Текст книги "Отя, тебе нравится?..(СИ)"

Автор книги: Елена Акимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Оправившийся от испуга Женя, прикрываясь одеялом, потянулся и уцепил со стула брошенный халат. Виктору же футболка и штаны были недоступны – валялись на полу, довольно далеко от кровати. Сам и зашвырнул, торопясь разоблачиться и слиться с Женей в единое – стонущее. Придурок. А что в квартире двое маленьких детей, обязан помнить Ник?

Угу. Всё на Ника, кучей. И поставить его в изголовье со свечкой, ответственным. Доминант справится с ролью канделябра превосходно, поможет, если Виктор вдруг спасует с потенцией, приободрит хлестким ударом ремня поперек жопы.

Вылезший из постели, кутающийся в халат Женя кинул взгруснувшему альфе подобранные с ковра трусы, фыркнул, подошел к детям и обнял обоих, чмокнул в макушки.

– Вы зубы чистили? – осведомился, строго поджав припухшие после поцелуев с Виктором губы.

Ни Алеша, ни Саша зубы не чистили, и омега их увел, давая любимому мужчине возможность спокойно одеться.

Отличное начало воскресного, выходного дня. Знакомое многим родителям – быстрая любовь, прерванная появлением детей, детские зубы, после умывания – завтракать свежей, горячей овсянкой под бесконечные детские вопросы.

Тихо, мирно завтракать! А не разнимать подравшихся из-за какой-то мелочи сыновей!!!

Наказанные за драку за столом, не доевшие Алеша и Саша жалобно скулили по разным углам, разведенные за уши, шмыгали носишками. У Саши, якобы, внезапно разболелся животик, гордый же Алеша страдал без выдумок. Начал потасовку не он, а альфенок, и стоять в углу ребенку было очень обидно.

– Отя, – Алеша ковырнул ногтем цветок на обоях, смотрел искоса, в полоборота. – А тебе нравится, когда я в углу голодный и несправедливо?

Виктору не нравилось. Но у Жени было железное правило – он никогда не разбирался в детских ссорах. Влезешь хоть один раз – до ночи не выяснишь, кто прав, кто виноват, мозги сломаешь и доведешь себя до напрасной истерики. Особенно если учесть, что сыновья умудряются передраться раз десять на дню.

Проще наказать сразу обоих и не заморачиваться. Подуются, поревут, успокоятся и побегут вместе играть. Проверено.

– Отя! Неужели нравится? Тогда ты садист! И я тебя не люблю!

О, а это что-то новенькое. Раньше Алеша себе не позволял возражать, поставленный в угол. Превращается в обычного ребенка, освоился, знает уже – серьезнее наказания не случится, максимум – по попе шлепнут и лишат на несколько дней сладкого. Ерунда.

Моющий посуду Женя предостерегающе зыркнул на мальчика, но Алеша не впечатлился. Он сейчас общался с отцом, а не с приемным папой.

– Отя! – малыш требовательно топнул ножкой и повернулся лицом к Виктору. За решившим «покачать права» товарищем с любопытством наблюдал переставший лить слезы Саша. – Я к тебе обращаюсь! Не молчи!

Женя отставил недомытую тарелку на край раковины и уставился на Алешу в упор.

– Алеша, – признес весьма строго. – Прекрати. Ты меня злишь.

– Бэээ, – ответил омежонок и показал язык.

Миг, и он уже несся, с визгами и прикрывая попенку ладошками, в коридор, спасаясь от праведного гнева папы. Не успел удрать и заверещал в голос, пойманный за шкирку.

– Не смей хамить родителям! – Наставительно приговаривал Женя, охаживая потерявшего страх отпрыска Виктора свернутым в неплотный жгут полотенцем. – Не смей!

Впрочем, бил омега не больно и не сильно.

– Без сладкого до завтра, – сообщил, отвесив с дюжину шлепков и отпуская вновь рыдающего мальчика. – А теперь вернись, пожалуйста, в угол и достой положенные десять минут.

Всхлипывающий Алеша послушался и вернулся в угол, демонстративно потирая попку. Но рта не закрыл.

– Отя, – заныл снова, давя всхлипы. – Так нечестно!

Виктор вздохнул, отбросил на клеенку книгу, которую пытался читать, и – тоже демонстративно – удалился в гостиную.

Алеша его садистом обозвал? Обозвал. Значит, Виктор обиделся. И пока омежонок прощения не попросит, с ним не разговаривает.

Эх, тяжело воспитывать детей…

Алеша приплелся, когда мужчина начал задремывать. Горестно, надрывно вздыхая и хлюпая носом, залез к отцу на кровать и ткнулся в плечо мокрой от слез мордашкой.

– Отя, – зашептал горячо, отчаянно, и крепко обхватил вокруг торса ручонками. – Ты не садист… Ты хороший… Это я неправильный… Не отдавай меня в детский дом… Отдай лучше дядь Нику, если я тебе не нужен…

Ну, вот, донаказывались. И не наказывать совсем нельзя, иначе обнаглеет и распустится. Беда.

– Ты меня не любишь? – омежонок смотрел, трепеща слипшимися в стрелочки ресницами. – Мне вещи собирать?

Виктор осторожно обнял приникшего сына и поцеловал в лоб.

– Люблю, Лешенька, – ответил. – Конечно, люблю. Не собирай ничего. Давай-ка сюда мизинчик, мириться станем.

Ребенок торопливо протянул отставленный мизинчик навстречу отцовскому, и альфа и его ребенок сцепились мизинцами в замочек.

– Мирись, мирись, – выговорили старательно, хором, покачивая в воздухе соединенными руками, – и больше не дерись. А если будешь драться, я буду – щекотаться!

Перевернутый на спину Алеша счастливо запищал под прихватившими за бока мужскими, сильными ладонями, и задрыгал ножонками, завизжал, откидывая назад головенку: «ой, отя, ой, щекотно! Папа! Спасите!»

Он был такой славный, когда смеялся, гораздо симпатичнее капризничающего.

На шум прискакал выпущенный из угла Саша и присоединился к куче-мале.

Приведший альфенка Женя светло улыбался с порога барахтающимся на кровати, хохочущим мужчине и двум детям.

«Ура, мир в семье восстановлен!» – лучились подозрительно влажные глаза омеги.

====== Часть 32 ======

Магазинчик возле дома оказался закрыт, на его двери висел большой замок и на веревочке болталась табличка из фанеры, на которой было криво и небрежно, от руки, написано синим маркером: «Выходной, меня все достало. Хозяин».

Не страшно, цветы можно купить непосредственно на кладбище, пускай и с наценкой…

Первым навестили Жениного омежонка. Пока Женя, вздыхая, руками счищал с простой, без фотографии, лишь с выбитой надписью, надгробной плиты, под которой лежал его ребенок, снег, Виктор помог Алеше и Саше снять с поминального букета нежно-розовых хризантем целлофановую, шуршастую обертку и достал из рюкзака пакетики с конфетами и рисом.

– Это затем, чтобы душа маленького прилетела, с птичками, и покушала, когда мы уйдем, – объяснил ежащимся на ветру мальчикам, зачерпнув горсточку риса. – А конфетки мы положим вот сюда, прямо на камень…

Он выдал детям, каждому, немного зернышек, рассыпать, и по три конфеты.

– Можете по одной съесть, – разрешил.

После, все вместе, установили цветы в пластиковую бутылку с отрезанным горлышком и немножко постояли молча. Женя не плакал, но глаза у него были влажные.

– Оставьте меня с НИМ наедине на несколько минут, – попросил омега, старательно пряча от Виктора и сыновей побледневшее лицо. – Пожалуйста.

Пожелание омеги уважили. Женя простоял, мысленно разговаривая с душой покойного, недолго, мальчики не успели соскучиться и замерзнуть. Он вышел к ждущей на дорожке семье через калиточку окружающей могилку оградки, промокая рукавом ресницы, и выговорил сдавленным голосом:

– Теперь к Вале.

Здесь памятника не было – ведь со дня похорон Алешиного папы минуло меньше месяца. Только крашеный голубой, масляной краской, крест с привинченным к нему фото светло улыбающегося в объектив, совсем юного, каштанововолосого омеги, под снимком – табличка: фамилия, инициалы, даты рождения и смерти через черточку. Свежий земляной холмик и положенные у основания креста венки выбелил снег.

Пусто, ни оградки, ни скамеечки. И, выделяющимся на снегу ярким пятном, две живые, пурпурные розы в стеклянной банке, не успевшие схватиться по лепесткам морозцем, принесенные явно сегодня.

Николай приезжал с утра пораньше. Больше некому – не Валины же предатели-родители озаботились.

Виктор заметил и еще кое-что, заставившее его сердце забиться сильнее – обвернутую вокруг банки неширокую, кожаную, черную полосу с блестящими металлическими заклепками. Ошейник саба, почетный знак статуса “при”.

Что ж, каждый признается умершим в чувствах, как умеет. Полюби Валя Ника, а не Виктора, наверняка, обрадовался бы при жизни этому подарку, и носил украшение с гордостью. Не Виктору судить об отношениях, которых он, убей Бог, не понимал.

Алеша подал развздыхавшемуся, мучимому сожалениями о прошлом отцу приготовленный для папы букет из восьми крупных, белых роз. Пока альфа освобождал цветы из упаковки, омежонок прижал губы к его уху и прошептал:

– Это хорошо, что папу закопали глубоко и надежно. Теперь никакие ебучие ангелы его не заберут, даже в течку. Он будет только наш, твой и мой. Будем семья.

Виктор поперхнулся слюной и закашлялся. Ругать малыша сейчас за произнесенное им матерное слово мужчина не мог – совесть не позволяла. Ведь омежонком двигали лучшие побуждения и искренняя забота о папе. Счастье – Женя как раз отлучился с Сашей отлить и не услышал, непременно прочитал бы нотацию.

– Шшшшш, сыночек, – тоже тихо, шепнул мужчина в ответ, прочистив горло. – Ругаться не нужно. Давай-ка мне сюда цветы, и доставай нам из рюкзака конфетки. И рис доставай – насыпем. Пусть порадуется.

Подбежавший Саша протянул ладошку за своей порцией поминальных зернышек и получил горсточку.

– Леш, – альфенок плотно зажал рисинки в кулачке и замахал им, затыкал возбужденно в сторону кустов у соседней могилки. – Синичка! С ней душа твоего папы! Кинь ей рисинок, срочно!

Он бросил рис веером, Алеша последовал примеру названного брата и друга.

Синичка не испугалась резкого движения, смотрела на детей с ветки круглым, ясным черным глазом, повернув головку чуть вбок, изучала, раздумывала – приниматься клевать или погодить.

– Опасается, – шмыгнул носом Алеша. – Не узнает меня. Ну да, я же в новой куртке и в шапочке, – омежонок теребил под подбородком удерживающие шапку завязочки. – Папочка, – позвал неуверенно, тоненько, дрожаще, – ты клюй, клюй, мы тебя не обидим…

Синичка пискнула, открыла клювик, закрыла и спрыгнула на снег. Приняла приглашение.

Прилетела ли действительно с пичугой Валина блудная, мятущаяся страдалица-душа? А кто знает? Тайны умерших живым неведомы. Пусть дети считают – прилетела, и радуются.

И вообще, пора возвращаться в город —привезенные розы поставлены в банку к розам Николая, рис рассыпан, конфеты положены, а ветер крепчает. Замерзнут малыши, простынут.

– Саша, Алеша, Жень, – позвал альфа, протягивая сыновьям, родному и приемному, руки и улыбаясь жениху сквозь выступившие слезы. – Идемте?

Альфенок и омежонок с готовностью подали ладошки, и Виктор повел их по тропинке к дороге – там, приткнутая к обочине, ожидала их машина. Женя бодро топал след в след, он не плакал более, успокоился.

Домой, в тепло, уют и к горячему обеду. Продолжать жить вчетвером, дети и родители. А душа умершего младенчика-сыночка не прилетела, потому что давным-давно в раю, безгрешная.

«Назначить дату свадьбы, – размышлял омега, шагая, – где-нибудь на конец зимы, к моей течке. И на этот раз никаких презиков. Ну их, гадость резиновую, ребеночка хочу. В попку вкусную его целовать, за пальчики покусывать.”

Как назвать планируемого малыша, омежечку ли, альфочку или, вообще, бету, он не придумал на данный момент. Костей? Андрюшкой? Пожалуй, Валей.

У этого, не зачатого еще Вали, будет счастливая судьба, непременно. Женя с Виктором позаботятся.

====== Бонус 1 ======

/Полгода спустя/

Виктор любил эту скамейку – в стороне от общего шума-гама и, одновременно, площадка хорошо просматривалась от края до края. Если предварительно озаботиться и одеть на Алешу с Сашей футболочки поярче, например, красные или оранжевые, легко отслеживать перемещения детей, не вставая.

Сейчас сынишки были жутко заняты – Ваня и Вася учили их, впервые надевших ролики, кататься. Ну, как учили – скорее, возили за руки, пока Беня наворачивал вокруг круги на скейте. Мелкие боялись, визжали и каждые полминуты беспричинно грохались, заплетаясь в непривычно утяжеленных ботинками ногах.

– Вася! – тонко пищал Алеша, цепляясь за «своего» поводыря Васю. – Вась! Слишком быстро! Ай! Ой! Папочка, моя попа! – и вот он уже опять на асфальте, в сотый, наверно, раз за час, размазывает по щечкам злые слезки.

Саша вел себя куда сдержанней, мужичок же, хоть и семь всего. Гудел, лишь упав – не мог сам подняться, требовал у Вани поддержки, боль, если зашибался, героически терпел. Альфенок презрительно фыркал на изнывшегося Алешу из-под шлема – мол, фу, слабак-омежка. Алеша, ожидаемо, обижался и надувался.

– Не научат они их так, – усмехнулся, впрочем, невесело, сидящий рядом с Виктором Николай, отхлебывая из термосного, металлического стаканчика парящий кофе. – Проверено опытом. Пока сами не почувствуют, как ноги правильно переставлять. А, – он отмахнулся кистью. – К нам не пристают, и ладно…

Дом улыбался последние два месяца редко и криво – никак не мог прийти в сознание после самоубийства любимого супруга. Да, Костя умудрился в больнице покончить с жизнью, решил не дожидаться, пока его парализует полностью, воспользовался предоставившимся удачным случаем, когда медбратский пост оказался пуст, выгреб из холодильника инсулин, до которого сумел дотянуться с инвалидного кресла, вернулся в постель и вколол себе смертельную дозу.

Спасти его не успели – обнаружили слишком поздно, думали – устал и прилег в обед подремать. Хотя, кто знает, возможно, дело было и не так вовсе, а кто-то из медбратьев передал больному мужчине флакончик и шприц, помог совершить эвтаназию, за деньги или по соображениям гуманности.

Недоказуемо – кроме Костиных, других отпечатков пальцев при проведении следствия на орудиях преступления не нашлось.

Костю похоронили, а Николай остался, сцепив зубы, дальше растить троих сыновей. Плакал ли он ночами? Наверное, плакал, если доминанты плачут. Тоже тайна за семью печатями.

Мимо по дорожке промчался, развевая по теплому, осеннему ветру свободно распущенные, до плеч, светлые волосы – на роликах, и очень шустро – стройный, миловидный, изящно двигающийся омега средних лет с двумя смугловатыми, шатенистыми омежатами-подростками.

Николай проводил группу долгим, задумчивым взглядом. Виктору показалось, или омега прицельно посмотрел на его друга?

Вроде, не показалось – в зрачках светловолосого, встретившегося на короткий миг со зрачками дома, определенно, вспыхнуло нечто весьма жаркое.

– Знакомый? – спросил Виктор небрежно, закидывая в рот кусочек яблочка из лежащего на коленях пластикового контейнера.

Николай зыркнул на друга неодобрительно – тот поедал фрукты, захваченные для Алешки с Сашей, и кивнул.

– Ага, – сказал, и просветлел лицом. – Но недавний совсем, в прошлую субботу в клубе неплохо просто время провели…

Клуб, правильно понял Виктор – был тематическим, иных Николай не посещал. Опля. Выходило – блондинчик – саб? Симпатичный, даже красивый, обычный на вид человек. А уж глазками зажег, аж до печенок пробрало…

Впрочем, и в Николае сейчас дома не распознаешь – серая футболка, джинсы, кроссовки. Ни черной, обтягивающей кожи, ни напульсников с заклепками, ни хлыста подмышкой. Приличный отец-семьянин, выгуливающий детей.

– Он разведенка, – доминант вздохнул, предвкушающе облизнулся и хищно оскалился. – Муж не принял специфических вкусов в постели. Детей на выходные забирает иногда.

«Ага. Просто недавний, клубный знакомый. – Виктор с трудом сдержал скептическую улыбочку. – Конечно. Врать научись, Ник, пожалуйста, у тебя на морде все написано большими, неоновыми буквами».

Мысль, что у Николая появилась сердечная зазноба, да еще и по интересам, согревала. Хватит дому одному мучиться, хороший он мужик. Заслужил ломтик счастья.

Виктор сцапал из контейнера виноградину, раскусил ее напополам, брызнув на побородок соком, и поинтересовался, вытирая каплю и изображая безразличие, которого не испытывал:

– В эту субботу встречаетесь?

Николай дернул уголком рта, ответил довольно холодно:

– Понятия не имею. Как он решит.

– А если прикажешь? – ууу, болван, кто за язык тянул, нет!!!

Доминант так поразился, что выронил стаканчик с кофе, воззрился чуть ли не с ужасом.

– Ты идиот, Вик?! – мужчина хватанул ртом воздух, но справился с гневом и Виктору в зубы не двинул. – Ну, я прикажу, и он детей в себя обратно запихнет? Прирежет? Удавит? Отношения между домом и сабом отнюдь не на приказах строятся. – Ник стряхнул с бедра не успевшие впитаться в ткань джинсов кофейные капли и поморщился. – На уважении и доверии. Лодя, – ах, блондинчика зовут Владимиром, надо запомнить, – прекрасно знает, что я никогда не прикажу ему сделать подобного…

Виктор потупился, смущенный. Брякнул чушь о том, в чем не понимает, осмелился судить. Поделом…

Покаяние альфы прервало появление Васи с буксиром – Алешкой. Альфочка сдал хнычущего – устал, проголодался, хотел пить и натер ботиночками пятки – омежонка родителю и умчался.

Пора распаковывать, теперь Алешка в сандаликах побегает, полазает по горкам.

– Отя! – голосок малыша жалко дрожал и срывался. – Сними с меня шлем! Сними! Надоело! Жарко!

А всего час назад требовал сфотографировать и приставал с любимым вопросом, дергая за футболку:

– Отя, я тебе нравлюсь в шлеме? Мне идет? Правда, я в нем похож на гонщика?

Разочаровался в своей шлемной, гоночной красоте. Эх, малявка омежья.

Посмеиваясь, Виктор усадил сынишку на скамейку и поэтапно снял с него ролики и необходимую защиту – шлем, наколенники и налокотники.

Напившийся воды из бутылочки Алеша жевал яблоко, довольно шевелил пальчиками ступней, наслаждаясь ощущением свободы и гладящим влажную от пота кожу ветерком.

– Хорошо покатался, – сообщил ребенок. – Завтра снова сюда вечером приедем. Отя, ведь приедем же? Пообещай!

Виктор выдал сыну сандалики, но Алеша заартачился, затряс растрепанной головенкой.

– Босиком! – заявил. – Ножки должны отдыхать!

Босиком так босиком – стекол на этой площадке не валялось, следили. Максимум, где пяткой на камешек наступит, тем более Ваня привез Сашу и нужно было заняться им.

Ваня приехал в сопровождении кукольно-хорошенького подростка-омеги, одного из мальчиков Лоди.

– Мой отец, Лекс, – вежливо представил Николая приятелю, велел Виктору. – Держите Сашу, пока! – И парочка укатила, взявшись за руки. От юного омежки ощутимо пахнУло на взрослых альф предвещающими скорую течку апельсинами.

Еще миг, избавившийся от роликов Саша уволок следом Алешу, и отцы вновь остались одни.

Здорово, что есть на свете детские площадки – и дети заняты, и родители отдыхают…

Завтра, без сомнений – сюда. С роликами или без.

«А Нику напомнить – купить Ване презервативы. Мальчик вот-вот в гон ухнет, с Лексом своим востроглазым, как бы ребенка не заделали»…

====== Бонус 2 ======

Оставшись опять вдвоем, Виктор и Николай вернулись к прерванному детьми разговору.

– Прости, ладно? – Виктор виновато тронул хмурящего брови друга повыше локтя. – Я ничего не смыслю в бдсм, мне что дом, что саб – одинаково фиолетово. Помню из наших с Валей встреч – тот очень радовался, если я ему запрещал что-либо, ну, типа в клуб в субботу сходить, и не шел. Будто… – мужчина пощелкал в воздухе пальцами, – будто понимал – туда ходить не следует, а сам, без приказа, удержаться не мог…

Николай хмыкнул и кивнул.

– Границы дозволенного и контроль, – подтвердил. – Ты, не осознавая, продемонстрировал их Вале. Естественно, Валя исполнял. Даже если тебя рядом не было. Он же понимал – нельзя ему в клуб, и тебе угодить хотел, добра ему желающему, охраняющему от беды, чтобы ты, заботливый, им был доволен…

Мужчина увидел приближающегося – на роликах, на роликах – Лодю и оборвал незаконченную фразу. Омега подъехал и почтительно остановился метрах в трех, молчал, склонив голову, поглядывал искоса, запыханный, потный и раскрасневшийся. Ждал, когда доминант изволит обратить на него внимание.

Николай перестал хмуриться, приветливо улыбнулся и поманил его пальцем.

– Можно, и садись, не маячь – велел спокойным, впрочем, весьма властным тоном, подвигаясь и освобождая часть скамейки. – Познакомлю с другом. – И добавил: – он все о нас знает, мой хороший, но не в Теме. Веди себя, как обычно на людях.

Лоди трепыхнул ресницами, длинными, темными и густыми, пушистыми, подкатился, упал рядом и вытянул стройные, обутые в ботинки с колесами, открытые шортикам до середины бедер ноги. Ник обнял любовника вокруг талии и чмокнул, прильнувшего котенком к плечу, в висок.

– Молодец, послушный мальчик, – шепнул тихо, но Виктор услышал.

– Не знал я, Лоди, что ты детей сюда вывозишь, – сказал дом. – Сюрприз…

Лоди округлил рот пухловатой, безусловно, соблазнительной буковкой «о», поразмыслил мгновение и ответил, с оттенком печального укора:

– А вы никогда и не спрашивали, Господин…

В мозгу у наблюдающего со стороны неизвестный ранее тип отношений Виктора зажглась предупреждающая лампочка.

«Так вот как, получается, сабы доносят до своих верхних собственное недовольство ими, – подумал альфа, – упрек, но не прямой, завуалированный. Красиво оформлено».

Николай куснул губу и отстранил омегу. Лицо мужчины, только что сытое, приняло озадаченное выражение.

– Эээ, – он повторно укусил губу. – А тебе, на будущее, важно, чтобы я задавал эти вопросы о детях?

Лоди коротко кивнул, проворковал «да» и засиял навстречу всем существом.

– Значит – буду спрашивать, – Николай поднял руку, потрепал замершего омегу по щеке, словно собаку успокаивал, и Лоди потянулся за ласкающей ладонью, прикрыв веки, муркнул от удовольствия: – А теперь ответь – ты хотел мне что-то сказать, когда подъехал, или просто соскучился? Врать не смей, накажу!

Лоди глядел кротко, покорно, ясно:

– Соскучился, Господин…

Он был при Нике… Словно потерявшийся и вдруг нашедшийся ребенок при отце? Щенок при хозяине? Обретший покой и уверенность…

…В любом случае Виктор ничего не понимал в бдсм и разбираться не имел ни малейшего желания. Этим двоим комфортно друг с другом, большего не требуется и чужаков не в Теме не касается…

А вот детские нарукавники-налокотники раскиданные – касаются. Алешины носочки здесь, а где Сашины? Неужели в них убежал, поросенок? Ох, папа Женя заругается очередной погубленной, не подлежащей отстирке паре…

Занятый поиском носков, мужчина пропустил исчезновение Лоди. Отослал Николай омегу прочь…

– Вик, – ага, а домы тоже умеют вопрошать глазами, не хуже сабов, однако, – тут такое дело нарисовалось… – моргал мужик прелестно-застенчиво. – Вы с Женей же твою квартиру не продали? Или продали? Мне бы Ваню с Лексом туда… В общем… – он сглотнул, – на течку-то…

Виктор облегченно рассмеялся и хлопнул друга по плечу:

– Заедь завтра, перед площадкой, или по телефону напомни – ключи дам, без проблем. Но и ты не забудь им средства предохранения купить. Дедушкой ведь сделают.

Альфы скрепили договор рукопожатием и расслабились. Виктору же взгруснулось – вспомнил о «висящей» над нервами банковской ссуде, взятой для покупки новой, просторной, четырехкомнатной квартиры. Долг частично погасили за счет суммы, вырученной за Женькину двушку, но проценты капали, а на квартиру Виктора покупатель не находился пока.

На данный момент не страшно, но Женя-то до родов проработает еще месяца четыре, а декретные у него куда меньше зарплаты. Придется Виктору распечатывать закрытый счет-заначку, увы.

К скамейке бежали наперегонки Алеша и Саша, босые, воющие хором и жутко, чудовищно, практически до неузнаваемости грязные. Альфенок пер перед собой в кулачке потерянные отцом, перемазанные, мокрые носочки.

– Отя! – орали – в ушах зазвенело. – Отя! Ааа!!! Ууу!!!

Чего «ааа», почему «ууу»? Небось, устали, голодные да спать хотят. Времени уже десять часов вечера.

– Дети! – Виктор вскочил и словил сыновей в полете. – О господи! Саша! Алеша! – воскликнул. – Вы что, в луже валялись?!

Малявки мгновенно прекратили реветь и выпучили четко выделяющиеся на заляпанных чернотой мордашках гразенки.

– Ага, – подтвердили вразнобой и залыбились. – Мы игрались в свиней. Гляди, мы свиньи! Всамделишные! Похожи? Тебе нравится, отя?

Ооо… Блядь.

Николаю, вот, определенно понравилось – заржал конем, сволочь, и принялся отползать. Перед супругом разгневанным за детей отчитываться не ему, и в машину… свиней… сажать не ему…

– Раздень обоих до трусов, поставь на травку и ополосни из бутылки – тепло, не простынут, – посоветовал трехкратный отец – доминант, отвеселившись. – Запасные трусики для них у тебя есть, поменяем. Оботрем нашими футболками. В машину отнесем. Свиньи… – мужчина принял у Виктора Алешу и потянул с омежонка футболочку.

А следить надо за детьми! Где был Виктор, когда мальчики в луже кувыркались? Болтал с Николаем, жрал предназначенные детям фрукты и любовался привлекательным Лодей.

Плохой отя. Оставит его Женя без ужина – будет прав. Да и Николай, положа руку на сердце, не лучше – его сыновья тоже неизвестно, в каком направлении. Иди, ищи ветра в поле, кричи, срывая горло, зови по именам…

====== Бонус 3 ======

Вечером, на следующий день, в воскресенье, детей забрал гулять Женя – сам вызвался, захотел подышать свежим воздухом. Виктора омега оставил дома со строгим наказом разобрать, наконец, его полки в платяном шкафу. Иначе – вернется, покусает и выбросит пребывающие в бардаке вещи кучей в мусорку.

«А мне, – заявил, уперев руки в бока, – надоело за вас всех разгребаться. И без твоих шмоток работы – во, по горло», – он выразительно чиркнул себя ребром ладони по кадыку.

Злить беременого супруга альфа не хотел, потому, едва тот отбыл с мальчишками, послушно полез в шкаф. Догадайтесь, что он нашел на первой же из полок?

Правильно – забытую Валину папку с фотографиями, медицинскими справками и дневником. Возвращаться к дневнику мужчина не собирался, к фото тоже, справки уже изучил, еще на старой квартире, и они были неинтересны, кроме единственной – сделанного беременым омегой последнего УЗИ. К описанию прилагались ультразвуковые снимки плавающего в околоплодных водах Алеши.

Вот их Виктор достал. Поглядел, тепло, влюбленно улыбаясь, погладил подушечками пальцев и отложил отдельно, с целью позже вложить в семейный альбом. Остальное сунул обратно на полку.

Едва он это сделал, в дверь позвонили – пришел Николай за ключами. Дом был не один, с Лодей, омега жался к его боку и посматривал искоса. Виктор впустил обоих и провел на кухню.

– А детей где потеряли? – спросил удивленно.

– Детей… – Николай сел и дал знак Лоде садиться рядышком, иначе омега так бы и торчал у стенки. – Дети с Женей твоим, на роликах носятся, все, друг друга клеят. Возраст у них… – он развел руками. – Гормоны… Накатаются – заберу.

Сожаления, что сплавил сыновей, своих и любовника, альфа, похоже, не испытывал. Забацать младенцев посреди детской площадки юнцам не грозило, остальное перетерпится. Зато – свобода родителям на несколько благословенных часов.

– Чай, кофе? – Виктор потянулся к чайнику.

Дом вздохнул: «кофе», Лоди промолчал – не получал разрешения подать голос. Николай повернулся на полкорпуса и потрепал своего саба по подбородку, улыбнулся ободряюще:

– Веди себя как на людях, мой хороший. Вик не в Теме, забыл?

Лоди поспешно закивал и расслабил напряженные плечи.

– Чай, – сказал, и добавил, смутившись: – Пожалуйста.

Замечательно вежливый, красивый омега. Или качественно выдрессированный? Виктору больше нравилось думать, что вежливый. Которому явно неловко сидеть рядом с его доминтом за столом на равных и ждать, когда нальют чаю.

Чтобы облегчить муки гостя, Виктор предложил:

– Лоди, вы мне не поможете? Я вам буду подавать, а вы расставите.

Лоди вопросительно взгрянул на Николая, тот утвердительно моргнул, и омега подскочил, словно ужаленный, засуетился, перехватывая у Виктора чашки и сахарницу.

– Лоди! – строгий оклик Николая заставил вздрогнуть. – Ты не понял?! Как на людях! Угомонись, здесь все свои!

Совсем запутавшийся саб – на людях, свои – выронил вазочку с печеньем, жалобно всхлипнул, дернулся, будто собирался опуститься на колени, и немедленно был обнят и ласково-ласково поцелован в лоб.

– Ты же мой глупенький, – зашептал Николай, гладя бедняжку по волосам. – Ты же мой славный… Не вздумай реветь… Ты ни в чем не виноват… Побереги нашего ребеночка, тебе нельзя нервничать… Я не сержусь… Мы сейчас! – Мужчина, продолжая обнимать прячущего лицо омегу, буквально потащил того к выходу из кухни. – Перетрем пару слов…

Вернулся он один.

– Лоди в ванной, – объяснил на встревоженный взгляд Виктора. – Сейчас умоется и придет пить чай. Его последний верх, – альфа кисло сморщился, – не был идеалом, к сожалению, и привил парню немало плохих привычек, передавливал, ломал. Вот, отучаю…

Виктор поперхнулся слюной и предпочел оставить рот на замке. Нет, бдсм абсолютно ему чуждая штука. Увольте.

Лоди и правда вернулся минут через пять, веки у омеги были подозрительно красные. Стараясь не поднимать глаз, он юркнул на указанное доминантом место и притих.

Виктор быстро разлил по чашкам то, что гости заказали, в смятении чувств сунув Николаю чай, а кофе – Лоди, и был вознагражден двойным – точно двойным, не примерещилось – смешком. Саб и дом обменялись чашками, лучезарно улыбаясь друг другу.

А у Виктора вдруг отпустило на сердце. Отличный Ник мужик и правильный, такой не обидит напрасно подчинившегося ему добровольно и позволит своему нижнему раскрыться навстречу счастливым.

Уже когда гости уходили, Виктор чудом вспомнил про ключи от квартиры, откопал связку среди прочего хлама в ящичке кухонного стола и передал Николаю.

– Ник, – дом стоял в дверном проеме, шептал что-то порозовевшему скулами Лоди на ушко, вероятно, милые, маленькие пошлости, а может – слова одобрения: – Ты знаешь, я тут подумал… А как меня вообще нашла опека? Да еще и настолько быстро…

Николай крепче прижал к себе ластящегося Лоди, пожал не мощными, не доминантными плечами и ухмыльнулся.

– У Вали на кухне, – сказал он негромко, – на стене, на обоях, крупными цифрами, маркером, написан твой номер мобилки. С пояснением, внизу, буковками помельче – отец Алеши. Валя, не поверишь, по-своему любил Алешу, как умел, хоть и спятил с ума…

Валя, Валя. Сумасшедший, склонный к бдсм алкаш и шалава, не убитый случайным собутыльником, не траванувшийся паленой водярой. Размазанный по асфальту трассы мчащимся на большой скорости автомобилем, под который, утверждали очевидцы происшествия, омега бросился сам. Перелез через ограждение, и… Экспертиза показала – был трезв.

Каково Николаю продолжать жить и строить отношения с багажом за спиной из двух родных ему самоубийц? А хрен его знает. Живет. Лоди, вон, в ушко выцеловывает, малыша общего с ним ждет – врун, неделю они встречаются, ага – троих кровных сыновей растит, чужому ребенку щедро уделяет нежности.