Текст книги "Грешники. Внебрачная дочь (СИ)"
Автор книги: Елена Николаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
Глава 24. Всё включено
Анна
– Кать, вот деньги, рассчитайся! Встретимся внутри.
Из такси выпрыгиваю словно на пожар и быстрым шагом несусь в отделение полиции.
Сердце в груди колотится на разрыв. Ладони потные. Трясёт так, словно я нахожусь в зоне жуткой турбулентности.
Хорошо, что не рискнула ехать на своём автомобиле. Во-первых, я три месяца, как получила права. Во-вторых, я настолько взвинченная, что сама бы угодила в аварию, не успев вырулить со двора на дорогу.
Выбегаю по ступенькам на крыльцо. Не раздумывая ни секунды, дёргаю на себя входную дверь. Нос к носу сталкиваюсь с побледневшей Надеждой Ивановной. Обе резко тормозим на пороге. Хлопаем ресницами, приходя в себя.
– Анна? – очнувшись после короткой заминки, она смеряет меня хмурым взглядом.
– Арс где? – выпаливаю я.
– Не выпускают. Избил какого-то иностранца. Тот накатал жалобу. Боже мой, без адвоката теперь не выпустят, даже под залог. Точно не сегодня.
– Как избил? То есть, вы уверены, что он избил именно иностранца? – сердце ухает в пятки.
Итана разве можно избить? То есть, конечно же можно, но точно не Арсу.
– Конечно уверена! Я что, по-твоему, сказки здесь сочиняю? – возмущается мать Тарасова.
– Господи, да что же ОНИ творят?! – бросаю в сердцах. – Пропустите меня! – пытаюсь прорваться внутрь, но моя несостоявшаяся свекровь преграждает мне путь движением крепкой руки. Я совершаю над собой усилие, чтобы не оттолкнуть её.
– Они? – Надежда Ивановна удивлённо вскидывает брови, а затем сводит их к переносице, становясь похожей на мегеру. – Ты что же, знаешь второго? – шипит как змея.
– Знаю, – следует тяжёлый вздох.
– Отлично! – эмоционально окрашенный возглас врезается в уши словно гром. – Я же говорила, что всё из-за тебя! Кто он? Кто этот чертов иностранец?!!!
– Дайте пройти. Я всё улажу. Арса отпустят, – пытаюсь её заверить в дипломатичном формате. – Мне нужно поговорить с начальником.
– Аня, что ты с ней церемонишься? – внезапный голос тёти Кати влетает мне в спину. – Арсений взрослый мальчик, должен сам отвечать за свои поступки. Или мать с отцом этому сына не научили? Бить в доме посуду при ребёнке он мастак! А ответить за свои действия – так сразу с адвокатом! Есть у него адвокат. Там, вместе с ним сидит. С побитой рожей видать. Вот пусть он с ним решает исход. А вам всего хорошего, госпожа Тарасова. Достаточно Аню унижать. Всё время вы от неё ждали чего-то сверхъестественного. Не надоело? Найдите уже сыну невестку по собственному вкусу, с волшебной палочкой, и выносите ей мозг!
– Какой ещё адвокат? – опешив, Надежда Ивановна опускает руку. Растерянная отходит в сторону.
– Заграничный! – выплеснув, словно ругательство, Катя толкает меня в спину. – Пошли. Весь праздник Нике испоганили, паршивцы. Пора что-то с этим делать. Одного в угол, второму выговор!
***
В полицейский участок захожу впервые. Атмосфера здесь до жути неприятная. По коже расползается холодок. Кажется, что серо-жёлтые стены с плохим естественным освещением будто сближаются и давят со всех сторон. Становится душно. Тяжёлый воздух не облегчает положения. Вокруг незнакомые угрюмые лица. Особенно те, что находятся по ту сторону решёток.
Подходим к окошку дежурной части. В комнате трое полицейских. Двое из которых работают за компами. Третий с плотным телосложением и пухлыми щеками фокусирует на нас с тётей изучающий взгляд.
– Здравствуйте, – произношу с волнением в голосе. Руки дрожат. Нервы завязываются в узлы. Напряжение чувствуется в каждой клеточке тела.
– День добрый, – отвечает дежурный.
– Товарищ начальник, – заметив моё нестабильное состояние, тётка продолжает вместо меня, – нам бы мужиков наших забрать. Один из них иностранец. Подрались парни. Где-то тут у вас прохлаждаются.
– Фамилии назовите.
– Сантуш и Тарасов, – поспешно произношу, замечая, как дёргаются у полицейского губы в улыбке.
– Отпустить задержанных до полного выяснения обстоятельств не могу.
– Как это не можете? – недоумеваю я. – Давайте под залог вы их отпустите? Не магазин же грабили. Повздорили. С кем не бывает?
– Ничего себе повздорили? – хмыкает дежурный. – Полрайона на уши поставили. У одного рассечение брови, кровище хлещет. У второго костяшки разбиты. Устроили мне бои без правил! Недобоксеры хреновы.
Стоит мне представить лицо Итана, так сразу кровь в жилах стынет и сердце холодеет в груди.
Пошатнувшись, прислоняюсь лбом к холодному стеклу.
– Гражданин начальник, что ж вы так девушку пугаете? – не отступает тётя Катя. – Заштопаем. Вы, главное, отдайте. Обоих. Сделаем выговор. Проведём разъяснительную беседу. Больше нарушать порядок не будут.
– Так это не от меня зависит, гражданочка. От иностранца. Заяву он накатал.
– Какую ещё заяву? – лепечу, пялясь на то, как дежурный потирает мочку уха, бросая косые взгляды на коллег.
– Заявление о причинении побоев с просьбой о возбуждении уголовного дела в отношении гражданина Тарасова Арсения Викторовича.
– Что? – нервно сглатываю, не веря тому, что Итан мог пойти на такую подлость. – Можно мне переговорить с иностранцем? С глазу на глаз. Пожалуйста! Это какое-то недоразумение. Отпустите Тарасова. Я оплачу штраф.
– Не можем. Если только господин Сантуш заберёт своё заявление. Но в таком случае за него тоже придётся внести залог. За освобождение обвиняемого в хулиганстве, разумеется. А ещё за распитие алкогольных напитков в неположенном месте.
Твою мать…
– Он заберёт это чёртово заявление, – выдыхаю я, пытаясь не думать, как буду его убивать. – Я вам гарантирую, что заберёт. Сразу же после нашего разговора.
– Вы так в этом уверены? – полицейский скептически вскидывает бровь.
– Более чем, – чеканю, черпая откуда-то силы.
– Ладно. Я проведу вас к ним. Только давайте, побыстрее заканчивайте этот балаган. Если не выйдет договориться, я арестую их на пятнадцать суток, и пойдут эти хреновы господа бизнесмены улицы подметать. Оба. А товарищу Сантушу особую метлу выдам. Все герои Джоан Роулинг без исключения обзавидуются.
***
Я бы и сама ему такую метлу выдала, если бы знала, где взять!
Сворачиваем за угол к отдельной камере. Арс курит. Прислонившись затылком к стене, сверлит потолок отрешённым взглядом. Итан, сидя на скамье, с серьёзным видом что-то печатает на сотовом.
Неужели работает, чертов трудоголик? В обезьяннике? Ну не сумасшедший?
Рядом с ним стоит начатая бутылка водки. Тарелка с закусью. Банка консервированных огурцов. Кола и два пластиковых стаканчика. Обычный классический набор «Собутыльники всех стран объединяйтесь». Камера, судя по всему, теперь будет называться «Европейская солидарность».
От этой картины мои брови ползут вверх. Вот же ж, дипломаты хреновы! Устроили эпичный уикенд у полицейских за пазухой. А я, как дура, схожу с ума?
Интересно, Надежда Ивановна в курсе? Или её к ним не пустили? Она бы точно с инфарктом слегла.
Какого лешего здесь вообще происходит???
Если бы знала, что эти двое прохлаждаются в КПЗ с бутылкой водки, ушла бы с дочерью гулять.
Боже мой, какой-то сумасшедший день!
– Это у вас камера «люкс»? Для таких вот залётных иностранцев? – опешившим взглядом провожу по всем присутствующим в этом углу. – Банку с огурцами, видимо, Карлсон притащил…
– Кхм… Кхм… – следует недовольная реакция полицейского на мой выпад.
Наверное он и есть этот самый добрый Карлсон. Пухлый, щекастый, с сияющими как звезды глазами, правда уже не малыш. Стопудово «премию» от Святого получил. Иначе как объяснить это непотребство?
– Царевна? – услышав мой голос, Итан отрывается от занятия. Вскидывает на меня пронзительный взгляд. Затем скользит им поверх моего плеча. На лице появляется краткая скептическая ухмылка. – Кэт? Какими судьбами?
– А ты ждал кого-то другого? – чеканит тётя Катя.
Я же фокусируюсь на Арсе. Наши глаза встречаются. Он смотрит на меня с немым укором. Будто транслирует: «Уйди. Не трави мне душу, Аня…»
От его взгляда моё сердце в комок сжимается. Хочется разреветься из-за того, как всё нелепо у нас с ним сложилось. Не передать словами, как мне его жаль. Душа трижды наизнанку выворачивается. Это разрушительное чувство изводит меня изнутри.
«Прости…» – транслирую ему в ответ, зная, что уже ничего не выйдет. Нужно с этим кончать. И чем раньше мы отпустим друг друга, тем будет лучше для всех.
– Фею-крестную, – бурчит Святой, выдёргивая меня из ступора. – Вот, кажется, прилетела... Присоединитесь? Выпьем за мою дочь – Доминику Святославовну. О которой я ни сном ни духом… Просто не был удостоен чести знать. И если бы не счастливая случайность, наверное моя дочка называла бы отцом совершенно чужого человека. Да, Эн? Ты же решила за нас троих. Допустила очередную глупость!
Проморгавшись от выступивших слёз, устремляю на Итана колючий взгляд, но как только замечаю алый мазок крови над правой бровью, меня тотчас прошивают иные чувства. Сердце охватывает огнём. Оно буквально выпрыгивает из горла и рвётся к нему навстречу. Хочется настучать этому психу по башке, а затем крепко прижаться к его груди. Почувствовать жар его тела. Нежность и силу любимых рук. Но после его несправедливого упрёка, унижающего мой интеллект, я быстро прихожу в себя.
Итан сам лишил себя такой возможности! Сам себя наказал. Не оставил мне других вариантов. Какого черта я трачу время на несносного, зазнавшегося, упёртого индюка?
– Товарищ начальник, я, наверное, погорячилась насчёт мужчин. По-моему, им здесь комфортно. Жрачка есть! Антисептик тоже имеется! Спасибо вам за заботу. Кать, думаю, нам пора. У них тут «Аll inclusive», а мы, как дуры, повелись…
– Эээ, нет, гражданочки, – Карлсон своей тучной фигурой преграждает нам путь. – Просили свиданку, будьте добры, проведите разъяснительную беседу и валите всей своей дружной командой на выход от греха подальше! Заявление-то имеется. Иностранца выпустим. Второй сидеть будет, пока ему адвоката не пришлют. Так что, дерзайте!
Глава 25. Хрупкое перемирие
Анна
– Что за цирк? Что на тебя нашло? – шиплю я, как только за нами захлопывается дверь какой-то тесной каморки.
Ситуация словно повторяется. Только теперь уже не я на месте задержанной и напуганной девочки пограничниками аэропорта. Теперь в роли нарушителя правопорядка Святой.
– Зачем ты позволил себя избить? Зачем вообще допустил этот абсурдный арест? Я уже поняла, что здесь ко многому ты приложил руку и банковскую карту! Купил себе реалити-шоу? Тебе весело? – в гневе ударяю ладонями по его груди. – Весело, Итан? Скажи!
Качнувшись, Святой прислоняется спиной к железному полотну. Смотрит на меня исподлобья. Взгляд тяжёлый. Почти осязаемый. Царапает не только кожу. Ещё и нутро.
– Аня, не еби мне мозг, – вдруг произносит сквозь зубы с нечитаемым лицом.
Я столбенею. Пялюсь на него как дурочка. Не знаю, что ответить. Пока ищу в голове нужные слова, он добавляет с той же сухой и безразличной интонацией:
– Можешь пойти, вытереть сопли Арсу. Ты ведь из-за него примчалась? С такой жалостью смотрела, аж тошно стало.
Боже, какой идиот!
В груди сдавливает обида. Неужели не ясно, к кому я примчалась? Втягиваю резко воздух и лишь затем выдаю:
– Мне позвонила его мать. И мне действительно его жаль. Потому что не оправдала его надежды! Неужели нельзя было решить вопрос без этого всего?
– Как? Я объяснил, что у нас дочь! Что ребёнку нужен не дядя Арс, а родной отец! Моё мнение он не принял. Какого хрена я должен ещё что-то объяснять постороннему человеку? Эн, мне глубоко плевать на его чувства и тонкую душевную организацию! Ты это понимаешь? Он добился того, чего хотел.
– Вспомни себя, когда твоя любимая Мэт ушла к отцу! – выпаливаю, не задумываясь об ответной реакции и тут же прикусываю язык. Следом осознаю, что сейчас это лишнее и не к месту.
О Матильде вообще не стоит говорить. Я снова наступаю на те же грабли. Больно бью себя по лбу. Но ревность, она ведь такая. Не знает границ. Выплёскивается в самый неподходящий момент. Как не пыталась, не смогла сдержаться.
Это сильнее меня.
Думая о других женщинах в его жизни, я ревную. Ревную до жгучей боли в груди. До зубного скрежета. До помутнения рассудка. Так, что хочется его придушить.
Не верю, что за эти годы между ними ничего не было. Как подумаю об этом, так сердце кровью обливается. Кипит и расходится по швам…
Шумный тяжёлый вздох. Его. Я вообще не дышу.
Наблюдаю, как лицо Итана становится бледным и каменным. Каждый мускул натягивается и вибрирует. На скулах не прекращают вздуваться желваки.
Господи, сейчас рванёт…
Сейчас снова не сдержится.
Дура! Какая же я дура! Зачем ворошить прошлое? Зачем вскрывать заскорузлые раны? Зачем биться лбом о стену, когда можно её обойти???
Почему?
Наверное потому, что я боюсь довериться и снова обжечься. Несмотря на его признание в любви, которое до сих пор мне видится сном, мне страшно разогнаться и разбиться насмерть.
***
Мы сверлим друг друга глазами, как два слетевших с катушек психа. Точь-в-точь как четыре года назад. Возле бунгало в день расставания.
В его зрачках пламя беснуется. Такое катастрофическое и яркое, что я уже готова провалиться сквозь землю, лишь бы не сгореть в этом огне.
Дыхание становится затруднительным, будто кислород, которого здесь мало, и вовсе заканчивается. Вспоминаю пощёчину и едва не сжимаюсь вся. Но Итан, шумно выталкивая из лёгких воздух, как-то неожиданно подавляет свой гнев.
– Как долго будешь делать вид, что тебе на меня плевать? – интересуется совершенно ровным, хриплым голосом, вкладывая в него неприкрытую тоску.
Выдыхаю, сбавляя накал страстей. Вопрос никак не комментирую. Потому что он попадает точно в цель.
Итан давно всё понял. Притворяться я так и не научилась. И тем не менее давать ему объяснения нет никакого желания. Как и признаваться в том, что с недавней нашей встречи я влюбилась в него ещё больше. Чувства вспыхнули с новой силой. Охватили жаром с головы до ног. Я не сумела с ними справиться. Не смогла обуздать.
Обняв себя руками, отворачиваюсь от него. Упираюсь взглядом в стену. Пытаюсь держаться стойко, но нервы подводят. Я вся дрожу. В этом месте жутко и холодно. Я чертовски устала. На сегодня исчерпала весь дневной запас энергии. А ещё и половины дня не прошло.
– Ты ему угрожал? – чтобы уклониться от ответа, меняю тему разговора.
Но с Итаном это не прокатывает. В гробу он видал Арса. А вот наши с ним отношения, похоже, старается воскресить.
– Эн, мне глубоко плевать на Матильду. Она пыталась меня вернуть. У неё ничего не вышло. С тех пор, как мы расстались, я очерствел к женщинам. Я не строил новых планов насчёт личной жизни. У меня на сон времени не было. Я загружал себя работой, чтобы меньше думать о том, как глупо мы расстались. Не было такого дня, чтобы память не подкидывала мне воспоминаний. Ты стала моим проклятием. Ночными кошмарами. Скрытой депрессией. В некоторых случаях даже ярко выраженной агрессией. Я загнал себя в угол сам. Меня прозвали Демоном. Если бы не мама, я бы наверняка слетел с катушек. Она подавляла мою ярость, как только та набирала обороты. Напоминала, что это мой осознанный выбор в твою пользу. Я дошёл до того, что нанял частного сыщика в России. Самого лучшего. Он собрал на тебя досье. Если бы мне хватило духу открыть его в тот день, когда я получил информацию, всё было бы иначе. Энни, малыш, посмотри на меня…
Вздрагиваю от неожиданно ударившей в затылок тёплой волны. Его мягкий голос всегда на меня так действовал. Растекаясь по телу обволакивающей хрипотцой, обессиливал и порабощал.
– Аня… – звучит совсем рядом. Кожей чувствую его близость. Улавливая за спиной тяжёлое дыхание, закрываю глаза.
Ощущения становятся в разы острее. По телу пробегает электрический ток.
– Анечка… – нежно проговаривает, касаясь пальцами моих плеч. – Анюта…
Я забываю дышать, когда ладони обхватывают и притягивают меня к нему. Обжигают. Словно клеймят. Вынуждают сердце разрываться в груди и трепетать. Особенно оттого, как упоительно он произносит моё имя. Будто лелеет его. Это какой-то чистый тантрический секс…
– Не надо, Итан, – севший голос выдаёт мою внутреннюю истерику. Там настоящая ломка чувств. Он снова меня губит. Безжалостно. Бесповоротно. Затягивая в свои силки.
– Отойди от меня. Пожалуйста. Не смей…
– Не могу. Хочу всё с чистого листа. Ты, я и наша Ника, – шёпотом убаюкивает, впиваясь пальцами в мою плоть. С каждой секундой усиливает нажим, отражая внутреннее эмоциональное состояние. – Дай мне этот гребаный шанс, и я всё исправлю. Клянусь. Позволь мне тебя любить. Позволь мне быть рядом с дочерью.
Я несогласно качаю головой, хоть и хочу этого не меньше его. Может быть, даже больше. Просто не могу перешагнуть через себя, не могу вычеркнуть из памяти тот ад, через который я прошла после нашего болезненного разрыва.
Каждую ночь я представляла его с Мэт и отчаянно выла в подушку. Разбитая, уничтоженная, растоптанная, с изорванной в клочья душой. Мне казалось, несчастней меня, никого больше в мире не существовало. Я напоминала ходячего мертвеца с пустым, потухшим взглядом.
Если бы я только знала, что он не с ней, возможно, я бы так не убивалась за потерянной любовью.
Ну почему сейчас? Почему не тогда, когда был для меня важнее воздуха? Важнее солнца? Важнее меня самой!
Какого черта он решил, что вправе вершить наши судьбы, как ему вздумается?
– Энни, поехали домой, к Нике, – говорит, нажимая ту самую кнопку взрыва.
– Так нечестно, Итан! – отбросив иллюзии, поворачиваюсь к нему лицом. Непроизвольно хватаюсь за полы рубашки и заново завожусь. – Тебе всё сходит с рук. Даже здесь, в этой стране, ты умудрился перетянуть ментов на свою сторону. Что ты за человек такой? Тебе плевать на всех, кроме себя!
– Не неси чушь! – отрезвляет меня рыком, обхватывая мои запястья ладонями. – Я сделал то, что должен был сделать. Свадьба ваша расстроилась не из-за меня. И ты прекрасно понимаешь причину! Признай уже, что он – твоя ошибка, и покончим с этим спектаклем!
– Тебе не стыдно шантажировать его заявлением? Ты спровоцировал Арса на драку! На что ты рассчитывал?
– Неужели ты думаешь, что я прилетел сюда, чтобы развлечься с этим кретином? Адреналина мне хватает на работе!
– Он не кретин! А ты! – стреляю в него гневным взглядом. – Ты прекрасно жил без меня все эти годы!
– Я это уже слышал сотню раз! Это так не работало!
– Если тебе было хреново, почему не прилетел за мной раньше? Если бы не встреча в чертовом отеле, ты бы вспомнил меня? Вспомнил? Трахал бы шлюх и жил в своё удовольствие! Скажи мне, да?
Протест прилетает неожиданно. Итан рывком впечатывает в себя. Пульс подскакивает на максимум, когда зарывается пальцами в волосах. Сжимает их до боли, наказывая. Сковывает настолько сильно, что в глазах темнеет. Оплетая своими руками, впивается в мои губы. Грубо целует. За то, что пытаюсь вырываться и протестующе мычать, получаю несколько болезненных укусов.
Плоть начинает саднить и разгораться огнём. Из глаз брызгают слёзы. Поэтому я сдаюсь. Расслабляюсь. Обмякаю в его руках. С покорностью позволяю облизывать свои губы. Когда жжение стихает, размыкаю их. Его язык врывается в мой рот. Хмеля становится ещё больше. С голодом принимаю этот дикий танец, кружу вместе с ним над пропастью, ощущая в животе приятные, тягучие вихри. Впитываю его вкус и запах, теряя контроль.
Он подчиняет меня всю себе. Поддаюсь его власти. Его силе. Откликаюсь всей израненной душой. Истерзанное сердце ухает в пятки. Там и колотится как сумасшедшее. Отбивает оглушительные удары.
Мои руки ложатся ему на плечи, сжимают их, гладят, взлетают к затылку, вцепляются в волосы, безжалостно сгребают их в кулаки. Святой отражает мои действия, и мы оба стонем от сладостной боли. Мгновенно теряем кислород.
Оторвавшись друг от друга, судорожно втягиваем воздух. Глаза в глаза. Замираем на расстоянии выдоха, всё ещё испытывая потребность в близости.
– Поехали домой, – шепчет Итан, и мир возвращается в обычное состояние. Оживает звуками и голосами за дверью. Потрясённая его выходкой, не могу вымолвить ни слова. – Никакого заявления нет. Думаю, Арса уже отпустили. Вещи из вашей съёмной квартиры он заберёт после нашего отъезда. Встречаться вам больше незачем, Эн.
Глава 26. Групповая дезинфекция
Итан
Всю дорогу до дома Аня ведёт себя молчаливо и сковано. Мы сидим на заднем сидении в такси. Я сам выбрал место рядом с ней, отправив Кэтрин вперёд. Настолько сильно соскучился, что не смог отказать себе в этой радости.
Ловлю мимолетный взгляд на своем лице. Естественно реагирую. Ведь не первый. Думает, что я не замечаю эти спонтанные порывы с её стороны. Скрывает, что волнуется за меня. И это выглядит чертовски смешно и в то же время волнующе.
Господи, она ничуть не изменилась. Если только внешне. Стала более женственной, привлекательной и сексуальной…
Раньше я воспринимал её по-другому. Смотрел как на нежный нетронутый цветок, в бутоне которого водились черти.
Аккуратно беру за руку. Сплетая наши пальцы, сжимаю ладонь. Тёплая. Маленькая. Хрупкая. Хочется поднести к губам и зацеловать.
Радует, что не противится и не вырывает руку. Стараюсь не делать лишних движений. Глажу подушечкой её палец и думаю о том, как много мы потеряли. С горяча натворили дел. Сами себе усложнили жизнь.
Вот уже несколько дней я пытаюсь прийти в себя. Пытаюсь смириться с тем, что спустя неполных четыре года случайно узнаю о существовании моей дочери.
Узнаю не из уст Анны, и это конечно же ещё больше злит и давит на психику.
В голове не укладывается, как можно было о таком молчать!
Каждый раз, когда анализирую мотивы, ожидаемо завожусь.
Приходится с трудом гасить в себе истерику, потому как давать ей выход – чревато последствиями.
Нет, я конечно понимаю, что в большей степени я сам виноват. Не стоило так радикально с ней поступать. Но даже несмотря на мою чудовищную ошибку, решение Анны не оправдываю.
Она не имела права в одиночку воспитывать нашу дочь.
В первую очередь Царевна наказала саму себя.
Лишила ребёнка отцовской поддержки. Я же не монстр, в конце концов, чтобы настолько меня бояться и ненавидеть. А она боится. Поэтому не может довериться.
Наверняка думает, что забрав их к себе на родину, лишу её родительских прав.
Черт…
Как мне всё это разрулить, чтобы обойтись малой кровью?
– Проходи, – Эн пропускает меня вперёд, после того, как Кэтрин ныряет вглубь квартиры. – Ника наверное заждалась. Тебе не мешало бы помыться после обезьянника. Не хочу, чтобы дочь подцепила какую-то заразу.
Торможу посреди коридора.
Понимаю, что она права, но тон, который использует Царевна, меня немного задевает.
Мда…
Неожиданно как-то… будто привела в дом чахоточного бомжа.
Сцепив зубы от очередной вспышки раздражения, нервно взъерошиваю волосы. Оглядываюсь по сторонам в поисках своей дорожной сумки.
Если уж на то пошло, дорогая, мыться мы будем вместе. Ты тоже ко мне прикасалась. Забыла? Так что шансов выкрутиться я тебе не дам.
Не в силах изгнать из головы происки чертей, настраиваюсь на водные процедуры.
– Сумку мою принесёшь? – сделав невозмутимое лицо, демонстративно расстёгиваю несколько пуговиц на рубашке, пока не оголяется весь торс.
– Ванная здесь, – открывает мне дверь. Забегав по груди стыдливым взглядом, виновато поднимает глаза. Смущённо краснеет.
– Эн? – вытряхиваю её из кратковременного ступора. – Можно мне чистое полотенце?
– Да-да... Конечно… – сглатывает. – Я сейчас, – затем сбегает, вместо того, чтобы вести себя как взрослая женщина.
Хмыкаю, глядя ей вслед. Как была стесняшкой, так и осталась.
***
– Мам? – дочь выбегает Анне навстречу. – А где так долго были?
– Царевича из замка Кощея освобождали, – подкалывает Кэт.
– А Царевич где? – заметив меня, Ника тотчас выпучивает свои красивые глазёнки.
Подходит ближе. Ойкает, рассматривая ссадину на моём лице.
Схватившись ладошками за щёки, сочувственно качает головой.
– Господи-господи… – причитая, горестно вздыхает. – Очень болит? Да?
Не ребёнок, а заглядение. И вправду вся в меня.
В маму будет, когда насупится.
– Не волнуйся, – спешу её успокоить. – До свадьбы обязательно заживёт, – ответив дочери, бросаю на её мать недвусмысленный взгляд.
А как ты хотела, милая? Теперь я просто обязан на тебе жениться, – улыбаюсь.
Ника ловит мой посыл. Прищуривается точь-в-точь как я. В уголках глаз резвятся лучики. Вылитый лисёнок.
– Ты женишься на маме? А Барсик? Он её отдаст?
– Бусинка, ну хватит! – возмущённо шикает Царевна и следом закатывает глаза.
Её щёки вспыхивают пуще прежнего и от этого она становится ещё красивее. Ещё сексуальнее и желаннее.
Глаза блестят, как два уголька. В вырезе платья вздымается грудь. Пышная. Аппетитная.
Вспоминаю, какие у неё сладкие соски, и затылок тотчас простреливает горячими искрами. Кожа покрывается мурашками. Пах неожиданно наливается тяжестью.
Хочу её.
Мать вашу! Хочу в ванную. Вместе с ней.
Хочу стянуть с неё это чёртово платье и прижать к стенке.
Хочу вытрахать из неё всю душу.
– Лечить хочу! Ма! Я его лечить хочу! – протест Ники вырывает меня из грязных и порочных дум.
– Ника, сначала Итан примет душ. Посиди с бабушками. Ладно?
– Я умею. Ма! Я умею лечить! Ну, мам… Я хочу лечить!
Глядя, как Анна пытается затолкать её в детскую, изрекаю просьбу:
– Оставь ребёнка, Эн, – снимаю с себя рубашку, прикрывая стояк. – И дай мне, наконец, полотенце.
***
Выпустив дочь из рук, Царевна уходит в зал. Ника же, пользуясь моментом, подлетает ко мне, вцепляется мёртвой хваткой за колено.
От этой неожиданной склейки словно разряд тока проходит по нутру. Импульсы проникают в каждую клетку моего тела волнующей дрожью.
Она меня не знает, но липнет как банный лист. Не боится. Прижимается всем тельцем, вытаскивая из глубины моей души ранее неизвестные мне чувства.
– Идём лечится? – интересуется, вскидывая кверху пытливые глазёнки.
Сведя брови домиком, Ника чуть прищуривается и смотрит с надеждой, что я не откажу.
Точь-в-точь, как Анна когда-то. В аэропорту. Сидя передо мной на корточках…
Этот доверчивый взгляд ещё тогда въелся мне в память.
– Конечно, лисёнок, – соглашаюсь, подхватывая дочь на руки. Прижимаю к груди. Ловлю момент. Втягиваю с макушки её чудесный запах и будто пьянею.
Ещё одна Царевна. Только совсем мелкая. Но пахнет так сладко, что душа в рай отлетает.
– Знаешь, кто я? – решаю не тянуть кота за яйца.
Пусть Ника и маленькая, но мне было бы намного спокойнее, если бы она не воспринимала меня как чужого дядю с улицы, с которым нельзя заговаривать без разрешения близких.
Пусть знает, что я для неё родной человек. Её отец. Пусть привыкает к этой мысли. Пусть относится ко мне соответсвенно.
– Ты царевич, – хмурится дочка, глядя мне в глаза.
– Не совсем, – нервничаю, как перед выпускным экзаменом. Словно мне, блять, семнадцать лет! И я сомневаюсь, в какой билет ткнуть пальцем, чтобы не прогадать. – То есть, да. Я тот самый царевич, о котором рассказывала тебе Кэтти, но это не всё. Есть ещё кое-что… – заговорщицки произношу.
– Итан? – услышав наш разговор, Анна замирает на полпути, размазывая меня по стенке предупреждающим взглядом.
«Ну сколько можно, малыш?» – вскидываю вопросительно брови.
Пытаюсь быть максимально расслабленным и милым. Разве что не улыбаюсь.
Не до смеха мне, мать вашу…
Я просто смотрю с надеждой, что у неё проснётся совесть.
– Доченька, пойди, погуляй с котёнком.
И снова за своё…
Вот что за повстанческое сопротивление?
Полчаса назад целовались как два безумных, изголодавшихся по любви человека.
Нас обоих нереально трясло, накрывало таким шквалом эмоций, что до сих пор нервы дымят.
Кожа зудит от нехватки близости. На языке всё ещё гуляет её вкус. Ниже пояса выраженное «хочу не могу»!
Какого черта, Эн?
Преодолев четыре тысячи километров, я здесь. С вами. Что тебе ещё нужно, чтобы ты сделала шаг навстречу? Хотя бы один! Или два! Потому что третий будет окончательным примирением. Я просто вытравлю из твоей памяти грустные воспоминания. Заменю их другими эмоциями. Вкусными. Можешь сопротивляться сколько угодно, но я своего добьюсь!
– Ника! – настойчиво.
– Нет! – дочь в ответ нахмуривает брови. – С ним бабушка играет. Я хочу с тобой царевича лечить!
«Ну и разбаловала же ты, Царевна, нашего лисёнка…» – опешив на секунду от детских закидонов, делаю и дальше вид, что всё хорошо.
Не представляю, как бы я воспитывал эту непоседу, если бы начинал с первого дня её рождения.
Что-то мне подсказывает, что строгим папочкой я бы точно не стал, но и на маму шикать отучил бы.
– Эн, – подхожу к ней вплотную. Удерживая Нику одной рукой, второй обхватываю Анну за плечи. Притягиваю к нам. – Ты только накрутишь себя ещё больше. В чём смысл? – шепчу ей в висок, целуя при дочери.
К черту всё! Пора с этим кончать.
Ника, замерев как мышь, смотрит на происходящее во все глаза.
– Энни, разве ты не чувствуешь, что я люблю вас обеих? Скажи ей или я сделаю это сам.
– Мы уже сегодня никуда не попадаем… – выдаёт Царевна задушенным голосом. Грудь часто вздымается. Чувствую, как вся дрожит. В следующий момент ломает первый барьер. Обнимая нас с Никой, вскидывает блестящие от влаги глаза. Находит ими мои. Наши дыхания сбиваются ещё больше. Удары сердца гулко отбивает в ушах. Убийственная пауза затягивается. Втянув со свистом воздух, разрываю это невыносимое напряжение:
– Мы столько пропустили, что, наверное, это и есть лучший момент в её жизни. В наших жизнях. Ты так не думаешь?
– А как же… праздник? Я обещала…
– Эн, – дожимаю.
– Хорошо… – нервно выдыхает, переводя взгляд на нашу дочь.
Казалось бы, что тут сложного: озвучить несколько слов. Но голос Анны сипнет. Горло сдавливает волнение. Находясь с ней на одной волне, я переживаю те же эмоции. Нам обоим предстоит сдвинуть с места каменный монолит и с облегчением выдохнуть.
Дать друг другу ещё один шанс.
– Бусинка… – судорожно тянет воздух.
Опускаю дочь ниже. Ника инстинктивно обхватывает нас за шеи. Наши лица оказываются так близко, как будто мы втроём собрались обсуждать совершенно секретную информацию о накосячивших бабушках за дверью в спальне.
– Ты разрешаешь его полечить? – прищуривается дочь.
– Это твой папа, Ника, – сорвавшиеся с губ Анны слова врезаются в мою грудь как молот о наковальню. Неожиданно и резко. Вдребезги разнося взращённый на нервах корсет. Вдыхаю на полную, ощущая, как по венам разлетается кислород. В кровь впрыскивается смертельная доза адреналина. Проносится по телу шквальной обжигающей волной, после которой я выживаю… прижимая к себе качнувшуюся на ватных ногах Царевну.
– Тот, о котором рассказывала Кэтти? – малышка поднимает доверчивый взгляд, и меня очередной волной дрожи сносит.
