Текст книги "В роли себя самой"

Автор книги: Елена Проклова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Смолоду, конечно, у меня не было такой дотошности в размышлениях. Да и сама наша повседневность попросту не давала выбирать: ешь то, что есть. На гастролях нас иногда буквально спасали баночки варенья или пакетики с фруктами сушеными – не с собой привезенные, а дары поклонников. В разных углах, куда нас заносило, люди от чистого сердца делились тем, что им самим было необходимо в их жизни.

А однажды мне с одра болезни помогали подняться, кормя голубиным бульоном. И вареным мясом этих голубей. Дело было в Сальских степях, где снимался фильм "Ищи ветра". Каждое утро, когда с самых ранних часов наваливалась жара сорок градусов, мы садились на лошадей, на которых и снимались в рабочее время, и ехали за три километра к озеру. Чудесное было там озеро, родниковое, с чистейшей холодной водой. Мы в нем купались утром и вечером. Влетали в воду, не сходя с коней, поднимая веером брызги кристальной чистоты и прозрачности. Очень все было красиво, романтично, замечательно... Но у меня стало плохо с почками – острый пиелонефрит. Боли начались такие, что ни встать, ни пройти, ни даже лежать спокойно нельзя. Для работы меня кололи морфием и только так снимали боли в продолжение нескольких дней. Став на время морфинисткой, я снималась, скакала верхом и все остальное. Но еще надо было что-то есть. Эта проблема стояла перед всей группой вообще. Я, будучи на особом положении из-за болезни, не могла решать ее самостоятельно, наравне со всеми. Обо мне приходилось заботиться. Для этого сложилась своеобразная возможность. Рядом находился город Зерноград. Название ему было дано не случайное – там находились в буквальном смысле закрома Родины, огромные наземные, цилиндрической формы хранилища зерна. На этом зерновом изобилии кормились голуби, целые стаи, которым не было ни надобности, ни возможности клевать всякую дрянь на помойках. Голубей ловили, варили их, и я пила этот замечательный, вкуснейший бульон, ела нежное отварное мясо. Ни о каком вегетарианстве я не задумывалась тогда, это понятно. Хотя и сама на тех зерноградских голубей не охотилась.

В разъездах с группами по фестивалям предусматривается культурная программа с различным колоритом. Ее устроители прекрасно понимают, что людям надо не только чинно-благолепно предаваться пассивному осмотру исторических достопримечательностей. Как бы ни были хороши музеи, ясно, что приехавших издалека людей надо развлекать по-разному. И один из самых действенных способов – устройство охот. Еще бы: средство-то старинное, испытанное, зря, что ли, к нему прибегали со времен самых давних? Мужской коллектив, как правило, с большим энтузиазмом откликается на подобные предложения. А меня к этому вело любопытство. Любопытство ко всему на свете вообще и к мужским забавам, если можно так выразиться в данном случае, в частности. И с самого начала острым захватывающим моментом стал период подготовки.

Сейчас меня еще больше держит в своем плену страсть к сборам, к подготовке выбора и чистке оружия, к покупке патронов. Потому что это красиво. Оружие – захватывающе красиво. В него вложена многовековая любовь и уважение человека к тому, что делает его сильным, защищенным, а затем и гордым, властным. Оружие несет на себе многовековой отсвет любви человека и культуры человека, всех самых передовых достижений ручного, а затем машинного творчества.

Чувствовать свою сопричастность к этому искусству и творчеству – одно это дорогого стоит. Разве могла бы так захватить возможность просто получить лишний кусок еды в результате охоты? Смешно просто.

И что еще мне безумно нравится в процессе охоты – это компания. Женщинам практически неведома эта область, эта сторона жизни. В охотничью компанию не попадает кто попало. Во-первых, заведомо отсеивается, без всяких попыток войти в особый круг, довольно большое количество людей, которые охотниками просто не являются изначально, по своему складу, по всем своим особенностям. Не являются, не могут быть, не будут и пробовать даже. Никогда в этом месте не появятся. И слава Богу. На охоту идут люди с определенным вкусом. Они могут быть любого уровня и ранга в общественной, производственной, политической и тому подобной жизни, могут быть разными по множеству признаков. Но кое-какие качества их объединяют. Чтобы их определить, не хватает таких понятий, как смелость, сила, выносливость. Это все есть, но еще должен быть вкус к простоте, простору, особая чуткость и открытость по отношению к окружающему миру. Должно быть что-то джек-лондоновское, высоко романтическое и реальное одновременно.

Вот такие компании мне нравятся. Очень! Даже "издержки производства", типа крепких выражений, в таких случаях я вполне принимаю. Эта грубость здоровая, азартная, "экологически чистая". (Что касается матерного языка, я немного войду в подробности своего к нему отношения. Есть ситуации, в которых неупотребление "плохих слов" выглядит фальшиво, ущербно. Конечно, жгучей приправой отнюдь не стоит пользоваться для всех блюд. Но уж если какое-то из них требует ударной дозы перца или уксуса – никак нельзя от этого отказаться. Жаль, что я не помню, у кого – Фолкнер? Ирвинг? – словом, у кого-то из американских авторов прочитала о наставлениях некого отца сыну: "Не пересыпай свои слова постоянной руганью. Иначе, когда нужно будет облегчить душу, тебе нечем будет это сделать". По-моему, очень правильная мысль, трезвая и без ханжества).

Итак, в такую компанию я рвусь всей душой. Пусть охотницкое удовольствие не позволишь себе часто – то не сезон, то занят тот, другой, третий. Но вот наконец собрались, поехали... Приехали. Я разделяю со своими товарищами все неудобства, усталость, плохую дорогу, капризы погоды. Участвую во всем, кроме одного. Я давно уже не стреляю ни в какую живность. Много лет это было моей тайной, в которой я сегодня признаюсь.

Что же делать на охоте, если не стрелять? Общаться с природой? Я общаюсь, конечно, но ясно же, что для этого не обязательно объявлять себя участником охоты. Здесь просто другое оно, это общение. Все чувства обострены, зрение, слух, обоняние – жаль, что человек почти совсем расстался с этим. Ощущаешь тревогу, радость, настороженность, веселое напряжение во всем теле. И не надо мне стрелять. Как хорошо – идти загонять зверя, тащить добычу. Не стоять на номерах... хотя, почему бы и нет? И это интересно. Как вслушиваешься и слышишь все, когда стоишь, как примечаешь движение каждого листа! Позвоночник прямой, в струну. Мурашки по коже. Природа, лес входит в тебя, проникает так неожиданно глубоко. И отношение к ней становится не легковесным, как нам это привычно – "ах, солнышко! ах, травка!" Становится таким, каким оно должно быть изначально – и грубее, и проще, и страх порой вселяет, и уважение. И надежду: все-таки я здесь не чужая, я что-то пойму, овладею, смогу победить. Вовсе даже не стреляя.

Выше я уже упомянула о фильме "Будь счастлива, Юлия". Должна сказать, что в итоге эта картина получилась совершенно неудачной, слишком уж намудрил-накрутил режиссер. Бывает... Но время на этих съемках было потрачено в конце концов не зря. Во-первых, потому, что я работала вместе с прекрасным артистом Михаилом Волонтиром и получала от этого огромное удовольствие. Он не только артист, но и в целом человек замечательный, очень интересно с ним общаться, быть в одной компании. Во-вторых, этому времени я обязана еще одним воспоминанием, исключительно ярким и значительным.

Дело происходило в Молдавии, осенью. Кто бывал там в это время года, тот хорошо представит себе всю картину. Какая там неотразимой красоты природа, какие погожие дни – один за другим, в буйстве красок – ярких, но гармоничных. Человек там участвует в жизни природы, не может не участвовать, даже просто занимаясь своими повседневными делами. Вокруг много сел, больших, богатых. Жители работают на виноградниках – они там просто бесконечные, работают и на полях, в садах. Свое вино делают, и сухофрукты, и компоты в банках впрок. Всякими кустарными ремеслами занимаются. А еще охотятся, это тоже одно из привычных местных занятий.

Мы жили на хуторе, у хозяев, в том же доме, где все снималось. Их дом, как большинство домов в селе, был богатый – большой такой благоустроенный коттедж.

Однажды хозяин предложил:

– Пойдемте с нами завтра на охоту!

Мы не долго думая согласились и с утра пошли. Ружья нам дали, обули в сапоги. До места предстояло идти пешком часа три.

В тех местах водятся косули, очаровательные совершенно, рыжие с белыми пятнышками на попке. Они пасутся стаями в глубоких оврагах. До одного такого оврага мы и шли осенним днем по шуршащим листьям, по золоту под ногами. Там леса просто расписные, хоть и невысокие. Широколиственные: клены, вязы, ясени, каштаны, буки. Идем – небольшой ветерок, листья трепещут, алые, бурые, где-то еще зеленые, пронзительно-лимонные. Тепло. Идти далеко, не сразу лесом, сначала через виноградники, а им там конца нет. Запахи сладких ягод, пожухлых листьев, свежести – то один оттенок у запаха, то другой. В овраге, в лесу – то же самое пиршество оттенков и запахов, только букет ароматов, конечно, другой, не виноградный.

Дорога к оврагу, как нам и обещали, заняла часа три – в тяжелых сапогах, с тяжелым ружьем. Потом надо было еще покружить, встать на номера. Уже усталость подступала, но все было так заманчиво, интересно, красиво.

Меня поставили в глубине овраге, где-то в середине. Загонщики ушли. Я прислонилась к стволу – так, чтобы не ноги меня держали, а упор спины. В таком положении можно хорошо отдохнуть, усталость постепенно спадает. Вот я так и стояла, все больше растворяясь в красках, запахах, тишине. Отчетливо помню, какими черными были в том овраге стволы деревьев – вязов, ясеней. Особая постоянная влажность, как мне сказали потом, и потому такой цвет.

Помню тишину. Тишину? Это странно: ведь были шорохи постоянные чувствовалось, что лес обитаем сотнями мелких зверюшек, – и вскрики птиц... Но все равно: тихо было. Одушевленно, обитаемо, но абсолютно не тревожно, потому и тихо.

И вдруг я понимаю: идут. Идет стадо.

Это не был звук. Запах, может быть, и был, но не для человечьего носа. Я не органами чувств, а просто чувством каким-то, без всяких органов, голыми нервами определила, что вот здесь, совсем рядом – наша добыча. И ее много. Какой-то ветер прошел сквозь меня. Со свистом, с шорохом – внутри. Ну, Багира, доброй охоты!

Стадо было еще наверху, когда я его почувствовала. Я курки взвела, стволы нацелила и жду сижу. Сейчас они обрушатся. Секунда, полсекунды – я уже слышу: пошла живая лавина... Кто ставил меня на номер, тот, наверное, очень хорошо знал свое дело – и повадки косуль, и это место. Прямо передо мной оказались четыре косули. На расстоянии не больше пяти метров. Встали ко мне боком, замерли, а у меня в руках уже готовая к стрельбе двустволка, мне ни наводить, ни чего другого уже делать не надо. Только уложить на месте сразу двух.

Я веду – как полагается, чтобы снизу, под лопатку... А один из них глазом на меня, с легким поворотом, с непонятным мне гордым таким чувством... И я ощущаю не жалость, нет. Бессмысленность.

Я спокойно опустила ружье, не таясь уже. Они исчезли, словно духи, словно их тут не было, словно даже отродясь не бывало. Растворились все. Я выдохнула, чувствуя полное удовлетворение. Могла убить. Даже убила: эти двое были точно мои, безоговорочно. Так что я все испытала: ожидание, удивление, азарт, точку ледяного кипения, выброс адреналина в кровь, торжество. А убивать необязательно. Я это тогда осознала не менее отчетливо, чем свою победу, власть над добычей.

Убивать необязательно... Но я, давно зная это, вступила в клуб охотников. Ради удивительного по ощущениям времяпрепровождения, ради возможности быть в прекрасной компании, вместе играть в захватывающую игру. Ради поездок и права участия в охоте в любой стране мира, куда иным образом не попадешь охотиться. У меня есть мечта побывать кое-где конкретно например, в Африке, на сафари. Пока еще я не готова, и таких денег, какие нужны, у меня пока нет. Но когда-нибудь и эта мечта сбудется.

В нашем клубе состоят и рыболовы. Так что еще одна моя мечта гораздо ближе к осуществлению: поехать на рыбалку на Кубу, ловить марлина. Мне так хотелось и хочется самой поймать его, еще со времен первого моего чтения Хемингуэя!

К рыбе я отношусь далеко не с тем трепетом, как к теплокровным. Никакие нравственные проблемы у меня здесь не возникают. Это, конечно, противоречит строгим заповедям чистого вегетарианства. Но что делать: проникнуться жизнью природы в "рыбьей" ипостаси мне не пришлось. Я по одну сторону – рыбы по другую, нас четко разделяет поверхность воды.

А рыбалку как процесс я обожаю. В ней есть уединение, сосредоточенность, оцепенение – такие, какие возможны только у воды. Ты ни на что не воздействуешь, ничего не колеблешь, только воспринимаешь. Все твое внимание сосредоточено на связи с поплавком, поверхностью воды, набежавшим ветерком, от которого поплавок чуть закачался. Многие моменты моей жизни напоминают мне партнерство на сцене. Рыбалка – очень актерское занятие, требует исключительной восприимчивости, оттачивает тонкость работы артиста. В ее процессе понимаешь: то, что называется диалогом с природой, является изощреннейшей формой диалога, в котором природа безусловно доминирует. Впрочем, она доминирует всегда. Не чувствовать этого можно только хорошо постаравшись – во зло себе.

А вот сами рыбы для меня в самой малой степени являются частью природы. В отличие от растительности. С деревьями у меня совершенно особые отношения. Мое отношение к ним всегда было очень серьезным, отличалось истинным пиететом к великой мудрости и мощи стволов, веток, кроны. Живи где-нибудь до сих пор друиды – они бы запросто получили поклонницу культа деревьев. Но такая возможность – в прошедшем времени. Мне довелось столкнуться с удивительным художественно-философским образом в одной книге: деревья вырастают из земли, а земля – это люди. Тысячи тысяч легших в землю поколений. Деревья "едят" то, что было людьми.

И та картина, что раньше стояла передо мной, разительно изменилась. Некогда в ней были мудрые зеленые великаны в состоянии величавого спокойствия, надмирные цари и судьи. Если я выходила рисовать лес и деревья, то это случалось только в настроении полного умиротворения, готовности плавно восхищаться и отдаваться чувству нравственного превосходства дерева над человеком. После прочитанного отрывка деревья показали мне свое истинное лицо. Да, они прекрасны по-прежнему. Но и коварны, и подвержены страстям. Потому что они из плоти и крови. Их неподвижная "воткнутость" в почву – часть хитрого плана, заговора, известного им одним. Это, может быть, инопланетяне, которые из каких-то своих соображений приняли вот такую форму – корни, ствол, ветки, листья – и только прикинулись, что не могут покинуть место врастания в землю, не могут передвигаться.

Я и сейчас рисую деревья. Только теперь это происходит с оттенком обороны. Я не изображаю статичность, мудро-отвлеченную красоту. Я вижу, сколько на самом деле скрыто динамики и борьбы в древесных формах. Деревья уже не настолько "выше" меня, они стали более познаваемыми.

Боюсь, что я немного ушла в личную "натурфилософию" и опять испытываю чужое терпение. Чтобы появились подробности событий, разных случаев, мне нужны вопросы.

– А на охоту вы отправляетесь в постоянной компании? Или каждый раз собираются разные люди?

– И постоянные, и разные. Самый мой большой друг и приятель по охоте мой супруг, Андрей. (Я замужем за ним третьим браком, а четвертому не бывать – как Риму.) Мы с Андреем и рыбачим вместе, очень часто, и охотимся. Он любит всякую охоту – на зверей, на птиц. Я же птичью охоту меньше люблю: не тот азарт, не то удовольствие. И в результате "птичку жалко". То ли дело на крупных животных – такой процесс! Хорошо бы охота не уходила из жизни людей никогда. В конце концов, ружья-то ружьями, но в охоте на крупного зверя остается место серьезной опасности для человека. Что и оправдывает охоту дополнительно: я – охотник, рискую и подвергаюсь испытаниям по своей охоте, меряясь своими силами и удачей с сильным противником.

С такой подачи я и корриду люблю больше португальскую, а не испанскую. Ту, где один на один с быком. Без того, чтобы бандерильо быка уже со всех сторон истыкали, а тут еще один герой, на лошади.

Мне и жалко было и нет того матадора, которого я видела собственными глазами, как бык поднял его на рога. Почему? Ведь человек погиб, смерть его была жестокой. Но он шел на нее сознательно, зная правила игры, и шел по своей вольной воле. Быка пригнали, а он ведь сам. Он проиграл, и это заведомо было одним из возможных исходов схватки, при других условиях бессмысленной вообще.

– С такими заявлениями как вы избегнете упрека в том, что ваша душа-де огрубела, утратила природное женское отрицание жестокости, нетерпимость к страданию? А может быть, не избегнете, и такой упрек в ваш адрес будет справедлив?

– Давайте заглянем в Стефана Цвейга, которого я очень люблю. Вот эпиграф к его рассказу. Смысл эпиграфа в том, что мы сострадательны к чужому горю и стремимся помочь, утешить, исправить, потому что в первую очередь бережем себя. Зрелище чужого страдания нас разрушает, выводит из состояния равновесия, заставляет испытывать раздражение и злость. Мы совсем не любим тех, кому даже бросаемся активно помогать. Но нам надо закрыть амбразуру, откуда страдание бьет по нам самим.

Вот из этой мысли и вытекает практика и теория, по которым женщины зарекомендовали себя как существа более сострадательные. А на самом деле более нервные, подверженные "страдательной инфекции", которою им не хочется заразиться. А если уж произошло заражение, то надо скорей-скорей изгнать вирус из своего организма. Отсюда – громкие и постоянные женские требования: "Не убивайте! Не мучьте! Не заставляйте страдать!"

Если безоговорочно верить содержанию требований, то я "плохая" женщина. Не хочу выглядеть добренькой, эфемерно порхающей в безмятежном незнании того, что есть грубая правда. И боюсь женщин, которые таковы. Поделюсь "откровением": женщина тоже человек. А если человек не хочет видеть реального мира, не хочет принимать его неподкрашенные законы, значит, он увиливает, прячет какой-то в себе изъян или выдает его за достоинство. Короче, пытается обмануть других и выхлопотать для себя некие привилегии за чужой счет. "Я женщина, вы должны меня понять!" Нет, не надо.

– При том, что женщин, которые хотят привилегий, большинство, кому-то будут ближе именно ваши взгляды. А теперь снова конкретный вопрос, последовательно-непоследовательный, как все наше сегодняшнее "интервью": скажите, а где вы обычно охотитесь?

– Есть несколько постоянных мест в Подмосковье, в Ярославской области и на Украине. В Бологом часто бываем. Это все охотничьи хозяйства. Но я больше люблю, чтобы было новое место. Так интереснее.

– А за границей вы только собираетесь поохотиться или уже доводилось?

– Молдавия теперь стала заграницей... А еще я охотилась в Германии. На зайцев. Тоскливая была охота: вся насквозь спланированная, заорганизованная. Для меня это не охота. Не знаю, можно ли считать тот случай "национальной особенностью немецкой охоты", он у меня был один. Надеюсь, что бывает у них и более интересно.

– А какой вид рыбалки вы предпочитаете? С берега, с лодки, на какую удочку?

– Больше всего люблю щучью рыбалку, со спиннингом. Она азартная. Щука – удивительно умная и хитрая рыба. Мало того, чтобы она проглотила блесну и зацепилась за нее. Дальше стоит вопрос: кто кого. Тем более, что я принципиально ловлю на очень тонкую леску. Так интересней, и кроме всего прочего на толстую леску, которую видно в воде, щука может не взять. И даже если взяла, это не кайф – вытащить рыбу на канате. Тогда можно просто сетку забросить.

Выбирается оптимальная толщина лески, чтобы была дана возможность вытащить рыбу, но и требовалось для этого мастерство, приемы, терпение. Иногда бывает, что возишься минут по тридцать-сорок с той рыбой, которая уже на крючке. Ты подтягиваешь, отпускаешь, не давая при этом слабины этой леске, заводишь... А щука, бывает, выскакивает из воды, резко изгибается, как пружина, делает отмашку вбок головой и рвет леску. Она не перекусывает ее зубами, как человек может перекусить кусачками проволоку, а проводит зубами, как пилой, только мгновенно и чтобы при этом леска была натянута. Все, ты ее упустил! Или иногда действует проще: выскочив свечой из воды, так же падает, и леска рвется от удара.

Рыбу я люблю не только ловить, но и обрабатывать пойманную. Сколько угодно, любое количество готова чистить, отрезать голову, потрошить, отправляя в холодильник готовое филе, фарш для котлет. Но только с одним условием: вся работа должна происходить вне дома, под открытым небом. Разделка рыбы на кухне, где может остаться запах, налипнуть куда не надо чешуя – это для меня серьезное испытание, на которое я соглашаюсь только от самой крайней безысходности.

Все в рыбе хорошо, кроме послесловия. Красива пойманная рыба, некоторые ее виды, засыпая, несколько раз меняют на воздухе окраску, отливают то серым, то голубым, то фиолетово-розовым. Красивы чешуйки кусочки слюды с кольцами, как на спиле древесного пня. Если не загонять меня с рыбой в кухню, то любое количество улова – награда.

– А рыбачите вы тоже в многолюдной компании?

– Бывает, что в многолюдной. Хотя бы вот здесь, неподалеку от дома. И это, кстати, одна из причин, сыгравших роль в выборе нами места, где поселиться. Два водохранилища – Клязьминское, Пироговское, канал, озеро Майна восемнадцатиметровой глубины – заветные рыбацкие места. Сюда к нам приезжают гости, наши друзья.

– Рыбная ловля – такая же статья экономии, как и барашки на привязи в лесу?

– Вот уж нет! Дешевле было бы каждый день есть осетрину, чем пытаться окупить рыбацкой добычей все предварительные расходы – лодки, моторы, снасти, бензин, приваду и насадку для рыбы, выпивку и закуску для ловцов. Нет, рыбалка и охота – это прекрасный отдых, но он никак и ничего не экономит, а только самым прямым образом оправдывает выражение "дорогое удовольствие".

Но зато уж это действительно удовольствие, это событие. В нем всему есть место – дружбе, азарту, физическому труду, специальной подготовке и долгоиграющему результату. А ведь что такого, казалось бы: вода, в ней рыба, на берегу – человек с удочкой. При том, что я сказала о дорогом удовольствии, рыбалка не обязательно должна обходиться в копеечку. Взять спиннинг и пойти "похлестать" часок-полтора с берега накануне восхода или на закате – это прекрасно и всем всегда доступно. Был бы берег и вода, где что-нибудь водится.

– А какие рыбы водятся в ваших местах?

– Двадцать три вида, мы как-то считали с Андреем... Есть плотва, лещ, щука, шелешпер, язь – очень вкусная и очень редкая сейчас рыба. Есть линь эта рыба не имеет чешуи, как сом и налим, а цвет у линя черный с золотым отливом. Налим тоже есть, до чего он вкусный, особенно весной, когда печенка у него раздувается! О налимьей печенке мы ведь до сих пор только в художественной литературе прошлого века читали, у Гоголя, у Щедрина. Весной, знаете, муж рыбу не ловит, а охотится на нее с острогой. Надевает сапоги-комбинезон, забирается в камыши, куда рыба приходит погреться.

– Любую рыбу можно так добывать?

– Острогой добывают щук, линей, иногда лещей. Это уж, конечно, не женский способ рыбалки. Мне в таких случаях остается только спиннинг с блесной. Я и "блещу" себе, пока не устану. Но эта усталость – все равно отдых. Результат, впечатление – такие, словно вернулась из лучшего в мире санатория. Отдых для меня не может быть пассивным, развлечение обязательно должно быть таким, чтобы я сама себя развлекала. Почему я нигде на так называемом отдыхе в общепринятом понимании не могу нигде пробыть дольше, чем десять дней? Потому что неделя, десять дней – это экскурсии, это посещение новых и в то же время достаточно доступных мест. А дальше? На пляже вылеживаться, укладывая себя "по частям" – так, чтобы загар лег равномерно сюда, сюда и сюда? Помилуй Бог! Никогда не могла так отдыхать, сбегала с такого отдыха, как из-под стражи бегут. Мне обязательно дайте что-то делать: с аквалангом, например, нырять. А нет – так хоть в преферанс играть, тоже хорошо!

– Давайте еще поговорим о рыбалке. Дочку Полину вы с собой пока не берете?

– Она участвует в "домашней" рыбалке. На участке перед домом есть крошечный пруд, часть пейзажа с альпийской горкой. В нем живут карпы и иногда ловятся на удочку.

– И еще одну подробность, пожалуйста... Пойманная рыба и дичь в конце концов оказываются на столе, так ведь? А есть ли у вас любимые рецепты их приготовления? Или какие-нибудь особенные, необычные?

– Есть, я ими поделюсь с большой охотой. Но не выделить ли нам эту тему в отдельную главу? Так будет практичнее (замечание Девы!). Как только понадобится рецепт – смотрите оглавление.

– Но, может быть, кто-то из читательниц, отложив на время книгу, должна прямо сейчас встать к плите. Если вы сами хорошая хозяйка, дайте какой-нибудь совет с ходу, вдруг.

– Пожалуйста, насчет рыбной кулинарии. Раскрою маленький секрет, как вдруг внести разнообразие в привычное блюдо: куски рыбы для жарки обваляйте не в сухарях, как обычно, а в толченых орехах. Не пожалеете, ручаюсь.

Глава 9

ОТВЕТЫ НА "СТРАННЫЕ" ВОПРОСЫ

– Елена, раз уж с меня, автора литзаписи, был однажды снят "обет молчания", раз уж мы с вами пустились в свободное плавание "вопрос-ответ", не сжатое берегами прямой хронологической последовательности событий, то хотелось бы этим воспользоваться снова. Пока мы не вернулись в прежнее русло, в одностороннее и необратимое течение реки времени, я вижу удобный, как мне кажется, случай задать вам не то что "личные", а, можно сказать, "странные" вопросы. Они копились понемногу, одни отпадали, другие переосмысливались и обретали новую форму. А какие-то превращались в конкретные предположения.

Вот, например, одно из этих предположений-вопросов... Ваша жизнь, личная жизнь, – это, в первую очередь, актерская судьба, работа и профессия. Перефразирую Маяковского: говорим "Елена Проклова", подразумеваем "актриса" – и с этим согласится каждый, кто знает вас. Итак, пусть "актриса" – в первую очередь... Но все-таки Елена Проклова – это много больше, чем актриса. Не будь так, книга получалась бы совсем другой или вовсе не была бы затеяна. Скажите: свою "недоговоренность" в пределах актерского самовыражения вы чувствовали еще тогда, когда почти каждый день выходили на сцену или съемочную площадку. Правильно?

– Да, но это все как-то очень в общем сказано...

– Конечно, ведь есть вещи, к которым не приступишь сразу, вдруг. Я сейчас много думаю о вас и не только спрашиваю, но о чем-то и догадываюсь пытаюсь, во всяком случае, это делать. И хочу понять, было ли то, что в строгом общепринятом смысле слова принято называть "личная жизнь", для вас иногда – хотя бы иногда – важнее, чем профессиональный успех? Успех в самом высоком и достойном смысле этого слова... Но вы пять с лишним лет назад ушли из театра, не снимались. Очень необычный поступок: иные артисты длят и длят свое присутствие на сцене – порою даже много сверх меры разумного... Так вот, может быть, не только этот резкий уход должен быть замечен и оговорен в тексте книги? Может быть, были какие-то более ранние штрихи, в которых уже стоял знак вопроса "актриса – всегда актриса, или... ?"

– Профессия все-таки была для меня важнее всего. Актерская профессия, но не актерская карьера. Да, были "штрихи", которые в чем-то перечеркивали именно карьеру. И потом иные умные подруги обрушивались на меня в праведном гневе и ради, как говорится, моего же блага: "Ты давно уже могла бы быть "заслуженной", да что там – "народной", если бы не..."

– Если бы не... кто? Или – что? Как именно надо понимать?

– Если бы не очередной выбор, сделанный мной в пользу личной (пусть будет в самом обывательском смысле) жизни – за счет жизни карьерно-профессиональной. Но если я об этих эпизодах и жалею, то никак не из-за упущенных карьерных возможностей... Вот, говорят, во время Великой французской революции жил в Париже или в другом городе человек... И кто-то там однажды спросил его: "Что ты делал, когда Робеспьер рубил головы, а Дантон произносил речи?" На что этот человек совершенно спокойно ответил: "Я жил". По-моему, он был совершенно прав. Жизнь дается нам один раз, но ее нужно и можно прожить. Сама по себе жизнь – это главное. Как бы мало ни получил какой-либо человек при рождении: бедных, даже нищих родителей или вообще сиротство, слабое здоровье, не слишком благополучное историческое время и не очень благоустроенную родину,– он все равно получил необыкновенно много: саму жизнь, возможность жить, некий отрезок времени, чтобы быть на этой земле... Быть лично.

– Если я вас правильно понимаю, то уместно здесь дополнить вашу мысль старой поговоркой, к которой придумано новое продолжение: время – деньги, но время дороже.

– "Время дороже"? Хорошо... И безусловно верно. Я хотела бы быть автором этого высказывания, если бы кто-то меня не опередил. Честно скажу: каждое утро я просыпаюсь с чувством нежданно свалившегося мне в руки богатства: впереди – целый день. День – огромный кусок времени, который достался мне совершенно задаром и который я вправе употребить любым угодным мне способом. Феноменально! Каждое утро я богач! И, знаете еще, никогда у меня не было такой привычки – "гнать время", желать, чтобы скорей наступила весна, чтобы скорей началось лето... Зачем, куда торопиться? Прекрасна зима, великолепна осень... Оттепель, распутица, дожди – не только потому, что "нет плохой погоды", но потому, что это всегда – часть отпущенного нам времени.

С понятием "время" у меня свои, особенные отношения... Иногда мне кажется, что я живу лет двести, не меньше. В этом моем ощущении нет ни капли усталости, преклонности отпущенного мне земного срока. Количество двести лет, триста лет – от ощущения качества: какие события случились вовне, вокруг меня, и что довелось внутри ощутить, пропустить через себя. К числу событий относятся восход солнца, прошедший дождь – и это я говорю совершенно серьезно... Потому что, если это замечать и отмечать, все чувствуя, все переживая заинтересованно, продлевается жизнь.

Разве можно сказать, что все октябри – похожи, все январи – одинаковы? Нет. Они разные, и это по большому счету прямо-таки настоящая фантастика, какая-то ошеломляющая щедрость природы по отношению к нам. Как можно этим пренебрегать? Даже в затянувшееся ненастье, в какую-то не очень удобную для разных наших планов погоду, когда что-то ну очень чересчур – жарко, холодно, дождливо – есть отрада: знать наверняка, что за всем этим последуют перемены к лучшему.