Текст книги "Возвращение Ктулху"

Автор книги: Елена Хаецкая

Соавторы: Владимир Аренев,Шимун Врочек,Карина Шаинян,Павел Молитвин,Мария Галина,Николай Калиниченко,Федор Чешко,Ярослав Веров,Ника Батхен,Василий Владимирский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 36 страниц)

– Вы должны быть с нами. Мы знаем вашу судьбу. Всю. От сурового детства до широко освещавшегося в газетах приключения на необитаемом острове. Вы выжили один из сорока, и не только выжили, но сумели продержаться до прибытия спасателей целый месяц на рыбе и дождевой воде. Вы доказали, что жажда жизни способна даже подростка толкнуть на поступки, недоступные порой и взрослому. У вас есть совесть, Джоули. Мы знаем, вы до сих пор вините себя за то, что не смогли спасти школьных товарищей. Говорят, с тех пор вы стыдитесь смотреть в зеркало…

Да, зеркала я не любил. И вовсе не по той причине, которая пришла в голову Хоупу.

– …вы не раз доказывали, что порядок для вас превыше всего. Такие люди нам нужны, чтобы не дать миру погрузиться в хаос. Кроме вышеперечисленных качеств вы хорошо стреляете и бросаете ножи, плаваете и бегаете. Но главное: вы не боитесь поверить своим глазам, даже если против этого восстает здравый смысл. Более четырех лет вы терпели унижения, потому что верили в свою правоту. И теперь вы получили подтверждение, что ваше приключение не было галлюцинацией! Джоули! Хоуп прав! Таким, как вы, не место в обычном мире. Вступайте в наши ряды, ряды настоящей полиции мира! Тех, кто на самом деле охраняет людей от Зла! Поймите, нас так мало, потому что нам, с одной стороны, нужны специалисты высокого профиля, но с другой – не нужны фомы неверующие!

Я посмотрел за окно, где юноши и девушки отрабатывали приемы владения холодным оружием.

– А пистолеты вы используете?

Незнакомец обрадовался. Он понял, что одним охотником стало больше.

– Конечно же. Пойдемте, я покажу.

Мы продолжили путь к арсеналу.

– Ученые наших лабораторий до сих пор не могут понять: почему серебро действует разрушительно на всех демонов, от вервольфов до морских волков? Мы просто принимаем этот факт. Констатируем – как сказали бы вы в вашем отчете. – Он засмеялся. – И, отвлекаясь от темы, скажу, что вы сделали правильный выбор. Поверьте охотнику с двадцатилетним стажем: скоро вы забудете прежнюю жизнь. Мы станем вашими единственными друзьями и настоящей семьей.

Пока незнакомец вел меня к арсеналу, я успел узнать историю организации, последние достижения и особенности тайного существования такой структуры. Незнакомца охватил приступ гнева, когда мы проходили мимо портретной галереи самых знаменитых охотников прошлого.

– У-у, негодяй! – погрозил он кулаком портрету тощего, бледного человека, похожего лицом на летучую мышь. – Из-за этого информатора сведения о культе Ктулху просочились наружу. Он, как и другие информаторы, собирал и обрабатывал сведения, нужные организации, роясь в архивах. Если бы мы знали о его увлечении писательством, то трижды бы подумали, прежде чем дать согласие. У него хватило стыда не писать про саму организацию и хватило совести не относить рассказы в печать. Но после его смерти нашлись ушлые людишки, опубликовавшие кое-что из его записей. К счастью, большую часть мы успели уничтожить.

Тут загудела сирена, и незнакомец вздрогнул. Через секунду он прижимал к уху трубку телефона, спрятанного в неприметной нише среди портретов.

– Появление морских волков в районе Старого порта, – сказал он через минуту. – Оставайтесь здесь, а я иду с другими охотниками.

Лицо мое скривилось от обиды при его словах.

– Сэр! Мне кажется, вы дали понять, что я уже пять минут как тайный охотник. Стрелять я умею не хуже любого из ваших молодцов, так что не вижу причин отказать мне в участии в первой охоте. Тем более что от одного монстра я уже избавил наш мир.

Никто и никогда, ни в прошлой, ни в будущей жизни, не смотрел на меня с таким уважением. Хромированный пистолет, заряженный пулями с серебряным покрытием, перекочевал ко мне в руку.

– Джоули, я знал, что не ошибся в вас.

* * *

Бой был недолгим, но я успел расстрелять четыре обоймы и получить десяток ранений. Одиннадцать, если быть точным.

Через полчаса я уже был возле телефонной будки и отчитывался о проделанной работе.

Хлестал дождь, и на улице не было ни души. Мне это было только на руку.

Я рассказывал очень долго. Он не торопил меня. Он никогда никуда не торопится.

– Почему ты не взорвал их? Зачем было рисковать всем и играть в ковбоев?

Действительно, зачем?

– Из-за Нахула, – догадался он.

Он всегда обо всем догадывается.

– Не плачь, мальчик, я знаю, что тебе было нелегко его убить четыре года назад, но так было надо. Он сам вызвался.

Я думал, что шум дождя заглушит постыдные звуки, но он все слышал. Он всегда все слышит.

– Не рыдай, будь мужчиной. Тебе уже двести лет, а ты по-прежнему сентиментален, как кисейная барышня.

Он успокаивал меня. Обычно его голос всегда завораживал, помогал забыть обиды и тяготы. Но не сегодня.

– Я встретил там его чучело… его… они сделали из Нагуфа чучело!

Нахул был моим лучшим другом, а Нагуф родным братом.

– Ктулху позаботится о нем.

Обычно я не осмеливался его перебивать, но сегодня был особенный день.

– Я знаю! Знаю! Но я его не увижу, может быть, тысячу лет! Сколько еще ждать, учитель?!. Сколько еще ждать?!

В пистолете еще оставались патроны. Он это почувствовал. Он всегда все чувствует.

– Мальчик мой! Не вздумай! Если сделаешь это не по Его велению, ты никогда не попадешь в мир Старожилов! Мне стыдно за тебя! В тебе еще слишком много земной крови!.. Ну, вспомни, сколько твоих близких убили люди?.. Двоих! А скольких за это казнил ты?!

Двенадцать охотников, девять ученых и еще пару человек неизвестной мне специальности.

– Два десятка. Двадцать три человека, если быть точным.

Он редко смеялся. Но сегодня ему очень хотелось подбодрить меня.

– Ха! Молодец! Узнаю своего прежнего делового мальчика. Тебя что-то беспокоит?..

– Да, другие охотники. Многие были на заданиях.

– Они ничего не стоят без руководства.

– А информаторы?.. Мы не можем никого вычислить, пока они не опубликуют свои литературные опусы!

– Все нормально. Информаторы – ничто. Поверь мне. И пусть тебя не беспокоит их творчество: этим рассказам все равно никто не поверит.

– А другие организации?.. Другие!

– Серьезный вопрос. Обсудим это завтра. Ты ведь ранен?..

Я улыбнулся:

– Пустяки. Одиннадцать царапин, регенерируюсь так же быстро, как это делал отец. – Вспомнив о нем, я не мог не спросить: – И мое лицо…. Когда вы вернете мое лицо? Я ненавижу эти человеческие черты, доставшиеся от матери, ненавижу труды хирургов, сделавших меня совершенно неотличимым от настоящего человека.

– Не время, мальчик мой, не время, – ответил он.

Я сжал кулаки и постарался успокоиться. Я подожду.

– До свидания, и скажите дяде Огаруфу из Старого порта, что он мне должен.

Я повесил трубку и вышел из телефонной будки. Я жаждал воды.

Ливень хлынул еще сильнее и закрыл непроницаемой стеной и ненавистные людские дома, и машины, и главное – витрины магазинов, в которых отражалось не мое настоящее лицо, а лик смертного. Образ человека, которого до семнадцати лет звали «Гарри Джоули», а потом назвали «Жертва Ктулху».

Я шел по улице, глотая влагу, и вспоминал устья пресных рек, где было особенно весело играть с Нахулом. Кровь смешивалась с водой и стекала на губы, и ее соленый вкус заставлял вспомнить море, давшее жизнь мне и брату. Скоро, скоро наш повелитель придет в этот мир, а вместе с ним придете и вы, так безвременно покинувшие меня.

Вест-Пойнт научил меня тому, что главное в жизни – тренировка. Я видел, как обычные подростки на глазах превращались в атлетов. Но сейчас мне нужно не это. Мне нужно ускорить приход нашего бога, и без тренировок не обойтись. В непромокаемом пакете со мной всегда бумага с одним лишь словом из шестидесяти шести букв. Я каждый день укрепляю душу, как некогда тренировал тело. Двадцать лет назад я не мог прочитать и трех букв, как меня тут же распирала изнутри невидимая сила, грозящая разорвать тело в клочья. А сейчас я в состоянии без ущерба для здоровья прочитать уже половину тени имени. Когда-нибудь я доберусь до последних букв и…

И берегитесь, смертные!

Василий Владимирский
Второй шанс

Мое инвалидное кресло стоит в дальнем уголке аркхэмского парка. Слева – темный пруд, справа – аккуратная клумба с гвоздиками. Легкий ветерок полощет листья деревьев, в голубом небе ни облачка, где-то раздается детский смех…

Как же я все это ненавижу!

– Привет, старина! Ничего себе погодка, а?

Ну вот, ушел в себя и не заметил, как он появился. Мой давний товарищ неплохо сохранился для своих лет: грузный, абсолютно лысый, но в остальном – такой же живчик, как и в молодости. А вот меня время не пощадило: пергаментные щеки, руки тонкие, как палки, сеть старых шрамов на лбу и подбородке… Я давно не питаю иллюзий относительно собственной внешности.

– Сколько мы не виделись – три года? Пять лет? И сегодня ты явился пожелать мне здоровья?

Он вздыхает и опускается на скамейку:

– Я провел время не напрасно, поверь. Знаю, тебе самому не дает покоя вопрос, почему же тогда, тридцать лет назад, наш Господин не явился на зов. Я спускался в бездны и поднимался к вершинам гор, я разговаривал с духами мертвых, чертил гороскопы, ходил в экспедицию к Хребтам Безумия и до дыр зачитал «Некрономикон». И мне удалось кое-чего добиться…

– Никакой ошибки не было, – перебиваю я. – Мы принесли необходимые жертвы, собрали артефакты, произнесли нужные слова на Древнем языке… Все должно было получиться. Если Господин не захотел пробудиться – на то была лишь Его воля. Видно, не хотел прерывать свой сон в Океане Вечности…

Мой гость довольно улыбается:

– А вот и нет! Когда-то я и сам так думал. Долго искал ошибку в расчетах, копался в дневниках… Но потом меня осенило! Жертвы и артефакты – далеко не главное впроцедуре вызова. Куда важнее восторг, который захлестывает одновременно тысячи душ при звуке имени Господина. А что у нас тогда было? Полторы сотни книгочеев, искренне верующих в Его пришествие… Не так надо было все делать, не так! И я нашел способ…

– И какой же, позволь полюбопытствовать? Как два старика могут совершить то, что оказалось не по силам лучшим некромантам мира?

– Я все продумал, будь уверен! – Он вскакивает и начинает ходить по лужайке. – Странствуя по миру, я успел скопить приличное состояние. Если к этому добавить твои связи и влияние в деловых кругах, мы сможем попытаться снова – и пробудить Его наконец!

– Втягиваешь в очередную авантюру?

– Да нет же! Подумай сам, что зажигает сердца людей так, как не зажигает ни любовь, ни война? Когда в едином порыве и с искренним чувством тысячи скандируют одно и то же слово? Я знаю, ты всегда был неравнодушен к спорту…

Кажется, я начинаю понимать его:

– Так ты предлагаешь?..

– Именно! Я уже начал наводить мосты… Конечно, на первом этапе придется нелегко, но тайные знания помогут нам быстро потеснить конкурентов. Если мы возьмемся за дело с размахом, то уже через три-четыре года сможем осуществить свою мечту!

Великие Древние, неужели все так просто?! Неужели через столько лет у нас действительно появился второй шанс? Я чувствую непрошеные слезы на лице. Губы невольно шепчут слова, которые мне давно уже не доводилось произносить:

– Ктулху фхтагн…

Мой товарищ ободряюще улыбается:

– Не так, дружище, не так! Отныне это будет звучать чуть-чуть иначе… – Он распрямляет плечи и произносит во весь голос: – Ктулху – чемпион!

6 мая 2008

Виталий Слюсарь
Исчезновение Роберта Хэммита

Только теперь, когда прошло достаточно много времени, я начинаю эти записки, не предназначенные для посторонних глаз, начинаю исключительно желая приоткрыть хотя бы для самого себя завесу тайны, которая покрывает исчезновение Роберта Хэммита. Именно попытаться, ибо эта тайна (в чем у меня нет ни малейших сомнений) связана с силами и сущностями, находящимися за пределами нашего привычного мира и потому непостижимыми для ограниченного человеческого разума.

Роберт сумел заглянуть за грань, отделяющую наш заурядный мир от мира непостижимого, ужасного и неименуемого, – и поплатился за это жизнью. Возможно, его участь была много страшнее милосердной смерти. Кто я такой, чтобы гадать о том, что выше моего понимания? Мне остается лишь молиться, чтобы участью моего друга там, где он пребывает ныне, оказалась именно смерть, как наименьшее из возможных зол…

Однако, обо всем по порядку.

Мы с Робертом были знакомы с детства, поскольку жили по соседству на восточной окраине Провиденса, штат Род-Айленд. Учились в одной школе, играли в одни и те же игры. Уже с ранних лет между нами была заметна разница в характере, в темпераменте и наклонностях. Роберт был тихим замкнутым мальчиком, предпочитавшим шумным компаниям сверстников уединение с книгой. Читал он много. Кое-кто из взрослых (в том числе родители самого Роберта) считал, что даже слишкоммного. Причем, в то время как наши ровесники если что и читали, так разве что книги о Гарри Поттере, Роберт отдавал предпочтение совсем не детской литературе – начиная с Эдгара По и Лавкрафта (который, как не раз с особым удовольствием повторял Роберт, тоже жил в Провиденсе), и заканчивая «ужастиками» Стивена Кинга. Взрослые говорили, что такой круг чтения влияет на не сформировавшуюся детскую психику не самым благоприятным образом. Возможно, они были правы, потому что Роберт, сколько я помню, всегда выглядел болезненно-худощавым, без тени загара на нервном лице. У него была какая-то редкая форма аллергии, из-за которой врачи запрещали ему долго находиться на солнце, и от контраста с черными волосами кожа его казалась еще бледнее. Темные глаза за стеклами очков скрывали лихорадочный блеск. В общем, типичный облик отличника. Роберт действительно хорошо учился. У него были лучшие оценки в нашей школе, и учителя в один голос пророчили ему большое будущее.

Что касается меня, то я те годы едва ли являл собой образец успеваемости и примерного поведения.

И тем не менее, как ни странно это выглядело со стороны, мы с Робертом были друзьями. Настоящими друзьями. И наши родители утверждали, что мы положительно влияем друг на друга. Отчим Роберта (его настоящий отец погиб в автомобильной катастрофе) не раз повторял, что Роберту стоит поучиться у меня, что значит быть нормальным двенадцатилетним мальчишкой, а не сухарем-вундеркиндом. Мой же старик твердил, вытирая промасленной тряпицей мозолистые руки: «Ну, коли водишься с таким умным парнем, может, и у тебя немного ума появится в той тыкве, которая у тебя вместо головы…»

Да, мы были друзьями. Сначала лазали в наше «секретное убежище» – игрушечный домик, который мой отец соорудил на ветвях старого дерева на заднем дворе нашего дома. Потом, когда немного подросли, стали кататься на велосипедах на пустырь за заброшенными складами мистера Догерти. Роберт делился со мной тем, что прочел в книгах – о древних египтянах, о мрачных культах ацтеков и прочих зловещих тайнах, которые притягивали его. Я слушал его вполуха. Мне в те годы куда интереснее было прокатиться на скейтборде или поиграть на компьютере… Я был не самым лучшим слушателем для Роберта, но других приятелей, которые бы не высмеяли его, у него попросту не было.

Мы росли, и с каждым годом росло различие между нами, становясь все более заметным. Но мы по-прежнему оставались друзьями.

Школу Роберт закончил на отлично, с лучшими оценками во всем графстве. Такие отметки позволяли ему самому выбирать колледж для дальнейшего образования – его с радостью принял бы любой Гарвард или Оксфорд. А Роберт, неожиданно для всех выбрал мало кому известный Мискатоникский университет в Аркхэме.

Так наши жизненные пути разошлись на несколько лет. Роберт уехал в Аркхэм, а мне пришлось оставить планы относительно дальнейшего образования. Отец тяжело заболел, и я был вынужден взять на себя его бизнес – гараж и авторемонтную мастерскую. Не скрою, это было нелегко для восемнадцатилетнего парня, но кто-то же должен был заняться этим, чтобы поддержать семью, в которой, кроме меня, были еще две младшие сестры?.. Приходилось крутиться как белка в колесе, набивая шишки и приобретая опыт, однако не прошло и года, как я с немалым удивлением обнаружил, что мастерская не только держится на плаву, но и приносит стабильный, хотя и небольшой, доход. Год спустя я сделал предложение Дженнифер Дженнингс, с которой мы встречались еще со школьных времен, мы поженились, а еще через год у нас родился первенец, Джек-младший…

Впрочем, я ушел в сторону. Этот рассказ не обо мне, а о Роберте Хэммите. С Робертом все эти годы мы практически не виделись. Разумеется, я слышал от общих знакомых, что он успешно окончил университет, поступил на аспирантуру и теперь занимается научной деятельностью или что-то вроде этого. Мы встречались три или четыре раза, когда Роберт приезжал в Провиденс навестить родителей, но все наше общение сводилось к посиделкам за стаканчиком виски в баре «У поворота», да обмену воспоминаниями типа «А помнишь, как…»

Потом мать Роберта с отчимом вышли на пенсию и переехали во Флориду, и Роберт перестал появляться в наших краях.

Что ж, время безжалостно ко всему, в том числе и к дружбе.

Тем больше я был удивлен, когда две недели назад в каморку на втором этаже мастерской, которую принято называть моим кабинетом, заглянул Фрэнк Гордон, один из работающих у меня механиков. Я как раз пытался свести концы с концами в финансовой отчетности, и с трудом оторвал взгляд от компьютерного монитора и вороха бумаг на столе.

– В чем дело, Фрэнк?

– Там это… – Механик неопределенно ткнул большим пальцем себе за спину. – Там приехал один тип, спрашивает тебя.

– Что еще за тип?

– Говорит, что он твой друг. Роберт Хэммит.

– Роберт?!

Мгновенно забыв о бумагах и налогах, от которых пухла голова, я поспешил вниз, к приятелю, поджидавшему меня у ворот мастерской.

Да, это действительно был Роберт. Правда, заметно изменившийся за годы, что мы не виделись. Он завел короткую профессорскую бородку, которая делала его заметно старше. В бороде, как и на висках, серебрилась первая седина. Хороший костюм, хорошая машина, которую я профессионально оценил краем глаза… но сам Роберт выглядел неважно. Еще бледнее, чем я помнил, худой и осунувшийся, будто после продолжительного недуга. Глаза за стеклами очков ввалились и казались еще темнее.

Мы обменялись крепким рукопожатием.

– Ну, привет, старина! Каким ветром тебя занесло в наши края?

Роберт бледно, вымученно улыбнулся и искоса бросил взгляд на моих механиков, которые глазели на нас из глубины мастерской.

– Слушай, Джек, давай выберемся в какое-нибудь тихое местечко, где мы сможем спокойно поговорить?..

Я, несколько сбитый с толку таким началом разговора, пожал плечами.

– Ладно. Давай.

Мы заехали в ближайшее кафе, взяли по чашке кофе, и тогда я сказал:

– О'кей, старик, так в чем дело?

Несколько секунд Роберт смотрел на меня сквозь свои стекла, как будто делал окончательный выбор – доверять мне или нет. Наконец, чаша незримых весов склонилась в мою пользу.

– Мне нужна твоя помощь, Джек.

Признаться, чего-то подобного я и ожидал.

– Помощь? Какого рода помощь?

Роберт ответил не сразу. Достал сигареты, закурил, и только сделав пару нервных затяжек (от моего внимания не ускользнуло, как при этом дрожали его пальцы), заговорил, глядя не мне в лицо, а чуть в сторону.

Многое из того, что он рассказывал мне тогда глуховатым, нарочито бесстрастным голосом, я уже знал раньше. Что Роберт заканчивал аспирантуру под руководством знаменитого профессора Алана Джарвиса. Что там же, на кафедре антропологии Мискатоникского университета занимался исследованием пограничных состояний человеческой психики. И, разумеется, Роберт не был бы Робертом, если бы не связал эти эксперименты со своими потусторонними увлечениями.

Когда он рассказывал мне об этом, голос его ожил, зазвенел энтузиазмом истинно увлеченного человека.

– Видишь ли, Джек, – вещал он, иллюстрируя слова жестами руки с зажатой между пальцами сигаретой, – человеческое сознание находится в плену окружающего нас обыденного мира, словно мошка в окаменевшем кусочке янтаря. Мир держит нас всех в плену при помощи наших же органов чувств, заставляя каждую секунду нашей жизни видеть, слышать и осязать то, что окружает нас – мир грубой материи. Наши органы чувств подобны путам, сковывающим наш разум, не дающим ему раскрепоститься, отрешиться от непрерывных потоков информации, чтобы увидеть то, что лежит за пределами нашего материального мира… А ведь там скрывается другой мир – мир непознанного и неименуемого!.. Ты спросишь, почему я так в этом уверен? Я много лет пытался понять, представить, что находится там, за пределами нашего мира грубой материи. По крупицам собирал свидетельства, разбросанные по различным древним книгам. В древние времена, когда человеческая цивилизация была молода, незримые стены, отделяющие нас от Мира Неименуемого, еще не представляли собой непреодолимую преграду, разум подготовленного человека мог проникнуть за них – с помощью длительных медитаций или наркотического транса. И в разбросанных по миру манускриптах и тайных книгах сохранились свидетельства о том. В Мискатоникском университете прекрасная библиотека, хранящая множество редчайших книг. Именно там я нашел рукописные отрывки из «Некрономикона» Аль-Хазреда, повествующие о временах невообразимой древности, о Древних Богах и демонах, об ужасных войнах между ними за власть над Землей и Вселенной… И эта книга подтолкнула меня провести новую серию экспериментов…

Насколько я, человек далекий как от биологии, так и от науки вообще понял, новая серия экспериментов Роберта Хэммита заключалась в том, чтобы заблокировать органы человеческий чувств, оградить их от потока поступающей извне информации, и тогда разум сможет уловить отголоски иного мира, лежащего за пределами ведомой нам реальности. Подобные эксперименты неоднократно проводились в прошлом и НАСА, и русскими во время подготовки к первым полетам в космос. Тогда ученые пытались понять, что ждет людей в безбрежном океане черной пустоты за пределами земной атмосферы. Испытателей помещали в сурдокамеры, поглощавшие малейшие звуки, погружали в ванны с температурой воды, равной температуре человеческого тела, в полном безмолвии и темноте. Человек в такой ванне терял ощущение верха и низа, ощущение хода времени и даже своего тела. Через некоторое время начинались галлюцинации – как зрительные, так и слуховые. Испытатели якобы видели некие пейзажи, необычные настолько, что никак не могли принадлежать Земле, слышали как бы отдаленные, смутно различимые звуки, складывающиеся в неземную же музыку…

Методология таких экспериментов была достаточно проработана, и никто не предвидел каких-либо осложнений. Тем не менее, Роберта постигла неудача. Впрочем, «неудача» – это еще мягко сказано.

Один из студентов-добровольцев, участвовавших в эксперименте, впал в кататонию, другой… (Роберт на секунду запнулся, будто ему трудно было подобрать нужные слова) другой сошел с ума. Его поместили в клинику, где он неделю спустя покончил с собой, перерезав вены осколком стекла от собственных очков.

Разумеется, было проведено расследование. Ни полиция, ни специально приглашенные эксперты не обнаружили в экспериментах Роберта каких-нибудь преступных промахов, однако руководство Мискатоникского университета решило перестраховаться. На всякий случай. В конце концов, ученые живут по тем же законам, что и все остальные люди, и среди них всегда найдутся желающие подсидеть и утопить менее удачливого коллегу…

– Короче, меня выгнали из университета. – Роберт посмотрел на зажатую в пальцах забытую сигарету, успевшую уже истлеть почти до фильтра, потом с силой раздавил ее в пепельнице, словно ставя таким образом последнюю точку в своем рассказе.

Повисла тяжелая пауза.

– Мне очень жаль, Роберт, – сказал я, чувствуя всю фальшь своих слов, но других у меня все равно не было. – Действительно жаль. Но чем я могу тебе помочь в сложившейся ситуации?

Он снова смотрел на меня оценивающим взглядом, явно взвешивая в уме pro и contra.

– Я должен довести свой эксперимент до конца, Джек, – произнес он, приняв решение. – Должен. Я чувствую… нет, черт побери, я уверен, что подошел уже совсем близко! Я как тот монах со старинной гравюры, который вышел к краю света. Осталось лишь пробить дыру в спускающемся к земле небесном своде и выглянуть наружу, чтобы увидеть то, что лежит там, вовне…

Разумеется, он все продумал до мельчайших деталей, все просчитал. Наследство, полученное после смерти родителей, плюс некоторые собственные сбережения позволили Роберту закупить все необходимое оборудование и приборы.

– Трейлер с оборудованием должен прибыть завтра. – Роберт раскурил новую сигарету. – Я уже арендовал один из складов мистера Догерти.

– Ты хочешь, чтобы я…

– Совсем не то, что ты подумал. Я вовсе не предлагаю тебе стать подопытным кроликом. Мне всего лишь нужен человек, который присматривал бы за оборудованием.

– Но ведь я ни фига не понимаю в этих ваших ученых приборах!

Он ответил раньше, чем я успел договорить.

– Во-первых, в этом оборудовании нет ничего сложного. Ты справишься, Джек. А во-вторых, мне нужен человек, которому я мог бы доверять целиком и полностью. Потому что в саркофаг на этот раз пойду я сам.

Трейлер с заказанным Робертом оборудованием прибыл на следующий день. Еще пару дней занял его монтаж и настройка, но к концу недели все было готово. Техники, монтировавшие оборудование, уехали, и мы с Робертом остались вдвоем при куче электроники ценой в несколько десятков тысяч долларов.

Роберт арендовал одну из секций склада мистера Догерти, гулкое мрачноватое помещение, напоминавшее мне пещеру. Саркофаг, контрольные приборы, компьютеры и все прочее было установлено в центре склада, но даже это немалое нагромождение приборных стоек, кабелей и ящиков как-то терялось в темном пространстве. Последние отсветы заката погасли в пыльных окнах под самым потолком склада, верхние лампы не горели, и свет давали лишь люминесцентные трубки двух переносных фонарей да мерцающие компьютерные мониторы.

Круг света казался таким маленьким в окружении сгущающихся сумерек.

Роберт повесил свою куртку на спинку вращающегося стула на колесиках, начал расстегивать рубашку.

– Ты все запомнил, Джек?

Я кивнул, стараясь задавить в себе нервное напряжение, от которого никак не мог избавиться.

– Конечно, приятель, но… может, ну ее на фиг эту затею?.. Признаться, мне этот эксперимент нравится все меньше и меньше.

Уверенность в глазах Роберта мои слова не поколебали ни на йоту.

– Нет, Джек. Если уж идти, то идти до конца.

Когда он разделся, его кожа, никогда не знавшая загара, при резком ртутном свете казалась мертвенно-белой. Я начал помогать Роберту укреплять на коже с помощью пластыря медицинские датчики, контролирующие частоту пульса, температуру, давление и еще кучу различных параметров. Это было похоже на подготовку астронавтов к полету, про которых любит смотреть по каналу «Дискавери» мой сынишка…

Последним мы закрепили на шее Роберта ларингофон – единственную ниточку, которая во время эксперимента будет связывать его с внешним миром.

Он начал подниматься по приставной дюралевой лесенке к саркофагу.

Это громоздкое сооружение, вокруг которого группировалось все прочее оборудование саркофагом назвал сам Роберт. Оно и впрямь здорово смахивало на саркофаги из древних захоронений. Высотой почти в человеческий рост, с толстенными стенками, не пропускающими извне ни звука, ни света, с трубками, по которым должна закачиваться вода.

Я поднимался следом за Робертом, следя, чтобы не запутались провода от датчиков на его теле, которые шлейфом тянулись за ним к стойкам с приборами.

Роберт перелез через край саркофага, повернулся ко мне, чтобы взять дыхательную маску, через которую ему будет подаваться воздух.

– Не передумал? – Я снова попытался отговорить друга от этой затеи.

Он лишь отрицательно мотнул головой, надел маску и погрузился в ванну, уже наполненную водой. Вода сомкнулась над его лицом.

– Порядок? – спросил я.

Роберт поднял руку и показал мне большой и указательный пальцы, сомкнутые в колечко: все о'кей.

Мне оставалось только уложить провода и шланги в специальные углубления, задвинуть массивную крышку и закрутить фиксирующие зажимы.

Сделав это, я поспешил к своему месту за панелью управления. Торопливо натянул наушники, поправил гибкий микрофон у угла рта.

– Хьюстон вызывает «Аполлон». Проверка связи. Прием.

– Все в порядке, Хьюстон. Слышу тебя отлично, Джек. Запускай стартовую программу.

Голос Роберта был искажен маской и ларингофоном, но в нем явственно слышалась усмешка. Видимо, моя неказистая шуточка помогла ему немного расслабиться… как и мне самому.

Я положил руки на клавиатуру, застучал по кнопкам, запуская программу «Погружение». На мониторе передо мной одно за другим открылись несколько окон, по-комариному заныли сервомоторы, приглушенно загудели насосы. Программа пошла. Теперь она автоматически уравняет температуру воды в саркофаге с температурой кожи Роберта, возьмет на себя слежение за десятками параметров, обеспечивающих его полную изоляцию от внешнего мира. С этой минуты он не услышит даже моего голоса – связь в ходе эксперимента будет работать в одностороннем режиме.

Я попытался представить его сейчас там – в полной темноте, в безмолвии, плавающим в стальном гробу, – и ощутил что-то вроде приступа клаустрофобии. По коже пробежали мурашки. Бр-р-р!

Теперь мне оставалось лишь отстраненно наблюдать за ходом эксперимента. Все остальное взяла на себя разработанная Робертом программа. Только в самом крайнем случае, если датчики покажут угрозу его жизни, я должен вмешаться в ее ход… но не раньше.

Время тянулось медленно. За пределами неверного круга света, очерченного вокруг нашей аппаратуры, сгустился непроглядный мрак глубокой ночи, и мне начинало казаться, будто этот мрак растворил в себе не только пустое пространство склада, но и лежащий за его стенами город, и вообще весь мир… Меня окружала гулкая тишина, нарушаемая лишь тихим гудением сервоприводов, мерным писком датчиков, регистрировавших пульс Роберта, да его искаженным электроникой почти до неузнаваемости голосом, что время от времени шелестел в наушниках.

Будто загипнотизированный, сидел я перед пультом, не отрывая взгляда от компьютерного монитора, по которому ползли зеленые зубчатые кривые линии, и вслушивался в этот странно обесцвеченный ларингофоном голос, ронявший короткие фразы.

– Странное ощущение… Кажется, будто меня подвесили в пустоте. Не могу даже сообразить, где верх, где низ…

Еще почти через час:

– Такое впечатление, словно тело растворилось. Если бы не стук сердца, я мог бы решить, что у меня его больше нет…