Текст книги "Ведьма"

Автор книги: Елена Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

– Один, – призналась Маргарита и задумалась. – И он удивил меня напряженностью своей интриги и страстностью персонажей. До сих пор считаю, что все латиноамериканские сериалы вместе взятые не достигли его уровня по части роковых тайн и разрывания страстей в клочки.

– Тогда?..

– Тогда… – Маргарита закрыла глаза и покачала головой. – Отвезите меня домой. Юсси, – обратилась она к нему, открыв глаза. – Давайте сначала выдадим замуж фрекен Татьяну, а потом мы с вами встретимся и все обговорим. Я покажу вам еще одно мое произведение, которое я считаю не менее зрелищными, правда, оно не окончено…

На том обменялись телефонами и распрощались до субботы, потому что Юсси, как выяснилось, тоже был приглашен на свадьбу, и Татьяна повезла Маргариту домой, чобы показать ей свое платье, а потом они отправились по магазинам в поисках подходящего наряда для «подруги невесты». Маргарита начала вдруг нервничать, как будто это она выходила замуж, и Татьянино спокойствие удивляло ее. Когда она наконец высказала свое удивление, подруга вздохнула и сказала:

– Знаешь, я тоже это заметила. Наверное, я просто уже так сильно перенервничала по этому поводу в свое время, что теперь волноваться у меня просто нет сил. Еще такие долгие подготовки, церемония по первому разряду… Расписались бы в мэрии, и всех делов… Ну, ладно, осталось немного. Через два дня отстреляюсь и начну жить спокойно. Главное, чтобы все прошло гладко.

– Что мне говорить-то надо? – вздыхала Маргарита. – И на каком языке?

– Послезавтра придет Бернардина, она все расскажет. У нее богатый опыт. Она сама три раза выходила замуж.

– Это кто?

– А та корректорша из издательства, помнишь?

– Всю жизнь не забуду…

Поиск подходящего платья занял два дня, последние аксессуары – перчатки и туфли – нашли в пятницу утром, и решили никуда не ходить больше, сидеть дома, подбирать макияжи, полировать ногти и тренироваться ходить на каблуках. Парикмахер была уже заранее приглашена и должна была приехать в субботу утром. Бернардина курила в открытых дверях балкона и на весь квартал вещала своим баритоном, что должна говорить и делать подруга невесты во время церемонии. Маргарита записывала шведские слова и фразы. Нервозность не проходила.

– Бернардина, – спросила она под вечер. – Почему бы вам не побыть свидетелем?

Та с очень серьезным выражением лица ответила:

– Фрекен Татьяна – молодая красивая женщина. И ее свидетельницей тоже должна быть молодая красивая женщина, как раз такая, как вы. Я никогда не была красивой, а теперь уж перестала быть и молодой. К тому же вы дружите так долго. Кому же еще быть ее подругой на свадьбе, как не действительной подруге?..

* * *

Суне позвонил накануне вечером:

– Музыкант, у тебя есть приличный костюм?

– Есть.

– Хочешь, подвезу тебя завтра? А то будешь маячить там на площади, она тебя издалека разглядит.

– Если не трудно…

– Что ты! Мне интересно, чем все кончится. Кроме того, я ее живьем еще не видел…

В доме впервые за все время его существования работало отопление. Тепло распространялось по комнатам, а камин остался для отопления и романтического украшения исключительно салона, хотя и там установили небольшой электрический радиатор.

В субботу в час дня он был готов к дуэли – ехать к Колдунье требовать объяснений. Суне приехал вовремя, с приглашением, и вскоре они припарковались на боковой улице, поскольку на самой площади мест уже не было. Суне, как шпион, наблюдал за площадью в зеркало заднего вида. Наконец, уже без пяти минут три, объявил:

– Прибыли! Так… Входят в церковь… Давай, иди!..

В церкви Магнус прошел в самый темный угол, когда невеста со свидетельницей еще не дошли до алтаря. Незнакомые люди оглядывались на него, дамы, пожилые и не очень, приветливо улыбались, в их глазах читалось вежливо скрываемое недоумение: «Кто это такой?», а также глубоко затаенное желание скандала, чтоб случилось, как в кино: «Вот сейчас священник скажет: «Кто имеет основания возразить, говорите сейчас или молчите вовек!», и чтобы этот интересный молодой человек… кем он окажется? Кто он такой? Если просто родственник или друг, то почему один? Почему явился в последний момент? И почему нервничает?..»

Он смотрел на отливающие красным вином волосы Колдуньи, почти черные в рассеянном полумраке старинной церкви, сжимал и разжимал пальцы и молился, чтобы та не оказалась обладателем ястребинного зрения, способного различить его в толпе даже в церковном полумраке.

Маргарита с утра опять занервничала, пока собирались, все не находила себе места, а когда приехали на площадь и особенно когда шли уже по проходу к алтарю, и вовсе ударилась в панику:

– Таня, на меня кто-то смотрит!

– Рита, что с тобой? Конечно, смотрит. Все смотрят. На кого же им еще смотреть, как не на нас?

– Нет. Кто-то другой.

– Рита, ну!.. Крепись, самый ответственный момент! Потом выпьешь и все пройдет.

– Ох…

Церемония венчания показалась бесконечной им обеим. Свидетелем со стороны жениха оказался какой-то его родственник, немолодой уже, но достаточно импозантный и, происходи все это годом раньше, Маргарита непременно постаралась бы сделать так, чтобы он смотрел только на нее, тем более, что обручального кольца на его руке на наблюдалось. Он и смотрел на нее во все глаза, и был бы великолепной партией, как выражалась она когда-то, еще совсем недавно, но теперь ее мысли были заняты другим: во-первых, не ошибиться с ответами, не споткнуться и не закашляться, а во-вторых, найдется где-нибудь наконец мужчина, готовый сорваться с места и помчаться искать и спасать ее от нее самой и ее комплексов и страхов?! Пусть он будет не в доспехах, а в костюме, и примчится не на коне, а на автомобиле или самолете, но кто-нибудь когда-нибудь совершит ради нее неразумный, безумный, прекрасный поступок?! Господи Боже, ведь именно этого хочется женщинам всех времен, культур и цивилизаций – чтобы ради них рвались в бой, рисковали жизнью, получали шрамы, чтобы стремились охранить и защитить, и чтобы всегда были рядом в прямом и переносном смысле. А она потом, как волчица, залижет ему раны и, если понадобится, тоже отдаст жизнь за него или встанет с ним «спиной к спине у мачты», это уж кто как… Какая эмансипация, господа, о чем вы? Главный принцип этого столь полемичного до сих пор равноправия, до которого мы с такой гордостью додумались в двадцатом веке, сформулирован был в устной форме тысячи лет назад в славянских былинах о девах-поляницах и зафиксирован письменно в легендах о Нибелунгах: неправда, что сильная женщина не нуждается в мужчине рядом с собой, поскольку она и одна в состоянии управиться со всеми проблемами и ей не требуется защита. Сильная женщина хочет видеть рядом с собой мужчину еще более сильного, чем она сама. Это повышает требования, поднимает планку. А количество силы в мире, видимо, постоянно и, чем сильнее становится женщина, тем слабее становится мужчина – это камень в огород так называемых развитых цивилизаций. «Господи, – вздыхала она про себя. – Ярл, ну, сделай что-нибудь! Не окажись, как все! Не прямо сейчас, сейчас пусть Танька спокойно выйдет замуж, а через… полчаса или час – появись, как джин из бутылки…»

Молодожены шли по коридору к выходу впереди гостей, и Магнус испытал острое желания забиться под скамью: «Если она повернет голову в мою сторону, всему конец. Она увидит меня и сбежит. Венчание закончено, она больше не нужна…»

Суне выскочил из-за створки распахнутой двери церкви и схватил его за руку:

– Хватит светиться! Поехали!.. – и в машине уже спросил, – Ну, это она?

– Она… – Магнус смотрел в одну точку.

Суне вздохнул:

– Отважный ты парень, Музыкант… – и повторил слова, произнесенные раньше: – Я бы не решился.

Тот вздрогнул, словно очнулся от дремы:

– Почему?

– Она же ведьма! Хотя… вошла же в церковь, и крест на нее не упал…

– Суне, ты что городишь? – вздохнул Магнус. – Ты же современный человек, программист, гений компьютерного шпионажа…

Они ехали вслед за кортежем автомобилей по направлению к банкетному залу на окраине города. Суне благодушно хохотнул в ответ на комплимент и опять состроил гримасу, объясняя, что пошутил, но успокоиться не смог:

– Таких, как она, инквизиция сжигала на кострах.

– В Швеции не жгли костров.

– Да, точно, – вспомнил тот историю родной страны. – Но все равно она… Ну, тебе лучше знать… Знаешь, что я вдруг вспомнил? Странно, почему именно сейчас… – Суне прикусил язык, решив, что не стоит говорить об этом, тем более, что все давно уж кончилось и вообще не стоит напоминать, а то от Музыканта никогда не знаешь, какой реакции ждать. Вроде он так погружен в свои мысли, что не слышит… хорошо бы…

– Что ты вспомнил?

– Да так…

– Суне, не будь ребенком. Замахнулся – так бей.

– Ладно. Помнишь, у нас в классе училась такая рыжая, Кари ее звали, кажется. Недолго, у тебя еще неприятности были из-за нее…

– И что? – неприятный холод пробежал по спине.

– Этим летом… Короче, разбилась сама и еще две машины разбила на трассе. Слава богу, что хоть не помер никто. Почти там же, где ты тогда влетел. В тех машинах дети были. Ну, сейчас-то уж выздоровели все. Ко мне следователь приходил, спрашивал, помню ли ее, какой она мне казалась, не замечал ли странностей в ее поведении. Чего я там замечал?.. Так знаешь что? В психушку ее определили, бессрочно. Мания величия: чтоб из-за нее жизни лишались. Ну, такая любовь на всю жизнь до гробовой доски, только всю жизнь долго ждать, так чтоб побыстрее поклонники управлялись… Ну, а время шло, а никто не стрелялся из-за нее, не топился, не вешался, патология усугублялась… Куда уж она тогда неслась, так и не выяснили, за кем-то или от кого-то. А сама она головой как стукнулась тогда, так несет с тех пор такое, что только психологи разбираются. Перспективы слабые. Не знаю, почему это сейчас вспомнил…

«Зато я знаю…»

– Когда это случилось? День, число?

– Точно не помню, двадцать какого-то июля.

«Точно. Двадцать третье июля, вечер в Париже, набережная Сены, «Я снимаю с вас эту порчу»… И не приставать к судьбе с требованием дополнительных гарантий… Случайное совпадение? Ах, Колдунья, справлюсь ли я с тобой?..»

– Наверняка у нее это с детства тянулось.

– Скорее всего. В любом случае, это многое объясняет. Но как неприятно, черт побери… Ну, почти приехали. Подождем, когда все войдут и рассредоточатся. Принеси мне потом кусок торта.

– Как я его тебе принесу?

– Шучу. Я сладкое не ем. Слушай, тебя ждать? Или лучше знаешь что, здесь стоянка охраняемая, так что я оставлю ключи в машине, вот здесь, под чехлом, и будет у тебя свой транспорт, только не лезь на автостраду на бешенной скорости, ладно?

– А ты?

– Я вызову такси. А ты хватай ее в охапку и в машину. Если она пишет про рыцарей и прочих героев, то именно такого поведения ждет от мужчины. Конечно, надо постараться угадать ее желание и не ошибиться с оценкой сопротивления – настоящее оно или игра. Ну, иди. Стой, погоди. У тебя слишком официальный вид. Галстук ослабь и воротник расстегни… вот, другое дело, а то как дипломат на переговорах о прекращении огня. Все, теперь иди. Я скрещу за тебя пальцы.

В банкетном зале проголодавшиеся гости что-то активно ели, держа тарелки в руках, поскольку угощение было организовано по принципу «шведского стола». Было похоже на кадры из фильмов о высшем свете. Официанты разносили фужеры на подносах. Пришлось взять один. «Интересно, это правда мы придумали «шведский стол» или кто-то другой?.. О какой ерунде я думаю… Выпить немного? Что это я взял? Шампанское… Лучше не надо. И если потом придется вести машину… то куда я ее поведу?!.. Что вообще говорить?!.. У этой ее подруги глаза тоже непростые. В чем-то они даже похожи…»

Через некоторое время в зале произошло всеобщее шевеление, оркестр сделал паузу и заиграл другую музыку, под которую можно было не только есть, но и танцевать. Магнус избавился от бокала и начал продвигаться в ту сторону зала, где виднелась Колдунья рядом со своей подругой и ее мужем.

«Вот, даже Суне назвал ее ведьмой…»

Кто-то смеющийся подошел и пригласил на танец Татьяну, следуя традиции свадеб: непременно потанцевать с невестой. Откуда-то возникла страшноватая, но при этом странным образом симпатичная немолодая костлявая леди, завела разговор с Маргаритой, и выражение лица у леди сразу же сделалось озабоченным. С таким выражением лица спрашивают: «Что с вами, милочка? Вам плохо?» Подошел свидетель жениха, все перебросились несколькими словами, и он пригласил Маргариту на танец. Костлявая леди увела молодого мужа. Магнус вздрогнул, когла Маргарита повернулась в его сторону: она улыбалась яркими безупречными губами, а в глазах застыло странное выражение, словно она пыталась разглядеть что-то вдали, но даль эта – не в дали, а тут же, на расстоянии вытянутой руки – Зазеркалье… Она не увидела его. Похоже было на то, что она вообще ничего не видит. Окестр играл медленный фокстрот.

«Все!» – Магнус облизнул пересохшие губы и шагнул вперед, оказавшись прямо за ее спиной, лицом к лицу к ее партнеру.

– Извините, – громко сказал он, стараясь говорить так, чтобы тому не пришло в голову возразить. – Разрешите?..

Тот замешкался на долю секунды, Магнус не намеревался ждать и протянул руку, чтобы взять руку дамы. Ее партнер улыбнулся с напряженным пониманием:

– Разумеется. Если Рета не возражает…

«Вот как? Пока я обращаюсь к ней на «вы», ты уже осмеливаешься называть ее Рета?..»

Маргарита, не задумываясь, повернулась к другому, пригласившему ее, едва успев уловить знакомый запах дорогого одеколона и не решаясь узнать голос. Где и когда прежде она слышала этот голос в сочетании именно с этим запахом, она поняла, когда взглянула в лицо нового партнера, перехватившего ее в танце.

Столько изящных, виньеточных описаний романтических стрессов, волнений, сердцебиений, переживаний, головокружений и слабостей насочиняла она в своих романах, а вот, как выяснялось, до сих ор не имела собственного опыта того, что такое «слабость в ногах» и «туман в глазах». Как отхлынула от лица кровь, она не почувствовала, потому что это невозможно почувствовать, но как зазвенело в голове и потемнело в глазах, почувствовала очень хорошо. Ноги продолжали двигаться по инерции и как будто сами по себе. Инерция скоро исчерпала бы себя и тогда ноги отказались бы слушаться…

«Вот так и падали в обморок затянутые в корсеты нежные барышни… Но я не затянута в корсет… И я не нежная барышня… Я не упаду. Но все-таки хорошо, что он так уверенно двигается и что не имеет погон или эполет на плечах, можно повиснуть…»

– Что с вами? Маргарета, вам плохо? Вывести вас на террасу?

– Да… Пожалуй…

На счастье, фокстрот кончился. Татьяна, ее муж, Бернардина и свидетель, у которого столь неожиданно прямо в танце увели необыкновенную, потрясающую женщину, собрались вместе и наблюдали теперь, как незнакомый ни одному из них рыцарь уводит Маргариту на террасу.

– Кто этот импозантный нахал? – спросил обиженный свидетель. – Он что, не мог подождать до следующего танца?

Бернардина щелкнула пальцами, подзывая официанта.

– Не обессудьте, сударь мой, – воззвала она баритоном. – Но жизненный опыт подсказывает мне, что вам здесь делать нечего. – и глаза немолодой леди заволоклись нежной поволокой. – Он примчался черт знает откуда. Она ждала его со вчерашнего вечера и всю жизнь…

– Откуда вы можете знать?

– Я не знаю. Я чувствую это. Надо запретить выходить на террасу! Им нужно объясниться. Йорган, – повернулась она к молодому мужу. – Запретите людям выходить на террасу!

– Как я могу запретить?! – пожал тот плечами, улыбаясь.

– Тогда пусть хотя бы туда не суется никто из нас!..

На террасе было прохладно, несмотря на изумительный и тихий солнечный день, но солнце уже пряталось за кронами какого-то лесного массива, и все-таки была осень, вторая половина октября…

Вдоль наружных стен были расставлены банкетки, на одну из них Магнус усадил Колдунью, а другую, громыхая на всю террасу, притащил, поставил напротив и уселся сам. Маргарита пыталась привести сердцебиение в норму. Если бы кто-нибудь когда-нибудь сказал ей, что в подобной ситуации она сможет почувствовать себя таким образом, она рассмеялась бы ему в лицо, не поверив в возможность ни ситуации, ни самочувствия… Варяг, ярл из недосмотренного сна сидел напротив, отрезав ей путь к бегству.

– Ну вот, – сказал ярл. – Теперь ты не убежишь. Мы можем перейти на ты?

– Да.

– Хочешь что-нибудь выпить?

– Да.

– Подождем, пока официант придет сюда. Я больше не отойду от тебя. Если ты заявишь, что тебе нужно в дамскую комнату, я пойду с тобой. Чтобы ты не сбежала через окно.

– Да, – прошептала Маргарита, не отдавая себе отчета в том, что отвечает на те его вопросы, которые он еще не задал и что готова отвечать «да» на любой вопрос.

– Что «да»? – удивился Магнус.

– Да, – ответила она снова, зажмурилась и прошептала, повторяя его слова: – Я пойду с тобой…

«Я никуда еще не звал тебя…» отразилось в его глазах столь очевидно, что Маргарита начала приходить в себя. Последних своих слов она не слышала, но предположила, что с языка что-то такое, что теперь трудно будет исправить. Положение спас официант, принесший на подносе что-то пузырящееся в высоких бокалах. Маргарита посмотрела на него и спросила, нет ли у них какого-нибудь теплого ликера типа Амаретто.

– Амаретто есть в баре… – растерялся официант.

– Так будьте любезны, принесите даме, – попросил его Магнус. – А пока оставьте это здесь. Да, прямо на полу, весь поднос. Спасибо…

От холодного шампанского Маргарита окончательно пришла в себя, но начала дрожать, понимая, что дрожит не от холода. Магнус встал, снял пиджак и набросил ей на плечи.

– Замерзнешь… – прошептала она, глядя снизу вверх.

– Не замерзну. Кто из нас будет говорить первым?

– Ты… Мы будем вести диалог.

– Да? Ну, попробуем…

«Что пробовать?! – хотелось закричать. – Мы взрослые люди, что нам обоим еще не ясно?! Давай, вставай, бери меня на руки, неси в машину и вези к себе домой! Разве не видишь, что я уже созрела и перезрела? Конечно, несмотря на значительную потерю килограммов я все еще немало вешу, но ты тоже парень не мелкий…» Она закрыла и открыла глаза. Он сидел напротив и молчал.

– Ты ждешь, чтобы я заговорила первой? Прости, я не знаю, что сказать. Я уже говорила тебе, что боюсь…

– Да, помню. Чего?

– Не знаю… Или знаю?.. Ты не понимаешь разве, что все очень сложно?

– Нет. Я не понимаю, что именно сложно. Насколько я знаю, правда, с твоих же слов, ты свободная женщина и даже отец твоего ребенка не имеет прав на твою дочь и вы можете ехать куда угодно и когда угодно. Экономические затруднения также не являются проблемой для тебя. По крайней мере, с тех пор, как ты издала в Швеции твою первую книгу. Вот эту… – жестом фокусника он извлек из нагрудного кармана свернутый вчетверо листок и одной рукой развернул перед ней полученную по и-мэйлу обложку «Рыцаря». – А недавно, если не ошибаюсь, вышли вторая и третья.

Маргарита вскинула на него растерянные и испуганные глаза:

– Откуда?..

– У меня тоже есть друзья в Швеции. Или ты думала, что я не стану тебя искать? Или, что не сумею найти?

– Да. Я была уверена, что не будешь и не сумеешь.

– Извини, если разочаровал.

– Нет…

– Что – «нет»?

– Не разочаровал. Со мной трудно разговаривать?

– Немного, – улыбнулся он. – Так что тебя пугает? Я?

Маргарита зажмурилась снова:

– В известной степени – да…

– Господи, чем?!

– Ты… – и мир опять поплыл куда-то, теряя четкость форм и яркость цвета. – Ты слишком хорош… для меня…

– Что?.. – он наклонился ближе в попытке заглянуть ей в глаза. – Маргарета, ты хорошо себя чувствуешь?

– Нет…

– Я вижу. Знаешь-ка что? Давай куда-нибудь поедем. Ты прогуляешься по воздуху и тебе станет лучше.

– Не могу…

– Почему? Что опять?..

– Идти не могу. Ноги не держат…

– Хочешь, я тебя понесу?

«Да! – хотелось крикнуть. – Хочу!! Хочу!!! Вот это было бы зрелище! Нам, вернее, тебе, аплодировали бы стоя и салютовали выстрелами шампанского! Меня никогда еще не носили на руках! Мне тридцать лет, а никто никогда еще не брал меня на руки! Это же ужасно – дожить до излета молодости, не испытав, как это бывает, и вообще многого не испытав еще, несмотря на то, что все мои любовники были старше и много опытнее меня, а вот…», но вместо этого сказала:

– Не надо. Или… потом. Дай руку…

Суне провел в машине минул двадцать. За это время он успел посозерцать гостей и огни, поразмышлять, не особо напрягаясь, над прихотями судьбы, вздремнуть и проголодаться.

– Этот Музыкант совсем там разум потерял, а про меня и не вспомнил ни разу… Ладно, пойду. Как там у него дела, интересно бы знать?..

Он выбрался из машины и вошел бар, заказал бутерброды и пиво и направился в угол с намерением почитать газету, а потом вызвать такси. Банкетный зал он наблюдал через стекло, отделявшее бар от террасы, но ни Магнуса, ни его дамы не видел. На террасе кто-то топтался, освежаясь, но то были не они. Их он увидел, когда они входили в двери зала с террасы, и застыл с куском за щекой. Выражения лиц у обоих были странными. Музыкант вел Колдунью под руку, и хотя помада с ее губ еще не была стерта, в общих чертах все было ясно. «Какого черта я жую тут бутерброды?! – сказал он себе. – Скажу, что потерял приглашение! Она же меня знает! Музыкант, за твой успех я выпью тут весь алкоголь и съем всю икру! И даже торт съем! Тоже весь… Сколько достанется…» Он проглотил кусок, расплатился с барменом и решительно направился к дверям зала. Охраны никакой не было видно. Метрдотель открыл было рот, чтобы напомнить запоздавшему гостю о необходимости показать приглашение, но Суне, быстро поздоровавшись, опередил его, попросив позвать невесту, чтобы та замолвила за него слово. К счастью, Татьяна увидела его издалека и поспешила навстречу.

– Фрекен Татьяна, – закричал он, размахивая руками. – То есть, извините, фрау… Извините, я потерял приглашение.

– Что же вы не пришли раньше? – его сразу же пропустили, Татьяна представила его мужу и Бернардине и повела столу. – Еще бы немного, и ничего не осталось бы. Хорошо, что торт еще не начинали…

– Ничего, – успокаивал их Суне. – Тут еще всего много…

– Знаете, свидетелем была моя подруга, автор того самого романа, на котором вы опробовали новую программу. Я хотела ее вам представить. Она очень интересный человек… – «Уж это точно – интересный», – вздыхал про себя Суне. – «Бедный Музыкант всегда был со странностями, а теперь и вовсе того…», но кивал и делал гримасы вежливого удивления и восхищения, старательно притворяясь, что ничего этого не знает. – Только вот она куда-то запропастилась… Ой!.. Вот она… они.

Магнус вел Маргариту через зал, поскольку другого пути с террасы к автостоянке не было, и молился, чтобы Суне не заснул в машине, а то неловко получится… Народ расступался перед ними, словно они шли по ковровой дорожке к подиуму для вручения награды.

– Ромашка…. – прошептала Татьяна едва слышно по-русски. – Приз – в студию!..

Всех представили друг другу, все пожали друг другу руки, Магнуса представила Маргарита, поскольку его, следовало предположить, никто здесь не знал.

– Мы… – она сделала неопределенный жест рукой. – Прогуляемся… по ночному городу… Если никто не возражает.

Никто не возражал. Бернардина с загадочным выражением лица кивала головой. Когда они скрылись из виду, она сказала:

– Им надо заняться не гулянием по ночному городу, а совсем другим делом. А сначала найти один из этих автоматов…

– Бернардина!

– А что? – пожала та плечами. – В чем я не права, скажите, пожалуйста? Аптеки уже закрыты…

– Бернардина, вы неотразимы, – покачала головой Татьяна и вдруг поняла, что влюблена в своего мужа.

– Знаете что? – задумчиво протянул Суне. – Признаюсь, я не терял приглашения. Я его отдал. Ему.

И кивнул вслед Магнусу.

– Вы напрасно усложнили процесс, – вздохнула Татьяна. – Могли рассказать мне, я дала бы вам еще одно.

– Уже не успевал, – оправдывался тот. – Кроме того, у них, насколько я понимаю, достаточно сложно развиваются отношения и было важно застать вашу подругу так, чтобы она не смогла сбежать…

– Уж не о нем ли она рассказывала мне в мае? – спросила Татьяна у самой себя, поскольку никто из присутствующих не смог бы ответить ей на этот вопрос. – Суне, этот ваш друг, он кто? Он каким-нибудь образом связан с театром?

– Он поет в опере, – Суне чувствовал себя попавшим в эпицентр урагана. – Последние два года он прожил в Италии, а сейчас у него контракт с Ла-Скала.

Йорган и его свидетель одновременно присвистнули и переглянулись.

– Торт привезли, – возвестила Бернардина, сохраняя загадочность сфинкса. – Идемте. И скрестим за них пальцы…

– Тогда скрещивайте вы, – вздохнул Суне. – У меня уже руки затекли…

Метрдотель догнал их возле машины и вручил Маргарите ее длинное пальто. Магнус нашел ключи, оставленные, как и договаривались, под чехлом сиденья, и они поехали в ночь. Маргарита куталась в пальто, ноги в легких туфлях начинали замерзать. «Чего, собственно, я впала в истерику? – вопрошала она себя и не находила ответа. – Ведь я же именно об этом и мечтала! Чтобы он захотел и сумел найти меня, чтобы взял и приехал, и чтобы сказал: «Поехали отсюда!» Куда? Да куда же еще, Господи?! Я же этого хотела! Так в чем же дело?! Значит, судьба! Не я ли совсем недавно так мудро рассуждала на тему, что все предначертано? Вот, значит, это и предначертано нам – быть вместе! Мы плохо друг друга знаем? А кого из прежних хахалей я знала хорошо? Никто никого хорошо не знает. Люди дружат или живут вместе всю жизнь, а потом обнаруживают, что рядом – незнакомый человек. Какие проблемы? Он прав – нет никаких преград, и мы ничего не должны друг другу, никто никому ничем не будет обязан, я не ждала его годами и не отвоевывала в трудной борьбе у другой бабы или у его же равнодушия и лени, и он не вытягивал меня из нищеты, как принц золушку. От нервного срыва, пожалуй, все же спас. Ну, спасибо. Но я ему тогда в Париже тоже достаточно наговорила приятной ерунды. Так что мы квиты… Так что поехали к тебе домой!..» – и сказала:

– Мы можем немного пройтись по старому городу?

– Конечно. Где именно?

– Не знаю. Все равно. Недолго…

– Все, что хочешь…

«Как это здорово – общаться друг с другом по принципу «Как ты хочешь»!.. Правда, может оказаться трудно договориться… Неважно… Пусть это не продлится долго, но должна быть в жизни сказка хоть один раз, хоть недолго, сказка не может длиться долго, но пусть она будет, а потом я постригусь в монахини… В переносном смысле, разумеется, но никого не будет после тебя, ярл, никого до конца моих дней, чтоб мне сдохнуть, и я не покончу самоубийством только потому, что есть Санька, а если бы ее не было, я не захотела бы жить, если жить не с тобой… Хотя я тебя не знаю… И наплевать! Сейчас узнаю!.. И знать тут нечего – ты сделал то, что я от тебя ждала, так что давай останови машину так, чтобы недалеко оставалось до твоего жилья, и пройдемся минут пять, чтобы немножко замерзнуть, а потом ты меня согреешь. Мы согреем друг друга… Господи, надо же быть такой дурой…»

– Вот набережная, – услышала она его голос. – Это Гамла Стан, старый город. Это квартал семнадцатого века. Здесь можно оставить машину и немного пройтись.

Влажный холодный воздух напоен был морским запахом йода, водорослей и мазута. Свет фонарей дробился в темно-зеленой воде, тихо плескавшей в гранит набережной. Прогулочные пароходики дремали у причалов, редкие автомобили проезжали с виноватым видом, словно испрашивали прощения за нарушение уединения. Крутые скаты красных черепичных крыш старых трех– и четырехэтажных домов тоже отражались в воде залива. Остроконечные готические башни тянулись в серо-синее, не черное северное небо, и звезды выглядывали из-за наползавших облаков – яркие, но небольшие, не такие нахально-крупные, как в Италии…

«Замерзнет ведь», – подумала Маргарита. – «Сейчас скажу, что можно повернуть обратно к машине…»

– Пойдем по той улице, – предложил он. – Сделаем круг вокруг квартала и вернемся к машине.

– Да…

Она держала его под руку – не наоборот. Это было непривычно и приятно. Через несколько минут, на узком тротуаре неширокой старой улицы, где неправдоподобно чистые и свежеокрашенные двухэтажные дома чередовались с одноэтажными, он высвободил локоть, взял ее за руку и остановился напротив:

– Замерзла?

– Нет… Не очень. А ты?..

– Вот мой дом.

– Что?

– Вот мой дом. Вот этот, – и показал в сторону одноэтажного строения, будто сошедшего с картинки из книжки сказок Андерсена.

– Шутишь?

– Нет. Приглашаю.

– Да… – «Ты знал, куда ехал. Ты все продумал…» – Я почему-то думала, что у тебя современная квартира… Он внутри такой же, как снаружи?

– Почти.

Когда они вошли и Магнус включил свет, она тихо ахнула:.

– Сколько этому всему лет?

– Немногим более ста.

– Здесь все так и осталось, как было тогда? Когда последний раз здесь что-то меняли?

– Два дня назад. Я решил поставить электрорадиаторы.

– Но ведь электричество дорого?

– Ничего. Кроме того, вряд ли в ближайшие годы мне доведется зимовать в Швеции. Ты можешь снять пальто, – сказал он тихо, не сводя с нее глаз. – Здесь тепло.

– Я… немного подожду, ладно? А камин настоящий?

– Конечно.

Дрова были приготовлены с утра. Оставалось чиркнуть спичкой, и он так и сделал. Сухое дерево быстро разгоралось, потрескивая. Живой огонь призван был создать другую атмосферу…

Оглядывая салон, достаточно большой, чтобы в нем могла бы поместиться вся ее квартира, Маргарита направилась к камину, поддаваясь магии живого огня, но не дошла, остановившись перед старым черно-белым фотопортретом на стене, и портрет этот показался ей почему-то знакомым, словно она где-то видела молодых мужчину и женщину, запечатленных на нем. Внизу на раме в окруженном старомодными виньетками окошечке было что-то написано, она опустила взгляд и, немея от удивления, прочитала русские с ятями и ижицами слова: «Григорий Александрович Туманов и супруга его Екатерина Ивановна, Гельсингфорс, 1907 г.» Теперь стало понятно, почему люди на портрете показались знакомыми: мужчина был в форме русского морского офицера образца начала двадцатого века. Маргарита обернулась к Магнусу, с еще большим удивлением различая в его лице неброскую схожесть с этим офицером:

– Это кто? – пролепетала она, не зная, что оказалась первой за много лет, обратившей внимание на портрет, и опять переставая ощущать пол под ногами.

– Это мой прадед.

– У тебя… русские корни?

– Да.

– Ты не говорил!

– Я не счел уместным. В этом нет моих личных заслуг. Что это меняло бы?

– Наверное, ничего… Но это… многое объясняет… Потрясающе!

С трудом оторвавшись от изучения портрета, она разглядела под ним композицию в китайском стиле, похожую на те, что недавно появились в универмаге ее города: продуманное до мелочей якобы хаотическое нагромождение некрупных камней с искусственными крохотными деревьями между ними, с вершины течет бесшумный ручеек настоящей воды, собираясь внизу в миниатюрное озерцо, а на горке прилепилась маленькая красная пагода. Но, в отличие от тех композиций из универмага, этот предмет был несомненно древним. Во всяком случае, достаточно старым, чтобы предположить его покупку в одном из недешевых антикварных магазинах.