Текст книги "Сердечные риски, или пять валентинок (СИ)"

Автор книги: Елена Савенкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Боже, как теперь нам смотреть в глаза друг друга? Он не подумал, нет.

«Отчитаетесь лично мне. Результаты я жду вечером», – этой фразой он ясно дал понять, что наша беседа неизбежна, а значит…

Как мне действовать? Разорвать все окончательно? Оставить между нами тоненькую ниточку дружеского общения?

И то, и другое решение почему-то разъедает душу будто кислотой.

Теперь меня начало трясти не только от холода, но еще и от нахлынувшего волнения. Внезапно кто-то, перешагнув скамью, опустился рядом, а я вздрогнула, отшатнулась, впившись взглядом в лицо севшего.

Вадим. С непокрытой головой и тоже в расстегнутом пальто, наброшенном на сорочку, светлым пятном выделяющуюся в полутьме. Он криво усмехнулся, но улыбка не коснулась уставших настороженных глаз:

– Пошел за тобой. Все ждал, когда ты вернешь мне ту папку, уже успел сто раз терпение потерять, а вместо этого ты пулей пронеслась к выходу.

Облизнув губы, я открыла рот, но не произнесла ни слова. С изумлением осознала, что мною овладело полное спокойствие. Словно все так, как и должно было быть: он сейчас здесь, со мной, готов говорить и выслушивать, вне стен офиса, диктующих какие-то границы поведения и суждений, мы оба пока молчим, вглядываясь в лица друг друга, собираемся с силами и духом для момента, после которого по-прежнему ничего не будет.

– Это, наверное, как в кино – получить признание в любви накануне дня всех влюбленных, – отвернувшись, Вадим уперся локтями в колени, обхватил руками голову и устало выдохнул:

– Короче, это или знак судьбы, или же ее насмешка.

Я оставалась безмолвной, глядя на его опущенную голову. Хотелось пригладить его встрепанные волосы, поднять воротник пальто, прижаться к его телу очень плотно, чтобы согреться, перестать чувствовать себя скованной ледяным напряжением, а почувствовать живое тепло, крепость мышц.

– Итак, ты нашла и прочла, – убрав одну руку, Вадим искоса посмотрел на меня. – А теперь предпочитаешь молчать. Ты уезжаешь с ним? Поняла, что от чувства не избавиться, и решила больше не сдерживать себя?

– Да, – голос осип, я прокашлялась. – Да, я уезжаю. Но не с Димой. Одна.

Он глухо выругался:

– Черт, это еще хуже, – на секунду спрятав лицо в ладонях, он, потерев щеки, сцепил пальцы на затылке и тяжело вздохнул. – Черт…

Мы помолчали.

– Арин, послушай, – он вдруг выпрямился, ожег меня взглядом. – Да, нам надо было поговорить еще вчера, и возможность даже была! – стукнул ладонью по бедру. – Но, поверь, вчера я бы запорол дело. Факт. Потому и отстранился, отказался от поездки. Я же с ума сходил от ревности. Я всегда сходил с ума от ревности. Были все основания думать, что он дороже тебе, чем я со всеми своими знаками внимания и ключами от сердца на блюдечке. Ничем и никогда ты не поощряла меня, наоборот, держала на расстоянии. Меня швыряло из одной крайности в другую. То мне казалось, что у меня есть все шансы рано или поздно хотя бы проблеск ответного чувства от тебя получить, а то – что нет, все напрасно. И вот вчера… Не мог поверить, что он заявился, подарил тебе букет, подначивал меня, а ты… Ты ведь приняла подарок…

Прервала его – он не может упрекать меня хотя бы в том, что связано с этими злополучными розами:

– Я не принимала…

– Ты уходила с цветами!

– А потом отдала их Зинаиде Егоровне.

– Пусть так, – на секунду он успокоился, пристально глядя мне в глаза. Но только на секунду.

– Но ты позволила ему прикоснуться к себе, а со мной даже не поздоровалась. Даже потом не объяснила ничего. Я весь день рвал и метал, работал как одержимый, из офиса не ушел. И я подумал: это все, все кончено, отставка по полной программе. Даже если чего-то добьюсь, то вечно буду тем, кто после... Буду делить твое сердце с ним, и ты показала мне это, пройдя мимо. Мне надо было взять себя в руки, решить, на что я готов, с чем смирюсь, а с чем нет. Время упустил…

Собрав в кулаке края ворота пальто, сжавшись от холода, я впитывала его слова, многое проясняющие, примеривала их к себе. В нас обоих бушевали эмоции. Оба грешили тем, что приписывали друг другу что-то, чего на самом деле не было. А теперь что? Буря стихла или все же нет?

Нет, я не доверяла… Боялась доверять.

– Его приезд, букет и… остальное, – наконец тихо произнесла я, теребя пуговицу. – Это стало неприятной неожиданностью и для меня. Чувства? – задумавшись, прислушавшись к себе, покачала головой. – Ничего настоящего, только такой манящий мираж и мечты. Что бы он ни говорил, между нами практически ничего и не было. И, разумеется, нет сейчас. Да, он тот человек, который влечет к себе с большой силой, с ним приятно находиться рядом, взаимодействовать. Он вселяет в душу легкость и веру в собственные силы. В нем много жизнелюбия и обаяния. И какого-то задора. Да, в него легко влюбиться, а потом легко потеряться…

Оборвав фразу, я посмотрела Вадиму в лицо. Последний рубеж, за которым больше никаких рамок, формальностей, сдержанности и защитного кожуха этики. Мы больше не начальник и подчиненный. И больше не друзья. Мы… кто?

Глубоко вдохнула, задержала воздух в легких, крепче вцепилась онемевшими пальцами в края ворота и закончила:

– И то же самое я скажу и про тебя.

– Про меня? – он смотрел на меня с какой-то жесткой серьезностью. – То есть мы с ним оба… одинаково плохи или хороши? У нас обоих ни шанса, так? И за тонной обаяния кроется разочарование? Ты это мне хочешь сказать? – быстро, требовательно спросил, засунув в карманы руки, стиснутые в кулаки.

Я не ответила. Почувствовав, что практически окоченела без движения, встала со скамьи. Вадим поднялся следом.

Мы пошли к центральной аллее, начинавшейся от небольшой площадки, где и стояла та скамья, только что ставшая свидетельницей обнажения чувств и заблуждений. На ходу я застегнула пальто заледеневшими пальцами, поглубже сунула руки в карманы.

– Ответь.

Теперь моя очередь обнажить свои чувства и заблуждения. И болезненные вопросы. Он ждал, я остро ощущала его нервозность, нетерпение.

– Я не знаю… – Меня сотрясал озноб, а к глазам почему-то подступили слезы. – Точно знаю одно: все связанное с Димой осталось в прошлом. Больше к этому не вернусь. Он оказался не тем человеком, притяжению к которому стоит верить.

– Понятно, – глухо отозвался Вадим, добавил после паузы:

– А я тот человек?

Тот ли он человек? Он всячески доказывал, что да. Все, что я думала о нем, что чувствовала, когда он находился рядом, говорило «да». И мое сердце, гулко барабанившее в груди и в висках, говорило «да». Но это «да» звучало и прежде, с другим.

– Н-не знаю…

Я перевела дыхание, помолчала.

– Все очень… – замялась, кусая губу, подбирая слово, – стремительно. Я запуталась, а ты сам разве нет? Ты с точностью можешь сказать, что за твоими чувствами стоит именно любовь, а не что-то другое. Может, желание исправить поступок Димы? Воспитательные цели? Может, хочется обойти его? Вот я сама… Каких-то два месяца назад я считала, что люблю твоего брата, а теперь считаю, что люблю… – Я осеклась, нервно стиснула руки на груди, пытаясь согреться.

Вадим внезапно остановился и, обхватив меня за плечи, развернул к себе.

– Ариша, посмотри на меня. – Я взглянула в его лицо. Рассерженный взгляд не отпускал, прожигал, заверял:

– Я же люблю тебя, пойми. Ты представляешь, что сейчас со мной творишь? Что сотворило твое заявление об уходе? Один благой плод оно все-таки принесло: я для себя все решил. Решил, что мне все равно, остыла ты к Диме или нет. Плевать. Все равно, до какого бешенства меня доводит одна мысль, что ты и он… Решил, что готов на все, чтобы удержать тебя рядом. Какие, к черту, воспитательные цели, какое “обойти”? Я повторю тебе: я люблю тебя. Я подразумеваю именно то, что говорю. Никогда прежде не испытывал такого, мне не с чем сравнить, но, знаешь, когда я произношу эти слова, то чувствую: они горят на моем языке. Ты слышишь? – Он слегка встряхнул меня и, повысив голос, произнес с расстановкой:

– В слово “люблю” я вкладываю тот смысл, который у него есть. Оно настоящее, поверь.

Я молчала, терялась в его темных глазах, в твердой хватке пальцев, сжимавших мои плечи. Озноб и слабость очередной судорогой прокатились по телу, и Вадим, обняв, прижал меня к себе, чтобы согреть. Почувствовала, как его подбородок уперся в мою макушку:

– Все-таки запорол дело, – усмехнулся.

Я пробормотала, уткнув замерзший нос в драп его пальто:

– Ты говоришь, что настоящее, а мне все кажется иллюзорным или… нежизнеспособным.

Он крепче сомкнул объятия:

– Это чувство жизнеспособно.

– Ты так уверен в этом? Что ж, твое, может быть. А мое?

– И твое тоже.

Почему он так уверен? Что дает ему такую уверенность? Не понимала.

– Мне нужно время, чтобы… удостовериться. И тебе тоже. Больше я не буду рисковать. Мне нужно все обдумать и решить.

Я застыла, робко скользнув замерзшими ладонями под полы его пальто на груди. Осознавала, что лучше, правильнее высвободиться из его рук, но было очень тепло в его объятиях, очень спокойно, надежно. Некоторое время мы стояли так: заточенные в нашем молчании, разъяснении неразъяснимого, в нашем тепле, одном на двоих, будто в стены, заключенные в толщу привычных городских шумов, движения и в синий сумрак вечера, облаченного в блеск электрического освещения.

И вновь ко мне вернулась та мысль, что посетила этим утром – о роковом шаге в судьбе. Чуть отстранившись, я заглянула ему в глаза:

– С самого начала это должен был быть ты. И тогда все сложилось бы правильно.

Вадим вопросительно выгнул бровь, а я сбивчиво пояснила:

– Ты рассказывал мне, что поехал улаживать проблемы в Питере. Если бы ты не уехал тогда, то все было бы иначе. Мы могли бы тогда встретиться. Это ты был бы на месте Димы в тот день. Подвез бы меня…

Он со слабой улыбкой покачал головой:

– Все к лучшему. Все сложилось так, как должно было. Если бы это был я, а не Дима, ничего бы не вышло. Твой номер телефона я попросить бы не осмелился, молчу уже о том, чтобы принять тебя на работу.

Последние его слова больно кольнули.

– Я плохой работник?

Издав смешок, он снова притянул меня к своему телу, уткнулся лицом в капюшон:

– Ты отличный работник. Дело в другом. Первый взгляд на тебя – и как обухом по голове. Я человек, придерживающийся норм в руководстве. Принципов у меня не меньше, чем у тебя. Так как бы я мог взять к себе в сотрудники девушку, к которой, мягко говоря, неровно дышу? Дело бы явно закончилось использованием служебного положения. Хотя… Хотя этим оно и закончилось.

Подняв голову, я внимательно посмотрела на него. Малоприятное, но ожидаемое открытие.

Сгримасничав, Вадим мягко улыбнулся:

– Да, каюсь. Можешь осудить меня, отругать. Я признаюсь, что пользовался своим служебным положением, чтобы привлечь твое внимание или чтобы просто пообщаться с тобой, – мерцающие глаза глядели на меня нежно, проникновенно.

Что же… В итоге еще раз убедилась, что приняла верное решение уволиться. Нас обоих далеко завели чувства.

– Это очень плохо. Не следовало этого делать.

Он заразительно рассмеялся:

– Представь, я не сожалею.

Несколько мгновений Вадим молчал, пристально глядел мне в глаза, лицо посуровело.

– Итак, ответа я пока не получу.

Перевела взгляд за его плечо. Я чувствовала, видела в его глазах, как сильно он хочет хотя бы иллюзию надежды, как сильно сама хочу дать ему ее, но… больше не могу доверять…

– Мне нужно время. И тебе нужно. – Все, что могла ему сказать. Очень мало, жестоко, незначительно. Но правдиво.

– Мне не нужно. – Он не отпускал меня, удерживая рядом, в коконе своего тепла, удерживая мой взгляд силой и интенсивностью своего. – Куда ты едешь?

– К маме.

– И надолго?

– Неделю, две. Может, и месяц. Ничего пока не знаю.

– Хм… – Приблизив свое лицо к моему так, что я почувствовала волнующее и обжигающее тепло его дыхания, он убрал мне за ухо выбившиеся пряди волос, мягко коснувшись пальцами щеки, оставив на коже электрический будоражащий след, ускоривший ритм моего сердца.

– Не увольняйся, возьми дни в счет отпуска.

Теперь я могла только прошептать, вдруг разомлев от жара такой близости:

– Нет. Увольнение – тот шаг, в котором уверена на сто процентов. Нельзя так нам… Мы больше не должны работать вместе. Это сильно влияет, ты сам признался.

Уткнувшись носом в мой лоб, он тоже прошептал:

– Тогда возвращайся. Ко мне.

За моими закрывшимися глазами замельтешили радужные блики, дыхание сорвалось. Так хотелось сказать ему «да»…

Нет, больше никаких опрометчивых поступков, сделанных целиком под влиянием момента, под влиянием желания, чтобы все эти дни, все противоречия исчезли, будто по мановению волшебной палочки, чтобы он никогда меня не отпускал, чтобы мы так и остались стоять, прижавшись друг к другу, а его горячее дыхание скользило по моему лицу, волнуя и успокаивая одновременно.

– Я… – голос осекся.

– Ты все еще не готова, – выдохнул Вадим. – Это я уже понял.

– Когда я решу, – начала я, а он неожиданно выпрямился, отпустил меня, но лишь затем, чтобы обхватить теплыми ладонями мое лицо и приподнять его вверх, заставив встретиться с ним взглядом.

Секунда. Капюшон опустился на мои плечи, соскользнув с волос. Вспышка возбуждения, кажется, встряхнула каждый нерв, опалила все тело. Я поняла, что он сейчас...

Да? Нет? Вероятно, к счастью, что он не дал мне определиться. Определился за меня, накрыв мои губы своими.

Медленный поцелуй, без капли требовательности, но с нежным, таким чувственным напором. Он горел на губах, закипал в крови, тлел в моем сердце, стук которого оглушал. Мир и я сама, замерев, сжались до микроскопической точки, а потом вдруг взорвались обжигающими искрами. Не осталось ничего: только я и он, только невероятное тепло его пальцев, невесомо обхватывающих мои скулы, только его губы, ласкающие мои, мягко наступающие, завоевывающие, и мои, уже отвечающие ему, встречающие его. Потому что, как оказалось, сама так сильно хотела…

Ухватившись за ворот его пальто, я потянулась к нему, когда он выпустил мое лицо, целиком подчиненная этой лихорадке, этим ощущениям, небывалым по своей силе: пьянящему, остро волнующему – от его щетины, слегка царапающей кожу, вызывающему томление и накат желания – от его губ, целиком завладевших моими, рождающему слабость в коленках – от крепких рук, удерживающих меня так близко, так надежно…

Вадим закончил этот поцелуй так же внезапно, как и начал его, но не отстранился. Мои глаза все еще были закрыты, но я ощущала его частое горячее дыхание у своего рта, приглашающее, искушающее. И сама дышала часто, дрожала.

Кружащий голову, такой сладкий контраст морозного воздуха и остывающего жара-послевкусия от его губ и прикосновений, чувственное эхо ощущений, тревожащее, осевшее внизу живота – что же это такое? Нет, ни с кем прежде, никогда не чувствовала такого. И не знала, что даже способна… И это… пугает.

Он выпустил меня из своих объятий, а я, наконец, смогла мысленно встряхнуться, совладать со своим трепетом и жгущей мышцы слабостью.

– Это чтобы решить было легче, – Вадим тепло улыбнулся одним уголком рта, немного виновато, выжидающе глядел на меня, и я ответила растерянной неуверенной улыбкой.

А после, развернувшись, мы медленно пошли обратно. Его рука нашла мою и, сжав ее, переложила в карман его пальто. Впереди – лента аллеи из ветвей-ежей кустарника и стволов деревьев, топчущих грязную корку снега, на высоком небе – два гвоздика-алмаза далеких звезд.

Будет ли теперь легче решить? После такой откровенной демонстрации прав на меня, мое сердце и силу моих ощущений? Кажется, теперь все значительно осложнилось.

***

Это было утро открытий.

Встав в семь, я распахнула шторы, впустив в комнату свет начинающегося пасмурного дня, робкий, дрожащий, но преобразивший обстановку удивительными серебряными отблесками в темной полировке мебели.

Все как будто было внове для меня. То, что раньше замечала, не замечая, обыденное, ежедневное, натершее мозоли в восприятии и сознании, получило второе дыхание и заиграло новыми гранями: брызги от горячего душа, попадающие на лицо, мягкая грубость ситца скатерти, сладость сливок в терпко-бархатистом вкусе кофе, проталины и почерневшие островки сугробов внизу, во дворе, складывающиеся в забавную мозаику.

Я обнаружила, что чувства неустроенности, усталости, горечи и внутренней опустошенности ушли, что у меня легко на душе и предвкушаю отъезд, перемену обстановки, трудности, ждущие меня в Менделеевске, но уже совершенно иные.

Будто открывала первую страницу совершенно новой книги, оставляя плохое позади. Все разрешится, все будет так, как и должно быть.

Включив музыку и достав чемодан, я начала собирать вещи и удивленно улыбнулась, вдруг осознав, что мысли о внезапном увольнении и потере работы, которая так увлекала и увлекает до сих пор, не вызывают сожаления или грусти. Потому что мне еще предстоит найти себя в чем-то подобном агентству «Мэнпауэр». Или же нет – это решу после перерыва.

Перебирая гардероб, я поразилась, как много в нем офисной одежды: классический крой, монотонная расцветка, юбки и платья длиной строго два сантиметра ниже колена, блузы, брюки, жакеты – среди всего этого нет ничего яркого, необычного, захватывающего взгляд и внимание, индивидуального, неповторимого. И рассмеялась: мне захотелось купить себе какую-нибудь лазоревую тунику или, возможно, оранжево-морковную укороченную юбку, которую как-то видела в витрине одного бутика.

Да, я – то, что я ношу, и работа, как бы ее ни любила, больше не будет краеугольной плитой моей жизни и моего выбора.

Я практически закончила сборы, когда сотовый пискнул входящим сообщением. Вероятно, Люся обеспокоилась очередной деталью моей поездки… Взгляну на смс после.

Вздрогнула от сигнала второго сообщения. К тому времени, когда я, закрыв собранный чемодан, взяла телефон в руки, сообщений было уже три.

Все от Вадима.

Его имя на экране мобильного взволновало и бросило в жар. От воспоминаний о вчерашнем письме, его словах, о теплоте его объятий и поцелуе, однозначно декларирующем его намерения не отпускать меня, по телу прокатился трепет. Прижав пальцы к вдруг загоревшимся губам, усмиряя застучавшее сердце, я открыла первое смс:

«Это вторая валентинка для тебя. Первую, как помнишь, ты получила от меня вчера. Я люблю тебя, только поэтому отпускаю. Ненадолго. И сохраняю за собой право приехать за тобой в Менделеевск”.

В следующем сообщении нашла такие строчки: «Третья валентинка и еще одно признание: я люблю тебя, поэтому не жди, что отступлюсь. Я уверен в своих чувствах, поэтому не прекращу никогда своих попыток завоевать твое сердце».

Последнее сообщение оказалось самым коротким: «Четвертую валентинку рассматривай как предупреждение: как только ты вернешься, я намерен пригласить тебя на первое свидание».

Свидание…

Вспомнилась наша с ним поездка в гипермаркет, когда мы ходили коридорами стеллажей, рассматривали товары на прилавках, а он рассказывал мне о психологии продаж, основах мерчандайзинга, о том, с чего начинался «Мэнпауэр», а затем сидели в кафе, разговаривали, и он повел меня в музыкальный отдел… Как все-таки удачно он выбрал тогда диск для меня, как угадал...

Я улыбнулась, чувствуя пульсирующее, разрастающееся тепло в груди, и ответила: «И тебя с Днем святого Валентина. А первое свидание у нас уже было».

Отложив телефон, когда смс ушло, я поймала свое отражение в зеркале туалетного столика: счастливая полуулыбка, порозовевшие щеки, сверкающие глаза.

Нет. Надо остановиться. Подойти к ситуации с разумом.

Покачала головой, выдохнув. Пожалуй, мне необходимо переключиться на дела, например, озаботиться завтраком.Собрала волосы в хвост и не успела сделать и пары шагов из комнаты, как меня остановил сигнал о новом сообщении.

Ответ от него.

Не сдерживая улыбки, я подхватила телефон с края постели и открыла смс: “Тогда решительно настроен на такое второе свидание или уже даже третье? Сегодня заезжаю за тобой в пять, мы ужинаем, затем покупаем тебе обратный билет, а потом согласен посадить тебя на поезд. Варианты твоего ответа: “да” или “да, согласна”.

Через полчаса я отослала ему одно-единственное короткое слово: “Да”.

Эпилог

14 февраля 20** года, год спустя после описанных в последней главе событий

Неправдоподобно большие хлопья снега, тяжело летевшие с неба, я увидела уже через стеклянные двери выхода, а как только оказалась на улице, выйдя из-под защиты козырька, первым делом подняла голову вверх.

Красота.

Казалось, вниз опускались не слипшиеся мокрые снежинки, а частички дымно-серых туч, их чешуйки. Ощущение плавного, усыпляющего полета, оторванности от земли и города с его какофонией звуков и никогда не прекращающейся суетой.

Я неторопясь спускалась с высокого крыльца, то и дело бросая взгляды вверх, в серую высь, теряющую свое снежное кружево. Позади остался насыщенный рабочий день, принесший новые заботы и задачи, которые предстоит решать в ближайшую неделю.

Поймав раскрытой ладонью снежную бабочку, улыбнувшись ее растрепанной красоте, я напомнила себе о собственном обещании: работу оставлять за дверями учреждения. Более того, не зря освободилась сегодня на час раньше – предстояло заняться ужином. Хотя… были подозрения, что готовкой заниматься не придется, просто-напросто не успею.

Сегодня особенный день. Он не обещал чего-то необычного, мы вообще ни о чем не договаривались, но я с самого утра в приятных предчувствиях. Вспомнила о спрятанном в ящике комода подарке для него, улыбнулась – должен понравиться.

Сдув снежинку с перчатки, я ступила на тротуар и, поглядывая сквозь вуаль снегопада в озабоченные, отсутствующие лица прохожих, направилась к метро. Все-таки чудесный сегодня день. И погода подстать ему – точно из зимней волшебной сказки, страницы которой щедро украшены орнаментом из снежинок с серебристыми переливами.

– Девушка, вас можно подвезти?

Услышав насмешливый бархатистый баритон, я остановилась и повернула голову к стоянке, откуда меня и окликнули. Губы раздвинулись в широкую улыбку. Меньше всего ожидала увидеть его здесь и в это время. В последние дни он был весьма загружен работой.

У «Тойоты», черными плавными боками контрастирующей с серым маревом пасмурного дня и огромными белыми хлопьями снегопада, стоял мой мужчина, улыбаясь мне. Я повернула и, ускорив шаг, через минуту оказалась в его крепких объятиях, тут же почувствовав теплоту его рта, коснувшегося моего носа, затем щеки. Он с удовлетворением вздохнул, а я прошептала ему в губы, заглядывая в серые сияющие глаза:

– Привет.

– Привет, – последовал тихий довольный ответ. Облачка нашего дыхания смешивались.

Нежный и неспешный поцелуй вышел сдержанным и коротким, но зато его руки крепче, настойчивее сомкнулись на моей талии, притягивая ближе к твердому сильному телу. Мне удалось чуть отстраниться, и я оглядела воротничок свежей белой сорочки, темно-синий галстук с замысловато переплетенными в узоре черными и стальными линиями, который купила ему буквально в минувшие выходные. Машинально разгладила лацканы серого пиджака, а затем запахнула полы кожаной куртки, вернув взгляд к улыбающемуся лицу Вадима.

– Когда ты успел переодеться? И по какому случаю? – спросила, стряхивая снежинки с темно-русых волос своего мужчины.

– Есть повод, сама ведь знаешь, – с лукавой улыбкой произнес он, прижав меня к себе, снова целуя.

Обняв его за шею, я вернула поцелуй, жгучий, быстрый, ощущая, как неистово заколотилось в груди сердце.

Действительно, было неожиданностью, что сегодня он смог забрать меня с работы. Но еще более приятной, воодушевляющей неожиданностью явилось то, что сегодняшний вечер станет полноценно нашим и что он начинается уже сейчас.

– Не ожидала тебя так рано, – улыбнулась я, чувствуя, как ветерок морозит нагревшиеся от поцелуев губы.

Вадим прижался лбом к моему:

– Сам не ожидал. Удачное стечение обстоятельств. Макс позвонил и перенес все на завтра. Прямо гора с плеч, а то, если честно, думал, что в девять вечера придется тебе вручать…

Он вдруг смолк, усмехнувшись.

– Что вручать?

– Подарок, – рассмеявшись, он оставил поцелуй на моей щеке, а затем, развернув меня, подтолкнул к передней пассажирской двери. – Поедем?

– Давно ждал? – поинтересовалась я, когда мы оба пристегнулись и Вадим завел мотор.

– Только приткнулся, сразу увидел тебя, как ты выходишь. – Он опалил меня быстрым взглядом, а я, смешавшись, чувствуя нарастающий трепет, принялась стягивать перчатки. – Прекрасная девушка в красном пальто, ловящая ладошкой снежинки. Ты мне точно не приснилась?

Я смутилась еще больше, представив, как, должно быть, нелепо и по-детски выглядела со стороны, улыбающаяся летящим с неба хлопьям снегопада.

– Просто снег, – покраснев, осторожно сняла с волос шапочку, провела ладонью по ставшему влажным меху. – На душе сегодня как-то… необыкновенно.

– Ты права, необыкновенно, – тихо согласился он, и от теплоты в родном голосе я прекратила чувствовать смущение. А Вадим вдруг завладел моей рукой, на миг прижался поцелуем к ладони, запястью, после вновь взялся за руль.

Движение на дорогах, как и следовало ожидать в это время дня и в такую погоду, было затрудненным. Какое-то время мы обменивались впечатлениями о прошедшем рабочем дне, новостями, а потом я вкрадчиво осведомилась:

– У тебя какие планы на сегодня?

Вадим кашлянул, взъерошил волосы и взглянул на меня. В глазах мелькнуло что-то – беспокойство, любопытство – не разобрала.

– Если вкратце, то большие. Только сначала надо заехать в офис. Ты не против?

– Мне показалось, ты на сегодня всё, закончил…

– Осталось минутное дело, обещаю, – он обаятельно улыбнулся мне.

Я задумалась, просчитывая, сколько времени может отнять у нас дорога до офиса, затем – до дома, если, конечно, то, что Вадик запланировал, связано с домашним ужином на двоих. Хотя, скорее, не связано…

Повернув голову, я всматривалась в профиль сосредоточенного лица своего любимого. Каждая черточка была знакома, изучена и взглядами, и прикосновениями. Он о чем-то думал, был напряжен. Возможно, это из-за сложной ситуации на улицах, забитых автомобилями.

Решила не спрашивать его, куда мы отправимся потом, когда он закончит дела в «Маэнпауэр». Судя по его ответу, он все уже решил и устроил сам, но едва ли скажет мне, не станет портить сюрприза.

Я, покусав губу, повернулась к окну. Подумала, что стоит отпустить ситуацию. Я доверяла ему. Очень многое в нашей жизни он решал сам, не привлекая меня. Сначала мне казалось это неправильным, беспокоило меня, но после осознала: все его решения и цели полностью поддерживаю и разделяю, они верные, рациональные, те, которые и сама приняла бы, взяла бы за основу. Поэтому мне дОлжно просто полагаться на своего мужчину, он хочет снять часть забот с моих плеч, взяв их на себя.

Вечерний свет из серебристо-серого стал тусклым и словно выгорел. Кружевные громадные снежинки не уставали сыпаться с неба, но таяли, едва коснувшись черного лоснящегося асфальта дорог и тротуаров, или же были безжалостно сметены с лобового стекла дворниками. У Вадима два раза звонил сотовый, но разговор он не затягивал, отвечая кратко и односложно. Тихо, едва заметным фоном играло радио: старые шлягеры про снег и зимнюю непогоду разбавлялись спокойными балладами. Погода и пробка, в которую попали, сделали свое дело – я полностью ушла в созерцание наряжающегося в летящее снежное неглиже города, будто меркнущего, выцветающего, погрузилась в свои мысли.

Ровно год назад в этот день я вечерним поездом уезжала к маме и Люсе в Менделеевск. Накануне мы с Вадимом провели несколько часов вместе – теплое дружеское общение. Оба точно безмолвно сговорились: обошли тему моего отъезда, увольнения, поцелуя, моих и его чувств, его валентинок, присланных утром… Лишь при прощании он сказал, что будет скучать, что невероятно сильно хочет, чтобы я осталась, но понимает: мне надо уехать. Повторил, что любит… И потом, глядя из окна своего вагона на мужскую фигуру в темном пальто, я, будто преодолев какой-то внутренний барьер, призналась себе, что тоже буду очень скучать, что именно с этим мужчиной мне хорошо как ни с кем другим.

Да, в какой-то степени тот отъезд был побегом, а в какой-то – мудрым решением и выходом из опасной ситуации. Я нуждалась в перерыве и переменах, стремительных и кардинальных. Три недели, проведенные в Менделеевске, дали и то и другое.

Получилось сблизиться с мамой, но только если я старательно закрывалась от факта возвращения в ее жизнь отца и не поддерживала эту тему, когда она всплывала в разговорах. Как ни пыталась, я не смогла принять этого человека, он это чувствовал, и его это уязвляло, но он оставил все, как есть, не делая попыток наладить наши отношения. За все время моего пребывания в Менделеевске мы с ним виделись лишь единожды, обменявшись приветствиями и вежливыми, ничего не значащими вопросами о делах. Мы до сих пор не общаемся, а Люся говорит, что у них с мамой все замечательно складывается.

Возможно, отец действительно изменился, сожалеет о прошлом. Может быть, сестра права и все сказанное, сделанное им было совершено сгоряча? Но где тогда гарантия, что он в состоянии держать в узде свой характер и темперамент? Есть поступки, которые, конечно, можно объяснить и оправдать, но они составляют суть человека, он будет повторять их снова и снова, делая тебе больно. Этого допускать нельзя.

В те три недели я всячески отталкивала мысли о Вадиме, о его словах, о том поцелуе, но… Как бы у меня получилось, если каждый день мы переписывались, созванивались?

Лишь с мамой я поделилась своими проблемами. Люся, к моему удивлению, ни о чем меня не расспрашивала. Разумеется, она слышала мои разговоры с Вадимом, видела, что время от времени я отвлекаюсь на приходящие смс, пишу свои в ответ. От нее наверняка не ускользнули выступающий на моих щеках румянец и сдерживаемая улыбка. Бывало, я ловила на себе озорной и многозначительный взгляд сестры, после которого ждала или шутливого резюме, или вопроса с подковыркой, но Людмила хранила молчание.

Мама внимательно меня выслушала. Помню, было неловко, поначалу с трудом подбирала фразы, не желающие сходить с языка, а после вдруг слова полились, мне будто бы стало легче дышать и думать. Когда я закончила, она долго молчала, потом, теребя страницы отложенной на колени и забытой книги, сказала:

– Бывает такое. В одном мужчине, который тебе не подходит, и ты знаешь это, чувствуешь, ты «предугадываешь» другого. Тот другой и есть твоя судьба. Вот в Диме ты «предугадала» Вадима. Может, не прямо целиком в нем «предугадала», а может, во взгляде, жестах… А вот когда встретила Вадима, тебе все понять помешал Дима.

Нахмурившись, я долго смотрела на маму, осмысливая сказанное. Могло ли все обстоять так, как разъяснила мне она? Любовь не терпит полутонов, ты либо отдаешь свое сердце целиком, обретая готовность строить, менять, целиком принимая это «вместе», либо нет.