Текст книги "Влюбленные в маски (СИ)"

Автор книги: Елена Чаусова

Соавторы: Наталия Рашевская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

– В добровольное изгнание, – послушно исправился Дженнаро. Слова о "голове с плеч" он умудрился благополучно пропустить мимо ушей: это была слишком пугающая перспектива, чтобы о ней задумываться, поэтому он продолжил страдать о том, что придется покинуть Тревизо.

– Ну оставайся, жди соглядатаев, – хмыкнул маркиз делла Тоцци, пожав плечами.

– Не уж. Дедушка, я с тобой, – спохватился Дженнаро, потому что мысль о казни наконец дошла до его сознания, вовсе не спросив разрешения, и предстала перед ним во всей своей жуткой полноте.

Он решительно схватил со стула панталоны и принялся натягивать их, кряхтя и подпрыгивая на месте.

Спустя полчаса от дома семьи делла Герарди в сторону восточных городских ворот выехали два никем неузнанных всадника. Их лица были скрыты капюшонами плащей, и горожане, погруженные в свои утренние дела и хлопоты, не обратили на них ровным счетом никакого внимания. На соседней улице в тот же самый момент сразу пятеро стражников настойчиво барабанили в дверь дома ничего не подозревающего брата Терцо.

Наутро синьор достопочтенный директор Гаспаро делла Корелли явился к Дамиане лично, и вид его не выражал ничего хорошего и приятного еще сильнее, чем вчера. Так, почти по-покойницки, бледен синьор директор бывал, только если очень сильно злился. Войдя в комнату для размышлений, он пожал губы, вздернул подбородок и бросил на Дамиану презрительный взгляд из-под полуопущенных век.

– Поднимайтесь, вы, – велел он холодно-звенящим голосом. – Уж не знаю, отчего отвратительно невоспитанной и вздорной девице вроде вас так везет, но у меня для вас хорошие новости, синьорина Сартори, – эти "хорошие новости" он будто выплюнул ей в лицо, как сгусток яда.

Дамиане немедленно припомнились предыдущие его "хорошие новости" и она похолодела. Неужели этот боров синьор Андреа готов взять ее в жены даже сейчас? Несмотря на все? Она поднялась на подгибающиеся ноги, думая, что лучше бы она умерла позапрошлой ночью, от шпаги безумца, это было бы легче и быстрее.

– Вас готовы взять в жены, – подтвердил ее самые дурные опасения синьор директор и на мгновение скривил губы в неприятной усмешке, – невзирая на мерзкий нрав и распутное поведение. Так что пошевеливайтесь, вам еще нужно привести себя в порядок. Не можете же вы явиться к благодетелю в таком виде, будто вас под забором нашли. Хотя именно там мы вас и нашли… – он брезгливо оглядел ее с ног до головы, небрежно махнул рукой – и Дамиана почувствовала, как вокруг ее запястий обвивается заклинание. Второй жест – и грудь стянуло, будто тугим стальным корсетом. Чтобы не сбежала.

Наскоро умываясь, причесываясь и переодеваясь, Дамиана чувствовала себя марионеткой с самыми настоящими нитями, которые крепились к ее рукам, и предвидела всю свою будущность, в которой ей придется оставаться такой же марионеткой, если не удастся вырваться, снова сбежать. Но вряд ли ей снова дадут такой шанс. И вряд ли она сможет удержаться и не пришибить муженька до того, как шанс появится. Так что будущее виделось ей очень черным и крайне коротким.

– Пошевеливайтесь, – кривясь так, словно ему в нос бил какой-то отвратительный запах, подгонял ее синьор Гаспаро, покуда они шли по коридору. – И будьте любезны изобразить на лице хоть какое-то подобие благодарности.

Оказавшись у двери своего собственного кабинета, директор зачем-то постучал, прежде чем войти, а затем очень осторожно ее распахнул – и едва сделав шаг внутрь, согнулся в исполненном подобострастия поклоне. Не забывая, впрочем, удерживать Дамиану заклинанием, не позволяющим ей ни двигаться свободно, ни, тем более, колдовать. Дамиана по директорскому повелительному жесту вошла следом за ним, и тоже склонилась в реверансе, раньше, чем увидела, кто ее ждет в комнате. Лишь после того, подняв голову, она обнаружила Фабио и пошатнулась. Дамиана не ждала его. Не надеялась после того, как оказалось, что она недостаточно хороша для дворца, что ее помощь не нужна, после того, как он не пришел.

– Вы? – глупо спросила она и покраснела.

Едва увидев ее, Фабио вскочил на ноги, округлив глаза и вздернув брови, будто тоже не ожидал увидеть ее здесь.

– Миа, – едва ли не выкрикнул он и заметался по ней встревоженным взглядом, а потом очень растерянно улыбнулся и, выдохнув вполголоса: – Девочка моя хорошая… – стремительно кинулся к ней и обнял. Крепко и нежно, как обнимал ее всегда.

Синьор достопочтенный директор Гаспаро застыл возле них столбом, вытянувшись едва ли не по-военному, с совершенно каменным выражением на лице.

– Вы еще и извращенец? – с непередаваемо брезгливой интонацией в голосе спросил Фабио, искоса взглянув на него.

– Я?.. – опешил синьор Гаспаро. – Я… нет, синьор делла Гауденцио. Ни в коем разе, синьор делла Гауденцио. Прошу меня простить, синьор делла Гауденцио.

– Тогда какого демона вы стоите и таращитесь на то, что не предназначено для ваших глаз? – рыкнул Фабио. – Выметайтесь вон сию секунду. И не показывайтесь, пока я не позову.

– Конечно, синьор делла Гауденцио. Прошу меня простить… – синьор делла Корелли согнулся в еще одном подобострастном поклоне и, пятясь, торопливо вышел за дверь, умудрившись запнуться на пороге.

Едва он скрылся с глаз, Фабио обнял Дамиану еще крепче, принявшись растерянно гладить по спине и целовать лицо.

– Девочка моя хорошая, бедная моя. Слава небесам, ты здесь. Слава небесам, я успел. Прости, что я так долго, Миа. Ужасно долго, тебе здесь и минуты находиться нельзя. Бедная моя славная девочка. Если бы я знал… Я ничего не знал. Бедная моя, что тебе пришлось пережить, – торопливо зашептал он, одновременно сочувственно хмурясь и все так же растерянно улыбаясь.

– А почему не знал? – она подняла на него полные слез глаза. И когда те слезы только успели набежать, Дамиана не знала. – Я ждала, а ты не пришел.

– Несчастная моя, милая, – проговорил Фабио и тут же принялся осторожно собирать с ее лица набегающие слезы губами, а потом – сбивчиво объяснять: – Это из-за Лоренцо… то есть, из-за моей раны. Он следом за мной во дворец примчался, слуг, которые ко мне не пускали, накрутил так, что я бог весть что подумал, когда о его приходе сообщали, потом осмотрел меня, сказал, что никуда не пустит, заставил выпить снотворное… Я записку отправил, думал, ты меня дома спокойно ждешь. Проспал до самого утра. Эстель бы и сама тебя выручать побежала, но у нее же денег столько нет, только на хозяйство… О небеса, это так ужасно. Я так испугался, что они захотят от тебя избавиться поскорее, сплавят кому-нибудь… Я бы и там тебя нашел, Миа. Хоть на другом конце света. Но как же хорошо, что ты здесь. Фиалочка моя милая…

Дамиана очень растерянно сказала:

– А потом я думала, не придешь, раз помощь моя не нужна больше, – тут она ухватила Фабио за отвороты камзола и, уткнувшись ему в грудь, зарыдала во весь голос.

– О небеса, девочка моя, – тихо пробормотал Фабио, зарывшись лицом ей в волосы и принявшись утешительно гладить по спине. – Я просто не хотел тебя никуда тащить, после всего, когда ты так устала. Ты мне всегда нужна, милая. Никуда я от тебя не денусь, Миа, никуда и никогда, слышишь? Я тебя люблю, я жизни без тебя не представляю. Несчастная моя фиалочка… совсем перепугалась. Все хорошо теперь, я здесь, с тобой и все хорошо. Миа… ты выйдешь за меня замуж?.. – тихо спросил он, едва Дамиана немного успокоилась, а ее рыдания сделались тише и она начала понемногу осознавать все сказанное им.

– Ты правда хочешь? Я тебе правда нужна? – неуверенно спросила она.

– Больше всего на свете нужна, – решительно подтвердил Фабио, тут же коснувшись губами ее губ. – И правда хочу, больше всего на свете. Погоди… я сейчас…

Он неловко, с растерянным и слегка виноватым видом, засуетился, разжав объятья и, торопливо порывшись в рукаве, извлек оттуда маленькую коробочку, которую, открыв, протянул Дамиане.

– Вот. Я его еще утром купил… когда домой возвращался. Шел тебе предложение делать… – он вздохнул и нерешительно улыбнулся. – Я хочу, чтобы ты была моей женой и графиней делла Гауденцио. Выходи за меня. Пожалуйста…

В коробочке на темно-фиолетовом бархате лежало кольцо с цветком фиалки, с лепестками из аметистов, розовых и желтых топазов.

– Ну конечно выйду. Разве я могу отказать синьору котику? Особенно когда он помнит, что я его фиалочка, – Дамиана поцеловала его в ответ, и ей показалось, что она сейчас взлетит, настолько легче ей стало. Теперь-то уж точно никто ее не заставить быть с кем-то ей неприятным, Фабио от этого защитит.

Фабио расплылся в широкой счастливой улыбке, мягко взял ее за руку и надел на палец кольцо, а потом снова поцеловал.

– Я самый счастливый котик в Вентимилье, фиалочка. А может, и во всем Тревизо, – довольно сказал он, продолжая улыбаться, и потянул Дамиану к директорскому столу. – Поставь подпись, и поехали отсюда скорее.

Она пробежала взглядом по бумагам, написанным почерком директора делла Корелли, непривычно дрожащим и неровным. Сильнее всего он скакал к концу, а в двух местах на бумаге даже остались маленькие кляксы. Ровно там, где был написан стандартный оборот "в уплату долга синьорина Сартори обязуется…". Дальше за ним обычно следовала фраза о найме телохранителем или брачных узах, с очень длинным списком требований к синьорине и очень коротким – обязательств перед ней. Однако здесь синьор директор нервно вывел "милостиво выслушать предложение синьора Фабио делла Гауденцио о замужестве с принятием титула графини делла Гауденцио и всех наследных прав". Фабио первым взял перо и расписался дважды – в конце договора, где их имена стояли рядом, и в самом низу, возле слов "Долг выплачен в полном объеме".

Впрочем, домой они отправились не сразу: Дамиане очень хотелось навестить своих подруг, оставшихся в стенах школы. Фабио прекрасно ее понимал, ведь те не знали, что с ней и как она, с самого ее побега, да и сейчас синьор отвратительный директор Корелли вряд ли потрудился им сообщить о судьбе Миа хоть что-то вменяемое. Так что они задержались, чтобы Дамиана могла вдоволь наобниматься и наговориться с девушками, а они – узнать все подробности случившегося с ней и за нее порадоваться. Сам Фабио, по большей части, молча смущался в углу: женское внимание ему, конечно, было привычно, но сейчас его очень придирчиво осматривали в три пары глаз на предмет того, достаточно ли он хорош для Миа. Будто у него неожиданно завелось сразу три будущих свекрови необычайно юного возраста.

Но все же они не засиделись. Миа честно сказала подругам, что ее трясет от школы и бывать тут часто она не обещает, и Фабио, который и без того волновался о ней, о том, что ей пришлось пережить, сейчас забеспокоился еще сильнее. Так что он даже и думать не стал, посылать ли за экипажем: чем скорее они окажутся дома, тем будет лучше для Миа. Сам он, разумеется, прискакал верхом, галопом через половину города, боясь не успеть – и вернулись домой они тоже верхом. Дамиану Фабио усадил на лошадь впереди себя, и ехать так, обнимая ее одной рукой и прижимая к себе, оказалось, ко всему прочему, исключительно приятно.

А дома их, разумеется, ждала очень бурная встреча. Волновались и переживали все, и встречать их тоже выбежали толпой, тут же хором засыпав взволнованными вопросами. Так что Фабио поспешил заверить, что все в порядке, а еще – рассказать самую радостную для него сейчас новость, которой ему хотелось поделиться со всей Вентимильей. Дамиана теперь его невеста, подумать только, наконец-то. Ему до сих пор до конца не верилось, но он просто не мог перестать улыбаться, пока рассказывал и чувствовал, как за них с Миа искренне рады.

– Слава небесам, Дамианучча, синьор Фабио. Как же хорошо, – воскликнула Эстель и тут же бросилась обниматься с ними обоими. – Какое же счастье. Я и представить себе не могла, что синьор Фабио такую чудесную девушку себе найдет. Дамианучча, как же хорошо.

Марция тут же потребовала показать ей кольцо, восторженно поахала, деловито сообщила, что всегда знала, что синьор Фабио кавалер галантный, а потом согласилась с Эстель:

– Вот уж правда, повезло так повезло. Чтобы ты да хозяйкой в доме стала, Дамианучча, а не кто-то там. Да я вашей свадьбе как собственной радоваться буду.

– Так тебе же теперь лошадь нужна, – спохватился Баччо, мысли которого по любому подходящему поводу сворачивали в сторону любимой конюшни. – Своя собственная.

Фабио не мог не улыбнуться, но потом все же строго сказал:

– Нет уж, с лошадьми и прочими делами давайте потом разбираться, все потом. Миа устала очень, ей сейчас отдыхать надо, – все, вроде бы, было в порядке, но он все равно продолжал за нее беспокоиться, слишком уж многое ей пришлось пережить и слишком много на нее свалилось разом. Да и он чувствовал, насколько ей нехорошо, как Дамиана, несмотря на то, что она улыбается и смущенно благодарит, близка к тому, чтобы разрыдаться, и хотел ее успокоить. Это было просто необходимо, дать ей возможность ощутить, что теперь она тут действительно дома, вовсе не беглянка и не скрывается, не должна прятаться от любимого под маской, и успокоиться теперь можно.

Едва они поднялись наверх и вошли в комнату, как Фабио ее крепко обнял и потянул в сторону кресла, чтобы сесть самому и усадить Дамиану к себе на колени. Ему ужасно хотелось взять ее на руки, но плечо все еще болело после ранения, как бы хорошо его ни заштопал Лоренцо.

– Девочка моя, фиалочка, – полушепотом проговорил он, крепко прижав ее к себе с довольным вздохом. – Совсем измучилась бедная, сколько на тебя свалилось разом. Ничего, все уже хорошо, все просто замечательно. Ты здесь, ты со мной, ты дома. У себя дома, Миа – и станешь моей женой. Подумать только, самая удивительная, прекрасная и замечательная девушка в Вентимилье станет моей женой. С ума сойти от счастья можно, – он и сам только сейчас в полной мере начал осознавать и чувствовать случившееся и был совершенно не в силах сдерживать свои эмоции, которые рвались наружу, да и не пытался: пусть Миа тоже ощутит, насколько он рад, так что петь и танцевать хочется, просто оттого, что она теперь рядом с ним.

– Ты правда рад, – удивилась Дамиана, – Никак не могу освоиться с этим… что ты мне рад.

Она потерлась щекой о плечо Фабио и принялась смущенно теребить воротник рубашки.

– Очень рад, безумно рад, просто счастлив, – горячо заверил Фабио, нежно поцеловав ее в висок, потом в щеку, потом в подбородок. Ему хотелось обнимать Миа еще крепче, целовать еще больше – чтобы еще сильнее почувствовать, что она рядом, что она с ним. И в то же время хотелось быть мягком и заботливым. Бедная фиалочка, так измучилась, с таким трудом сейчас решалась поверить в хорошее. – Ты правда самая удивительная девушка, которую я знаю, Миа, и я совершенно счастлив, что смог узнать, что ты согласилась быть со мной. Девочка моя хорошая… Я совершенно счастлив, что все так вышло, что я тогда от стражи убегал, что я тогда тебя поцеловал – и что ты теперь со мной. Я даже клятому папаше Оливии немного благодарен, с его карточными долгами, что благодаря ему у меня есть ты. Самая решительная и отважная защитница, которая так храбро сражалась с самым опасным человеком в Тревизо. Самая искренняя и откровенная, даже когда прячешься и скрываешься под маской. Самая чувствительная и трепетная, самая романтичная, которая мне цветы дарила и в окошко лазила, и на маскараде отыскала. Которая мне поверила и спасла меня уже много раз… Ты замечательная, ты восхитительная, Миа, ты лучше всех, я так тебя люблю, моя принцесса, – говорить все это от всего сердца, вкладывая в свои слова чувства, было легко. Они сами рвались наружу, Фабио хотелось засыпать ее комплиментами, засыпать поцелуями, засыпать подарками, завалить своей радостью, своим восхищением ею с ног до головы.

– Я тоже тебя очень-очень люблю, – радостно сказала Дамиана и поцеловала Фабио. Но главным было то, что он ощутил – его слов было достаточно, чтобы ее успокоить.

Поцеловав Фабио долго-долго, Дамиана посмотрела на него, внезапно осознавая то, что все еще было ей неясно до этой минуты:

– Ты – мой. Теперь мой. И учти, я буду тебя ужасно ревновать, – она ткнула Фабио в грудь пальцем. – Теперь ты мой, и я имею на это право.

На самом деле она, конечно, ревновала и раньше, потому что женщин у Фабио было слишком много, и Дамиана боялась потеряться среди них, остаться одной из череды лиц и тел, но она тогда понимала, что не имеет права претендовать на него, и оставляла это при себе. А теперь Фабио сам дал ей это право, и пусть привыкает, что так оно теперь и будет. Делить его с другими Дамиана вовсе не намерена.

Фабио на секунду прикрыл глаза, с неожиданно довольным видом, а потом очень мягко ей улыбнулся, уставившись на нее с неподдельным восхищением, и неторопливо погладил рукой по боку.

– Твой, моя прекрасная принцесса, твой – весь целиком, – проговорил он. – Я все это время тебя ждал… И дождался, и теперь мне никто больше не нужен, даже смотреть ни на кого не хочу с тех пор, как ты у меня появилась. Я весь твой, и можешь меня ревновать, никого, кроме Эстель, ко мне не подпускать… и что угодно. Можешь делать со мной что угодно, фиалочка, – судя по его виду и по тому, что могла ощутить Дамиана, такой перспективе Фабио тоже был несказанно рад.

– Ой, как много я хочу, – обрадовалась она. – И почему-то все, чего я хочу, подразумевает, что на нас будет меньше одежды. И возражения не принимаются, – она строго пригрозила Фабио пальцем, а после деловито принялась расстегивать камзол на возлюбленном, и лукавая улыбка сама собой вылезла на ее лицо.

Он снова ненадолго прикрыл глаза и с довольным вздохом подался навстречу ее рукам, а его пальцы торопливо зашарили по спине, чтобы отыскать застежки платья и тоже расстегнуть их как можно скорее.

– Как же меня несказанно радует, что наши желания совпадают, – полушепотом ответил Фабио, подаваясь к ней еще ближе, тут же целуя в ключицу, одновременно страстно и ласково. – Миа… какая же ты сладкая. И как же я по тебе соскучился, безумно.

– Ну, непохоже, чтобы ты торопился это исправить, – она хмыкнула. – Не помогаешь мне избавить нас от одежды.

Тут Дамиана ласково прикусила ухо Фабио, и это явно отвлекло их от раздевания, тем более они перешли к другим поцелуям: в губы, очень глубоким и волнующим. Впрочем, некоторое время спустя пальцы Фабио снова вернулись к застежкам платья, на сей раз расстегивая их еще торопливее. Едва стянув расстегнутое платье с ее плеч, Фабио тут же выпутался из рукавов собственного кафтана и жадно провел ладонями по ее груди.

– Как я мог заставить тебя томительно ждать, моя принцесса? И что мне сделать, чтобы искупить свою провинность? – севшим голосом спросил он, и его ладони опустились ниже, к шнуровке корсета, а губы жадно заскользили по шее.

– Засажу тебя дома, – мечтательно сказала Дамиана. – Чтобы ходил в одном домашнем платье, его легко снимать.

Тут она захихикала, вообразив, как всерьез командует Фабио и не пускает его на работу. Картина была невероятной до нелепости, а потому так забавляла.

– Дома я могу и вовсе без одежды ходить, – развил ее идею Фабио непроницаемо серьезным тоном. Он продолжал расшнуровывать ее корсет и целовать в шею, и Дамиана ощущала кожей его жаркое учащенное дыхание. – Только к приходу герцогских сановников с делами со службы все-таки придется одевать меня хотя бы в самый простой халат, ненадолго.

Едва ослабив завязки корсета, Фабио поспешил опуститься губами ниже, от шеи к груди.

– Эстель будет ругаться, что я тебя пытаюсь простудить, – возразила Дамиана, откидываясь назад, – так что придется соглашаться на халат.

– Только ты тогда тоже… в чем-нибудь таком ходи… В пеньюаре… без корсета… – прерывисто ответил Фабио, продолжая покрывать поцелуями ее грудь. Тут ему наконец удалось избавиться от пресловутого корсета, и он решительно откинул его в сторону. – Иначе я буду уже раздетый… а ты еще одетая… О-о-о, Миа, какая же ты красивая, – простонал он, снова приникая губами к ее коже.

Теперь Фабио ничего не мешало стянуть с нее вниз и сорочку тоже, чтобы ласкать грудь ладонями и кружить языком возле сосков. Дамиана застонала, потому что это было прекрасно, и принялась ерзать у него на коленях, так ей хотелось большего.

– Обязательно в пеньюаре, о-о-о-ох, – согласилась она низким тоном.

– Да, девочка моя, – хрипло выдохнул Фабио и, торопливо скользнув ладонями вниз, стиснул руками ее бедра, притягивая к себе и подаваясь навстречу. – О-о-о, Миа, – снова простонал он ее имя, а потом обхватил сосок губами, притягивая ее еще ближе и прижимаясь к ней еще теснее.

Одежда ужасно мешала, и в конце концов Фабио, сумев оторваться от ее груди, осторожно спустил Дамиану с коленей на пол, чтобы в несколько торопливых движений снять с нее и платье, и сорочку, и панталоны, оставив в одних чулках. Потом так же стремительно снял с себя рубашку и, обхватив ее за талию, снова потянул к себе на колени.

– А так получится? – заинтересовалась Дамиана. – Вот если не лежа?

Она охватила Фабио обеими руками, прижимаясь к нему всем телом, наслаждаясь тем, что он рядом, такой близкий, такой ее.

– Миа, ты прелесть, – сказал Фабио, поглаживая ее обеими руками по спине и ниже. – Конечно по… лучится… Ох… Какая же ты… невозможно… сладкая… Я сейчас…

Он принялся торопливо расстегивать панталоны, продолжая ласкать ее другой рукой и целовать везде, где только мог дотянуться. Когда ему наконец удалось управиться с панталонами и высвободить на волю свое напряженное мужское достоинство, он осторожно подхватил Дамиану под бедра и под спину и сказал севшим голосом:

– Теперь садись сверху… осторожно… Я тебя держу.

– Ох, это прекрасно, – сказала Дамиана, осторожно опустившись на Фабио, и немедленно его поцеловала в губы, а потом оторвалась от него, чтобы спешно поделиться восхищением. – Я и не представляла, что так можно… по-всякому. А ты, наверное, и еще варианты знаешь. Я хочу их попробовать все.

– По-всякому… – повторил Фабио за Дамианой, улыбаясь и глядя на нее своими невозможно голубыми глазами, подернутыми дымкой страсти. – Миа, ты чудо… самое настоящее чудо. И я с тобой хочу попробовать все на свете, даже то, чего еще сам не пробовал… Девочка моя, самая замечательная, – очень довольно сказал он, а потом с тихим стоном принялся неторопливо ритмично двигаться ей навстречу.

Теперь Дамиана могла только стонать от наслаждения, закусывая губы и двигаясь в одном ритме с Фабио, внезапно подумав о том, что это действительно самый прекрасный, чувственный и дарящий высочайшее наслаждение танец, что только бывает в мире, и понятно почему повелитель любви называется Танцующим по Облакам. Они постепенно ускоряли движения, и Фабио шептал ей на ухо снова, какая она сладкая и прекрасная, и восхитительная, и стонал вместе с ней, и нежно теребил губами мочку уха, отчего хотелось двигаться еще быстрее, ощущать его еще сильнее, и наконец Дамиана затрепетала и выгнулась назад в руках Фабио от пронизывающей ее насквозь волны удовольствия, зная, что он ее удержит, непременно. Он еще сильнее подался ей навстречу, крупно вздрагивая, но действительно держал, крепко и нежно, а потом наконец откинулся на спинку кресла с протяжным вздохом – и Дамиана упала ему на грудь, обессиленная и довольная.

– Ты самый восхитительный и прекрасный синьор котик в мире, – сказала она. – А я твоя самая счастливая фиалочка, которую котик правда унес в свой сад.

– И теперь не отпустит никогда, – продолжил за ней Фабио.

– Ни за что не отпускай, слышишь? Ни за что.