Текст книги "Уйти красиво"
Автор книги: Елена Яковлева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
– Ладно, потом, – махнул рукой Поздняков, сообразив, что у него есть другой способ проверить сказанное Ольшевским. – Лучше вспомни: ты случайно не видел тогда на платформе Воскобойникова? Ты ведь знаешь Воскобойникова, это сосед Ларисы Кривцовой по даче?
– Писатель, что ли? – уточнил манекенщик. – Знаю я его, но на платформе тогда не видел. Может, просто не заметил… В стороне от касс, под деревьями, скамейки стоят; так вот, если он там сидел, я вполне мог его и не увидеть.
Такое объяснение выглядело в глазах Позднякова вполне убедительным, особенно при наличии билета, который, пожалуй, стоило поискать.
– Хорошо, а зачем ты все-таки тогда приехал к Ларисе Петровне?
– Я же говорю – извиниться, уныло выдохнул Ольшевский. – Наконец стало известно, что меня берут участвовать в телешоу, и я испугался, как бы она со зла не вмешалась и все дело не испортила. Ей это ничего не стоило – ее бывший муж на телевидении работает и, насколько я знаю, далеко не последняя спица в колеснице… Ну, прихожу, она меня впустила. Честно говоря, она была уже здорово под мухой…
– Она была одна?
– По крайней мере я никого там не видел. Мы разговаривали в гостиной… Честно говоря, она выглядела так, словно кого-то ждала: в вечернем платье из бархата, хотя прическа растрепанная. Извините, я всегда обращаю внимание на такие детали. У нее там есть белый рояль, так вот он был весь уставлен бутылками. Целая батарея: шампанское, коньяк, виски. По-моему, она пила все подряд… Ну, я ей все рассказал об этой неприятной истории, затеянной Виолеттой. Думал, для нее это будет неожиданностью. Представьте, оказывается, она уже все знала! Сказала, что еще не родился человек, который мог бы ее переиграть. Язык у нее заплетался, но голова, представьте себе, работала четко.
– Это все? – спросил Поздняков. – Тогда я пойду поищу твою рубашку, инвалид.
– Постойте-ка, – неожиданно окликнул его манекенщик, – я чуть не забыл самое главное. Пока мы с Кривцовой разговаривали, ей позвонил ее бывший муж… Медников.
– Откуда ты знаешь, что это был именно он?
– Понял по разговору. Она что-то такое сказала… Ага, она спросила его: «Как там твой «Зигзаг удачи»? «Это его шоу называется «Зигзаг удачи»! В общем, судя по ее ответам, он напрашивался к ней в гости. Она сказала: «Ну вот, я понадобилась еще одной крысе». А потом согласилась его принять, но не позднее девяти вечера. Заявила, что собирается лечь спать пораньше.
Позднякову только и оставалось мысленно констатировать, что дело, обрастающее новыми подробностями, как дно старой шхуны – ракушками, становится все более и более запутанным.
– Может, теперь вы вызовете мне «скорую помощь»? – опять захныкала жертва собственного легкомыслия.
– Сделай это сам, – предложил Поздняков. – Язык тебе, кажется, не повредили.
Он нашел рубашку, о которой шла речь. Она действительно лежала в корзине для белья. Обнаруженный в кармашке билет Поздняков на всякий случай прихватил с собой.
* * *
Чай почему-то отдавал дымом и напоминал по вкусу компот из сухофруктов. К тому же он успел основательно остыть за то время, пока Поздняков, стоя на балконе, бездумно рассматривал усыпанное звездами небо. Теперь, уныло размешивая ложечкой сахар на дне чашки, он пытался сосредоточиться на событиях уходящего в небытие дня, который выдался на редкость длинным и насыщенным. Что ж, информации к размышлению поступило много, но вся она пока что скорее подтверждала версию официального следствия, нежели опровергала ее. Как тогда сказал старый Воскобойников? При таком количестве потенциальных убийц само подозрение в убийстве представляется абсурдным? Нет, он выразился как-то по-другому, но смысл тот же. Впрочем, он же вольно или невольно вывел его на Виолетту Шихт и Ольшевского. По крайней мере, не прими Воскобойников на себя миссию добровольного помощника Позднякова, когда бы он еще узнал, что владелица Дома моделей и манекенщик были у Ларисы в день ее смерти. Теперь на горизонте замаячила и респектабельная фигура Георгия Медникова, если, конечно, Ольшевский после крепкой взбучки чего-нибудь не перепутал.
Медников в роли убийцы? А вероятный мотив – месть за то, что бывшая жена его обобрала? Что-то уж больно мудрено. Проще, наверное, было вчинить имущественный иск через суд, хотя кто заберется в голову убийцы и прочитает его мысли? А Виолетта? Как быть с ней? Вот на ком в любом случае лежит по крайней мере пятьдесят процентов вины в Ларисиной смерти, если, конечно, вину вообще можно делить. Пожалуй, все же это порочная практика – умозрительная дележка ни к чему путному не приведет. Разве что подтолкнет к расхожему определению, которое любят употреблять в подобных случаях, – «трагическое стечение обстоятельств». И при следующем Ларисином переиздании в предисловии редактора будет указано, что Лариса Кривцова стала жертвой трагического стечения обстоятельств, так часто говорят о самоубийцах.
В прихожей зазвонил телефон. Поздняков, так и не допив остывший чай, медленно побрел брать трубку. Звонил Дубов, видимо, так и не сумевший до конца преодолеть в себе пресловутое чувство собственника. Еще бы, чего захотел – за какие-то полдня справиться с тем, что человечество холило и лелеяло в себе на протяжении многих тысячелетий.
– Как дела? – спросил он с притворным оптимизмом. – Тачку мою еще не грохнул?
– Валерьянку пить не пробовал? – осведомился в ответ Поздняков с дружеской подковыркой.
– Ну ты и мерзавец! – хохотнул Дубов. – Уж и сказать ему ничего нельзя. – Он еще раз довольно глупо хохотнул и, не прощаясь, бросил трубку.
Поздняков собрался было ему перезвонить, но передумал. Вместо этого подошел к книжному шкафу и задумчиво посмотрел на поблескивающие в полумраке – свет горел только в прихожей – корешки Ларисиных книг. Они стояли в той последовательности, в какой выходили в свет, и он с завязанными глазами мог перечислить их названия. Последняя, купленная Поздняковым с уличного лотка каких-то два месяца назад, называлась не совсем обычно для детектива – «Две ипостаси». На взгляд Николая Степановича, она здорово отличалась от всего написанного Ларисой Кривцовой прежде. Чем? Как показалось Позднякову, в ней Лариса шла не от интриги, подчиняющей себе и логику событий, и характеры действующих лиц, а, напротив, от личности главной героини, которая определяла ход повествования. Может, кто-нибудь иной нипочем бы не уловил этого тонкого различия, но только не он. В романе чувствовался надлом, потребность излить наболевшее, а все перипетии захватывающего сюжета служили только поводом для того, чтобы осуществить эту подспудную идею. Героиня Ларисы, как обычно, попадала в невероятные ситуации, хитрила, изворачивалась, отпускала шуточки, влюблялась и обманывалась, но как будто делала все это через силу. В любую минуту была готова сказать: «Ну что вы все от меня хотите? Я не супермен, я всего лишь женщина. Сколько я должна еще совершить подвигов и сумасбродств, чтобы вы поняли это? Я всего лишь женщина, которая устала бесконечно балансировать между трагедией и фарсом и забавлять вас обманчивой иллюзией легкости».
Поздняков снял книгу с полки и задумчиво взвесил ее на ладони, словно намереваясь определить, сколько в ней правды, а сколько вымысла. А вдруг, мелькнуло у него, Воскобойников, говоривший о том, что Лариса сама себя загнала в стремлении за призрачным успехом, был прав? Тогда ее смерть – плата за амбиции и опять же укладывается в ту самую версию, что определяется скучными словами «трагическое стечение обстоятельств».
Поздняков вернул книгу на полку и внезапно почувствовал такую усталость и тяжесть во всем теле, словно ему на спину навесили мешок с булыжниками. Он рухнул на диван и забылся мгновенным сном, совсем как в юности после любовного свидания. Ему приснилась молодая Лариса, и она почему-то была сильно похожа на Лолиту, вдобавок предлагала Позднякову погадать по руке.
ГЛАВА 11
Солнце ударило по глазам первым утренним залпом. Поздняков со стоном повернулся на бок и взглянул на будильник. Восемь часов! Однако! Самое ужасное, что ощущения бодрости не было и не предвиделось. «Возраст, вот что значит возраст», – подумал Николай Степанович. Не стоит резво гнать лошадей по дороге с ярмарки. Спустив ноги с дивана, он опять их критически осмотрел, отметив, что со вчерашнего дня они не изменились, по крайней мере в лучшую сторону. Почему-то на память пришел сослуживец по прежней работе – его ровесник, закрутивший роман с молодой, сильной и довольно хищной девкой. Этакий почетный трофей последней охоты. Если, конечно, упустить из виду тот факт, что оружие в неверных и изрядно ослабевших руках пожилого охотника уже заметно дрожало, и дело запросто грозило обернуться самострелом. Но кураж еще струился по жилам, а желанная добыча находилась так близко и косила в сторону преследователя и умоляющим, и манящим глазом… Наблюдать со стороны отчаянные маневры старого ходока было забавно и грустно. Увы-увы, старость, безжалостная кошка на мягких лапах, подбиралась тихо, незаметно и выпускала свои острые когти в самый неподходящий момент. Еще вчера ты кажешься себе суперменом, а сегодня поутру из зеркала на тебя смотрит какая-то незнакомая рожа с мешками под глазами и дряблыми щеками, которую к тому же нисколько не украшает густой загар.
Сам Поздняков еще никогда не чувствовал себя таким постаревшим. Такое ощущение, что Лариса, уходя, захватила с собой последние остатки его молодости. Только и не хватало распустить сопли и начать себя жалеть. Бедный, бедный старый сыщик. Внезапно ему пришло на ум, что Лариса, наверное, тоже рассматривала по утрам свое отражение в зеркале, и, не исключено, мысли у нее возникали очень похожие на его теперешние. А ведь женщины стареют мучительнее мужчин, ибо слишком долго не могут смириться с очевидностью неизбежного. А как, интересно, стареют умные и привыкшие к победам женщины? Вот где невидимые миру слезы! Трагедия, скрытая от равнодушия жизни под толстым слоем макияжа! А когда все это вместе: надвигающаяся старость, болезнь, предательство, творческий кризис? Такая адская смесь способна сбить с ног даже супермена… Черт, сам того не желая, он продолжал лить воду на мельницу под названием «Трагическое стечение обстоятельств»!
Поздняков кое-как взбодрился с помощью ударной дозы кофе, поелозил помазком и бритвой по своей помятой физиономии и, решительно отринув философский раздрай, продолжил начатое с методичностью старой девы.
Следующим в его условном списке значился Георгий Медников, яркий и благополучный шоумен, по крайней мере таким он виделся с экрана телевизора. Николай Степанович подвинул к себе телефон и позвонил на телевидение.
– Студия, – ответил ему бесцветный голос.
– Могу я поговорить с Георгием Константиновичем Медниковым? – осведомился сыщик.
На другом конце провода несколько замялись:
– Вы по какому вопросу?
Пока Поздняков соображал, как бы ему поизящнее выразиться, голос в трубке сам позаботился о подсказке:
– Вы что, спонсор?
Попробуй тут не соври, когда тебя к этому просто-напросто подталкивают. Поздняков решил не разочаровывать невидимого собеседника:
– Да, я спонсор…
– Одну минуту, – в трубке что-то зашуршало, и уже в следующее мгновение прорезался взволнованный баритон: – Медников слушает. С кем я говорю?
– Вы говорите с Поздняковым.
– Поздняков, Поздняков… – Медников, похоже, мучительно соображал. – Вы из «Геммы»?
– Я не из «Геммы», я детектив. – Это была единственная короткая формулировка, более-менее соответствующая истине.
– Частный? – уточнил Медников. – Надо полагать, это связано с самоубийством Ларисы. Позвольте все же полюбопытствовать, кто же вас нанял?
– Лариса Петровна Кривцова.
– Это на нее похоже, – нисколько не удивился Медников. – Но учтите: я очень занят. Сейчас я записываю очередную передачу, а завтра утром улетаю в Штаты.
– Разговор срочный, – многозначительно заметил Поздняков.
Медников помолчал, потом сказал в сторону: «Нет, камеру в тот угол». Опять помолчал и наконец произнес:
– Если вас устроит, я закажу вам пропуск, и мы поговорим прямо в студии в перерывах… Черт, я так занят, просто разрываюсь на куски…
– Меня устроит, – поспешно согласился Поздняков.
Медников тяжело и обреченно вздохнул в трубку:
– Тогда так… Сейчас моя ассистентка запишет ваши данные и закажет вам пропуск, а я, извините, убегаю…
Новая волна шорохов, невнятных бормотаний, разрежаемых отдаленными звуками музыки, а затем снова бесцветный голос:
– Назовите ваши паспортные данные.
Поздняков старательно продиктовал свои фамилию, имя и отчество.
Прежде чем положить трубку, ассистентка добавила:
– Пропуск получите в бюро пропусков, потом оттуда же позвоните нам, вас кто-нибудь проводит…
– Вы очень любезны, – произнес на прощание Поздняков.
Потом он печально посмотрел на свой костюм, скромно пристроившийся на спинке стула, вооружился утюгом и пару раз прошелся им по жеваным брючинам. В принципе эту процедуру следовало бы считать сугубо ритуальной, поскольку Поздняков отнюдь не приобрел вид лондонского денди. Он, как и прежде, за версту выглядел старым сыщиком на пенсии. Дубовскую иностранку «Вольво» должно было тошнить от одного его вида.
* * *
Пропуск на имя Позднякова Николая Степановича был выписан ему немедленно после предъявления паспорта. Поздняков сунул бумажку в нагрудный карман пиджака и позвонил в студию Медникова с прикрученного к стене бюро пропусков оранжевого телефонного аппарата. Опять отозвался бесцветный голос:
– Подойдите к центральному входу, я сейчас за вами спущусь.
Поздняков прошел через стеклянные двери, показав пропуск милиционеру на входе, и остановился в просторном вестибюле, в котором было так много зеркал, что Николаю Степановичу волей-неволей то и дело приходилось натыкаться взглядом на собственную нескладную фигуру. И это при том, что повсюду сновали женщины, красивые и поджарые, как породистые борзые, да еще и в самых умопомрачительных нарядах.
– Вы Поздняков?
Перед ним стояла высокая девица в черном костюме с белой отделкой и рассматривала его с интересом юного натуралиста, завидевшего на бабушкином огороде редкостную бабочку. Поздняков утвердительно кивнул.
– Пойдемте. – Она молниеносно развернулась на месте – прямо как супермен в одноименном фильме.
Девица принялась энергично разрезать своим крепким телом насыщенный статическим электричеством воздух телецентра, а Поздняков послушно поковылял за ней. Они поднялись на лифте, где, между прочим, какой-то бойкий молодой человек попытался потискать поздняковскую Ариадну, спросив заодно:
– Что, опять запись?
Та только завела глаза и покачалась на каблучках. Двери лифта распахнулись, они вышли и двинулись по бесконечному коридору. Несколько раз поворачивали то влево, то вправо. В какой-то момент Поздняков почувствовал себя в лабиринте, но, слава Богу, подвига Ивана Сусанина ассистентка Медникова повторять не стала.
Они оказались в просторном помещении, уставленном рядами кресел и залитом светом многочисленных юпитеров. Перед небольшой сценой расположились около сотни человек.
– Присядьте здесь, – распорядилась девица, указуя на свободное место в третьем ряду от сцены.
Поздняков безропотно подчинился. Девица, исполнив роль сопровождающей, немедленно исчезла.
Сыщик решил оглядеться. С некоторым удивлением он вдруг узнал знаменитую лестницу, по которой, перебирая своими паучьими ногами, ежевечерне сбегал Георгий Медников. Вблизи она выглядела совсем не так эффектно, как на экране. Что ж, приходится признать, телевидение создает иллюзии почище волоокого Дэвида Копперфилда! На сцене скучали музыканты оркестра.
– Здравствуйте, здравствуйте, мои дорогие друзья!
Это был сам Георгий Медников во всей своей зрелой красе удачливого плейбоя.
Публика в зале довольно жидко зааплодировала. Сидящий рядом с Поздняковым паренек с кульком хрустящего картофеля в руках меланхолично объяснил заторможенность зрителей в студии:
– Это уже за сегодня его пятое «здравствуйте». Если бы я знал, как делают эти передачи, ни за что бы смотреть их не стал.
– Это еще что, – усмехнулся Поздняков, – если бы ты видел, как колбасу делают, ни за что не стал бы ее есть.
Паренек недоверчиво блеснул на него голубыми глазами и еще крепче сжал в руках свой хрустящий кулек. Тут же обернувшаяся со второго ряда дородная дама метнула в него неприязненный взгляд. Дама, бесспорно, была из многочисленного племени фанаток, и ей предстояло состариться на одном из студийных стульев. Медников между тем не удовлетворился и пятым по счету «здравствуйте». Правда, надо отдать ему должное, все-таки окончательно остановился на шестом. Как только его лаковые штиблеты достигли подножия лестницы, успевший задремать оркестр громко заиграл, вызвав в публике нервное воодушевление. Аплодисменты стали дружнее; паренек, зарекшийся смотреть телепередачи, перестал хрустеть картофелем.
Медников занял место за столом и радостно принялся сыпать анекдотами с бородой, делая между ними паузы, специально предназначенные для безудержного смеха. Потом, когда инженеры будут монтировать передачу, паузы заполнят дружным хохотом, а «дорогие телезрители» вечером, сидя у телевизоров, будут гадать, что за идиоты были в студии, если их развеселили такие доисторические остроты.
– А вот и наш первый гость! – возвестил Медников, словно петушок перекрывая неистовую медь не на шутку разошедшегося оркестра.
Через сцену, ссутулившись и завесив лицо занавесом непрочесанных длинных волос, проскользнул длинный худой тип в вылинявших джинсах и засаленном кожаном жилете.
– Это человек очень, очень редкой, но благородной профессии, – обрадовал публику Медников. – Прошу вас, приветствуйте: клипмейкер Нил Браткин.
Публика взвилась, по рядам пробежал невнятный ропот:
– А кто такой клипмейкер?
Тем временем Медников в обычной манере интервьюировал гостя. Вопросы, заранее подготовленные, сыпались как из рога изобилия и разнообразием не отличались. Обязательный журналистский набор, демонстрирующий добротную работу ассистентов ведущего, успевших к моменту съемки перелопатить солидный объем печатной продукции и выудить оттуда биографические данные очередной жертвы и кое-какие сплетни, а также снабдить все это комментариями в стиле «легкий стеб».
Нил Браткин, непринужденно откинувшись на спинку стула и закинув длинную, в башмаке на толстенной подошве, ногу на другую, отвечал в меру собственного остроумия. Зрители не очень дружно смеялись. Медников и его гость беседовали около получаса, и под конец всем, даже парню с жареным картофелем, стало понятно, кто такой клипмейкер. Когда Медников исчерпал свой добротный опросник, Нил Браткин был отпущен восвояси. Оркестр выдал по этому поводу попурри на тему модных шлягеров и затих. Медников собрал свои бумажки и скрылся за сценой в том же направлении, что и его длинноволосый гость. По зрительским рядам пронесся недовольный стон.
– Бураковская задерживается, – пояснил парень с картофелем.
– Кто такая Бураковская? – осведомился Поздняков.
Парень отчаянно завращал голубыми глазами.
– Алена Бураковская, она должна исполнить свою песню «Любовь – как доза героина».
«Где-то я уже что-то такое слышал», – подумал Поздняков. В этот момент на сцене появилась ассистентка Медникова, та, что долго водила его по телецентру, и подала знак сыщику подойти. Поздняков кое-как выбрался на сцену, то и дело наступая на чьи-то ноги, и под недоуменно-завистливые взгляды двинулся за девицей туда, где исчезли Нил Браткин и Георгий Медников.
Изнанка парадной сцены имела вид офиса средней руки. Медников сидел за столом, рассеянно нажимая на кнопки клавиатуры компьютера, подавшись вперед, а девица, как две капли воды похожая на ту, что сопровождала Николая Степановича в походах по телецентру, тихо и монотонно повторяла одно и то же:
– Вот здесь, вот здесь должна быть музыкальная отбивка, тут у нас будут «колокольчики».
Медников морщился, словно она наступала ему на ногу.
– Мне не нравится, получается какой-то колхоз…
Заметив Позднякова, он повернулся на своем крутящемся стуле, всадил в Николая Степановича короткий оценивающий взгляд и сказал:
– Сейчас мы с вами поговорим. У нас образовалась пауза, артистка задерживается. Пойдемте со мной.
Медников поднялся, отдал своим помощникам несколько кратких, непонятных несведущему человеку распоряжений и вывел Позднякова через маленькую, неприметную дверцу в узкий коридор, по которому сыщику уже посчастливилось блуждать прежде. На этот раз они никуда не поворачивали, а зашли в небольшой тупичок. Медников отпер дверь, и они оказались в маленькой комнатке, перегороженной поперек двумя столами.
– Садитесь, где вам удобнее, – предложил шоумен и бросил рассеянный взгляд в окно. На лице его крупными буквами была написана непроходимая скука. Поскучав, он спросил:
– А что, разве Ларисино дело не закрывают? Я слышал…
– Здесь от меня ровным счетом ничего не зависит, потому что я занимаюсь им независимо от того, к каким выводам придет официальное следствие.
Медников забарабанил пальцем по крышке стола.
– Вы сказали, что вас наняла Лариса. Конечно, на свете нет такой экстравагантной выходки, на которую она не была способна, и все же… Ведь это ее предложение нельзя принимать всерьез, не так ли? Мы ведь с вами понимаем…
– Есть обстоятельства, которые следует выяснить в любом случае, – снова перебил его Поздняков.
– Ну что ж, ну что ж, – надул щеки Медников. – Но ведь вы занимаетесь самодеятельностью, насколько я понимаю. А потому формально я могу и не отвечать на ваши вопросы.
– Разумеется, – согласился Поздняков. – Просто, если вы решите воспользоваться вашим формальным правом, я воспользуюсь своим: передам официальному следствию то, что мне удалось разузнать до сих пор. И немедленно.
Медников заметно погрустнел, хотя по-прежнему не скрывал своего намерения торговаться до последнего, давая понять, что его разговорчивость будет зависеть от того, что именно удалось разузнать Позднякову.
А тот не стал его томить.
– Я знаю, что вы приезжали в Хохловку в воскресенье вечером.
– На этот крючок вы и собираетесь меня поймать? – уточнил Медников.
Поздняков молча развел руками, давая своему собеседнику возможность определиться самостоятельно.
– Хорошо, я буду с вами откровенен, – наконец решил Медников. – Кстати, я вас припоминаю – вы были на похоронах… Я буду с вами откровенен, если вы пообещаете мне конфиденциальность. Из моего рассказа вы используете только то, что будет действительно представлять интерес для вашего… вашего следствия.
– Да мне, собственно, ничего более и не требуется.
– Вам, может быть, – загадочно заявил Медников, – а мне как раз требуется больше. Нельзя вырывать отдельное слово из контекста. Вот я вам скажу: «Да, я действительно был у Ларисы Кривцовой в тот ужасный день, накануне ее самоубийства». По-вашему, я скажу все? Отнюдь нет. Все это началось больше пятнадцати лет назад, когда я в первый раз увидел Ларису. Может, вам это будет неинтересно, но я буду рассказывать по порядку.
– Почему же, мне интересно, – глухо отозвался Поздняков. Медников даже не догадывался, до какой степени ему было интересно все, что так или иначе имело отношение к Ларисе.
– Вы курите? – осведомился Медников.
– Курю.
– Тогда смолите со мной, – Медников достал из кармана красочную пачку импортных сигарет, предложил гостю и закурил первым.
Поздняков последовал его примеру. Сигареты оказались так себе, слабенькие.
Медников нервно затянулся.
– Мы познакомились с ней здесь, на телевидении. Я тогда только начинал по-настоящему работать, совсем незадолго перед этим закончил университет. И вот в нашей молодежной редакции появляется такое странное существо – юное дарование по имени Лариса Кривцова. Я потом узнал, что не такая уж она на тот момент была и юная – все-таки на четыре года старше меня, – но этого нельзя было заметить даже искушенным глазом. Все чувствовали, что у нее внутри буквально кипело от идей. Мы записывали какую-то юбилейную передачу, в которой речь шла о том, какая замечательная наша молодежь. Среди героев, как водится, были шахтеры, колхозники, космонавты, всякие там ударники комтруда. И вдруг среди них молодая писательница Лариса Кривцова, которая эпатировала публику уже тогда. В общем, мне, как говорится, выпала честь задать ей несколько дежурных вопросов. Ну, знаете, как водится: ваши творческие планы и в том же духе. Она ответила в свойственной ей насмешливой манере, и ее в конце концов из передачи вырезали. Потом она призналась мне, что очень удивилась, если бы ее оставили. Странно, но я почувствовал себя как будто бы ей обязанным, словно в том, что ее вырезали, была моя вина. В общем, как только у меня появилась возможность, я опять позвал ее на передачу. Она пришла, записалась, а потом мы долго сидели и болтали просто так, Бог знает о чем, и у меня было такое чувство, что я знаю ее тысячу лет. Прежде чем уйти, она взяла меня за руку и попросила: «Скажи, что будешь ждать меня всегда». Я, естественно, поддакнул, она засмеялась. «А теперь, – добавила она, – скажи, что я идиотка, навечно застрявшая в босоногом детстве». Я так и остался сидеть с открытым ртом. Мог ли я забыть такую женщину?
Медников обернулся к окну, судорожно сглотнул застрявший в горле комок и продолжал:
– А потом, представьте, она использовала эти самые слова, вложив их в уста одной из своих стервозных героинь. Она вообще довольно часто практиковала такие фокусы, потому что ни к чему и ни к кому не относилась серьезно. Показательно, как она поступила со своим предыдущим мужем Ковтуном. Вы его должны помнить: легкоатлет, олимпийский чемпион. Она его бросила, как только он перестал выступать из-за травмы. Все, вышел в тираж, прощай, Мишаня. Лично я не стал дожидаться, когда она так же поступит со мной… Она вообще никого и никогда не любила, была холодна, как мраморное изваяние, и никакой Пигмалион не мог бы вдохнуть в нее жизнь!
Поздняков слушал Медникова внимательно, не перебивая, с удивлением понимая, что в том говорит давняя и искренняя обида.
– Конечно, под конец нашей супружеской жизни мы страшно ругались, стычки случались и потом, после развода. Я называл ее удавихой. Черт, ужасно осознать, что потратил лучшие пятнадцать лет жизни на женщину, которая ни минуты тебя не любила. Однажды она это спокойненько подтвердила. Сказала: а кто ты такой, чтобы я по тебе сохла? Я, дескать, за всю жизнь любила одного-единственного и потому сбежала от него из-под венца. Но я думаю, что это она сказала, чтобы позлить меня, не было у нее такого романтического возлюбленного. Не было, и все! Ничего у нее не было за душой, кроме желания выдавать эти строчки и страницы! Ходячая пишущая машинка!
Поздняков уставился на Медникова, пытаясь понять, был ли в его словах тайный смысл. Догадывался ли он, от какого романтического возлюбленного Лариса сбежала прямо из-под венца? Похоже, что нет.
– В ту пятницу, на премьере, вы тоже поссорились? – спросил он, только чтобы заполнить паузу.
– А, мы постоянно ссорились, – махнул рукой Медников. – Но это вовсе не значит, что я что-то там против нее замышлял. У меня ничего подобного никогда и в мыслях не было.
«Вот к чему ты, оказывается, клонишь, – подумал Поздняков. – Хоть она была и стервой, я против нее ничего не имел!»
– И все-таки зачем вы приезжали к ней в то злополучное воскресенье?
– А, черт! – Медников извлек из пачки еще одну сигарету. – Была у нас одна затяжная тяжба. Я просил, чтобы она мне кое-что вернула, и она это наконец сделала. Не знаю уж, чем она в тот момент руководствовалась. Смею надеяться, в ней возобладал здравый смысл.
– И что же она вам вернула?
– Я буду с вами откровенен, но попрошу взамен, чтобы это осталось между нами, тем более что к самоубийству Ларисы сие не имеет ровным счетом никакого отношения. Речь идет о листке бумаги, паршивом листке бумаги, который оставался у Ларисы и который мог не то чтобы испортить мне жизнь, но, скажем так, несколько ее осложнить.
– Компромат? – осведомился Поздняков насмешливо.
Медников не уловил иронии.
– Ну уж, это, пожалуй, слишком громко сказано: компромат! Просто, как бы поточнее выразиться, я не хотел, чтобы одна глупая история была предана огласке.
– Какая история? – насторожился Поздняков.
– Да идиотская история! – взвился Медников. – Господи, каких только глупостей не наделаешь в юности.
– А поконкретнее?
Чувствовалось, что Медникову очень не хотелось вдаваться в детали. Наконец он с большим трудом собрался с духом:
– Было такое дело, уже давно, еще до перестройки… В общем, у меня возник конфликт с руководителем программы, и я… я написал письмо, которое… ну, не знаю, как сказать…
– Вы написали анонимку? – догадался Поздняков.
От напряжения Медников вспотел сильнее, чем в беспощадном свете юпитеров.
– Ну да, да, анонимку, если хотите, – произнес он раздраженно. – Только не стоит горячиться с оценками… Я бы посоветовал вам сделать поправку на время – тогда все было по-другому…
– Очень интересно звучит: поправка на время…
– Ладно, думайте что хотите. Да, руководителя программы сняли, про мою роль в этом деле никто не знал… И тут Лариса нашла черновик – я, как полный идиот, его не сжег. Что тут поднялось! Она стала меня прямо-таки поедом есть.
– Это случилось еще до вашего развода?
– Да, незадолго до развода, – нехотя подтвердил Медников. – Черт ее дернул заняться разборкой хлама на чердаке.
– И что потом?
– А то, что она затыкала мне этой бумажкой рот всякий раз, как я его открывал. Она меня ею размазывала, у меня был постоянный стресс по этому поводу. Она держала меня постоянно в напряжении.
– Поэтому при разводе вы все оставили Ларисе?
– Не совсем так, я просто не захотел затевать скандала, но в некоторой степени…
– Из-за этого черновика вы ссорились в прошлую пятницу на премьере?
– У нас там как-то началось по обычному сценарию: одно за другим, одно за другим…
– И все-таки она отдала вам этот черновик?
Медников вздохнул.
– Отдала, что меня даже удивило. Я тогда, после нашей очередной ссоры в пятницу, просто не находил себе места. Нет, не потому что я чего-то боялся. Если быть до конца откровенным, я уже смирился с тем, что она когда-нибудь предаст эту бумагу огласке. Я просто устал, безумно устал. Вот я ей и позвонил в воскресенье, чтобы все обсудить раз и навсегда. Она мне ответила: хорошо, приезжай, только не очень поздно. Я приехал… Она была здорово подшофе – в последнее время она сильно этим увлекалась, – но приняла меня на удивление спокойно. Во всяком случае, не стала по своему обыкновению сразу навешивать на меня ярлыки. Мне даже показалось, что в ней произошел какой-то перелом, хотя, с чем это связано, не имею представления. Предложила мне выпить, я отказывался – все-таки был за рулем. Потом все-таки выпил немного шампанского. Мы поговорили о каких-то пустяках… Да, безусловно, она к тому времени уже приняла решение, я так теперь думаю… Проскочила какая-то загадочная фраза: «Что я ни сделаю, все равно останусь для вас сволочью». Точно, она именно так сказала…
