Текст книги "Магия белых ночей (сборник)"

Автор книги: Елена Романова

Соавторы: Кира РАЙТ,Лидия Миленина,Татьяна Серганова,Эля Рин,Марго Генер,Мария Лунёва,Мария Вельская,Яна Смородина,Екатерина Каблукова,Вероника Ева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

– Я ничего такого не имел в виду, – мягко сказал Рой и положил мне руку на плечо. – Просто я же не знаю, что ты именно видишь. Могу только предполагать.

– Думаешь, я сумасшедшая?

– Не думаю.

– Думаешь! – не знаю, что вдруг на меня нашло. Должно быть, и вправду, прикоснувшись к изнанке города, я разбудила свою тёмную сторону. Ту, которая боялась, недоумевала, страдала, искала воспоминания всё это время. Которой я не давала воли, потому что нужно ведь быть конструктивной. Нужно жить дальше, несмотря ни на что. Верно? – И тётя думает! Замотала меня в ватное одеяло, как ребёнка!

– Но я не заматывал тебя в одеяло, – чуть обиженно заметил Рой. – И я не твоя тётя.

Но меня уже понесло.

– Почему ты ничего не спрашивал о моём прошлом? Тебе не интересно? Ты такой вежливый и осторожный, да? Почему я вообще тебя заинтересовала? Мы ведь совсем из разных… ну этих, социальных слоёв, это навскидку видно!

– Разве для того, чтобы заинтересоваться, нужно соблюсти весь этот список правил? И вопросов?

– Да! То есть нет!

Я запуталась. И почувствовала, как слёзы наворачиваются на глаза.

Вокруг послышались взрывы петард и радостные вопли, и я поняла, что мы встретили Новый год… ругаясь. Отлично. Просто отлично. И я так и не загадала желание. Желание, чтобы ко мне вернулась память.

Я глотнула амаретто, закашлялась, бросила бокал на камни… И он не разбился. Вскинула глаза на ближайшего сфинкса, и тот в ответ ухмыльнулся мне страшной мордой, которая была наполовину черепом. Вот так, Оленька. Свидетель подтверждает, не положено тебе исполнения желаний. Только страх.

Паника накатила громадной волной и накрыла меня с головой. Ужас, бежать, прятаться, чужие голоса, сотни голосов, чужие судьбы, люди, дома, огни окон, треснувшая ткань бытия, перепутавшееся время…

– Йолли! – услышала я голос, который звал меня будто сквозь толщу воды. – Йолли!

Тряхнула головой, пришла в себя и увидела, что это Рой держит меня за отвороты пальто.

– Йолли? Снова это имя? – переспросила я осторожно. – Ты что… знал меня раньше?

И даже прежде, чем он ответил «да», поняла по глазам – я права. Знал.

– И ничего не сказал?

– Я… Не хотел будить твои воспоминания раньше времени.

– Ты знал, – отчеканила я, медленно отрывая его пальцы от своего пальто, один за другим. – И ничего не сказал. Ты знал, какая еда мне нравится. Какой кофе я пью, да? Какие места в городе мне по сердцу. Ты знал и пользовался этим. Чтобы понравиться. Вместо того чтобы помочь.

– Я хотел помочь! – отчаянно крикнул Рой, глядя, как я отступаю от него, шаг за шагом. – Но Стелла…

– О, так вы знакомы? Отлично, просто отлично! Вот и празднуй… с ней! – выпалила я и побежала куда глаза глядят. Глаза глядели, конечно, в сторону квартиры с тремя котами, которых никак нельзя было подвести, но это звучало бы слишком… смешно. Вот ведь трагифарс, а?

Примерно к шести утра я пришла на кухню в сталинке Инны Сергеевны, нашла кофе в глубинах огромного кухонного шкафа и уселась на широком подоконнике, глядя на кусочек неба над двором-колодцем.

Надо было признать несколько очевидных вещей.

Заснуть у меня не получится.

Стелла и Рой выступили… несколько неожиданно.

Понять, как мне к этому относиться… сложно.

Возможно, это просто адекватный обмен такой. Непонятности с близкими вместо памяти. Наслаждайся, Оля.

А ещё те самые образы, которые привиделись мне на берегу Невы…

В которых я чуть не утонула.

Они были пугающе странными, но при этом… очень близкими? Понятными? Моими?

Я покачала головой и отхлебнула глоток кофе. Чёрного-пречёрного с четырьмя ложками сахара. Зажмурилась от удовольствия… и вдруг услышала у себя за спиной:

– Твоими-твоими. Даже не сомневайся.

Очень медленно обернувшись, я уставилась на чёрного котяру, Патриарха, как вежливо именовала его подруга тёти, который сидел на пороге кухни и будто сверлил меня жёлтыми глазищами.

– Ты… Вы… Простите? Вы подслушиваете мои мысли?

– Можно на «ты», – мурлыкнул кот, подошёл поближе и забрался на табурет, обвив лапы роскошным хвостом. – Ты просто очень громко думаешь.

– А… – я замерла, не зная, что сказать дальше. В принципе, говорящий кот был достойным завершением этой «прекрасной» новогодней ночи. Теперь я была полностью уверена, что сошла с ума. Вот и все проблемы решились. Пойду сдаваться врачам. Странно, что Стелла этого не сделала. Хотя… может, и не странно.

– Нет, ты не сошла с ума, – очень уверенно заявил Патриарх. – Можешь мне поверить.

– С чего бы мне тебе верить? Я вон уже поверила тёте… А потом этому. Рою.

– А-а-а, – проговорил кот. – Ну про Стеллу я тебе всё поясню. Она тебя последние десять лет воспитывала и, когда ты пропала, а потом нашлась, ужасно переживала. На тебя напали злыдни какие-то, инквизиторы доморощенные, по голове стукнули, увезли на край света. Поволнуешься тут. Приходила вот к Инне, советовалась, как поступить лучше. У тебя ж никаких воспоминаний о своей сути не осталось, только человеческие. Вот она и не хотела тебя пугать.

– Та-а-ак… – протянула я. – А какие ещё воспоминания, кроме человеческих, у меня, в принципе, могли остаться?

– Так ты ж это… – очень уверенно ответил кот. – Ведьма.

– Ведьма?

– Она самая.

– А… Стелла?

– Глава твоего ковена.

– Ковена, значит, – я открыла окно, набрала с оконного откоса снега и приложила его ко лбу, поёжившись от холода. – Что ещё мне следует знать?

– Рой и раньше пытался за тобой ухаживать, но его Стелла метлой гоняла. Мол, не к лицу приличной ведьме связываться с каменными тварями.

– Ка… какими тварями?

– Химерами. Сфинксами. Гаргульями всякими, – зевнул кот. – Он этот, сфинкс с Университетской. Не замечала, что приходит на свидание только вечером или когда видимость плохая? Это у них правило такое, днём по городу зря не шляться.

– Сфинкс… – ошарашенно пробормотала я. Горячий камень. Вот почему от него всегда пахло горячим камнем. А я думала, это парфюм.

– А теперь иди давай, – махнул лапой кот. – Решай, куда тебе. К умным или красивым.

– Подожди… это же… анекдот такой, да? Я не понимаю….

– Не понимает она, – вздохнул Патриарх. – Если умная, пойдёшь к Стелле. Скажешь – так и так, что-то вспомнила, что-то нет, расскажи мне, тётя, как жить дальше. Она даже разбираться не будет, как именно ты и что вспомнила. Потому что ты ведь уже в этом декабре умудрилась сама прийти к ней в прошлое на сорок лет назад, да?

– Да, – ошарашенно повторила я. Сорок лет назад? Я случайно сама провалилась на сорок лет назад? Ой, мамочки… Неудивительно, что Стелла… немного удивилась.

– А если к красивым, то это к каменному своему отправляйся, – фыркнул кот. – Я, конечно, со Стеллой согласен, сфинкс ведьме не пара… но, с другой стороны, это ведь он исполнил твоё новогоднее желание. Пусть и получилось… немного нелепо. Сам исполнил, сам испугался, сам тебя потерял. – Тут кот хитро прищурился. – Или чуть не потерял?

– Спасибо, – искренне сказала я, отставила недопитый кофе в сторону и слезла с подоконника. – Я тогда пойду.

– Иди-иди, – проворчал кот. – Ключ в почтовый ящик не забудь забросить.

Выйдя на улицу, я несколько секунд стояла, подставив лицо ветру, и думала.

К красивым или умным?

Умным или красивым?

Почему, в самом деле, нельзя выбрать и то и другое?

– И то и другое, – пробормотала я, улыбнувшись. – И можно без хлеба.

Сфинкс и вправду был очень похож на Роя. Одно лицо. И как я раньше не замечала?

Я подошла к нему, приложила ладонь к каменному постаменту и прошептала чуть слышно:

– Прости. Я просто… испугалась. И обиделась. До сих пор обижаюсь. Но… Это ведь именно ты… вернул мне смешинку. Магию. Тот самый огонёк, без которого никак. Ты… Встретишь меня с работы завтра вечером? Я… Я и не знала, что сфинксы так любят бисквиты. С джемом.

И на мгновение, в лучах восходящего зимнего солнца, я увидела, как Рой поднимается, спрыгивает с постамента, подходит ко мне – уже человеком – и обнимает. Шепчет: «Приду». И рассветное волшебство смывает все печали, сомнения и горести прошлого, оставляя только сияющее будущее.

Моё рассветное волшебство.

Наше.

А Стелле отныне придётся признать: нельзя говорить «кыш» моему молодому человеку. Пусть он даже и не совсем человек.

Марго Генер
Заезжий двор колдуньи… на Неве

Из окна заезжего двора в Мытнинском переулке вид на заснеженную Петропавловскую крепость открывался дивный. Именно из него Анна Тимофеевна Собольская наблюдала, как от дверей её заведения в сторону набережной Невы отъезжает пролётка. Там она переберётся по мосту на другую сторону и прибудет в управу благочиния с докладом о том, что опять от Собольской они не добились правды.

Вошедшая в кабинет девушка в переднике и с двумя толстыми косами вокруг головы внесла поднос с цветастым чайным набором и сказала:

– Ох, Анна Тимофеевна, голубушка, доконают они вас. Вы так молоды, а столько мороки от них выносите.

– Не доконают, Акулина, – строго отозвалась Анна Тимофеевна и расправила оборки на широкой юбке пыльно-голубого платья. – Уж сколько раз присылали они своих ищеек. Да всё пустое. Нет у них ни свидетелей, ни доказательств.

Акулина быстро расставила чайные принадлежности на столе и налила в чашку душистого отвара из ромашки.

– Не скажите, Анна Тимофеевна, – сказала она. – Когда я выпроваживала этих несносных околоточных надзирателей, слыхала, как они друг с дружкой разговаривали. Так вот один другому сказал, что к ним на завтра приезжает какой-то важный полицмейстер по делам чудесным. Вот так-то, Анна Тимофеевна.

Анна Собольская, высокая девушка, на вид восемнадцати лет, с волосами цвета воронова крыла, убранными в высокую причёску, и соболиными бровями, полицмейстеров повидала немало. Частенько они наведывались в её заезжий двор по жалобам соседей. Одни доносили кляузы, будто из трубы её дома дым дюже чёрный, другие сетовали на странные звуки, а третьи и вовсе обвиняли в полётах на метле и связи с нечистым.

Всё это, естественно, было чистой воды клеветой. Во-первых, дым из трубы черноты шёл ровно такой же, какой положено. Во-вторых, какие звуки могут происходить из заезжего двора, где на постой прибывают гости самой разной формации? А что касается полётов на метле, так она всегда предпочитала удобство, поэтому летала исключительно в горшке и всегда вылетала с внутреннего дворика, да к тому же под незримым пологом.

А гости тем временем у неё всегда сыты, обогреты и довольны. Никто и слова дурного не скажет. Так что и в этот раз околоточные надзиратели по жалобе на занятия колдовством ушли ни с чем.

Но весть о прибытии нового полицмейстера, да ещё и того, который знает о делах колдовских, Анну Тимофеевну озадачила. Пятнадцать лет она живёт в Мытнинском переулке после того, как переехала с Васильевского острова. По приказу императора там решили ставить новые постройки, а для этого стали сносить старые. Под снос попал и дом Анны. Но не без помощи зелья удачи, которое она ловко подлила в чай титулярному советнику, ей удалось раздобыть себе дом в Мытнинском переулке, где она и открыла заезжий дом. Уже само её прибытие вызвало суету. Ещё бы, откуда у такой молодой на вид и совершенно одинокой девицы столько средств, чтобы купить целый дом, да ещё и вести в нём дело. А дело шло хорошо в частности благодаря колдовским приёмам, которые Анна Тимофеевна вовсю практиковала, поскольку являлась обученной колдуньей в пятом поколении. Обращались к ней не только простые люди, но и существа запредельные. Вот и доносили на неё недовольные соседи.

До сегодняшнего дня всё шло хорошо, но появление полицмейстера по чудесным делам может значительно осложнить ей жизнь.

Ночью Анне Тимофеевне спалось плохо. Хотела слетать на ключ Чёрной речки, но началась метель, да такая страшная, что ветер в трубе завыл почище волчьей стаи. На окнах намело сугробов, а в печи огонь заплясал, будто из топки готовится выпрыгнуть сам демон Асмодей.

Анна перевернулась на перине и накрылась одеялом до подбородка, надеясь, что в новом положении шансов уснуть станет больше. Но только сомкнула веки, как ступеньки заскрипели, потом в дверь комнаты постучали.

– Анна Тимофеевна, Анна Тимофеевна, это я, Акулина. Простите, что ночью бужу. Но там гость на пороге, чумной, драный. Подрал его кто – непонятно.

Подскочила с постели Анна быстро и споро. Домашнее платье надела не раздумывая – некогда наряжаться! – и вышла к Акулине.

Та встретила её с толстенной свечой в подсвечнике, из-под чепчика торчат кудряшки, лицо заспанное, но глаза вытаращены, как у совы.

– Я спала, а он как затарабанит в дверь, – затараторила Акулина. – Ну я и бегом отворять. А он стоит ни жив ни мертв. Весь подранный. Сами поглядите.

– Пойдём, – коротко приказала Анна.

Кроме ночлега и пропитания она занималась лекарством и считала своей прямой обязанностью заботиться о нуждающихся. Да и за это неплохо платили, в частности – томные барышни, мечтающие выглядеть привлекательнее для женихов, и поседевшие графы, чья удаль уже не юношеская, но седина в бороду, а бес, как говорится… Так что по пути в гостевую Анна Тимофеевна захватила свой деревянный чемоданчик со снадобьями и мазями на случай, если у гостя обнаружатся раны.

Он ждал их, развалившись на стуле, бледный и со всклоченными бурыми волосами. На вид ему можно было дать около двадцати пяти. На мужественном лице с густой щетиной длинная царапина, тулуп распахнут, на разодранной льняной рубахе алеют следы, ткань пропиталась тёмным, что значит травмы серьёзные.

– Батюшки, голубчик, – охнула Анна Тимофеевна, едва не выронив чемоданчик. – Кто вас так?

Молодой мужчина не без труда поднял запрокинутую голову, его губы, бледные и обескровленные, шевельнулись с трудом, он поморщился от боли.

– Лесом ехал… – выдавил мужчина. – Напали… Дикие, как черти. Еле отбился сам и лошадь уберёг. Ваш конюх в стойла увёл…

Анна торопливо приблизилась к мужчине и, подставив стул, села рядом, на ходу раскрывая чемоданчик со снадобьями.

– Неосторожно вы в такую метель лесом поехали, – сказала она участливо и потянулась к его рубахе. – Дайте-ка я посмотрю, что у вас с ранами.

Мужчина перехватил слабыми пальцами её запястье и посмотрел прямо глазами цвета крутой заварки.

– Не стоит, – произнёс он с излишней для его бледности уверенностью. – Барышням негоже видеть такие травмы.

– Да бросьте, сударь… Как вас?

– Михаил Вольдемарович Статский, – отрапортовал он хрипло и покривился от боли.

Колдунья кивнула и проговорила:

– Так вот, Михаил Вольдемарович, я по долгу службы повидала такие раны, что ваши царапины меня не испугают. Но не проверить их нельзя. Вдруг там осколки какие или загноение.

– Да какое загноение на таком морозе… – бросил Михаил Вольдемарович и потерял сознание.

Не теряя времени, Анна с Акулиной перетащили его на кровать в свободной комнате, что оказалось задачей не из лёгких – весил он, как здоровый телёнок. Вдвоём они стянули с него рубаху и, пока Акулина промакивала ему лоб компрессом, Анна стала наносить снадобья, зачаровывая каждое заклинанием. Подрали гостя знатно. Удивительно, как живой остался и смог добраться до города.

Акулина с опаской косилась на изорванную грудь мужчины и причитала:

– Какие ж звери такое сделали. Это куда ж его на ночь глядя-то понесло…

– Сказал ведь, – отозвалась Анна, накладывая новый слой мази на особо глубокую рану, которая требовала бо́льшего внимания, – ехал через лес.

– Да я слыхала, что через лес, – отозвалась Акулина. – Так на кой в эти дебри ломиться? Ещё и в непогоду? Чудо, что живой выбрался да до города доехал.

Анна согласилась:

– И правда чудо.

Пока Анна возилась с ним, успела подметить, какое крепкое и подтянутое тело у её нового постояльца. Таких она не видела прежде, хотя на раненых мужчин насмотрелась ещё в военные времена, когда помогала зельями и заклятиями лечить людей.

Управились с ним только уже глубоко за полночь, когда метель в трубах завывала уже вовсю. Укрыв гостя одеялами, они покинули его комнату. Акулина обещала проведывать и, несмотря на попытки Анны воспротивиться, отправила колдунью спать.

– Идите-идите, голубушка, – сказала ей Акулина, заталкивая её в спальню. – Вы вон сколько сил потратили. Колдовство накладывали, мази. Вам отдохнуть надо. А я послежу. Я всё равно несколько раз за ночь встаю.

Не найдя аргументов, Анна вернулась к себе в комнату и смогла наконец заснуть крепким сном колдуньи, которая выполнила свой долг.

Утро проникло в комнату колдуньи через окно, осветив пол белым зимним светом. Нижняя половина окна была засыпана снегом, зато в оставшейся его части было видно голубое небо. Потянувшись, Анна поднялась и быстро привела себя в порядок перед рукомойником. А после того, как облачилась в повседневное платье пыльно-голубого цвета с пышной юбкой и тёплыми рукавами, вышла из комнаты.

Спустившись в обеденную, Анна Тимофеевна обнаружила новоиспечённого гостя за столом, куда более бодрого, чем накануне. Акулина в изумлении стояла рядом, прижимая поднос к груди, и таращила на него большие водянистые глаза. А всё потому, что уплетал завтрак Михаил Вольдемарович так, что и волк позавидует.

Анна проговорила, подходя к столу:

– Вы бы не торопились так, Михаил Вольдемарович. Не ровён час, поперхнётесь.

– Доброго утра, благодетельница, – расплывшись в широкой улыбке с красивыми ровными зубами, ответил гость, чуть отвлекаясь от трапезы. – Не переживайте за меня. Аппетит у меня хороший, но ем с умом, хоть и быстро.

– Пусть так, – согласилась она. – Но вы рановато встали. Раны ваши хоть и не смертельные, но очень глубокие и опасные. Некоторые мне пришлось зашить, другие перекрыла мазями. Надо бы подождать, пока затянутся. Тогда и в путь можно.

На что гость только отмахнулся и произнёс довольно:

– На мне заживает быстро. Да и некогда рассиживаться. Дела не ждут. Я вам невероятно благодарен. Без вашего участия я бы сейчас не сидел здесь и не встретился с этими прекрасными пирожками. Кто ваш повар? Я бы с удовольствием заказывал у него выпечку с мясом.

Анна не сдержала улыбки и ответила:

– Это мой личный повар, работает прямо здесь, на заезжем дворе. Он готовит пироги по старинному рецепту моей семьи.

– Это не пироги, а произведение искусства! – с уверенностью сообщил Михаил Вольдемарович.

Он одним махом отправил в рот два последних пирожка и, проглотив, будто и не жуя вовсе, поднялся. В полный рост гость оказался выше Анны на полторы головы, и ей приходилось смотреть на него снизу вверх. С этого ракурса он выглядел особенно эффектно: с широченными плечами, густыми бровями вразлёт и красивым мужественным подбородком. Его бы переодеть из тулупа в шубу и получится чистокровный аристократ.

– Я вынужден отправиться по делам. Но я бы хотел навестить вас, скажем, в пятницу, – поправляя рубаху и застёгивая тулуп, произнёс Михаил Вольдемарович с расстановкой. – Я не могу забыть вашей доброты и непременно хочу отдать долг за бесценную услугу.

– Да бросьте… – смутилась Анна, привыкшая, что её лекарские и, по совместительству, колдовские услуги воспринимаются как должное.

Но молодой мужчина не пожелал слушать отказа.

– Ни в коем случае, – решительно сообщил он. – Вы спасли мне жизнь. А когда красавица спасает вам жизнь, положено быть благодарным.

Ночной гость так взволновал Анну, что она не сразу заметила – в заезжем доме подозрительно тихо. Лишь когда гость покинул заезжий дом и Анна стала собирать склянки в короб, она оглядела обеденную и удивилась.

– А остальные где? – поинтересовалась она у Акулины.

– Так выселились все, Анна Тимофеевна, – ответила девушка, собирая тарелки после трапезы ночного гостя. – Ещё заутреню звонили в Петропавловском соборе, так они разом как засобирались, да и выселились вон.

Анна закрыла короб со снадобьями и нахмурилась:

– Странно это, Акулина. Они не объяснили, почему так поспешно съехали?

Девушка составила посуду на поднос и пожала плечами.

– Да кто ж их знает-то, душенька? Слыхивала только, что жаловались друг дружке на шум несносный. Да всё из комнаты нового постояльца. Уж я их успокаивала, пеняла на ветер, будто это он в трубе завывает. Метель какая накануне была. А они ни в какую.

– Надо же. И какого рода шум?

– Да кто ж их знает, душенька? – изумилась Акулина. – У них семь пятниц на неделе. Одни говорят, что скрёбся кто-то, другие твердили – выл кто-то. Третьи сами не поняли, что слыхивали. Да всё пустое, Анна Тимофеевна. Метель была, вот и чудилось всякое.

Анна задумчиво потёрла подбородок. Прежде у неё постояльцы разом не сбегали. То ли печку перекладывать, чтобы так не завывало в трубе, то ли и впрямь постоялец стонал слишком сильно. С другой стороны, раны у него были серьёзные, мог и правда стонать. Хотя она ничего не слышала.

– Может, и чудилось, – заключила она в итоге.

– Ну это ничего, Анна Тимофеевна, – с уверенностью проговорила Акулина и подняла поднос. – Эти уехали, так другие приедут.

И действительно приехали. Только новым постояльцам Анна не обрадовалась. Под вечер на санях прибыла целая делегация мужчин, крупных, как быки, все в тулупах, а под ними только рубахи да штаны. Но в валенках с гербовыми бляшками по краям. Представились благородными, сказали – приехали по торговым делам, но по тому, как себя вели за столом, как разговаривали и переглядывались, на торговцев мало походили.

Пока Анна со ступенек, ведущих наверх, где спальные комнаты, наблюдала за вечерней трапезой гостей, Акулина со стопкой белья в руках тихонько приблизилась к ней и шепнула:

– Ой, Анна Тимофеевна, боязно мне что-то от этих гостей. Вон, глядите, какие глазища у них. Смотрят, чай, в самую душу. Аж мороз пробирает. Да и одёжи у них не благородные.

Анна всё это и сама подметила, но пока не могла понять, кто к ней пожаловал и для чего.

– Вижу, Акулина, вижу. Ты не бойся и иди стелить им постели. А я об остальном позабочусь.

Девушка с облегчением убежала наверх, а Анна сперва справилась на кухне, всё ли в порядке, а затем самолично вынесла на подносе румяный курник и поставила на стол перед гостями.

– Приятного аппетита, – пожелала она с любезной улыбкой и отшагнула назад.

Гости довольно загоготали, их массивные пальцы быстро разделили пирог и вскоре на подносе остались лишь крошки. Один из гостей обернулся к Анне и улыбнулся, но улыбка показалась скорее оскалом, чем жестом дружелюбия. В глазах его, голубых до такой степени, что аж белёсых, недобро отразился свет свечей.

– А ты, хозяйка, чего с нами не откушаешь? – спросил он, но прозвучало как требование.

Анна в ответ сдержанно улыбнулась.

– Я бы с удовольствием, – ответила она, – но у меня ещё много дел. Хорошего вам вечера. Ваши комнаты наверху уже готовы. Надолго ли у нас останетесь?

– Наутро выедем, – с недовольством буркнул голубоглазый.

– Тогда желаю вам хорошо выспаться.

Наказав кухонным мальчишкам убрать за гостями, Анна поднялась в комнату, чтобы проверить, всё ли постелено. Акулина всегда работала безукоризненно, но сегодня она напугана и могла что-нибудь забыть.

Однако обеспокоила Анну не подготовка комнаты, которая, как и всегда, оказалась в идеальном состоянии, а скрип ступенек и топот, означающий, что по ним поднимается большое и тяжёлое тело. Она поспешила покинуть комнату, но на выходе столкнулась с голубоглазым гостем.

Сердце её ёкнуло в недобром предчувствии, но Анна дежурно улыбнулась.

– Ваша комната в порядке, – сообщила она. – Я лично всё проверила. Вы можете отходить ко сну.

Дикий огонёк, сверкнувший в глазах постояльца, сообщил Анне две вещи: первая – у людей таких огоньков в глазах не бывает, а вторая – намерения у него не самые благочестивые. А когда улыбка гостя стала растягиваться, она отлично рассмотрела белые с прожилками клыки и резцы, которые бывают у волков или волкодлаков.

Отпрянув к стене, Анна сунула пальцы в карман на пышной юбке, где нащупала настойку из борца – верного средства от волкодлаков. Его она по привычке носила с собой, потому как полёты на Лисий нос, где лес густой и недобрый, могут обернуться неожиданными встречами со зверями. Но Анна и подумать не могла, что звери сами заявятся к ней в заезжий двор.

Гость тем временем оскалился ещё больше, из его горла вырвался глухой, гортанный звук.

– А вы разве не останетесь со мной в опочивальне? – с ухмылкой поинтересовался волкодлак.

Анна сжала пальцами склянку с настойкой и ответила решительно:

– Независимо от того, желаете вы меня обесчестить или сожрать, я вынуждена отказаться от вашего предложения.

На щетинистом лице волкодлака мелькнула тень интереса.

– Вот как? – хмыкнул он. – Стало быть, поняла, кто мы такие?

– Поняла, – согласилась Анна. – И советую вам мирно провести эту ночь, а затем, как и обещали, покинуть мой заезжий двор.

Выражение лица постояльца снова стало грубым и хищным, он спросил:

– А ежели нет?

– А вы проверьте, – предложила Анна.

Решительность и смелость, которую колдунья демонстрировала, она ощущала не более чем наполовину, а то и вовсе меньше. Настойка из борца – средство сильное. Но что, если она не успеет или промахнётся?

– А вот и проверю, – вдруг проговорил волкодлак и кинулся на Анну.

Двигался оборотень быстро, колдунья успела лишь метнуться внутрь комнаты и вынуть из кармана склянку. Волкодлак бросился следом, зацепив когтями платье так сильно, что оторвал здоровенный лоскут, обнажив нижнюю юбку.

– Акулина! – успела крикнуть Анна, выплёскивая в морду волкодлаку настойку из борца.

Но к несчастью, оборотень успел увернуться, и настойка вместо лица попала ему на шею. Кожа в том месте зашипела, пошла большими и некрасивыми пузырями, волкодлак заревел и рявкнул:

– Теперь уж и я не знаю, что с тобой делать, колдунья! Сперва хотел одно, а теперь вижу, что лучше бы съесть тебя и дело с концом!

– Боюсь, подавишься, – констатировала Анна и успела начертать в воздухе защитный символ в тот момент, когда оборотень снова бросился на неё.

Всем весом врезался он в незримую преграду, и его с грохотом откинуло на пол. В этот момент в комнату с воинственным криком ворвалась Акулина, неся в руках на манер пики раскалённое клеймо в виде буквы «А».

– Ах ты прелюбодей! Псина плешивая! – заголосила Акулина, которая в пышной юбке и с торчащими из-под чепца кудрями выглядела весьма устрашающе. – Получи, харя чужеядная!

После чего Акулина со всей силой девушки, выросшей в деревне и крепко знакомой с колкой дров, обрушила на грудь волкодлака раскалённое и искупанное в серебре клеймо. В комнате зашипело, воздух наполнился запахом жжёной шерсти, а оборотень завопил совсем не по-мужски – высоко и тонко.

– Так-то тебе! – сурово прикрикнула на него Акулина. – Неча тут у нас прилишных барышень-колдуний к негожему склонять! Ишь, какой нашёлся! Вымётывайся отседава! И свору свою забирай к лешему!

Выпроводили они с Акулиной всю шайку за десяток минут с помощью всё того же раскалённого клейма и колдовских щитков, которые у Анны появилось время выставить. Когда они уже наблюдали, как оборотни садятся в сани, голубоглазый вожак обернулся и окинул их мрачным взглядом.

– Зря ты, колдунья, не была со мной приветлива, – хмуро сообщил он, влезая в сани.

– Не я начала это, – заметила Анна. – А ты получил то, что заслужил.

– Ты меня застала в этот раз врасплох. Но поглядим ещё, как запоёшь потом, – многозначительно отозвался волкодлак, после чего извозчик стеганул кнутом, и перепуганная лошадь понесла сани вверх по Мытнинскому переулку.

На пару с прислужницей Анна смотрела вдаль удаляющимся салазкам, из-под которых вздымалась мелкая снежная россыпь.

– Ох, недоброе чуется мне, Анна Тимофеевна, – качая головой, произнесла Акулина, кутаясь в пуховый платок. – Ох не нравится мне это.

– И мне, Акулина, – согласилась Анна. – И мне.

К пятнице случилось ещё две метели, да к тому же по городу разлетелись слухи, что на Конной площади и даже в Гостином дворе орудует шайка. Ведет себя грубо и бесцеремонно. И даже не особо боится полицмейстеров и управ благочиния.

– Сдаётся мне, Акулина, – предположила Анна, готовя летательный горшок к дороге на исток Чёрной речки, чтобы набрать гремучей воды, – что не обошлось здесь без наших заезжих гостей.

Акулина подала ей соболью накидку и помогла влезть в горшок.

– Истину говорите, голубушка, – запричитала она. – Вот чует моё сердце, это дело рук волкодлаков.

– Что-то делать надо, – заключила Анна, расправив юбку.

Акулина заломила руки и охнула.

– Не лезли бы вы, Анна Тимофеевна. Вы-то колдунья умелая. Но волкодлаки – дело страшное. Сами видели, как они кидаются. Еле отбились мы с вами от них.

– Так-то оно так, – согласилась Анна. – Но они же начали промышлять на земле простых людей. Как из лесу только посмели вылезти.

– Зверей обычно голод из привычных мест к людям гонит, – заметила Акулина.

– Но не так, чтобы по Конной площади посреди города промышлять. Надо вмешаться.

Попрощавшись с прислужницей, Анна в большом медном горшке поднялась в воздух под пологом невидимости. Через пару мгновений она уже летела над зимним городом, который накануне густо занесло снегом. Неву до самой весны сковало льдом, и по ней толкали сани коньковые извозчики. Ветер стих ещё утром, так что слетала на Чёрную речку и управилась с гремучей водой Анна быстро.

Обратно летела размеренно, размышляя, как бы вывести на чистую воду волкодлаков, которые потеряли всякий страх. Полог невидимости хорошо скрывал колдунью от любопытных глаз, и она спустилась ниже над Конной площадью.

Народ здесь всегда суетился. Крикливые торговцы продавали сушёную корюшку и грибы, предлагали меха и замороженное мясо.

Волкодлаков Анна приметила сразу. Рассредоточившись, они подходили к торговцам, что-то грубо говорили, а когда те смели возмущаться, начинали толкаться и скалиться. После чего выхватывали товар и убегали, не дожидаясь, пока торговец опомнится и позовёт городового.

– Ну вы и пиявки, – пробормотала Анна и направила горшок преследовать волкодлаков.

Но те будто растворились в толпе. Рассерженная колдунья приземлилась в небольшом дворе-колодце. Полог невидимости она сняла, а горшок взяла под мышку. В таком виде Анна и вышла на Конную площадь, надеясь, что так сумеет разведать больше, чем с воздуха.

Но не прошла и десятка метров, как наткнулась на широкую мужскую грудь в полном обмундировании полицмейстера. Когда подняла взгляд, то узнала недавнего гостя.

– Михаил Вольдемарович? – удивилась колдунья, чувствуя, как быстро забилось сердце от тревоги. – А вы здесь какими судьбами?

Бывший постоялец теперь выглядел свежим и бодрым. Царапина на щеке затянулась полностью, даже следа не осталось, на мужественном лице тёмно-карие глаза смотрят внимательно и цепко. А форма на нём сидит как влитая. Анна вспомнила сплетни Акулины о новом полицмейстере по делам чудесным и нервно сглотнула – если такой займётся её заезжим двором, добра не жди.