Текст книги "Все, что смог (СИ)"

Автор книги: Елена Ляпота

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Глава 8

Следствие по-прежнему топталось на одном месте. Квасин метался по своему кабинету злой, как черт. Начальство уже интересовалось «почему». А он никак не мог придумать убедительное «потому», хотя оно как раз и было самым легким ответом.

Потому что людей не хватает. Потому что на каждого следователя у них по десять дел на раз. И с каждым днем добавляются новые.

Преступность растет. Зарплата не поспевает за инфляцией. И все это вместе составляет кадры кино, после просмотра которого выть хочется от тоски безрадостной.

Эх, махнуть бы на рыбалку, карасей да подлещиков наловить. Рыбки, они смирные, послушные. Им червячка насадил – они и клюют.

А попробуй ты преступника поймать без червячка, с одной только голой удочкой. А руководство, нет чтоб червячка какого придумать, только орать да ножкой топать умеют.

Ладно. Жили при одном начальстве – выжили. Власть сменилась, органы как были, так и остались. Только название поменялось. Значит, и нынешнее начальство переживем.

Квасин походил еще по кабинету, успокоился и стал поглядывать в сторону чайника. Тут к нему заглянул Клевер.

– Заходи, – кивнул головой Квасин, – Чай будешь?

– Спасибо, Леонид Сергеич, некогда мне. Дел по горло.

– То-то я смотрю, осунулся ты. Глаза опухшие.

– Достал меня этот Добролюбов покойный. И казино это достало. И пострадавшая Мовсесян. Сбежала она, товарищ майор.

– Как сбежала? Она ж подписку о невыезде дала.

– Вот так и сбежала. Собрала вещи и уехала. Я с соседкой разговаривал – наблюдательная такая бабулька попалась. Говорит, что сама уехала, на такси. А куда, зачем – ни слуху, ни духу. И мать ее с сыном тоже уехали. К ним с утра Кожевников мотался. Куда – никто не знает.

– Испугались, значит, – пробормотал Квасин и, усевшись в кресло, полез за чем-то в стол.

Клевер долго смотрел, как он роется в выдвижном ящике, словно ищет что-то важное. Наконец, Квасин захлопнул ящик и поставил на стол небольшую коробочку из-под сахара. Выудив оттуда белый квадратик, он засунул в рот и начал деловито хрустеть.

– Извини, – улыбнулся он с набитым ртом, – С детство в одном месте до сих пор играет. Люблю рафинад. Послаще всякого печенья будет.

Гришка Клевер закатил глаза. Он тут мечется, что угорелый, а Квасин жрет сахар и требует результатов. А как он их получит, это уж Квасина не касалось. Его дело… ножкой топнуть. А Клевера – дергаться, что клоун на ниточке.

Да еще убийство это некстати подвернулось. Именно на его участке. И расследовать тоже ему придется – больше запрячь некого, вот Квасин и запряжет.

Только с проститутками возиться ему не хватало для полного счастья.

Жаль, конечно, девушку, забили до смерти. Зрелище было – мама не горюй. Впору ужастик снимать. А отпечатков в квартире – уйма. Кого только девица к себе не водила…

Самое обидное, что свидетелей не было, хоть убийство произошло в середине дня. Никто ничего не видел, не слышал. Но скорее всего, просто молчат. Боятся кого-то. Очевидно, хорошо знают. Придется трясти. Только вот кого?

Было в этом деле нечто странное, такое, что Гришка Клевер объяснить не мог. Это чувство появилось тогда, когда он увидел фотографию убитой – нормальную фотографию, где она еще жила и даже улыбалась, позируя фотографу. Что-то знакомое было в ее улыбке, чертах лица.

Память у Клевера была фотографической и пока еще ни разу не подводила. Кто-то весьма похожий на нее, фигурировал совсем недавно в каком-то деле. В каком – еще предстоит вспомнить. Но он вспомнит. Он обязательно вспомнит.

Наташа Кораблева. Красивая фамилия. Безобразный финал.

Глава 9

Тубольцев успешно справлялся со своей ролью призрака, следовавшего за Чеченцем по пятам. Он весь день тусовал неподалеку, делая вид, что слоняется без дела. Сидел около метро с картой города в руках – типа не местный, заблудился.

Потом забежал в туалет, закрылся в кабинке и переоделся в футболку и шорты, которые таскал с собой в пакете. Пакет тоже исчез – сменился на легкий рюкзак. На глаза Тубольцев надел очки с затемненными стеклами. Единственным, что могло его выдать, был нос. Но его в карман не спрячешь, и новый не наденешь. Оставалось надеяться, что он не слишком привлекал к себе внимание.

Сначала игра в шпиона его развлекала, к середине дня успела поднадоесть, а к концу Тубольцев не знал уже, на кого или что излить раздражение. Торчать весь день в метро или в парке, где люди ходят туда-сюда, жужжа, словно мухи, было делом неблагодарным. И перекинуться словечком было не с кем. От скуки голова уже шла кругом. Единственное, что вдохновляло и удерживало, чтобы не взорваться и не позвонить Златареву, чтобы наораться всласть и даже пригрозить уволиться, была мысль о том, что вечером он, возможно, увидит Настю.

Прелестнейшее создание с аквамариновыми глазами.

Настенька…

Это имя завораживало и сводило его с ума. Хотя в школе он терпеть его не мог, потому что классную тоже звали Настей – Анастасией Жоржевной, которую за глаза все называли Жабовной. Уж слишком она была приставучей и мелочной, любила, когда ей делали подарки и за милую душу лепила в дневник Тубольцева «неуды» по поведению, за которые отец отвешивал неплохие затрещины.

Настя, Настенька, Настюшечка…

Жаль, что он не помнит ни одной песни с этим именем. Пел бы сейчас себе под нос. Не так скучно было бы.

Тубольцев заметил, что Чеченец выходит из метро, и приготовился следовать за ним. Чеченец шел довольно быстро, даром, что калека. Тубольцев едва поспевал, чтобы не терять его из виду. Мало ли что. Хотя за целый день вокруг не появилось ни одной подозрительной личности – прохожие шли мимо, иногда останавливались, чтобы бросить денежку. Несколько мужиков собрались вокруг и слушали, кивая головой. Ничего особенного в их поведении не наблюдалось. Каждый слушал и думал о своем, о наболевшем – кто о войне, кто о друзьях, потерянных или погибших. Репертуар Чеченца в основном состоял из песен «Любэ» и собственных любительских армейских песен.

Похоже, тот, кому он мешал, затаился, выжидая момент. Только когда он наступит, этот момент, было неизвестно. Хорошо бы поскорее, иначе Мельник разотрет их со Златаревым в порошок. А других зацепок пока не было.

Но с другой стороны, этот бродяга вдруг перестал быть для Тубольцева просто свидетелем, используемым в качестве живца. Чеченец ведь был ЕЕ братом…

А значит, Тубольцев отвечал за него головой.

Вскоре они добрели до дома, и Тубольцев увидел, как за Чеченцем захлопнулась подъездная дверь. Подождав немного, он последовал за ним. Чтобы убедиться, что он благополучно добрался до квартиры – вполне возможно, что в подъезде его кто-нибудь ждал. Да и перекинуться парой словечек не помешало бы…

Вдруг снова поужинать пригласят. Хотя неудобно как-то. Подумают еще, что навязывается.

Тубольцев поднялся наверх и застал Чеченца, сидящего на ступеньках.

– Ты чего тут сидишь? Ключи забыл? – спросил Тубольцев.

– Тебя жду, – улыбнулся Чеченец.

– Так я и в дверь позвонить мог. Или мне сегодня не рады?

– Сегодня не надо, – Чеченец положил руку Тубольцеву на плечо и легонько сжал, – Под подъездом его машина стоит.

– Кого? – не понял Тубольцев.

– Деда моего. На «шестисотом» приехал.

До Тубольцева наконец дошло. Настроение улетучилось, будто паровое облако. Пшик – и растаяло в воздухе, оставив во рту горький привкус разочарования. А он уже успел настроить иллюзий. Тубольцев был на это мастак.

Как будто вчерашний ужин кого-то к чему-то обязывал.

– Пойдем, погуляем, что ли? – предложил он Чеченцу.

– Да нет, устал я что-то. Пойду домой. Ты тоже иди. В другой раз зайдешь.

– Как же ты пойдешь? Вдруг они там…

– Настя знает, что я должен прийти. Это во-первых. А во-вторых, тут они никогда ничего не делают. К нему ездят.

Тубольцев опустил голову. Он не хотел знать подробности. Ни к чему это было. И так тошно.

– Настя давно к нему не ездила, – добавил зачем-то Чеченец.

Тубольцев не сумел сдержать улыбку. Было очевидно, что Чеченец симпатизирует ему куда больше настоящего жениха.

Дверь в квартиру, где жили Чеченец с сестрой, вдруг резко распахнулась, едва не врезавшись в стенку, и оттуда выскочил высокий черноволосый мужчина. На лице его отражалась колоритная гамма чувств: злость, ярость, разочарование, досада…

Он задержался на секунду, увидев сидящую на ступеньках парочку. В глазах его мелькнула самая настоящая ненависть. Чеченец подумал, что если бы не присутствие Тубольцева, скорее всего, он полетел бы вниз по лестнице – Данила давно об этом мечтал.

Но Данила сумел собрать свою ненависть в кулак и молча прошел мимо них. Через минуту они услышали, как хлопнула подъездная дверь – так, если бы ею двинули со всего размаху.

– Жених? – догадался Тубольцев.

– Он самый.

– Похоже, голубки поссорились.

– Такое часто бывает. Данила не из тех, кто способен ставить себя на место других. Он считает Настю мягкотелой дурой и злится, что та не идет у него на поводу. Я у него как ком в горле.

– Почему он тогда не уходит? – не удержался Тубольцев.

– Не знаю. Любит, наверное.

Чеченец поднялся со ступенек и потянулся, расправляя затекшие мышцы. Дверь в квартиру оставалась распахнутой, и оттуда выглянула Настина голова. Заметив Тубольцева, лицо ее просияло:

– Ой, здравствуй, Сережа.

– Здравствуй, – смущаясь, ответил Тубольцев и тоже поднялся со ступенек.

– Вы давно тут сидите?

– Да нет. Только пришли.

– Ужинать будете? Я жаркое приготовила. И вино еще осталось.

Тубольцев не поверил собственным ушам. Он почувствовал, как по всему телу разливается приятное томление, а пульс внезапно участился. Физиономия расцвела, а воздух вокруг наполнился ароматом вчерашней розы. Тубольцев пожалел, что ему не пришло в голову купить букет. Выбрасывать бы не пришлось.

– Ты похож на идиота, – весело шепнул ему на ухо Чеченец и потянул за рукав, намекая, что пора бы прекратить стоять столбом и сделать хоть что-нибудь. Для начала – зайти в квартиру и вымыть руки.

Глава 10

Следующее утро началось, как обычно: завтрак, мытье посуды, прогулка по свежему воздуху до метро. В целом, жизнь не казалась такой уж плохой. Пора бы менять свое место в метро на какое-нибудь другое, не столь приевшееся. Если еще остались где-нибудь незанятые места. Даже мир попрошаек был поделен на крошечные участки, на которых страждущие зарабатывали на хлеб. Не тяжелым трудом до седьмого пота, не ответственностью до ранних седин, а попросту унижением, засунув за пазуху гордость и самолюбие.

Чеченец не считал себя ни попрошайкой, ни свободным музыкантом. Он просто шел тем путем, который у него был. Пока он не видел иного.

Спустившись по ступенькам вниз на свое обычное место, Чеченец распаковал гитару, перебросил через плечо ленту и приготовился начать свой обычный импровизированный концерт. Как вдруг он увидел Катю, Наташину соседку. Это было необычно – видеть «ночную бабочку» с утра, ведь по идее в это время они отсыпались после трудовой ночи. Да и вид у Катюхи был явно невеселый. Стало быть, у девки неприятности.

Вчера вечером Чеченец не увидел на прежнем месте Наташки. И это было хорошо. Словно маленькая победа над неумолимой жестокостью мира. Для кого-то открылась дверь, и ему повезло шагнуть в более чистое будущее.

Катя заметила Чеченца, подошла ближе и стала рядом, прислонившись к стене. Лицо у нее было бледным и заплаканным.

– Ты откуда? – спросил Чеченец, закончив петь первую песню.

В метро было относительно тихо. Людей почему-то было мало. Первая волна трудяг прошла, и вагончики поездов отсюда казались полупустыми.

– Из «мусорки» я. Часа два там сидела, на вопросы отвечала. Достали уже.

Катя достала сигарету и зажигалку, прикурила, глубоко затянулась и выпустила вверх струю дыма. Стало немного легче. Щеки порозовели, а в глазах появился блеск. Очевидно, сигарета не была обычной. Чему тут удивляться – половина проституток кто на травке, кто на игле.

– Замели, что ль, на деле? – с плохо скрываемым презрением спросил Чеченец. Но Катя была далека от того, чтобы обращать внимание на его эмоции. Своих хватало.

– Наташку вчера убили, – просто сказала она, – Какой-то козел, впрочем, все мы прекрасно знаем, какой. Забил до смерти. Кровищи было уйма. Мозги по кровати разбрызганы. Нелюдь проклятый.

– Как убили? – ошарашено произнес Чеченец, – Кто убил?

– Будто ты не знаешь, – скривилась Катя, – Но лучше молчи. А то горя не оберешься. Наркоманы – они без тормозов. Болтать будешь – башку открутят.

Она еще долго рассказывала что-то, наверное, жаловалась на свою нелегкую жизнь. Но Чеченец ее не слушал. Сердце его будто взорвалось и разлетелось на куски.

Как же так? На первом шаге к тому, чтобы начать «новую жизнь»…

Как же так? После всего того, что довелось пережить…

Если бы в этот момент Матвей оказался рядом, Чеченец запросто столкнул бы его с платформы под поезд.

– Ей всегда не везло, – разглагольствовала Катя, – Приехала в город к отцу, а напоролась на мачеху. Деньги кончились быстро. Жить было негде. Без прописки на работу никто не хотел брать. Она б вернулась, но даже на билет денег не было. Наташка снова пошла к отцу, но жена его даже на порог ее не пустила. И денег не дала. Сказала, что у них законная дочка есть, а всякие подзаборные им не надо. Наташка на рынок устроилась, фруктами торговала, подворовывала, чтоб с голоду не сдохнуть. Хозяин узнал – опустил. Вот так и прошла ее первая, так сказать, экскурсия в ремесло…

Чеченец не стал слушать дальше. Он сорвался с места и помчался с такой скоростью, на которую был способен, на улицу. Там он огляделся по сторонам, вспоминая, куда его везли в РОВД. Наконец, вспомнил и поспешил туда.

Он совершенно забыл про Тубольцева, который едва поспевал за ним, даром, что Чеченец передвигался на протезе. Боль и ощущение неудобства отступили перед вспышкой неописуемой ярости. Не на конкретного человека – на саму жизнь.

Чеченец ворвался в отдел и потребовал, чтобы его пропустили к следователю, который вел убийство Наташи. Дежурный сначала оторопел от подобного натиска, но очень быстро пришел в себя.

– Не положено, брат. Иди себе. Милиция сама разберется.

Чеченец был готов вцепиться в его пахнущий потом и куревом галстук и намотать его вокруг шеи дежурного, чтобы тот задыхался и вопил о пощаде.

Как это, наверное, делала она. Хотя Наташу никто не душил. Забили, как скотину на бойне.

Неизвестно чем бы это кончилось, если бы не подоспевший Тубольцев. Выслушав сумбурный рассказ Чеченца, он достал телефон и набрал лейтенанта Клевера.

– Тебе повезло, – улыбнулся он, но тут же спохватился и спрятал неуместную улыбку, – Клевер ведет и это дело тоже. Вот ведь как бывает.

Бывает по-всякому. Бывает, что следователь оставляет дела, чтобы выслушать угрозы и предложения разъяренного народного мстителя. Уделяет ему драгоценнейшие пятнадцать минут, чтобы в итоге беспомощно развести руками.

– А что я могу поделать? Доказательств никаких нет. Никто ничего не видел и не слышал.

– Все знают, как Матвей относился к Наташе. Любой может подтвердить.

– Ну вот пускай «любой» приходит и дает свидетельские показания.

– Я могу дать. Прямо сейчас.

– Ты был свидетелем убийства?

– Нет, но…

– Ты знаешь, что Наташу убил Матвей. Я это знаю. Потому что наслышан о сем субъекте немало. Но ведь это наши с тобой домыслы. А в действительности это мог быть какой-то маньяк, которого она сама впустила в квартиру. Али запамятовал, чем покойная барышня на жизнь зарабатывала?

Чеченец замолчал, улавливая в словах Клевера здравый смысл. Кто он такой и что он собирался доказать? Никто.

– А можно мне взглянуть на тело?

– Какого хрена? Думаешь, приятное зрелище? – раздраженно воскликнул Клевер, но, покосившись на изуродованную физиономию Чеченца, немного смягчился, – В морге она. Но тебя туда не пустят. Ты ж не родственник. Да и тело опознано. Не положено, в общем.

Странные у нас законы. Бывает, посторонний человек становится куда ближе кровных родичей, способных переломать все кости за лишний квадратный метр бабушкиного наследства. А все равно – не положено. Морг ведь – не музей.

Чеченец все-таки отправился в городской морг. Но, как и предупреждал Клевер, его никуда не пустили.

«Не положено» – роковой ответ. Как приговор.

– Что же делать тогда? – спросил Чеченец, – А если я попрощаться хочу. Вдруг на похороны не пригласят?

– Какие похороны, я тебя умоляю, – ехидно сказала дежурная медсестра, – Шлюха без роду без племени. Родственников нет. Работать – нигде не работала, значит хоронить будут за счет государства. А это значит – в общей могиле.

– Но ведь это не по-людски! – возмутился Чеченец.

– Думаешь, тебя по-другому хоронить будут?

– Как умру, так узнаешь. Если меня переживешь, – мрачно сказал Чеченец и повернулся, чтобы уйти.

Дежурная сестра собралась было ответить ему что-то язвительное, но замолчала, увидев его тяжелый немигающий взгляд. Нехороший взгляд. Полный еле сдерживаемой ярости. И поняла, что лучше не связываться. Нервы целее будут.

Покинув здание морга, Чеченец отправился домой. Настроения бренчать на гитаре в метро у него не было. Дома он просидел остаток дня, уставившись в потолок, думая о том, насколько сволочной и подлой может оказаться жизнь.

Он тихо плакал жгучими болезненными слезами – где-то глубоко внутри себя. Снаружи глаза его оставались сухими. Как и всегда.

Вечером, когда сестра вернулась с работы, он с порога попросил у нее двести долларов. Настя немного удивилась: брат никогда не просил у нее денег. Но дала, не сказав ни слова о том, куда и зачем они ему понадобились.

На следующее утро Чеченец опять пришел в здание морга. На входе дежурила уже другая медсестра.

– Скажите, кто у вас занимается похоронами?

– Сразу за углом, в этом же здании ритуальная служба.

Пришлось выходить из здания и обходить вокруг. В ритуальной службе к его вопросу отнеслись куда более по-человечески, чем медсестры в морге. Видно, привыкли иметь дело с родственниками или друзьями умерших, ополоумевшими от горя либо сбитыми с толку навалившимися на их плечи проблемами.

В ритуальной службе нынче решают все вопросы. Несите только бабки.

– Вот четыреста долларов, – сказал Чеченец и положил четыре зеленоватые купюры с иноземной мордой посередине на стол.

– Это будут очень скромные похороны, – предупредила девушка-сотрудница службы, – Могила – там, где найдется свободное место. Возможно, вторым этажом над какой-нибудь древней могилой. Самый обычный гроб, деревянный крест с табличкой.

– Главное, чтоб похоронили по-человечески, – ответил Чеченец.

Похоронили как человека. Не как собаку, брошенную в общую кучу мусора. И совершенно неважно, что на могилу эту мало кто будет приходить.

Он никогда не забудет ее, сколько будет жив. Как никогда не забывают падение с высоты, когда парашют не раскрылся, и ты чудом остался жив, угодив на дерево, ветки которого выкололи тебе глаза.

Чеченец шел наугад, куда глаза глядят. Чехол с гитарой болтался за спиной. Кулаки его были сжаты до судорог, пытаясь усмирить еще пока горячую ярость. А в голове уже потихоньку начинало проясняться. Злость и разочарование уходили, уступая место холодной и стойкой ненависти.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Коса и камень

Глава 1

Мельник Андрей Евгеньевич был чрезвычайно доволен результатом только что совершенной сделки. Целых два отеля: один в солнечном Сочи, другой – в живописном Крыму. Немного подремонтировать, обновить интерьер, набрать квалифицированный персонал – как раз к открытию следующего сезона успеется.

Летом – это настоящая золотая жила. Отдыхающих пруд пруди – за лишнее место дерутся. Тем более сейчас, когда общество все больше и больше отходит от культуры походного образа жизни и требует максимальный комфорт даже в такой мелочи, как отдельные туалеты и урны через каждые двадцать шагов.

Отдельные туалеты предусмотрены в любой современной планировке, а урны…

Да разве ж тяжело закупить металл по дешевке и поставить какого-нибудь дядю Петю, владеющего сварочным аппаратом, чтоб за полцены нарезал и наварил урн, покрасить их да понатыкать по всему пляжу. И чище будет, и цену за это поднять можно неслабо. А в рекламном проспекте так и указать: «Чистота – залог здоровья. У нас самые чистые пляжи в мире».

Красота… Теперь и не нужно будет особо тратиться на летний отдых на море, обогащая чужие карманы. Да и денег на это ушло немного. Что радует особенно.

Все-таки молодец был Антон Добролюбов. Жаль, что он умер столь поспешно, не оставив в запасе ни одной из своих гениальных идей.

Да, не будет его хватать Мельнику еще долго. Ну, да ладно. Что тут поделаешь. Человек умер, а жизнь идет. Вот над Антоном еще земля не просела, а сколько всего произошло. И товар реализовал и отели прикупил. Что тянуть-то, если дело выгорает.

Антошка боялся, просил подождать, пока страсти не улягутся. Но Мельник не боялся ничего. Да и тормозить его было некому. Но это и к лучшему: дела нужно делать, а не откладывать.

Единственное, что смущало на данный момент Андрея Евгеньевича, было то, что убийца Антона до сих пор не найден. Это настораживало.

С одной стороны, была тишина. Нехорошая, пугающая тишина, хотя Мельник не мог ручаться, что это впечатление не продиктовано очередным всплеском паранойи.

С другой – так ведь он шельмец, этот Добролюбов. Мало ли какие дела он проворачивал за спиной директора. Про казино, например, Мельник до последнего времени ни слухом ни духом. А что, вполне могли шлепнуть, чтоб иным умникам неповадно было. Не все ж коту масленица.

Ясности не было, и это смущало, не давало спокойно заснуть. Это существенно омрачало радость Мельника от удачной покупки отелей. В кабинет заглянула секретарша Надя – молоденькая хорошенькая девушка, студентка-заочница, которую Мельник лично принимал на работу после того, как прежняя Галина ушла в декрет. Она была такая сладенькая, что Мельник всерьез подумывал о том, как бы сделать так, чтобы не брать Галину после декрета на законную должность. Наденька одинаково хорошо работала и стреляла глазками.

– Вам звонок, Андрей Евгеньевич.

Что за голос! Сладкая патока. Хоть сейчас в Крым – и нежиться вдвоем на солнышке, пока еще лето в разгаре. Правда, сейчас там такое пекло!

Мельник взял телефонную трубку и почти весело сказал:

– Слушаю!

В трубке была тишина. Явственно слышалось чье-то дыхание. Потом раздался голос – глухой, словно из погреба.

– Хорошие сны видите, Андрей Евгеньевич? Кошмары не мучают? За денежки свои не переживаете?

Мельник похолодел. Тело словно оцепенело от страха, стало трудно дышать. Несколько дней назад был похожий звонок. Мельник сначала испугался, но потом его отпустило. Никто ведь ничего не требовал, не угрожал. Просто вежливо интересовались его делами. Но Мельник был не дурак, чтобы не понять, что во всем этом был скрытый намек.

Добролюбов, мать его, скотина этакая. Уж слишком красноречиво выглядела его смерть на фоне этих странных звонков. Что же они сделали не так? Мельник помрачнел, в глазах его мелькнула злость. Он положил трубку и крикнул секретарше:

– Златарева сюда мне!

Голос его не обещал ничего хорошего. Надя прямо так и сказала Златареву, когда он появился у директорского кабинета.

– Удачи, Леша! – почти ласково сказала она и смахнула с плеча невидимую пылинку.

Глаза ее призывно блестели, губы приоткрыты в лукавой улыбке, но Златарев не обольщался на ее счет. Ранее она с куда большим рвением подкатывала к Тубольцеву. Не дождавшись взаимности, она обозвала его «каменным болваном» и переключилась на Златарева.

– Чем вы там занимаетесь? – прямо с порога заорал Мельник. – Где результаты? Я за что вам деньги плачу?!

– Не кипятитесь, Андрей Евгеньевич, – спокойно ответил Златарев, усаживаясь на стул перед директорским столом.

– Ты у меня тут не наглей, Златарев! Ты с моей дочкой больше не гуляешь, так что забудь свои панибратские замашки!

– Я могу уйти, если вам не нравится.

Златарев побледнел. Руки его чесались схватить Мельника за тощую шею и трясти, трясти, пока его проклятая душонка не вылетит из хлипкого тела.

– Не сметь! Не сметь мне тут концерты устраивать! Я тебя спрашиваю, почему до сих пор убийца Добролюбова не найден?

– Этим занимается милиция, Андрей Евгеньевич. Мы с Тубольцевым сделали все, что могли.

– Не все! Я вам велел там быть! Наблюдать! Лично участвовать. А вы что делаете?

– Андрей Евгеньевич, мы и так уже много чего наделали.

– Потому что козлы! Дилетанты хреновы!

– А мы детективами не нанимались.

– То-то, я вижу, тебя из ментовки поперли!

– Не поперли, Андрей Евгеньевич, я сам ушел.

Надо же, Мельник вспомнил его прошлый опыт оперативной работы, теперь козыряет. Что там было, того опыта? Пару лет головной боли с расследованием квартирных краж? Ловля малолетних воришек, которых потом со слезами откупали недоглядевшие чего родители? Вся эта система: «поймал-получил-на-лапу-выпустил» стояла у него поперек горла, вызывая рвотный рефлекс. Осознав, что все кругом можно продать и купить, а истина нередко служит насосом для выкачки денег, Златарев плюнул на все и ушел.

Ему, как молодому исполнителю, доставалась грязная работа за казенные гроши. А борзеть и постепенно избавляться от понятия «совесть» ради того, чтоб дослужиться до того, в чей карман текут денежки, откровенно не хотелось. Можно было работать иначе и получать намного больше, и при этом не строить из себя кристально чистого блюстителя порядка, имея на душе больше мусора, чем валяется с вечера в городском парке.

– Сам он ушел, – бесился Мельник, – Что вы имеете на сегодняшний день?

– В милиции обрабатывают связи подозреваемых. Изъяли пленку из камер слежения, но ничего преступного на них не обнаружено. Тубольцев пасет свидетеля. Пока это наша единственная зацепка.

– Понятно. Зашли в тупик. Херней страдаете. Нанялись телохранителями бомжа вонючего. Вот и все, на что вы способны.

– Значит, так оно и есть, – зло бросил Златарев, – Мы лодыри и тунеядцы. Скажите тогда вы, что нам делать. Поэтапно. Надеюсь, под вашим чутким руководством дело пойдет как по маслу.

– Ты мне тут не паясничай, Златарев. А то действительно уволю. Знаешь что, бросайте этого бомжа ко всем чертям. Нужно усилить охрану бензовозов. Поставь еще пару ребят в парк. Да и у дома моего тоже охрану выставь.

– Где ж я наберу столько людей?

– Твои проблемы. Но завтра чтоб охрана стояла.

– Не дело это – впопыхах людей с улицы брать, – заметил Златарев.

– Я, кажется, уже сказал, что делать.

Златарев вскочил на ноги, наклонился над Мельником и осторожно спросил, глядя ему прямо в глаза:

– Чего вы боитесь, Андрей Евгеньевич?

– Не твое дело, – процедил сквозь зубы директор и жестом указал ему на дверь, – Иди работай.

И Златарев пошел. Чувствуя себя при этом козлом отпущения. Больше всего на свете человек не любит, когда его, словно марионетку, швыряют из огня да в полымя, не объясняя, за что бить будут. Темнит Мельник. Ему на хрен не нужен убийца Добролюбова. Он хочет убедиться, что убийство не было возмездием за их общие с Добролюбовым грешки. Знать бы еще, что за кашу они там наварили…

Златарев позвонил Тубольцеву и велел тому ехать на работу. Затем поручил Наде, секретарше, которой все равно было нечем заняться, кроме подпиливания и без того острых ногтей, обзвонить газеты и дать объявление, что требуются охранники-экспедиторы. Потом сделал пару звонков по своим личным каналам: авось кто знакомый ищет работу или готов перейти. Напоследок дал объявление в Интернете.

Это было совсем нешуточное дело – усилить охрану парка. Он давно намекал об этом Мельнику, но тот все жмотился, полагая, что и так достаточно.

У Мельника были еще какие-то свои ребята в запасе. Они не числились на предприятии и появлялись изредка, выполняя совершенно «левую» работу. Некоторых из них привел Добролюбов. Златарев не знал, чем они занимаются, но старался не вникать. Рожи у них были недружелюбные.

Так все и завертелось – в суматошных поисках и метании из стороны в сторону с высунутым языком. До самого вечера не просыхали. Златарев чувствовал себя смертельно уставшим и с раздражением смотрел на Тубольцева, полного сил и энергии, правда, направленных совсем не на работу. Он все время рвался куда-то, словно его тянуло магнитом.

Наконец. Златарев не выдержал и отпустил его на все четыре стороны. Да и самому не мешало бы отдохнуть. Он вернулся домой и с грустью заглянул в пустой холодильник. Так и есть: мышь повесилась. Только маленький, уже покрывшийся слизью кусок сырокопченой колбасы совершенно не грел душу.

Но выходить куда-то, идти в магазин не хотелось. В шкафу он обнаружил краюху засохшего хлеба, намочил в воде, сунул в микроволновку. Живем!

На нижней полке стояла бутылка водки. Жидкости в ней было на дне – грамм сто от силы. Но это уже кое-что. Златарев умылся, покромсал колбасу колечками, вылил в стакан водку и уселся за стол. Ужин был совершенно невкусным.

«Жениться, что ли?» – промелькнуло в его мозгу и тут же исчезло, видимо, испугавшись пустить корни.

Перекусив, Златарев пошел в зал и с блаженством растянулся на кровати. Красота!!! Но разлеживаться было некогда. Работы было полным-полно.

Златарев достал ноутбук, пристроил его на животе, и открыл электронную почту. Может, кто-нибудь из его знакомых уже подкинул вариант, хотя так быстро дела обычно не делались. Нужно было думать, составлять новый план охраны парка, «человечить» его, чтобы завтра представить на подпись Мельника. Где вы видели, чтоб у начальника службы безопасности была особо подвижная работа? Процентов сорок – все та же бюрократия. А еще и проверка сопроводительных документов, в которых всего за три дня его отсутствия любимый родственничек Мельника успел понаделать делов.

В дверь позвонили. Златарев недоуменно нахмурил брови и осторожно, почти на цыпочках подошел к двери. Ввиду последних событий от неожиданного звонка можно было ожидать чего угодно.

На пороге стояла Аня. Улыбнувшись чуть виновато, она попросилась войти. Златарев не нашел причины, по которой мог сказать ей «нет», разве что сославшись на занятость. Он действительно был занят! Некогда было играть в мелодраму. Совершенно некогда. Да и не хотелось. Он догадывался, почему она пришла.

Вот незадача. Приласкаешь бабу один раз, и она тут же прилипнет, что банный лист. Вчера вечером он встретил ее возле подъезда. Они мило обменялись приветствиями, мило улыбнулись, и Златарев спокойно пошел к себе домой. Что он должен был сделать?

Разве непонятно, что так происходит сплошь и рядом. Просто соседи и просто вечер. Просто секс и никакого продолжения. И дело не в том, что кто-нибудь сделал что-то не так. Просто одному из них не нужно было ничего большего. Златарева вполне устраивало, что Аня так и останется просто соседкой.