Текст книги "Возвращение Ктулху"

Автор книги: Елена Хаецкая

Соавторы: Владимир Аренев,Шимун Врочек,Карина Шаинян,Павел Молитвин,Мария Галина,Николай Калиниченко,Федор Чешко,Ярослав Веров,Ника Батхен,Василий Владимирский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 36 страниц)

Мои меланхоличные размышления о тайнах хиллсберийской церкви были внезапно прерваны ужасными криками и звуками выстрелов, после которых за оградой появился мой пес. Он громко залаял и принялся носиться вдоль забора, не решаясь, однако, проникнуть внутрь. Я крикнул ему что-то ободряющее и, по военной привычке проверив винтовку и боеприпасы, принялся быстро спускаться на помощь попавшим в беду товарищам.

Вновь оказавшись на первом этаже, я заметил, что из ризницы через подножие кафедры в сторону левого нефа шли длинные смазанные полосы, говорившие о том, что Брукс поспешил на выручку к Миллеру, дав мне указание, в какую сторону двигаться. Я быстро нырнул в ведущее в полуподвал отверстие и очутился в темном коридоре, обитом изъеденными жуками деревянными панелями. Короткий, всего несколько ярдов в длину, он расширялся к противоположному концу, выходящему в сводчатое подземное помещение, чей потолок перекрывали две или три выщербленные каменные арки. На полу лежал толстый ковер пыли и обломков всякой рухляди, нарушенный пятнами всевозможных форм, среди которых, как мне показалось, были не только человеческие следы. Из большого полукруглого окна струился свет. Бросалось в глаза, что окно было кем-то намеренно, хотя и не очень умело, расширено, – в каменной кладке его краев не хватало множества кирпичей, чьи обломки в изобилии покрывали пол. В виднеющихся через проем зарослях крапивы и чертополоха имелась широкая тропа, происхождение которой меня сильно озадачило.

Я принялся лихорадочно осматривать подвал в поисках пропавших полицейских. Наконец среди остатков каких-то бочек в дальнем углу помещения я обнаружил уходящий в недра земли ход, из отверзшегося зева которого в лицо мне дохнул вызывающий нестерпимый озноб ужас сырой могилы. Мою дрожь усугубляло то обстоятельство, что кромка входа в дыру была заляпана каплями красной жидкости, которую я без труда опознал как кровь, а также таинственной оранжевой фосфоресцирующей слизи. Оставалось только гадать, что бы это могло быть.

Стоя на краю ямы, я и не подозревал, что лишь несколько секунд и футов глубины отделяют меня от прошлой жизни, которую теперь, при всех ее трудностях и бурных перипетиях, я не могу не считать счастливой. Совершив решительный спуск по ходу, идущему под углом около сорока градусов, я четко установил рубеж в своем жизненном пути: до и после… До и после самого кошмарного события в жизни человека, пребывавшего в блаженном неведении. С этого момента мое сердце наполнено неизбывным страхом, коему не может найтись лекарств и никогда, до самой смерти, не настанет спасительного смирения.

После того как я очутился на дне ямы глубиной полдюжины футов, мой взгляд, направляемый лучом фонарика, дюйм за дюймом обшарил окружающее пространство и выхватил в обступившей меня тьме несколько предметов. Первыми из них оказались обломки двух полицейских винчестеров и россыпи гильз. А затем я не удержался от испуганного вскрика, когда увидел чудовищно истерзанное тело Брукса, у которого были разорваны голова, горло, грудь и живот. Вокруг все было забрызгано кровью, валялись ошметки человеческих внутренностей, а местами на земле светились отвратительные оранжевые пятна.

Некоторое время я сидел, прислонившись к стене. Поначалу мысли целиком определялись ужасным зрелищем убитого коллеги. Несмотря на отчаянные усилия, взгляд невольно падал на его труп, и возникающие при этом чувства толкали меня вернуться в Милфорд и собрать подмогу.

Но затем я подумал о Миллере, о том, что, может быть, еще есть шанс спасти его. Мало-помалу я осознал, что негоже бросать друга на произвол судьбы, а вернее, на произвол гнусных тварей. Мне вспомнились назидательные рассказы бабушки про деда, служившего капитаном артиллерии в армии Ли и совершившего немало славных дел до того, как в апреле 1865 года он погиб при обороне Ричмонда. По словам бабушки, он очень презрительно отзывался о тех, кто предпочитал сбегать с поля боя – якобы за подкреплением, а в действительности ради сохранения своей жизни, в то время как в опасности оставались раненые соратники.

Оправившись после первоначального шока, я хладнокровно перезарядил ружье, вставил в фонарь новые батарейки и приготовился идти дальше по мрачному логову космического зла. Спустя некоторое время, когда я прошел около трех сотен ярдов, стали встречаться разветвления, которые уводили в боковые коридоры. Приходилось гадать, какое из них выбрать в качестве дальнейшего маршрута, и я подолгу стоял возле каждого входа, прислушиваясь в надежде, что до меня донесутся хоть какие-то звуки.

Я попеременно обращал свет фонаря в разные стороны и внимательно вглядывался в суглинистые стены подземных ходов. Каков же был мой ужас, когда в одном из ответвлений я увидел подозрительную темную массу, которая стремительно приближалась.

Спустя несколько мгновений мои подозрения обрели реальное подтверждение – на меня надвигалась внушительная толпа космических пауков, видимо привлеченных грохотом недавней стрельбы. С удивительным спокойствием я послал в сторону наступающих уродов несколько пуль, каждая из которых нашла цель, на что указывали болезненные вскрикивания. Вкупе с бьющим по их чувствительным органам зрения электрическим светом эта мера имела неплохой для меня результат – обескураженные пришельцы остановились где-то ярдах в двадцати. Пока что я не мог толком разглядеть их, и это обстоятельство скорее радовало меня. Почему-то мне показалось, что большинство этих существ испытывает некую боязнь перед электрическим фонарем.

Я воспользовался замешательством пауков и, на ходу повторно заряжая ружье, юркнул в другой коридор, где стояла обнадеживающая тишина. Не помню, сколько ярдов я успел пробежать, прежде чем луч фонаря, верно служивший проводником в мире вечной тьмы, начал описывать сложнейшие кривые. Виной тому стали конвульсивные движения левой руки, до сих пор крепко сжимавшей фонарик. А затем плотный, гнетущий воздух подземелья разорвался от окончательно сокрушившего мои нервы звука. Я даже не пытаюсь точно описывать его, поскольку никогда ранее мне не приходилось слышать ничего подобного. По моим барабанным перепонкам больно ударила волна чудовищной какофонии, невообразимой смеси воющих, визжащих, ревущих, стенающих, хрипящих звуков, имеющих один источник.

Думаю, мой рассудок просто не выдержал открывшейся глазам сцены, и заработавшее вместо него подсознание наконец послало левой руке сигнал выключить свет, а правой – непрерывно нажимать на спусковой крючок карабина. Но и при вспышках во время выстрелов я с расстояния пяти – шести футов наблюдал самое кощунственное зрелище, которое когда-либо оскверняло лик Земли.

На меня яростно пялилось едва поддающееся описанию существо, идентифицировать которое как паука можно было весьма условно. Непомерно раздувшееся человеческое туловище, приобретшее вид покрытого мерзкими волосками эллипсоида пяти футов длиной и трех шириной и высотой, по бокам имело по четыре пары странных, двучленных конечностей – то ли человеческих рук, то ли ног, но без кистей и ступней – и вдобавок неестественно вывернутых и растянутых. Места сочленений в суставах были покрыты омерзительными чешуйчатыми складками, а кончики лап урода, как я заметил на поднятой передней конечности, были чрезвычайно острыми и обладали какими-то приспособлениями, похожими на присоски. Мощная грудь с выступающими выгнутыми ребрами раздувалась и сокращалась с равномерностью кузнечных мехов, гулко втягивая и выбрасывая воздух. Но самым поразительным у этой твари была голова. Посаженная на длинной и очень гибкой тонкой шее, она удивительно, я бы даже сказал, кощунственно точно подражала человеческой, только совершенно лишенной волосяного покрова и с извращенной нижней челюстью, в которой проглядывали кошмарные клыки.

Увы, пять ранений, которые я нанес чудовищу, не только не уничтожили его, но, кажется, даже возбудили. К тому же это существо, как ни странно, вовсе не выказывало признаков страха перед моим фонарем, как его соплеменники. Скорее, свет лишь раздражал его. Издав трубный возглас, монстр с невероятной легкостью кинулся на меня. Но секундой ранее ноги сами понесли меня из этого ада, где на моих глазах совершалось в высшей степени греховное действо. В голове молотом стучала даже не мысль – импульс: как можно скорее выбраться из проклятого прибежища инопланетных монстров.

Выронив оказавшийся фактически бесполезным карабин, я стремительно помчался по коридору, шаг за шагом оставляя позади врагов рода человеческого, и непрестанно вспоминал молитвы, которым меня учили родители (со стыдом признаюсь, что в юности я без особого рвения относился к этим урокам). Помню, я не очень связно бормотал что-то вроде: «Царь Небесный, Утешитель Дух истины, везде находящийся и все наполняющий, источник всякого блага и Податель жизни, приди и поселись во мне, и очисти меня от всякого греха и спаси, Благий, душу мою». Не знаю, к месту ли были эти слова, но, когда впереди забрезжил свет, сулящий выход из проклятого подземелья, я чуть не расплакался от радости. Из груди вырвались восторженные крики, спасение казалось все ближе и ближе… Еще немного, считаные шаги…

Только чудом я не потерял сознание, когда буквально в ярде за спиной у меня раздалось омерзительное карканье, едва напоминающее человеческий смех. Ах, это извечное губительное желание всех беглецов – обернуться и посмотреть, где находится преследователь. Это желание подвело и меня. Я резко оглянулся и увидел ненавистную рожу человекопаука, искривленную в подражающей улыбке гримасе. Моего мимолетного промедления хватило монстру, чтобы сбить меня с ног всей своей тяжелой тушей. Попутно он очень сильно ударил меня лапой по боку, нанеся глубокий, обильно кровоточащий порез. От дикой боли я на мгновение замешкался, а злобная тварь продолжала яростно атаковать и вгрызлась мне в левое запястье. К счастью, его разбитые пулями зубы соскользнули, оставив лишь большую царапину, но из-за сильного рывка моя кисть оказалась вывихнутой. Почти парализованный нестерпимой болью, я все-таки собрался с силами и предпринял последнюю попытку сопротивления. За поясом у меня находился охотничий нож, который я правой рукой всадил пауку в горло, а когда его шея неестественно выгнулась и клацающая пасть отвернулась от моего лица, всунул ему в рот фонарь. Продолжая непроизвольно щелкать пастью, пришелец раздавил его и поперхнулся металлическими обломками.

Эта короткая пауза дала мне возможность выползти из подземелья в подвал, где моим союзником был солнечный свет, уже ярко заливавший через окошко почти все помещение. К моему большому сожалению, в подвале не было ни одного предмета, который можно было бы использовать в качестве защиты, и я с досады лишь запустил в копошащегося внизу паука увесистыми обломками кирпичей. На него это не произвело впечатления, зато я с тревогой заметил, что он уже избавился от ножа и лезет к выходу. Свет его, безусловно, раздражал, но не в такой степени, в какой мне бы хотелось. Я в отчаянии бросился по лестнице наверх, на первый этаж церкви (слово «бросился», впрочем, вряд ли было применимо ко мне – слава богу, лестница была не отвесной, а довольно пологой, иначе, вероятно, я бы не смог проползти). Чудовище хоть и не так резво, как в подземелье, но все же очень упорно преследовало меня, правда, уже заметно припадало на одну раненую лапу. Оставляя после себя две полосы – одна красного, другая оранжевого цвета, – мы тащились по грязному полу, и расстояние между нами мало-помалу сокращалось.

Добравшись до двери, я с ужасом убедился, что оставшихся у меня скудных сил не хватает, чтобы повернуть ее на проржавевших петлях. Я несколько секунд безуспешно толкал ее, пока наконец меня не потряс страшный удар в бедро нетронутой ноги. Паук проткнул меня своей остроконечной лапой, однако вызванный новой болью стресс породил в организме удвоенный порыв усилий, который позволил мне открыть дверь. С губ моих сорвались слова еще одной всплывшей в памяти короткой молитвы: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, по молитвам Пречистыя Твоея Матери и всех святых, помилуй меня!» И тут через открывшийся проем в здание с лаем и рычанием ворвался Рэй. Благородное животное бесстрашно кинулось на выручку своему хозяину и вцепилось в горло монстра, из которого непрерывной струей потекла оранжевая слизь. Я кое-как оторвался от паука, занятого битвой с собакой, и полез к ограждающему колокольню забору. Конечно, мне было очень жаль оставлять четвероногого друга один на один с разъяренным чудовищем, но я надеялся, что ему удастся благодаря своей верткости избежать тяжелых ранений и оторваться от врага.

Доползя до ограды, я только тогда вспомнил, что мы оставили на ней замок, а значит, придется перелезать через забор. В нормальном состоянии я без малейших стараний перепрыгнул бы через него, но теперь невысокая ограда казалась неприступной крепостной стеной. В отчаянии я уткнулся в нее головой и дрожащими пальцами сжал металлические прутья.

Вдруг я услышал, как рычание Рэя сменилось жалобным визгом и стоном, который резко оборвался торжествующим ревом космического паука. Мое сердце сжалось от скорби, а душа преисполнилась ненависти к проклятому выродку. Я оглянулся и увидел, что паук, теперь хромая уже на четыре лапы, движется за мной. Его сильно шатало, а по многочисленным пятнам оранжевой крови я понял, что в битве с Рэем ему пришлось несладко. Паук непрестанно ежился и морщился, вероятно от солнечного света, но преследование не прекращал. Страх придал мне немного сил, и я, ожесточенно двигая руками и плохо повинующимися ногами, попытался вскарабкаться на забор.

Уже через минуту я совершенно выдохся, не достигнув особых успехов в преодолении этой высоты, а мой враг меж тем подползал все ближе и ближе. Похоже что каждое движение стоило ему больших усилий, а длинные тонкие конечности то и дело подгибались, увязая в сыпучей песчаной земле.

Тот период времени, что я находился возле ограды, стал самым напряженным испытанием. Я уже плохо соображал, что происходит, в глазах двоилось и мутилось, что усугублялось быстрой сменой яркого света и тени из-за несущихся по небу туч. Дистанции до любых объектов в моем восприятии постоянно искажались, так что вершина забора представлялась мне вознесенной выше крон деревьев, а шпиль колокольни я видел на расстоянии вытянутой руки, причем он ходил из стороны в сторону и извивался. Бешено раскачивающийся из-за сильного ветра колокол издавал сводящий с ума звон, аккомпанементом которому служил вой пришельца. Видя, как неумолимо продвигается в мою сторону чудовище, я своим голосом тоже вносил долю во всеобщую звуковую вакханалию.

Наконец паук снова настиг меня и ударил по голове, рассекши мне лоб и щеку. Это столкновение на несколько секунд привело меня в чувство, и я сунул руку в карман и отыскал там предмет, которому было суждено стать моим последним спасительным средством. Это был обыкновенный коробок спичек, но сейчас цена его в моих глазах была неизмеримой. Судорожно сжав его в почти онемевшей левой руке, правой я вытащил одну спичку, зажег ее и подпалил коробок. Испугавшийся паук попытался укрыть морду, но я храбро запихнул пылающую коробку прямо в его, уже изрядно пострадавшую, пасть.

Раздавшийся визг заглушил колокольные раскаты. А затем гнусная тварь, конвульсивно дергаясь и хрипя, рухнула на землю. Не знаю, сколько времени я сидел, смеялся и плакал, наблюдая, как пришелец в муках издыхает. Его дикие вопли казались мне сладостной мелодией, а блеск разлетающихся оранжевых капель заставлял меня жмуриться от удовольствия.

Вскоре, однако, меня захватило любопытство. Не обращая внимания на собственные кровоточащие раны и совершенно позабыв об осторожности, я подполз к агонизирующему монстру и тщательно осмотрел его. В задней части монстра обнаружились бородавки, в которых у пауков размещаются выделяющие паутину железы, однако у этого создания, как мне показалось, эти органы были либо атрофированы, либо являлись ложными из-за неправильного подражания настоящим паукам. Взглянув на его голову, я увидел, что из разверстой от боли пасти чудовища высовывается вторая четырехстворчатая челюсть с чрезвычайно острыми и прочными зубами, в которой, в свою очередь, виднелся извивающийся щупальцеобразный отросток с шипом на конце. Я сразу подумал, что именно это служит монстру для впрыскивания парализующего яда. Вспомнив о погибших молодых людях и моем товарище, чью смерть я приписывал корчащемуся сейчас у моих ног монстру или его сородичам, я испытал неукротимый гнев и, не удержавшись, несколько раз ударил его подвернувшимся под руку камнем по голове, из которой брызнуло что-то вроде человеческого мозга.

Мало-помалу моим сознанием завладела мысль, поначалу показавшаяся бредовой. Но по мере того как я вглядывался в верхнюю часть морды… или лица?., эта мысль становилась все устойчивее, определеннее. А окончательно я уверился в своей идее в тот момент, когда существо в последнее мгновение своей жизни еще раз пристально, со странным выражением посмотрело на меня. Эти два глаза… как же они мне знакомы!.. Боже, ведь я знаю эти голубые глаза, нос… я знаю это лицо… лицо Питера Мак-Тая, хорошо знакомое мне благодаря фотографии. А сейчас… сейчас я созерцал его нечестивую имитацию, гнусную пародию на человеческий облик, которую не создал бы ни один земной организм.

Не желая ни секунды оставаться рядом с этим кошмаром, я каким-то фантастическим усилием моментально достиг верха забора и, больно натыкаясь на торчащие фигурные завитушки, перекатился на другую сторону. Истерично всхлипывая, я потащился прочь. А затем наступили долгая темнота и беспамятство.

Больше недели, почти не подавая признаков жизни, я пролежал в палате милфордской городской больницы. Сознание вернулось только 18 июля. По словам врача, иногда, в лихорадочном припадке, я произносил различные загадочные фразы, которые казались окружающим людям полным вздором. Наиболее частым среди них было странное выражение «Они обращают людей!», вызывавшее у меня самое бурное волнение.

Понемногу восстанавливая душевные силы, я начал узнавать дополнительные подробности того рокового дня, когда едва не погиб. Шериф сообщил, что вечером 9 июля, встревожившись из-за долгого отсутствия посланной в Хиллсбери группы, он организовал новый отряд, который на двух повозках двинулся по дороге к Вересковому холму. Уже начало темнеть, когда пошел дождь, быстро перешедший в ливень, и вскоре колеса телег стали проваливаться в почву по самую ось. Большинство добровольцев-спасателей порядком перепугались и выразили желание перенести экспедицию на завтрашний день, и О'Грэйди пришлось пустить в ход все свое недюжинное, по местным понятиям, красноречие.

У самой границы дремучего леса и хиллсберийской пустоши они обнаружили вызвавшее некоторую панику человекообразное существо, которое то на четвереньках, то ползком пробиралось по размокшей земле. Его тело было покрыто забрызганными грязью, кровью и какой-то отвратительной оранжевой жидкостью лохмотьями, отдаленно напоминающими форму полицейского. При встрече с милфордцами в безумных глазах существа промелькнули туманные признаки мысли и оно разразилось потоком нестройных речей. Больше всего Джо был удивлен тем, что в этот момент я (мне было не очень приятно слушать, как меня сравнивали с самым жалким имбецилом, но, по-видимому, в той ситуации я вполне заслуживал такой аналогии) принялся вслух декламировать по памяти целые псалмы. Честно говоря, не припоминаю, чтобы за последние пятнадцать лет я хоть раз заглядывал в псалтырь, и лишь иногда в голове бродили тени воспоминаний, как мать в детстве читала мне эту книгу.

С максимальной осторожностью меня отвезли в Милфорд, где поместили в клинику под самым внимательным надзором лучших докторов. К большому сожалению, остатки моей одежды были отправлены незадачливыми спасателями в костер, и мы лишились возможности исследовать сохранившуюся на ней кровь пришельцев. Впрочем, твердо решив держать все события 9 июля в тайне, я не стал упрекать их за этот поступок из опасения привлечь нежелательное внимание к важным уликам, о которых лучше никому не знать.

Даже при наилучшем уходе, особенно заботливом со стороны молодых медсестер, я смог поправиться только к середине осени. К счастью, температура воздуха со второй половины лета стала снижаться, и в августе-сентябре почти не превышала 65–70 градусов, [16]16
  ПО шкале Цельсия 18–21 градус.


[Закрыть]результатом чего явилось отсутствие новых трагедий.

13 октября, не имея на то разрешения главного врача, я покинул палату и вечером того же дня с заговорщическим видом явился в дом Джо О'Грэйди. Затаившись от любопытных взоров его жены и детей, мы долго сидели на чердаке, обсуждая планы предстоящей акции в отношении церкви в Хиллсбери. Я, правда, не стал посвящать его во все подробности увиденных там явлений, ограничившись версией о том, что преступления совершали мутировавшие до гигантских размеров пауки. По-моему, друг не вполне поверил мне, но такое объяснение, казалось, успокаивало шерифа, и он всеми силами старался заставить себя безоговорочно принять его.

Утром следующего дня мы открыли свой план третьему человеку – мистеру Дж. К. Чэпмену, который служил сапером в армии и многократно практиковал взрывное дело на европейских полях сражений Великой войны. Раздобыв несколько фунтов динамита, что оказалось возможным благодаря обширным связям шерифа, мы тайком от всех пришли к развалинам Хиллсбери, дабы привести свой план в исполнение и тем самым избавить милфордскую округу от долгое время грозившей ей смертельной опасности.

Внимательно осмотрев окрестности колокольни по периметру, мы обнаружили то, что осталось вне моего с Бруксом и Миллером внимания, – в металлической ограде напротив подвального окна зияло большое отверстие, причем у нас создалось впечатление, что железная конструкция была буквально прогрызена, о чем позволяли судить рваные зазубрины по краям дыры. Очевидно, именно тут чудовища выходили на свою ужасную охоту. При мысли о том, какой опасности я мог бы подвергнуться, вздумай кто-то из остававшихся в недрах церковных подземелий чужаков вылезти наружу и, пользуясь этим ходом, настигнуть меня, сердце заколотилось от дикого ужаса. Никаких следов паука, с которым я столь долго сражался, мы не нашли. Может, он все-таки остался жив и уполз обратно в свою нору. Или его труп забрали собратья. Но больше всего меня огорчило то, что мы не нашли тела Рэя, ставшего, по-видимому, добычей мерзких существ.

Пока я отдыхал, О'Грэйди и Чэпмен заложили взрывчатку возле колокола. В результате взрыва второй ярус завалился набок и, падая, пробил крышу левого корпуса церкви. Каменная масса весом в несколько тонн рухнула, хороня под собой подвал с входом в проклятые подземные лабиринты космических тварей. Осколки разбившегося колокола мы аккуратно собрали и впоследствии расплавили в кузнице Пойнт-Арка. Хиллсберийский ужас, как мы надеемся, оказался навеки погребен под огромным тяжелым завалом, и сокрытые в своем логове инопланетные чудовища вряд ли располагают силами самостоятельно выбраться из этого склепа. Должно быть, они впали в летаргию, пока что-нибудь не разбудит их и не позовет на совершение новых злодеяний. А пока в районе Верескового холма воцарился покой, который, хотелось бы верить, сохранится здесь, пока живо человечество.

Жители Милфорда и соседних деревень постепенно забывают о страшных событиях лета 1920 года. Лишь один человек обречен мучиться до конца своих дней от частых кошмарных снов, сюжетом которых служит одна и та же сцена. Побывав в гнусном подземелье, я понял, что же имел в виду мрачный тамплиер Беренгарий фон Лутц, обронивший в «Летописях черных солнц» слова «Они обращают людей», которые я раньше считал своеобразной метафорой. Я своими глазами наблюдал, как они обращают людей.

Тот момент, когда я встретился со своим врагом в темном коридоре… Чудовище было не одно. Оно триумфально возвышалось над лежащим на полу Миллером, который был еще жив и с мольбой смотрел на меня. А рядом с ним распластался медленно выползающий из разверзшейся пасти жуткой твари ужасающий студенистый ком какой-то протоплазмы, явно ворвавшейся на нашу планету из таких глубин космоса, которых нельзя вообразить. Этот ком чем-то напоминал фалангу, но в сравнении с ним членистоногий обитатель Земли выглядел шедевром, эталоном красоты и миролюбия. Непрестанно меняющее форму тело паукообразного создания стояло на хилых, подгибающихся лапках, а из его многочисленных голов с двумя пастями, усеявших туловище, протянулись вереницы сосудистых щупалец, через которые в Миллера впитывалась оранжевая жидкость.

В течение двух-трех десятков секунд человек претерпел чудовищные изменения, сопровождающиеся выламыванием рук и ног, отрастанием новых конечностей, раздутием тела, которое покрыли жесткие волоски, в то время как его собственный волосяной покров отваливался. В его открытом рту была видна образующаяся внутренняя челюсть, из которой выглядывало мерзкое колючее щупальце и раздавался ужасный крик.

А потом тот, кто некогда был человеком, носившим имя Миллер и служившим в полиции города Милфорд, посмотрел на меня. И я не мог не задаться вопросом, какая кощунственная трансформация сознания вызвала неописуемую ненависть и злобу в его осмысленном взгляде?

И по сей день я со страхом думаю о том, что встреченные мною пауки когда-то были и, что самое страшное, частично оставались людьми. Бесформенные монстры не только использовали для построения своих отродий тела похищенных людей. Эти нечестивые гибриды обладали еще и разумами несчастных жертв.

Вот почему паук с головой Питера Мак-Тая, в отличие от своих сородичей, не боялся электрического света. Ведь другие существа были порождены из людей старой эпохи, не знавших, что такое электрический фонарь. А Питер Мак-Тай – наш современник – знал. Как знал это и поглотивший его сознание пришелец.

2000–2003