Текст книги "Уйти красиво"
Автор книги: Елена Яковлева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
ГЛАВА 13
Поздняков мчался в Хохловку, рассуждая про себя:
«Интересно получается! Ковтун и в самом деле ездил к Ларисе и вернулся только на следующий день. Деньги настолько были ему нужны, что и теоретически, и практически он мог ее убить. Допустим, он попросил у нее нужную сумму, а она его отшила в свойственной ей манере – он разозлился… Только вернулся-то он без денег, вот что удивительно. Если бы он отдал долг, его бы не избили, а может, что тоже нельзя исключить, и не убили. Что-то здесь опять не складывается… Медников ведь говорил, что увидел его, когда он пешком топал в районе поселка Волчки, от которого до Хохловки еще километров пять. Почему же он не доехал на электричке прямо до Хохловки?»
Внутренний компьютер выдавал три варианта ответов. Во-первых, электричка могла не останавливаться в Хохловке. Во-вторых, его высадили контролеры, как безбилетника. В-третьих, будучи с большого бодуна, он попросту перепутал станции, ведь эти подмосковные дачные поселки и вправду сильно похожи. Оставалось только убедиться в правильности своих умозаключений. Как, впрочем, и в том, что Ковтун в конце концов достиг-таки желанной цели.
Все еще пребывающий в глубокой задумчивости Поздняков механически покрутил ручку приемника на панельной доске. Последовала немедленная реакция.
«Это моя любовь, это моя любовь, что растекается в твоей крови, как доза героина-а-а…» – истошно заголосило радио.
– Да заткнись ты! – произнес вслух Поздняков и, присовокупив к вышесказанному пару крепких словечек, поспешно выключил приемник.
Указатель с надписью «Волчки» выпрыгнул из-за небольшого пригорка, следом промелькнул переезд со шлагбаумом, приземистый магазинчик и, наконец, сам поселок – ряд аккуратных деревянных домиков, выстроившихся вдоль шоссе, как новобранцы перед старшиной. Даже на небольшой скорости Поздняков через каких-то пять минут увидел аналогичный указатель, уже перечеркнутым. Пришлось развернуться.
Он притормозил у крайнего домика. Прикинул, что бы предпринять, и не придумал ничего лучшего, чем подрулить к магазинчику. Должен же кто-нибудь хоть за спичками туда прийти. (Сам поселок выглядел удивительно безлюдным.) У магазина, как назло, тоже не было ни одной живой души. Николай Степанович посмотрел на часы и двинулся осматривать торговую точку. Там ему опять не повезло: кроме продавщицы, возлежащей пышной грудью на прилавке, и заунывно жужжащих мух, никого больше не наблюдалось.
Завидев потенциального покупателя, труженица прилавка встряхнулась, как караульный при подходе начальства, и устремила на Позднякова свои томные коровьи глаза, в которых плескалась мечта о непьющем рыцаре. Самый задрипанный мужичок в возрасте от восемнадцати до семидесяти безошибочно узнал бы в ней разведенную, но полную сил и желаний деревенскую красавицу.
Поздняков понял, что ему придется что-нибудь купить, и принялся лихорадочно соображать, сколько денег осталось у него в кармане после сегодняшних трат. По всему выходило, что больше чем на бутылку минералки не наберется.
– У вас есть минеральная вода? – поинтересовался он.
Продавщица расплылась от счастья.
– Конечно. Вам какую? Боржоми, ессентуки? У нас еще импортная есть…
– Боржоми, если вас не затруднит.
– Конечно, не затруднит. А хотите я вам холодненькой дам, она у меня с утра в холодильнике стоит.
– Если вас не затруднит, – отозвался Поздняков.
– Открыть?
Предупредительность продавщицы из поселка Волчки не знала границ: на прилавке появился еще и стакан.
Выпить в такую жару холодного боржоми и в самом деле было бы приятно, а продавщица смотрела на него, как на представителя Виндзорской династии.
– Вы у нас проездом? – Она бросила взгляд за окно, где Позднякова терпеливо дожидалась его покладистая иностранка.
– Да, – подтвердил Поздняков, – ищу, знаете ли, своего приятеля. Знаю, что он был здесь в прошлое воскресенье.
– Неужто пропал? – всплеснула руками продавщица.
– Вроде того. Может, вы его видели? – Поздняков, как мог, описал внешность Ковтуна.
Женщина, похоже, удивилась, что у вполне приличного на первый взгляд покупателя такие приятели, но вида не подала:
– Нет, я его не видела. Вот баба Маня идет, – может, она видела.
Поздняков обернулся: в магазин входила бодрая бабуля, одетая в спортивный костюм, словно собралась принять участие в марш-броске.
– Баб Мань! – громко окликнула ее продавщица. – Тебе в воскресенье такой товарищ не попадался? – И она довольно подробно повторила описание Ковтуна со слов Позднякова.
– Этот пьянчуга, что ли? – отозвалась баба Маня. – Был тут, перебаламутил весь поселок, чтоб его… Почитай, целую ночь из-за него не спали.
– Не спали? Почему? – заинтересовался Поздняков.
– Да он же, паразит, свалился в канаву как раз напротив нас… Васька, сосед, бежит: возле вас человека сбили! Мы давай звонить в милицию да в «Скорую». «Скорая» только через час приехала, вот, считай, сколько мы в окошки выглядывали. Врачица вышла, посмотрела на него да чуть не по матушке нас обложила. Грозилась: будете за ложный вызов отвечать. Он, оказывается, пьяный был вусмерть, а мы решили, что мертвый. Потом участковый прибыл… Так до часу ночи и колготились, чтоб ему провалиться. А ему что? Так и проспал до утра в канаве. Потом встал, отряхнулся и пошел. Теперь таких даже милиция не забирает!
– Неужели так всю ночь проспал в канаве? – притворно удивился Поздняков.
– А то? – со злостью отозвалась старуха. – Ему что, пьяному, не все ли равно, где валяться, а добрым людям столько беспокойства! – Бабка выплеснула скопившуюся злость и перешла к заботам о хлебе насущном. – Слушай, Людмила, тебе масло подсолнечное завезли?
– Нет, баб Мань, обещали, да что-то не везут.
– Ну ладно, заставлю Тольку в Хохловку сгонять. Целый день носится на мотоцикле, а родной бабке масла не привезет. Взвесь мне тогда граммов триста карамелек к чаю, да я пойду.
Продавщица Люда взвесила бабке карамели в бумажный кулек, и та заторопилась к выходу.
– Ну вот, жив ваш приятель, – сказала продавщица, когда они остались одни в магазине. – Долго жить будет, если его за покойника приняли. Можете за него не переживать.
Странно, что Ковтун легкомысленно пренебрег шансом, уготованным ему судьбой. А как еще иначе объяснишь то, что с ним сталось прошлой ночью?
Поздняков попрощался с приветливой продавщицей, которая выглядела несколько разочарованной. И в самом деле, наверное, ужасно видеть, как мимо твоих окон проносятся чужие принцы, хотя уж к кому-кому, а к этой категории Поздняков склонен был относить себя в самую последнюю очередь.
Разумеется, он не удержался от того, чтобы не завернуть в Хохловку. Черт его знает зачем! Что он, собственно, собирался там увидеть? Однако же увидел. У Ларисиной дачи стоял громадный трейлер, и люди в рабочей одежде загружали в его нутро какие-то коробки и узлы, которые выносили из дома. Все их действия бдительно контролировала высокая старуха в черном, та самая, что, кажется, была сводной Ларисиной сестрой из Костромы. Все ясно, она вплотную вступала в права наследства, и дюжие молодцы отправляли в Кострому Ларисино барахло, в том числе и нажитое генералом Медниковым. И ничего тут не попишешь.
Поздняков припарковался у обочины и стал наблюдать за погрузкой. Когда работяги поволокли огромный бронзовый торшер, даже видавшего виды Позднякова проняло – уж слишком эта сцена напоминала откровенное мародерство. Он выбрался из автомобиля, подошел к старухе, застывшей у калитки черным изваянием, и вкрадчиво поинтересовался:
– Переезжаете?
Старуха повернула в его сторону сердитую желчную физиономию и произнесла с вызовом:
– Я вас не знаю.
– Моя фамилия Поздняков, я старый друг Ларисы Петровны, – представился сыщик.
– Что-то больно много было у нее друзей, – неодобрительно заметила старуха, не спуская бдительного взгляда с очередного тюка на плечах грузчика.
– Не думаю, что это так уж плохо, – зачем-то ляпнул Поздняков и тут же прикусил язык. Большую глупость трудно было сморозить.
В ответ старуха уставилась на него с такой злостью, что у сыщика стало совсем нехорошо на душе.
– Шел бы ты, мил-человек, своей дорогой, – настоятельно порекомендовала она.
Поздняков смешался, как подросток, застигнутый курящим в школьном туалете, ну не умел он поддерживать светские беседы с желчными старухами!
– Я только хотел спросить, – заторопился он, – не нашлась ли ее последняя рукопись?
– Ничего не знаю и знать не хочу, – огрызнулась старуха. – А все, что знала, уже рассказала следователю… Надоели вы мне с этой рукописью! Хватит того, что из издательства целый день звонят, уже голову проломили!
Поздняков понял, что злоупотреблять терпением возникшей из неизвестности Ларисиной сестрицы – без пользы, а потому вежливо попрощался.
– Все ходют и ходют… – напутствовала она ему в спину.
Обратная дорога заняла у него вдвое больше времени из-за вечерних пробок. Заторы у светофоров Поздняков коротал за размышлениями о превратностях судьбы. Теперь уже было ясно, что Ковтун не только не убивал Ларису, но даже ее и не видел и что (чем черт не шутит!), если бы он тогда все-таки добрался до Хохловки, возможно, она бы и не умерла. Впрочем, стоило ли теперь строить подобные предположения?
А что оставалось Позднякову делать? Согласиться с мнением официального следствия? Забыть о фокусах Виолетты Шихт, которая расстаралась больше других, подталкивая Ларису к ужасному шагу. Вот только покажутся ли его доводы убедительными следователю Ругину? Не закусит ли он удила при одной мысли, что какой-то старый маразматик ставит под сомнение его компетентность. Поздняков решил, что к следователю Ругину он пойдет только тогда, когда будет уверен в своих выводах на все сто.
Подруливая к гаражу, он твердо решил сразу позвонить машинистке, которая перепечатывала Ларисины рукописи. Судьба последней из них по-прежнему была в тумане.
* * *
Свет в подъезде горел только на первом этаже, а также на лестничной площадке пятого, поэтому Поздняков пробирался наверх на ощупь. Впрочем, не так уж было и темно, но в углах таились чернильные тени. Такая же тень темнела и у его двери, и не просто темнела, но и как-то подозрительно шевелилась. Позднякову это совсем не понравилось. Он замер на лестнице и позволил своим глазам привыкнуть к полумраку. Вскорости он отчетливо рассмотрел полусогнутую фигуру человека, сосредоточенно трудившегося над замками его двери. Неведомый взломщик настолько увлекся, что даже не услышал его шагов. Впрочем, возможно, он не был профессионалом. Так или иначе Поздняков впервые в жизни наблюдал, как некий наглец ломится в его квартиру. Любопытно, что ему там понадобилось.
Неизвестно, сколько бы продолжалось это форменное безобразие, если бы за дверью противоположной квартиры внезапно не раздался чей-то голос:
– В гостях хорошо, а дома лучше.
Открылась дверь, и на лестничную площадку выкатилась маленькая толстушка. Поздняков ее смутно припоминал, – кажется, она жила в их же подъезде и носила большой и плоский берет, напоминающий блин. Свет из соседской квартиры выхватил из мрака фигуру у поздняковской двери – здоровенного мужика в джинсах и синей футболке. Он сначала замер, втянув голову в плечи, а потом, резко развернувшись, понесся вниз по лестнице прямо на Позднякова. То ли он не узнал Позднякова в полумраке, то ли был охвачен страхом, но в глазах его, уставившихся на сыщика, можно было прочитать лишь желание смыться, и как можно скорее. В несколько прыжков он преодолел разделяющее их расстояние, но времени вполне хватило для того, чтобы Поздняков его узнал. Это был охранник из Дома моделей Виолетты Шихт, тот самый, что вчера бесцеремонно выставил за стеклянную дверь несчастную Лолиту, а потом достаточно долго держал за рукав самого Позднякова, не желая допускать его к начальнице.
Пока охранник скакал по ступенькам, как заяц, Поздняков предусмотрительно выставил вперед здоровую ногу. Незадачливый взломщик споткнулся и крепенько врезался в стену. Поднявшись, он занял боевую позицию, выставив вперед огромные кулачищи. Ничуть не оробев, Поздняков изловчился и успел пару раз съездить ему по уху и навесить фонарь под глаз. Но светлее от этого не стало. Вконец ошалевший охранник заметался, как воробей, залетевший в форточку. А наверху пришла в себя толстушка в берете и заорала дурным голосом:
– Человека убивают! Вызовите милицию!
Горе-взломщик с расширившимися от ужаса глазами двинулся на Позднякова, да так неловко, что умудрился наступить на его больную ногу. Этого Поздняков стерпеть не мог и, матерясь, ударил его под зад здоровым коленом, благодаря чему получивший ускорение тип в мгновение ока оказался на пролет ниже и уже оттуда, топая толстенными подошвами ботинок, рванулся к выходу. И тут же на улице отчаянно взревел мотор.
Поздняков сидел на ступеньках, продолжая шепотом материться, а толстушка наверху все еще орала. Скоро к ней присоединились выскочившие из своих квартир соседи. Притемненные лестничные площадки осветились – повсюду пооткрывались двери.
– Что, что там случилось? – неслось со всех сторон.
Поздняков, припадая на больную ногу, побрел наверх.
– На вас напали? – донимали его соседи.
– Я просто споткнулся в темноте, – объяснил Поздняков и незаметно извлек из замочной скважины двери родной квартиры связку ключей, которую с перепугу забыл неудавшийся взломщик. За дверью трезвонил телефон, но, пока Николай Степанович открывал дверь, успел успокоиться.
– Ну как же так, я же сама видела потасовку, – недовольно пропищала за его спиной толстушка в берете.
Поздняков вошел в квартиру и захлопнул за собой дверь, а соседи все еще обсуждали происшествие. Телефон позвонил снова, и сыщик поднял трубку.
– Слушаю.
На другом конце провода молчали и взволнованно дышали.
Поздняков сопоставил факты и рискнул, – впрочем, что он терял?
– Виолетта Станиславовна, если вы беспокоитесь за своего охранника, то я его уже отпустил…
Он не успел договорить – трубка отозвалась частыми гудками. Конечно, он мог и ошибиться, но уж больно подозрительным было явно возбужденное дыхание на другом конце провода. Хотя, конечно, не совсем понятно, с какой целью пытался проникнуть в его квартиру секьюрити Виолетты. Впрочем… Поздняков громко рассмеялся – впервые за последнюю неделю. До него дошло, что понадобилось Виолетте – кассета, на которую он якобы записал их последний разговор! Бедная женщина, так попасться на примитивный блеф! А с другой стороны, жаль, что такой кассетки у него нет.
Посетовав на собственную техническую отсталость, Поздняков снова подвинул к себе телефонный аппарат, закрыв глаза на тот факт, что время для звонков достаточно позднее. Он звонил машинистке, которая на протяжении двадцати лет перепечатывала рукописи Ларисы Кривцовой.
Ответил ему ребенок.
– Могу я поговорить с Евгенией Ивановной? – спросил сыщик.
– Бабушка, это тебя, – выкрикнул детский голос на другом конце провода, и все смолкло.
Довольно долго никто больше не брал трубку, и Поздняков начал опасаться, что о ней попросту забыли. Наконец послышались шорохи, а потом усталый голос произнес:
– Я вас слушаю.
– Евгения Ивановна?
– Евгения Ивановна, – подтвердила та без особого энтузиазма и задала встречный вопрос: – А с кем я говорю?
– Моя фамилия Поздняков, я старый друг покойной Ларисы Петровны Кривцовой… Извините за поздний звонок, но мне нужно кое-что уточнить. – Поздняков бесславно барахтался в обтекаемых формулировках, но врать ему не хотелось.
Впрочем, машинистка сама пошла ему навстречу:
– Вы, наверное, интересуетесь последней рукописью Ларисы Петровны?
– Да, да, – обрадовался Николай Степанович.
– Но у меня ее нет. Из издательства мне тоже звонили, я им то же самое ответила. Видите ли, Лариса Петровна должна была привезти мне черновик как раз на этой неделе, но произошло это ужасное, это ужасное…
– А не могла она отдать еще кому-нибудь?
– Если для перепечатки, то вряд ли, – объяснила Евгения Ивановна. – В ее черновиках могла разобраться только я. У нее всегда было столько исправлений, не говоря уже о том, что ее почерк тоже, как говорится, оставляет желать…
– Вы хотите сказать, что это был трудночитаемый текст? – не унимался Поздняков.
– Пожалуй, так. Кроме того, я всегда набирала большой объем – двенадцать-пятнадцать листов, а срок – два-три дня. Сидела по нашей старой дружбе с утра до вечера. Лариса Петровна, пусть земля ей будет пухом, всегда тянула до последнего, по нескольку раз переделывала свои романы, так что едва успевала сдавать рукописи в издательство к нужному сроку, но опаздывать тоже не любила.
Поздняков спросил еще, какое издательство интересовалось судьбой последней рукописи Ларисы Кривцовой, и попрощался с машинисткой.
Нога все еще отчаянно саднила, настроение приближалось к нулевой отметке, во рту целый день ничего не было, кроме утреннего чая и боржоми, которого он отведал в Волчках, но есть тем не менее не хотелось. День выдался трудным и суматошным, а результаты по-прежнему только вырисовывались. А уж чего стоили полученные впечатления, особенно смерть Ковтуна! Как бы Поздняков ни относился к бывшему легкоатлету, такого конца тот не заслужил. Перед его глазами все еще стояла жуткая картинка: скрюченное мертвое тело на грязной тележке. Черт побери, если там, наверху, кто-то действительно распоряжался человеческими судьбами, то на этот раз он явно переборщил. Поздняков искал и не мог найти в самом себе успокоения, как и в день Ларисиной смерти.
В конце концов он принял душ, выпил чаю и устроился на диване. Сон никак не приходил, ворочаться он не мог, боясь растревожить продолжающую ныть ногу, а потому лежал с открытыми глазами, тупо уставившись в потолок. Из памяти всплыла его последняя встреча с Ларисой. Он вспомнил, что она спала на этом самом диване, и заскрипел зубами. Потом не выдержал и повернулся на бок; от этого опрометчивого движения нога засвербела с новой силой, и он взвыл, как волк, глядя теперь на равнодушный диск полной луны, зависший над крышей соседней девятиэтажки.
ГЛАВА 14
Издательство «Карат» он искал довольно долго, интуитивно предполагая увидеть нечто фундаментальное с аршинными буквами на крыше, издали извещающими общественность, что именно здесь совершаются таинства книгоиздания. В действительности издательство помещалось в небольшом флигельке без каких-либо опознавательных знаков, но с переговорным устройством в бронированной двери. За стеклом окна, рядом с входом, сидел молодой охранник в милицейской форме и откровенно спал, уронив кудлатую голову на стол. Поздняков подошел к окну и поскребся в стекло, точно возвращающийся за полночь гуляка. Охранник отреагировал, почти как знаменитая собачка Павлова, повинующаяся условному рефлексу, – нажал на кнопку, управляющую дверью, и лишь потом раскрыл глаза.
– Где тут у вас начальство? – спросил у него вошедший Поздняков, с любопытством озираясь по сторонам. Перед ним был небольшой коридор с несколькими плотно закрытыми дверями, из-за которых не доносилось ни звука. Неудивительно, что охранника в такой обстановке сморил здоровый сон.
– У нас тут только главный редактор, – объяснил секьюрити, готовый снова впасть в спячку сразу после того, как только от него отстанут. – По коридору и направо.
Поздняков пошел по коридору, свернул направо и уткнулся в белую дверь, ничем не отличавшуюся от остальных, повернул круглую ручку и оказался в небольшой комнате, в которой не было ничего, кроме стола и пары стульев. Даже пресловутого несгораемого сейфа не наблюдалось. Зато у сидящего за столом молодого человека в клетчатом пиджаке вид был такой, словно он только и делал, что дожидался прихода Позднякова. По крайней мере на лице у него не появилось и тени удивления по поводу его внезапного появления. Он первым поздоровался и предложил посетителю присесть.
Пока Поздняков соображал, как бы половчее начать нужный ему разговор, главный редактор его опередил.
– Вы наш автор? – поинтересовался он участливо. – Я что, вам сегодня назначил встречу?
– Да нет, я скорее, так сказать, благодарный читатель, – объяснил Поздняков, – но пришел с вами поговорить как раз об одном вашем авторе.
Главный редактор ничуть не удивился этим его словам, только посмотрел на Позднякова повнимательнее. Может, он впервые в жизни видел благодарного читателя той литературы, которая выходила в свет при его непосредственном участии.
– И что за автор вас интересует?
– Лариса Кривцова.
– Это как-то связано с ее безвременной кончиной? Вы из компетентных органов?
– Почти.
Такое объяснение главного редактора не удовлетворило, и Позднякову пришлось пуститься в пространные объяснения:
– Я и в самом деле когда-то работал в этих, как вы их называете, компетентных органах, но с некоторых пор на пенсии по инвалидности. – Для пущей убедительности он похлопал себя по больной ноге. – Но дело даже не в этом, а в том, что я давний друг Ларисы Петровны.
Возможно, ему пришлось бы еще многое объяснять, если бы не зазвонил сотовый телефон, лежащий на столе редактора. Тот немедленно отозвался и с кем-то приветливо заговорил:
– А, здравствуйте, здравствуйте, хорошо, что вы мне позвонили, я сам вам звонить собирался… Да, прочитал, прочитал и получил истинное удовольствие. Почти до утра не спал – не мог оторваться. Уверен, что книга будет иметь успех.
Он помолчал, выслушивая звонившего, потом опять заговорил с горячностью:
– Недельки через две, Гелий Андрианович, я думаю, уже можно будет подписать договор. Но вы не беспокойтесь, я вас дополнительно извещу. До свидания, всего хорошего.
Главный редактор захлопнул крышку телефона, положил его на стол и обратил свой бесстрастный взор на Позднякова, которого так и подмывало спросить, не с Воскобойниковым ли тот только что разговаривал.
Главный редактор для видимости повозился с бумагами на столе и наконец изрек:
– Не понимаю, с какой стати я должен с вами откровенничать?
– Полагаю, что вам наверняка хочется заполучить ее последнюю рукопись, а я мог бы вам в этом помочь.
У молодого человека в клетчатом пиджаке в глазах загорелись огоньки интереса:
– Каким образом, если не секрет?
– Мне ли вам рассказывать? – усмехнулся Поздняков. – Ведь через ваши руки прошло столько детективных романов, что частные детективы не должны вызывать у вас удивления.
Главный редактор задумался и после минутной паузы осведомился:
– Ну и что же конкретно вас интересует?
– Совсем немного, и не думаю, что это представляет особенную тайну. Значит, Лариса Петровна и в самом деле должна была представить вам свою новую рукопись?
– Да.
– Но рукопись до вас так и не дошла?
Главный редактор только развел руками.
– А могла она попросту ее не написать или, допустим, передать в другое издательство?
Главный редактор покачал головой:
– Исключено. Она подписала с нами договор, в соответствии с которым у нас было, фигурально выражаясь, право первой ночи на все ее романы. Что касается ваших сомнений… Нет, я уверен, что рукопись была готова, по крайней мере на восемьдесят процентов, потому что недели две назад мы с Ларисой Петровной беседовали по телефону. Я ее торопил, поскольку сроки поджимали, и она обещала их выдержать. Она была очень обязательным человеком и ни разу нас не подводила.
– А нет ли у вас каких-нибудь предположений относительно того, куда могла пропасть рукопись?
Главный редактор снова развел руками.
– Честно говоря, это для меня загадка. Мы связывались с сестрой покойной Ларисы Петровны и с ее машинисткой, но, к сожалению, они знают не больше нашего.
– Еще один вопрос… Вы только что разговаривали с Гелием Андриановичем Воскобойниковым, если я не ошибаюсь?
Редактор приподнял брови:
– Допустим… Несколько дней назад Гелий Андрианович принес в наше издательство очень неплохой роман, точнее даже – очень хороший роман. Многие считали, что он окончательно исписался. Оказалось, что это далеко не так.
– Тогда это все, – Поздняков встал со стула. – Не смею больше отнимать у вас время.
Главный редактор вдруг ни с того ни с сего проявил признаки беспокойства:
– Значит, вы тоже интересуетесь этой рукописью? Тогда позвольте вам напомнить, что мы имеем на нее все права…
– Можете считать, что я действую и в ваших интересах, – заверил его Поздняков.
* * *
Поздняков забрался в «Вольво» и уронил голову на баранку. Не много ли он всем обещал: разобраться в причинах смерти Ларисы, найти ее последнюю рукопись… Прямо не инвалид-пенсионер, а маг и чародей какой-то, так и до бесплатной раздачи слонов дойти недолго.
– Ну и куда теперь? – спросил он сам себя.
Можно было бы, конечно, поехать в Дом моделей и полюбоваться на свежий фонарь под глазом охранника. Послушать, что на этот раз станет сочинять Виолетта, если бы не какая-то странная и необъяснимая уверенность: разгадка головоломки была хоть и рядом, но не там, не у Виолетты.
Он уже собирался повернуть ключ в замке зажигания, когда его кольнуло в груди. Он попытался разобраться в своих ощущениях и понял, что толчком к ним послужило что-то извне. Опять огляделся по сторонам и не увидел ничего нового. С крыльца дома, в котором помещался «Карат», медленно спускался человек, показавшийся ему знакомым. Пожилой мужчина ставил ноги на ступеньки так, словно предварительно их нащупывал. У него был вид хронического неудачника, а уж в таких вещах Поздняков разбирался.
Мужчина остановился на углу, достал из картонной папки стопку бумаг и бросил их в урну, потом подумал-подумал и швырнул туда же и папку. Закончив эту операцию, он потер ладонь о ладонь, точно стряхивая с них приставшую пыль.
«Где я его видел? – начал мучительно соображать сыщик. – Я его точно видел и совсем недавно, но где?»
Человек медленно пошел по тенистой аллее вдоль домов, – видимо, направлялся к метро. Малыш, игравший у подъезда, выпустил из рук большой разноцветный мяч, который покатился прямо под ноги привлекшего внимание Позднякова незнакомца. Тот застыл в нелепой позе, да так и остался стоять на одной ноге, как журавль, пока ребенок спешил к своему мячу. Потом, когда дорога оказалась свободной, он пошел дальше все той же развинченной походкой.
«Да ведь я видел его на похоронах!» – осенило Позднякова. Мужчина уже успел удалиться метров на двести. Припомнить его фамилию сыщику так и не удалось, зато он успел извлечь из памяти остальную информацию, выданную ему Воскобойниковым. Итак, незнакомец, кажется, учился с Ларисой в Литинституте.
Поздняков завел двигатель и медленно поехал следом за мужчиной. Когда они поравнялись, Николай Степанович притормозил; приоткрыв дверцу, высунулся из машины и предложил:
– Садитесь, подвезу.
Мужчина медленно повернулся и удивленно посмотрел на Позднякова:
– Вы… мне?
– Вам, вам, – подтвердил Поздняков.
Тот продолжал сомневаться:
– Вы меня ни с кем не перепутали? Здесь же до метро рукой подать.
– Кажется, мы с вами знакомы, правда, заочно, – продолжал его интриговать Поздняков.
– Знакомы?
– Я видел вас на похоронах Ларисы Кривцовой…
– Но я вас что-то не помню. – Мужчина неопределенно взмахнул рукой и чуть-чуть покачнулся вперед.
– Мне вас представили заочно.
– Кто?
– Воскобойников, – Поздняков заметил, что при упоминании этой фамилии мужчина напрягся.
– Да что мы так разговариваем? Садитесь, если не торопитесь, – повторил сыщик свое приглашение.
Мужчина, поколебавшись, сел на переднее сиденье, рядом с Поздняковым.
– Куда мне вас отвезти? – осведомился Поздняков, нажимая на газ.
– Я никуда не спешу, – ответил мужчина. – Это был последний адрес, теперь я совершенно свободен. По крайней мере до завтра… – И пояснил: – Завтра у меня самолет.
– Уже улетаете? – спросил Поздняков, чтобы как-то поддержать завязавшийся диалог.
– А что еще делать? – последовал тяжкий вздох. – Все, что можно, я уже сделал. Ничего путного из этого не вышло. Да ладно, что ж теперь…
Поздняков внимательнее присмотрелся к своему собеседнику, который выглядел далеко не блестяще. Костюмчик вроде поздняковского, только еще более мятый и лоснящийся; сильно поношенные, потерявшие всякую форму башмаки. Что касается его лица, то оно было под стать экипировке, если можно так сказать, до предела изношенным и очень нервным. Даже когда он молчал, его губы продолжали шевелиться, точно по инерции. Неожиданно Поздняков вспомнил его фамилию – Серебрянский, слишком звучную для такого невзрачного человека. Такую бы какому-нибудь преуспевающему «новому русскому».
– Вы Серебрянский?
– Вениамин Сергеевич, – подсказал мужчина. – А вас как звать-величать?
Поздняков, продолжая следить за дорогой, протянул правую руку:
– Поздняков Николай Степанович.
– Тоже были на похоронах, значит. Вы знали Ларису? – поинтересовался Серебрянский.
– Да, я ее старинный друг.
– Неужели более старинный, чем я? – в первый раз в тусклых глазах Серебрянского промелькнуло любопытство.
– Вы, кажется, вместе учились?
– Было такое дело – больше двадцати лет назад. Только я ее старше, к моменту поступления уже отслужил в армии, поработал на великих стройках. В общем, прошел университеты. А еще успел тиснуться в нескольких журналах, меня охотно печатали… Вот, мол, молодой рабочий парень, который все успевает: и магистраль в тайге прокладывать, и героические будни описывать. А Лариса пришла в институт со школьной скамьи – очень редкий случай. Она тогда сочиняла такие стихи, что мэтры приходили просто в трепет…
– Лариса? Стихи?
– Что, удивлены? Да, Лариса когда-то писала очень хорошие стихи, но быстро поняла, что время чистой поэзии невозвратно ушло, и, как говорится, переквалифицировалась. Не знаю, – может быть, она потом и жалела…
Поздняков наконец заметил, что он уже второй раз сворачивает в один и тот же переулок:
– Вениамин Сергеевич, как вы относитесь к тому, чтобы где-нибудь посидеть?
Серебрянский развел руками:
– Я вам уже сказал, что спешить мне некуда. До моего самолета осталось, – он посмотрел на часы, – еще тридцать шесть часов и сорок две минуты. Достаточно времени, чтобы и посидеть.
– Какая точность, – усмехнулся Поздняков, выруливая к знакомому ему кафе, в котором, если, конечно, ему не изменяла память, не раздевали клиентов до трусов. – У вас несомненные математические способности.
– Хотите сказать, что мне надо было поступать в физтех, а не в Литературный? – лукаво отозвался Серебрянский. Лицо его осветилось глубоко затаенным светом, и Поздняков вдруг увидел, каким он был двадцать пять лет назад – легким на подъем, улыбчивым парнем, который одним лишь взглядом оставлял автографы на нежных девичьих сердцах.
В кафе они заказали бутылку водки и легкую закуску. Поздняков сразу предупредил, что составит Серебрянскому компанию лишь символически, поскольку за рулем.
