Текст книги "Отя, тебе нравится?..(СИ)"

Автор книги: Елена Акимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

У мальчиков было спокойно и тихо. Значит, можно расслабиться и почитать.

Так. Вот здесь же остановился, верно?

…Альфа неожиданно понравился Вале – со всех сторон. Нет, Вик не практиковал бдсм, но в просьбе жестко отшлепать не отказал, связывание тоже одобрил. А после… После оказался внимателен и нежен, и под его опытными ласками, чередующимися с хлесткими ударами ладонью по обнаженными ягодицам и бедрам Валя – вдруг, чудо – словил необычный, трепетный, тягучий сабспейс. Никогда в жизни шлюхеру не доводилось испытывать подобного наслаждения.

Виновата ли была течка, или общая, хроническая недоласканность, парень не знал, но понял – страстно хочет еще. Никто не целовал его так, как Виктор, со времен Энди.

И Вик дал еще. И еще. И еще. Четверо суток Валиной течки давал, щедро, не скупясь, и довел Валю до полной невменяемости.

Когда оттекший Валя, на пятые сутки, проснулся, он был влюблен в этого случайно подвернувшегося альфача полностью. А тот лишь фыркнул равнодушно, сунул в кулак с десяток смятых купюр и выставил из квартиры вон, сопроводив изгнание более не нужного омеги небрежным шлепком ему под ягодицы. Хотя номер Валиного телефона и записал себе на бумажке.

Бедный шлюхер вернулся домой, не понимая, плакать ему или смеяться в голос. Его существо каждой клеточкой рвалось обратно к Вику. А Вик… Вик-то послал, не прямо, разумеется, но вполне внятно.

Початая бутылка бренди приглашающе стояла на кухонном столе. Омега схватил ее, как спасительную соломинку, и жадно, давясь, выхлебал сразу треть. Полегчало…

– Вик… – Женя смотрел от дверей, сощурив веки от света, тянул руку: – Мне без тебя холодно… Что ты читаешь среди ночи? Покажешь?

Делиться тайнами покойного Алешиного папы со своим омегой Виктор не дозрел. Поэтому отрицательно качнул головой и захлопнул тетрадку, поднялся со стула.

– Зачем ты встал, любимый? – спросил, обнимая зевающего Женю и целуя в лоб: – Тебе же завтра на работу…

Женя сонно улыбнулся в обращенные на него темно-серые, дымчатые – Алешкины – глаза.

– Не знаю, показалось, кто-то из мальчиков плачет, – ответил глуховато.

«Врет, – сообразил Виктор. – Проснулся и увидел – меня нет, пошел искать».

Ничего не говоря, мужчина за руку повел слегка пошатывающегося, улыбающегося ему Женю обратно в постель. Дневник до завтра не убежит, а хирургу перед операциями нельзя не отдохнуть. Иначе еще зарежет кого нечаянно.

====== Часть 24 ======

Дождавшись, когда Женя ровно засопит, по-прежнему бодрый и бессонный Виктор снова покинул постель и вернулся на кухню, к Валиному дневнику. Его буквально распирало от желания узнать, что там Валя понаписал дальше. О нем.

Открыв тетрадку на заложенном ножом месте – попался под руку, нормальная закладка получилась – мужчина быстро отыскал строчку, на которой вынужденно оборвал чтение, и сразу с головой ухнул в мир мертвого омеги.

…Вик позвонил Вале через полторы недели, вечером в субботу, и пригласил к себе. Бедный, влюбленный и исстрадавшийся, абсолютно уверенный, что альфа не позвонит никогда, шлюхер подпрыгнул чуть ли не до потолка, издал вопль, достойный заприметивших стадо свиней, голодавших, минимум, месяц аборигенов диких джунглей и кинулся одеваться-собираться. На ходу парень, по телефону, отменял заказ клиенту, с которым сегодня назначил встречу. Так торопился, что про косметику забыл.

Какие клиенты, какие деньги? Вик позвал!!!

Он примчался к альфе запыханным и задыхающимся, на такси, вспорхнув по довольно крутой лестнице на третий этаж через три ступеньки, словно крылья за спиной выросли, с порога был подхвачен под задницу, требовательно, влажно засосан и трахнут прямо в коридоре. Продолжила пара в спальне и победно повторила дважды, радуя соседей криками.

В этот раз Вик купюры совать не стал. Чмокнул, прощаясь – на ночь не оставил, и попросил подъехать послезавтра на часок.

По дороге обратно домой Валя ревел, счастливый, и не мог остановиться. Его пригласил на свидание, пусть и постельное, но все же свидание тот, без которого жизнь не имела смысла. Омега сбрендил с разума, факт.

Как парень не угодил в психушку за двое суток ожидания? Спасался бренди.

Вик. Вик. Вик. Целая страница Валиного дневника была исписана именем Вик. Вокруг каждого имени порхали кривоватые, нарисованные ручкой, старательно раскрашенные алым карандашом для подводки губ маленькие сердечки. Видимо, влюбленного Валю смертельно сильно вперло как-то вечером по Вику.

Почему шлюхер молчал о своей любви к Виктору, и только отдавался, если альфа звал – страстно, исступленно, нежно, прилетая по первому требованию? Никогда не сказывался больным или занятым. Всегда сиял навстречу улыбкой.

И почему сам Виктор не понял – омега в него влюбился? Не захотел понять. Кто был для него, гордого и успешного, небедного, не обделенного омежьим вниманием, Валя? Подобранный на обочине, пьющий, хоть и сладкий, и умелый, проститут. Фууу.

Дурак был Виктор. Ведь Валя же буквально кричал ему о распирающей изнутри любви – каждым поцелуем и прикосновением, каждым движением гибкого, стройного тела, каждым подмахом аппетитной, упругой, неизменно заводящей на грех попки и каждым взмахом трепещущих ресниц. А Виктор предпочел изобразить слепого, и изображал весьма успешно на протяжении полугода.

Течка Вали, вторая с Виктором, закрутила обоих в омут. Альфа, имея стонущего от наслаждения шлюхера омегу во всех мыслимых и немыслимых позах, с трудом вспоминал, как себя зовут. В самый последний ее день у пары порвался презерватив, но, поглощенные бешеным совокуплением, стремительно приближающиеся к финалу, любовники ничего не заметили.

Результат проявился через три недели – Валю начало тошнить по утрам. Справедливо заподозривший беременность, парень сходил к оменологу, и тот подтвердил диагноз.

Ребенок. Ребенок от Вика! Шлюхер напугал врача до икоты, разрыдавшись в кабинете, и – отнюдь не от горя. Теперь – сообщить Вику. И – рожать, обязательно. Только так. Альфеночка, омежечку, кто получится. А потом любить малыша до потери сознания. Вместе с Виком. Наивный.

Вик встретился с Валей в кафе возле своего офиса, внимательно выслушал готового скакать от восторга омегу, поморщился и потянулся за бумажником. Альфе не нужен был ребенок от шлюхера.

– Срок маленький. – буркнул. – Поспеши с абортом, пока не поздно. Избавишься от этой гадости – позвонишь. Ты мне нравишься, сосешь хорошо, хочу продолжать наши отношения.

Потрясенный равнодушием любимого, вывернутый наизнанку, Валя, не произнеся ни словечка, не соображая, покорно взял протянутые деньги, встал и ушел, словно оплеванный. Его шатало. Дома парня долго рвало над унитазом, в мозгу билась одна единственная, заполошенная мысль: «отказался».

Виктор отказался и от него, и от их общего малыша. Спокойно перечеркнул крохотную, едва зародившуюся под сердцем, ни в чем перед ним не виновную радость. А ребенка назвал гадостью. Невозможно…

Увы, не только возможно, но и уже стряслось. Время назад не отмотаешь, бейся головой о стену, не бейся…

Валя бы напился от отчаяния, но ему было нельзя – могло повредить ребеночку. И в клуб тоже было нельзя – а вдруг неосторожные манипуляции подцепленного там случайного дома спровоцируют выкидыш?

Зато к Максу было можно. Макс поймет, обнимет, погладит по пока плоскому животу и успокоит. Убедит – жизнь продолжается, с Виком или без него. К Максу, срочно!

Валя вытер слезы подвернувшимся под руку грязным полотенцем, фыркнул от ударившей в нос резкой, прогорклой вони и не пошел к Максу – принялся за уборку.

В такую квартиру принести новорожденного? Да проще сдохнуть!

Максу же он расскажет по телефону, когда уберется. То есть вечером.

Поразмыслив в процессе отдраивания кухни, плачущий о несправедливостях судьбы омега решил сообщить о беременности еще и Николаю. Зачем? Банально – просить о финансовой помощи. Бывший любовник должен понять – скоро у Вали вырастет пузик, и постоянные клиенты в испуге разбегутся, кто куда.

Вдруг у Николая имеются знакомые, которым нравится секс с беремеными? А если нет, нужно пошустрить в интернете объявления. Ведь Валя, к сожалению, не умел по-другому зарабатывать деньги…

Или не шустрить, а попробовать устроиться мыть посуду или полы? Хватит ли сил впахивать? И сейчас еле ноги таскает, плюс беспрерывные тошнота и головокружение.

Попал. Ох, попал…

Ладонь Жени легла на плечо и несильно сжала через плотную ткань халата.

– Сидишь? – омега хмурился. – Читаешь? А ты знаешь, что уже пять утра? Нет?

Застигнутый врасплох мужчина вздрогнул и поспешно захлопнул дневник. Стыдно. Как же ему было стыдно перед погибшим папой Алешки… До скрежета зубовного и напрасных уже стонов.

Время, написал почти семь лет назад Валя, отмотать назад невозможно. Просить прощения тоже не у кого. Или настрадавшаяся Валина душа услышит обращенную в небеса покаянную молитву предателя?

А в тетрадке осталось всего несколько страничек. Разгадка стрясшейся с Валей катастрофы буквально в руках!

Виктор решительно скинул ласкающую ладошку пары прочь и злобно зыркнул исподлобья.

– Жень, – сказал холодно. – Я не хочу спать. Отстань, а?

Женя дернул бровью, куснул губу и потух глазами.

– Ясно, – кивнул. – Проявляешь независимый характер.

И ушел. Не оглянулся у порога. Обиделся на незаслуженную резкость любимого. Виктору бы плюнуть на дневник, побежать следом… Не побежал. Дневник и альфячьи амбиции перевесили по сиюминутной важности.

Мужчина трясущимися пальцами перевернул страницу. Строчки, строчки, неровные, написанные в явном смятении чувств…

…Валя не нашел никакой честной работы, да и не особо искал – слишком неважно себя чувствовал. От голода спас Николай – стал приезжать два раза в месяц с конвертом. Заводить клиентов – любителей беременых – альфач запретил омеге строго-настрого.

– Сдурел ты, глупенький, – говорил ласково, обнимая Валю, – не смей подвергать ребенка риску! Мало ли, ударят тебя, или уронят, или, вообще, заразят!

Согласный, благодарный мужчине за деньги и участие Валя вздыхал и прислушивался к творящимся внутри изменениям. Про бдсм омега забыл напрочь, не до бдсм было, когда там, в глубинах тела, шевелится, пока непонятно и невнятно, его малыш.

Статья в газете, с фамилией Виктора, попалась на глаза случайно. Валя прочитал, обалдел и перечитал повторно – думал, галлюцинации. Ужаснулся, прямо из магазина набрал номер бывшего любовника. Тот ответил и бодро спросил:

– Ну, как дела, кошачок? Аборт сделал? Приезжай! Я соскучился по твоей сладкой жопочке…

И тут Валя вдруг понял, что разлюбил этого альфу. Совсем. И лично его жопочка «за Вика» не скучает ни капельки.

– Сделал, – парень поборол желание сбросить вызов немедленно, положил ладонь на округлившийся едва заметно под блузкой животик и закончил: – Но не приеду, я нашел себе другого. – Он солгал, не моргнув, и отключился.

Да, нашел – но не взрослого. Еще пока не родившегося. Статью из газеты парень вырезал себе на память с садистским удовольствием, еще четыре приволок Макс. Валя равнодушно отправил их в папку. Вик для него исчез.

Животик рос, малыш вовсю попинывал пяточками, кувыркался. Однажды на УЗИ – шел уже седьмой месяц беременности – оменолог сообщил будущему папе, что у него омежка. Известие обрадовало – Валя мечтал именно об омежке.

На этом дневник обрывался. К его последней, пустой страничке была криво приклеена вырезка из газеты. А ведь Виктор смутно помнил про то, потрясшее город, тройное зверское убийство, совершенное в назидание за невыплаченные долги, видел по телеку, в новостях. Но его это не касалось, и он, поморщившись, быстро переключил канал.

Касалось. И самым прямым образом! Значит, после консультации омега пришел домой, чиркнул в дневнике и позвонил Максу, поделиться. Наверняка, счастливо улыбался внутрь, младенчику.

А телефон Макса послал его в голосовую почту. Как и телефон Игоря. Тогда Валя встревожился, словил такси и поехал к друзьям.

Дверь в квартиру Макса, так говорилось в статье, была приоткрыта. Валя постучал – тишина. Тогда он толкнул дверь и вошел.

Он нашел их всех. Вместе. Макс еще дышал, лежал на полу в луже крови, клокотал в агонии горлом, вспоротый от грудины до паха, с вываленными на ковер кишками. Рядом с ним, со смятой в кашу головенкой, валялся их с Игорем младший альфенок. Второй альфенок был в кроватке, во лбу у крохи темнела дыра.

В статье, приклеенной Валей, написали – отец семейства сошел с ума.

И ни слова не упомянули о том, что, на самом деле, повредившихся рассудком было двое…

Виктор сидел и мял в руках тетрадь. Он онемел, по щекам катились крупные, потрясенные слезы.

Бесшумно подошедший Женя обнял со спины и поцеловал в макушку.

– Может, все-таки расскажешь, что ты читал? – шепнул в ухо. – Это имеет отношение к нашему Алешке? Неужели дневник его папы?

Догадался сам, без подсказок. Умница. Виктор всхлипнул, крутанулся на стуле и порывисто обнял любимого. Живого, теплого, родного.

Спасибо, господи, что он есть…

====== Часть 25 ======

– Почитать не разрешишь? – тронувший подушечками пальцев обложку Валиного дневника Женя не спрашивал, утверждал. – Здесь же и о тебе написано, верно? И вряд ли много хорошего?

Ну, почему этот омега был таким догадливым? Безобразие, ничего от него не скроешь.

Виктор поморщился и отодвинул дневник.

– С чего ты так решил? – вздернул он, протестуя, брови.

Опирающийся пятой точкой о край стола Женя лишь усмехнулся, краешками губ, глаза его сохраняли в своей карей глубине колючие льдинки.

– Просто предполагаю, по логике вещей, – парень – или уже молодой мужчина – проигнорировал недовольную мину альфы и вернул тетрадку на место. – Ты же бросил его беременым, вероятнее всего – без гроша в кармане. Данные на аборт деньги не в счет, такой суммы надолго не хватит. А если он тебя еще и любил…

Зрил в корень. И говорил, будто о пережитом лично. Но разве Женин муж бросал Женю беременым? Вроде, нет?

«Эх, Вик, – Виктор моргнул. – Замуж позвал человека, в любви признался, а не знаешь о нем ровно ничего»…

– Не бросал – мы развелись по взаимному согласию. Просто развелись, когда между нами остыло. Я получаю на Сашу алименты. – Женя сощурил веки в щелки и скрестил на груди руки. – А вот мой друг – вы незнакомы, не напрягай напрасно память – именно такой, как Валя. Не в смысле – пьющий шалава, – он мрачно хмыкнул, – папа одиночка. Сам сына растит, его альфач тоже отказался от ребенка и сунул денег на аборт.

Холодно, холодно, холодно. Куда исчез Женя, всего несколько часов назад сплетавший с Виктором пальцы и полную спокойного счастья улыбку? Испарился.

Не разумом, инстинктом сообразивший, как исправить создавшуюся, угрожающую едва наметившейся семье ситуацию, альфа взял со столешницы дневник и молча протянул омеге.

Тот неуверенно похлопал на предложенную тетрадь ресницами, вспыхнул по щекам смущенным румянцем, взял.

– Уверен? – спросил тихо.

Виктор кивнул и потупился. Тайны – штука опасная, если встают между супругами разделяющим забором из колючей проволоки. Да и не содержал в себе Валин дневник особой крамолы.

– Там очень тяжело? – Женя не спешил открывать тетрадь, качал, положив на ладонь, как взвешивал.

«Эх, – Виктор вздохнул, рассеянно продолжая обводить ногтем контур украшающего скатерть цветочного узора. – Чужую боль на весы не кинешь и не оценишь в килограммах. Ее только через душу пропустить»…

– Спасибо, – омега наклонился, поцеловал мужчину в лоб и так же быстро выпрямился. – За доверие, мой родной.

Миг, и он вышел, унося дневник. Вряд ли сейчас станет читать – ему детей нужно в садик будить, самому на работу собираться. Значит, позже, уже вечером, вернувшись после операций домой.

Вывод – секса Виктор сегодня не дождется…

Проводив жениха и детей, альфа отсморкал забитый нос, подышал над кипящей на маленьком огне кастрюлькой, накинув на голову полотенце, горячим паром с настойкой эвкалипта, достал из кладовки пылесос и, преодолевая лень с накатывающей волнами, ватной слабостью, принялся за уборку.

«Чистота необходима, – твердил себе упрямо, влажно, натужно кашляя. – Она – залог здоровья».

Надолго его, больного, не хватило, но ковры пропылесосил. После ковров мужчина отправился на кухню – запекать в духовке, с чесноком и специями, разморозившуюся рыбу.

Картошку, к рыбе, Женя с мальчиками уж как-нибудь наварят сами. А Виктор заслужил упасть и отрубиться, честным трудом.

Не заснулось. Лежалось, вроде, хорошо и уютно, но некая, мучившая мысль крутилась где-то у поверхности сознания, не давая уплыть в дрему. Что-то важное упустил альфа при чтении дневника Вали. Но что?

И вдруг – осенило. Виктор подскочил и широко распахнул воспаленные глаза.

Алеша. Выросший в полупритоне, при вечно пьяном, сдвинутом разумом папаше, но говорящий правильно, четко, без дефектов фикции, имеющий весьма богатый словарный запас. Умеющий аккуратно есть и читать. Откуда? Кто развил ребенку речь и научил его не чавкать за столом? Кто показал буквы? Не Валя же! И не Макс – на момент рождения омежонка рыжик уже был мертв.

Оставался Николай или соседи. Возможно, и те, и другие сразу. И теперь потерявшие Алешу из виду. Наверняка, переживают, волнуются за мальчишку, капают в рюмки с коньяком валерьянку.

Найти, срочно. И успокоить. Сегодня же!

Идея захватила, пинала действовать. Принять душ, побриться, одеться и вперед! Спать – ночью.

Опрос Алешиных соседей занял немного времени – Виктору крупно подфартило застать у подъезда, на лавочке, двух греющихся на позднем осеннем солнышке, мирно беседующих дедулек.

Старички омеги внимательно выслушали вежливо обратившегося к ним альфу, пожевали бесцветные, утратившие, с возрастом, упругость губы, малость постучали зажатыми в руках палочками об асфальт и подвинулись, пригласили присаживаться.

И вот что рассказали:

– Захаживал к Вальке один, хороший такой мужик, небедный, альфа, как ты. Регулярно захаживал, много лет. До пуза его еще захаживал. Цветов с тортами не носил, самого Вальку носил, когда тот ужирался. К брюхатому ходил, уже с тортиками. И как Валька с мозга съехал, тоже захаживал, пару раз в неделю. Алешку, детенка бедного, забирал с собой, потом, часа через три-четыре, вертал обратно. Почему насовсем к себе не взял от такого папаши? – И, с осуждением: – А кто вас, отцов, разберет – заделаете ребенка случайному омеге в течку, на стороне, перед законным мужем потом труситесь…

И добавили, посовещавшись:

– Николай его зовут. Фамилии не знаем, отчество Павлович. Ездит на черном джипе. А телефон его у Вали в хате порой, в мобилке. У Вали мобилка была, дешевая, из старых моделей, на кнопках. Дорогую он бы вмиг пропил, шалавень поганая.

Виктор поблагодарил дедулек от души за дельный совет и откланялся. Ключи от Алешиной – ну, и Валиной, конечно – квартиры, валялись у него в машине, в бардачке.

Здесь теперь воняло куда забористей, чем неделю назад – не выброшенный мусор продолжал гнить на кухне. Даже через насморк пробило.

Зажав нос пальцами, Виктор прошел в спальню Вали и повторно перекопал шмотье омеги. Мобилка – простенькая, потертая, как и сказали старики, кнопочная нокия нашлась на стуле, в куче косметики, но не включалась – батарея в ней оказалась полностью разряжена. Схватив аппаратик, мужчина выметнулся из квартиры обратно.

Дома у него, в шкафу, запакованная в мешочек, на верхней полке, лежала – на всякий случай, про запас – старенькая, но рабочая подзарядка для нокии.

Надо же, не зря хранил, получается…

Комментарий к Порой – порыться, рыть – искать.

====== Часть 26 ======

Номеров в телефонной книжке Вали оказалось около трех десятков, бОльшая их часть шла под разнообразными кличками и прозвищами.

Не знающий, кем был записан Николай, Виктор, дурея, листал всяких «мощных сукОв», «жадин», «жополизов» и «всегда нальет». Не то, не то, дальше – по мнению мужчины, к доминанту Николаю, возившему беременому от другого альфы омеге тортики и обучавшему чужого ребенка грамоте, такие погонялова не подходили.

«Нудила», опять не то. «Господин отсоси мне сладко». Неее. Нежное «Порочка моей попочке» – тьфу. «Шкуродер» – с тортиками не сочетается. «Дам даже мертвым» – в последние годы Валя и Николай не имели интимных отношений. «ЖКХ СВОЛОЧЬ» – хих, ну, Виктор ЖКХ тоже не любил. «Сдача тары» – Николай и пустые бутылки? Кхм.

«Протечки и засоры» – сантехник? «Вобляди» – соседи, доставшие с ремонтом, служба опеки? «Ебанашка, но милый» – собутыльник – любовник? «Альфач-уебун» – еще любовник, из случайных? «Альфач-уебун Гоша», «альфач-уебун Мих», «альфач-уебун Дэн» и «альфач-уебун Родик» – ох, короче. Любил покойный потрахаться, но изобретательностью не страдал.

«ГОСПОДИН» большими буквами  и простое «мой Дом» – уже ближе к истине.

Посомневавшись, альфа решил начать с «мой Дом», памятуя – с родственниками Валя не общался. Номер он набрал со своей мобилки.

Через четыре длинных гудка жутко гнусавый мужской голос твердо ответил: «алло», особо выделив двойное «л». Последовавший за «алло» громкий чих пояснил – «дом» жестко простужен, куда хуже Виктора.

– Я могу поговорить с Николаем? – спросил Виктор.

«Дом» похрипел, откашлялся и разрешил:

– Можете. Николай слушает. Только, пожалуйста, побыстрее – у меня бОшка от температуры раскалывается.

Так и сказал – бОшка, с нажимом. Виктор невольно улыбнулся – этот неведомый Николай ему понравился, свой искренностью и простотой, что ли.

Предложение вырвалось само, без участия разума:

– Николай, вам лекарства какие подвезти надо? Ну, для бОшки, например, для насморка? Я на машине, если адрес скажете, заскочу по дороге в аптеку, куплю…

В динамике на несколько мгновений воцарилось удивленное молчание, потом Николай хмыкнул, и Виктор готов был поклясться, хоть и не видел сейчас лица собеседника – улыбнулся.

– А давайте, добрый человек, – ответил, и его голос заметно повеселел. – Буду благодарен, третьи сутки трупом дохну, из дома выползти сил нема. Заодно и перетрем, когда подъедете, зачем вам понадобился. Но предупреждаю – я заразный, чтобы потом без претензий.

Он назвал адрес и отключился. Не так и далеко, в соседнем районе. Удобно.

Виктор оделся потеплее – на улице изрядно, по-зимнему промозгло, ветрило, осень-то заканчивалась, скоро снег повалит – взял свой паспорт, папку с документами на Алешу, добавил к ним, поразмыслив, Валины фотографии, те, на которых омега был с сыном, и покинул квартиру.

Он и ждал, и боялся грядущей встречи с Николаем. Но – надо. Хотя бы для того, чтобы поблагодарить альфача за участие в судьбе мальчонки.

Николай не открывал довольно долго. Наконец он распахнул дверь, и мужчины уставились друг на друга через порог, изучая.

Доминант Вали оказался совсем не молодым, мелкорослым, худым и некрасивым, напоминал внешне подвижную, умную обезьяну. Сходство с приматом усиливали бритый череп, торчащие лопухами крупные уши и красный, распухший нос. Представить его в обтягивающей черной коже и с плеткой, отдающим коленнопреклоненному Вале приказы, у Виктора не получилось – воображение спасовало. Но, тем не менее, мужик был домом. И об этом не стоило забывать.

– Эээ, – растерянно вякнул альфа, и протянул пакеты с лекарствами и продуктами. – Вот. Я еще в магазин зашел, купил кое-что по мелочи, из еды…

Обезьян смотрел, щурил припухшие веки, руки в карманах халата. Потом убрался с дороги, пропуская в квартиру.

– Проходите, – буркнул, хрипя, со смешком,  – не разувайтесь, полы холодные. Будьте как дома, но помните, что вы в гостях.

Его зрачки запульсировали узнаванием, или Виктору примерещилось?

– Сюда, – дом, шаркая сваливающимися с ног растоптанными тапками, поманил за собой. – На кухню. Раз уж я встал, чай себе заодно закипячу. Горло дерет, жесть.

Виктор послушался и пошел, куда велели. Попутно он оглядывался, пытаясь понять, куда попал. Валя в дневнике писал – Николай женат и у него трое детей подростков – в коридоре, под вешалкой, кроссовки стоят, в ряд, четыре пары, явно не взрослых размеров, на полочке, возле настенного зеркала, тюбик туши, мини плеер с мотком наушников-капелек, кожаный черный, молодежный напульсник с медными заклепками валяется, небрежно брошенный – признаки присутствия в доме хотя бы одного подростка налицо.

Тогда почему не озаботились купить больному отцу жаропонижающих?

Оглянувшийся Николай, похоже, проследил осуждающий взгляд гостя и снова коротко рассмеялся.

– Костик, муж мой, в больнице, уже с полгода примерно, ребятня на море, – пояснил с охотой, не дожидаясь вопроса вслух. – Я их к солнышку отослал, погреться. Вернутся послезавтра. Кто ж знал, что именно сейчас грипп поймаю. Невовремя, да? – и хрипло, жалко закашлялся в кулак, булькая горлом.

– Садитесь, не маячьте, – велел Виктору, кивая на стол с задвинутыми под него стульями. – Чай заварю, за чаем и поговорим, с чем, кроме лекарств, пожаловали.

Пока мужчина возился с чайником, наполнял его водой и ставил на огонь, Виктор продолжал осматриваться.

Кухня Николая ему понравилась – в меру просторная, чистая, уютная, с современной техникой. В раковине ни единой замоченной тарелки, клеенчатая, клетчатая скатерка тщательно протерта от крошек.

Очевидно, дом – любитель порядка, если, даже больной и не держащийся на ногах, в отсутствие своего омеги и детей, не засирается. Молодец, уважуха. Сам Виктор, когда болеет, на чистоту плюет с высокой колокольни…

На подоконнике кухонного окна лежали, в аккуратной стопочке, несколько детских книжек, расскраски и упаковка фломастеров, рядом с ними, в открытой картонной коробке, были свалены игрушки – несколько ярких пластмассовых машинок, сине-оранжевый дракончик из плотной ткани, уменьшенная копия Кира Алеши, и две куклы-пупса, в омежьих костюмчиках, желтом и голубом. Вряд ли они принадлежали кому-то из подросших сыновей хозяина квартиры.

И вновь Николай проследил взгляд Виктора. Мужчина заметно изменился в лице, помрачнел и поспешно отвернулся, словно испытал укол боли.

– Чай, – он поставил перед гостем ароматно парящую мятой с лимоном чашку, придвинул сахарницу. – Печенек никаких, извините, нету, могу предложить бутерброд с сыром.

Виктор слазал в наибольший из принесенных им пакетов, выудил пачку печенья и положил на столешницу, к печенью добавил мешочек вафель в шоколаде.

Присевший на стул рядом Николай закинул на язык две капсулы жаропонижающего, сглотнул их насухую, по слюне, не морщась, и фыркнул.

– А вы предусмотрительны, – глаза обезьяна откровенно смеялись. – Не ожидал, спасибо. А теперь сделайте последнее доброе дело – расскажите, зачем я вам понадобился. Не дружбу же вы мне, с бухты-барахты, явились предлагать.

Виктор поперхнулся глотком чая. Дружбу? Елки-палки, зеленые моталки, а ведь с Николаем хотелось дружить! Без шуток, хотелось – такие, как он, сразу располагающие к себе люди редко попадались на жизненном пути альфы.

Смущенный, мужчина помялся и ответил честно:

– Я пришел из-за Алеши, сына Валентина. Сообщить вам, что с мальчиком все в порядке. Понимаете, я – его отец, Виктор Варшин.

Николай крупно передернулся всем своим худым, мелким телом и буквально взлетел из-за стола, опрокидывая чашки. Миг, и мужик врезал начавшему привставать Виктору в физиономию, сметая на пол и вышибая из глаз фонтан искр.

Мощно приложил обезьян, от души и сердца. Будто и не трясся полсекунды назад в температурном ознобе…

Додумывал Виктор, сидя возле стола и держась за разбитый, обильно текущий кровавой юшкой нос. Николай же навис сверху, поднимая крепко сжатый – аж костяшки побелели – кулак для повторного удара.

Кулак у него был не маленький, в отличие от росточка. Тяжеленный, каменно твердый.

– Так вот ты какой, Виктор Варшин, – прошипел доминант Вали сквозь судорожно стиснутые зубы, – приятно познакомиться, сволочь!

…И на не успевшего прикрыться локтем Виктора будто обрушился потолок, отправляя в темноту.

====== Часть 27 ======

Виктор очнулся по-прежнему на полу. Альфа не знал, долго ли пребывал без сознания, но прекрасно помнил, что привело его в лежачее положение. Морда обезьяна маячила близко-близко, приглашала, лупила зенками, лишь руку протяни – коснешься.

Ну, Виктор и «коснулся», от души и с огромной злостью. Получивший смачный хук в челюсть слева Николай крякнул и сел на тощую жопу, заморгал.

– Ааа, блядь. – Вякнул хрипло, хватаясь за ушибленное место.

– Бээ, блядь. – Не задержался с ответом Виктор. Подтерев под носом сочащуюся кровяку рукавом, вернувший кулачный должок альфа приподнялся на локте и в упор уставился на хватающего ртом воздух потенциального противника. – Еще подеремся? – предложил, с хищной усмешкой. – Я, к твоему сведению, любезный, профессиональный самбист, с шести лет занимаюсь.

Голова у мужчины кружилась и изрядно гудела, но навалять обезьяну он был вполне в силах.

Николай скривился, будто разжевал половинку лимона без сахара, и еще раз потер челюсть. Похоже, драться он не хотел. Хитрый, гад, как сам кулаками махал – норм, а сдачи получил – сразу сник. Вперед наука – не саб перед ним покорный, отнюдь. Пусть сдерживает натуру-то прущую, доминантную.

С полминуты мужчины гневно пялились друг на друга, оценивая заново, потом обезьян хмыкнул, потухая, и примиряюще протянул раскрытую ладонь.

– Извините, – вздохнул, с горечью, – погорячился. Наболело очень, за моих Вальку с Алешкой, вот и торкнуло, сорвался. Не повторится.

Отринувший сомнения Виктор крепко пожал руку тому, кто, резко изменившись в лице, назвал Валю и Алешу своими, не запнувшись, с тоской в голосе. Не говорят подобным образом, с мУкой, о чужих, кто безразличен, лишь о дорогих сердцу.

– Аа, – Николай прикрыл глаза веками и зашебуршался. – Перед кем я тут распинаюсь, вообще? Вы Валю никогда не любили. Слез ему не вытирали, на пьянки его не любовались, собутыльников-ебарей не гоняли, в морге не опознавали, всего в кровище. Пропавшего из квартиры Алешку после, по больницам, с полицией, тоже сутки не искали. Счастливец. Завидую вам черной завистью.

Мужчина, с некоторым трудом, поднялся на ноги, цепляясь за стол, сдернул с края раковины тряпку и кинул ее в разлитую по клеенке чайную лужу, принялся промакивать. Виктор тоже встал, пошатывался.

– Не маячьте, – старательно отводящий потухший взгляд Николай подвинул ему стул. – Вы же контуженый, грохнетесь еще.

Прямо над столом висела на стене фотография – он, трое лопоухих школьников-мальчишек, одетых альфочками, и миловидный, полноватый, светловолосый, тяжело опирающийся на костыли омега. Ребятишки не взяли от отца ничего, кроме ушей и худощавого сложения, улыбались в обьектив, копии папы. Судя по дате, снимок сделали пять лет назад.

– У меня и у Костеньки, с двух сторон, в семьях неизлечимое, наследственное заболевание – рассеянный склероз. – Обезьян нежно приласкал фотографию подушечками пальцев и шмыгнул забитым соплями носом: – Передается по омежьей линии. Поэтому мы родили только альфят, омежек было нельзя – зачем заведомо приводить ребенка в мир на раннюю смерть?