Текст книги "Отя, тебе нравится?..(СИ)"

Автор книги: Елена Акимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

По телефону Женя и Виктор с час назад, еще из постели, немного поболтали с Сашей и Алешей и выяснили – плохого ничего не случилось, мальчики не заболели и не поранились, не поломали ручонок-ножонок, не обварились кипятком.

А что соскучились и обиделись… Вырастут – поймут. Сами вот так же точно будут выпадать из жизни на период течки. Это естественно для родившихся альфами и омегами, физиология полов.

Виктор сцапал с тарелки успевший немного остыть оладушек, махом откусил от него треть, благодарно потрепал Женю по подбородку, мол – вкусно, жуя, с набитым ртом, натянул на влажное после душа тело джинсы и майку и отправился за детьми.

Алешка с порога запрыгнул на шею и повис было, болтая в воздухе ножонками, но сразу же отпрянул, трепеща ноздрями – учуял изменившийся отин запах. Заглянул мужчине в лицо, изучая, снова понюхал… И, быстро отвернувшись, спросил, тихо, покорно, погаснув мордашкой:

– Ты меня теперь отправишь в детдом, да? Я пойму…

Глаза у мальчика оставались сухими, но в их глубине плескалось огромное, невыплаканное, совершенно не детское отчаяние.

Виктор присел напротив на корточки, осторожно поймал Алешин подбородок в ковшик ладони и почти силой заставил ребенка на себя посмотреть.

– Почему ты решил, что я отправлю тебя в детдом, сыночек? – мужчина постарался, чтобы голос прозвучал максимально мягко. – Это полная ерунда. Ты – мой законный сын, я по-настоящему тебя люблю, сильно-сильно, и не собираюсь никому отдавать.

Алеша поджал губы и куснул нижнюю.

– А делить? – из его зрачков навстречу Виктору метнулось жаркое, опаляющее душу и сердце пламя. – Делить собираешься?

Пальчики омежонка скользнули, едва коснувшись, по украшающей обнаженное плечо мужчины метке. Миг, и мальчик, обеими ладошками толкнув потянувшегося обнять отца в грудь, стремительно развернулся на пятках и убежал на кухню. Только косичка заплетенная мелькнула.

Вот и поговорили. Класс.

Что делать с обнаружившейся Алешкиной ревностью, неопытный в воспитании детей Виктор не имел ни малейшего понятия и растерялся. Нужно позвонить брату, посоветоваться, тот наверняка подскажет, как быть дальше. Ну, и у Жени тоже спросить, разумеется – Женя с некоторых пор родной.

«Родной»? – мысль понравилась.

А ведь родной, верно. Не только родной – близкий и, чего врать самому себе  – любимый.

– Дядь Вика… – Даня подошел неслышно, тронул за плечо, вырывая из задумчивости. – А ты Жене цветы хоть подарить догадался, ну, после… – скромный, хорошо воспитанный альфочка смутился и запнулся, неопределенно помахал в воздухе рукой. – Отя папе всегда большой букетище дарит, как закончится. И я – своему Тосе…

У Дани есть пара? Сюрприз, Виктор не знал. Интересно, сколько ребята встречаются?

– Полгода и две течки, папа в курсе, – видимо, мужчина, в смятении чувств, задал последний вопрос вслух. – Но мы пока друг друга не пометили, еще разбираемся. Могу познакомить, если хочешь. Он замечательный!

– Я пойду, – Даня переступил с ноги на ногу, – к Лешке. Попробую с ним перетереть малек про отношения в семье между родителями и детьми. Ты же не против?

Уже перескочивший мыслями на Женю и цветы Виктор рассеяно кивнул, разрешая. Надо же, семнадцатилетний подросток дельно советует ему, почти сорокалетнему взрослому! Впрочем, ничего удивительного – семья у альфочки – дружная, спаяная крепко искренними любовью и уважением, и Дане, определенно, есть, чему научить как вообще не ведавшего семьи Алешу, так и дядю, бывшего упорного холостяка.

Бывшего, бывшего. Точно, бывшего, не сомневайтесь. Пусть и не осознав, альфа уже выбрал. Лучшего мужа себе не найдет. А что омега с ребенком, даже хорошо – ведь и у Виктора ребенок. Будет у Алешки сразу готовый братишка-ровесник, вместе играть, делать уроки и поверять сердечные тайны.

Здорово! А там, со временем, другие братишки появятся, младшие, один или два. Или три…

Напрочь замечтавшийся о счастливом возможном будущем, Виктор взял с полки у зеркала кошелек и пошел, не замечая закрытых дверей и «неожиданно» вырастающих на пути фонарных столбов, вышибая лбом первые и натыкаясь на вторые – то есть с реальным риском покалечиться и вообще никуда не дойти – покупать своему омеге букет.

Желательно бы розы, крупные, ароматные, красные, общепризнанный символ страсти, штук двадцать пять. А вообще – на сколько денег из кошелька хватит.

====== Часть 15 ======

Разобраться с запущенными за Женину течку делами у Виктора заняло три рабочих дня. С Женей и мальчишками альфа виделся лишь рано утром и поздним вечером – возвращался из офиса после восьми. Увы, за удовольствия нужно платить – в данном случае, пахать, как ломовая лошадь. К начальству у мужчины претензий не имелось – и так отнеслись с пониманием, не уволили за многочисленные, в последнее время, прогулы. Могли бы и уволить, и взять на его место другого, не обремененного маленьким ребенком и связанными с ним проблемами. Бету, например. Не уволили, а прогулы оформили оплачиваемым отпуском – помогли попавшему в трудную ситуацию коллеге финансово. Спасибо им.

Женя тоже крутился в своей больнице, но у него смены были строго до шести вечера – иначе кто Алешку с Сашкой из садика заберет, сектанты? Ага, этим только намекни, мигом примчатся спасать бедных детишечек от аморальных, погрязших в грехах, неверующих в Хрисакришу родителей.

Провели вместе течку без штампов в паспорте, обменялись метками и спят в одной постели – чудовищно. А что только спят, на большее у обоих сил не оставалось – без разницы. Взрослые, не связанные узами брака альфа и омега обязаны спать в разных комнатах!

К большому огорчению как Виктора, так и Жени отец и папа Валентина не оставили надежд заполучить внука в безраздельное воспитание и приобщить к секте. И того, и второго заметили воспитатели садика, болтающимися у ограды, пока дети гуляли, с ними были еще какие-то постномордые люди в серых одеждах.

Заранее предупрежденный, персонал сада сообщил и Виктору, и в полицию о посторонних, пытавшихся несколько раз заговорить с ребятней. Полиция приняла двойное заявление, владельца садика и беспокоящегося Виктора, и не отмахнулась – ибо уже случалось ранее, адепты секты Христакриши воровали детей. Родителям Вали выслали предупреждение и пригрозили крупным денежным штрафом, если хоть раз еще объявятся.

Виктор же на полицию надеялся не особо и начал всерьез думать о переезде в другой город, подальше от возможной беды. Но Женя воспротивился – у омеги здесь имелась отлично оплачиваемая работа, налаженная жизнь и своя, полностью выкупленная квартира. Плюс, впридачу, пожилые родители и два брата, старший с семьей и младший, больной лейкемией и на данный момент проходящий курс химиотерапии. Срываться с насиженного места и начинать заново он не хотел.

Виктор подозревал, что у Жени были и иные причины не покидать города, в котором он родился и вырос, вслух не названные, личные. Например, бывший муж, друзья, возможно, любовники. И – могилка второго сына, близнеца Саши, умершего в возрасте трех месяцев по неясным причинам.

Как все это бросить? Не обнимать, хотя бы раз в неделю, отю и папу, не встречаться по выходным с братьями, не навещать регулярно покойного сыночка и не класть ему цветов? Женя не понимал. Отказывался понимать.

О брате Саши мужчина узнал от самого Саши – однажды, перед сном, после вечернего прочтения сказки, уже купанный и кормленный, зевающий альфенок влез к Виктору на постель, прилег под бок и протянул несколько фотографий.

На снимках было два крохотных младенчика, альфенок и омежка.

– Смотри, дядь Вика, – предложил мальчик. – Это мой братик. Он умер совсем маленький, его положили в гробик и закопали в землю. А сверху насыпали холмик. Теперь там стоит каменный памятник, красивый. Мы с папой недавно ездили к братику на кладбище. И папа плакал…

Рассказанное альфенком прояснило для Виктора трепетное отношение Жени к Алеше – омега возился с чужим мальчишкой, как со своим ребенком и не делал различий между Алешей и Сашей, одинаково награждал обоих по ситуации подзатыльниками, поцелуями и конфетами. Видимо, вспоминал своего омежонка и перенес сохраненную к нему, в сердце, не растраченную любовь на сына пары.

И Виктор был благодарен возлюбленному за такое отношение к Алеше. Сложный, совершенно не омежий, колючий характер омежонка доставлял много беспокойств и дома, и в садике.

Алеша взрывался без видимых причин и дрался с одногруппниками. Алеша матерился и в приступах гнева обзывал детей и воспитателей плохими словами. Алеша украл у воспитателя Игоря из сумки деньги и подкинул их Саше в тумбочку. Алеша знал про половые отношения кучу подробностей, в красках описал согруппникам процесс интимного акта между омегой и альфой и просветил про минет. Алеша таскал в столовой куски хлеба и печенье и прятал в своей постели, чтобы потом съесть во время тихого часа. Алеша показал другим детям, как курят, насобирав окурков, и объяснил назначение найденных на прогулке по парку использованного презерватива и шприцов. Алеша послал воспитателя Игоря ебаться раком, к альфам, на просьбу убрать за собой разбросанные книжки. И ладно бы только послал – посоветовал брать с них плату. Алеша учуял от другого воспитателя, Славы, легкий запах вина и спросил во всеуслышание, не алкаш ли Слава.

И все это – за неделю. На диво талантлив был Алеша, воспитатели за столь короткий срок уже впадали от него в ступор, а беременного Игоря омежонок четыре раза довел до слез.

Почему Алешу не выгнали до сих пор из садика, несмотря на оказываемое им дурное влияние на согруппников, таких же шестилеток, но из нормальных семей? Да по той же причине, что и Виктора не уволили с работы – банально жалели сиротку со страшным прошлым.

Куда мужчина денет ребенка? Сдаст в детдом? Там омежонка загубят окончательно. А так – есть шанс его перевоспитать. Вот и боролись, терпеливо, с Алешиными истериками, одергивали, когда матерился, объясняли правила хорошего поведения. А потом плакали, по очереди, запершись в комнате отдыха, и жаловались по телефону Виктору.

Не смешно. По нескольку раз за смену жаловались, то воспитатель Игорь, то воспитатель Слава, то хором. Родители согруппников тоже жаловались – на приносимые любимыми чадами из садика замечательные синяки, разбитые носы, порванные одежки и их неуклонно расширяющийся, в не лучшую, увы, сторону, лексикон.

Когда, наконец, настала суббота и Алешу не нужно было сегодня везти в сад, Виктор и Женя вздохнули с облегчением. Двое суток передышки! Ура!

Рано обрадовались, идиоты. Плохо они пока изучили Алешу. Совсем никак. И даже в страшном сне не смогли бы предположить, какую месть Жене задумал продолжающий смертно ревновать «изменившего» ему отца мальчонка.

====== Часть 16 ======

Виктор блаженствовал, раскинувшись расслабленной звездой на измятых простынях, наблюдал сквозь ресницы за расчесывающим перед зеркалом волосы Женей. У омеги были красивые волосы, каштановые, густые и блестящие, до середины спины. Виктору нравилось запускать в них пальцы, перебирая отдельные пряди, и зарываться носом, нюхать.

Полчаса назад мужчина и его пара сладко и неспешно отлюбили, впервые с окончания течки, и теперь наслаждались разливающейся по телам истомой. Женя уже успел ополоснуться в душе, как он сказал со смешком – «без головы», то есть, защитив свернутые в узел волосы от воды специальной, непромокаемой шапочкой, и теперь приводил себя в порядок перед выходом из спальни. Виктор же ленился, валялся – ему весьма редко удавалось понежиться в постели по утрам.

Вот только тишина в квартире настораживала – не слышалось обычно рано подскакивающих детей. Неужели еще спят, умаявшись за неделю? Возможно. Но необходимо проверить, мало ли…

– Жень, – Виктор потянулся, с зевком. – Иди, погляди, что мальчишки делают, ты одетый… Вдруг они что затеяли, а?

В памяти обоих родителей была жива недавняя проделка Саши с Алешей – воспользовавшись тем, что Женя возился на кухне с ужином, а Виктор задержался на работе, дети сняли с окна занавеску и маникюрными ножницами вырезали из нее все проштампованные цветы-рисунки, а потом старательно расклеили их по обоям, воспользовавшись намертво приклеивающим клеем «момент».

Тканевые цветы до сих пор украшают стены Сашиной комнаты – а смысл отдирать, чтобы потом делать ремонт? Пусть будут, нарядно получилось, но занавеску жалко, теперь новую покупать придется.

Согласный с встревожившимся альфой, Женя легко поднялся с пуфика, стрельнул в Виктора лукавым взглядом и, поплотнее запахивая полы халатика, вышел из спальни в коридор.

– Саша! Алеша! – позвал.

Тишина, ни отклика. Омега позвал снова, уже громче – и опять тишина. Квартира будто вымерла.

Ровно через три минуты Женя вернулся, на нем лица не было.

– Вик, – сообщил он дрожащим от волнения голосом. – Детей нигде нет. Их кроссовок и курток – тоже. Они куда-то ушли, пока мы тут… – и он в растерянности развел руками.

Сонливость с Виктора слетела мгновенно. Скатившись с постели, мужчина схватился за сваленную на стуле одежду, позабыв и про мытье, и про завтрак. Его затрясло.

Сектанты! Сектанты выманили ребятишек на улицу обещанием подарка или конфетами! Кроме них, некому! А может, все проще, и Саша и Алеша, несмотря на запрет, спустились во двор поиграть?

Ооохххх… Искать. Везде искать. По соседям, во дворе, не забыть проверить квартиру Виктора, мальчики иногда туда ходят, берут ключи.

Ни в квартире на втором этаже, ни во дворе, ни у соседей Саши с Алешей не оказалось. Еще обнаружилось исчезновение: двух любимых игрушек – Алешиного Кира и Сашиного робота Файера, некоторых детских одежек и детсадовских рюкзачков, Жениного кошелька, денег из его заначки на мелкие хозяйственные расходы – коробка из-под печенья, стоявшая на полке в баре, была пуста, половины хлебной буханки и едва початой упаковки сыра. Получалось – мальчиков не крали и они не отлучились прогуляться, а сбежали, раз запаслись сменкой трусов с футболками, провиантом и монетой? Но зачем, и куда?

С ума свихнуться…

И звонить, немедленно, в полицию – такие малыши… Попадут ведь в беду, потеряются в большом, густонаселенном, полном транспорта городе!

Пока колотящийся нервным ознобом Виктор звонил, Женя наматывал по комнате круги и ломал руки. Омега был близок к истерике и почти рыдал.

– Боже мой, – стонал. – Боже… Уж лучше бы были сектанты… Боже милосердный, помоги…

Вполне адекватно оценивал ситуацию, к сожалению. Шестилетки, убывшие в неизвестном направлении. Где их искать, как? На вокзалах? В парках? Бегать по улицам и пытать встреченных прохожих – не видели ли случайно? Подлинный ужас, поседельный.

Полиция проискала Сашу и Алешу до темноты, безуспешно. Они выглядывали в толпах снующего народа двоих подходящих под данное родителями описание мальчиков, а, как выяснилось значительно позже, должны были – поодиночке. Алешу вернул полицейский патруль, без Саши и без Кира, около часа ночи. Насквозь мокрый, потный, грязный, едва держащийся на ногах, омежонок ревел в голос и икал.

Усаженный Виктором на кухне, ребенок не стал лгать в свое оправдание и вывалил все, как на духу.

Сашу подговорил сбежать из дома именно он. Желая отомстить Жене, забравшему у него часть отиной любви и едва обретенную уверенность в единственном родном на свете человеке, мальчик решил ударить по самому для омеги-разлучника дорогому – по его сыну. Алеша продумал план до мелочей – как подговорит наивного альфенка искать якобы появившегося в соседнем городе, вживую, героя любимого Сашиного мультфильма, отважного робота Файера, как погрузит в автобус, едущий куда-нибудь, главное – подальше, купив два билета на украденные у Жени деньги, а сам, в последний момент, попросится в туалет и останется на вокзале…

В результате – у него получилось, и Саша уехал. Вместе с Киром, Алеша не смог взять игрушку в туалет, не вызвав у обманутого им альфенка подозрений. И лишь когда автобус с Сашей внутри исчез из вида, омежонок, вдруг, толчком под дых, сообразил, что именно натворил, и ужаснулся содеянному.

Ведь Саша, добрый, веселый, теплый Саша, всегда щедро делящийся игрушками, половинками конфет и фруктов, говорящий, что от Алеши чудесно пахнет розами и неизменно защищающий омежонка в драках с согруппниками, был ему другом и почти братом. А Алеша его предал и послал в неизвестность.

Мальчик бежал следом за автобусом, махал руками и отчаянно кричал, умоляя водителя остановиться – поздно… Поняв, что кончено и уже не догонит, омежонок впал в полнейшую прострацию. Он, плача и подвывая, долго, бесцельно бродил по улицам, совершенно вымотался, потерялся, жутко проголодался – рюкзачок с бутербродами уехал вместе с Сашей и Киром, промок под дождем. После, когда ребенок уже практически падал, он, одиноко бредущий в ночи, шатающийся от усталости малыш, попался на глаза полицейскому патрулю, был остановлен, наскоро допрошен и отвезен домой.

А до какого населенного пункта купил билет Саше, не помнил. Но у него в кармане сохранился свой, вот! Помятый, конечно…

«Только найдите Сашу, пожалуйста»…

Отключившегося в мертвый сон, прямо с сжатым в кулачке автобусным билетом, мелкого ревнивца Виктор отнес в постель на руках, раздел до трусиков и укрыл потеплее. Ругать и пороть – завтра. И вообще, похоже, Алеша и без ремня наказал себя сам без жалости.

Сашу обнаружили на вокзале в городишке, указанном в чудом сохраненном Алешей билете. Альфенок, зареванный, крепко спал в тамошней детской комнате на диванчике, пока подобравший его полицейский пытался дозвониться по названному малышом – знал наизусть, папа заставил выучить, на всякий случай – номеру папы. А у Жени было постоянно занято – «висел» на линии со своей городской полицией.

Привезли малыша, сонного, сопящего и недовольного, что разбудили, под утро. Счастье вновь обретших сына Жени и Виктора не имело границ.

====== Часть 17 ======

Утром воскресенья Алеша и Саша, на радость родителям и вполне, впрочем, ожидаемо, оказались с высокой температурой. Маленькие, промочили ножки, продрогли и переволновались. У альфенка драло горлышко и ручьем лились сопли, омежка кашлял злой охрипшей собакой и подвывал: «Стреляет в ушки».

Тщательно осмотренные Женей, оба получили лекарства по симптомам и были усажены парить стопы в тазиках, с размешанным в горячей воде порошком горчицы.

Горчица жгла, уши стреляли, горло болело, головы тоже, дети хором, поддерживая друг друга, скулили и нудно ныли на разные лады. Им хотелось ласки от папы и оти и на ручки.

Потом, когда температура начала спадать, а ноги отпарились до яркого помидорного цвета, мальчики были водворены в постель. Тут между ними, трижды больными и слабыми, когда дело касалось сидения с ногами в горчице, и вспыхнула разборка за вчерашнее. Весьма живая и полная сил.

Разнять вовремя сцепившихся драчунов родители не успели, и Алеша огреб от разъяренного – справедливо – Саши основательных, полновесных  – заслуженных, да – плюх.

К чести омежонка, тот, признавая вину перед другом, не сопротивлялся, только всхлипывал и коротко, жалобно вскрикивал при особо болезненных ударах. Находящиеся в той же комнате родители даже не сразу поняли, что Саша его лупит.

Когда опомнившийся от неожиданности Виктор стащил альфенка с сына, Алеша все так же тихо свернулся в гусеничку и лишь вздрагивал плечиками, давился слезами в заткнувший рот кулачок.

Было ли ему стыдно перед Сашей? Безусловно, смертельно стыдно. Но он растерялся и не знал, как просить прощения, не умел – предыдущая, лишенная друзей жизнь не научила. Поэтому молчал, раздавленный угрызениями совести, прятал мордашку за угол подушки.

И Саша вдруг словно что-то понял. Тоже плачущий, хлюпающий носом, мальчик вывернулся из рук удерживающего его Виктора, колобком подкатился к Алеше, прилег рядышком и коротко прижался губами к мокро-соленой щеке омежонка, запечетлевая свой первый между ними поцелуй.

– Не реви, ты, дурак с косичкой,  – сказал, и чихнул. – Я не стану тебя еще бить. Мириться хочешь? Если да, давай сюда мизинец скорее.

Не верящий, не соображающий, что прощен, Алеша смотрел круглыми от удивления глазами, не мигая, и продолжал грызть костяшки. Наконец, до него дошло.

Вынув изо рта кулачок, мальчик неуверенно кашлянул и спросил глухим шепотом:

– Ты что, на меня не сердишься?

И опять засмотрел, отчаянно, умоляюще.

Саша вытер сопливый нос тыльной стороной кисти и ответил с достоинством:

– Почему не сержусь? Сержусь. Но я же нашелся, а тебе очень стыдно и ты больше так никогда со мной не поступишь. Друзья должны прощать друг друга вовремя, Леш, иначе они никакие не друзья. – И добавил, помявшись и засмущавшись, без видимой связи: – И вообще, я, может, тебя люблю.

Алеша смотрел. Плакать он перестал, трясся мелким, нервным трясом.

А потом случилось то, что отправило наблюдающих за сценой примирения ребятишек Виктора и Женю в глубокую, пораженную кому – Саша быстро приподнялся на локте и ткнулся Алеше лицом повыше ключицы. Омежонок пискнул и забился, и Саша сразу же его отпустил. На коже Алеши остался отчетливый, сочащийся крохотными капельками крови след от зубов.

– Ты теперь мой, – альфенок нежно погладил хлопающего, в шоке, ресницами друга по скуле. – Целиком. Я тебя пометил. А ты меня метить будешь?

Он потянул футболку за ворот и подставил обнажившееся плечо. Алеша смотрел. Поразмыслил несколько долгих секунд. Кивнул, привставая…

Укушенный им Саша охнул, но сдержался, не отпрянул. Все. Отныне – пара. А дальше… Вырастут и решат, обновить метки и быть вместе или не обновлять и разбежаться каждый своим путем.

Время покажет.

– Иди сюда, – Саша на правах жениха подгреб вновь завсхлипывавшего Алешу вплотную и принялся заботливо промокать ему лицо краем пододеяльника, бурчал, – что же вы, омеги, такие плаксы… Гляди, какую сырость развел, заплесневеем…

Впечатленный Алеша обнял альфенка в ответ, и оба зашептались о чем-то своем, тайном. Так и заснули вскоре, в обнимку.

В садик на следующий день Алеша и Саша, естественно, не пошли – температурили. И ладно – не придется Виктору и Жене опять слушать жалоб воспитателей. Зато между родителями и детьми состоялся с утра серьезный разговор. Мальчиков основательно отругали за побег, не делая скидок на горло, уши и сопли, пригрозили ремнем и оставили на неделю без сладкого.

Странно, но, услышав, что до следующего понедельника конфет не будет, Саша с Алешей не расстроились и слез не полили. Покивали, соглашаясь и признавая родительскую правоту, взялись за руки, и Алеша по-взрослому спокойно и ровно ответил сразу за обоих, загадочно мерцая воспаленными, больными глазами:

– Конфеты – мелочи, переживем как-нибудь. Главное – совсем другое. И я это понял навсегда. Клянусь.

====== Часть 18 ======

Мальчики попали в садик только в следующий вторник – разболелись капитально, до антибиотиков. С хворыми детьми сидели по очереди Даня, второй, после него, по старшинству, племянник Виктора, Костя, весьма серьезный для своих пятнадцати лет омежка, и Женя, сумевший урвать на работе от операций аж два дня.

Попали-то попали. И – ни единого звонка от воспитателей, с самого утра. Встревоженный непривычной тишиной в эфире, Виктор крутился в офисе перед компьютером, как на иголках, даже мобилку проверил – может, связи нет? Была. Странно…

Дотерпел мужчина лишь до обеда и, томимый разными предчувствиями, позвонил в садик сам. Ответил воспитатель Слава, бодро, весело, на вопрос, все ли в порядке, вежливо поздоровался, уверил: «абсолютно, Алешенька у нас сегодня ангел», и сбросил вызов.

Ни тебе жалоб, ни слез, ни нытья. Алеша не дрался? Не обзывался? Не хамил взрослым? Не придумывал жутких сексуальных игр? Чудеса. Не верилось в подобное.

Вечером продолжающий недоумевать альфа поехал забирать мальчиков из садика, внутренне приготовившись выслушать про Алешины гадкие проделки, и опять обломился – все по-прежнему было мирно. Воспитатель Слава – улыбающийся, елки-палки – вывел держащихся за руки Алешу и Сашу на крыльцо и легкими толчками в спины отправил в распахнутые объятия отца.

Целуя обоих детей, Виктор отметил: на подставленных нежных мордочках нет свежих синяков и царапин, курточки в полном порядке – не, ну, грязноватые, конечно, гуляли же, но карманы и пуговицы на месте.

– Отя! – Алеша прижался перемазанной подсохшей зеленой краской щечкой к щеке мужчины и замахал перед его носом листом бумаги. – Смотри! Это мы с Сашей нарисовали наш будущий брак! Мы так будем после свадьбы жить!

Знающий, что способен нарисовать омежонок об отношениях полов, альфа резко напрягся – и тут же одернул себя, расслабился. Изобрази Алеша неприличное, вряд ли бы воспитатель Слава сиял сейчас новенькой монеточкой – хмурился б и поджимал сердито губы. Настроившийся морально на лучшее, Виктор, на всякий случай, скрепил душу и сердце и взглянул.

На картинке два человечка – примитивные, четыре палки, огуречик – у одного темные длинные волосы распущены, значит – омега, второй – коротко, по-альфячьи, стрижен…

Приготовились? Точно?

…Играли на зеленом лужке, среди ярких цветов, под синим небом и празднично-желтым, кривоватым, солнцем, еще с одним человечком, поменьше, очевидно, обозначавшим ребенка, и с собакой. Собака у ребят получилась куда лучше людей.

– Смотри, отя, – Алеша тыкал пальчиком в нечто на рисунке, в непонятную, коричневую загогулину, – это Саша кинул палку! И крикнул «апорт»! А наша собака за ней бежит! Она принесет палку обратно, и Саша снова ей кинет! Мы хорошо нарисовали? Тебе нравится?

– А это наш сын, мы родим! – с другого бока подскакивал в нетерпении Саша, показывая, тоже пальчиком, на человечка помельче. – Он альфенок! Твой внук! Отя! Тебе нравится твой внук? Скажи?

Боже. Спасибо тебе, ты есть. И ты услышал обращенные к тебе отчаянные молитвы усталого, не юного уже совсем отца. Замечательный детский рисунок, именно такой, какой должны нарисовать шестилетки – солнышко, небо, цветочки, родители, их ребенок, собака, палка для собаки…

Виктор задохнулся от счастья, сгреб обоих детей и прижал к себе крепко-крепко.

– Это лучший рисунок, который я видел в моей жизни, – сказал мальчикам искренне, и его голос сорвался от переизбытка эмоций. – Он очень красивый. Клянусь. Еще такие нам с Женей нарисуете?

Алеша и Саша вразнобой, с готовностью, заверили – да, нарисуют, только уже дома, потому что садик закрывается на ночь.

Подошедший воспитатель Слава кивал головой. Выглядел омега чрезвычайно довольным.

– Мальчики показывали мне метки, – он сиял. – Рановато, конечно, в шесть-то лет, но… Наверно, вы правы, что им разрешили. Алеша… Его не узнать. Совершенно другой ребенок, уверенный в себе, спокойный. Будто подменили.

Алеша снизу хитро сощурил на воспитателя веки.

– Меня не подменяли, – возразил тоненьким голосочком-колокольчиком. – Я просто остепенился. А то меня Саша передумает замуж брать. Я же его люблю и обязан быть достоин.

Ура меткам, любви и великой для омег силе понятия «замуж».

– Отя! – снова Алеша, еще музыкальнее, точно, нимба и крылышек не хватает, натуральнейший ангелочек. – А вы с Женей будете жениться? Я хочу. А то непорядочно ведь получается – выебать-то выебал…

Нимбы? Крылья? Где?! Большущий кусок мыла, омежонку рот изнутри мыть! Срочно!

– Алеша! – взвыли на три голоса, хором, Саша, Виктор и воспитатель Слава, укоряюще. – Выебать – это плохое слово! Мы тебе сто раз объясняли! Ты забыл?

Алеша смутился и торопливо прихлопнул свои произнесшие запрещенную «бяку» губы ладошкой. Малыш густо покраснел, на его ресницах искрами заблестели в свете фонаря выступившие слезы – вот-вот разревется от раскаяния.

– Простите, – прошептал он. – Я нечаянно… Больше не буду, обещаю…

Пора была уносить, пока истерика не началась – поздно уже, устал за длинный детсадовский день.

Виктор подхватил омежонка на руки и прижал к себе.

– Алеш, ты в тихий час спал? – спросил мужчина, чтобы перевести разговор на другую тему.

Омежонок отрицательно помотал головенкой и быстро вытер успевшую скатиться слезку рукавом.

– Не спааал, – протянул, неспешно водя пальчиком по отиному лбу, там, где намечались вертикальные, возрастные морщинки. – Я лежааал… И дууумал зарааанеее… Что мы с Сашей нарисуууем… Чтоообы тебеее понрааавилооось… И придууумааал…

– Ты замечательно придумал, молодец, – Виктор перехватил сынишку поудобнее и подал вторую, свободную руку переминающемуся рядом с ножки на ножку Саше. – Поехали домой, ребята, – предложил. – Нас Женя ждет, он пирог с яблоками испек.

И они поехали домой, к Жене и пирогу. По дороге заскочили в супермаркет, купили молока, хлеба и десяток бананов, Женя заказал. Уже у самого дома Виктор, повинуясь внезапному импульсу, остановил машину у небольшого цветочного магазинчика, оставил мальчиков подождать в салоне и вошел внутрь. Здесь мужчина выбрал большой, пышный букет полураспустившихся темно-красных, крупных роз, быстро расплатился и вернулся к детям.

Цветы привели Сашу и Алешу в бурный восторг, каждого по-своему.

– Какие красивые! – охнул омежонок, всплескивая ручонками.

– Они пахнут тобой, Леша! – воскликнул затрепетавший ноздрями альфенок.

– Отя! А зачем ты их купил? – это уже вместе, с загоревшимися любопытством глазенками.

Виктор аккуратно, чтобы не измять, положил букет на соседнее сиденье и вздохнул, неуверенный в том, что затеял и подозревающий грядущий отказ.

– Для Жени, конечно. – Ответил альфач неохотно. – Попытаюсь сделать ему предложение руки и сердца. Правда, без кольца. Но ведь кольцо, если он согласится, можно купить и завтра, верно?

Дети не знали. У них не было опыта предложений рук и сердец.

– Отя, – Алеша заинтересованно, слегка испуганно затрепетал ресничками через спинку сиденья. – А зачем тебе предлагаться Жене по частям? Предложись лучше целиком. Я бы от частей отказался даже с кольцом!

– А рука правая или левая? – упруго подскочил рядом с ним на увесистой, откормленной попенке все еще жадно нюхающий розы, более практичный Саша. – И как сердце предлагать, оно же в груди? Ты себя разрежешь, что ли, ножом? Ой, папочка, не надо! Я крови боюсь...

Хохочущий Виктор вставил ключи в замок зажигания, провернул, заводя мотор, и продолжал хохотать, выруливая на дорогу.

Воистину, говорят дети. Страх и неуверенность покинули мужчину, ни капли не осталось. Если Женя не согласится сегодня, согласится через неделю или после следующей течки. Примет Виктора, рано или поздно и, разумеется, не частями, а целиком, без напрасных кровопролитий.

Никуда омега не денется. Обречен.

====== Часть 19 ======

На следующее утро, то есть в среду, Виктор остался дома – поднялся простуженный до полусмерти, с лающим кашлем, насморком, дерущим горлом и стрельбищем в заложенных ушах. Похоже, умудрился подобрать вирусы сразу от обоих, уже поправившихся, детей.