Текст книги "Сердечные риски, или пять валентинок (СИ)"
Автор книги: Елена Савенкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
Себя тоже следует винить в произошедшем. Я прониклась симпатией к человеку, с самого начала показавшемуся мне поверхностным и не склонным взвешивать свои поступки на чаше весов «Правильно-неправильно, будут последствия-не будет последствий». Но все же я уступила, все же поддалась. Зачем? Почему? Потеряла объективность из-за… привлекательного лица и взгляда серых глаз, улыбки, полных игры жизни, теплых, мягких.
Всё. Теперь это все в прошлом и только в прошлом. Я не стану терять душевное равновесие из-за того, что желаемое мною не совпало с действительностью. Смирюсь, что эта самая действительность – тошнота от прошедшего головокружения, горечь предательства, ехидство, осуждение и перешептывания у меня за спиной.
Будто бы я могла рассчитывать на что-то иное…
Всё – острые разлетевшиеся и вонзившиеся под кожу осколки допущенной ошибки, шанса данного не тому человеку. Нужно вытащить каждый и больше не оглядываться.
– Ари-и-и-ин, – с жалостью протянула сестра, по-видимому, прочитав многое в моих глазах и молчании. Вытянув руку, поймала мою ладонь, сжала в своей, горячей, чуть влажной. – Ну забей ты, а. Не грусти.
Я сгримасничала:
– Я не грущу, с чего ты взяла? Вот сейчас как раз решаю, что пострадало больше: моя гордость или мое сердце.
Безусловно, и то и другое. Но что-то больше…
Улыбнулась ей:
– Вот и все. И никакого желания увлажнять слезами подушку и проклинать свою судьбу, поверь.
– Разве? – Людмила выглядела неуверенной, отрешенно всматриваясь в мое лицо. – Чем больнее тебе, тем больше ты храбришься. И скрытничаешь.
– Почему скрытничаю? – я отняла у нее свою руку, чтобы сделать глоток кофе. Сладковатая горечь, щекочущая, с еле уловимой ноткой агрессии – подходящие лады для очередного тяжелого дня в офисе. – Все рассказала как на духу.
– Ты поговорила с ним? – сестра вернулась к своему завтраку.
– Конечно. В тот же день, – я убрала из голоса жесткую интонацию: нельзя судить его поступки, не углубляясь при этом в смысл своего поведения. – Он не отрицал, если ты об этом. И тоже был более чем откровенен. Извинялся, что сразу не сказал, просто не знал, как именно признаться. Объяснил, что я цепляю его ничуть не меньше его нареченной. И просил дать ему время сделать выбор.
Я остановила свою руку, быстро и бесцельно помешивающую кофе в чашке, зафиксировала свое внимание на стремительно вращающейся воронке, чтобы удержать поток не очень приятных воспоминаний об этом разговоре.
Безвольный и легкомысленный человек. Стереть его из памяти.
Именно с того момента выполнение рабочих задач, так же, как и интереснейших целей профессионального самоутверждения, стало, мягко говоря, некомфортным. Всё стало некомфортным, напряженным, выводящим из равновесия. И неправильно это, недопустимо из-за одного человека разрушать то, что считаю важным. Поэтому должно стереть из памяти Дмитрия Савельева. Его для меня больше не существует.
– Выбор? Что за хрень? Вот козел какой! – громко возмутилась Люся, вытаращив глаза, стукнув чашкой о блюдце.
К нашему столику тут же обратились взгляды немногочисленных посетителей: двух парней в рабочих спецовках, сидящих в углу, черноволосые макушки забавно сияли желтым в свете лампы над ними, и девушки, придерживающей золотистую куртку на плечах, листающей книгу, видимо, она находилась тут уже давно, о чем свидетельствовало три чашки, поставленных в рядок, и еще одна – у ее руки.
– Ну почему? – я успокаивающе улыбнулась сестре. – Я оценила его откровенность. И смелость. Согласись, что не каждый повинится в данной ситуации.
Да, он повинился… Если можно так сказать. Виновата я: по его словам, оказалась так хороша, что заставила забыть обо всем.
– Что? Только не говори… – Людмила оторопело глядела на меня. Раскрасневшиеся щеки симпатичными пятнами выделялись на округлом лице. И этот ежик спутанных волос, приоткрытый рот. Словно кукла. Правда, производящая чуть комичное впечатление.
Сдержанно улыбнулась ей, а Люся неожиданно посуровела. Так неожиданно, что и с моего лица слетела натянутая улыбка. Я вновь сосредоточилась на своем кофе.
– Прикалываешься, значит все еще хуже, чем мне думается.
Поправив несуществующую выбившуюся из прически прядку, я тихо ответила вопросом:
– Помнишь, как мама говорила нам: ты можешь быть настоящим исчадием ада, но думать о тебе должны как о божьем благословении?
Люся облизала губы, шумно выдохнула, прожигая меня взглядом:
– Тебя обижает злословие?
– В глазах коллег, Люсь, я – делающая себе карьеру через постель особа. Это…
Унизительно? Несправедливо?
– … не просто злословие. Таково наследие моего романа, с которым и следует справиться. Конец истории, – затеребила салфетку, обращая внимание на узор – шахматная клетка, кофейно-коричневые и яично-желтые квадраты.
Минуту мы обе молчали. Я понимала, что означают нахмуренные брови сестры и жесткий блеск темных глаз. Мысленно она цепляет к имени моего босса – вернее, и.о. босса – множество не слишком цензурных определений и прозвищ. Возможно, не понимает, отчего я не делаю того же самого, почему спокойна. Потом, когда перестанут говорить ее эмоции, она и сама увидит: это недопустимо, и главную роль все-таки сыграло мое временное умопомрачение, а уже потом его безответственность. Я пожелала быть влюбленной – и все завертелось: трепет, электризующий каждый нерв, пыл ожидания чего-то сладко-чудесного. Так было лишь этот практически прошедший месяц. Коротко, но ярко. И будто не со мной.
– И каковы твои планы теперь? – откинувшись на спинку диванчика, Люся сложила руки на груди, взирая на меня заботливо и задумчиво.
Я, мягко улыбнувшись, пожала плечами:
– Все те же, что и были.
Разочарование в одном конкретном человеке и боль, которую все равно не позволяю себе испытывать, не повод бросать перспективы, четко вырисовывающиеся и манящие. По крайней мере, без борьбы за то, чтоб обелить себя. В своих глазах и в чужих.
Еще минуты две, в течение которых мы обе занимались тем, что пили кофе, уже ставший теплым и терпким. Люся поглядывала на меня с каким-то вызовом в глазах и, наконец, выдала:
– На новый год мы тебя ждем.
– Билеты я взяла, но не уверена, получится ли…
– Получится. На этот раз у нас с Русиком останешься. Отдохнешь от Москвы, подумаешь. Кстати, в Менделеевске тоже вполне прилично можно тебе устроиться. Первое время вон у нас можешь пожить, а потом снимешь квартиру. Мама будет очень рада, если ты вернешься. Я вообще не понимаю, как ты так долго здесь продержалась. Столько лет, считай вечность. Мне уже через неделю сбежать захотелось…
– Ну, я не ты.
– А женихи у нас все лучше, чем здешние мужики, Ариш, – мрачно закончила сестра, выгнула бровь. – Если, конечно, тебе не биг босс нужен.
Я усмехнулась:
– Не биг босс, не волнуйся. Вообще никто. Мне и привычней, и спокойней одной. Во-первых. А во-вторых, я не во вкусе большинства мужчин, частенько их насквозь вижу.
Оплошала только с одним…
Людмила нарочито приоткрыла рот, округлила глаза:
– И это говорит та, в которую все пацаны из класса были влюблены? Аришка-а-а…
Ее настроение снова изменилось, будто флюгер повернул в сторону энтузиазма и воодушевления – обычно для Люси. Слова полились потоком, натыкаясь друг на друга:
– Даже мой Руслан сначала за тобой таскался. А Сашка Копытов? Тот тебе стихи писал, его еще Пушкиным задразнили. А он так смешно дулся, а потом в драку лез. Ну? Вспомни!
– Люся, и им, и мне тогда шестнадцать было, все совсем иначе вопри…
– Да ерунду не говори! Ты все такая же обалденная! Глазищи зеленые. И лицо типа «Я такая аристократическая, хрупкая барышня». И волосы… Все девчонки тебе завидовали. Включая и меня.
Она подмигнула мне, подавшись вперед, поставила локти на столешницу и заговорщически произнесла:
– А твой роман с Мишкой Звягиным? О нем помнят до сих пор.
Ну разумеется, она не могла об этом не упомянуть, почему-то решив, что это меня ободрит.
– Миша вообще мой рыцарь на белом коне, где я еще найду такого? – мне удалось непринужденно рассмеяться. – Дотащил на себе до дому, когда я ногу сломала, носил учебники, решал контрольные, водил в кино. Ну как в такого не влюбиться?
– Вот то-то же. Так что старой девой тебе не светит остаться. И не спорь. Влюбишься еще раз, никуда не денешься.
Я, смеясь, все еще удерживая ту ноту веселья, которую взяла Люся, отрицательно помотала головой: едва ли на свете найдется мужчина, обладающий должным количеством положительных качеств, будучи при этом еще и хорош собой.
И если вспоминать мою историю с Мишей, то как еще одно подтверждение тому, какая же пропасть существует между беззаботно-мечтательным детством и практично-обыкновенной зрелостью. Парадокс: еще лет десять назад все казалось таким понятным. Поступки, продиктованные интуицией, отданные под контроль только сердцу… Или, возможно, сам мальчик казался таким… правильно-идеальным. Бесхитростно и очень просто: он и я, прогулки до последних минут комендантского часа, записки наивного содержания, первые шаги к взрослению, делавшиеся робко, но с любопытством. Нет, не любовь. Что-то больше похожее на сплав нежной дружбы-взаимопонимания, страстной привязанности, окрыляющего доверия. А теперь мы с ним два хороших друга, когда-то бывших близкими (он в Омске, я в Москве), осторожно и вяло общающихся три раза в год – на дни рождения и новый год.
Что-то ушло. И мы, повзрослев, изменились. Но, очень может быть, только тогда и только это чувство было настоящим.
– Ты ну очень хорошенькая… Только тебе бы… – Допивая кофе, сестра что-то прикидывала в уме, цепким взглядом осматривала прическу, блузку в узкую вертикальную черную и белую полоску, макияж.
С улыбкой я предупредила ее:
– Люсь, я придерживаюсь строгого дресс-кода, поэтому не стоит даже мысленно примерять на меня розовую или голубую гамму и подбирать тени для век.
– Что? Даже на цвет волос дресс-кода придерживаешься? И на прическу? Да потому что, Арин, пучок? Ну, блин, только училки древние с пучками ходят. Можно добавить чуть живости и свежести. Пучок к черту убираем, а цвет… Тебе бы очень пошел какой-нибудь мерцающий медный. Твой Дима бы слюни пускал и локти кусал. И материл бы сам себя за то, что такой остолоп, ты во сто крат лучше этой его фифы, – презрительно наморщила нос.
– Успокойся, ты необъективна, – с нажимом в голосе ответила я, нервно звякнула ложкой, опуская ее на блюдце. – Давай еще пару минут посидим и разойдемся.
– Объективна, сестренка, – насмешливо и миролюбиво ответила Люся, достала из сумки просигналивший смской телефон. – Кто ж еще объективен, если не я.
Когда минут через пять мы покинули кофейню, с удовольствием остывая на морозе после размаривающего жара помещения, утро серым зыбким туманом вовсю заполняло улицы. Снежная пудра больше не сыпалась с неба, волшебство растеряло силу, став скучной рутиной, простым, по-зимнему студеным днем.
Поспешно натянув на голову шапку, Люся резким порывом обняла меня, чмокнула в щеку:
– Не дрейфь, Арин, порвемся. Шли их всех лесом, ты королева в любом случае. Ну, или станешь ею, – задорный смешок, хитрющий взгляд карих глаз. – До вечера.
***
Люся гостила у меня четыре дня, посетила два мастер-класса, закупилась. Но, конечно же, больше всего ее внимания уделялось мне. При этом поддержание весьма шаткого душевного баланса давалось мне с некоторыми трудностями. И были минуты, когда я ловила себя на мысли, что пребывание на работе для меня становится некой психологической разгрузкой: гладкие равнины рутинных забот и мелочей, среди которых высились горы сложных новых задач и необходимости научиться их решать, всячески мобилизовали, тогда как бесконечные Люсины «разговоры по душам», целью которых главным образом являлось перемывание косточек «этого ничтожества, посмевшего так обмануть», наоборот, выводили из равновесия.
Забыть, двигаться дальше.
Но я позволила ей дать мне то, в чем, по ее мнению, нуждалась: сестринское сопереживание и утешение – в том смысле, как она понимала обе эти вещи. «А давай вместе приготовим «Наполеон», помнишь, как в детстве?» или «О! Тебе нужно посмотреть вот эту комедию, стопроцентно – поднимает настроение!» Или же: «Ну почему ты так рано уходишь спать, давай посидим, поболтаем, я расскажу тебе, как мы с Русиком поехали как-то к его другу на день рождения, он в ресторане отмечал. Там такая хохма была!» Я позволила даже преобразить мой облик: она лично покрасила мне волосы в тот самый мерцающий медный и засыпала советами по укладке. Кстати, перемены неожиданно пришлись мне по вкусу…
Может, настало время новой мне иначе взглянуть на мир?
Чистая совесть, сердце, великодушие и всегда благие намерения – я не могла не обожать это в своей сестре. И не отвергла бы ее своеобразную помощь только потому, что она до сих пор не научилась разбирать, что же творится у меня в душе.
Перед новым годом навалилось работы, акции следовали одна за другой, промоутеров требовалось отбирать и готовить практически круглосуточно. Все это прибавляло мне беспокойства, все отнимало силы на контроль и выполнение.
Выложиться по максимуму – задача, до сих пор остающаяся для меня желанной и невыполнимой. Я уверена, что могу и лучше, и больше…
А Димы для меня не стало. Да, попытки вернуться в прежнее русло нашего… общения им предпринимались. Его взгляд, подшучивания, всегда следовавшие в дуэте с обаятельной улыбкой, отзывались где-то внутри болью, смешанной с досадой.
Забыть, вычеркнуть, смотреть сквозь него – вот тут можно себе поставить хороший балл за выполнение.
Праздник я встречала в Менделеевске, вместе с сестрой и ее мужем, навестила маму. Та ни о чем не спрашивала, но, понятно, была в курсе всех перипетий моей нынешней жизни – Люся всегда имела привычку снабжать ее подробностями обо всем, вне зависимости от того, требовалось это или нет. Еще раз ненавязчиво подала идею вернуться.
Возможно. Но сначала я выполню все возложенные на себя обязательства.
Третьего числа я уже встречала серо-сонное утро в Москве. Стояла у окна с чашкой в руке, глядела во двор: вата просевших сугробов, щедро усыпанная веснушками конфетти, длинные частные зубы сосулек под крышей соседнего дома, рыжеватые захоженные тропинки, комья снежных шалей на ветках двух дубков. Перекатывала на языке горьковато-взрывной вкус кофе, смешанный с охлаждающе-пряным корицы, добавленной в него, и думала о том, что именно этот город и эта работа в «Мэнпауэр» – вдохновляющие рамки для еще неопределенной картины, которую я пока не нарисовала, но уже приготовила все необходимое. И мне очень хотелось бы взглянуть, какой она получится.
Завтра предстоял очередной тренинг, только теперь я уже не буду наблюдателем-стажером – проведу его сама. И присутствие моего начальника обязательно. И всеми силами я желала сейчас, чтобы он не пришел. Но он придет.
***
Он появился с небольшой задержкой – с начала тренинга прошло минут пять.
Девушки-промоутеры, до этого решительные в своей установке слушать меня внимательно, разумеется, отвлеклись, рассматривая незнакомца, провожая его взглядами до места.
Мгновение я смотрела на него, пристально, неодобрительно, а в следующее, то ли подсознательно сопоставив факты, черты лица, цвет глаз, то ли интуитивно осознала: сейчас, проронив «Прошу прощения», в первый ряд кресел тренинг-зала, ровно в середину, оказавшись буквально в двух метрах от меня, сел Вадим Савельев. Мой непосредственный руководитель, появление которого было обещано лишь после 10 числа.
По какой причине он приехал раньше? И где его брат? Почему пришел он, а не Дмитрий?
И как можно вторгаться с опозданием?
– Вот поэтому забудьте, что коммуникабельность – это умение налаживать контакты, способность конструктивно общаться с другими, обогащаясь их опытом и, в свою очередь, обогащая их своим. Коммуникабельность – это больше. Это талант искренне улыбаться и найти что-то приятное даже в неприятном тебе человеке, – выдержав вынужденную паузу, продолжила я, оглядывая лица молоденьких девушек, которых лично отобрала для работы еще до праздников. Отметила у кого-то в глазах живой интерес, а у кого-то – завуалированную сосредоточенностью скуку. Подчеркнула:
– Искренне.
Вернула взгляд к мужчине, сидевшему в середине первого ряда. Закрытая поза: нога на ногу, руки сложены на груди, лицо спокойное, в глазах настороженный блеск.
А у меня есть талант находить что-то приятное в неприятном мне человеке?
Глядел на меня холодно, оценивающе секунду, две, а затем, демонстративно отвернувшись, посмотрел на промоутеров. Девушки, будто по команде, заулыбались, кто-то хихикнул.
Я невольно напряглась, неприятный озноб прокатился по позвоночнику, поселился в животе.
Он здесь с ясным намерением понаблюдать за моей работой и уже выставил мне первую оценку, нелестную.
Вдох. Взять себя в руки, показать, что профессиональна и компетентна.
Савельев как раз вновь развернулся ко мне, в углах губ заиграла крошечная улыбка. Мол, продолжайте.
– Завтра, – голос чуть осип, и я прокашлялась, – вы уже выйдете в торговые залы к покупателям. Насколько талантливыми и успешными вы себя покажете, если придете к ним как обычные люди, а не промоутеры?..
Замявшись, запутавшись в собственной фразе, я нервно дернула кончик воротника блузы. Девушки зашевелились, отвели взгляды, видимо, растерявшись, не разобравшись, что же я хотела сказать.
– Арина Витальевна хотела довести до вас: девушки, улыбайтесь искренне, и вы сделаете производителю гораздо больше продаж чем тот, кто не знает этот секрет.
Приятный, теплый баритон. Вызвал у слушательниц восхищенные улыбки, одобрительные негромкие «О, понятно», «И правда».
Подавив холодок, расползающийся к коленкам и кончикам пальцев, я поправила волосы – встретилась все с тем же открыто оценивающим взглядом. Как будто я доселе невиданный, не описанный никем объект, свойства и функционирование которого необходимо узнать.
Вот так – запросто… Вероятно, уже собрал все сведения обо мне.
Знает ли он?.. Разумеется, знает.
И я тут же пожалела, что выглядела сегодня неформально: распущенные волосы (цвет все еще слишком яркий после окрашивания), блузка персикового цвета, синие бархатные туфли, на один оттенок темнее юбки, облегающей, с небольшим разрезом справа спереди. Офис не работал, вышла только я и Артем, он хотел обзвонить супервайзеров… И я долго трудилась, созидая для себя необходимый душевный подъем, полагая, что увижу сегодня человека, видеть и терпеть которого больше не хотелось – и в итоге выбрала такую одежду.
В любом случае, непростительный промах. И теперь, глядя на меня, одетую явно не для работы, исправляя мои огрехи, мой начальник думает, что я недостаточно профессиональна и едва ли меня можно серьезно воспринимать.
Первое впечатление – безусловно, краеугольный камень всех построений-выводов о человеке.
Скованно, с напряжением в голосе и позе, я закончила вводную теоретическую часть тренинга. Больше на Вадима Евгеньевича не смотрела, но факт его присутствия и оценивания, будто острие иглы, впивался в каждое произносимое мной слово. В каждый момент.
Видела себя его глазами и не была довольна.
– А теперь мы приступаем к практической части нашего тренинга. Я попрошу вас встать, взять кресла из первого ряда и поставить их здесь.
Я указала рукой на место перед интерактивной доской, на которой застыл последний кадр показываемой мною презентации «PowerPoint» – ряды магазинных полок, заполненных коробочками красного, пурпурного и рубинового цветов, режущих глаз. Психологическое «окно» в будущую работу.
Девушки, кто-то с улыбкой и готовностью, кто-то с неохотой, предварительно покопавшись в сумках или пряча в нее блокнот с ручкой, или же проверяя сотовый, подчинились, поднявшись с мест.
Нет, недостаточно энтузиазма и расположенности к работе. Необходимо было еще больше времени уделить подбору.
– А как именно их нужно поставить, Арина Витальевна?
Я судорожно сжала пальцы в кулак.
Задав вопрос, он не торопился вставать. Смотрел на меня выжидающе, без тени улыбки. Сердце упало, но я заставила себя мягко улыбнуться приближавшимся ко мне промоутерам, поясняя:
– Поставьте стулья, пожалуйста, в круг. Наше упражнение называется «Передай маску», оно поможет нам сблизиться. Необходимо видеть лица друг друга, поэтому поставьте с таким расчетом, чтобы не было с этим проблем.
Девушки заметно воодушевились. Видимо, определив, что я не намереваюсь завалить их вопросами на знание обязанностей или товара, испытали облегчение.
Чего нельзя сказать про меня. Едва он сел рядом слева, настаивая именно на этом месте и заставив всех девушек сдвинуть свои кресла, чтобы освободить его, я поняла, что этот тренинг не просто тестирование меня как профессионала, это еще и решающий бой моей выдержке.
Я отметила, как сильно Вадим был похож на брата: тот же разрез и цвет глаз – яркие, серые, смотрящие так, словно знают все твои тайны, – та же привычка дарить загадочные и обаятельные улыбки. Лицо только, пожалуй, более вытянутое и губы не такие чувственные, как у Дмитрия, волосы длиннее, зачесаны назад…
Плохие ассоциации. Но нельзя на основании их выносить вердикт о человеке, которого видишь впервые. Предвзятое мнение – жертвой его становилась и я. Неверно и недопустимо.
Объяснив правила («Придайте своему лицу определенное выражение, «передайте» его другому. Тот, скопировав его, «наденет» другую маску, которую «передаст» соседу и так далее»), я начала игру.
Он сидел совсем близко, два раза наши руки, лежащие на подлокотниках, даже соприкасались. Это нервировало так, что я почти на физическом уровне ощущала, сколько энергии трачу на жесткий контроль за своими движениями, «масками», эмоциями, хотя эта психологическая игра была рассчитана именно на то, чтобы избавиться от всяческого ненужного, негативного настроя, опасений и страхов, открыться и влиться в команду.
Влиться в команду с ним? С человеком, по всей видимости, пришедшим сюда уже со списком предубеждений против меня?
Бесстрастно я заметила, что у его галстука кривоват узел. Плюс сам галстук – желто-белое пятно с размашистыми росчерками узоров – едва ли в деловом ключе сочетался с серым костюмом и сорочкой цвета слоновой кости в серебристую, довольно четко видимую полоску. Трудности с разграничением стилей? Еще и низ одной манжеты рубахи испачкан в чем-то (грязь? что-то машинное?) – крошечная полоска, но она бросилась мне в глаза, когда игра пошла на второй круг.
Так трудно следить за собой?
По всей видимости, он заметил этот мой взгляд и реакцию, потому что в следующий же миг и сам обратил внимание на свою манжету и потянул вниз рукав пиджака.
Не стоило ставить его в неловкое положение. Но зато сейчас мы с ним на равных: судим друг друга – и оба не в выигрыше. И оба не правы.
«Обмениваясь» очередной маской, долгие секунды мы глядели друг другу в глаза. Настороженные колючие взгляды.
Подавив желание «надеть» выражение неприязни, я улыбнулась ему, смущенно, мягко, будто собираюсь о чем-то попросить. И, пораженная, увидела, как красит и преображает его лицо такая же, скопированная у меня улыбка.
Он очень похож на своего брата… Лучше бы было, будь у них столько же сходства, сколько у меня с Люсей.
Второе упражнение. Я снова собралась, чтобы объяснить суть.
– Теперь просьба разбиться на пары. Нас ждет другое испытание. Придется настроиться друг на друга, чтобы пройти его правильно.
– Нам еще нужны стулья? – сардонически ухмыльнувшись, Вадим Евгеньевич поднял бровь.
– Нет. Их можно убрать, – ровно ответила я, вставая и перемещая свой собственный стул к доске.
Девушки довольно быстро и без излишних диалогов, видимо, полностью расслабившись и доверившись ситуации и мне, нашли себе пару. Хихикая, чуть смущаясь или волнуясь, встали, прижавшись спинами друг к другу, и начали упражнение: медленно, определяясь, с какой силой необходимо опираться на спину партнерши, садились на корточки, затем вставали.
Он с каким-то отстраненным любопытством наблюдал, как я руководила действиями промоутеров, то чересчур резкими, то медлительными, то нерешительными. Вчерашние школьницы неожиданно раскрепостились и открылись так, что выполнение задания превратилось в веселое и шумное представление. Впрочем, второй круг «Передай маску» уже прогнозировал поднятие настроения у всей группы.
– А сейчас скажите, с кем садиться и вставать было легче всего? – пришлось повысить голос, чтобы быть услышанной сквозь смешки и громкие восклицания болтающих девушек, уже закончивших упражнение.
Наперебой посыпались ответы, спираль веселья пошла на второй виток, но его теплый и все же со стальными нотками баритон перекрыл все зазвучавшие слова и смех.
– Арина Витальевна, а разве все уже поучаствовали в этой игре?
– Полагаю, да, – машинально ответила я, похолодев, внутренне приготовившись к тому, что будет предложено. Участвовали все. Кроме нас с ним.
Вадим сидел в одном из кресел, поставленных у угла доски. Нога на ногу, но не небрежная поза. Отслеживал мою реакцию на свою фразу. Безрезультатно: я так же контролировала выражение своего лица.
– В таком случае ваше предположение ошибочно, – кивнул, перевел свой внимательный взгляд на мои туфли.
– Пожалуй, вам стоит их снять. Вам понадобится хорошее ощущение баланса.
Пружинным легким движением он поднялся на ноги.
– Я справлюсь, – по-деловому сухо произнесла я. – Партнером выступите вы?
– Разумеется, – короткая, мягкая улыбка одним уголком рта.
…Спина к спине, мы замерли, привыкая к ощущениям, приноравливаясь, готовясь. Он был высок, линия моих плеч достигала лишь его лопаток. Учитывая то, что я обута в туфли на каблуках…
Сильный, крепкий мужчина. Твердость мышц и тепло тела чувствовались очень ярко – перед упражнением он снял пиджак, хлопок его сорочки и моей тонкой блузы не скрадывал ни толики чувства этой странной близости.
Противостояние-объединение.
Вдох, выдох. Спокойствие, сосредоточенность.
Мы даже не пытались уловить намерения друг друга, оба вдруг синхронно и быстро проделали полпути вниз, остановились на пару секунд, словно испытывая друг друга, оба ожидали или некоторого нажима со стороны партнера, или, возможно, отступления, а после, уже медленно, неторопливо, с большим терпением, присели на корточки.
В этом задании основная сложность заключалась именно в том, чтобы подняться. Вряд ли бы мы справились, не доверяя друг другу. А мы не доверяли.
Что едва ли являлось правильной вещью.
Прежде всего – работа, обязанности, ответственный подход. Двенадцать девушек-промоутеров, смотрящих на нас сейчас во все глаза, поэтому никаких бушующих посторонних эмоций и предубеждений. Он – мой начальник, я – его сотрудник. У нас обоих одинаковая цель – эффективная деятельность, движение к процветанию, а не к хаосу претензий и эмоций. Это означает, что мои личные ошибки и печали – не критерий как для его вердикта, так и для моего вердикта ему.
Как женщину меня постигла неудача, но как менеджер-психолог по работе с персоналом я, полагаю, хоть чего-то стою... Еще есть шанс что-то доказать здесь. Поэтому я начну подъем сразу же, как почувствую, что поднимается он.
Отпустила себя, настроилась на этого мужчину так, что показалось: мои мышцы – продолжение его, я – продолжение его силы, энергии и характера.
Он порывист, но чуток. Напряжен, ожидает. Проверяет. Но инициативы мне не отдаст, сам привык управлять.
Он никогда не подведет, в этом похож на меня.
Какая-то часть моего сознания выключилась, я действовала по импульсу, интуиции. И спина к спине, мы, плавно, осторожно, одновременно поднялись на ноги. Икры ныли, когда я обернулась к нему в замешательстве, не зная, какой оценки ожидать, да и вовсе не желая ее.
Мне следовало раньше выкинуть за борт все то, что мешало объективно подойти к его появлению на моем тренинге.
Вадим Евгеньевич глядел на меня с еще большим холодом, чем в ту минуту, когда, перешагнув порог тренинг-зала, усаживался в кресло первого ряда, прямо напротив меня. Поджал губы, затем бесцветным тоном проронил:
– Мне бы очень хотелось поговорить с вами, Арина Витальевна. Сразу, как только закончится тренинг.
– Разумеется. – Мой ответ в воцарившейся тишине – даже девушки, до этого вполголоса щебечущие, затихли – прозвучал отстраненно и отрывисто.
Я осознавала, что это будет за разговор. Не из тех, подробности которых ворошишь в памяти, а из тех, подробности которых стремишься забыть как кошмарный сон.
Бесчувственно, на автомате кивнув, справившись с дрожью в пальцах и ледяным вакуумом, захватившим живот, я повернулась к ожидающим меня промоутерам, сгрудившимся у доски, радушно улыбнулась им, намереваясь похвалить, а затем объяснить суть следующего задания.
***
Постучав, услышав рассеянное «войдите», я шагнула в кабинет, с тихим щелчком закрыла за собой дверь. Он тут же оторвал взгляд от монитора, сдержанно кивнул мне на кресло справа от брифинг-приставки к столу. На несколько секунд вернувшись к работе, допечатал что-то и, наконец, обратил внимание целиком на меня.
Серые глаза смотрели пронзительно, с каким-то ожиданием. Я с хладнокровным видом выдержала этот странный взгляд, хотя от напряжения и адреналина к горлу подкатывал жесткий ком тошноты. Подрагивающие ледяные пальцы я сцепила в замок на своих коленях.
– Итак, Арина Витальевна, – демонстративно улыбнувшись одним уголком рта, Вадим Евгеньевич взял папку, лежащую поверх вороха бумаг и файлов на краю его стола, открыл ее.
Он только недавно приехал, а этот стол, да и кабинет в целом, выглядел так, будто здесь неделю бурлила работа: кипа документов рассыпана по левой стороне столешницы, лоток с канцелярскими принадлежностями, принесенный сюда из подсобки, распотрошенный, занял угол черного кожаного дивана. На одной из полок шкафа часть толстых папок-скоросшивателей разворочена, другая – стопкой сложена на краю, рискуя упасть на пол или от неосторожного движения рукой рядом, или, возможно, под собственным весом.
Пока младший брат занимал этот кабинет, я и не думала, что его по-спартански аккуратную минималистическую обстановку можно за краткий срок возвести в ранг творческого рабочего беспорядка.
– Если верить отделу кадров, – он растягивал слова, пролистывая страницы в папке, взглядом бегая по строкам. – На благо моего агентства вы трудитесь уже четыре недели испытательного срока. Поделитесь впечатлением? Как вам эта работа?
Тон с ноткой издевки и то вызывающее спокойствие, с которым Савельев глядел на меня, рождали неудержимое желание встать и покинуть этот кабинет. Без каких-либо объяснений.
Итак, побывал на моем тренинге, достал мою анкету, личное дело. Смотрит отчеты супервайзеров и дистрибьюторов по предновогодней акции, моей первой акции. Пусть Артем Кожухов и взял тут шефство надо мной, семьдесят процентов работы я сделала сама. Могла и больше, и лучше, но не хватало опыта… И да, стоит признать, что в период подготовки промоутеров к «декабрьской атаке», голова моя лишь наполовину была в работе.
