355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Елена Волкова » Ведьма » Текст книги (страница 4)
Ведьма
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 14:22

Текст книги "Ведьма"


Автор книги: Елена Волкова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

* * *

Широкая тропа, обнаруженная Маргаритой по другую сторону ручейка, становилась все заметнее, ровнее и утоптанней. «Ну вот, наконец-то! Ясно же, по такой тропинке ходят люди, и ходят часто: вон какая она – ровная дорожка!.. Наверняка выведет на дорогу или хотя бы на проселок… А потом в какую сторону? Ну, ладно, выйду к какой-нибудь деревне, а там спрошу. Наверное, еще не очень поздно…»

Было уже темно – настоящая ночь. Где-то ухала сова и Маргарита прислушивалась, сжимая в руке зажигалку, не слышится ли волчий вой. Но не слышала ничего, кроме уханья совы и собственного дыхания и шагов, шуршания по сухой хвое. Она шла уже довольно долго, начинала уставать и старалась не бояться, но вспомнились слова: «Там-то уж ни дорог, ни поселков, заблудишься в две минуты, и тропинки такие, что и не разглядишь…»

– Ну вот же – нормальная тропа, – шептала она себе. – Как же так могло получиться? Не может быть, чтобы я перешла шоссе! Мистика какая-то!..»

Вдруг тропа расширилась, под ногами зашелестела трава, в лицо дунул ветер и пахнуло открытым пространством и Маргарита увидела, что вышла то ли на луг, то ли на очень большую поляну. Над головой виднелось небо – серо-синее, в рваных тяжелых облаках, и на фоне его тусклой синевы проступал неровный черный контур верхушек сосен. Пространство казалось настолько большим, что она даже начала искать глазами огни города, надеясь, что вышла на те самые луга, что спускаются к Днепру. Но немного света оставалось только в высоте, по сторонам же темнота была непроглядной. Маргарита сделала еще шаг, под ногой чавкнула жижа и она испугалась: «Болото?! Кранты!!» Сыростью не пахло, но… ничего, ничего абсолюто не было видно – точно: хоть глаз коли…

Свет зажегся так внезапно и близко, что она вздрогнула. Горячий желтый свет пробивался сквозь шторки в цветочек и освещал некрашенные покосившиеся ставенки. «Деревня… Наконец-то! Я вышла к какому-то поселку! Какие-ни есть, а все же люди, не бросят городскую дуреху не произвол судьбы…»

Раздался скрип несмазанных дверных петель и звонкий лай – похоже, собачка была маленькая. Из открытой двери упала полоса такого же горячего желтого света, но дверь эта располагалась с другой стены дома, и этой открытой двери Маргарита не видела, а видела только крылечко в три ступеньки, и на эти ступеньки легла бесформенная тень открывшего дверь, а собачка – действительно маленькая – закрутилась возле ног хозяина, потявкивая.

– Кто-й то там? – раздался скрипучий старческий голос, непонятно – мужской или женский.

– Извините, – закричала Маргарита. – Я заблудилась! Я городская, ничего здесь не понимаю…

– Не голоси, я, поди, не глухая, – заворчал голос. – Ясно, что городская, ни один деревенский дурак в такую глухомань не забредет… Ну, заходи, городская, не через ночь же нам говорить…

– А собачка ваша?..

– Не тронет собачка, не боись…

Подойдя ближе, Маргарита разглядела жилище: это был один из тех домишек, что еще догнивают кое-где среди русских северных лесов – бревенчатый сруб, высокая крыша с поломанным резным коньком и когда-то расписные ставенки. Доживают в таких домиках древние старики, на ремонт у них нет ни денег, ни сил, да и сами они часто не понимают уже, где они и отчего так задержались на этом свете…

«Ну и избушка! Куринных ножек не хватает!» – думала Маргарита, подходя к двери, потому что домик и правда был таким, каким в детских книжках изображают избушку на курьих ножках.

На крылечке, придерживая открытую дверь, стояла невысокого роста старушка, ничуть не похожая на Бабу-Ягу: личико у нее было хоть и морщинистое, а кругленькое и даже румяненькое, носик – маленький и вздернутый, длинные зубы изо рта не торчали и костяной ноги не наблюдалось. Одета старушка была в те непонятные длиннополые одежды, в каких и ходят старушки в таких забытых Богом и людьми деревнях, а голова ее была повязана, по стародавнему русскому обычаю, двумя платками: нижним белым, закрывающим лоб и щеки, и цветным, из-под которого выглядывает контур белого. Правда, цвет в данном случае уже не просматривался и платок казался черным. У ног старушки вертелась рыжая лохматая собачка и весело таращилась на неожиданную гостью, словно говорила: «Во, как славно-то, в кои веки гости к нам…»

– Ну, заходи, заходи, невдаха, – приглашала бабулька, – отдохни маленько…

– Мне бы вернуться побыстрей… – и тут Маргарита почувствовала, как сильно она устала.

– Вернешься-вернешься, – старушка глядела доброжелательно и с сочувствием. – Только обождать надо, а то гляди, темень какая! Как луна выйдет, так и пойдешь.

– Луна? Тучи же, все небо закрыли. Как луна выйдет?

– Выйдет-выйдет, – заулыбалась старушка. – Я уж ее попрошу. А ты заходи. Да не бойся, я тебя не съем. А то говорим ночью под небом – мало ли, кто услышит…

«Есть такие люди – хуже зверей», думала Маргарита, поднимаясь на крылечко и пригибаясь под низкой притолокой двери. – «Странная какая бабулька… Как я устала-то, мама дорогая… Как же я дойду-то? И неизвестно еще, сколько идти. Глухомань, говорит… Так и кто может нас тогда услышать?..»

Избушка – одна квадратная комната без прихожей – снаружи выглядела маленькой, почти игрушечной, этакий покосившийся, почерневший от времени теремок, внутри же оказалась гораздо просторнее, чем можно было предположить. Конечно, не хоромы, но места хватало и для русской печи, хоть и уменьшенных размеров, для столика возле окошка и двух табуретов по сторонам, длинной широкой лавки у одной стены и огромного черного, обитого железом по углам, сундука у стены напротив. Столик покрыт был скатертью из неотбеленного полотна, вышитой красными и черными петухами. Посреди стола пыхтел самовар, пуская из трубы дым, который поднимался к низкому потолку, но не клубился там, а куда-то исчезал – наверное, в потолке были дыры и туда-то и вытягивало дым. На подоконнике горела свеча в глинянном черепке, обтянутом лоскутом тканной золотом церковной парчи – от этого свет и получался красно-желтым, и требовалось совершенно невероятное усилие воли, тобы отвести взгляд от этой светящейся изнутри парчи. Только шторки на маленьком окошке были обыкновенные, какие часто нравятся старушкам – ситец в мелкий цветочек. Несмотря на то, что горела всего одна свечка, и то приглушенная импровизированным абажуром, было светло, и Маргарита разглядела стены, увешанные пучками сушеных трав, ухват возле печи и глинянные горшки там же, деревянные бадейки возле двери и неподвижную сову на выступе печи под потолком. Как и положено сове, птица таращила круглые желтые глаза. «Чучело» – подумала Маргарита. В этот момент сова моргнула и повернула голову, уставясь на вошедшую, словно говоря: «Сама чучело!» Нигде не было видно кровати и Маргарита решила, что бабулька спит на печи: «Ну, тогда она спортсменка – в ее-то немалые годы карабкаться наверх…»

Дверь захлопнулась за спиной, Маргарита посторонилась, чтобы пропустить бабульку вперед, но та уже стояла у стола, сложив руки животе, как это часто делают сельские женщины и, улыбаясь, разглядывала свою гостью:

– Проходи, странница, садись, чайку попьем. Успела ты ко второму самовару, первый-то у меня весь выкипел. Задремала я, не углядела, он и выкипел весь. Вот только нету у меня ничего к чаю-то: пеку теперь редко, гостей-то и не бывает, почитай…

Маргарита села на табурет напротив хозяйки, самовар закипал и от него исходило тепло, от которого клонило в сон. Травы на стенах тоже пахли – каждая по-своему, но гармония запахов получалась необыкновенная и пьянящая, как вино. «Живет бабулька одна, скучно ей, и поговорить не с кем. Теперь заболтает. Надо терпеть…»

Старушка достала откуда-то – Маргарита и не разглядела, откуда – две большие чайные чашки, да какие! Снежно-белый тончайший фарфор расписан был сценами из придворной жизни, кавалерами со шпагами и дамами с веерами – снаружи, и красными и розовыми розами – изнутри. Ручки и волнистые края облиты были тем желтым цветом, какой ни с чем не спутаешь – золото. Так же непонятно откуда появились два таких же блюдца.

– Не из коллекции ли императрицы Екатерины ваши чашечки? – прошептала потрясенная Маргарита.

Старушка крутила чашки в руках, словно это был копеечный фаянс из сельпо и разглядывала их так, будто только что увидела, будто не замечала раньше их роскоши или не подозревала об их музейной ценности:

– Екатерины? Да нет, это я как-то давно очень сторговала у одного коробейника. Уж больно они мне приглянулись. Две штуки…

И она задумалась, словно вспомнила что-то очень давнее и очень важное для нее, и даже как будто погрустнела. Потом вздохнула, поставила чашки на стол:

– А теперь вот для гостей держу. Только редко гости наведываются.

И она стала заваривать чай, бросая щепотки трав прямо в самовар, приподнимая крышку, и что-то при этом приговаривая. Когда она закончила и погладила самовар по медному боку, Маргарита спохватилась: «Откуда же она брала травы? На ней даже нет передника с карманами… Да и бросала она их туда обеими руками, а чем тогда приоткрывала крышку? Ну и бабка! Забавно… И, сдается, там – что угодно, кроме чая. Так что не чай это, строго говоря, а отвар… Чем-то еще напоит?..»

Она стала расстегивать ветровку, потому что становилось жарко, и рука наткнулась на набитые карманы:

– А у меня конфетки есть, хотите? – и высыпала на стол пригоршню карамелек в ярких обертках.

Старушка метнула на нее быстрый испытующй взгляд:

– Карамельки? Это хорошо… – и наклонилась к столу, разглядывая кучку. – Ишь ты, какие красивые теперь бумажки делают…

Собачка у двери закрутилась, подошла к печи и тявкнула. Старушка всплеснула руками:

– Охти! Хорошо, что напомнила! А то и забыла я! У меня ж пирожок есть! Вчерашний, правда, и всего половинка, да он в печи сидел, поди, не усох…

Она взяла деревянную лопату на длинной ручке – такими в русских народных сказках вынимают хлеб из печи – и вытянула из печного зева уже лежащий на блюде «пирожок» размером немного поменьше тележного колеса и вышиной в две ладони, румяный и красивый, как с выставки кондитерского искусства.

– Вот, – и поставила блюдо на стол. Так же, как и чашки, появился нож. Правда, в отличие от чашек, в ноже не было ничего особенного – за исключением того, что и слепой бы разглядел, что этому ножику с кованным лезвием – лет пятьсот. – Вот этот кусочек – с дичью, – она стала нарезать пирог. – Вот этот – с грибами… Вот этот – с малиной.

– Как же вам удается, чтобы вкусы и запахи не смешивались?

– Да как, – пожала плечами старушка. – Научилась. За столько-то лет…

Сахару не было, и хозяйка даже речи не завела о сахаре: мол, кончился, или не употребляет она сахар, или пенсии не хватает – будто и нет такого продукта на свете.

Да и нужды в нем не было: букет травяных, ягодных и бог его знает каких еще ароматов поднимался из чашки, розы едва виднелись сквозь золотисто-пунцовую жидкость, и сахар этот вкус только испортил бы. «Приврала бабка, однако, насчет вчерашности пирожка, где бы он ни сидел, а выпечен он только что…»

– Я никогда ничего вкуснее не пробовала, – призналась Маргарита. – А у меня вот руки из такого места растут, что и не знаю, руки ли это… Ничего не умею стряпать. Сколько раз пыталась, думала, ну, попорчу продукты, зато научусь. Ничего подобного. Барбос доедал, конечно, не выбрасывала. И пробовать перестала…

Старушка тихонько и удивительно мелодично для ее возраста засмеялась:

– Да тебя, видно, некому было научить. Знаю я, как ныне пекут. Разве это выпечка? Да только тебе это и не надобно, стряпать-то. Ты не руками, ты головой работать сподоблена…

Маргарита застыла с чашкой в руке:

– Головой? Да я дура набитая, ничего не умею. Ни головой, ни руками….

– Это ты от отчаяния так думаешь. Неудачи тебя обложили, как охотники волка – флажками. Что, не так?

– Так… – Маргарита поставила чашку на стол. Становилось интересно и страшновато. – «Уж не цыганка-гадалка ли это?.. Ага, цыганка – одна – в глухом лесу? Не смешно… Жизненный опыт, по глазам угадала…» – Так они меня с детства преследуют, неудачи-то.

– Вот-вот, с детства. Ты и запуталась в них, как рыба в тенетах.

– Что же делать? Как старый волк – нырнуть под флажки?

Старушка опять засмеялась тихо:

– Можно и так. В волка, что ныряет под флажки, охотники не стреляют.

Маргарита почувствовала, как пот выступил на спине: «Что за бабка такая? Что это за деревня?»

Тем временем бабулька, снова удивляя свою гостью, вынула откуда-то – наверное, из кармана – деревянную черную трубку и кисет и принялась выгребать из кисета, выскребая его по углам, остатки табака и вздыхать, что табачок закончился, вот и на одну трубочку не наскрести. Маргариту эта трубка почему-то развеселила, хотя бабка была странной, очень странной.

– У меня есть сигареты, – сказала она старушке. – Сигаретный табак подойдет для трубки?

– Подойдет, отчего же не подойдет…

Ловко разломив сигарету, бабулька набила трубку, прикурила от свечи и выпустила облачко дыма, смакуя:

– А ты, значит, тоже покуриваешь?

– Да, вот, – замялась Маргарита. – Жизнь такая… Пыталась бросить, да не получилось…

– А это потому, что на самом деле ты не хотела бросить. Ну, так какая же такая жизнь завела тебя в леса дремучие, в чащобу непроглядную?

Маргарита вздохнула. И рассказала, как приехала к тетке на дачу подлечить душевные раны, собраться с мыслями и попытаться придумать, как жить дальше – да и заблудилась.

– Так ты вон откуда идешь! Далеко… Ну, ничего…

Сова завозилась, захлопала глазищами, распушила перья, хлопнула пару раз крыльями и успокоилась снова. С печи послышалось звонкое «мяу», показались сначала два светящихся зеленых глаза, а затем и обладательница этих глаз – большая черная кошка, спрыгнула на пол, еще раз сказала «Мяу» и прыгнула на колени к Маргарите, мурлыча, свернулась клубком и прикрыла глазищи.

– Эва! – удивилась старушка. – Никогда к незнакомым не шла, это тебе знак добрый.

– Что за знак? – Маргарита гладила кошку и чувствовала, как слипаются глаза.

– Знак добрый, – услышала она шепот. – Прорвешься, как волк за флажки. Будет тебе удача. Только не бойся – за флажки…

Маргарита посмотрела на кошку – та открыла глаза и снова их закрыла, мурлыча при этом так звонко, что мурлыканье ее отдавалось вибрацией в руке. «Удача? Хорошо бы…» Она подняла глаза на старушку, чувствуя, что уже спит, и что глаза у нее открыты только потому. что не успела их закрыть, уснув мгновенно. Пол качнулся, она чуть не упала с табурета, сова опять хлопнула крыльями, а свеча затрещала, рассыпая искры, и на миг перед Маргаритой предстало видение: вместо старушки перед ней сидела за столом розовощекая темнобровая молодица лет двадцати, с зелеными глазами и русой косой, в сарафане и вышитой рубахе, и смеялась беззвучно, скаля ровные белые зубы. Не то что бы она была ослепительно красива, но ни один мужчина – ни безусый юнец, ни зрелый муж – не удержался бы от соблазна хоть попытаться поцеловать ее в румяные сочные губы, даже и ценою жизни, не говоря уже о пощечине, потому что пощечина стала бы наградой – прикосновением руки к щеке, почти лаской…

Маргарита тряхнула головой и наваждение исчезло. Старушка сидела напротив и внимательно смотрела. Трубка в руке ее погасла. На столе не было уже ни чашек из императорского сервиза, ни пирога. Лежали карамельки и пачка сигарет.

– Я, кажется, задремала…

– Ничего. Ну, пойдешь? Луна вышла.

Они вышли на крылечко. Небо действительно очистилось, звезды сияли ярко, как перед морозом, а луна, почти полная, щедро освещала бегущую прямо от крылечка в лес тропинку. Было безветренно, свежо, но не холодно, и очень тихо.

– Ну, вот, – сказала старушка. – Вот тебе тропинка. Пойдешь по ней и выйдешь прямо на тракт. Не переходя, поверни праворуч, и там скоро будет остановка. Ежели поспешишь, успеешь на автобус. Он тебя как раз до вашего поселка довезет.

Маргарита вздохнула, застегивая ветровку:

– Спасибо вам.

– Да чего уж.

– А что это за деревня? Или село? Чтоб хоть знать, куда меня занесло…

– Нету тут никакого села, – тихо ответила старушка. – Одна живу.

– Как нет села? Один ваш домик посреди леса?

– Да. Ты вот карамельки забыла, и табачок тоже., – и она протянула руку ладонью вверх.

– Не надо, оставьте себе. Как же так – совсем одна живете? А если случится что? Заболеете?..

– Спасибо и тебе – за табачок и конфетки… Я не болею, никогда. – старушка уже не улыбалась и смотрела так, словно прощалась с дорогим ей человеком. – Ты иди, а то луна опять спрячется. Не бойся, никто тебя не обидит.

Маргарита вздохнула снова – вступать в ночной лес было страшновато.

– Не бойся, – услышала она снова. – Никто тебя не обидит.

– До свидания.

– До свидания, – засмеялась вдруг старушка молодым звонким смехом. – Может, и свидимся, раз «до свидания»…

Тропинка, пряменькая и ровненькая, как ухоженная дорожка в саду, вывела ее вскоре к асфальтированному полотну. Не переходя дороги, как и было сказано, Маргарита повернула вправо, сделала несколько шагов и вернулась: хотела запомнить место, отыскать хоть какие-нибудь ориентиры, чтобы потом распросить теток, что это за место такое. Однако не только не обнаружила ничего сколько-нибудь примечательного, могущего послужить ориентиром, но и самой тропинки не увидела. «Как же так, такая широкая тропа, не может быть, чтобы не увидеть ее, луна светит, как фонарь…» Но тропинки не было, словно и не было никогда: сосново-еловый темный лес с густым подлеском подступал прямо к дороге. «Ну, ладно. Посмотрю, сколько времени займет путь до остановки…» И тут же вспомнила, что в часах села батарейка. «Надо достать старые механические, правда, их надо беречь от воды и удара… Куда же я забрела-то? Какая странная бабка… Сколько же я у нее просидела?.. Надо считать шаги…»

Но, едва увидев бетонный козырек остановки, она так обрадовалась и прибавила шагу, что не только перестала считать шаги, но и напрочь забыла, до какого числа дошла в своем счете. Скамейки не было, пришлось стоять. В ночной тишине шум мотора автобуса послышался раньше, чем видны стали огни фар. Подкатил исцарапанный, в разноцветных заплатах краски, трудяга пенсионер ЛАЗик. В середине салона дремали несколько человек, судя по одежде и обилию корзин – поселяне, направляющиеся на рынок. Водитель, пожилой седоусый дядька, взглянул на Маргариту удивленно.

– Мне до поселка медиков… Вы там проезжаете?

– Проезжаем… Дачи, что ли?

– Да-да… Далеко ехать? Сколько?..

– Сколько… – проворчал водитель. – Нисколько! Ты чего тут делаешь-то, городская?

– Да заблудилась я. А… а что?

– Ничего. Пешком шла?

– Да. Только я не сюда сначала пришла. Я по лесу блуждала. А потом вышла к… не знаю, я видела только один домик, там старушка такая странная живет, у нее сова, черная кошка и рыжая собачка. И трубку курит.

– Собачка?

– Нет, старушка.

Водитель чертыхнулся сквозь зубы:

– Ты к ней в избу заходила?

– Да…

– Ела-пила чего-нибудь?

– Да… – казался странным интерес водителя к приключениям незнакомой ему городской женщины и поэтому Маргарита решила, что старушку эту он знает или хотя бы наслышан: учитывая экстравагантность лесной отшельницы и, вобщем, не такую уж значительную удаленность ее жилища от местных центров цивилицации, жилище это не так уж и далеко расположено: ну, сколько могла пройти не привыкшая к долгим пешим переходам городская нескладеха? Ну, десять километров – максимум. Ну, от силы пятнадцать, смотря который теперь час… Она посмотрела на циферблат на панели: стрелки показывали без пятнадцати семь. «Я всю ночь прошаталась по лесу?! Да нет, вряд ли, я ведь не знаю, сколько просидела у нее. А часов в домике не было…

– А что, вы знаете, кто это?

– Оставила ей чего-нибудь? – водитель словно не слышал и продолжал спрашивать свое. – Ну, хоть коробок спичек? Или ты не куришь? Да хоть чего, только не денег?

– Карамельки… И сигареты. Она трубку набивала, а табак у нее кончился. Я предложила… А потом оставила. Я себе еще куплю. А что?! Кто это? Вы знаете?

– Кто, кто… Баба-Яга! Щедрый подарок оставила, и сладкое, и табачок – это ей самое смачное…

– Какая Баба-Яга? – Маргарита засмеялась. – Сейчас же много поселков вымерших, может, доживает век одинокая пенсионерка.

– Доживает… – продолжал бурчать водитель. – Вот только не доживет его никак… А ты думала, она в книжках только и осталась? Э-эх! А предки наши, значит, дураки были, темные, неграмотные, жизнь у них была скучная, они и выдумывали себе для развлечения домовых да леших, да прочих всяких – чистых и нечистых… Так, что ли? Ты-то, поди, грамотная, в институте училась?

– В университете…

– Чего учила-то?

– Иностранные языки. Сейчас переводчиком работаю в фирме.

– Во как! Много книжек, поди, прочитала?

– Да уж, немало, – сразу вспомнилась программа по истории зарубежной, а потом и русской литературы – хватило бы на небольшой книжный магазин…

– Ну вот… А детские сказки забыла, да? Я их сейчас внуку читаю… Смотри: встретилась она тебе, когда ты в чащобу забрела, так? Обогрела, накормила-напоила?

– Да…

– Спать уложила?

– Нет!.. – и спохватилась. – Я за столом задремала. Всего на секунду!

– Все равно! И дорогу показала, как из чащобы выбраться? Ну, так и кто же это?

Маргарита задумалась. Она осталась сидеть на ближайшем к водителю сиденьи, наклонившись вперед, и беседовали они шепотом. За тарахтеньем старого двигателя пассажиры не смогла бы разобрать их слов.

«Баба-Яга? Да ну, бред!»

– Да разве любой нормальный человек не поступил бы точно так же? Не показал бы дорогу заблудившемуся?

– Оно конечно. Только людей-то тут, людского жилья нет поблизости. Остановка стоит с тех времен, когда подходил сюда проселок от деревни Гребешки. Проселок еще остался, а деревня уж лет двадцать как вымерла. Уже, поди, лесом там все заросло. Тут километров на сорок во все стороны нет ни души. Сколько ты времени шла?

– Не знаю, часы остановились… Недолго!

– Недолго… Она тебя подвезла! Избушка-то – на курьих ножках!

– Не было там никаких ножек!

– Это ты не видела. Может, она отдохнуть присела. Раз живая, то и устает.

Маргарита замолчала. «Бред. Но в любом случае – интереснейшее наблюдение за сохранившимися в народной памяти обрывками забытого полотна восточно-славянской мифологии.»

– А почему вы спросили, оставила ли я ей что-либо?

– Ну, так всегда говорили: надо ей за помощь и гостеприимство оставить что-нибудь, лучше сделать вид, что нечаянно, а еще лучше – и правда нечаянно забыть. Какую-нибудь полезную в хозяйстве вешь, или даже бесполезную – все равно. Она потом напомнит – надо отказаться. Мол, возьмите себе, у меня еще есть. А если так нечаянно получится, к тому она вообще благоволить будет – широкой, значит, души человек… Только денег предлагать нельзя – оскорбится, может и навредить. Да… А кому молодухой покажется…

– Молодухой?.. – Маргарита застыла: слишком уж много совпадений было в речи водителя, слишком много для случайности…

– Ну да. Такая сочная деваха – так и укусил бы за… Хм… Ежели бабе – будет ей удача… во всем. А ежели мужику… – водитель замялся. – А ежели мужику – ну, тут сложнее, испытывать примется, дразнить, соблазнять… даже раздеваться начать может… только бросаться обнимать ее не следует, терпеть надо, отнекиваться – мол, жену очень люблю, ты прости уж, красавица… А коли не женат – то невесту. А ежели и невесты нет – ну, тогда, значит, ты еще юнец сопливый, дома сиди… Вобщем, не поддаться соблазну.

– А то что будет?

– Себе оставит. Заласкает до смерти, потом истолчет в порошок и какое-нибудь зелье приготовит…

Маргарита откинулась на сиденьи. «Ну ни фига себе – для тех, кто понимает… Даже если все это сказки, и я споткнулась где-нибудь о корень, упала и ударилась головой, и вся эта кутерьма мне приснилась, и совсем я оказалась недалеко от дороги и потому так быстро добралась до трассы – просто случайно пошла в нужную сторону, точно так же, как и заблудилась – случайно, но приснилось-то мне все точь-в-точь, как говорит водитель…»

– А откуда вы это все знаете?

– Ха! Откуда! Да все это знают, все в детстве сказки читают, только забывают потом. Или всерьез не воспринимают – сказки же, так с детства учат.

– Но вы-то говорите об этом очень серьезно. Вы с ней встречались?

– Нет, не встречался. Любопытно, конечно. Только сам ее не найдешь. Когда ей скучно становится, она навстречу выходит, ищет, с кем поболтать. Понравишься – поможет в жизни, не понравишься – не прогневайся. Бабе или девке от нее легче вырваться. А мужики в соблазн впадают, да там и остаются.

– Вы знаете хоть один достоверный случай?

– Да как же его узнаешь-то – достоверно? А люди пропадают, вон объявлений сколько: ушел и не вернулся… А на инопланетян грешат.

– Ой, ну, мало ли, почему человек исчез: места лесные, заблудился…

– Вот и видно, что ты городская! Это деревенский-то лесного края житель, взрослый мужик? Ежели малец – тогда да. Только мальцы не пропадают, они в чащобу не лезут. Редко когда, да и находят их. И не каждый же день! Она-то время веками меряет… Ну, приехали, вот твой поселок.

– Спасибо.

– Не за что! – засмеялся водитель. – Эх, давай-ка я тебя до дому довезу, а то темно еще, от греха подальше. Которая улица?

– Девятая. Они тут по номерам… Вон тот третий дом, я тут дойду…

Водитель не спеша развернул автобус, осветив фарами улицу и дождавшись, когда Маргарита откроет калитку. Войдя в домик, она включила свет и только тогда услышала шум отъезжающего автобуса. «Во какой дядька хороший попался, ждал, пока свет включу. Хоть и болтливый. Но болтовня его интересна до умопомрачения… Неужели люди до сих пор могут верить в подобные вещи?»

В печурке не только прогорели дрова, но и зола остыла и в домике было холодновато. Маргарита вздохнула и пошла в «треугольник» собирать шишки на растопку, постоянно при этом оглядываясь, чтобы не потерять из виду домики поселка. Она никогда не разводила огня в печке. Знала только, что надо сначала положить лучину, потом тонкие палочки. А потом уже поленья или уголь. Нелли Алексеевна лучину не щипала, а использовала для растопки сосновые сухие шишки, в изобилии имеющиеся через дорогу. Еще не рассвело, но шишек было много под соснами у самой дороги, и как раз там же горел единственный на всю улицу фонарь.

Маргарита быстро насобирала полное ведро, также быстро и без проблем развела огонь. «Ха, – сказала она себе. – Это совсем не трудно». Поставила чайник на плиту. Спать не хотелось. Она оставила дверцу открытой и села напротив, глядя на огонь.

«Что же это такое со мной произошло? Кого я встретила? А водитель – чего это он наплел про Бабу Ягу?.. Мифология восточных славян забыта, причем настолько основательно, что складывается впечатление, будто сделано это нарочно. Остались какие-то невнятные обрывки в виде имен Перуна и Ярило, а Баба-Яга, Леший и Кощей Бессмертный превратились в персонажей народных (они же детские) сказок. А ведь это были не забавные страшилки для детей, а вполне солидные лесные духи. Или полу-боги – поди теперь разберись. Леший – хозяин леса. А Баба-Яга…» Маргарита не помнила, где и у какого автора прочитала она про Бабу-Ягу, но информация эта показалась ей весьма интересной: в дохристианской, языческой Руси, люди веровали, помимо серьезных богов Перуна и Ярило, в богов пониже рангом, и среди этих богов второго эшелона находилась как раз лесная жительница, обитающая в глухой чащобе в маленькой избушке, имеющая облик древней старухи и помогающая заблудившимся путникам – по имени Ягая Баба. Проанализируйте русские народные сказки, столько раз читанные детям, внукам, племянникам и другим представителям подрастающего поколения: Баба-Яга злая-то злая, а Ивана, будь он дурак или царевич, неважно, приютит, обогреет и не только дорогу покажет, а еще и совет даст, как с Кощеем или кем еще совладать.

А сказки, если хотите выковырять крупицы о русской мифологии, следует читать в изданиях и сборниках, составленных филологами-исследователями, а не в книжках с яркими картинками, где они адаптированы для детского восприятия. В настоящей сказке люди и звери равноправны, они не только разговаривают друг с другом, но звери живут своей жизнью, похожей на человеческую: строят друг другу козни, борются за власть, занимаются любовью, рожают детей… Главные герои – царевичи часто заключают браки с «не той» женщиной, потом приходит просветление и ее или выгоняют или голову секут – если уж совсем злодейка; довольно часто овладевают спящими красавицами(это как же надо спать?!) и красавицы рожают детей, потом все встречаются и очень счастливы… То есть сказки возникали тогда, когда еще не было строгого института брака. Когда же он появился на Руси? Не иначе как тоже с введением христианства…

Когда-то Маргарита интересовалась темой забытой мифологии древних славян, когда в Университете проходили по истории зарубежной литературы давно знакомые древнегреческие мифы про Геракла, потом героические эпосы Скандинавии, Франции и других не менее уважаемых держав. «А мы-то что же?!» – хотелось ей крикнуть тогда. Да, конечно, когда в Элладе была уже цивилизация с государством, законом, городами и бессмертным искусством, славяне бегали в шкурах и жили в шалашах, ну и что? Потом-то они сшили себе одежду и построили города, тоже не слабые. Где их древняя вера? Где их древние и не менее сильные и шаловливые боги? Про всех все известно: про греков, римлян, ацтеков, восток и Индия – те вообще на зависть хорошо хранять свою историю – а где славяне? Те, что жили между Днепром и Карпатами, и вдоль других рек – куда они исчезли? Наверняка есть специалисты-историки, все про них знающие, тогда почему про греков и римлян знают все в разных старых и новых государствах на территории восточных славян, а если не знают, то хотя бы когда-то краем уха слышали, а про самих себя знают только специалисты? Почему они не расскажут остальным? Кто-то запрещал им? А теперь кто запрещает? Правда, шведы вот утверждают, что это они-таки основали государство восточных славян на берегу Днепра, навели там порядок и своего конунга посадили в Киеве. Так не следует ли из этого, что у нас и мифология одна? То вряд ли, потому что до прихода варягов славяне не на деревьях жили и не корни грызли и своя вера у них наверняка была. Варяги заставили забыть? Ну, забыть богов – не так-то просто, а уж силой заставить забыть их – и вовсе сомнительно. Тут наверняка христианство преуспело куда больше, чем варяги… К тому же, как не без логики пытаются вразумить народ историки-профессионалы, не могут создать государства в завоеванных землях молодцы, у себя на родине государства не создавшие. Посадить своего конунга – не велика работа: кто смел, тот и съел…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю