Текст книги "Бывший На выданье (СИ)"
Автор книги: Елена Росси
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
Глава 5
БОГДАНА
Почему прошлое не может просто сгнить в прошлом?!...
Пока спускалась в лифте, придирчиво изучала свое отражение в зеркале. Обычно смотрела с удовольствием. Обычно… Я знала, на взгляд окружающих моя внешность была достаточно привлекательной, но только не для школьного мучителя Щенкова... Источника моих проблем с самооценкой и эмпатией. Я то считала, что прошлое не может мне навредить, но ошибалась. Вчера образ того, кто дразнил, издевался, преследовал меня, вырвался из моих снов и ступил в мир. И что я ему сделала? Обходила тремя дорогами? Обстоятельства и события, к которым я думала, что давно изменила свое отношение, которые давно были пережиты и переоценены, казались теперь значительными.
Рядом со мной ехал мой сосед. Мы были знакомы условно. Время от времени здоровались, с тех пор, как я поселилась здесь, в новостройке среднего класса. Я понятия не имела ни как зовут соседа, ни на каком этаже он живет. Знала только, что выше моего. И пока я размышляла, лифт открыл двери. Сосед вышел, а я продолжала стоять, глядя в зеркало. В конце концов решила, что неожиданный шок, пережитый вчера, на лице уже не отражается. Лицо усталое – но хоть не перекошенное, как наверняка было в момент, когда я поняла, что передо мной не Руслан Буров, майор полиции. А чудовище из прошлого – Руслан Щенков… Я не смогла бы ответить на вопрос, как именно я это поняла. По интонации, взгляду, который успела уже основательно подзабыть, звучанию голоса? Откровенно – я никогда не ждала подобного поворота событий.
Так. Нужно собраться. Нужно идти на работу. Работа меня всегда успокаивала, помогала отвлечься. Вот и сейчас – стоило сесть за стол, углубиться в текущие дела, и не заглядывать в дальний закуток с надписью “стереть навсегда”.
Очнулась от вибрации телефона. Сердце упало, кровь бешено застучала в висках. Что там? В такую рань мне никто не звонит и не пишет! Может, Виталик? Одумался на счет отношений? Схватила телефон, дрожащим пальцем чиркнула по экрану.
“Бла… Бла… Бла.. 31 декабря в г. Санкт-Петербург ожидается шквалистое усиление ветра до 35м/с, гололед. Не паркуйте автотранспорт под… Бла… Бла… Бла.. “
Да чтоб вас сдуло!!!
Застонав от разочарования, опустила руку с телефоном.
***
РУСЛАН
То чувство, когда Новый год на носу, а у тебя елка не наряжена, подарки не куплены, планов нет, энтузиазма тоже… Из новогоднего только глаз дергается в такт уличным гирляндам.
Дорога под ноги ложилась вполне удовлетворительно. Благодаря Малинину, его посиделкам в бане, я снова выглядел помятым. И упрекал себя за то, что в итоге согласился и напился. А может, благодарить надо Богдану?… и ее появление.
Отчего каждая струнка души вдруг натянулась, готовая лопнуть?…
– Не сходи с ума, – приказал я себе. – Столько лет утекло.
Голова шла кругом. Казалось, руками ее не удержишь. Вчерашний перегар перебивала очень мятная жвачка. В голове разворачивался, меняясь то и дело, план поиска убийцы:
Проверить на причастность лиц, задержанных вчера за административные правонарушения и имеющих следы крови на одежде.
Проверить на причастность лиц, состоящих на учете в психоневрологических диспансерах, ранее судимых за подобные преступления.
До работы я решил пойти именно пешком, потому что неспешное и вдумчивое хождение – это тоже медитация. А еще, потому что моя авто-ласточка отправилась в «Тыр-пыр сервис». Я шел, и шел, и шел, и в скором времени начал получать от прогулки несказанное удовольствие. Давненько мне не доводилось так гулять.
Мимо проходили люди с колясками, люди с сумками, проезжали машины, и было хорошо. Я даже отвлекся от задачи. Один раз меня окликнул нищий у магазина, а потом вопил белую горячку, что вокруг Чечня.
Старый питерский двор без новостроек, намекал, что через пять минут жизнь наполнится гомоном доставленных постовыми пьяниц, бомжей, хулиганов, стенаниями потерпевших, плачем потерявших детей и прочими, ни с чем не сравнимыми звуками, возникающими только в дежурных частях. Порой в течении получаса разыгрывались и комедии и драмы, созданные невидимым режиссером, возникали курьезные и нелепые комбинации, проявлялись и самые низкие пороки людей, и подлинное благородство.
Всю дорогу я уверял себя в том, что дежурство пройдет спокойно, без каких-либо серьезных заморочек и конфликтов. Но лучше было не загадывать. Я зашел в помещение дежурки. В глаза бросился маленький аквариум на столе около дежурного, на стекле которого была удивительная фраза: "Отдел психологической разгрузки".
С порога я услышал, как полковник Зайцев отчитывал дежурного, потому что никто не удосужился поправить покосившуюся вывеску над входом, вымыть чумазую плитку в коридоре или хотя бы освежить воздух в отделенческом туалете.
Мне оставалось только тихо посмеяться. Полковник напоминал гиппопотама, который впадал в безудержную ярость, садился на того, кто, сам того не желая, доводил его до истерики, а потом начинал испытывать муки совести, оплачивал роскошные похороны и шикарные поминки для погибшего.
– Руслан, что-то ты сегодня рано. – отметил с сарказмом. – Аж на пятнадцать минут!
– Много что-то вчера прилетело. Проспал. Извиняюсь, товарищ полковник!
Я направился к себе. В моем скромном кабинете не было ничего лишнего. Небольшой светло-коричневого цвета стол, заваленный бумагами, комп, фикус и мини холодильник в углу. Я повесил на крючок куртку и рюкзак с бутербродами, прибрался на столе, сложив в одну кучу разбросанные бумаги, после чего пошел по кабинетам разнюхать новости.
– Ну вот, – не особенно приветливо произнес Малинин, – пришел наконец-то. Две кражи, два изнасилования… Ну-с, чего изволите?
– И тебе доброе утро, сибирская язва, – я поздоровался и плюхнулся на Малининский диван.
– Дык уже полдень скоро, какое утро, – рассмеялся Малинин.
– Какие новости? – поинтересовался я.
– Ночью поймали одного из гасторбайтеров, что гонг у твоего азиата увели. А он ерунду всякую городит – мол, шел да нашел, вот в это-то время его, мол, и поймали. Наши ребята с ним, вместо мячика, в футбол ночью и поиграли. После третьего пенальти он все вспомнил, – Малинин заржал, и я вместе с ним, представив себе ситуацию.
Я спрашивал себя: эта работа и впрямь так отвратительна или дело во мне? Почему в последнее время я испытывал к ней все большую неприязнь?
В руке замигал огонек мобильника.
С аватарки смотрело вполне себе симпатичное лицо; с ямочками на щеках и подбородке, с пушистым рыжим хвостом. Девушка восседала на обычном учительском стуле, обитом черной тканью. В сером строгом костюме с юбкой по колено и в розовой блузке.
Настя
"Доброе утро))"
Я
"Вот теперь оно действительно доброе) Всегда хотел знать, как проходит утро сексопильных училок?"
Настя
"С кружкой крепкого кофе. Увидимся же сегодня?))"
Ага. Хочет меня увидеть. Я ей нравлюсь. Разве она виновата?
Я
"Только если ты настаиваешь"
Спустя несколько минут, мне пришел ответ.
Настя
"Настаиваю?("
Я знал, что нравлюсь этой училке. И хотя она, играла недотрогу, все же время от времени давала мне понять, что я ей небезразличен. Тогда почему же она тянула волынку? Наверное, просто некоторым людям нравится, когда за ними бегают, нравится предвкушение.
Я
"Да! Люблю, когда леди берут меня в свои руки… настойчиво берут!"
Ох, рано я завернул. Две минуты молчания… Пять… Надо было исправлять положение. Немного обдумав, печатаю текст. И после нескольких нажатий на экран, отправляю.
Я
"Все хорошо? Кажется я услышал звон. Не твоя кружка выскользнула из рук, упала на землю и разбилась на десятки керамических осколков?"
Настя
(фото целой кружки)
Я
"Отлично! Тогда все без изменений."
И вот тут-то завыли все сирены. Моя тачка в ремонте! Горе-любовник! Как же я успею купить ей подарок? И на что??? Если я выложил последнее за машину...
– Слушай, а Гонг ценный? – спросил Малинин.
Я посмотрел на завернутый в холстину предмет. Диск казался, будто золотой. Мутный только шибко.
– Думаю, да. Ценный. Иначе чего бы азиат сюда прискакал?
– Как думаешь за дорого его купили бы?... – Малинин жадно пробежался пальцами по символам.
Наши с ним понимающие взгляды моментально скрестились.
Глава 6
В кабинете Малинина, чья служебная характеристика не содержала ни одного прилагательного “прекрасный”, было холодно, пахло табачным перегаром, пылью, лежалыми бумагами. На оконном стекле зияла трещина, заклеенная скотчем. И много-много мусора типа фантиков от мятных конфет.
– Ну что, после обеда прошвырнемся в пару мест? – он зажег сигарету, делая очередной уверенный шажок к раку легких. Недавно ему исполнилось тридцать девять. Уставшим от службы он не выглядел. А рвение у него было, как у молодого. – Попробуем толкнуть гонг твоего азиата?
– Да... там вилами по воде… Бабка надвое сказала.
– Сомневаешься? – Малинин постучал линейкой по столешнице, пуская дым в сторону.
– Ну, не все так просто, – замялся я.
– Это же наша тема… – Малинин повел носом, словно лиса, идущая на запах зайчатинки. – Посмотри, что вокруг делается. Праздник. Подарки. Веселье. На все бабло надо! Или… ты скажи честно, побаиваешься эту стерву с блокнотом? – он улыбнулся, как обычно – одной половиной лица, продолжая буравить меня неподвижным жестким взглядом.
– Она не стерва! – всполошился я.
Меня шатнуло от прилива крови к голове. Всегда, когда неприятное касалось Колокольниковой, – мой внутренний демон, готов был выскочить в любую секунду и устроить праздник с тяжкими телесными. Малинин усмехнулся.
– Ты ее впервые видел, а горой за нее стоишь. Честь ее защищаешь. А может…
Фраза повисла в воздухе. Он пытливо смотрел на меня, а я старался сохранить лицо. Малинин, явно с какой-то аномалией, пугал даже не столько непрофессионализмом, сколько непредсказуемостью.
– Расскажешь, в чем история? Я же видел, ты смотрел на нее, словно изголодавшийся дембель.
– Хрен тебе в обе руки, а не история, – на последней реплике голос дрогнул, что не утаилось от чуткого уха Малинина, жертвы профессиональной деформации. – Ты перед стажерами в проницательности упражняйся, ясно?
– Да я ж не осуждаю, ты не подумай…
Я поднялся с дивана. Раздражение сгустилось до такой степени, что в любой момент могло превратиться в нечто реально взрывоопасное.
– Ты куда?
– Работать!
– Убивца искать?…
– Ага.
Да не было у меня, если честно, особого желания рвать и метать, чтобы найти психа, который убил девчонку. Я считал, мертвым – все до балды, а вот живым, надо ценить время, что прожито без проблем. Тем более, я не мог изменить мир к лучшему! Но делать было нечего. Работа есть работа, черт ее побери!
Малинин посмотрел на часы.
– Пора пожрать, – раздавил окурок. – Ты с нами?
– Не, я пас.
Поправляя воротник пуховика, он опять посмотрел на меня с коварным прищуром:
– Ну так что, на счет гонга? – не сменил игриво-нагловатый тон. – В часа два освободишься?
– Два, два, – я посмотрел в потолок, прищурив левый глаз, словно прицеливаясь. Сомнения были недолги. – Ладно, пусть два. Лавэ реально нужны!
Муторно было на душе, но разве я к этому не привык? Разве я не битый-перебитый волчара? Отчего же тому, у кого есть зубы и когти не поднять кусок? Я сам выбрал для себя скользкую дорожку, так что нечего страдать. В наше время ничего, кроме геморроя, честно не заработаешь. Все стражи порядка получают по-разному, одни живут хорошо, а другие – не очень. Можно сказать, совсем не живут. Лишь плодят нищее потомство в облезлых общагах. А на пенсию идут с полным набором хронических букетов.
Не, я из другого теста!
***
После того, как все опера во главе с Малининым ушли в общественную забегаловку. Я поднялся на второй этаж. Придерживаясь за обшарпанную стену, напевал “Я начал жизнь в трущобах городских…”. За лестницей следовал коридор с банкетками для граждан. Доской почета. Вернувшись к своему компьютеру, увидел пятьдесят новых писем, появившихся за время, пока меня не было. Принялся читать отчет участкового, о проведенном обходе жилмассива, неподалеку от места убийства...
Немного погодя раздался стук в дверь. Как правило, я по тембру точно определял, кто ко мне пожаловал. Этот стук был нервный, и в нем сквозило недовольство.
Вывод: пожаловал потерпевший.
Так оно и оказалось, на пороге кабинета, причем некстати, возник гражданин Хун До, в костюме с чужого плеча.
– Вы нашли мой гонг? – почти громким, кричащим голосом уточнил старик.
– Пока известий нет, – я старался принять на себя спокойную мину.
– Как это нет? – вздохнул Хун До и, сняв теплое кепи, промокнул ладонью лысину. В здании полиции, он казался столь же неуместным, как бородавка на носу. – Утром мне звонили и сказали, что подозреваемого взяли...
Внутри у меня все оборвалось. Твою мать! Ему позвонили! Немая сцена была короткой.
– В ходе допроса, оказалось, что это не наш “пациент”, – я пружинисто встал, расправил плечи.
Подровнял пачку бумаг, постучав ими по столу. Дальше последовала небольшая пауза.
– Вы специально, да? Издеваетесь? Для вас это задрипанный гонг, а для меня вопрос чести! Я себе места не нахожу, а вы просто штаны просиживаете здесь? – дальше шли комплименты в адрес всех служителей закона, властей, президента…
Старик не справлялся со своими эмоциями, и если еще и я бы проиграл внутреннюю борьбу – полный крантец. Но и успокаивать его не было желания, поэтому я открыл дверь, взял за плечи азиата и провел его по всем кабинетам, которые, разумеется, были пусты.
– Вот видите – никого! – сказал я ошеломленно старику. – Все ищут ваш гонг!
***
БОГДАНА
Для операции под условным названием "встреча с ТЕМ самым", я зачем-то надела самое красивое платье цвета безоблачного неба, купленное на распродаже, белые итальянские сапоги на высоком каблуке, пошитые китайскими мастерами на подпольной фабрике контрафактных товаров и светло-серый шарфик. Чистое время, проведенное утром около зеркала, составило полчаса. Грязное – час, семнадцать минут, сорок пять секунд...
Сердечко отбивало: "Тук-тук-тук", голова слегка кружилась.
Я подтянула свою сумку повыше на плечо и прошла через крутящуюся дверь. Я чувствовала, что кожа начинает зудеть. Долой сантименты! Чего я хотела, так это узнать, почему Щенков сделал вид, что меня не знает?
Молодой и неопытный дежурный помахал мне, не переставая говорить в телефону.
– Мать Вашу! – по коридору мчался Буров, подворачивая рукава своей рубашки. – Не работа, а какой-то детский утренник!
На три секунды, я загляделась на его предплечья. Брюки туго обтягивали длинные, мускулистые ноги. Скользя взглядом, я почувствовала искру каких-то новых ощущений, проносящихся по венам. Серьезно, Богдана? Мои щеки вспыхнули. Меня необъяснимо бросило в жар. Прям как когда-то в школе… Время словно замедлилось, у меня возникло ощущение, словно я наблюдала за всем издалека, видела, как моя челюсть отвисает, чувствовала панику... Расстояние между нами словно улетучивалось. Размашистые шаги и решительный вид говорили о том, что он был намерен сделать кому-то серьезный выговор. В растерянности я сделала шаг назад и уперлась спиной в большой стенд с фотороботами ужасного качества. Спряталась за ним, и закрыла глаза. У меня едва хватило сил, чтобы слегка повернуть голову в его сторону.
Руслан остановился около стойки дежурного. Я предчувствовала, что они вот-вот повздорят, хотя не догадывалась из-за чего.
– Что происходит? Почему моего потерпевшего уведомляют о ходе расследования, БЕЗ моего разрешения?
Дежурный сержант, армянского происхождения, пожал плечами.
– Ну ведь “гав-ри-ка” поймали... – изъяснился на еле чистом русском.
Руслан хлопнул ладонью. Его ярость выдавали сдвинутые брови и сморщенный лоб:
– Короче, слушай сюда… Сейчас метнешься и “гаврика” отпустишь. Зайцеву доложишь, что обознались… Попутали!!!
– Так азиатская посудина при нем была…
– Ты! – палец Бурова уперся в стоящего у стенки дежурного. – По-русски понимаешь? От-пус-тить! По-пу-та-ли!
– Да, товарищ майор! Извините, товарищ майор!
– Извините в стакане не булькает, – взгляд и голос Бурова смягчились.
Дальше разыгрывать из себя невидимку было бессмысленно. Он ушел. А я с удовлетворением подумала, что ничто на земле не проходит бесследно…
Особенно если есть хороший диктофон.
И диктофон у меня имелся…
Глава 7
РУСЛАН
Когда появилась та точка отсчета, которая втянула меня в порочный круговорот секретов?
Сильный ветер наискось вспарывал ткань пуховика. Холод особенно давал себя чувствовать на окраинах Питера, где помещались, как попало, склады из гофрированной пластмассы, с гигантскими номерами, намалеванными на стенах. А за ними растягивалось километра на три скудное поле, изрезанное оврагами, ограниченное гребнем леса.
Вот что меня носит невесть где? Чего сюда занесло? Гулял бы, как порядочные люди, по культурным местам да по паркам...
Территория складов представляла собой целый город, улицы и переулки которого были удивительно похожи один на другой. Несколько раз мы попадали в переулки, выходившие прямо в тупик. Нужное нам угрюмое обветшавшее строение, окруженное высокой чугунной оградой, робко смотрело окнами на пыльную дорогу. По дороге бродили крупные, плохо кормленные псины. Это было знаменитое, известное в узких кругах место, где можно было спихнуть самый разнообразный товар. Изнутри обычно ревела и ухала музыка военных лет.
Засов скрипнул, створки пошли в разные стороны. Петли взвизгнули раненым подсвинком, открывая проезд грузовикам. Некоторое время мы стояли и смотрели, как всевозможный краденный скуп, аккуратно укладывали друг на друга в кузова. Потом грузовики медленно разворачивались в узком проезде между складами, и отбывали сплошным потоком. Гром-стук и дым стоял до небес.
– Бог в помощь, – Малинин сильно ударил обручальным кольцом о створку ворот.
Ворота загудели в ответ. Лицо дюжего мужика, звероватого вида, перекупщика краденного по кличке Гошан, стало воплощением скорби, когда он увидел нас из дымной пелены. Вид у него был несколько взъерошенный и ошеломленный. Очевидно было, что со дня рождения его прошло от силы лет тридцать. Он всегда недовольно косил единственным своим оком в нашу сторону, но махнул, в знак приглашения.
Малинин пошел впереди, держа под мышкой нечто, упакованное в ткань и связанное бечевкой. Оглушенный ревом моторов, лязгом механизмов, я зажмурившись шел сзади, пиная сплющенную консервную банку – ни на миг не сомневаясь, что не привязанная голодная свора, мимо которой мы проходили, глядела на нас с нескрываемым коварством.
Занозой пряталось, зудело и кололось раздражение, готовое перерасти в глухую злобу. Беда моего настроения состояла в том, что не было во мне ни бодрости, ни задора, ни тем более уверенности в том, что все будет как следует. Какой-то светлый червяк точил меня: хватит… завязывай! Начни с нуля!
Отставить!… я же понимаю, что нельзя ничего исправить...теперь.
Мы оказались в темной комнате, в которой пахло свеженанесенным кузбасслаком и пылью. Удивительная это была комнатка. Самым обыкновенным тут были диван, обитый кожей, со сложенным одеялом, стол и два грубо сколоченных табурета. Все прочее поражало. На не оструганных полках, застеленных газетами, были расставлены и разложены различные ценности: подсвечники, котелки, сервизы, вазы необычной формы, рамки с камушками и без них, бляшки, монеты, и картины различных размеров. И каких только картин не было! Малинин аж засмотрелся.
То ли сила искусства так подействовала, то ли вдохновили картины светлого и сытого будущего – он принялся торговаться, с упрямством достойным лучшего применения:
– Давай пятьсот! – торопливо отхлебнул предложенное пиво.
Крыша старого склада, сильно нависшая вперед, как будто кто-то ладонью ударил ее в спину, нимало не заботясь о производимом шуме, кряхтела, постанывала, сыпала мелким сором – это вторило хриплому ворчанию Гошана:
– Триста и точка… вдруг я его еще не скину, – сдвинул брови в толстую, мясистую складку.
Пальцы его рук беспрестанно шевелились, ноги переступали на месте, будто мерзли… В остром глазе прыгали чертики. Тень, которую наш старый знакомый отбрасывал на стену, горбилась, несмотря на то, что хозяин тени стоял прямо. Глянешь на него: мужчина за тридцать. Глянешь на тень: старик.
– Четыреста пятьдесят! – рука Малинина с недопитым пивом застыла на полпути к губам.
– Нет, это не пойдет.
– Что не пойдет? – с интересом спросил я, поглядывая на Гошана.
Несколько секунд он колебался. Его долгий опыт перекупщика антиквариата уже нашептывал ему грозящую прибыль, и он слышал этот вкрадчивый шепоток сквозь увещевания жадного рассудка.
– Четыреста пятьдесят за этот гонг не пойдет.
– Почему? – плюнув на воспитание твердого характера, я закурил. – Это уникальная вещь!
Когда ядреный аромат дошел до забитых ноздрей Гошана, он поднял голову:
– А вот тут я тебя разочарую до невозможности. Уникальная? Ну, может. Древняя? Да! Но материал, скажем прямо, мелочовка, извините, подножная, да и уровень обработки – стиль “абы как”. Я могу показать фотографию нескольким людям, но… – он поглядел на гонг, бережно разложенный на чистом полотне, покачал головой и пожал костлявыми, как вешалка, плечами. – Вы же видите. Такое толкнуть не просто будет…
– Ничего, – терпеливо сказал я. – Где-нибудь найдется коллекционер такого барахла.
– Нет уж, – возразил Гошан, потирая шею под затылком. – Либо моя цена. Либо забирайте это.
Малинин скрипнул зубами:
– Фу ты, елки-палки, тогда мы предложим эту штуковину твоим конкурентам. Мало вас паскудников, что ли?
– Если бы это была просто, вы бы тут не стояли.
– Слышь, хорош! Поговори тут еще, – вздернув верхнюю губку, пригрозил я. Раскочегарившись однажды, успокаивался я не скоро. – У тебя что, свой собственный закон уголовный? Сказано… бери! Зафутболишь кому-нибудь. Мы тебя примазываем? Примазываем! Как ангелы, крылышками своими твою конуру покрываем? Покрываем! Я еще не забыл кислую историю, как ты квартирки обносил, ценитель дорого и красивого! – чем дальше, тем более разнообразным, обрастая новыми красочными деталями, становилось мое повествование.
По опыту я знал, что обычно никто более десяти минут моего речитатива не выдерживал.
Малинин, закономерно кивал моим словам, как если бы все шло так, как следовало. А Гошан потирал рдеющие уши.
– …и имей в виду. Будешь наглеть – и ты так просто не отделаешься, оформим путевку сам знаешь куда. Я гуманизмом не страдаю, ты знаешь, – не без некоторого налета самодовольства бросил я.
– Знаю, – кивнул Гошан, выслушав мое внушение.
– Тогда, я так понимаю, договорились. Давай за четыреста! – подвел я черту, преувеличенно бодро. – Ни тебе, ни нам.
– Ладно, по рукам! – стремясь закруглить конфликт, Гошан вздохнул, а затем продолжил: – У меня же цели благие. Увезти, спасти ценности отсюда, где они никому не нужны и все равно сгинут в безвестии, туда, где их ценят… ну хотя бы в долларах. Держи! – и с этими словами, он передал Малинину четыре денежные пачки, которые тут же исчезли в его портфеле.
– Как с хорошим человеком поговорить приятно: даже не заметили, как время пролетело, – улыбнулся Малинин.
А я, собирался, но не успел расцвести подсолнухом.
Щелкающий звук затвора камеры заставил нас троих повернуть головы.
– Что это нахрен за фотосессия? – всполошился Малинин, инстинктивно прикрывая рукой полученное сокровище.
Я и не почувствовал, как спина моя просела...
В разбитую форточку заглядывала остроглазая и остроносая, скуластая, с идеально стриженными темными волосами, Колокольникова!!!
Мешки на которых она стояла покачнулись, как будто об них что-то ударилось. Всему виной была собака, точнее собаки, целая стая, которым хотелось броситься на непрошенного гостя и разорвать его.
– Ой, мама-а!
В уши залез ее тонкий визг и собачий лай.
– Богдана... – опрокидывая стулья, я почему-то кинулся к ней.








