Текст книги "Влюбленные в маски (СИ)"

Автор книги: Елена Чаусова

Соавторы: Наталия Рашевская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Я же осталась совсем без костю-ю-юма-а, – запричитала девица.

– И поделом, – продолжил гневно рокотать на всю лавку оскорбленный отец. – Ты хотела меня опозорить. Своего старого больного отца. Ты. Малолетняя распутница. Да я тебя вообще из дому не выпущу. Чем такое… чем в таком на людях появляться

– Я была бы в маске. И это праздник. Праздник, – продолжала ныть девица, пока отец утаскивал ее из лавки.

– Подумать только. Такое пренебрежительное отношение к такой работе. И ничего в ней нет пошлого. Я же прекрасно понимаю тонкую грань между дозволенным и недозволенным, – воскликнул синьор Гаравани, обращаясь к Дамиане, видимо, не зная, куда излить свои растрепанные чувства, – Я вкладываю душу в то, чтобы даже откровенный наряд не переступал эту грань, и никогда, слышите, никогда. Никто не жаловался. Тем более на маскараде, когда можно позволить себе больше и женщина может даже переодеться мужчиной. А это платье не хуже камзола, только оно платье. Женское. И к нему сшиты прекрасные панталоны. Посмотрите сами.

Расстроенный старичок сунул Дамиане в руки свою работу и та не могла не оценить прелестных панталон лососевого цвета с нежной золотистой отделкой. Откровенно сказать, к ногам эти панталоны, если они были видны, как в мужском наряде, должны были привлекать немало внимания, и чувства разъяренного отца, увидевшего это излишество, были понятны. Впрочем, Дамиане хватило такта не сказать этого вслух, и она согласилась, что все сделано достаточно скромно для яркого маскарада.

– А платье. Платье, – воздел руки синьор Гаравани, – Вы посмотрите, сколько в него вложено труда. Какой отличный крой. И как сшито. Оно даже не испортилось, когда этот варвар его дергал.

Юбка и рукава платья были сшиты из разноцветных ромбов. Розовые и сиреневые были скроены из шелка, и золотые – из настоящей парчи, и все они были подчеркнуты строгим чернильным бархатом. Цвета были подобраны с отменным вкусом, и пестрота платья казалась гармоничной.

– Очень красиво, – от души сказала Дамиана и легонько погладила ткань. Бархат льнул к рукам, и девушка вздохнула. Такие наряды были не про нее.

– О-о-о, дивная синьорина, я сразу понял по вашим глазам: они способны разглядеть прекрасное, – тут же просиял портной. – Отличить труд мастера от грубой поделки. Это же почти произведение искусства, а он его… швырял. Хотите, я продам его вам? Забирайте. Мои наряды должны носить те, кто может оценить их по-настоящему, – пылко воскликнул он и, подобрав подол наряда, сунул его в руки Дамиане.

– Боюсь, те серебряные монеты, что есть у меня, совсем недостойная плата за ваш шедевр, – с печалью ответила Дамиана.

– И сколько у вас серебра? – живо заинтересовался портной.

– Семь монет, – приврала Дамиана. Конечно же, у нее было чуть больше, но не отдавать же сразу все свое состояние?

– Счастливое число, – объявил синьор Гаравани. – И пусть оно принесет счастье и мне и вам. Джиованна, тащи картонку. И все прочее.

К наряду прилагалось все: маска, туфли, треуголка со страусиным пером. Во время маскарада мастера работали сообща, творя полный костюм из подходящих друг к другу материалов, создавая ансамбль. Дамиана смотрела на все это богатство и понимала, что денег, которые она предложила, едва ли хватило бы на шляпку или одну туфельку.

– Мог бы и так подарить, – прошептала тем временем помощница синьора Гаравани Джиованна, ловко сворачивая наряд. – Он же оплачен полностью. Но нет, не побрезговал семью серебряными. Да их даже на катушку золотой тесьмы не хватит.

– Я так буду его больше ценить, – шепотом ответила Дамиана, – он же понимает, что это почти все мои деньги, а с тем, что дано даром, мы легко и расстаемся.

Потом попросила вслух принести и костюм графа делла Гауденцио, за которым была послана, и удалилась в примерочную, вытряхивать свое добро из каблука.

Когда Дамиана вернулась, сжимая в кулаке свое невеликое состояние, оба костюма – синьора Фабио и ее собственный, лежали на прилавке рядом, ожидая, пока их аккуратно упакуют. Ее собственный. У Дамианы вдруг зачастило сердце, и она выложила монеты на прилавок рядом с платьем торопливо, желая поскорей расплатиться и в полной мере почувствовать, что наряд принадлежит ей. Она не могла не разглядывать их, не любоваться тем, как наряды сочетаются между собой. Наверное, дело было в "руке мастера", или же просто в счастливом случае, который сегодня привел Дамиану в лавку ровно к нужному моменту – как бы то ни было, вместе костюмы смотрелись восхитительно.

Ее – розово-сиреневый с золотом. Его – голубой с серебром, с тем же сочетанием шелка и бархата, только на сей раз – темно-синего. Они были похожи на два экзотических цветка, и Дамиана невольно воображала, что это она вот так… лежит, в своем платье, а Фабио – лежит рядом. И это не рукав поверх юбки, а его рука, и ладонь скользит вниз, прямо к лососевым панталончикам… У нее запылали щеки и уши, и Дамиана даже обрадовалась, когда Джиованна разрушила чудесное виденье, ловким движением подхватив костюм синьора Фабио и принявшись аккуратно укладывать его в коробку.

– Это будет самый лучший маскарад в вашей жизни. В моем-то наряде, – самоуверенно пообещал Дамиане синьор Гаравани, и та понадеялась, что он будет прав.

Последний серебряный, который она скрыла от него, Дамиана потратила у хорошей повитухи, обладающей магическим даром, на хорошее противозачаточное заклинание. Так ей было спокойней.

Фабио послал Селии платок с анемонами почти неделю назад. И сделал бы это раньше, если бы не убийство Теодоро, ведь все было понятно уже тогда. Он хорошо умел распознавать: слова, поступки, эмоции – признаки угасающего интереса, проходящей влюбленности, праздника, превращающегося в рутину. Селия не пошла вместе с ним слушать байки Чезаре, осталась танцевать, и одного этого было вполне достаточно. Даже не заглянула к ним, пока все не разошлись – Фабио сам явился в бальный зал, чтобы найти ее там и пригласить на танец. И она не улыбалась, танцуя, когда он наконец присоединился к ней. Раньше она всегда улыбалась, каждый раз, и потому, танцуя, Фабио думал о том, как отправит служанку к Кармелине за очередным платком завтра же утром. А потом они узнали о смерти Теодоро.

Селия ни словом, ни жестом не показала, что она переживает, проклятое чувство такта: горевать о бывшем возлюбленном на глазах у нынешнего она, вероятно считала недостойным. Даже если собираешься отправить этого возлюбленного в отставку в ближайшее время. Но Фабио, разумеется, чувствовал – ее подспудное нервное напряжение при каждом упоминании покойного наследного маркиза, неожиданные приступы глухой тоски и страха. Последние она, кажется, скрывала даже от самой себя. Ей было плохо, и чтобы там между ними ни было – Фабио попросту не мог ее оставить в такой момент. Он смутно надеялся, что Селия все же решится открыть перед ним свои переживания, но она вовсе не желала и делала вид, что все в полном порядке. Фабио терзался, но молчал тоже: он привык не говорить с людьми о переживаниях, которые те от него скрывают. Слишком уж часто это не заканчивалось ничем хорошим.

Он отправил Дамиану за платком после смерти Чезаре. То, что Селия не пришла его навестить, узнав о его "проблемах со здоровьем", Фабио вовсе не удивило, он был к этому вполне готов. Однако соболезнований в связи со смертью друга все же ждал, хотя бы записки. Но Селия не прислала записки и так и не появилась. Она не желала делиться своими чувствами и думать о его чувствах не желала, по всему, тоже. А то, что сам Фабио до сих пор беспокоился о ее чувствах, не имело вовсе никакого значения, он всегда на этот счет беспокоился, из-за своего дара – так что длить все это дальше не имело ни малейшего смысла.

Фабио ждал маскарад и, если повезет, новое приятное знакомство. Праздники не длятся долго, и его прошлый подошел к концу, оставив после себя привычную похмельную тяжесть. Но и она за неделю успела пройти, и самое время было начать праздновать что-то новое. В конце концов, хоть что-нибудь, хоть где-нибудь в его жизни должно было быть хорошо и радостно. Хотя бы ненадолго.

Если бы кому-нибудь взбрело в голову, оказавшись среди ночи на окраине Вентимильи, там, где улица Кваттрогатто переходит в глухой безымянный тупик, заглянуть в окно заброшенного дома на углу, этот человек мог бы узнать множество неожиданных вещей. Однако в такой глухой час там не было ни единой души, оттого ни о вошедших в дом, ни об их дальнейшем разговоре никто не узнал.

– Вы уверены, что это он, брат Примо? – спрашивал некто с низким глухим голосом.

Лица его невозможно было разглядеть в царящем в комнате полумраке: единственную лампу предусмотрительно завесили тряпкой, чтобы, если случайные прохожие все же объявятся, они ни за что не разглядели свет в окне.

– У меня нет прямых доказательств, брат Секондо, лишь подозрения, – ответил другой, с молодым голосом, стоящий у двери, прислонившись плечом к косяку. – Но весьма основательные. Вы же понимаете: никому не хочется подозревать в подобном своего брата. Я отказывался верить до последнего.

– А вы не можете как-то на него повлиять, брат Примо? – хрипловатым старческим голосом спросил третий, сидящий на скамье и зябко кутающийся в плащ.

– Право слово, брат Додичесимо, я же не волшебный единорог, – возмутился Примо. – Не раскрыв, что я знаю правду, не могу никак.

– Н-да, и избавиться мы от него не сможем, – задумчиво проговорил брат Секондо, покачав головой, и тут же поспешил извиниться: – Простите, брат Примо, я понимаю, что он вам дорог и…

– Он истинное чудовище, – горячо возразил тот, хотя голос у него все же дрогнул. – Если он виновен во всем этом, я готов собственноручно с ним расправиться. Но вы же знаете, что не могу. И вы не можете тоже: потеряв его, потеряете и меня.

Сидящий рядом с Додичесимо нервно вскочил и воскликнул:

– Но он же нас всех под суд подведет. Мы не можем ничего не делать.

Додичесимо поднялся тоже, сказал тихо:

– Присядь, брат Квинто, хотя опасения и серьезны, но решить проблемы мы можем лишь в спокойствии.

– Что вообще ему за блажь взбрела убивать именно тех, в ком мы заинтересованы? – спросил Секондо.

– Возможно, он пытается таким образом помочь нашему общему делу, – брат Примо пожал плечами. – На свой манер. Кто разберет, что творится в его воспаленном сознании?

– Головы нам всем отрубят с такой помощью, – снова подал голос Квинто.

– Да успокойтесь вы, и впрямь, ради небес, – вмешался еще один из присутствующих.

– Брат Терцо прав, мы должны держать себя в руках, – назидательно сообщил Додичесимо. – И если не в наших силах избавиться от убийцы, значит, мы должны надежно отвести от себя всяческие подозрения.

– Убив кого-нибудь, в ком мы совершенно не заинтересованы, и выдав его за новую жертву убийцы, – предложил Терцо тоном таким спокойным, будто это было совершенно обычным делом.

– Вы на это пойдете? – поразился Квинто.

– Вы же не думали чистеньким остаться, участвуя в перевороте? Не выйдет, – ехидно ответил Терцо.

– Но так же еще подозрительней. Если мы будем прямо в этих смертях замешаны – все станет еще хуже.

Додичесимо все так же спокойно сказал:

– Есть же наемники, Квинто. Нам вовсе не нужно марать руки напрямую. Прекрати переживать и начинай думать.

– Я думаю, дедуш… брат Додичессимо, – уныло ответил Квинто и уткнулся в свои сложенные руки.

– Что скажете, брат Примо? – спросил Секондо, все это время молчавший. – За вами последнее слово.

– Скажу, что у нас нет другого выхода, – ответил Примо, трагически вздохнув. – Придется поступить именно так.

Все собравшиеся почти одновременно кивнули в ответ на его слова, даже брат Квинто, а потом Секондо деловито сообщил:

– Нам требуется тщательно все спланировать и подготовить. Но лучше поспешить, ничто не должно помешать Большому Плану, братья.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Слова искреннего сочувствия Дамиане выслушивать было неловко. Ей, конечно, не развлечения ради пришлось сказать Баччо и Марции, что у нее ужасно разболелась голова и на маскарад она, увы, пойти никак не сможет. Дамиане нужно было охранять синьора Фабио, и она не могла себе позволить пойти со слугами, а потом разыскивать графа по всему городу, когда рядом шастает убийца. И все же они были к ней так добры, а она им врала – и Дамиана смущалась, отвечала односложно и непроизвольно старалась повыше натянуть одеяло, под которым лежала, убедительно изображая болеющую. Так что в конце концов Марция потащила своего кавалера прочь, подхватив под локоть, со словами:

– Пойдем, Баччо, а то у бедняжки от нашей трескотни еще пуще голова разболится. А ты поправляйся, Дамианучча, милая, и не печалься слишком сильно: мы тебе что-нибудь в подарок с маскарада принесем и гостинцев.

Внимательно прислушавшись к тому, что они ушли, и убедившись, что не вернутся, Дамиана вскочила и достала свой потрясающий наряд, который будто осветил ее каморку своей яркостью. Шелк и бархат были из другой жизни, которая проходила выше, в покоях графа, тем более хотелось влезть в эту шкурку, побыть шикарной синьориной.

"Даже если мне не удастся познакомиться с синьором Фабио, оно того стоило", – решила Дамиана, натягивая шелковые чулочки. Ей настолько нравилось, что она будет нарядной, что даже не слишком удобные туфли, сделанные по чужой мерке, в которые пришлось набить пакли, чтобы не сваливались, казались прекрасными. Зато у них были замечательные кокетливые бантики, и удобный каблучок.

Впрочем, прежде всякого знакомства Дамиане предстояло незаметно выскользнуть за своим господином из дома. Не то чтобы она не умела прятаться, но в таком наряде – легко сказать. Делать нечего, пришлось подождать, внимательно прислушиваясь, покуда за ним хлопнет входная дверь, а потом, выскользнув в окно, стремительно бежать через сад и лезть через ограду в надежде, что за это время синьор Фабио не успеет скрыться из виду. По счастью, взобравшись на забор и поглядев сверху, Дамиана сразу приметила голубой наряд и синий плащ у поворота в переулок – и кинулась вдогонку.

Но, как оказалось, на этом сложности не закончились, а только начались. Стоило им выйти на оживленную центральную улицу из квартала богатых дворянских особняков, как они моментально превратились в две незаметные капли среди огромной шумящей людской реки. Она вся пела, танцевала, смеялась, поила друг друга вином и одаривала сластями и фруктами прямо на ходу. Кто-то сунул Дамиане душистое спелое яблоко – и она даже не успела поблагодарить: маска скрылась из виду, будто и не было. И ей стоило заметных усилий не потерять в толпе синьора Фабио с такой же пугающей легкостью. Дамиана непрерывно высматривала синий берет с белым пером и все время боялась спутать его с другим, похожим, среди стольких разнаряженных празднующих.

А потом, не успела она опомниться, как ее втянули в танец, в котором человек двадцать змейкой петляло между остальными, вовлекая в веселую пляску все новых и новых людей. Яблоко мешало соседу, юноше в синей полумаске, как следует взять ее за руку, и это было очень кстати: при первой же возможности Дамиана высвободила свое запястье из его ладони – и юноша вместо нее потянул за собой стоящую рядом заливисто хохочущую девицу. Минуту спустя та плясала вместе со всеми, а Дамиана снова нырнула в толпу, вслед за стремительно удаляющимся от нее синьором Фабио.

Нет, все таки следить за ним издали было плохой идеей: она не успеет ничего сделать, если вдруг что случится. Дамиана укорила шаг, и тут на нее выскочил разряженный в костюм из золотой парчи, набеленный улыбающийся мальчишка в светлом парике и со звездой в руке. Дамиана сразу же узнала образ и невольно улыбнулась – Фелисус, посланник единорога, раздающий счастье. Мальчишка взмахнул своей "счастливой звездой" и закричал:

– Радуйтесь. Веселитесь. Праздник, – и с его пальцев, или со звезды посыпались искры какого-то заклинания. Дамиана, не задумываясь, вскинула руки в жесте простого защитного заклинания, и ее спелое яблоко, упав, покатилось по мостовой. Она ахнула, спохватившись: в самом деле, это лишь праздничная забава, а она чересчур разволновалась – и одна из искр, не встретив препятствий, коснулась ее. Переживания схлынули, как по волшебству, а на сердце сразу сделалось легче. Будто она встретила настоящего Фелисуса и теперь могла не беспокоиться о том, удастся ли ей проследить за синьором Фабио.

– Благодарю, – крикнула она мальчишке и легко скользнула между очередными ряжеными, преграждавшими ей путь. Она сейчас догонит Фабио и познакомится с ним в новой роли во чтобы то ни стало.

– Эй, красавица. Куда ты так спешишь? – окликнули ее буквально спустя минуту. – Остановись, побудь с нами, о прелестная незнакомка.

Обернувшись, Дамиана увидела троих молодых людей в карнавальных нарядах, которые восседали прямо на ступенях ближайшего здания и пили вино прямо из бутылки, передавая ее по кругу.

– Увы, синьоры, я уже спешу на свидание, – весело выкрикнула она и скрылась от них в толпе.

Синий берет с пером, ее маяк, свернул на Пьяцца Феличе, где должно было состояться представление, которое синьор Фабио, по его собственным словам, "никак не мог пропустить". Раньше Дамиана ни разу здесь не была, однако почему площадь назвали "счастливой", поняла сразу – трудно было не понять: по краю круглой, как блюдце, площади, вдоль стен домов, возвышаясь над людским столпотворением, стояли улыбающиеся статуи. И еще четыре – купались в радужных брызгах расположившегося по центру фонтана.

Сцену организовали прямо возле него: так представление могло видеть больше народу. Дамиана удивилась, обнаружив там всего двоих актеров и почти никаких декораций. Как-то это не было похоже на шикарное представление, которое нельзя пропустить. Однако публика заходилась от восторга, аплодируя и присвистывая, и она невольно с интересом уставилась на сцену. Помимо парочки многоликих, там стоял шкаф, или что-то вроде, они то и дело заходили в него – и вскоре появлялись обратно уже в новом образе. Не то чтоб Дамиана не видела раньше, как актеры это делают, но эти двое и впрямь учинили нечто невообразимое, обращаясь то почтенными дамами, то сварливыми старичками, то вальяжными купцами, то неловкими подростками. Перевоплощения были невероятно правдоподобными и невероятно стремительными, и Дамиана зааплодировала действительно мастерской актерской игре. Впрочем, она вскоре оглянулась в поисках фигуры в голубом и серебряном наряде, выискивая синий берет. По счастью, он был недалеко. Это был ее шанс. Дамиана бросилась в ту сторону, протискиваясь в веселой толпе, выслушивая двусмысленные комплименты, и вот уже увидела в двух шагах от себя знакомые дублет и гатто. Еще дома она заметила, что графу делла Гауденция шел наряд в стиле очаровательной старины: совсем короткие штаны выше колен, несхожие с нынешними, открывали куда больше вида на стройные ноги, обтянутые чулками, но сейчас, в тесноте, этого, конечно, не было видно, так что она захлебнулась лишь от воспоминаний. Сердце зачастило то ли от них, то ли от того, что она совершенно растерялась, не зная, как к нему подойти и что сказать. Закусив губу, Дамиана подошла к нему ближе и стала рядом, будто отсюда ей было удобнее смотреть. Она ужасно жалела, что с ней нет хотя бы того яблока, которым она бы могла угостить его, а лучше накормить прямо со своей руки.

Синьор Фабио был искренне увлечен представлением, это было видно по тому, как он неотрывно смотрел на сцену, и по восторженной улыбке на губах. Он не хлопал, не кричал "Браво", просто стоял и смотрел, полностью поглощенный зрелищем – увы, вовсе не замечая Дамиану. Тут один из многоликих в очередной раз скрылся в шкафу, чтобы выскочить оттуда в роскошном наряде вельможи и с новым обликом. Он успел лишь пройтись по сцене туда-сюда, но синьор Фабио искренне расхохотался.

– О небеса, где они успели на герцога насмотреться? И ведь как похож, – сквозь смех сказал он, не обращаясь ни к кому конкретному, но при этом повернувшись, наконец, в сторону Дамианы.

– Не могу судить, так что поверю вам на слово, – ответила она, улыбаясь. Не улыбаться ему у нее сейчас просто не получилось.

– О, сейчас он точно должен сказать про печеного фазана, – продолжая хихикать, сообщил ей Фабио.

Актеры на сцене разыгрывали сценку, в которой герцог принимал просителя, судя по виду – мелкого негоцианта.

– Ну что вы обмерли, как фазан печеный на столе? Присаживайтесь, – сказал "герцог" своему "просителю", и Фабио захохотал с новой силой.

– Вот, я же говорил, – теперь он, со всей очевидностью, обращался именно к Дамиане и при этом улыбался ей в ответ.

– А что, герцог правда всегда так говорит? – невольно заинтересовалась она. – Или один раз сказал, но все запомнили?

Она придвинулась к Фабио чуть ближе, ведь они даже уже разговаривали, и это было теперь не так уж невежливо.

– Его любимая фраза, – усмехнулся Фабио. – Небеса наделили нашего светлейшего герцога Норберто да Тревизо многими достоинствами, но терпение в их число не входит. Но каковы лицедеи. Не только играют хорошо, а еще и наблюдательные, паршивцы, – снова восхитился он, развернувшись к Дамиане вполоборота и встав так, что ей теперь достаточно было сделать всего полшага, чтобы оказаться у него в объятьях.

– Ах вот оно что. Герцог скор сам и желает того от других, – она сделала эти полшага, лукаво улыбаясь, – А вы случайно не герцог?

Фабио снова от всей души рассмеялся и тут же мягко положил ладонь ей на талию.

– По-моему, не слишком похож, – весело сказал он, кивнув в сторону сцены. – Но фраза про фазана мне всего пару раз доставалась, – теперь он совсем не смотрел на актеров, только на нее, очень внимательным и заинтересованным взглядом, который светился синевой сквозь прорези маски.

Дамиана осторожно положила ему руку на грудь и продолжила их практически светскую болтовню:

– То есть вы, как верноподданный, научились скоро принимать нужные решения. Ну а насчет сходства – мне же под маской не видно, так что можно дать волю воображению.

– О нет, я в принципе довольно быстро ориентируюсь в ситуации, – ответил Фабио и в подтверждение своих слов незамедлительно обнял ее крепче. – И что же, наш герцог кажется вам привлекательным?..

– Ну я не так чтобы хорошо рассмотрела, – призналась Дамиана, – Я отчего-то больше глядела не на сцену.

– Хм… похоже, я тоже туда давно не смотрю, – сказал он и тут же предложил: – И раз мы оба не слишком-то следим за представлением, можем пойти куда-нибудь еще.

– Замечательная идея, ведь на маскараде должно быть весело и интересно, а раз тут не очень, значит, веселее нам должно стать где-то еще. Надо поискать это примечательное место, – очень довольно согласилась Дамиана.

Он улыбнулся и тут же повлек ее сквозь скопление зрителей, продолжая обнимать за талию, на ходу сообщив:

– Пожалуй, у меня есть пара идей… но я с удовольствием выслушаю и ваши.

У него каким-то удивительным образом получалось среди гама и толчеи одними лишь изредка бросаемыми "извините" и "разрешите пройти" прокладывать им путь: люди расступались, и никто не притискивался сбоку и не пихал локтем.

– Боюсь, я не слишком хорошо знаю город, – извиняющимся тоном сказала Дамиана, – так что предпочту довериться вашему выбору.

Она и впрямь была бы рада придумать для него что-то особенное, хотя бы чтобы он запомнил это свое приключение на маскараде, но, увы, у служанки было слишком мало времени для бесцельных прогулок по городу.

– Так вы к нам в гости на маскарад посмотреть приехали? – заинтересованно спросил Фабио.

Они уже почти выбрались с площади, и впереди их ждал узкий темный переулочек, изрядно отличающийся от довольно широкой улицы, по которой Дамиана сюда пришла.

– Нет, я просто не так давно сюда переехала и совершенно не успела еще ознакомиться с городом, – искренне призналась Дамиана, – Но что этот маскарад для меня первый – вы угадали.

– Тогда вам точно нужно показать хотя бы некоторые веселые и интересные места – на будущее тоже могут пригодиться, – сказал Фабио, и они нырнули в переулок, стиснутый между двумя слепыми стенами домов: сюда выходила только пара маленьких чердачных окон под крышей. Кажется, именно в таких местах на гуляющих богатых горожан обычно нападали грабители.

Дамиана невольно напряглась, сама не уверенная, это просыпается чутье на опасность или простая подозрительность, но во всяком случае, готовая отразить опасность Дага точно сменила под маской беззаботную влюбленную Дамиану. Фабио при этом выглядел совершенно беспечным, продолжая приобнимать ее за талию и рассказывать о главных достопримечательностях Вентимильи, пока она сама считала шаги до конца опасного переулка, откуда доносились звуки музыки и шум толпы. Подозрительность вовсе не собиралась проходить, только нарастала с каждой секундой, а путь казался бесконечно длинным.

Когда из ниши в стене, загороженной парой бочек, раздался шум, Дамиана тут же резко повернулась и вскинула руку, готовая создать защитное заклинание. С Фабио его веселая беззаботность слетела мигом: он схватился свободной рукой за эфес шпаги, а другую сжал у нее на талии, и Дамиана почувствовала, как напряглись все его мышцы, готовые к схватке. Она уже открыла рот и махнула рукой, чтобы оплести их коконом, как вдруг Фабио тихо засмеялся и тут же снова расслабился, крепче притянув ее к себе.

– Ш-ш-ш, успокойтесь, все в порядке, – тихо сказал он ей на ухо.

А в следующее мгновение из-за бочек раздался звук, который ни с чем нельзя было перепутать: сладострастный женский стон. И за ним – хриплый мужской шепот: "О-орландина".

Дамиана уткнулась в плечо Фабио и захихикала.

– Стоило опасаться.

– Ну, осторожность никогда не повредит, тем более на маскараде, – возразил Фабио и потянул ее за собой, торопливо зашагав по переулку. – Не будем им мешать… нас ждут интересные места. Так вы, значит, боевой маг? С какой прекрасной дамой я, однако, познакомился.

– Защитник, – уточнила Дамиана, и с лукавой улыбкой поинтересовалась: – А вам нравятся боевитые?

– Нравятся, – без обиняков согласился Фабио, с улыбкой посмотрев на нее. – Особенно такие очаровательные.

"Правда очаровательная? Неужели? Стоило надеть маску" – Дамиане было и приятно, и смешно, и вместе с тем обидно. Ну да, Фабио нужно думать, что она дворянка, чтобы она ему подходила.

Тут переулок наконец кончился – и они сразу же оказались окружены пестро разряженными людьми, веселящимися кто во что горазд. Кто-то смеялся, кто-то распевал, причем довольно мелодично, "О, прекрасная Матильда", кто-то целовался прямо посреди улицы.

– Карамельные яблоки. Карамельные груши, – раздалось неподалеку, и Фабио тут же развернулся в ту сторону, к лоточнику, который с трудом протискивался сквозь скопление людей.

– Удивительно, – сказала Дамиана, – этот как переход из тени в свет в яркий полдень, как два разных мира. Тихий и сумрачный и напротив яркий и шумный. А ведь мы всего лишь вышли из переулка.

– Вентимилья всегда такая, сама как маскарадный костюм, из пестрых лоскутков, – ответил Фабио. Стоило им выйти в толпу, как он расплылся в улыбке, которая, кажется, делалась все шире с каждым мгновением, а в голубых глазах заплясали радостные и хулиганские огоньки. – Жаль, вы не чувствуете, а я сам немногим поделиться могу, даже сейчас… – он снова обнял ее крепче, и Дамиана почувствовала, и вовсе не немного, как ей показалось: она была частью этого буйного праздника, прямо сейчас, она была нотами песни про Матильду, она могла вдохнуть смех соседа и рассмеяться следом за ним, она могла прямо сейчас увлечь кого-нибудь в танец вроде того, в который ее саму недавно втянули посреди улицы, и люди подхватили бы, заплясав за ней следом, ее затягивало в водоворот карнавала, в радостный и яркий вихрь… А Фабио сунул ей в руку маленькую карамельную грушу на палочке и довольно засмеялся, и огоньки в его глазах теперь больше напоминали два маленьких костра синего пламени.

Дамиана откусила угощение, показавшееся ей невероятно вкусным, лучшим лакомством в мире, и тут же предложила Фабио откусить от него кусочек, без затей протянув грушу к его лицу. Он сразу ухватил грушу зубами и протянул ей свою, которую еще не успел надкусить, а потом осторожно стер большим пальцем с уголка ее губы кусочек ореха, пояснив:

– Крошка осталась, – и наклонился к ее лицу, очень близко, глядя в глаза.

У нее сразу зашлось сердце, и Дамиана качнулась навстречу Фабио деревянной марионеткой, неловкой и неумелой. Он тут же прижал ее к себе совсем крепко, обняв и второй рукой, в которой до сих пор держал грушу, и это успокаивало и будоражило одновременно.

– Ты сладкая. Очень, – шепотом сказал Фабио, коснувшись губами ее перепачканных карамелью губ, снова коснулся, так же легко, скользнул по нижней губе языком и продолжил целовать, мягко и неторопливо, совсем не так, как тогда на кровати.

Дамиана позволила себе расслабиться, раствориться в его поцелуе, насладиться прикосновениями, которые не были торопливыми, не были наигранными, которые в этот раз принадлежали ей и только ей, несмотря на то, что она была в маске и он не знал, кто она. Благодаря тому, что он не знал, кто она. Она положил ладонь ему на шею, чуть ниже берета – там, где можно было ощутить самого Фабио, а не его одежду, и это было очень-очень правильным ощущением. Именно так и нужно было делать. Поцелуй длился и длился, и вся оглушительная реальность маскарада вокруг померкла, отступила, словно они были тут совсем одни, вообще одни во всем мире, и были только губы Фабио и его рука, которая неторопливо поглаживала ее по спине. А потом они наконец отстранились друг от друга – и окружающий их веселый гомон снова ворвался в сознание Дамианы, будто кто-то резко распахнул окно. Фабио стоял и смотрел на нее, все так же наклоняясь к лицу и все так же крепко прижимая к себе.

– Как тебя зовут? – спросил он, слегка улыбнувшись.

– Придумай, – ответила Дамиана с улыбкой, пожалуй, слишком блаженной, чтобы быть кокетливой, – Как тебе будет приятно меня называть, котик.

Она провела по краю маски, намекая на ее форму. Фабио весело усмехнулся и медленно покачал головой, а потом слегка отклонился назад и окинул ее внимательным взглядом.

– Виолина, буду звать тебя Виолина, – сказал он, продолжая разглядывать Дамиану с совершенно нескрываемым удовольствием. – Ты похожа на фиалку в этом платье. На очень красивый цветок…

– Ваши слова греют мне слух, синьор котик. Хотя я начинаю опасаться, ведь котик может ухватить фиалку своими зубами. И что же ей тогда делать? – говоря это, Дамиана немедля представляла, как Фабио уносит ее куда-то подальше от толпы и, раз уж они котик и цветок, то оказываются они в саду, где и располагаются вдвоем прямо на траве, как в кровати.