Текст книги "Все, что смог (СИ)"

Автор книги: Елена Ляпота

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Глава 8

– Ну что, Григорий Анатольевич, – усаживаясь на водительское сидение, сказал Златарев, – едем на Центральный бульвар?

– Пожалуй, – горько вздохнул Клевер. Желудок отозвался ему жалобным урчанием. Давно уж переваренная кислая капуста да чашка черного кофе никак не радовали организм. Перед глазами, словно бабочки, мелькали круглые желтки глазуньи, соседствующие с ароматными горячими макаронами с маслом на щербатой домашней тарелочке…

В казино им особо не обрадовались и к убийству решительно не хотели иметь никакого отношения. Крупье узнал того «красавчика на фотографии». Да, был, отыграл в рулетку и ушел. Когда – не помнит. У него, между прочим, работа такая, что некогда на часы смотреть. За ставками следить должен.

Второй – худощавый с бородкой – еще сидел. Потом с Веркой Погодиной ушел. Ее сегодня нет, но телефончик можно у охранника взять. Она с ним тоже амуры крутит – в свободное от работы время.

Клевер телефончик взял, а охранник оказался парнем толковым, наблюдательным. Да, он помнил убитого, а также его постоянного спутника. Он не знал, в котором часу ушел ни тот, ни другой. Однако он предложил просмотреть пленку, что записывала камера у входа. Ее пока что не успели стереть. Там и время фиксируется, и дата.

Чтоб увидеть пленку, потребовалось вызвать начальника охраны. Пришлось ждать. Через пятнадцать минут явился невысокий, но крепкий детина с довольно наглой мордой и внимательными такими глазами. Он неодобрительно зыркнул на охранника – скорее всего, тот получит взбучку за то, что наделал проблем. Но пленку показал.

Да и не было ничего особого на этой пленке.

В 22.08 Антон Добролюбов вышел из казино. Вид у него был совершенно обычный. Двигался спокойно, не дергался, даже казался веселым. Как будто и не проиграл ни гроша.

Владислав Дементьев покинул казино в объятиях довольно упитанной барышни в блестящем платье с вырезами на самых интересных местах. Видно было, что он уже принял на грудь немало, и слегка пошатывался, опираясь на свою спутницу, словно на передвижную тумбу. Было это в 23.44.

– Как раз то самое время, – пробормотал себе под нос Квасин, – И мотивчик есть: проигрался в пух и прах, вспомнил, что дружок, скорее всего, уже не с пустыми карманами. А тут барышню оплачивать надо… Догнал, попросил поделиться, встретил отказ… А дальше… Дальше что?

– Вы хотите сказать, что тот хлыщ своими недоделанными ручонками мог свернуть ему шею? – насмешливо уточнил Златарев.

Клевер невольно вздрогнул. Надо же, у этого громилы превосходный слух! Это стоит иметь в виду.

Но, что же это он. Действительно, смешно. Владислав Дементьев походил на доморощенного очкарика, которому и ветку переломить – проблема. А тут – здоровый, крепкий мужик. Который наверняка сопротивлялся. Он бы Дементьева в два счета под себя подмял.

Хотя… показывают же по телевизору этих тщедушный китайцев, мастеров кунг-фу, который одной левой – ногой – мозги вышибают. Может, и не байки все это.

Черт его знает. Следует позвонить девице, с которой ушел Дементьев. Если согласится подтвердить алиби, значит, он чист. Хотя с другой стороны, подумалось Клеверу, зачем ему понадобилась девица, как не для алиби? Что если Дементьев давно запланировал убить своего названного «друга», нанял киллера, снял проститутку, а потом сам, якобы добровольно, согласился сотрудничать с милицией, да еще и наговорил столько подробностей? Что если все это для отвода глаз?

Однако все это казалось Клеверу сырым и дурно пахнущим. Мотив убийства был ни капельки не ясен. Месть? Но мама Добролюбова назвала Дементьева хорошим другом.

Может, замешана женщина? Покойная жена Добролюбова, с которой Дементьев крутил на стороне?

Ну уж нет. Клевер рассмеялся и покачал головой. Он видел фотографии покойной. Такой красавице даже плевать в сторону Дементьева негоже. Хотя…

Хотя все это шито белыми нитками. Если б Татьяна Добролюбова была ветреной женщиной, способной на измену под носом у мужа, она вряд ли сигала с десятого этажа. Поменяла бы одного на другого. У Дементьева, видно, денежки тоже водятся. А чего еще бабе, кроме романтики, надобно?

Денег побольше, чтоб карманы трещали.

Нет, покачал головой Клевер. Дует ветер, да не в ту степь.

А что если и впрямь – в деньгах дело. Жаль, нельзя спросить, сколько Дементьев проиграл. Впрочем, можно, но крупье вряд ли ответит. А фиксируют ли в казино проигрыши, Клевер понятия не имел. Если фиксируют, то, скорее всего, официальную бумагу потребуют. Так не скажут.

А бумагу не дадут, пока он, Гришка Клевер, не докажет, что у него есть основания подозревать Дементьева в убийстве. А какие у него основания?

Пока – никаких. Следует позвонить девице, Вере Погодиной, потом уже версии выдвигать. Клевер посмотрел на часы – обыкновенные, китайские, на дешевом ремешке из кожзаменителя, что полопался от времени и носки. Без четверти восемь. Время вроде бы не позднее, авось барышня не обидится.

Клевер достал мобильный и с грустью, проклиная свою маленькую зарплату, набрал номер, конечно же, другого оператора. Деньги-денежки, как вас мало, а еще и на рабочие нужды…

Девица сняла трубку не сразу. Голос у нее был уставший, сонный. Без особого энтузиазма она согласилась подтвердить алиби Дементьева. Договорившись встретиться завтра утром, Клевер нажал «отбой» и посмотрел на табло. Три минуты сорок восемь секунд. Это целых пять пирожков с капустой, что продает бабка на остановке. Что за жизнь такая. Не жизнь – жаба. Сосет кровь и не давится.

Перед уходом Клевер как бы между прочим спросил охранника, часто ли Дементьев уходит из казино в компании дамы.

– Да постоянно, – охранник улыбнулся пошлой улыбкой, – то с Веркой, то с Любкой, а иногда с Мариной. Но чаще всего с Веркой.

Да-с… Вот ниточка и оборвалась. Клевер почувствовал, как настроение у него упало ниже плинтуса. Такая версия наклевывалась, а тут…

Ясное дело, что это тупик. Никого Дементьев не убивал, а это значит, опять кота в мешке искать придется.

– А может, в игровом зале его кто-нибудь заприметил? – предположил Тубольцев. – Допустим, наш Добролюбов выиграл приличную сумму, забрал деньги и благополучно отправился домой. А некто, кому не так повезло, решил поживиться. Игроманы, они ж чокнутые. Денег на халяву всегда хочется. Пошел следом за ним в метро – время позднее, людей нет. Идеально для убийства.

– Хороша халява, – заметил Златарев, – Нет, чтобы бабки отнять – шею надо сворачивать.

– Так чтоб не опознал, если что.

– У нас нередко и за червонец задушат, – вставил свой пятак Клевер.

– Вот именно: задушат. А шею свернуть – уметь надо. Или силищу иметь немалую, – возразил Златарев.

– Так что – в игровой зал? – потирая руки, спросил Тубольцев. Если не вспоминать, что человека убили, ему даже нравилось играть в расследование. Что-то новенькое после череды довольно рутинных будней в службе безопасности.

– А может, завтра? – чуть ли не жалобно попросил Клевер, словно забыв, что фактически он тут главный. Домой хотелось. Есть. Спать. Рожи человеческие не видеть.

– Можно и завтра, – ответил Златарев, бросив исподтишка взгляд на напарника, – Время рабочее давно закончилось, а переработка, как известно, вредна организму.

– Хорошо, давайте вы завтра с утречка мне позвоните, там и договоримся, что, где и как, – обрадовался лейтенант.

– Подвезти? – любезно предложил Златарев.

Клевер почти с любовью посмотрел на уютный комфортный «Hundai». Перед глазами возник кошмар в виде переполненного затхло пахнущего трамвая. Однако уже был вечер, транспорт почти пустой ходит, а людям, наверное, по своим личным делам ехать надо. Гришка Клевер отрицательно покачал головой, не ведая, что взгляд у него при этом был грустный, как у теленка, у которого бессердечная доярка вырвала из пасти титьку и сунула пучок сухой травы.

Тубольцев едва сумел сдержать улыбку, но заставил себя с деланным равнодушием пожать на прощание руку лейтенанта. Лишь вновь очутившись на пассажирском сидении, он от души рассмеялся.

– Забавный этот Клевер, – сказал он, – Простой такой мужичок. Хотя глазки хитрые.

– Ментовская порода, – хмыкнул Златарев, – Мы все в нерабочее время простые и милые, с соседями здороваемся, как мусор выносим. А на работе – звери. Ну что – поехали?

– По домам? – с надеждой спросил Тубольцев.

– В игровой зал. Потусуем, разведаем обстановку…

Надежда упала на пол и разбилась. А по телеку сегодня футбол, вдруг вспомнил Тубольцев. И Даньку, бывшего соседского кота, покормить надо. Бывшего – потому что соседка умерла, а новые жильцы беднягу на улицу выбросили.

Данька долго мяукал под окнами, мешая спать всему дому. Потом как-то заскочил в подъезд, уселся на лестничном пролете – весь голодный, жалкий. Тубольцев помнил его толстым холеным котом, сыто поглядывающим на прохожих с подоконника.

Тубольцеву стало не по себе: жила вот, животина, не тужила. А теперь – по подъезду побирается, где бы поживиться ищет. Вынес ему два колечка колбасы да молока в майонезной крышке. Зря, конечно, он это сделал. С тех самых пор кот поселился у его двери, каждый раз встречая его долгим противным мяуканьем. Один раз Тубольцев не выдержал – впустил в квартиру, а выгнать уже не смог. Жалко было, да и кот освоился: лежал себе на диване, иногда смотрел из окна, как ласточки летают, стрижи. Гадил, где положено, жрал, что дают, в общем, старался не раздражать. И Тубольцев привык.

Мать, конечно, ворчала, что лучше б он жену завел, детей, на что Серега Тубольцев отвечал, что кот его вполне устраивает. Намного больше устраивает.

Игровой зал действительно находился почти рядом. Они свернули в проулок и оставили машину во дворе жилого дома, чтобы не привлекать внимание.

Зал оказался вполне приличным: повсюду мигали разноцветными огнями автоматы – будто цветы распустили, завлекая пчел. И пчелы имелись – глупые ленивые трудяги, что несли если не всю, то большую часть омытой честным потом получки, в надежде, что капризная, что барышня на выданье, фортуна улыбнется своей лучезарной улыбкой, и на табло появятся три заветные сливы, виноградины, апельсины или какая иная ерунда.

Автоматы нещадно жрали деньги, выдавая по крохам взамен. А люди все бросали и бросали монеты, купюры, наивно полагая, что вот-вот, и они выйдут из зала с парой тысяч долларов в кармане, а то и больше. Но выходило так, что основная часть игроманов шла домой с пустыми кошельками и единственной мыслью было не то, как объяснить жене, что и в этом месяце им нечем платить за квартиру, а где б раздобыть еще денег для ненасытной машины.

Златарев с Тубольцевым для порядка поиграли минут двадцать. За это время они успели выиграть сто, а продули пятьсот рублей. На этом решили угомониться.

Златарев то и дело поглядывал по сторонам, но никто не находил это странным. Все, словно коршуны, смотрели друг на дружку, вычисляя, кому везет, чей автомат занять поскорее в следующий раз, потому что нынешний что-то подкачал.

Нечего удивляться, если кто задумал отнять у Добролюбова злополучный выигрыш. Только вот кто? Кандидатов – чертова уйма. И у всех глаза блестят на легкие деньги. Да только легко ли – человека убить?

– Леха, смотри, кажись, наша дамочка, – шепнул Тубольцев и тихонько ткнул его локтем в бок.

Златарев осторожно повернулся и увидел женщину, которая о чем-то горячо спорила с охранником. Несомненно, это была именно та женщина, которую описывал Дементьев. Красивая армянка с выдающимся, почти орлиным, носом. Почему-то она напомнила Златареву пеликана, и на душе вдруг повеселело.

– Слышь, Серега, тебе пара нашлась, – давясь смешком поддел он напарника, – вы забавно будете смотреться вместе.

Тубольцев, которого в школе дразнили пеликаном из-за огромного носа с горбинкой, стал вдруг мрачнее тучи. Он не любил, когда трогали его нос. Эта тема до сих пор была для него болезненной, несмотря на то, что сейчас, когда исчезла подростковая худоба, плечи стали шире, нос выглядел скорее мужественно, чем нелепо. Даже наоборот: вопреки ожиданиям, нос был весьма привлекательной частью Тубольцева, которая почему-то нравилась женщинам.

– Ну вот, ты опять скис, – продолжал подначивать его Златарев, – между прочим, говорят, что у мужика все на лице написано. В частности, на носу. Бабы по нему судят, каков размер. Тебе, видно, поэтому проходу не дают. Правда, что ль?

– Тебе прямо сейчас показать? – рявкнул Тубольцев и покраснел.

– Да мне-то зачем? – пожал плечами Златарев. – Ты вон ей покажи. Девка статная. Теперь уже – одинокая. Скорее всего, оценит.

– Златарев, тебе зарплату хорошую платят?

– Не жалуюсь.

– На стоматолога хватит? Может, выйдем, потолкуем. У меня не только нос большой. У меня еще и руки чешутся тебе морду набить.

– Но, остынь, я ж пошутил, – улыбнулся Златарев, – чего завелся? Нам еще работать надо. А ты спишь на ходу.

– Я – не сплю. И, между прочим, я только что выиграл!

Тубольцев запрыгал на стуле с таким довольным видом, будто выиграл миллион долларов, а не жалкий полтинник. Что азарт делает с людьми? Сколько б не летала пчела над пластмассовым цветком, на мед не наберется. Но взрослые недалеко ушли от детей, которые пишут записки и кладут под подушку, думая, что ночью прилетит Волшебник и обязательно исполнит все-все-все желания, если к записке в придачу приложить конфету.

Златарев чуть ли не силой оторвал Тубольцева от автомата, и вдвоем они подошли к Тамаре, администратору зала.

– Добрый вечер, Тамара, – поздоровался Златарев, мимоходом заметив табличку, приколотую к груди.

Тамара Мовсесян. Значит, они и впрямь не ошиблись. Златарев представил себя и Тубольцева и попросил, если можно, выйти ненадолго, чтобы поговорить. Тамара покосилась на охранника, который незаметно подошел ближе, и вежливо отказалась, сославшись на то, что работает. Ей совсем не улыбалось выходить куда-нибудь и говорить с совершенно незнакомыми людьми, причем довольно внушительной комплекции.

Тогда Златарев спросил прямо.

– Тамара, скажите, случайно не вы дежурили вчера вечером в этом зале?

– Я, – немного растерянно ответила Тамара, – А что?

– Вы не помните, был ли здесь вчера Антон Добролюбов?

Тамара вдруг резко побледнела и поднесла ладонь к горлу. Она явно заволновалась – не заметить этого мог только слепой. А слепым Златарев не был. Здесь что-то не так. Что-то не совсем чисто.

– Я не знаю никакого Добролюбова, – холодно сказала она, – Извините, мне нужно работать.

– Как же, – воскликнул Златарев, – А у нас совсем другие сведения, дамочка. Мы знаем, что он доводился вам бывшим мужем. Также знаем, что вчера вечером, в начале одиннадцатого ночи он был здесь, в этом игровом зале, и даже выиграл немалую сумму денег!

Тубольцев незаметно наступил ему на мизинец правой ноги. Было больно, но Златарев, наконец, сообразил, что перегибает палку.

На Тамару Мовсесян вдруг стало страшно смотреть. Она посерела и затряслась мелкой дрожью. Будь поблизости стакан воды, Златарев непременно бы ей предложил.

– Я не знаю никакого Добролюбова, – повторила она, а в глазах ее был написан страх. Она затравленно обвела глазами помещение вокруг себя, словно опасалась, что откуда-то из угла выскочит чудовище и разорвет ее пополам. Но чудовища не было. Одни только автоматы – сами по себе чудовища, пожирающие азартные души.

– Извините, – сказала Тамара и повернулась, чтобы уйти, – Вы ошиблись. Или у вас неверные сведения. Я никогда не была замужем.

– Антона убили вчера ночью. – прокричал ей вслед Златарев.

Тамара слегка пошатнулась и схватилась рукой за автомат.

– Вы из милиции? – спросила она, не оборачиваясь, но достаточно громко, чтобы Тубольцев со Златаревым могли ее слышать.

– Не совсем, – начал было Златарев, но Тамара оборвала его на полуслове.

– Тогда до свидания, или я вынуждена буду позвать охрану.

Она ушла, прямая, словно струна. Движения ее были точными, резкими, будто она держалась изо всех сил, чтобы не упасть. Совершенно очевидно, что Тамара Мовсесян скрывает нечто очень важное, но по каким-то причинам, которые ой как не нравились Златареву, она желала остаться в стороне.

На лице у нее был написан едва ли не ужас. Не горе, не скорбь, а ужас. Она чего-то боялась, только вот чего?

– Актриса из нее никакая, – заметил Тубольцев, – Что делать будем?

Златарев на минуту задумался, а потом решительно махнул рукой.

– Подождем ее в машине. Предложим подвезти, а заодно побеседуем.

– А как упрется? – засомневался Тубольцев.

– А мы вежливо попросим.

Покинув зал, Златарев с Тубольцевым вернулись во двор, в котором оставили машину. «Hundai» стоял аккурат под фонарем, который вдруг решил зажечься, и кто-то шибко умный уже успел накалякать «помой меня» на запылившемся капоте.

– Падлюки, руки поотрываю, – смачно пообещал Златарев и щелкнул брелоком, отключая сигнализацию.

Сегодняшним планам суждено было пойти наперекосяк. Прождав битый час под чужими окнами с видом на зал игровых автоматов, Златарев с Тубольцевым заметили, как возле входа остановилось такси.

Тамара Мовсесян буквально вылетела из-за двери зала и быстро села в такси, даже не оглянувшись. Вздохнув, Златарев завел мотор и повел машину вслед за ними.

Тамара жила довольно далеко от работы. Они еще долго петляли по ночному городу, пока не остановились у ветхой пятиэтажки. Златарев припарковал машину в тени соседнего дома.

– Ну что теперь делать будем? – ехидно спросил Тубольцев.

– Мы – ничего. Я буду сидеть в машине, наблюдать. А ты – распушишь перья и двинешься очаровывать дамочку.

– Я? – возмущенно воскликнул Тубольцев. – Ты в своем уме? Видел, как она перепугалась? Да она от одного моего вида, поди, коньки отбросит.

– Вот это-то и странно. Очень странно. Чего она испугалась? Она даже не знает, кто мы.

– И что я, по-твоему, должен с ней сделать.

– Поговорить. Просто поговорить. По-человечески. О птичках. О погоде. О муже бывшем, как бы между прочим. Или тебе на бумажке написать вопросики, чтоб не растерялся?

– О птичках. Да как я с ней говорить буду? Мы ж не знаем, в какой квартире она живет.

– Сейчас узнаем. Я смотрю, где свет загорится.

Златарев пристально наблюдал за окнами, однако ничего не изменилось в панораме дома с того момента, как они приехали вслед за такси.

– Что, съел? – злорадствовал Тубольцев, вспоминая «нос», – А если ее окна на другую сторону выходят?

Златарев растерянно захлопал ресницами. Впервые за вечер он дал такого противного маху. Впрочем, нет. Первый раз он не сумел сдержать язык за зубами и наболтал лишнего. Теперь вот они приперлись, на ночь глядя, под окна неведомой девицы и сидят, ждут у моря погоды. Вернее, девицы вполне ведомой. А вот с окнами – с окнами проблема. Может, у нее пробки перегорели, или свет отключили за неуплату?

Один хрен – в окнах зияют зловещие темные дыры, и ни одна живая душа не помашет спасительным белым платочком.

– Эх ты, валенок, – сказал вдруг Тубольцев, – Сыщик из тебя фиговый. Смотри и учись.

Он выбрался из машины, тихонько прикрыв за собою дверь, и подошел к подъезду, в котором скрылась Тамара Мовсесян. Замок на двери был кодовый – курам на смех, да детишкам на потеху. Тубольцев достал телефон, включил фонарь и посветил на панель. Кнопочки под номерами один, три, шесть отшлифованы до блеска тысячами усердных подушечек пальцев. А остальные – пыльные и тусклые, можно было и не делать. Сэкономили бы на металле.

Тубольцев нажал код, и дверь распахнулась, противно скрипя на весь подъезд. Поднявшись на второй этаж, где еще с улицы заприметил горящий на кухне свет, он позвонил в нужную дверь.

Ему долго не открывали, но Тубольцев упрямо нажимал кнопку звонка до тех пор, пока из-за двери не раздался скрипучий старушечий голос.

– Тебе чего, антихрист, на ночь глядя? Совсем очумели…

Тубольцев покосился на часы. Было уже начало двенадцатого. Действительно, огромное свинство трезвонить кому-нибудь в дверь в такое время. Чего доброго, еще милицию вызовут, и отправят Тубольцева в камеру – за хулиганство и нарушение покоя мирных жителей.

А с иного боку – чего это «мирные» жители в столь поздний час по квартире бегают? Сериалы вроде уже закончились. А ему, Тубольцеву, между прочим тоже домой хочется. Футбол досмотреть. Кота покормить. Самому поесть. А он шастает по чужим подъездам, хоть и нанимался совсем на другую работу.

Плюнуть бы Мельнику, да в самое пушистое отъеденное рыло. Жаль, что они не китайцы. Тем специально портреты выдают начальственные, чтоб душу отвести. А у них – разве что в сортире за сигареткой-другой языком прополоскать, да и то – от унитазов подальше. В последнее время Тубольцеву все чаще стало казаться, что и у этих представителей туалетного интерьера выросли уши.

– Я, бабушка, таксист. Тут девушка, которую я подвозил, пакет забыла. Нерусская какая-то, с большим носом. Красивая. Не подскажете, из какой она квартиры?

Старушка приоткрыла дверь на цепочку, и в проеме показался любопытный, шныряющий вверх-вниз, глаз.

– А что за пакетик-то? Давай я передам.

Хитрая старушка. Но и Тубольцев тоже не пальцем деланный.

– Не могу. Порядок такой – хозяйке лично в руки. А то еще диспетчеру позвонит, нажалуется, а мне – выговор.

– Ой, да ладно тебе. Понравилась девка, – хихикнула бабка.

– Обижаете, – развел руками Тубольцев, – У меня жена беременная.

– А где ж пакетик-то? – спросила старушка – Руки у тебя пустые.

– В машине пакетик, – не сдавался Тубольцев, – Машина за углом. А пакет я оставил, потому что тяжелый сильно. Хозяйка найдется – принесу.

– Ох и чешешь, родной, ох и чешешь. Смотри, морду твою я хорошо запомнила. Двадцать девятая квартира.

Грозно зыркнув напоследок, старушка захлопнула дверь. Тубольцев облегченно вздохнул и поднялся этажом выше.

У двери Тамары он остановился и протоптался добрых десять минут, соображая, как начать разговор. Что если она вообще не откроет. Или милицию вызовет. Это уже здорово пахнет неприятностями. Нарываться Мельник никого не санкционировал. Но с другой стороны, дела вершатся по горячим следам. По холодным уже собирать нечего.

Едва его палец лег на кнопку звонка, из-за двери послышался испуганный голос.

– Кто вы? Что вам нужно?

– Я Сергей Тубольцев, Тамара. Откройте, нам нужно поговорить.

– Я не открою.

– Послушайте, я не причиню вам вреда. Меня видела ваша соседка, так что вам нечего бояться. Я не пришел убивать вас или насиловать. Просто поговорить.

– Нам не о чем говорить.

– Вы напрасно так думаете, Тамара. Антон убит, вы до смерти напуганы. А я могу вам помочь.

Дверь внезапно распахнулась и Тамара, словно бешеная кошка, вцепилась в рукав его шведки и потянула за собой в квартиру. Взглянув на ее лицо, перекошенное от ярости, Тубольцев не на шутку испугался. А она буйная, может ногтями поцарапать. Такие раны долго заживают.

– Помочь? – громко зашептала Тамара, теребя его за воротник, – Вы и так уже достаточно «помогли», явившись в зал и объявив при всем честном народе, что Добролюбов – мой бывший муж.

– Но я не понимаю, – начал было Тубольцев, но Тамара прикрыла его рот своей ладонью. Перед глазами мелькнули ее ногти – длинные, крепкие, как у рыси.

– Если не понимаешь, какого хрена лезешь. Ты ж все угробил. Меня угробил. Сына моего. Этот козел все слышал.

– Какой козел? – не понял Тубольцев.

– Охранник.

Тамара отпустила его и отошла в сторону. Глаза наполнились слезами, которые она и не думала сдерживать. Тубольцев осторожно подошел к ней и попытался взять за руку. Но Тамара отмахнулась, а слезы побежали еще быстрее, словно ей под нос кто-то сунул кило почищенного и нарезанного лука.

– Понимаю. Смерть Антона стала для вас ударом.

– Ударом? – осипшим голосом переспросила женщина, – Это не удар. Это катастрофа. Я… я говорила ему, чтоб не смел болтать. Говорила, а он…

– О чем болтать?

– О том, – отрезала Тамара, – Вы сказали, что не из милиции. Кто вы?

– Мы коллеги Антона. Шеф поручил нам искать его убийцу.

– Откуда вам известно про меня?

– Друг его рассказал.

– Понятно… значит все-таки болтал, – обреченно сказала Тамара и сползла по стенке вниз. Очутившись на полу, она обхватила колени руками и стала раскачиваться из стороны в сторону, будто чумная.

– Эй, Тамара, не надо так. Ты молодая, красивая, – Тубольцев опустился рядом с ней на корточки, – У тебя все еще будет хорошо. Если хочешь помочь нам найти убийцу Антона, расскажи все, что знаешь. Тебе сейчас тяжело, я понимаю, но нужно собраться.

– Да что ты понимаешь? Антона убили! Потому что языком своим поганым болтал. Чтоб ему в гробу перевернуться. Да чтоб он сгнил, и люди вокруг плевались от вони на его труп. Ублюдок! А я знала. Я догадывалась, что так и будет. А он все уговаривал «не бойся, я все продумал. Комар носа не подточит».

– Что продумал? – затаив дыхание, спросил Тубольцев. Кажется, сейчас он услышит нечто интересное. Хотя, он и так уже догадывался, о чем речь. Деньги. Счастливые выигрыши. Это все не просто так. И не всем это нравилось.

Но Тамара не сказала больше ни слова. Она еще долго плакала, потом встала и молча указала ему на дверь. Тубольцев стал было ее уговаривать, однако она вдруг дико закричала «Вон!» и ударила его кулаком в плечо.

В глазах Тубольцева потемнело, а в ушах еще долго стоял противный звук ее истерического крика. Должно быть, она перебудила половину дома, психопатка доморощенная. Ни один нормальный мужик не будет терпеть такие крики, и Тубольцеву расхотелось корчить из себя героя непонятно чьего времени.

Он мигом покинул квартиру Тамары и спустился вниз, а в голову лезли глупые страхи, что сейчас она возьмет да и вывернет на него сверху кастрюлю кипятка. Или утюг горячий бросит. Определенно, ненормальная баба. Хоть и красивая, но от таких, чем дальше – тем целее и душой, и прочими важными органами.