! Чтоб опять выставить на посмешище – на этот раз перед новыми зрителями?! Будешь отвечать?!

К ним уже приближались смотрители порядка, а танцевавшие перестали танцевать и во все глаза пялились ни них троих, привлеченные бесплатным спектаклем. Мордобоем не пахло, но забавно было.

Рыжая Кари вдруг тихо засмеялась:

– Ты изменился, Музыкант. В школе был тихоня, а теперь вон как разговорился! Может быть, ты еще и драться научился?

– Может быть! Показать?

На плечо ему легла тяжелая ладонь, он дернулся и ладонь сбросил, но она легла снова, на этот раз сжав плечо железными тисками:

– Какие проблемы, молодой человек? В чем суть конфликта?

Он посмотрел в крепкие лица охранников. Не испугался – очнулся:

– В наивности и потере самоконтроля.

– Бывает, – согласился один из охранников. – А теперь сам уйдешь или помочь?

– Сам…

Он развернулся и пошел к выходу. Охранники шли за ним. В дверях он остановился и обратился к одному из них:

– Извините, не могли бы вы вызвать мне такси? А то… не знаю…

– Нет проблем, только перестань орать.

– Что?

– Чего ты кричишь до сих пор? Сейчас поедешь домой или куда хочешь, успокойся!

– Я кричу?

– В ушах звенит!

Магнус прислонился плечом к стене и схватился руками за голову:

– Я оглох… Я от такого грохота глохну…

– Чего тогда пришел?.. Ладно, пойдем, я тебя посажу в такси, тут стоянка-то вот, у дверей… И найди себе другую девку, не видишь, что ли, что она за?..

Он приехал в квартиру родителей, разбудив их и напугав свои появлением, так как накануне сказал, что будет ночевать в Старом Доме. Заснуть не смог. Не то что бы он думал о Кари, нет, просто в голове была пустота, а в глазах – пружины: сколько ни пытался закрыть их, не получалось – они открывались сами собой. Наутро в голове все еще звенело и слышал он плохо. Экзамен по вокалу он провалил. Он просто даже не раскрыл рта – махнул рукой и вышел из аудитории.

Дома, в своей комнате, он бросился на кровать лицом вниз и накрыл голову подушкой. К такого рода поражению он не был готов, он никогда не думал, что такое может приключится с ним – не справиться с музыкальным заданием! Зы три года занятий пением он не пропустил ни одного урока, ни разу даже не схватил насморка или ларингита, а теперь, в такой важный момент! И из-за чего?! Рыжую Кари он ненавидел…

Услышал, как открылась входная дверь и вошла вернувшаяся с работы мать – он всегда узнавал ее по шагам, как бы тихо она ни двигалась, может быть, именно по этой бесшумности походки, по тому, что она никогда не разговаривала сама с собой и не напевала вслух…

Увидев его туфли у двери, мать поняла, что он дома. А поскольку он не вышел навстречу порадовать ее хорошо сданным экзаменом, она догадалась, что дело плохо. Он слышал, как открылась дверь его комнаты, как мать постояла на пороге, потом молча подошла и села рядом на край кровати. Он чувствовал ее растерянность, как свою, чувствовал, что она хочет погладить его по голове и страстно жаждал как того, чтобы она это сделала, так и противоположного – чтобы не вздумала! Он боялся, что от ее прикосновения зарыдает, как ребенок. И хотелось зарыдать! И уткнуться шмыгающим носом маме в колени…

– Ну, сынок, – услышал он наконец ее шепот. – Ты еще так молод. Это же был просто срыв, авария… На следующий год ты обязательно поступишь!..

Одним прыжком он сел на кровати и посмотрел на мать: в ее глазах было столько страдания и сопереживания, сколько он не видел от нее за всю свою жизнь. Ему стало жаль ее.

– Ты понимаешь ли, в чем проблема? – зашептал он, боясь опять сорваться на крик. – Эта рыжая стерва… с самого начала… меня стали преследовать неудачи! Она отняла у меня мой успех!

– О чем ты, милый?

– Да ты послушай! Я знаю теперь, она положила на меня глаз, как только пришла в наш класс. И тогда заболела бабушка. Потом мы вместе сходили к ней в больницу – и бабушка умерла буквально через несколько дней! Потом этот проклятый Новый Год… И я порезал руку – из-за нее!..

– Милый, милый! – зашептала мать, и глаза у нее сделались испуганные. – Ты можешь обвинять эту девушку в чем угодно, но бабушка была больна очень давно! Ее диагноз был установлен за несколько лет до твоего рождения и, стало быть, этой девушки тоже еще не было на свете! Мы узнали о нем поздно, она всегда скрывала от нас… Она прожила с этим диагнозом двадцать лет, держась на самолюбии и силе воли… Это совпадение!

– Да, конечно, – понурился он. – Совпадение. Но как все совпадает: как только появилась она, у меня начались неудачи!

– Милый, жизнь сложна, без неудач не бывает! На следующий год…

– Да, – перебил он мать. – Конечно. На следующий год я поступлю. Если опять не встречу ее накануне. Я и на этот бы поступил!.. Как вообще все по-дурацки вышло! Он потер лицо руками:

– Мне надо найти работу. Нужны деньги. Надо ремонтировать дом. Я буду жить там. Я не могу себе позволить потерять еще один год…

– Это зависит от твоего места жительства?

– Не знаю… – пробормотал он. – Може быть.

Не мог же он начать вдаваться в сложные подробности описания астрального общения, в котором и сам не разбирался, он просто надеялся, что, сделав в доме ремонт, он изгонит оттуда дух Рыжей, а дух бабушки, живущий в доме уже более полувека, поможет ему излечиться от неудач…

Через пару месяцев он сумел устроиться рабочим в супермаркете. Все было бы ничего, он только опасался, что Рыжая может зайти – и утешал себя тем, что, может, она за хлебом и другими продуктами не ходит, такая «проза жизни» не по ней. Катая по залу тележки с коробками, он думал, конечно, в первую очередь о работе. Но во вторую очередь он думал о Рыжей: «Что она за человек? У нее вообще с головой-то в порядке ли? И чем она занимается сейчас, окончив школу? Ведь не только же посещением дискоклубов… Вот еще – загадка для психолога. Хотя для психолога как раз ничего загадочного здесь нет – обычная избалованная вниманием красивая дура… Тогда почему я постоянно думаю о ней? А если она сейчас войдет, и опять скажет, что ей очень жаль и так далее, снова глядя при этом на пуговицу – что я сделаю? Скажу ей, чтоб убиралась? Ох, не знаю…»

– Эй! Ты чего это тут?.. – услышал он удивленно-растерянное. Перед ним стоял его бывший одноклассник Суне, придерживая наполовину заполненную тележку. В тележке, возвышаясь над пакетами и банками, на специальном сиденьи для малышей сидел карапуз лет двух, мусолил шоколадную печенюшку и весь был в этой печенюшке: ручонки, губы, щеки…

– Да вот… – протянул Магнус и кивнул на карапуза. – Это кто?

– Это брат мой сводный. Мать за мясом пошла, я тут… помогаю.

– Что ж он так ухрюкался? Не заругает мать?

– Да ну его! – махнул рукой Суне. – Канючит – зубы, то, се… Ну, я ему рот заткнул…

– Тяжело с отчимом? – участливо спросил Магнул.

– Ничего, нормально. Ты-то что тут делаешь?

– Да вот, – опять понурился Магнус. – Не поступил.

– Как?! – Суне распахнул глаза. – Ты – и не поступил?!

– А, да ладно… Глупо все вышло… – и махнул рукой, давая понять, что лучше было бы сменить тему.

– Ох ну ничего себе! Уж не эта ли сучка опять тебе встретилась? – Суне прикусил губу, а потом махнул рукой. – Знаешь, есть такие люди, вроде нормальные, а встретишь такого – и все наперекосяк идет! Она как раз из таких. Не то чтобы они тебе зла желают, а просто… ну…

– Просто им наплевать на других, – закончил за него фразу Магнус. – Знаю. Я думал, что это я один только так думаю.

Они помолчали. В школе они не были ни друзьями, ни даже приятелями, просто – одноклассники, но поскольку Магнус ни с кем не ссорился вообще никогда, в классе к нему все относились ровно и, несмотря на подшучивания, гордились им – он умел то, чего не умел никто из них, а после того конфликта его и вовсе зауважали. Суне был неплохой парень – с ним можно было нормально разговаривать.

– Слушай… – протянул Суне. – А почему ты сюда устроился?

– А какая разница?

– Слушай… а… а как рука твоя? Зажила?

– Да вроде. Я в пианисты не собирался.

– Погоди, может, тебе лучше где-нибудь по музыкальной части? Играть где-нибудь?

– Где же?

– Хочешь, я поспрашиваю?

– Спасибо тебе, но я не хочу играть в ресторане.

– Не в ресторане. Например, в «Гроте» – чем плохо? Там всякие личности бывают интересные, не шушера какая-нибудь. Вдруг тебя там приметят?..

– Суне, ну, не обижайся… Я должен получить образование. Кто бы меня ни приметил, уровень у меня сейчас еще детский.

Тот подбоченился:

– Ты знаешь, что такое «Грот»?

– Нет.

– Ну вот! Это клуб… не элитный, но около того. Вдруг познакомишься с кем-нибудь!

– Не знаю… У тебя там есть знакомые?

– У отчима есть.

– У вас правда нормальные отношения?

– Да! Так спросить?

– Ну, спроси…

Суне позвонил через неделю и сказал, что управляющий «Грота» готов выслушать претендента. В назначенный день Магнус прибыл за пять минут до указанного времени. Было утро, работали уборщицы. Управляющий с удовлетворением отметил его пунктуальность, попросил что-нибудь сыграть и остался доволен, только спросил, имеется ли у молодого человека темный костюм – заведение вечернее… Магнус ответил, что темного костюма у него нет, но он может купить, если имеет смысл нести эти расходы. Управляющий предложил ему играть по пятницам и субботам вечером – это было подходящее время. Оклад тоже казался привлекательным, особенно теперь, когда была составлена уже смета на ремонт дома – самых необходимых работ…

По вечерам, три дня в неделю, он занимался вокалом со своим прежним преподавателем, который был настолько шокирован непоступлением своего ученика в консерваторию, что хотел даже отказаться брать от него плату за уроки, и пришлось уговорить его на половинную стоимость, потому что брать уроки бесплатно не позволяло самолюбие. Вечерами по пятницам и субботам Магнус играл в «Гроте»: как он сам его назвал – «Претенциозном кабаке для богемы». Костюм он купил довольно дорогой, из тех, что держатся в моде лет десять, и на размер больше – на вырост и «посолиднение», которое начинается после двадцати лет: «Не покупать же мне костюмы каждый год» – объяснял он родителям, переглядывавшимся в недоумении.

Он полностью переселился в Старый Дом, забрав все свои вещи, одежду и книги. В доме заменили кровлю, установили новые водосточные трубы и прочистили каминную трубу. Пришлось еще закупить дров и угля. Жил он практически в одной комнате – в зале, там было теплее всего. Там же стояло и пианино. В соседней комнате он поставил замотанную в пластик детскую ударную установку – ту самую. Он хорошо чувствовал себя один в большом старом доме. В старом квартале, в узкой уличке не шумели автомобили, за стеной не было соседей, на площадке не шуршал лифт и не лаяли выводимые на прогулку собаки. В конце октября, с первыми затяжными дождями, ремонтные работы пришлось остановить до весны. К тому же оказалось, что все это гораздо дороже, чем он расчитывал и, хотя он исправно выплачивал фирме задолженность и фирма не выражала неудовольствия, возможность продолжения ремонта внутренних помещений сделалась достаточно проблематичной. Не говоря уж о том, что в таком случае необходимо находиться дома.

Рождество, проведенное в компании родителей, показалось Магнусу грустным, как никогда: ну, поели вкусно, побеседовали оживленно и как будто весело, посмотрели телевизор. Конечно же, подарили друг другу подарки – как же без подарков на Рождество… Но все это было уже не то, не было той остроты, того трепетного и нетерпеливого ожидания подарков и замирания сердца от шуршания яркой упаковочной бумаги – детство кончилось…