Текст книги "Сердечные риски, или пять валентинок (СИ)"

Автор книги: Елена Савенкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

– Давайте поторопимся, нас ждет работа, – сдавленно закончила я, подняла глаза на его лицо.

Эта тема закрыта. Не следует никогда больше ее касаться. Никогда.

И вновь он прочел мои мысли, как и ожидала. Смягчился, заговорил, в глубине глаз застыла мрачная грусть, сожаление, в каждом слове ощущалась надламывающая искренность:

– Я за него прошу у вас прощения. Никогда не осуждал вас и не осужу. Ни за что. Наоборот, восхищаюсь. Вы очень ценны для меня. Как сотрудник. Очень рад, что мы вместе работаем.

Он не стал ждать моих ответных слов – перевел взгляд на приборную панель и убрал ладонь, позволяя мне открыть дверь, выйти наружу, чтобы захлебнуться студеным порывом ветра.

Рассмотрела это как благо: у меня горело лицо, а сердце билось неровно и быстро.

***

Позже, когда рассказывала об этой поездке вернувшемуся из Петербурга Артему, услышала от него следующее:

– Слушай! Тебе невероятно повезло. Считай это золотым пропуском. Если тебе и надо у кого стажироваться, так это только у Вадима. Ты теперь круче меня, Арина Витальевна, – рассмеялся, шутливо хлопнув меня по плечу. – Теперь мне придется у тебя учиться. Я же говорил, что он супер-босс, так и знал, что вы поладите. У вас много общего с ним.

Я и считала это золотым пропуском. Это была не просто поездка с целью осмотреть прилавки и понаблюдать за работой девушек, подготовкой которых занималось агентство. Ликбезом по специфике моей новой работы это тоже назвать было нельзя – определение являлось бы не совсем исчерпывающим. Это была яркая экскурсия в мир товаров, рекламы, жизни покупателей и динамичного движения денежных оборотов и человеческих интересов.

Савельев был блестящим рассказчиком, казалось, знающим бесконечное количество фактов, реальных историй и шуток о различных маркетинговых уловках, вызывающих у меня улыбки. Даже объяснения о сегментах рынка и принципах размещения товаров на магазинных полках он сумел облечь в искрометные формы анекдотических ситуаций и подкрепленных практикой объяснений им, когда обращал мое внимание на то, что и как делают покупатели.

С легкостью увлек меня, заставил слышать только его, полностью погрузил во вселенную психологии продаж, к открытию чудес и нюансов которой приступила совсем недавно.

– Мне нравится это. То, чем я занимаюсь уже почти четыре года.

Мы расположились в кафетерии гипермаркета, последнего из тех трех, что запланировали посетить. Часы упрямо показывали без двенадцати минут девять вечера, но мне не верилось… Два с небольшим часа промелькнули сверкающей минутной кинолентой. Я даже не ощущала усталости, только необычайный эмоциональный подъем.

Теперь все будет иначе: тренинги определенно надо бы выстраивать по-другому, а завтра нужно внести изменения в вопросники для промоутеров, добавив несколько дополнительных практических заданий.

Кофе остывал, я задумчиво, механически помешивала его ложкой, вглядывалась в кружение воронки в чашке, прислушивалась к голосу Вадима, задумчиво продолжившего:

– Я даже знаю, почему так фанатею от этой работы, – тихо рассмеялся, откинулся на спинку стула. Не решалась поднять глаза и заглянуть ему в лицо, но так отчетливо представляла себе его притягательную улыбку, прячущуюся в уголках губ, озаренные теплотой и воодушевление серые глаза. Кажется, за этот вечер тысячу раз видела их, запечатлела, выжгла в памяти. – Потому что здесь нельзя останавливаться. Ни в коем случае. Иначе просто смерть. Надо постоянно двигаться, подстраиваться, прозревать новое и отвергать старое даже при том, что в данный момент оно вполне себе эффективно работает. На пару дней достигать стабильности, чтобы потом стряхнуть все в тартарары и снова искать, меняться, подстраиваться. Напряг жуткий, но удовольствие неописуемое.

– Нет предела совершенствованию, – вполголоса, сама для себя заключила я, но он смог расслышать.

– Что-то в этом роде, – засмеялся, подался вперед, ко мне, положив сложенные руки на стол. – Снова назовете меня идеалистом?

Покачав головой, я отложила ложку и, по-прежнему избегая контакта наших глаз, отпила кофе.

– Теперь, скорее, энтузиастом. – И улыбнулась, услышав его заразительный смех на мое высказывание. Все-таки он необыкновенный мужчина…

Вкус кофе, шероховато-горьким теплом прокатившийся по языку, слился с этим моментом: суета уже немногочисленных покупателей, конец длинного дня, запоминающегося колоритным мозаичным узором событий и информации, тревожащее, но согревающее, будто наполняющее искорками хорошего предчувствия присутствие Вадима.

Его руки были расположены очень близко к моим, при желании я могла бы накрыть их своей ладонью…

– Итак, а вы? Признания будут? – он застал меня врасплох своим вопросом, и я машинально перевела взгляд на его лицо. – Я вот не назвал бы вас ни идеалистом, ни энтузиастом.

Юмор, светившийся в его глазах, маскировал жгучее любопытство. Отметила, что он будто напрягся в ожидании моих слов, еще ближе придвинулся ко мне, создавая между нами поле, похожее на электрическое, волнующее.

– Я обычный реалист, – я пожала плечами, возвратив чашку на блюдце. – Скучный человек, стремящийся качественно делать свою работу, что бывает с переменным успехом. И все.

Сосредоточила взгляд на темной отполированной столешнице – слишком проницательные у него глаза, беспрепятственно заглядывают мне в душу, затрагивают там что-то… Я проходила уже через такое: проникновенный взгляд точно таких же серых глаз напротив, располагающая откровенничать улыбка, так же схожая с этой, ежеминутно сгущающаяся аура полного приятия и близости…

Уже поздно. Нужно напомнить ему об этом. На сегодня дела закончены, и хотелось бы поскорее попасть домой.

Отодвинувшись от него, разорвав эту странную цепь будоражащих электрических импульсов, словно пробегающих между нашими сложенными на столе руками, я сделала еще один глоток кофе и взглянула на Савельева. Прищурившись, обаятельно улыбаясь, он почесывал подбородок. Вопросительно приподнял одну бровь:

– Скучный человек? Переменный успех? Да я такого перфекциониста, как вы, еще не встречал.

По какой-то причине ему удалось совершенно смутить меня. Возможно, потому, что уловила в его глазах огонек восхищения. Может быть, потому, что предметом разговора так внезапно стала я сама, вернее, мои качества. На щеках выступил румянец, я опустила глаза, провела рукой по лбу и поправила волосы. Он заметил мою реакцию, тут же поднял ладони в жесте капитуляции и со смехом пояснил:

– О нет! Это был неуклюжий комплимент. Не рассматривайте это как критику. Я в курсе, что вы чувствительны к ней.

Покраснела еще больше, на секунду наклонив голову, спрятала лицо в ладонях. Что же это такое? Надо же! Пришла в смятение и растерялась в тривиальной беседе. Глубоко вздохнув, я вернула себе самообладание и невозмутимо, с дружеской улыбкой посмотрела на Вадима:

– Я приняла комплимент, спасибо. И надеюсь, вы не станете меня щадить… Зная, что мне нелегко дается критика.

Он несколько мгновений молча глядел в мое лицо. Странное выражение внимательных глаз. Улыбался одним уголком рта, однако, когда заговорил, тон его голоса был серьезным.

– Знаете, когда я вас в первый раз увидел, меня поразил вот этот контраст, – упорно удерживал мой взгляд. – То, какая вы снаружи: яркая, можно даже сказать, огненная. Ваши волосы, глаза и эта блузка, что в тот день была на вас… Мне казалось, следующий логичный шаг – вспыхнуть. Но то, как вы себя держали, как смотрели: деловитость, ледяная сдержанность, отстраненность... Невозможно не задаваться вопросами, не зацепиться, пройти мимо. И вот сейчас…

Он замолчал, оборвав себя на середине фразы, как будто ухватился за какую-то другую мысль. А затем, лукаво ухмыльнувшись, поднялся с места:

– Пойдемте! Оставьте этот кофе, он все равно ужасен, совсем остыл, – протянул мне ладонь.

– Да, пора домой, – отвернувшись от него, пытаясь собраться, остановить замешательство и ознобом пробежавшее по коже волнение от сказанного им, я сняла со спинки сумку. Инстинктивно дернулась, когда его большая и горячая рука неожиданно обхватила мою, потянув меня со стула.

– Потом домой. Сначала покажу вам кое-какой отдел здесь.

Задержался, чтобы прихватить мое пальто, а после достаточно быстрым шагом направился куда-то в сторону отделов с одеждой и далее – с журналами и книгами, насколько я сумела сориентироваться, выглядывая из-за его широкой спины.

Меня волновало прожигающее тепло его ладони, крепко сжимающей мою, – сильная, твердая рука… Каждый нерв в моем теле будто звенел, требуя или прервать этот контакт, или психологически закрыться от него. По сути, все нейтрально. Настолько, насколько оно может быть в данной ситуации. У меня нет причин высвободиться из хватки его руки. И… было что-то новое в том, что за кем-то приходилось следовать, доверившись. Не отставать, подстраиваться под шаг.

Не те впечатления, ощущения, к которым привыкла, которые хорошо изучила.

Вадим то и дело оглядывался на меня: оживленное лицо, смеющиеся глаза, загадочная улыбка на губах.

Что он задумал? Куда ведет меня? Настороженность и растерянность смешались с необъяснимым возбуждением, согревающим изнутри.

Когда мы остановились в самом начале отдела дисков с кинофильмами и музыкой, я часто дышала, чувствовала, что щеки снова розовеют румянцем. Он развернулся ко мне, так и не выпустив моей руки. Озадаченная, ждала его объяснений.

– Предлагаю игру, – выпалил он, а я недоуменно подняла брови.

Неожиданно и непонятно.

Мягко рассмеявшись, Вадим, наконец, выпустил мою ладонь, забавно скривился и добавил:

– Ну хорошо, не игру, раз это сбивает вас с толку. Предлагаю решить психологическую задачу. Вы примете вызов?

Никогда прежде не замечала за ним авантюризма, но стоило предполагать, что он ему присущ. Кроме того, мы были здесь прежде всего по рабочим вопросам, и то, что происходило сейчас, являлось чем-то… гораздо большим.

Отступив от Вадима на шаг, я оглянулась по сторонам, скользнув взглядом по полкам: прямоугольные и квадратные коробочки дисков, выставившие на обозрение свои цветные, кричащие о внимании обложки, – вновь посмотрела на Савельева. Серые глаза горели таким нетерпением и возбуждением, что и я сама ощутила это: трепет и покалывание адреналина.

– Думаю, что могу принять, – с расстановкой произнесла я. – Хотя, наверное, нужно бы для начала спросить, в чем эта задача заключается.

Снова огляделась по сторонам – слишком обжигающий, интенсивный у него взгляд. И эта улыбка… Своим согласием я доставила ему огромное удовольствие, и… сама обнаружила, что взбудоражена не меньше.

Интересно, что же у него на уме? Желает еще раз как-то меня испытать?

– О! Тут все просто, вам точно вполне по силам, – настоящий мальчишеский задор и веселье. Я тоже заулыбалась, ожидая дальнейших пояснений.

– Как известно, мы то, что мы слушаем. Имею в виду музыку. Согласны со мной?

Затаив дыхание, кивнула.

– Мы с вами оба на равных, еще мало что знаем друг о друге, хотя самонадеянно думаем, что знаем почти все, – иронично глядя на меня, растянул в улыбке один уголок рта.

– Я верю, что, чтобы узнать человека, достаточно нескольких часов, а первое впечатление решает многое. Главное – объективно, с умом подойти, – твердым тоном сказала я.

Что ж, да, защищалась. Суть его выпада вполне ясна.

– Ох, до чего же суровый у вас сейчас взгляд! Не хмурьтесь, будем считать, что вы приструнили меня. На сегодня, – он как раз не выглядел «приструненным», скорее, забавляющимся. И в который уже раз привел меня в смятение.

– Задание такое. Вы выберете диск с музыкой для меня, то, что, по вашему мнению, мне нравится и соответствует моему, так сказать, внутреннему содержанию. А я то же самое сделаю для вас. Вопросы?

Первой моей мыслью было отказаться: я вступала на весьма нетвердую почву. То, что он предложил, было не просто игрой или каким-то стандартным психологическим заданием для «полевых условий». Я ощущала очевидный подтекст – приглашение в личное пространство. Ненавязчивое, очень дружеское.

А смогу ли угадать его вкус? Музыкой определить, что он из себя представляет как человек?..

– Вопросов нет, понятно. – И скомандовал с дерзкой ухмылкой:

– Вперед! У нас обоих три минуты. – Решительный, оценивающий взгляд пробежался по мне с головы до ног. – Хм… Я начинаю, – он сделал шаг в сторону.

– Подождите, – я взмахнула рукой, сглотнула, сосредоточилась. Почему же волнуюсь так, что едва могу совладать с собой?

Нет, теперь было бы дурным тоном напомнить ему о времени, сказать, что ни в чем не уверена, не участвую и собираюсь ехать домой.

– Хорошо, пять минут. Или?..

Его глаза не обманывали: он давно понял, что я ищу повод для отказа, но делал вид, что все по-прежнему. Смотрел на меня с просьбой и с укором. Я не владела ситуацией, в какой-то момент, видимо, совершенно отпустила ее, может, подсознательно не пожелала контролировать. И все, что могла, – остаться стоять на месте и безмолвно смотреть ему в лицо.

– Или я подам пример даме, – закончил Вадим и отвернулся к полкам.

Вдох и выдох. Отстраненно наблюдала за его спиной, пока он просматривал диски, то пробегаясь по их названиям пальцами, то беря какие-то из них в руки. Надолго задержался в отделе «Альтернатива».

Все очень спутано, хаотично и стремительно. Еще вчера я была переполнена предубеждениями и ошибочными эмоциями, вызываемыми моим боссом, сегодня утром пребывала в неясности и шоке после вчерашнего откровенного разговора, а сейчас он просит меня шагнуть еще на ступень выше, и лестница ведет к тому, что непредсказуемо и для меня в густейшем тумане.

А если все так и оставить? Просто найти новый баланс, сдвинуть границы на иное расстояние? Вадим Савельев – очень непосредственный, живой человек и, что вероятно, привык так сближаться с людьми, ничуть не смущаясь этого «чувства локтя», наоборот, стремясь его испытывать. Этот мужчина – весь вне круга впечатлений, ставших обыденными, вот почему я в смятении и взволнована.

Теперь он неторопливо разглядывал диск за диском, читал названия композиций на оборотах. Он умен и проницателен, безусловно, но меня редко кто угадывает. И если он выберет правильно, то я предприму свою попытку. Даже есть предположения, где стоит поискать музыку для него.

– Пять минут истекли? – поинтересовался он, не отрываясь от диска в своих руках.

Я не следила за временем. Напрасно.

– Думаю, еще минута у вас в распоряжении есть, – ровно ответила ему.

И все же не сумела избавиться от щекотки заинтригованности: что он выбрал для меня? С победной улыбкой он повернулся ко мне, помахал коробочкой с диском:

– Она мне не нужна, я нашел то, что нужно, и раньше срока.

В следующий миг в мою протянутую ладонь лег прохладный пластик квадратной коробочки, оформленной фотографией голубого неба, в одном краю которого гнездились величественные пушистые куполообразные облака. «Дуэт. Сборник инструментальной музыки №6. Скрипка и гитара».

У меня были достаточно эклектичные вкусы в музыке, но классическая и инструментальная действительно преобладали в коллекции – гармония звуковых форм и безупречность безмолвия. То, что подобрал для меня Вадим, являлось и точным попаданием и необычным вариантом. Такого еще не слушала и, большая вероятность, сама бы приобрела для себя.

Подняла на него глаза, он в ответ просиял, тихо сказал за меня:

– Угадал.

Могла только утвердительно кивнуть.

– Не за что.

Улыбнувшись, качнула головой:

– Я еще не сказала вам спасибо.

– Разве?

Мягкость, вкрадчивость его голоса, будто одеялом, накрыли меня электрическим теплом. Отметила, что мы стоит очень близко друг к другу, даже чувствовала свежий мятно-кедровый аромат, исходящий от его кожи, могла разглядеть крошечные морщинки в уголках глаз – он на самом деле улыбчив и жизнерадостен, как сегодня открыла для себя, – темные точки пробивающейся щетины над верхней губой, чуть выступающем вперед подбородке с ямочкой…

Ничего не ответив, я отступила на шаг и занялась поисками полочек с блюзовой и джазовой музыкой. Возможно, и ошибаюсь, и он такое не слушает, но именно это направление очень близко его характеру…

Через пару минут, не решаясь взглянуть ему в глаза, отдала найденный диск.

– Быстро вы, – удивленно констатировал он, прочел название:

– «Антология джаза. Рэй Чарльз». М-м-м… Соул-джаз… Интересно…

– Не угадала? – Осторожно вытянула из его руки диск со своей музыкой, посмотрела на приклеенный в уголке ценник.

– Никогда не слушал этого исполнителя, но к джазу отношусь весьма и весьма положительно, хотя, опять же, в собственной коллекции не имею.

Я видела, как он задумчиво вертел диск в руке, скользил по нему длинными указательным и средним пальцами. Думала, что в моих представлениях о нем, интересном мужчине, отличном компетентном начальнике и просто как о человеке, как-то необыкновенно воздействующим на меня, – в моих представлениях все сходится: заводящий, увлекающий ритм, каскады импровизации и экзотическая энергия как ничто другое – музыкальная аналогия его натуре.

– В таком случае неизвестно, угадала я или нет, – повязав на шею шарф, который достала из сумки, я потянула свое пальто, висящее у него на локте. Ненавязчиво напоминала, что мы достаточно задержались здесь, нам пора ехать. – Позвольте…

Он не позволил, придержав обеими руками мою одежду.

– Арина.

Краткую секунду смотрела на него, затем потупилась, а он помог мне надеть пальто. Услышала его баритон возле самого своего уха:

– Думаю, вы нашли то, с чем я еще не знаком, но что мне очень понравится.

У меня не нашлось, что ответить, и не стоило отвечать. Не тогда, когда от обычного проявления джентльменской учтивости и взгляда глаз, в глубине которых светилась нежность, кинуло в жар.

… Когда после короткого телефонного разговора с Люсей я легла, долго не могла уснуть.

Слишком много эмоций, вопросов, выводов.

Неправильно, не следует их сравнивать… Он и сам сегодня намекнул, откуда такая разница между ними… Да, внешне они похожи, есть что-то схожее и в подходе к жизни: самоуверенность, целеустремленность, оптимистичный мальчишеский настрой во всем. Но младший – тонкий манипулятор и, когда не играет заданную самому себе роль, говорит то, что призвано зацепить тебя, то, что тебе приятно слышать. Старший прямодушен, цельный человек с волевым характером, не умеет манипулировать, но привык подчинять себе. Младший беспочвенно тщеславен, хвастлив, старший прост, но амбициозен и выбирает верные пути реализации своих амбиций. Младший безответственно движется, подчиняясь порывам своих страстей, старший практичен, рационален и ответственен, но до сих пор смотрит на мир сквозь призму идеализма.

«Я за него прошу у вас прощения».

Тот тоже извинился за свой поступок, но только за обман. Вадим просил прощения за боль, за последствия… За то, каков его брат.

До сих пор не имею представления, как с ним быть. Начальник, друг, покровитель, критик – все сразу и ничего из перечисленного.

Ни одной зацепки. Чистый лист.

Может, и правда, стоит вот так все и оставить?

***

Я особенно любила субботние дни на работе. Мне нравилась строгая, пропитанная деловитым урчанием оргтехники и запахом бумаги, чернил и пластика тишина, нравилось, что ничто не отвлекает, не мешает полностью уйти в решение какой-то задачи: ни офисное, такое будничное шуршание, шаги, телефонные трели или разговоры, нравилось, что можно не торопиться, посвятить себя лишь какому-то одному делу, без вынужденного переключения на что-то иное.

Около часа дня я осталась в офисе менеджеров совсем одна. Зябко ежилась, растирала плечи – трикотаж платья, соприкасаясь с кожей, еще больше холодил ее, посылая жесткие мурашки, – но продолжала откладывать минуту, когда встану и достану из гардероба свой теплый палантин, чтобы укутать плечи. С таблицей отчетов по продажам хлебнула проблем, но обнаружила, что не переживаю об этом, наоборот, расслаблена, даже в каком-то приподнятом состоянии духа.

Вероятно, свое дело делает по-весеннему режущий глаз блеск снега за окном и уверенность в том, что справлюсь с закапризничавшими цифрами после того, как возьму короткий перерыв.

Засиделась что-то, надо размяться.

Отодвинув кресло от стола, я уже практически встала, когда услышала за спиной шаги и знакомый баритон весело произнесший:

– О нет, совсем не рад вас видеть, отчеты могли и в понедельник сдать, я б не придрался.

– Добрый день, Вадим Евгеньевич, – снова села, улыбаясь, развернулась к нему боком.

Обаятельнейшая улыбка и смеющиеся, такие теплые глаза. Совсем не ожидала его сегодня увидеть, не предполагала, что он здесь. Мой начальник нес большую кружку кофе с облачком пара над ней, развивающимся точно флаг.

Кофе? Мне? Но это запрещено…

– Как продвигается работа? – остановившись рядом, поставив кружку на стол, Савельев устремил взгляд на монитор.

Дразнящий аромат горячего кофе взорвал мое обоняние. Взглянув снизу-вверх на его сосредоточенное лицо, решила напомнить:

– Эм-м… Нам запрещено пить кофе или чай на рабочем месте.

Он перевел на меня насмешливый взгляд:

– Об этом не беспокойтесь. Я имею влияние на босса, и он на первый раз обещал закрыть глаза, – на секунду прикрыл ладонью глаза, рассмеявшись. – Видите? Я в курсе, что вы здесь с восьми утра и до сих пор не отходили, так что подкрепляйте силы. Так как у вас дела?

Поколебавшись, я уступила соблазну – осторожно взяла кружку и сделала глоток.

Боже, потрясающе… Обжигающее тепло прокатилось по горлу, объединившись с жаром чашки в моих руках, согревающим накатом охватило тело, достигло озябших ног. Да, давно следовало прерваться на перерыв.

– Спасибо за кофе.

– Улыбка блаженства… – заметил как бы вскользь, – вам идет. У вас итог не сходится.

– Да, ищу ошибку.

С минуту мы оба молча рассматривали строки таблицы. Я была благодарна кружке кофе в своих ладонях, лодочкой обхвативших ее: она хорошо отвлекала меня от волнения, привычно возникшего в его присутствии. И могла объяснить румянец, появившийся на щеках.

– Я понял, – Вадим, шагнув вперед, одной рукой оперся о столешницу, чтобы посмотреть в монитор под лучшим углом. Его нога коснулась моего колена – взвинтивший, ожегший мои нервы контакт. И я немедленно сдвинулась в сторону, взгляд уперся в его плечо, в данный момент полностью загородившее столбцы цифр.

Сегодня он был одет в жемчужно-серую рубаху и темно-синие брюки. Никакого галстука. Выглядел неформально и, наконец-то, очень хорошо. Ткань сорочки, плотная, льняная, холодно блестела, натянувшись на изгибе плеча и на широкой спине.

Как долго он сам здесь находился? Чем будет заниматься сегодня вечером? Как часто работа составляет и его досуг? Наверное, очень часто. Почти всегда. Правда ли, что у него никого сейчас нет?..

– Перепроверьте вот эту строчку, – дотянувшись до мышки, он выделил нужную, потом парой движений длинных красивых пальцев разложил отчеты промоутеров, сложенные мною в стопочку:

– Смотрите, сразу же пошли сопутствующие позиции, – обернулся ко мне с довольной улыбкой и искорками в показавшихся мне туманно-серыми глазах – ему действительно шла эта рубашка. – Я же говорил, что вы отличный тренер, девушки знают, что делать.

– Это как раз заслуга Артема, – рассеянно отозвалась я, отклонившись в кресле так, чтобы иметь возможность взглянуть на таблицу. – Он особенно упирал на это на своих тренингах, а я тогда только училась.

Вадим сдвинулся в сторону, осознав, что загораживает мне обзор. Выпрямившись, пробормотал что-то, я не разобрала, подняла на него глаза.

– Что вы сказали?

Один уголок его рта дернулся в улыбке, Вадим ткнул пальцем в отчеты промоутеров, в глазах – все те же влекущие искорки лукавства.

– В любом случае, напишите про это в собственном отчете. Как там у вас с ним? Трудности?

– Пока еще не приступала, – призналась я, сжала губы, но все-таки решилась:

– Это совсем незнакомая мне форма.

Ведь могу, имею право обратиться к нему за помощью. За прошедшие два дня он всячески давал мне понять, что станет приветствовать это, что, вроде как, взял надо мной своеобразное шефство.

Не ошибка – что-то не знать, ошибка – не пожелать получить эти знания.

– Так… – Он задумался, видимо, что-то прикидывая в уме, провел рукой по волосам. Мой взгляд опустился вниз, на его шею, ухватил кусочек кожи у ключицы – его сорочка не была застегнута на две верхних пуговицы. Почему-то меня окатило жаром воспоминаний о том, как вчера в музыкальном отделе гипермаркета мы стояли очень близко друг к другу.

– Посмотрю, что можно с этим сделать. Пока работайте, я подойду минут через десять.

Автоматически кивнула, заставив себя переключиться на ароматную теплоту кофе в руках и поиск ошибки в таблице.

…Савельев вернулся через четверть часа с распечатанными отчетами, подобными тому, что требовалось составить мне. Какое-то время мы вместе просматривали их, обсуждали. Я мысленно делала себе нужные заметки, схему составления – позже все надо будет перенести в органайзер.

В итоге мы заспорили об оптимальной форме, которая должна охватывать в том числе и действия самого тренера, но каким именно образом? И я неожиданно обнаружила, что Вадим Савельев неразумно упрям. Или же… В какой-то миг мелькнуло подозрение, будто он намеренно дразнил, подзадоривал меня, отстаивая свои совершенно фантастические позиции. Заставлял меня высказываться резко, эмоционально и многословно. В блеске его ярких глаз читалось явное наслаждение происходящим.

Помолчав, я с прохладцей напрямую спросила, пристально вглядываясь в его лицо:

– Это вы ведь нарочно? На самом деле вы согласны со мной, да?

Он и не подумал сдерживать по-мальчишески озорную ухмылку, в уголках глаз прорезались лучики-морщинки, означающие, несомненно, что он вот-вот рассмеется. Что-то собрался ответить, но вдруг грянул звонок моего сотового. Я торопливо взяла трубку – звонила сестра.

– Да, Люсь?

– Приветики, – пропела она. – Включай давай аську, хочу поболтать с тобой.

– Только вечером, я сейчас на работе, – с нажимом в голосе ответила я. Надеюсь, она догадается, что не вовремя позвонила. Покосилась на Вадима, тот с живым интересом наблюдал за мной. Я напряженно вытянулась в кресле.

– Что? Погнали в субботу вкалывать? – в шутливом ужасе воскликнула Людмила.

Я выдохнула сквозь зубы и урезонила ее:

– Нет, я сама решила.

Или мне послышалось, или мой начальник действительно саркастически хмыкнул.

– Обалдела? – Люся находилась в том из безоблачных своих настроений, когда ее было не унять.

Он сидел очень близко, а сестра не была намерена понижать голос. Как много он слышит? Вероятно, все.

Сдвинувшись к другому краю кресла, я наклонила голову, прикрыла лицо ладонью и тихо проговорила:

– Я просто люблю свою работу. Всё, Люсь…

– Тебе просто делать нечего и не с кем, – со смешком выдала она.

Степень смущения и напряжения достигла своего максимума, я вновь посмотрела на Вадима.

Почему из соображений элементарной вежливости он не захотел сейчас сделать вид, что безучастен и погружен в собственные размышления или дело? Нет, в открытом взгляде плясали смешинки, мерцали понимание и теплота.

– Мы поговорим вечером, – отрезала я, подавляя волнение, скрутившееся узелком в животе.

Сестра, наконец, услышала меня:

– Ладно, вечером так вечером, – беспечно выдохнула она. – Пока, трудоголик ты мой.

Завершая вызов, я ругала себя за то, что не поставила на телефоне беззвучный режим. Последнее дело – вести на работе личные разговоры, и уж вовсе нежелательно – вести их в непосредственной близости своего директора.

Убрав сотовый в лоток с файлами слева от монитора, пробормотала:

– Простите. Из головы вылетело отключить телефон, – пряча глаза, я потянулась к распечаткам.

Надо вернуться к делам, уже достаточно его задержала решением своей проблемы. Нет, не понимала, откуда эта странная, ничем не объяснимая способность чувствовать, когда он неотрывно смотрит на меня? Или все же я внушила ее себе?

– Ничего, в любом случае вас сегодня не должно было быть на работе. Сестра звонила? – даже не вопрос, а больше лениво-благодушная констатация факта.

– Да. Ничего срочного абсолютно, – выразительно взглянула на него. – Итак, что мы решили относительно последнего пункта?

– Исключительно воля вашего аналитического мышления, – на его губах заиграла притягательная мягкая улыбка, а спустя секунду он добавил:

– Вы с ней совсем не похожи.

Прекратив шелестеть бумагами, я стиснула челюсти: была неприятно поражена тем, что он намерен говорить о Люсе. Более того, он с такой уверенностью упомянул о том, что мы разные, будто видел…

– Я видел ваши с ней фотографии. Совершенно случайно. У вас почта была открыта, когда я решил сразить вас наповал тем сюрпризом с флешкой, – извиняющийся тон. Конечно, должный градус сожаления, но глаза… Он очень хотел узнать больше, не раскаивается в том, что посмотрел мое письмо. – Она похожа на мать, а вы, наверное, пошли в отца. Вот фото вашего папы я не видел.

– Он давно не живет с нами. Родители развелись, когда мне было тринадцать.

Не до конца осознавала, почему факт просмотра моей личной переписки не раздосадовал меня до крайней степени, почему поддерживала эту тему, давала какие-то разъяснения, в то время как следовало бы заняться своим отчетом, вернуться в удобную раковину делового этикета, задач и общения, к безличной искусственной близости, легко возникающей и так же легко разрывающейся. И не рождающей эту электрическую щекотку какого-то напряжения, тревожного ожидания чего-то. Но я не могла: этот мягкий, тихий баритон, проницательные серые глаза, улавливающие каждый нюанс выражения моего лица, участливо глядящие на меня, не позволяли…

– Мой отец погиб, когда мне исполнилось шестнадцать. На следующий же день, – горечь, которой был пропитан его голос, заставила сердце сжаться в сочувствии. – Он был профессором, проректором МГИЭТ, человек строгой дисциплины и железобетонных принципов. До сих пор в памяти тот день… Такое впечатление, что все-таки это была ошибка, отец жив, не могло все так внезапно оборваться.

– Сочувствую…

Наклонившись, упершись локтями в бедра, Вадим покачал головой. Я инстинктивно потянулась к нему, захотелось утешить, положив ладонь на его плечо… Но одернула себя. В данный момент самое лучшее – отвлечь его сменой темы.

– А ваша мама?

– Журналист. Сейчас уже редактор журнала.

Интеллигентная семья. Неудивительно, это в нем чувствуется. В обоих братьях чувствуется.

– Она сама из Питера. Случайным ветром, еще будучи студенткой, оказалась в Москве, познакомилась с папой и так тут и осталась.

Не меняя позы, Савельев повернул ко мне голову, слабо улыбнулся, его глаза хранили грусть.

– Когда отца не стало, старшим в семье стал я. Видите, так я оправдываю свое желание вечно всех опекать. Причем, чем дороже мне человек, тем менее интересуюсь его мнением об этом. – Короткий невеселый смешок. – Ну а у вас как?