Текст книги "В роли себя самой"

Автор книги: Елена Проклова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Проклова Елена
В роли себя самой

Елена Проклова

В роли себя самой

Глава 1

КАК ПРОЙТИ ПО БРЕВНЫШКУ-ЖИЗНИ

Я даже не знаю, в какой день недели я родилась, честно говоря...

В какую погоду родилась – не знаю. И вообще явилась на свет совершенно случайно. У меня мама не хотела больше иметь детей, думала ограничиться одним, за четыре года до меня родив моего старшего брата. Но как-то так все произошло, просто само собой, что, как она ни пыталась прервать свое непредусмотренное личными планами состояние, все время что-то случалось. То отключали свет в больнице, то она опаздывала на поезд... Они с отцом тогда жили под Львовом, по месту его службы, в военных лагерях. Все было очень сложно в смысле быта. И вот я как-то, значит, воспользовалась теми трудностями, пробралась в мир совершенно непредопределенными, непонятными путями. Такая львовская партизанка...

Но местом моего рождения стала Москва, ведь и родители мои – коренные москвичи. А днем рождения – второе сентября. Я – Дева, Змея. И думаю, что это что-то значит в моей судьбе – и день, и год. Да, я безусловно Дева: все должно быть разложено по полочкам, должно быть правильно, ясно и четко. Я действительно очень пунктуальный человек, любящий порядок, ходящий по земле. Я очень земной человек. И спокойный. Хотя из-за профессии мой образ жизни не совсем соответствует тому, что было предопределено природой. От моих знаков судьба меня совершенно иначе направила.

Но про направление чуть позже, а сейчас возвращаюсь к детству, к первым годам... До трех лет я не говорила по-русски, а в основном по-украински. (Это потом мне очень пригодилось в фильме "Гори, гори моя звезда". Просто я сразу вспомнила особенности говора, и не столько учила с педагогом украинского языка текст роли, сколько во мне сама всплывала эта напевность речи. Она во мне с детства осталась, и было очень легко работать.) А причина моей младенческой "украиноязычности" простая: родив меня, мама снова вернулась на Львовщину. Точного названия места, где стояли лагеря, не помню – какая-то деревушка. Там у меня была нянечка-украинка, мамина помощница по хозяйству, она разговаривала со мной на своем родном языке, который и для меня стал на время родным.

В мои три года семья вернулась в Москву. Мама и отец работали. Отец преподавал в Военно-политической академии имени Ленина, он изобретатель, кибернетик. В то время это слово было ругательным. Проблем хватало и у отца, и у всей семьи.

В детский сад я не ходила, мной занимались родители матери, мы жили все вместе. Это была большая семья очень интеллигентных людей, с глубокими корнями и традициями. Мой прадед, мамин дедушка, был предводителем дворянства в Смоленском уезде. А по отцовской линии в моей предыстории богатая интернациональная смесь середины и конца прошлого века: французы, поляки, русские. Много фамилий, много имен, много возрастов, много самых неожиданных скрещений судеб и связей. Все это не рвется до сих пор, соединяя сегодня очень много – несколько десятков – человек.

Десять лет моим воспитанием, начиная с трехлетнего возраста, занимался главным образом мамин папа. Если бабушкино участие сводилось в основном к добру, ласке и хорошей еде, то дедуля очень любил со мной заниматься. В четыре года он меня отвел в секцию спортивной гимнастики, на стадион клуба "Крылья Советов". И в одиннадцать лет я стала мастером спорта. У тренеров были большие планы на мой счет, и когда я начала сниматься, то из "Крыльев" мне еще долго звонили, надеясь, что я останусь в спорте, и сожалея, что я его забросила.

В это время, на исходе пятидесятых годов, мы жили в большой общей квартире на Солянке. Наш старый дом дореволюционной постройки до сих пор сохранился, переделанный под несколько учреждений. Наша квартира была коммунальной, как и остальные: тринадцать семей, коридор, где дети катались на велосипедах... Соседом нашим в числе других был Зиновий Гердт.

Оттуда мы уехали, когда мне было пять лет. Уехали в самые новостройки, которые только могли тогда быть – в Текстильщики. Дедушка получил в пятиэтажке двухкомнатную квартиру. Там прошло еще шесть лет, до одиннадцати, как потом оказалось – все мое детство. Оттуда дедушка возил меня на тренировки и на соревнования, очень часто водил по музеям и гулять в Нескучный сад. Я все это очень хорошо помню, вообще у меня осознанные воспоминания достаточно ранние, начиная с трех лет. И в любую минуту мне легко мысленно представить себе дедушку. Он был очень высокий, худой, с совершенно русским лицом – открытым. Голубоглазый, светловолосый. Красивый. Звали его Александр Францевич. Отец у него был латыш, а мама – русская, дворянка.

Дедушка меня очень любил и многое сделал для меня, для всей моей жизни. Он дал мне нечто основное, такое, что проходит через весь земной путь человека, кончается только вместе с ним – а может быть, и не кончается.

Однажды дед сказал мне потрясающую вещь. Дело так было: днем я поссорилась с кем-то, гуляя, или у меня возникли какие-то другие проблемы точно не помню. А каждый или почти каждый вечер мы с дедушкой рисовали. Он хорошо рисовал, меня учил. И вот, сидим как обычно, рисуем и разговариваем. Разговоры (не детский лепет, а в основном на серьезные темы) были нашим самым главным и любимым занятием. Под них дедуля часто рисовал то, о чем заходила речь. В тот раз все тоже было так: разговор, рисунки... И наконец так случилось, что дед спросил меня:

– Лена, а вот как ты себе представляешь, что такое "прожить жизнь"?

Я ответила что-то там такое свое, детское.

А он сказал:

– Самое важное в жизни – это попробовать найти себя среди других людей. Быть одиноким всегда успеешь. А вот попытаться пройти эту жизнь среди других людей так, чтобы было не стыдно, это сложно.

И стал мне рисовать красивую картинку. Карандашом рисовать – и словами:

– Представь себе: раннее-раннее утро. Красивые горы...– Он рисовал их, я смотрела не отрываясь, я ведь сама очень любила горы рисовать.– Красивые деревья, разная листва на них... Встает солнце... Ты идешь куда-то, у тебя прекрасное настроение. И вдруг ты подходишь к огромной пропасти. Заглядываешь туда вниз, а дна не видно. Только слышно, что внизу журчит ручеек, далеко-далеко. И дух у тебя захватывает – от красоты и от страха перед этой пропастью. Но тебе обязательно надо перейти на другую сторону. Через всю эту страшную пропасть, на тот ее край – он в тумане, его не видно – лежит одно только тоненькое, очень узкое бревнышко, поваленный ствол дерева. Вот так же впереди перед тобой твоя жизнь... Ступаешь и идешь. Понимаешь: это все одновременно – и очень красиво, и очень страшно. Пропасть-то бездонная! Но вот ты уже чему-то научилась, нашла себя в чем-то. Знаешь, как ступать, как держать руки, чтобы не упасть. Знаешь, как и куда посмотреть. И вдруг из тумана навстречу тебе выплывает силуэт человека... Он идет с того края, ему также очень нужно перейти пропасть. Ты все это понимаешь, да? И понимаешь, что нужно очень осторожно разойтись, не упасть самой и еще того важнее – не спихнуть в пропасть этого человека. Вы наконец встречаетесь... Начинаете расходиться, пытаясь держаться за руки, не наступить на ноги друг другу, держать равновесие. Это первая встреча, первый очень важный контакт с кем-то, с этим человеком, который настолько важен тебе в этот момент. И вот – испытание кончилось, вы прошли каждый в свою сторону. У тебя отлегло от сердца: все получилось, вы разошлись, сохранив друг друга. Все теперь в твоей жизни снова хорошо, легко... И тут ты видишь, что навстречу уже выплывает следующий силуэт, тебе предстоит новая встреча. И ты понимаешь, что так будет до конца твоих дней. Если ты сумеешь пройти по бревнышку до конца, никого не столкнув, то можешь считать, что твоя жизнь удалась. А если ты испугалась и отдернула руку...

Конечно, я не помню буквально сказанные дедом слова. Но запечатлелась в целом картинка. И смысл сказанного остался в памяти: самое страшное чего-то испугаться, обидеться и обидеть, столкнуть кого-то, чтобы не упасть самому. Тогда, как бы легко ты ни дошла до конца, тебя наверняка там ждет что-то страшное. Вот так дед преподнес мне основную линию моей жизни. Его и мой главный принцип – идти осторожно. Все, что я делаю, не носит характера спонтанности, безалаберности. Я знаю людей, которые не задумываются и идут, как идут. Они совсем не злодеи. Просто делают то и это, не задумываясь о последствиях. А за все приходится платить, иногда довольно страшной ценой. Чем больше я живу, тем больше вспоминаю слова деда. Они превратились в ощутимый материальный образ в моих делах и поступках.

Я не имею большого количества друзей. При том, что я очень общительный человек и товарищей у меня много. Но, памятуя о сказанном, я понимаю, что просто держать за руки тоже опасно. Это слишком большая ответственность. Я не тот, кто в силах выдержать нескольких людей сразу. Поэтому слова "друг" и "товарищ" для меня разные. "Друг" – выше. А "товарищ" – просто хорошее радостное слово. За ним стоит общность дел, встреч, времяпрепровождения, хорошего настроения. Но это понятие не налагает тех обязанностей, какие налагает дружба и тем более родственные, семейные отношения. В этих отношениях никак невозможно никого притеснять, быть небрежным, необязательным и своекорыстным.

Я человек очень земной – не в смысле приземленный, а – как бы точно сказать? – трезвый, что ли, мне необходим резон. Я понимаю так распределение своих сил: в первую очередь я должна сделать все для своих близких и себя. Я зачем-то на этот свет рождена, у меня есть обязательства по отношению к самой себе. Я отнюдь не исключаю какой-то траты времени и сил, рассчитанных на меня саму. Огромное количество времени и сил тратится на близких – самых дорогих. И это требует больших затрат. Дальше есть несколько друзей. Вот первый круг людей, для которых я что-то должна. Должна не со знаком отрицательным, а положительным. Это зависит не от желания и настроения, а это то, что каждый день в моей сумме. Остальное по-разному, уже как и насколько хватает сил, желания. Иногда это бывает товарищи, работа, иногда совсем посторонние люди, благотворительность. Но это уже не то, что я должна, а то, что я могу себе позволить. Я просто не понимаю, как может человек бросить мать больную, не купить ей лекарства, не посидеть с ней, а пойти, например, на партсобрание.

Если хватает сил на большее, то это гиганты люди, избранные какие-то. У меня иногда хватает сил, а чаще нет. Вот часто пишут или говорят о себе: я добился, я совершил, я превозмог и так далее. А я думаю: что же, ты, наверное, один живешь... Ни с кем не делишь свое время, труд, свою душу... От этого и бывают несчастные жены, мужья, брошенные, никому не нужные невоспитанные дети, несчастная старость – все от этого. Не от того, что государство не накормило или не выдало пенсию. Просто рядом нет тех, кто разделит с тобой повседневные, не бросающиеся в глаза тяготы обычной жизни. Мне смешно и грустно слушать о том, что кто-то может уйти на работу, быть там с девяти утра до полуночи, но при этом так любить жену, так ее любить... Бывает, конечно, и такая любовь с установленным расстоянием в пространстве, но вряд ли это нужно каждой женщине. Жизнь и взаимность отношений в этой жизни требуют постоянного душевного труда. Если кто-то из двоих установил дистанцию от другого, используя работу как хороший предлог,– значит ему душевный труд либо не по плечу, либо надоел.

Дедуля при всей возвышенности мыслей, при всем желании передать мне, что не удалось реализовать ему, был удивительно пунктуальный, вежливо-обязательный человек. Такие качества редко совмещаются. Обычно за словом "возвышенный" следует дополнительно "взрывной", "легко воспламеняющийся" и "так же легко гаснущий". Кто-то сказал, что легче единожды быть героем, чем всегда, каждый день – джентльменом.

Общепринятые значения слов не всегда уместны, когда надо выразить, сказать что-то очень важное. И очень хорошее. Особенно – о близких людях. Я не могу найти исчерпывающего определения качеству, которое всегда было у дедушки, а напоследок проявилось так ярко, так необыкновенно. Проще рассказать, что именно произошло.

За два года до смерти (умер дедушка в 64 года, когда мне было 13 лет), он перестал читать, а всегда читал много, постоянно – и книги, и периодику. И со мной читал что-нибудь детское, по возрасту. Не стал больше и рисовать вместе, ходить везде, как мы раньше ходили. Я, конечно, обижалась. Хотя у меня свободного времени было уже не так много, я снималась в третьем своем "детском" фильме "Переходный возраст". Но вот съемки закончились, должен была начаться показ. Я спросила:

– Дедушка, будет премьера. Ты хотя бы на премьеру поедешь?

– На твой новый фильм? Поеду, на это поеду.

И только тогда, после просмотра все разъяснилось. Мы увидели, что дедушка, сидя с нами в зале, все время, пока шел фильм, смотрел мимо экрана. Его взгляд был направлен в сторону – туда, где висел динамик... И мы потом, сопоставив все, наконец-то поняли: дедушка ослеп. Целых два года мы этого не знали. Ведь сам он не сказал, и даже наоборот – все делал, чтобы никто не догадался. Не потому, что дед был такой гордый. Нет, он просто боялся обременить своих близких и принести им горе.

Когда дедуля вскоре скончался, мне было очень грустно, плохо. Родители были еще молодые, у них была своя жизнь. А из моей жизни ушла очень тонкая, очень важная для меня связь, обоюдный контакт, перекличка.

То, что в детстве передал мне дедушка, уча меня специально или просто какими-то своими словами и поступками по разным поводам, с возрастом становится все более важным для меня. Все чаще даже мелочи приобретают большой вес и значение и называются уже по-другому.

Почему, например, я не могу себе позволить лишнего друга, подругу? Как бы ни рвалась моя душа... И как бы тот человек ни рвался ко мне... Потому что, если на полноценную отдачу с моей стороны моих сил не хватает, тогда только брать я не могу. Я помню всегда, что судьба столько надавала мне авансом (так сложилось)! И у меня всю жизнь ощущение неловкости: чем же я все это отдам? Чем? Да, тружусь, тружусь много, что и говорить. Но это все равно не компенсирует того, сколько получено – по контактам, по каким-то связям, по ощущениям, по людям, с которыми я знакома. По количеству стран, которые я объездила. По труду замечательному, который был мне предложен. По ролям замечательным, по педагогам. И т. д. и т. д... Всю жизнь – как из рога изобилия, а внутри у меня постоянный страх: когда-то придется расплачиваться. Когда, как, чем? Как бы я ни старалась внутри этого скромно существовать, позицией своей, я все равно больше беру, чем даю. Может, и не нам судить... Но определенное отношение иметь надо. И хочется очень осторожно идти по бревнышку.

Но эти мысли уже из настоящего времени. А если сейчас опять, как следует по порядку, оглянуться туда, где мне лет шесть-семь, то в это время для меня стал много значить НИЛ. Под таким сокращенным названием довольно широко известен в Москве и Московской области дачный поселок "Наука. Искусство. Литература", расположенный под Новым Иерусалимом. Родители мои до сих пор живут там каждое лето. Прекрасное живописное место, общество людей, большей частью хорошо знающих друг друга. Здесь дача у Олега Табакова, у Александра Ширвиндта, у Давида Ойстраха... Хотя в том возрасте, о котором сейчас речь, никакие громкие имена для меня ничего особенного не значили – ни те, которые тогда уже стали громки, ни те, которым лишь предстояло стать такими.

В дошкольном возрасте я проводила в НИЛе из каждого года половину, с апреля по октябрь. Когда начала учиться в школе, период счастья и свободы сократился вдвое, до стандартного трехмесячного каникулярного срока. Все мои игры и развлечения происходили в кругу мальчишеской компании моего брата Виктора, который был на четыре года меня старше. Я очень подходила мальчишкам по характеру – была оторвистой: тарзанки, казаки-разбойники, походы ночью на кладбище, костры, лазанье по блиндажам, выбивание тола из снарядов. Во-от такие мы из земли вытаскивали снаряды... Чудо, конечно, что это занятие не обернулось для кого-нибудь бедой, все мы остались и живы, и целы. А ведь мы не только потрошили военные "подарки", но еще кое-кто из ребят умудрялся утилизовать добытую взрывчатку. С ней изготовляли и запускали самопальные ракеты, ради этих запусков в конце концов все и делалось.

А для меня главным было то, что компания у меня была хорошая, нескучная, и я себя в ней чувствовала хорошо, вполне на своем месте, уважаемым членом общества. Та жизнь не делилась на части – на отдельные события, на недели, на дни. Нет, раннее мое детство вихрем летело вперед, без оглядки, напропалую. В гурьбе дворовой детворы, под общим нестрогим присмотром молодых и веселых родителей, с эпизодами внимания к мудрому дедушкиному вмешательству – какое это было чудо, какая прелесть!

И вот так запросто промелькнули бы еще несколько лет. А там бы, как у всех, замаячили бы очередные всем хорошо знакомые приметы, соответствующие возрасту: окончание средней школы, выбор института, профессии и жениха. Что в этом плохого? Ничего. "Блажен, кто смолоду был молод. Блажен, кто вовремя созрел. Кто постепенно жизни холод с летами вытерпеть умел..." Вовремя, постепенно, шаг за шагом, по возрасту и по уму. Всякому овощу... и так далее. Честное слово, в этом нет ничего недостойного, принижающего. Приемы жизни оправдываются большинством повторений. Кому выпало "быть как все" или хотя провести целиком свое детство так же, как все остальные ребята, досталась совсем не плохая участь.

А у моей судьбы хватило терпения всего на одиннадцать лет. После очередного дня рождения моему обычному, как у всех людей, детству был отмерен совсем короткий срок – до зимы.

Актерская профессия нашла меня очень рано. Нашла "по-родственному", но все-таки случайно. С папиной стороны я знала другую семью, тоже состоящую из совершенно замечательных, редких людей. Мой второй дедушка Виктор Тимофеевич, папин папа, сам был когда-то актером, снимался в фильме "Боксеры", играл боксера Муху. И не только играл, он занимался боксом серьезно, выступал в легком весе, занимал призовые места. Не на самых крупных соревнованиях, но призы были. Но актер он был с несложившейся судьбой. Как все актеры, у кого так вышло, он был человеком с амбициями, и в жизни проявлял себя порой излишне активно и демонстративно.

Без него не обошлось в том, что моя судьба сложилась так, как сложилась. А когда она начала складываться, то ожиданно-неожиданная артистическая карьера внучки явилась для него таким очень личным моментом. Что-то как будто вернулось для него, воплотившись во мне. Все то, что он хотел и мог бы, наверное, и должен был бы сделать. В условиях такой "подмены" он не мог вторично позволить судьбе не состояться. А что значит "не мог"? Это значит, что он требовал, он не давал передышки, он гнал меня все время на новую высоту. Он все это делал в моих интересах, безусловно. Но мне от этого было не легче, потому что требовательность была такой бескомпромиссной, неуступчивой, с которой нужно было бы относиться к взрослому человеку. А он меня заставлял соответствовать своим представлениям с детского возраста, с 11 лет.

Но чтобы он заставлял, я должна была сначала очутиться на съемочной площадке, перед камерой. И вот как это случилось.

Для своего фильма "Звонят, откройте дверь!" Александр Митта просмотрел одиннадцать тысяч девочек. И – ничего, все зря. Ни ему, ни сценаристу Александру Володину ни одна не подходила...

Дед был на картине вторым режиссером, в обязанности которого, как известно, входит поставлять "материал". Когда одиннадцать тысяч претенденток было отвергнуто, он уже отказывался от всего: пропади, мол, оно пропадом, это кино!

И еще у нас был близкий приятель нашей семьи, Вячеслав Семенов, заместитель директора "Мосфильма". Замечательный человек, кто о нем ни заговорит – все сходятся в едином мнении. И вот именно он тогда вмешался, заявив:

– Ну что вы мучаетесь! Я сколько говорю: взяли бы Ленку, твою внучку! Такая девчонка, поет, танцует, выдумывает! Артистка прирожденная!

А мой дед, как неудавшийся артист, желал своему чаду чего угодно, только не такой же судьбы. И открещивался:

– Я категорически против. Ребенка мучить! Как будто я не вижу, что тут с детьми делают!

Во многом он был прав: быть артистом – это для ребенка не сахар. Дед заранее боялся и удачи моей, и неудачи, в каком бы возрасте она ни подкралась. Он на личном опыте знал, какой мукой это оборачивается, и рисковать не хотел. Мало ли на свете хороших интересных профессий и занятий, которым внучка может посвятить себя.

Но кончилось тем, что меня притащили на пробы – притащил Вячеслав Семенович. Митта посмотрел и сказал:

– Да, ничего, девочка хорошая, способная. Где-нибудь мы ее в эпизодике обязательно снимем, если Виктор Тимофеевич не против.

А на главную роль он меня ну совсем никак не прочил. По внешним данным, как было задумано, я совершенно не подходила. Была очень маленького роста, худая, белобрысая, такие хвостики с бантиками на голове. А девочка-героиня виделась ему высокой, кареглазой, и чтоб коса до колен Татьяна Ларина: "вся жизнь моя была залогом свиданья верного с тобой!" Ведь картина была задумана о первой любви, о пробуждении высокого женского чувства. Ну куда уж тут такой постреленок!

Но мысль режиссерская работала дальше: поскольку девчонка такая хваткая, хорошо работает, может быть другая польза. А я действительно была без комплексов: мне дают задание – я делаю. И вот Митта говорит своему второму режиссеру, моему дедушке:

– Ты повози ее сюда помочь нам, пока мы других девочек пробуем. Чем нам каждый раз пару сводить, одну учить, вторую учить, мы твою Ленку натаскаем и она будет нам помогать.

Я – что, я с удовольствием. И дед согласился, так уж и быть. И какое-то время я помогала просматривать девочек на пробах, играла в заданиях вторую подругу.

Играла я играла, партнерши мои менялись, режиссер смотрел: ничего, опять ничего. Как он потом рассказывал:

– Мы с Володиным сидим, время – часов двенадцать ночи. Полная безнадежность. Я думаю: может быть, правда Ленку попробовать? Говорю ему: "Смотри, какая девка... Я все думаю: какую бы роль ей придумать в этом фильме, чтобы ее поснимать? Талантливый ведь человек, поснимать мне ее очень хочется, а роли для нее в этой картине нет. Ты ей напиши чего-нибудь. Или уж правда ее взять на главную?"

А Володин:

– Ну ты что? Ну как ее взять? Как может такое дитя сыграть любовь? Какую любовь? Ты посмотри: ей же пять лет...

Мне было одиннадцать, но ясно, что в такой ситуации счет ведется не по пальцам, не по количеству единиц.

Митта:

– Давай я ей дам задание, а ты посмотришь, что она может сыграть.

И позвал меня. Время, как я уже сказала, около полуночи, но я все еще там крутилась – а как же: помогаю! Зовут – бегу. С Володиным я не была тогда знакома. А Александр мне сказал:

– Ты дедушку своего очень любишь?

– Да, очень.

– Тогда представь себе, что он заболел. Серьезно заболел, у него плохо с сердцем. Время позднее, ночь. Дома никого нет, лекарства тоже нет. Только ты знаешь, что за три дома отсюда, у твоей школьной подружки, отец – врач, хирург. Он пришел после операции, которую делал несколько часов, очень уставший... Пришел, перекусил, чуть-чуть ему надо отдохнуть, и опять с утра на операцию. А ты знаешь все это, как он устал, но тебе надо прийти и уговорить его не отдыхать, а идти помочь твоему дедушке. Понимаешь?

– Да, понимаю.

– Тогда врача, подружкиного папу, будет играть Володин. Как ты его будешь уговаривать, я не знаю. Давай.

– Можно я выйду на три минуты за дверь?

– Пожалуйста.

– Я постучу, когда смогу играть.

Александр только хмыкнул:

– Так, началось... Актерские штучки...

А я до сих пор помню, как выглядел коридор, какое было освещение. Как прошла какая-то женщина в шаркающих тапочках. А я стояла за этой дверью и вспомнила того своего деда, маминого папу, который уже был не очень хорош. И подумала, что вот если действительно он, кого я так люблю, заболеет и умрет, с кем я останусь? И представила, что он умирает... Я помню, как это все крутилось в моей голове.

А потом... Я влетела в их комнату, я спихнула с кресла Володина, я так рыдала, что не могла произнести ни слова. Они не в силах были меня успокоить. И кончилось тем, что... я приволокла их домой, к себе, в Текстильщики. Иначе они ничего не могли со мной сделать.

И когда все это произошло, Митта сказал, что больше вопрос для них не стоял. Сценарист был убежден окончательно. Мой рост, волосы, их цвет перестали иметь какое бы то ни было значение. Начались съемки. Началась взрослая жизнь. Иначе быть не могло, потому что профессия актера не имеет детского адаптированного варианта, как его имеет, например, отрывок из "взрослой" книги, изданный в сборнике для детского чтения, или текст для перевода в учебнике иностранного языка. Дело даже не в предъявляемых требованиях, вернее не только в них. Дело в отношениях людей и энергии их совместного душевного труда, с помощью которой этаж за этажом поднимается здание-фильм или спектакль. Свою часть стены нельзя строить из некондиционного материала или отставая по темпам работы.

Меня никто не заставлял взрослеть, никоим образом вопрос так не ставился. И роль была детской, потому-то я и понадобилась. Но куда денешься? Дети вокруг меня исчезли, игры и учеба в школе перестали быть ежедневным содержанием моей жизни. Остались взрослые люди, с головой ушедшие в одно свое творческое занятие по имени "кино". Ну а с творцами жить – это, сами понимаете, напоминает одну очень известную пословицу.

Словом, перелом в моей судьбе так или иначе свершился, хотя на съемках "Звонят, откройте дверь!" еще никто не заикался о моем выборе пути и профессии. Просто вакуум детства стал заполняться тем, что было вокруг. Слава Богу, что это было именно то, что было, и те, кто был.

Со временем название фильма "Звонят, откройте дверь!" стало символическим, превратилось в поговорку. Звонят – откройте дверь. К вам обращаются – ответьте, отзовитесь. Вы нужны – придите, не отказывайте в просьбе. Раз есть пароль, должен быть отзыв.

А для меня эти слова вообще словно специально были придуманы. Моя дверь открылась, в нее вошла судьба. Фильм стал меня воспитывать, образовывать, лепить. С ним я начала рождаться как личность, как актриса. В чем-то атмосфера и смысл этой картины стали достраивать во мне то, что уже было заложено домашней дедушкиной философией.

Хотя из моего окружения выпали друзья-сверстники, зато в одиннадцать лет я познакомилась с Александром Миттой и Александром Володиным. Их совместным творчеством была рождена роль Тани Нечаевой в "Звонят, откройте дверь!", их человеческим влиянием была во многом сформирована я, исполнительница роли. И я искренне благодарна счастливому случаю, в результате которого на моем пути вовремя встретились такие яркие люди, просто исключительные в смысле самых важных качеств.

Саша Митта меня выбрал, доверил мне во многом судьбу картины, показал пример высокого творчества, когда из ничего появляется новый мир в своей гармонии и целостности. Он относился ко мне как к взрослому человеку, ставя передо мной взрослые задачи, все всегда всерьез. У меня не могло родиться ни тени мысли о том, чтобы требовать себе "детскую" индульгенцию, чтобы напомнить о себе, что я маленькая и в любой момент могу нажать на кнопку под названием "не могу" или "не хочу".

Замечательный сценарист Александр Володин, человек необыкновенной чистоты и невероятной тонкости, тоже почти всегда был рядом, пока продолжались съемки. У него есть еще и другие прекрасные свойства жизнелюбие, жизнеспособность, очень положительный заряд в отношении к жизни вообще. И эти его качества оказались для меня уроками духовной грамоты такими, которые давались походя, сами собой.

Младший всегда наблюдает за старшими пристальнее, чем они за ним. Дети знают о родителях больше, чем родители о детях. Отношения "снизу" всегда изощреннее и сложнее, чем они же "сверху". Доказательством тому следующий факт. Саша Митта один из моих друзей. Хотя он об этом не знает... То есть мы, конечно, друзья в общем и целом: всегда рады встречам, заинтересованно относимся друг к другу, готовы помочь, если это требуется. Но в моей жизни дополнительно были такие случаи, ситуации, когда я знала: он мой друг. В смысле – он такой, что достаточно просто представить его на своей стороне, и уже становится легче. Он мой духовный сторонник, понимающий и неравнодушный человек, а материальная реализация всего этого не обязательна.

Я воспринимаю Сашу как друга, во-первых, потому, что сама готова в любую минуту соответствовать представлению о друге. Во-вторых, по той причине, что этот человек очень значительно повлиял на то, что я есть сейчас, на данный момент. С 11 до 16 лет я с ним провела самое большее количество времени, и он сформировал и мой внутренний мир, и мое отношение к жизни, и ощущения, и их проявления. В такие важные годы формирования личности рядом со мной больше всего был этот человек, второй папа. Не беря не себя открыто никаких воспитательных функций, он просто работал, он был и уже только этим одним учил меня любить, ненавидеть, говорить, относиться к людям, быть порядочной, честной, знать что такое обман и если ты это сделал, как ты это должен ощущать. Это все имело отношение просто к профессии, к тем эпизодам ролей, которые я играла. Но и внутреннее отношение к этому формировал он. И слава Богу, что это был он, человек высочайшей, на мой взгляд, нравственности и чистоты, наивности.

И вот как он стал, навсегда стал моим другом.

Все случилось тогда же, в мои одиннадцать лет, на съемках того самого фильма "Звонят, откройте дверь!". Надо было снять эпизод, когда моя героиня Таня, увидев своего любимого пионервожатого со взрослой девушкой, идет с катка домой. Жизнь не мила, все не хорошо... Она кататься не умеет, но сначала она отправилась на каток, а теперь идет обратно, как была – на коньках, не умея кататься. (Не умея – в отличие от меня самой). Потом Таня поднимается в подъезд, садится на ступеньку и начинает рыдать. Это слезы обманутой любви – по большому счету, не иначе. Все это надо сыграть ребенку в одиннадцать лет.

Съемки шли на Кропоткинской, в старом доме... Не помню, как мне Саша объяснял, что и как надо играть. Но как ни играть, всегда делалось шесть-семь дублей, при том уровне "техники на грани фантастики" это была норма. Пленку не жалели, ее выдавали сколько понадобится. А на этот раз было все как назло. Сняли уже одиннадцать дублей. Мои слезы кончились просто сколько же можно в самом деле. Но эпизод все еще не был снят: то пленка не срабатывала, то камера не включалась, то свет упал, то заговорил кто-то, то наоборот забыли записать звук... И так далее. А снять эпизод было необходимо: лишний съемочный день – это всегда и большие лишние деньги, и время, и сложность всех собрать, словом, масса проблем.