Текст книги "Влюбленные в маски (СИ)"

Автор книги: Елена Чаусова

Соавторы: Наталия Рашевская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Миа, я в порядке, – голос Фабио словно разрезал темную пелену, которой ее заволокло. – Я в порядке и я с тобой. Всегда с тобой.

Он не смог снова взять шпагу: Дамиана видела безвольно повисшую руку и залитый кровью рукав сорочки, но это Фабио не остановило – и в следующее мгновение он бросился на Лауро с одним кинжалом.

Лауро поймал кинжал на кинжал и снова отшвырнул назад Фабио. Он легко раскидывал их всех, как сказочный великан или могучий силач.

– Никто не в порядке. Никто уже никогда не будет в порядке. Все умрут, – визгливо воскликнул он и снова кинулся на Дамиану.

Он нависал, надвигался, огромный и довлеющий, так что хотелось зажмуриться, сжаться, забиться в угол. Но Дамиана парировала удар, парировала снова, парировала еще раз – она уже почти не могла сопротивляться, но собиралась сопротивляться до последнего.

– Нет, Миа. Никто не умрет, – хрипло выкрикнул Фабио, и от его голоса внутри зажглась робкая надежда. – Я тебя люблю, фиалочка, и мы обязательно должны выжить. Мы выживем, потому что я хочу быть вместе с тобой всегда, всю жизнь.

"Всегда, всегда, всегда", – даже если это не было правдой, сейчас в это хотелось верить. Пусть даже не всегда, Дамиана хотела хотя бы еще раз поцеловать его снова, хотела, чтобы Фабио ее обнял, так нежно и вместе с тем надежно, как больше не может никто. И ради этого стоило отбить новую атаку, сделать шаг вперед, атаковать, закрыться, снова атаковать. Раз-два-три, как в тренировочном зале синьора Квирино.

– Очень недолгую жизнь, – с сарказмом выплюнул Лауро, и его слова обожгли Дамиану холодным огнем. – Будете вместе до самой смерти, как романтично. Час… или два… – удар, еще удар, и Дамиана сбилась, оступилась, вздрогнула, и шпага тоже дрогнула в руке, а клинок Лауро устремился прямо к ней, прямо в сердце.

"Вот и все", – обреченно подумала Дамиана, когда услышала новый крик:

– Не-е-ет, – и это был не Фабио. А кто?.. – Верни его. Хватит. Я не хочу. Он не для этого. Я не хочу, чтобы он у тебя был. Отдай.

Она запоздало сообразила, что кричит Леандро, осознала, что Лауро замер, не двигаясь, будто вдруг обратился в статую, так и не успев достать ее острием шпаги. А потом увидела, как от него к Леандро потянулось нечто, похожее на тонкие струйки светящегося дыма. Они клубились, завивались, сплетались вместе, в единую волну искристого тумана. Лауро судорожно вздохнул, вскрикнул со всхлипом и опустил оружие, а волна света, пролетев через комнату, влилась в Леандро и растворилась без следа.

Все это время, пока ее кидало от ужаса к надежде и обратно, Дамиана не могла и рта раскрыть, слишком тяжело было то, что на нее навалилось, но сейчас она наконец смогла изумленно просить:

– Что это было? Что случилось?

– Это?.. Это нашему счастливчику Лауро сегодня не повезло, – хмыкнув и усмехнувшись, ответил Фабио и сделал шаг к ним, пристально глядя на своего врага. – Удача ведь не может длиться вечно. И сегодня Фортунус от него отвернулся. Впрочем, от него даже родной брат отвернулся. Ужасно не повезло. Проиграть неодаренному, юной девице и раненому, подумать только. Как это… унизительно. Даже больший позор, чем сами по себе суд и тюрьма, которые его, разумеется, ожидают. Все, каждый в Вентимилье узнает, кто именно справился с блистательным и непревзойденным Лауро делла Серра. И он успеет в полной мере вкусить унижения, пока его не казнят.

Фабио надвигался, и в его голосе звенело такое презрение, что оно, казало, могло бы расплющить Лауро, раздавить в лепешку. Он затрясся мелкой дрожью, побледнел, поджал губы и визгливо выкрикнул:

– Я не могу проиграть. Я лучший маг. Я лучше всех. Я лучше, чем люди. Я брат Примо. Я стану герцогом. Я стану совершенством. Я не могу проиграть.

Дамиана недоуменно посмотрела на него, переспросила:

– Герцогом? Вы? – и захохотала.

Он был не просто сумасшедшим, он был глупым. Чудовищно, невероятно глупым, как маленький ребенок, который мечтает, что вырастет и сделается Единорогом. Дамиана понимала, что они еще не сделали все до конца, что нужно как минимум скрутить этого безумца, но накрывшее ее облегчение после всего произошедшего открыло путь истерике, и теперь девушка хохотала, утирая слезы и повторяя: "Герцогом, ну надо же"

В первый момент Фабио уставился на нее, изумленно вскинув брови, но тут же засмеялся следом, от души, зажмурившись и запрокинув голову. И это, похоже, стало для Лауро последней каплей. Он затрясся еще сильнее, упал на колени и вцепился руками в волосы, глухо сдавленно повторяя:

– Я смешон, смешон…

– Уморительно, – согласился Фабио. – Без оружия. Мы победили тебя без оружия… пальцем не тронув, – он захихикал с новой силой, но потом, все же взяв себя в руки, принялся связывать стоящего на коленях Лауро первым, что попалось подходящего под руку. Это оказалась его перевязь для шпаги, лежавшая на столике возле кровати.

– Ваши… битвы на чувствах похуже всякого оружия будут, – пробормотала Дамиана, чувствуя себя безмерно, просто невероятно уставшей, как никогда в жизни. И еще равнодушной. Все, чего она хотела – это лечь спать и проснуться послезавтра, возможно, тогда это пройдет.

– Девочка моя хорошая, – сочувственно вздохнул Фабио и, едва затянув ремень на запястьях Лауро, бросился к ней, чтобы обнять ровно так, как она себе представляла во время поединка. – Ты замечательно справилась, милая, не знаю, смог ли бы я так же на твоем месте… Моя чудесная, самая сильная и отважная принцесса. Совсем измучилась… Ничего, он тебя больше не тронет, он больше никого не тронет, – нежно коснувшись губами ее губ, Фабио, обхватив ее за талию так, чтобы Дамиане было удобно на него опереться, повел ее в сторону кровати.

Наследный маркиз делла Серра, тем временем, продолжал бормотать: "Я смешон, смешон", – уставившись перед собой невидящим взглядом и раскачиваясь взад-вперед. Кажется, он и впрямь не мог никому больше навредить – по крайней мере, в эту минуту.

За окнами было серо. Вот-вот рассвет.

Чувствовать Дамиана сейчас не могла, а вот думать еще получалось, и думалось о том, что она была самонадеянна, обещая Фабио его защищать, она очень мало умеет и почти ничего не может, потому сказала:

– Я ужасный защитник.

– Самый лучший, никакого другого не пожелал бы, – уверенно повторил он слова, сказанные сегодня в оружейной, и принялся заботливо укладывать ее в кровать и укрывать одеялом. – Я бы ни за что не справился без тебя, и ты сегодня победила самого сильного мага и одного из лучших бойцов в Тревизо. Ты у меня замечательная, лучше всех. Отдыхай теперь, – когда Дамиана улеглась, он наклонился и поцеловал ее в висок, погладив по голове.

– Я чувствую. Чувствую.

Дамиана не сразу сообразила, что это тот второй близнец, она успела о нем забыть. Тот медленно поднялся на ноги, но хотя и был невероятно похож на брата, но не пугал, в нем не было ничего зловещего.

– Леандро, это было что-то невероятное. Но что? Я так и не разобрался, – с удивлением спросил Фабио.

– Я забрал подарок. Он дурно с ним обращался, совсем плохо – и я забрал, – очень серьезно ответил тот, подойдя к брату и уставившись на него сверху вниз. – Я думал, так будет лучше… Если я отдам ему дар чувствовать других, ему станет их жалко. Я ошибся, так ошибся… Нам было по четыре года, и я видел, как он убивает кошку. Ей было больно, я чувствовал, как ей больно, а он смеялся. Я думал, если он сможет чувствовать, что больно, это поможет… Но потом понял, что нет, понял, что это он всех убил, хотел предупредить вас – но опоздал. Я слишком поздно понял. Лауро, зачем ты такой?.. – голос у него сорвался, и он снова заплакал, закрыв рукой лицо.

– Дар можно отдать? – ошарашенно спросила Дамиана. – Так… вот почему он решил, что может забрать его и у других. Кто бы мог подумать.

– Выходит, можно… – ответил Фабио, тоже очень растерянно, потерев рукой лоб. – Никогда о таком не слышал. Не удивительно, что он… ему было мало. Мало двойного дара, он хотел еще. Стать всемогущим.

– Во имя небес, синьор Фабио. Ваше сиятельство. Что у вас тут творится среди ночи? – Дамиана так устала, что вовсе не заметила появления в дверях Эстель, зато уж теперь на нее нельзя было не обратить внимания.

– Эстель. Мы поймали убийцу, того самого, и заодно – лидера заговорщиков, собиравшихся устроить переворот в Тревизо. Дамиана с ним сражалась и очень устала, ей нужен покой, – принялся торопливо, коротко, отрывисто объяснять Фабио. – А нам нужно будет отвести его к герцогу, как можно скорее. Только сначала, наверное, надо все-таки перевязать мне руку…

– Ваше сиятельство. Да что ж вы все время в такие ужасы кошмарные влезаете, – ахнула экономка, всплеснув руками, когда заметила насквозь пропитавшийся кровью рукав рубашки. Потом перевела взгляд на Лауро и ахнула снова. – Убийца. Что ж делается-то такое. Почему именно в нашем доме? Да вы же сейчас снова кровью истечете. Не бережете себя совсем. Дамианучча, бедная девочка. Тоже себя не бережет. Что ж такое, во имя небес. Я сейчас, мигом, – продолжая взволнованно восклицать, она едва ли не выбежала из комнаты.

Дамиана села в постели от новостей.

– Погодите. То есть правда был заговор? Он не просто так про герцога сказал?

– Лежи, милая, пожалуйста, – обеспокоенно попросил Фабио и тут же сам опустился в кресло, протяжно вздохнув. Он устало потер пальцами переносицу и только потом ответил: – Был заговор, и заговорщики – те самые люди, которые заказали меня напавшим на нас во время маскарада головорезам. Я и сам пока много не понимаю, но верю, что синьор делла Серра нас в ближайшее время просветит. Заговор вычислил Чезаре, а я после его смерти пытался вывести их на чистую воду. Думал, они решили от меня избавиться, представив это гибелью от рук убийцы, но ни за чтобы не подумал, что он самолично их возглавляет. Хотя теперь, после его слов про тревизский престол, это очевидно…

– Идио-о-оты. Какие же несчастные кретины, – неожиданно заголосил Лауро. – Подумать только. Хотели отвести от себя подозрения – и нашли единственного дворянина в Вентимилье, который прознал про демонский заговор. Отвели, ничего не скажешь. Нашли непричастного. Небеса святые, какие же идиоты.

– Идиоты, – небрежно согласился Фабио. – Все твои соратники – и сам ты ничуть не меньший. Куда вам герцогством управлять? Вы сами с собой управиться не смогли, ничтожества.

– Ничтожества… Я смешон… Ничтожества… – забормотал Лауро, снова принявшись раскачиваться, и Дамиана увидела, как Леандро болезненно скривился. Он все так же стоял рядом с братом, то ли не зная, куда себя деть, то ли опасаясь отходить.

– С ума сойти, – вздохнул Фабио. – Унижение – единственное, чем его можно пронять. Ни страха, ни сострадания. Ничего, кроме бесконечного упоения собой. Ничего, ни единого чувства.

– Бррр, – сказала Дамиана, – Трудно в такое смотреть, должно быть. Очень трудно.

Ей стало понятнее, почему брат отдал свой талант душевнобольному, в надежде исправить это чудовище, которое он видел постоянно. Только оно пошло не впрок, даже такой щедрый дар. Есть вещи, которые нельзя исправить, к сожалению. Ничем. Только остановить насильно, но не исправить. Если бы Лауро заперли, признав сумасшедшим, давно, еще в юности, он не смог бы убивать. А с даром ощущать чужие чувства, он смог лишь лучше притворяться здоровым. И хорошо только одно: что он больше не будет убивать. Все кончилось, его поймали, и Фабио больше ничего не грозит. Им повезло, а убитых не вернуть.

И все, что можно было чувствовать по этому поводу – ужасное опустошение. Чудовища тем и ужасны, что отнимают, ничего не давая взамен.

– И все-таки, синьор Фабио, объясните толком, что случилось?

Эстель внеслась свежим ветром в комнату, которую кажется, понемногу заполняло безумие Лауро, и, как настоящий ветер, снесла всю затхлость. Есть еще люди обычные, стоящие ногами на земле, и они живые насколько, что рядом ними тоже можно ожить. Например, вот Эстель. И Марция. И, само собой, Фабио, когда не так измучен и удручен. Это успокаивало, и Дамиана принялась задремывать, так что и рассказ Фабио, и взволнованное бормотание Эстель, хлопочущей вокруг него, и тихий голос Леандро, иногда вмешивающегося в разговор, долетали до нее обрывками, перемешивались со сновидениями. Фабио снова говорил о том, что она очень храбрая и отлично справилась, и слышать это было приятно, хоть Дамиана и не соглашалась с ним внутренне. А слушать про Лауро – напротив, было все так же жутковато и мерзко. Потом Фабио сурово ответил экономке, что подробности насчет Дамианы расскажет не при посторонних, и Дамиана сперва немного испугалась, но тут же решила, что Эстель можно, она не выдаст, и снова начала уплывать в дрему. Привел ее в себе лишь возглас Фабио:

– Поднимайтесь, синьор делла Серра, пора ехать к герцогу.

Дамиана тут же начала подниматься, и солнечные лучи ударили ей в глаза. Пока она дремала, зыбкий рассвет превратился в ясное утро.

– Ехать? Надо ехать? Боюсь, мне нужно переодеться, – она очень пожалела, что так расслабилась и сейчас всех будет задерживать.

Фабио подошел, склонился к ней, погладил по плечу и мягко улыбнулся.

– Лежи и отдыхай, Миа. Ты устала, отдыхай. Во дворце тебе делать нечего, а Лауро теперь не опасен, я сам со всем справлюсь, – успокаивающе сказал он и коснулся ее губ коротким торопливым поцелуем. – А ты выспись, девочка. Твоя помощь больше не нужна.

– А, хорошо, – утомленно согласилась Дамиана и утекла в сны, в которых думала, что теперь наконец-то все сделается хорошо. Должно.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Лауро, наследный маркиз делла Серра, говорил тихо, бесцветным голосом, но достаточно внятно и четко, чтобы все присутствующие слышали и понимали каждое слово. О том, что шестнадцать представителей старейших и знатнейших родов герцогства около полутора лет назад сошлись на глубоком неодобрении тревизских негоциантов, забравших себе слишком уж много власти. И не менее глубоком неодобрении дворянства, которое такому положению вещей потакает, находя в нем личные выгоды. О том, как сходство взглядов привело их к хитрому плану заговора, призванного отодвинуть купечество на подобающее простолюдинам место и взять власть в Тревизо в свои руки.

Потом Лауро поведал, как они постепенно, одного за другим, всеми возможными способами смещали с высоких и средних должностей всех, кто имел слишком прочные связи с купечеством – от выходцев из негоциантской среды, выбившихся в дворяне, до тех, кто постоянно вел дела с торговцами, вроде маркиза делла Кьяри. И о том, как решил избавиться от нескольких слишком уж прочно закрепившихся на карьерной лестнице синьоров, вроде Чезаре делла Веккьони, включив их в свой замечательный эксперимент по присвоению чужого магического дара. Как обвинил в убийствах перед остальными заговорщиками своего родного брата Леандро, как они, чтобы отвести от себя возможные подозрения в зловещих смертях, решили убить кого-нибудь, вовсе не мешавшего организации государственного переворота, и выбрали для этой цели сеньора Фабио делла Гауденцио. И это стало их ошибкой, поскольку на тот момент он уже прекрасно знал о заговоре.

– Нужно было убить этого делла Веккьони раньше, – подытожил Лауро, поморщившись.

Все присутствующие пораженно молчали: и сонно хлопающий глазами первый министр, которого вытащили прямо из постели, и начальник городской стражи, нервно теребящий бороду, и глава Тайной Службы, по чьей невыразительной и ничем не запоминающейся физиономии многоликого вовсе нельзя было понять, о чем он думает, и даже его светлость герцог Норберто, который обычно вовсе не был молчалив.

– Думается мне, что, возможно, все не так однозначно, как пытаются нам тут сейчас представить, – неприятным голосом сказал первый министр. – Мы полтора года ни о чем не догадывались, а пришел синьор делла Гауденция и подал нам заговор подготовленным, как ощипанную индюшку к запеканию. Только сунь в печь и готово.

– И что в этом плохого? – подивился Фабио обвинительному тону.

– То, что вы теперь станете, видимо, доверенным лицом, а маркиза делла Серра казнят, и никто не узнает, было ли все на самом деле так, как описано. Возможно, вы просто заставили его оговорить себя, а заговора и не было. Иначе как его не замечали? И ведь не докажешь, когда у вас такой дар.

Первый министр брезгливо поджал губы, а Фабио наконец понял причину отношения к себе. Он и раньше ощущал его неприязнь, и теперь стало ясно. Министр боялся эмпатического влияния на него, того, что Фабио внушит ему что-то чуждое. И готов был подозревать графа делла Гауденцио бог знает в чем из-за этой тщательно скрываемой от масс стороны своего дара. Впрочем, ни светлейший герцог, ни синьор достопочтенный начальник Тайной Службы Гаспаро подобных предубеждений явно не испытывали, и теперь уставились на министра так, будто у него на голове выросли ветвистые оленьи рога.

– Я что-то не так сказал? – с искренним удивлением спросил тот. – Здесь что, все, кроме меня, готовы сразу же поверить в самооговор под давлением? Синьор делла Бруни, хоть вы скажите им, у вас же подобных показаний по уставу не принимают от подозреваемых, – воззвал он о поддержке к командиру стражников.

– Синьор Гаспаро, ну что вы на него уставились и молчите, как фазан печеный на столе? – не выдержал герцог. – Объясните ему уже. Хотя бог с вами, я сам. Синьор достопочтенный министр, вы спятили не хуже синьора делла Серра, если считаете, что эмпат на такое способен. Будь оно так, оный сеньор делла Серра или кто-то вроде него давно сидел бы на герцогском престоле вместо меня. С возможностью-то заставить кого угодно говорить что угодно. Да граф даже внушить эмоции только на короткое время может, вон как наш маркиз под конец осмелел, начал рассуждать, кого и когда ему бы стоило убить… И на меня недобрым глазом косит. Посему, сейчас синьоры начальники стражи и Тайной Службы быстро встанут и пойдут арестовывать всех, кого назвал синьор делла Серра, по списку. Не слушая ваших нелепых возражений.

Знающие герцога начальники немедленно подхватились и вышли из кабинета чеканными, но торопливыми шагами, арестованного маркиза увел офицер чином пониже, а его светлость снова напустился на министра.

– А что касается вас, голубчик, я всерьез думаю, не заменить ли вас каким-нибудь негоциантом, вот синьора Марчело, например, выпишу из Даларна, ему вполне мозгов на эту работу хватит, – внимательно посмотрев на бледнеющего и трепещущего министра, герцог Норберто остыл так же быстро, как и воспламенился. – Ладно, я пошутил, но в другой раз таких глупостей постарайтесь не то что не говорить, а даже не думать.

Министр решительно закивал, однако чрезмерной бледности не утратил, но его светлость уже потерял к нему интерес, повернувшись к Фабио.

– А вам, синьор делла Гауденцио, от меня причитается только искренняя благодарность. За раскрытие заговора, поимку опасного убийцы и верную службу тревизской короне. И, разумеется, достойная награда, – тут герцог обеспокоенно нахмурился и поспешно добавил: – Впрочем, сейчас вам от меня причитается мой личный лекарь. А то и вовсе домой поезжайте, выглядите вы паршиво.

Фабио решительно помотал головой. Чувствовал он себя смертельно уставшим, да и рана ныла преболезненно, однако ему хотелось закончить дела сейчас, насколько это возможно, а уж потом отдыхать спокойно.

– Я останусь тут, чтобы дать показания, ваша светлость. И поеду домой после того, как поставлю свою подпись на бумагах Тайной Службы.

– Похвальное рвение, – вздохнул герцог. – Что ж, тогда вас проводят в гостевые покои – и пришлют туда и лекаря, и дознавателя. И ради небес, не рассиживайтесь там в ожидании, как фазан печеный на столе, а лягте. Мне такие замечательные подданные нужны в добром здравии.

Фабио коротко поблагодарил и отправился в гостевые покои за слугой в ливрее. Там он устроился лежать на удобном диванчике и, когда раздался стук в дверь, ожидал, что это будут лекарь или дознаватель, а вовсе не взмыленный, бледный слуга, который скажет:

– Синьор делла Гауденцио, к вам синьор делла Росси со срочными новостями.

– Не девственница, – брезгливо сказал целитель, осматривавший Дамиану, синьору почтенному директору Гаспаро, – не стоило и надеяться.

– Демоны и их ублюдки, – выругался обычно сдержанный церемонный директор и вытер пот со лба. – Не уверен, что синьор Бордоне согласится взять в дом столь беспутную пропащую девицу. Хотя он благородно ждал, пока мы ее изловим.

Дамиана сидела на стуле, сложив руки на коленях и опустив голову, и лишь искоса посматривала на обоих. Она пока что не верила, что судьба забросила ее обратно в ненавистную школу, и ей хотелось плюнуть в лицо обоим. Но страх, который постоянно угнетал ее в стенах достойного заведения, охватил ее с той минуты, как ее арестовали прямо в доме синьора Фабио, и она вела себя, как прилежная ученица, синьорина Сартори.

– Трудно сбывать с рук порченый товар, понимаю, синьор почтенный директор, – усмехнулся лекарь.

– Что вы такое говорите, – возмутился Гаспаро делла Корелли. – Здесь вам не лавка, а уважаемое попечительское заведение. Однако с такими девицами и впрямь трудно, годы потраченных сил, внимания, заботы – но таким все воспитание не впрок, – сокрушился он под конец.

– А это еще что за пакость? – изумился лекарь. – Ах, ну разумеется, одна из тех маскарадных финтифлюшек, веселящее заклинание, чтоб его демоны побрали. Да вы недурно время проводили за стенами школы, синьорина Сартори. Предаваясь на маскараде любовным утехам… Увы, за удовольствия надо платить. Эта магическая штучка замечательно зацепилась за ваше заклинание бесплодия – и чувствуете вы себя на редкость беззаботно который день кряду. Но я его сейчас сниму, и ваше приподнятое настроение заметно ухудшится.

– Достойная кара за столь беспутное и недостойное поведение, – пронудел синьор директор, скорчив пренебрежительную гримасу.

"Какое заклинание?" – Дамиана этого, разумеется, не спросила. Ей вспомнилась Марция с рассказом о заклинании, после которого одни смеялись до дурноты, другие танцевали до упаду, а ведь она действительно была беззаботна и даже забывала, что собиралась защищать Фабио. Едва не дала ему погибнуть, и это было куда хуже крови на стоптанных ступнях. Буквально в последний момент почувствовала опасность, и то потому что была рядом. А ели бы она не пришла вчера, если бы не поняла, что Фабио ее ждет? О всевышний. Спасибо, что оградил.

Он так испугалась за неслучившееся, что пропустила часть того, что бубнил директор, снова и снова переживая вчерашнюю ночь и думая о том, что Фабио бы погиб.

– Вот и все, – сказал лекарь, неожиданно ласковым, едва ли не нежным тоном. И это "все" ощущалось так, будто внутри у Дамианы что-то оборвалось. Висевшее на совсем тонкой нитке, которую сейчас перерезал этот лекарь. Она вдруг поняла, что не справилась ни с чем – ни с тем, чтобы защитить Фабио, ни с тем, чтобы сбежать отсюда, совершенно ни с чем не справилась. И оказалась во власти зубастого директора. – Заклинание бесплодия, увы, снять не могу – это окончательно испортит вам товар, синьор достопочтенный директор. Придется подождать, пока само пройдет.

– Держите при себе свои торгашеские выражения, – прошипел тот в ответ, выставив наружу свои кроличьи резцы. – Эта строптивая девица… Я искренне сожалею, что древо коронной школы принесло такой червивый плод. И сокрушен. Боюсь, любого наказания, которое я способен изобрести, окажется мало, чтобы исправить ваши пороки, синьорина Сартори. Однако вы будете наказаны, согласно школьным правилам. И отправитесь в комнату для размышлений. И будете там сидеть до тех пор, пока я не выясню, достаточно ли великодушен синьор Бордоне. И если нет, кто окажется великодушным достаточно, чтобы терпеть ваш мерзкий нрав.

Комнатой для размышлений директор величал обыкновенный карцер, хорошо укрепленный против магии воспитанниц, а согласно школьным правилам… Что ж, тонко чувствующий и изящно выражающийся синьор почтенный директор, видимо, называл так порку. Дамиана зажмурилась, вспоминая, как однажды их заставили сморить на то, как во дворе школы пороли плетью ученицу, попавшуюся на краже. Это было совершенно исключительное событие, но и ее побег тоже событие не менее исключительное. Вряд ли она отделается рогами.

Она помнила это утро, туманное, с пробивающимися солнечными лучами, очень красивое и совершенно ужасное. Девушку они до того не знали, но она так кричала, что сердце разрывалась от боли и сочувствия. Впрочем, конечно, не у их воспитателей. Директор сказал, что она лишь пыталась их разжалобить, но он на такие уловки не поддастся. Ну еще бы. Кажется, у него вообще отсутствовало такое чувство как жалость. Наверное, это было главное условие для управления подобным заведением, в самом деле, не стоило другого и ждать. Раз уж попалась, ждать другого действительно не приходилось. Разве что синьора Фабио. Возможно, когда он узнает, то придет.

Надеяться на это Дамиана боялась и все же ждала, что синьор котик выручит свою фиалочку.

Ждала в кабине врача, ждала, когда ее сажали в комнату для размышлений, ждала, пока ей объясняли, что показательная порка состоится завтра утром, ждала, ощущая голод, холод и усталость до вечера, на каждый шорох вскидываясь, надеясь, что это идет Фабио. А когда солнце начало садиться, ждать перестала. Слова, от которых она отмахивалась весь день, не веря им, возвращались к Дамиане все чаще.

"Твоя помощь больше не нужна", – звучало в голове голосом графа делла Гауденцио, и когда она впустила в сердце эти слова, то мерзнуть перестала. Ей сделалось все равно, и Дамиана больше не ждала от будущего ни ужаса, ни радости, так как ничто не могло сделать ей заметно хуже.

Это и впрямь оказалось унизительно. Все это, все целиком: признания в "преступлениях", то, как презрительно и небрежно общался с ним герцог, как высокомерно смотрел, допросы, на которых он должен был снова в подробностях отчитываться перед этими многоликими шавками, ехидные смешки за спиной, когда его вели в камеру. Его унизили, растоптали, насмехались в лицо – и все из-за предательства Леандро. Еще одна неблагодарная сволочь. Разве он не заботился всегда о брате много больше, чем того требовало сохранение его жалкой никчемной жизни? Разве не хотел отдать дар графа делла Гауденцио ему, чтобы он перестал чувствовать себя настолько сломанным?

Слишком много щедрости и великодушия всегда вредны, от них люди портятся еще сильнее. И доверять нельзя ни одному человеку, даже брату, в первую очередь брату. Отвратительный подлец. Стоило оказаться рядом с ним без должной защиты – и он, нагло воспользовавшись моментом и слишком сильной связью между ними, отнял принадлежащее Лауро по праву. Такой же мерзкий, слабый, ничтожный, как все остальные людишки, и как они только уродились с одинаковой внешностью? Какая гадкая насмешка природы. Даже природа насмехается над ним.

Это ничего, он еще сумеет отомстить. Что делать с Леандро, придется подумать как следует, не все сразу. А пока у него есть отличный план насчет этого Фабио и его противной девчонки. Пусть знают, что его нельзя унизить безнаказанно. Пусть тоже хлебнут унижения, перед всей Вентимильей, перед всем Тревизо. Они думали все скрыть, но теперь не выйдет – потому что он обо всем догадался. Всего пара вовремя брошенных фраз, и дара никакого не нужно. "Просто проверьте, синьор дознаватель, нету ли в ваших списках разыскиваемых лиц беглой каброи по имени Дамиана. Возможно, имя не настоящее, я не уверен…"

Разумеется, синьору дознавателю и списка не понадобилось: из ублюдочной школы не часто сбегают. И имя, разумеется, настоящее – иначе этот Фабио ее бы так не называл.

Убивать – искусство и наука, и он выучил имена всех слуг в доме делла Гауденцио еще неделю назад. А дальше нужно было лишь понять, почему маг-защитник скрывается под видом служанки, почему граф так не хочет рассказывать о ней при посторонних, а тем более – тащить во дворец, пред светлое лицо герцога Норберто. Они унизили его, воспользовавшись случаем, но он все равно умнее и хитрее. Лучше. Лучше всех. Он представил, как, может быть, в эту самую минуту в дом графа вламываются герцогские соглядатаи и охрана коронной школы, чтобы схватить гадкую полукровку, преступницу и должницу короны – и довольно рассмеялся, прижавшись затылком к холодным камням тюремной стены.

– А ну просыпайся, паршивец, – скрипучий и ворчливый голос, который он не мог не узнать, вырвал Дженнаро из сладких объятий утреннего сна в один момент. Небеса всемогущие, что случилось-то? Это что-то по поводу братства?.. Но почему в такую рань?.. И что понадобилось от него, да еще так срочно?.. – Дедуш… то есть, брат Додичессимо… наверное… В чем дело?..

– Да уж дедушка теперь, к демонам в задницу этих братьев, – пробурчал маркиз делла Тоцци. – А лучше вообще забудь, что когда-либо о них знал и слышал. Нас кто-то сдал, всех скопом. Понятия не имею, кто, но половину уже схватили многоликие. Брат Секондо, о существовании которого тебе лучше и не вспоминать, успел передать записку. Поднимайся живо, пока и за тобой не пришли, ленивое ты отродье.

Дженнаро растерянно заморгал, а потом резко сел на кровати и в следующую секунду уже вскочил на ноги, заметавшись по комнате.

– Не мельтеши. Ох, послал же бог родственничка. Надо было тебя при мамкиной юбке оставить куковать, всем бы лучше было, – продолжил ворчать маркиз, усевшись в кресло. – А теперь и тебя арестуют, и меня, из-за моего чрезмерного великодушия, которое меня сюда привело. Да не мельтеши ты.

Судорожно вздохнув и всплеснув руками, Дженнаро замер посреди комнаты, взъерошенный, в одном белье, совершенно не понимающий, как быть.

– Что же теперь делать? – горестно воскликнул он.

– Оденься. Возьми деньги, только наличные, все, которые есть. Полагаю, твои матушка и папенька будут не в обиде: у них-то в банке еще найдется, а за твою задницу они и в пять раз больше заплатить готовы. Была бы великая ценность, право слово.

– Хорошо, брат… дедушка, – Дженнаро прилежно закивал.

– Потом ты пойдешь в конюшню, оседлаешь лошадь – сам, не вздумай тормошить конюха. Еще не хватало, чтобы он заметил, в какую сторону мы направились…

– А в какую сторону мы направимся?..

– В сторону Марейского герцогства, по важнейшему и срочнейшему делу. В котором мне жутко требуется твоя помощь. Дело это затянется надолго, а потом, глядишь, герцог о нас позабудет. Лет через пять. Или десять.

– Так я что, проведу лучшие годы в ссылке? – воздев руки к потолку, простенал Дженнаро.

– Кретин, в ссылку тебя мог бы герцог отправить. Но будь уверен: ссылкой не отделаешься. За государственную измену – голова с плеч.