Текст книги "Влюбленные в маски (СИ)"

Автор книги: Елена Чаусова

Соавторы: Наталия Рашевская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Дамиана тоже засмеялась, немедленно вспоминая, как они с Фабио останавливались у того фонтана и размахивали огоньками, чтобы увидеть искры именно от собственных огоньков на воде. Было ужасно весело, и теперь этот фонтан станет для нее любимым. Уже стал.

– Обязательно схожу, – заверила Дамиана Марцию.

– И на мост роз и лилий, – продолжила советовать та, с сосредоточенным видом вспоминая, на что еще стоит посмотреть в Вентимилье. И тут же, вдруг вспомнив, сообщила: – Ой, ты знаешь, возле моста роз поутру покойника нашли. Говорят, с крыши сверзился. Это ж надо, чего по пьяни люди творят.

Дамиана потерла нос. Покойника вспоминать не хотелось, лучше уж поцелуи с Фабио, которым этот бандит так нагло помешал. Фабио, ах, Фабио, прекрасный синьор. Как ей повезло, что она хотя бы может его видеть каждый день.

– Учитывая, как все гуляют, странно, что лишь один, – рассеянно ответила она.

– Ну, упавших в канал всех повытаскивали вовремя, не утоп никто в этот год. Понятно, что еще ранения дуэльные, но те не насмерть, сломанные руки – это как всегда, – добросовестно принялась перечислять Марция всех пострадавших во время маскарада.

Дамиана подумала, как ей не хватало такой вот Марции, которая в курсе всех новостей, почти всю жизнь, когда они в своей школе сидели, как в тюрьме, и отзвуки внешней жизни едва долетали до них. Будто и не в Вентимилье та школа стояла.

– И откуда ты только все знаешь, – искренне восхитилась она.

– Так, люди говорят, – пожала плечами кухарка. – А я слушаю. И вовремя поддакиваю. Этак знаешь сколько всего узнать можно. Вот еще говорят, что у того же моста роз кровавое пятно нашли… Некоторые уж треплют, что то убийца был, который труп утащил куда-то, но я не верю, он же всю кровь забирает. А там просто на дуэли подрались, небось.

Вот о том, что было у моста, Дамиане было совершенно неинтересно, она и так знала. Там ей помешали целоваться с синьором Фабио, а может быть, они достигли бы и куда большего, если бы не эти хамы… Тут Дамиана размечталась о большем и, право, Фабио разделил бы эти мечты, доведись ему их подслушать.

Разумеется, они все испортили. Толпа бессмысленных, бесполезных кретинов, к тому же еще и трусливых. Ничего не понимающих, дрожащих за свою шкуру, боящихся разоблачения, боящихся марать руки в крови – как, во имя небес, они собираются захватить власть? С помощью тупых, ни на что не годных наемников, способных лишь усилить подозрения, которых эти клятые братья по дару так стремились избежать.

И это не говоря о том, что никто из них, ни один, не оценил его щедрую помощь. Не испытал ни тени благодарности за то, что им не придется выжидать долгие месяцы, чтобы избавиться от лишнего человека. Они мертвы – и все, покойники никому не могут помешать. Он сократил их путь к герцогскому трону втрое, может, даже впятеро, и чем они ему отплатили? Раздражением и страхом. Слабые, никчемные – и это цвет тревизской аристократии?.. Даже думать противно, как выглядят ее менее привлекательные ветви. Никого из них не жалко, пусть хоть все умрут.

Люди – сломанные от рождения вещи, состоящие из сплошных изъянов и слабостей. Но он другой, он отличается от них всех больше, чем ночь от белого дня. Он родился иным, и ему уготована совсем другая судьба. И уж он-то ничего не испортит. Нужно только тщательно все продумать, создать очередной блестящий план. Исправлять чужие ошибки – мерзко, как копаться в мусоре. Но он даже это способен сделать красиво. Потому что ему от рождения предназначено стать совершенством.

На удивление, по пути домой сегодняшним вечером Фабио думал вовсе не о Виолине, хотя с самого маскарада, все эти два дня, его мысли были заняты только ею, даже на службе. И когда он без особого воодушевления просматривал личные дела и послужные списки кандидатов в собственные телохранители, тоже думал лишь о том, что ни один из них – не его Виола. И где она там, как она?.. Думает ли о нем сейчас?.. Но письмо из Даларна от синьора Марчело все же сумело на время перевести мысли Фабио в другое русло. Письмо это совершенно ничего не прояснило и ничем не помогло: сам синьор Марчело пребывал в такой же растерянности, как и они с Чезаре, хотя вовсю пытался разнюхать, кто под него копает.

Он благодарил, велел держать его в курсе и на всякий случай сообщил имена своих людей в Тревизо, занимающихся этим делом. Пожалуй, в последнем заключалась главная и единственная польза письма. Фабио собирался связаться с ними завтра, а еще хорошо бы просмотреть бумаги Чезаре. Вряд ли, конечно, он успел накопать что-то стоящее… второй маркиз делла Веккьони ничего не успел. От этой мысли в груди глухо болезненно заныло, и Фабио поспешил вернуться к размышлениям о заговорщиках, отвлечься, чтобы снова не впасть в излишнюю меланхолию.

Впрочем, ничего надумать толком он не успел, потому что, подойдя к дому, заметил человека в форме городской стражи, который, присев на корточки у ограды, высматривал что-то у Фабио в саду. Насторожившись, Фабио пригляделся – и узнал в стражнике Никколо.

– Добрый вечер, Никколо, – осторожно поздоровался Фабио, подойдя поближе. – Что ты тут делаешь, позволь узнать?

– Да вот… эээ, – Никколо замялся, а потом выпалил, – Кошка. Такая испуганная была, я хотел ей помочь, а она убежала к вам в сад. Я вот сейчас пытался ее высмотреть, но, кажется, совсем напугалась и убежала.

"Кошка, значит", – скептически подумал Фабио. Врать эмпату – дурная идея, но что еще оставалось Никколо в такой ситуации, если вдуматься? Любопытно посмотреть, что он будет врать дальше.

– А как ты рядом с моим домом оказался? – светским тоном осведомился Фабио и даже улыбнулся. – Вот уж не ожидал тебя здесь встретить.

Тут Никколо нашелся куда быстрее.

– Патрулирую, – ответил он и преувеличенно тяжко вздохнул, – Из-за убийств вот, постоянно патрулируем весь город… Ужасно устали, вы и не представляете, синьор Фабио, как нас загоняли.

– Что, и днем тоже? Убийства же только ночью случались всегда, – Фабио изобразил искреннее удивление и непонимание. Насчет "загоняли", впрочем, Никколо, по ощущениям, не врал – да и о том, что городскую стражу на уши подняли, было хорошо известно. Так что ему можно было искренне посочувствовать, даже если сейчас он вовсе не патрулировал.

Никколо пожал плечами.

– Ну да, начальство вот считает, что надо и днем. Подумайте сами – мало ли. Увидим подозрительное, вот например убийца может днем за жертвой следить. Знаете, как бывает – ходит вокруг дома или по пятам днями, выясняя, как живет, куда ходит… А ночью просто патрули еще более усиленные.

"Да, вот прямо как ты сейчас вокруг моего дома ходишь", – подумал Фабио, но тут же отогнал от себя эту мысль. Она была мерзкой, холодной и липкой. А Никколо, ко всему прочему, был совершенно прав в своих подозрениях на его счет. Он ведь здесь из-за того, что ни демона не поверил, будто граф делла Гауденцио на складе ему примерещился. И Фабио следовало бы стыдиться, что он обманывает и стражника тоже, а не думать всякую пакость.

– А напарник твой чего не с тобой? – продолжил расспрашивать Фабио. Не потому, что хотел еще что-то выяснить: все и так было ясно, как белый день – просто чтобы продолжить разговор. Как быть с подозрениями Никколо, он пока не решил и тянул время.

– За едой отлучился. Едим на ходу, говорю же, совсем загоняли, – сокрушенно сказал Никколо, в душе раздражаясь на Фабио.

Мыслей читать Фабио не мог, но что тот думает что-то вроде: "вот не повезло наткнуться" и "чего ж ты пристал, гад" – догадаться было можно.

– Ладно, Никколо, давай начистоту, – вздохнув, сказал Фабио. – Ты меня в чем-то подозреваешь до сих пор?

– Ну что вы, синьор Фабио, разве можно? Вы же благородный синьор, а мне наверно и впрямь почудилось, как только в голову такое пришло. И тем более вы же сказали, что вас там не было, а слову благородного синьора синьор делла Гауденцио все верят. И я тоже верю.

Фабио дернул уголком губы, сдержав кривую болезненную ухмылку. Никколо все еще врал, и преизрядно нервничал. А кроме того, сильнее всего прочего – Фабио чувствовал обиду. На него, по всей видимости, а также на все дворянство скопом, на Тревизские власти и несправедливое устройство жизни, в которой слово графа по определению ценится выше слова каброя, чтобы ни говорили оба, кто бы из них ни был прав.

– Ладно, Никколо, – тихо сказал Фабио и кивнул на прощанье. – Спокойного тебе дежурства. Пойду домой.

– Благодарю, синьор Фабио, – так же бодро отчеканил Никколо, и Фабио торопливо зашагал к воротам, отвернувшись, потому что сдерживать горькую усмешку больше совсем не получалось.

Он смалодушничал, струсил, только что, побоялся рассказать Никколо правду, чтобы тот перестал терзаться подозрениями. Побоялся, что стражник ему не поверит, решит, что это пустые оправдания – и доложит начальству, как велит ему долг. Что Фабио обманул стражу, что якшался с контрабандистами. Фабио испугался за собственную жизнь – и обида Никколо, которую он так хорошо ощутил, стала только сильнее, крепче. "Может, и с этим убийцей было так же? – размышлял Фабио, хмурясь. – Тоже какой-нибудь каброй… Не смог ничего поделать с какой-нибудь благородной сволочью раз, другой, третий – а потом пошел убивать". Чезаре был хорошим человеком, однако в какие-нибудь авантюры впутывался с завидным постоянством, а убийца достаточно озлобился, чтобы карать всех без разбору за любую провинность… Лоренцо прав: Фабио идеально подходит на роль жертвы. И надо бы нанять телохранителя. Не хочется вовсе, но, видимо, надо.

Дамиана же и думать забыла, что собиралась предложить себя на роль телохранителя Фабио. Все два дня она продолжала витать в облаках, думая о том, что синьор котик ждет свою фиалочку, и колебалась, прийти или нет на свидание с ним – разумеется в маске, само собой. А если и прийти, то не рано ли. И не опасно ли это, вдруг он все-таки догадается, впрочем, эту мысль она отбрасывала, слишком мечтая продолжить то, что они начали под сенью ивы на берегу канала.

Возможно, она бы удержалась в рамках благоразумия, если бы не то, что она видела своего возлюбленного каждый день. Его прекрасные лучистые глаза, его чудесные губы, которыми он ее так сладко целовал, его руки, которые так крепко и в то же время бережно обнимали. Выдержать это все было решительно невозможно, так как каждый его жест, каждый взгляд, каждое слово вызывали у нее сто тысяч воспоминаний, а также миллион свежих терзаний на тему того, что она не вынесет, совершенно абсолютно не вынесет, если это не повторится еще раз.

К вечеру этого дня она решилась: дождаться, пока все уснут, снова надеть маскарадный костюм и пробраться в комнаты к синьору Фабио. Впрочем, ее это вовсе не успокоило, напротив, она волновалась только сильнее, внутренне трепеща, не могла дождаться, боялась себя выдать – и за ужином кусок не лез ей в горло. Эстель даже обеспокоенно поинтересовалась, хорошо ли она себя чувствует и не разболелась ли у нее опять голова. Дамиана решительно помотала этой самой головой, сказав, что она в полном порядке, просто, кажется, слишком устала, так что даже есть не хочется.

– Была б ты на маскараде, я б решила, что тебя тот зловредный маг заколдовал, – хихикнула Марция.

– Это что еще за новые байки? – спросила Эстель.

– Никакие это не байки, а правда чистая, – уверенно возразила кухарка. – У лекарей работы невпроворот. Они-то думали, что с руками сломанными разобрались – и жизнь своим чередом пошла, а к ним на другой день народ ка-ак повалит. И все заколдованные.

– И кто их заколдовал? – спросила Дамиана. Не то чтобы ей было интересно, но Марция была милой и, несмотря на болтливость, очень нуждалась, чтобы к ее речам проявляли интерес.

– Поговаривают, – таинственно понизив голос, ответила Марция, – то самый настоящий сантурский шаман был. Не знаю уж, чего он в Вентимилье позабыл, только попал на самый маскарад. А по их вере это все одно сплошное непотребство и безобразие, вот он и перезаколдовал всех. А еще говорят, что это те же демонопоклонники, что дворян убивают.

– Ох, ну сколько можно? – возмутилась Эстель, всплеснув руками. – Нету никаких демонопоклонников, и хватит про них лясы точить – и без того с этими убийствами жутко.

Спешно дожевав кусок пиццы, Баччо сказал:

– Уммм, вкусно… Золотые у тебя руки, птичка моя. А как этих всех заколдовали-то? Интересно очень, расскажи, дорогая.

Марция довольно просияла и тут же принялась с воодушевлением рассказывать дальше:

– Человек пять, говорят, чуть со смеху не померли. Смеялись и смеялись, до слез хохотали, без остановки, так что задыхаться начали. А еще один не смеялся, только вдруг стихами заговорил. Водички попить – и то в стихах просил. Как у многоликих в балагане. Только он не многоликий, да и стихов раньше не сочинял вовсе.

– Ничего себе, дела какие, – охнула Эстель

Марция воодушевленно махнула рукой:

– Это еще что, им еще повезло. А вот одна девица – та пустилась в пляс и танцевала, танцевала, остановиться не могла, пока у нее туфли белые атласные красными от крови не сделались, – закончила Марция тоном трагическим и зловещим, а потом добавила, уже куда веселее: – А еще один красавец песни непристойные распевал во всю глотку, так что голоса лишился. Половину города перебудил.

"Интересно, кого он будил?" – ненадолго задумалась Дамиана и тут же решила, что детей и стариков, наверное.

– Этак и впрямь подумаешь, что шаман сантурский, – покачал головой Баччо. – Наложил на всех заклятье, чтоб веселье запретное поперек глотки встало.

– А я что говорю, – обрадовалась Марция, – Как есть шаман. А еще одна синьора за ночь сменила пятерых кавалеров, но я думаю, заклинанье тут ни при чем, это она перед мужем просто оправдывалась.

Тут Эстель спросила:

– Божечки, а про это-то ты как узнала?

– Да чего сложного, когда они на всю улицу во всю глотку орали? – пожала плечами Марция.

"Хорошо, что с нами с Фабио ничего такого не случилось, вот еще не хватало, чтобы свиданию этот коварный шаман помешал, – возмущенно подумала Дамиана, и тут же решила: – Впрочем, тут дома нам уж никто не помешает"

И на том успокоилась. Мирно дождавшись, пока все слуги лягут, и только тогда, Дамиана вытащила свой маскарадный костюм, переоделась и хорошенько приладила маску, наложив на нее то же заклятие, которое накладывают на свои маски телохранители, чтобы те не падали в опасный момент. Сначала украдкой вышла во двор, ведь она не собиралась выдавать себя, являясь в дверь спальни, и потому путь ее пролегал по стене дома к окошку его сиятельства. Там, став на наружный подоконник, она кинжалом откинула щеколду и, открыв окно, уселась на подоконник со словами:

– Тук-тук, к вам можно, синьор котик?

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Фабио успел всполошиться, пока она вскрывала щеколду, и, вскочив, вооружился шпагой, но едва увидел ее силуэт в оконном проеме – опустил оружие, и острие тихо глухо звякнуло о доски пола. Узнал ли он сначала голос, с первых же слов, или, может, узнал фигуру за мгновение до того – Фабио не поручился бы сказать. Но ему понадобились считанные мгновения, чтобы сердце заколотилось куда быстрее, чем за минуту до того в предчувствии опасности. И он замер, не сразу вспомнив, как дышать.

– Виолина… – наконец выдохнул Фабио. Она была в том же пестром маскарадном платье, за которое он одарил ее прозвищем. И, разумеется, в полумаске, все такая же загадочная. И все такая же… боевитая, как тогда, когда он увидел ее впервые. Он чувствовал настроение, которое на маскараде заставило его задержать взгляд и продолжить разговор. Она была здесь, хотя Фабио то и дело думал в эти дни, что его Виолина позабыла о нем, как часто забывают о мимолетном маскарадном приключении. Но выходит, не забыла. И Фабио поспешил сказать, что тоже помнил о ней: – Я думал о тебе, собирался искать… И боялся, что не найду. А ты пришла… – он наконец догадался сунуть шпагу обратно в лежащие на столе ножны и подойти к окну, чтобы подать ей руку. Отчего-то прикасаться было боязно, будто стоило это сделать – и она развеется, как морок. Фабио все еще не верил своему счастью, боялся даже вздохнуть неосторожно, чтобы не спугнуть.

– Приятно знать, что о тебе думают, – кокетливо ответила девушка и, легко коснувшись его руки, спрыгнула на пол. – Я тоже думала, как видишь. И пришла.

Она наклонила голову к плечу, загадочно улыбаясь. Наверняка смотрела на него, хотя в темноте и в маске было плохо видно. Фабио уж точно смотрел, взгляда не мог отвести, все еще не веря до конца, что его прекрасная незнакомка тут. Но он чувствовал в руке мягкую теплую ладонь, лучшее свидетельство, что это не сон и не иллюзия. Только слишком уж скромное, на его взгляд: теперь, когда она снова оказалась рядом, ему хотелось, чтобы она была как можно ближе, невыносимо хотелось быть с ней. И он надеялся, что и она хочет того же, раз пришла к нему, что теперь их маскарадное приключение сможет продолжиться, уже совсем иначе.

Теперь Фабио почувствовал ее волнение, даже легкий испуг – но разве он и сам не ощущал себя точно так же?.. И точно знал, что ему сейчас может помочь: Фабио потянул ее к себе за руку, тут же обнимая за талию, чувствуя успокаивающее тепло ее тела, осторожно провел пальцами по лицу, касаясь изящной маски.

– Спасибо, что пришла. О небеса, как я рад, что ты здесь, я так рад. Ты осветила собой эту ночь, Виолина. Но маскарад ведь кончился… и я, как видишь, без костюма, – вполголоса сказал он, наклоняясь к ее лицу. – Может, и ты откроешься?.. – загадка ее личности была такой манящей и волнующей, что хотелось немедленно разоблачить. Так же, как хотелось немедленно снять с нее платье. И Фабио в глубине души надеялся, что ему будет позволено не только второе, но и первое. Он желал этого – быть с ней, не в легком беззаботном вихре маскарада, а иначе, целиком, по-настоящему.

– Не-е-ет, – с невыносимым лукавством сказала она, отклоняясь от его руки, – Виолины отцветут вместе с маскарадом, так что раз я еще есть – маскарад продолжается. Иначе мне тоже придется исчезнуть.

– Не исчезай, – тут же воскликнул Фабио, испугавшись вполне всерьез, отдернул руку и одновременно еще крепче притянул ее к себе. Кажется, он пожелал слишком многого, того, что ему не собирались позволять… И теперь мысленно укорил себя за жадность и поспешность. Он уже был куда богаче и счастливее, чем пять минут назад, только потому, что она была рядом, это уже был огромный подарок. И Фабио был готов не просить большего, раз ей хотелось именно так. Он все еще чувствовал ее испуг, но теперь понял, что она боялась разоблачения, с самого начала. Ей хотелось быть с ним сейчас, но она не хотела снимать маску. Что ж, пусть так, главное – что она здесь. – Только не исчезай снова. Пускай все будет, как ты захочешь, Виола. Виолина… моя принцесса маскарада… Будь ей и дальше, если желаешь, только позволь… – что именно он просил позволить, было понятно и без слов, когда его губы на мгновение коснулись ее губ и тут же жадно скользнули ниже, к подбородку, а оттуда – к шее возле уха.

– Всего два условия, совсем простых, – тихо сказала она, положив руку на его затылок, зарываясь рукой в волосы. – Я остаюсь в маске, и потом, после, ты не будешь следишь, куда я ухожу. Не так сложно, я надеюсь.

"Что же ты скрываешь, фиалочка?.." – подумал Фабио, снова погладив ее пальцами по лицу у самого края маски. Тайна возбуждала ничуть не меньше ее губ, интриговала, щекотала кончиком шпаги у горла – у этого прекрасного цветка, определенно, были зубки, и Фабио не мог знать наверняка, укусят они в другой раз руку его противника или его собственную. Но во имя небес, он никогда не был трусом, и стоило рискнуть.

– Как скажешь, моя таинственная принцесса, – ответил Фабио, продолжая неторопливо скользить пальцами по ее лицу, разглядывая черты, которые скрадывала темнота и скрывала маска. – Все как ты захочешь.

– Хочу всего, что мы тогда упустили, – ответила она и, перехватив его руку, провела по ладони языком.

На это Фабио ответил тихим стоном, которого просто не мог сейчас сдержать, и снова склонился к ней, чтобы поцеловать в шею, еще раз, еще раз и еще раз. Она и впрямь была здесь, его Виолина, его… пришла к нему, сама. Фабио чувствовал себя лентой в ее волосах, или уж, скорее, на чулочке: захочет – подвяжет, захочет – снимет и откинет в сторону. Вот, решила вдруг наверстать упущенное – и явилась к нему среди ночи, вовсе не спрашивая дозволения. Но разве он мог бы не дозволить?.. Она – принцесса маскарада, а Фабио – верноподданный, готовый исполнять ее волю. Лишь бы Виолина была с ним, как можно дольше.

– Останешься до утра?.. – прошептал он между поцелуями. – Все упущенное – это долго… и я не собираюсь торопиться на этот раз.

– Ну я… Надеюсь… – растеряно сказала она, а потом решительно закончила: – Да, конечно. Мы должны взять реванш за ту ночь.

– Да, взять… – согласился Фабио, продолжая целовать ее в шею, теперь с другой стороны, и неторопливо поглаживая рукой по спине. – Идем, тут недалеко… – добавил он и, не прерывая своих ласк, уверенно повлек девушку в сторону кровати.

Виолина часто задышала, ненадолго закусила губу, а потом призналась:

– Предвкушаю и надеюсь, это будет что-то особенное.

Она провела пальцем по его скуле и прижалась к Фабио всем телом, а он, довольно вздохнув, тут же подхватил ее на руки.

– Я постараюсь, ваше таинственное высочество, – улыбнувшись, сказал Фабио и прильнул к ее губам в долгом сладком поцелуе.

Кровать была совсем рядом, но дойти до нее быстро никак не получалось, когда он прижимал к себе это внезапно свалившееся на него сокровище. Однако еще через пару поцелуев он все же смог осторожно уложить свою прекрасную Виолину среди подушек. Хотя она до сих пор была одета, зрелище все равно оказалось настолько прекрасным, что Фабио замер, залюбовавшись.

Она тут же принялась расстегивать пуговки на своем смешном коротком платье, годном только для маскарада, и с внезапной застенчивой улыбкой сказала:

– Я в вас верю, свет мой, не надо слишком уж… стараться. Пусть все будет само собой. Естественно.

То, как ее откровенная решительность сменялась столь же откровенным смущением, вызывало у Фабио внутри пьянящую смесь нежности и желания. Он торопливо стянул с себя сорочку, бросил ее на пол и, забравшись к ней на кровать, с удовольствием запустил руку под расстегнутое платье, чтобы добраться до восхитительной груди, о которой вспоминал с отнюдь не невинным трепетом.

– Все, как ты захочешь, – повторил он свое обещание и склонился над Виолиной, целуя в губы.

Она обхватила его обеими руками, а потом закинула на него ногу.

– Мой страстный король, которого я так хотела соблазнить, но не удалось, ты успел раньше, – прошептала она, когда он смог оторваться от ее сладкого рта.

– Я слишком… соскучился, – признался Фабио, тут же скользнув ладонью по ее бедру вверх, а потом обратно вниз, к краю чулка. – И ты слишком прекрасна, чтобы ждать, – он осторожно стянул платье вместе с рубашкой с одного плеча и принялся покрывать его поцелуями, подбираясь к груди. Он и впрямь скучал и даже не представлял, насколько, пока Виолина не оказалась в его объятьях.

– Понимаю, я ведь тоже соскучилась, – она подалась к нему и спустила руки ниже, на его зад. Простонала: – Ох, как приятно, что это взаимно.

– Да-а-а, милая, – простонал Фабио в ответ, вжимаясь в нее бедрами.

Стало головокружительно сладко и горячо, настолько, что уже невозможно остановиться по доброй воле. И он обхватил губами ее сосок, чтобы им обоим стало еще лучше. Фабио ощущал ее нежный трепет, терпкое удовольствие, пьянившее сильнее вина, и делился в ответ своей страстью, всей, которой мог. Он желал ее безумно, и с каждым мгновением все сильнее.

Виолина снова застонала, слепо шаря по его спине, потом наткнулась рукой на штаны, слегка их потянула и сказала:

– Нет, так решительно невозможно, нам все мешает.

– Снимай, – хрипло согласился Фабио и, усадив ее на кровати, первым подал пример, окончательно стягивая с нее платье, чтобы бросить на пол рядом со своей сорочкой. Теперь на Виолине оставались корсет, коротенькая будто мужская сорочка, слегка сползшая и не прикрывающая ни прекрасные перси, ни соблазнительные панталончики и чулки, и он снова залюбовался, ненадолго остановившись. Потом запустил руку под сорочку, провел по животу, а другой легонько сжав грудь. Она вся была восхитительна, и сейчас вся была его.

– Поможешь? – попросила она.

Корсет был завязан спереди, чему Фабио отнюдь не удивился: вряд ли его прекрасная Виолина собиралась посвящать в свои похождения служанку. Он привычно распустил шнуровку, помогая такому желанному телу высвободиться из плена, а она тихо засмеялась. Потом объяснила:

– Ты прекрасен. Так сосредоточенно это делаешь.

Он засмеялся следом, взъерошив рукой волосы.

– Это ты прекрасна, можешь меня смутить. Мало кому удается. А у корсетов слишком много крючков и завязок, требующих внимания…

Впрочем, смущаться долго Фабио не собирался и, поспешно избавившись от сорочки тоже, притянул Виолину к себе, чтобы снова ласкать грудь и руками, и ртом, потому что удержаться, глядя на ее соблазнительные прелести, было невозможно совершенно. Виолина вздыхала и стонала так, что даже если бы Фабио не был эмпатом, у него не оставалось бы ни малейших сомнений в том, что она в полном восторге от того, что он делает. А потом она все же попыталась расстегнуть его панталоны, что было несколько затруднительно сделать не глядя. Фабио отстранился, слегка улыбнувшись – впрочем, он при этом не собирался никуда убирать руку с ее груди – и галантно поинтересовался:

– Вам помочь, синьорина? – ему самому хотелось бы уделить внимание панталончикам Виолы, которые тоже ужасно мешали, но оставить девушку в затруднительном положении он не мог. Хотя панталончики призывно манили, точнее говоря, манило то, что скрывалось под ними.

– Ах, синьор, вы в самом деле можете выручить меня из крайне затруднительного положения, в котором только может оказаться молодая девица, – жалобно сказала она. – Так что ежели ваша воля будет в том, чтобы спасти оную девицу из столь сложных обстоятельств, ее благодарность будет очень велика.

– Хм… насколько велика?.. – осведомился Фабио низким и томным голосом и коснулся ее губ торопливым поцелуем, тут же принявшись расстегивать многочисленные пуговицы на собственных панталонах. – Не сочтите меня меркантильным, синьорина… просто в данный момент меня… исключительно интересуют все… волнующие подробности вашей… огромной благодарности… – в процессе своей светской речи Фабио управился с половиной пуговиц, а также снова проделал путь губами от нежной и соблазнительной шеи к не менее нежной и соблазнительной груди Виолы. Ее нагота в сочетании с маской, скрывающей лицо, возбуждала невероятно. Фабио не мог раскрыть ее личность, зато мог раскрыть все остальное. И собирался сделать это прямо сейчас, потому, едва управившись со своими пуговицами, он потянул завязки на ее панталонах.

– Ну-у-у, предположим, – она тряхнула бедрами, помогая панталонам сползти. – Если я вам отдам то, что считается самым дорогим для порядочной девушки, это же не будет слишком мало?

Невольно замерев, Фабио очень, очень удивленно поднял вверх левую бровь, после чего осторожно осведомился:

– Синьорина хочет сказать, что никогда раньше не расстегивала мужские панталоны и… не сталкивалась со всем остальным, что за этим следует?..

Новость была поистине ошарашивающей, потому что его таинственная Виолина, при всей непосредственности и при всем очаровании юности, которыми она буквально дышала, менее всего походила на невинную девицу. Особенно когда так изысканно флиртовала с ним и соблазняла его во время маскарада. Да и сейчас он не чувствовал в ней ни робости, ни, тем более, страха. Какой же удивительный и редкий цветок угодил ему в руки. Точнее, это Фабио угодил… ох, насколько же он угодил. Влип по уши, и что характерно, совершенно не желал выбираться, намереваясь потонуть окончательно, причем с преогромным удовольствием.

Виолина, тем временем, провела пальчиком от пупка к его готовому на все достоинству, чтобы осторожно покружить вокруг него. Очаровательно улыбнувшись, она сказала:

– Нет, синьорина не сталкивалась, но очень интересуется расширением собственных знаний по поводу того, что за этим следует, и даже смею сказать, ее любопытство простирается так далеко, что она желала бы разобраться на практическом опыте.

Тут она все-таки осмелела достаточно, чтобы провести пальцем не вокруг да около, а именно там, где Фабио жаждал ощутить ее более всего. Хотя, конечно, легкое прикосновение пальчика лишь раззадоривало его желания, ничуть не утоляя их. Он шумно прерывисто вздохнул и попросил:

– Еще, пожалуйста… То есть, я был бы рад, если бы синьорина продолжила свои практические изыскания… в том же направлении, – с еще одним неровным вздохом он провел ладонями по ее спине до талии, а потом ниже, с удовольствием сжимая упругую попку. Кажется, ему сейчас полагалось думать об ответственности перед девицей, которая доверила ему столь ценное и важное, и подойти к вопросу серьезно. Однако вместо этого в голове творился невообразимый восторженный фейерверк. Фабио будет у нее первым. Виолина, его восхитительно сладкая таинственная принцесса, выбрала его там, на маскараде, чтобы он был у нее первым, и теперь пришла к нему… с вовсе не девичьей решимостью. Обворожительная, созданная самой природой для того, чтобы мужчины валились к ее ногам один за другим, как подкошенные – она выбрала Фабио.

– С удовольствием, мой синьор, в конце концов, всякому известно, что новое знание нуждается в закреплении.

Она еще раз провела рукой, гораздо смелее, а потом опустила ее ниже, чтобы осторожно потрогать нежнейшие части его тела. Фабио протяжно застонал и впился в губы Виолины самым страстным поцелуем, положив ладонь ей на затылок, решительно притягивая к себе. Он не хотел спешить с самого начала, а теперь – тем более, но как же невыносимо трудно было сдерживаться.

– Виолина… – хрипло выдохнул он, оторвавшись от ее губ, и принялся поглаживать ее по бедру. – Какая ты сладкая, самая сладкая… Самая красивая, – и это была чистая правда: никого прекраснее для него сейчас не было в целом мире и быть не могло.

Она опустилась на подушки, снова смело закинула на него ногу, и теперь их прикосновение, не разделенное одеждой, сделалось совсем уж интимно-бесстыдным. Фабио показалось, что у него сейчас искры полетят из глаз от этого, и он повел рукой меж ее бедер, накрывая горячее и повлажневшее место, скорее ради того, чтобы спастись от чрезмерной близости. Ведь сдерживаться становилось почти невозможно. Виолина, его таинственная принцесса, ахнула, двигаясь навстречу руке, вжимаясь в нее, простонала: