Текст книги "Берия, последний рыцарь Сталина"
Автор книги: Елена Прудникова
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 48 страниц)
Ну вот мы и дошли до главного обвинения, которое, как козырного короля, выложил на стол Маленков (козырной туз был выложен 26 июня).
Приводим его сообщение дословно:
«Несколько дней назад т. Строкач – начальник МВД Львовской области – сообщил в ЦК КПСС следующее.
“В апреле с.г. министр внутренних дел Украины Мешик дал мне как начальнику областного Управления МВД по Львовской области указание собрать и донести в МВД УССР сведения о национальном составе руководящих кадров партийных органов, начиная от парторганизаций колхозов, предприятий и до обкома партии включительно. Одновременно Мешик предложил сообщить о недостатках работы партийных органов в колхозах, на предприятиях, в учебных заведениях, среди интеллигенции и среди молодежи…
Считая такие указания неправильными, так как органы МВД не должны и не имеют права проверять работу партийных органов, я позвонил по ВЧ лично Мешику и проверил, действительно ли он дал такое указание. Мешик подтвердил, что это его указание, и потребовал ускорить исполнение. Думая, что Мешик по ошибке или по неопытности дал такое указание, я пытался убедить его, что собирать такие сведения о работе партийных органов через органы МВД недопустимо. Мешик обрушился на меня с ругательством и с большим раздражением сказал так: “Тебе вообще наших чекистских секретных заданий нельзя поручать, ты сейчас же пойдешь в обком и доложишь о них секретарю, но знай, что это задание тов. Берии и с выполнением его тянуть нельзя, потрудитесь выполнить его сегодня же”. Я не поверил Мешику, что это задание исходит от т. Берии, так как считаю, что т. Берия как член Президиума ЦК КПСС в любое время может такие данные получить в ЦК КПСС или в ЦК КП Украины.
Руководствуясь своим партийным долгом, я доложил секретарю обкома партии т. Сердюку о полученном мною от т. Мешика таком явно неправильном указании.
В тот же день вечером мне во Львов позвонил т. Берия и сказал дословно следующее: “Что вы там делаете, вы ничего не понимаете, зачем вы пошли в обком партии и рассказали Сердюку о полученном вами задании? Вместо оказания помощи вы подставляете подножку т. Мешику. Мы вас выгоним из органов, мы вас сотрем в порошок, в лагерную пыль вас превратим”. И далее т. Берия в состоянии сильного раздражения несколько раз повторил следующее: “Ты понял это или нет, понял, понял? Так вот учти”. На мои попытки объясниться по этому вопросу т. Берия не стал меня слушать и положил трубку.
МВД СССР 12 июня с.г. меня сняло с должности начальника УМВД и отозвало в Москву. На мою просьбу оставить меня работать на Украине мне категорически в этом отказали.
Тов. Мешик, зная о разговоре Берии со мною, дважды напоминал мне: “Ну как, попало тебе от т. Берии? Впредь умнее будешь”. Далее т. Мешик в издевательской форме говорил мне буквально следующее:
“А т. Мельников – секретарь ЦК – плохой чекист. Он тебя как шпиона ЦК сразу выдал, звонит мне и прямо говорит, что Строкач доложил секретарю обкома Сердюку о том, что я, Мешик, собираю сведения о партийных органах. Разве так можно расконспирировать свою агентуру”.
Характерно отметить, что и заместитель министра внутренних дел УССР т. Мильштейн ведет такие же разговоры. Например, в марте с.г. он мне и т. Ивашутину, бывшему заместителю министра внутренних дел УССР, говорил, что теперь все будет по-новому, партийные органы не будут вмешиваться так, как это было раньше, в работу чекистских органов. Начальники УМВД областей должны и будут независимы от секретаря обкома партии.
Генерал-лейтенант Кобулов А. З. (брат заместителя министра Кобулова Б. З.) также сказал мне: “Вы не учли того, что к руководству МВД СССР пришел т. Берия и что теперь органы МВД не будут в такой зависимости от партийных органов, как это было раньше. Вы не представляете себе, какими правами пользуется т. Берия. Он решительно ломает все старые порядки не только в нашей стране, но и в демократических странах”.
Как теперь стало известно, точно такие же задания Берия дал и по другим республикам…»
Обратим внимание на фразу: «Органы МВД не должны и не имеют права проверять работу партийных органов». Чтобы она среди текста не затерялась. А теперь пусть продолжает товарищ Маленков:
«…Вы помните, товарищи, что совсем недавно, в декабре 1952 года, ЦК КПСС дал директиву партийным организациям в отношении органов МГБ. В этой директиве… было сказано:
Считать важнейшей и неотложной задачей партии, руководящих партийных органов, партийных организаций… осуществление контроля за работой органов Министерства госбезопасности. Необходимо решительно покончить с бесконтрольностью в деятельности органов Министерства госбезопасности и поставить их работу в центре и на местах под систематический и постоянный контроль партии, ее руководящих партийных органов, партийных организаций».
То есть вопрос стоял так: партия имеет право контролировать все. В ходе обсуждения на пленуме то и дело слышалось возмущение по поводу того, что партийным деятелям не удается контролировать МВД, что их не пускают в тюрьмы, не дают присутствовать на допросах.
Получается, что, с точки зрения, высказанной на пленуме, партия имеет право контролировать все, а ее, партию, не смеет контролировать никто. Ибо каким образом, как не через органы МВД, правительство может получать информацию о том, что делается в единственной партии СССР? А вдруг там готовится измена, свержение существующего строя, может быть, они готовятся совершить радикальные преобразования, провести приватизацию общенациональной собственности, продать промышленность иностранным хозяевам, развалить страну на отдельные государства? А распродав все, вместе с деньгами свалить куда-нибудь на Багамы, предоставив страну и народ их собственной судьбе? Где гарантия, что такого не могло быть? Как же можно не контролировать такую огромную силу?!
Но что здесь любопытно! У Хрущева явственный интерес в Строкаче. Даже в постановлении об аресте Берии упоминается:
«Обязать т. Руденко… немедленно приступить… к выявлению и расследованию фактов враждебной антипартийной и антигосударственной деятельности Берия… а также к расследованию вопросов, связанных со снятием т. Строкача».
Мало ли кого снимал Берия на своем веку. Этому-то за что такая честь?
Т. А. Строкач – украинский чекист. С 1940 по 1942 годы работал заместителем наркома внутренних дел Украины – как раз в то время, когда первым секретарем там был Хрущев. Кстати, с Мешиком Строкач познакомился отнюдь не в 1953 году, а в 1941-м, когда тот был назначен наркомом внутренних дел Украины. В 1946 году министром внутренних дел республики стал Строкач, и благополучно сидел на этом посту до 1953 года, пока Берия не снял его и не отправил служить начальником УМВД Львовской области, вновь назначив на его место Мешика, а в июне и вовсе отозвал Строкача в Москву. Строкач утверждает, будто причиной опалы было то, что он поставил партийные органы в известность по поводу коварных планов Берии, но это версия самого Строкача, а за что его на самом деле сняли – еще вопрос. Он явно ставленник Хрущева, тем более, что после смерти Берии ему тут же вернули пост министра, а вскоре он стал заместителем министра внутренних дел СССР.
Было на пленуме еще одно свидетельство – его озвучил секретарь Львовского обкома товарищ Сердюк, дав Строкачу красноречивую характеристику:
«Строкач – партийный человек, преданнейший коммунист, он ходит в областной комитет, информирует и меня, как секретаря обкома, что он думает делать и что от него требует назначенный Берия какой-то Мешик».
Так вот: Сердюк тоже поведал об инциденте со сбором сведений. Но несколько в ином ключе, поскольку говорил, похоже, не по писаному, да и особым умом, видимо, не блистал – впрочем, как и абсолютное большинство ораторов.
По его словам, дело было так: Строкач получил от Берии задание – проверить, сколько в партаппарате работает русских, сколько украинцев, столько местных. О поиске недостатков в работе парторганизаций не было сказано ни слова.
Строкач кинулся к Сердюку: «Я не знаю, как мне быть». Это Сердюк утверждает, а скорее всего, Строкачу просто было лень напрягаться и собирать сведения, вот он и решил использовать статистику обкома. Сердюк ему сведений не дал, сказав: «Если бы звонили из ЦК, то через час у них были бы все сведения, а МГБ я не дам». И не дал. Как же так – верному бойцу партии, которого он столь высоко ценил, преданному осведомителю, рискнувшему ради партии должностью, – и не дал. Вот и служи после этого КПСС!
Но это так, к слову. Дело в том, что в выступлении Сердюка есть одна фраза, которая совершенно четко и недвусмысленно объясняет, в чем суть всей этой истории. Вот она: «Товарищ Мельников был тогда секретарем ЦК». Что сие означает?
Означает эта фраза очень простую вещь: история происходила до того, как было принято постановление ЦК КПСС от 26 мая 1953 года «О политическом и хозяйственном состоянии западных областей Украинской ССР», потому что этим самым постановлением товарищ Мельников с поста секретаря ЦК был снят.[75]75
Подробно об этом в главе «Сто дней Лаврентия Берия».
[Закрыть] А само постановление было подготовлено Берией на основании данных, полученных через систему МВД. Этого никто не скрывал, Президиум ЦК знал обо всем. Более того: записка Берии была передана в обкомы и горкомы для изучения вместе с постановлением. И то, что об этом на пленуме не вспомнили, говорит лишь об исключительной подлости партийного руководства. А то, что это было выдвинуто в качестве основного обвинения против Берии, говорит о том, что подлость центрального руководства славной коммунистической партии уже не исключительная, а запредельная.
И все же: за что сняли Строкача в июне 1953 года, да еще и в Москву вызвали? Тут места для рассуждений нет. Известно, за что Берия всегда снимал и предавал суду чекистов: за перегибы, за дутые дела, за избиения при допросах. Строкач – явно человек Хрущева, а Хрущев известен тем, что сначала развернул репрессии в Москве, а потом – на Украине, да так рьяно, что, когда вся страна уже подуспокоилась, Украина все еще продолжала сажать и стрелять. Как бы то ни было, если уже один раз снятого Строкача сняли снова и вызвали в Москву, то уж явно не для того, чтобы наградить и повысить.
Великое дело – оказаться в нужное время в нужном месте. Хрущев и компания без конца талдычили, что Берия следит за их передвижениями с помощью охраны, что прослушивает их телефоны – но все это было как-то несерьезно. Коль скоро Берия отвечает за охрану правительственной верхушки, то он обязан следить за их передвижениями. А вдруг Хрущева в заложники возьмут – куда ж высылать группу захвата? С правительственными телефонами то же самое: вспомним хотя бы бессмертный фильм «Семнадцать мгновений весны», там эта работа очень хорошо показана. Нет, несолидно как-то это все. А Пленум-то близится… И тут подвернулся Строкач, и кому-то пришло в голову – а пусть он напишет письмо!
Строкач написал, и разговор тут же стал иным: во, и на местах МВД следит за партией – не иначе, что-то затевается!.. Любопытно, что принципиальный правдолюбец Строкач написал свое письмо 28 июня, через два дня после событий. А Сердюк изложенное подтвердил.
В этом деле вообще очень уж много украинских деятелей: Руденко, Москаленко, Батицкий (с ним мы еще встретимся), теперь вот Сердюк со Строкачем… Кстати, Маленков сказал: «Как теперь стало известно, точно такие же задания Берия дал и по другим республикам…». Но другие республики отчего-то с подобными разоблачениям не выступили, несмотря на то, что нечто подобное совершенно точно имело место в Литве и предположительно – в Западной Белоруссии, Эстонии, Латвии и Молдавии. По-видимому, тамошние деятели еще не окончательно совесть растеряли…
Существовал и еще один человек, который мог бы пролить свет на эту темную историю, – министр внутренних дел Украины Мешик. Но Мешик ничего сказать на Пленуме не мог, поскольку к тому времени уже сидел на Лубянке. Он, между прочим, был единственным из осужденных и расстрелянных по «делу Берии», кто не принадлежал к его давней команде. «Из первичных материалов нельзя понять, почему Мешика арестовывают в связи с делом Берии, – пишет А. Сухомлинов. – Его жизненный путь и послужной список безупречны». Может быть, чтобы не мешал своими высказываниями разыгрываемой карте?..
Или все еще более знакомо и просто? Воспоминания Павла Судоплатова показывают ситуацию несколько в ином ракурсе:
«На Украине разгорелся конфликт между вновь назначенным министром внутренних дел Мешиком и местными партийными чиновниками, а также сотрудниками аппарата МВД Украины. Мешик во что бы то ни стало стремился выгнать с работы хрущевского протеже Строкача, которого в 1941 году уволили из органов за то, что он не сумел вывезти часть архива НКВД, когда немцы окружили Киев. К тому же Мешик не ладил с партийными руководителями Украины Сердюком и Шелестом. Сердюк пытался отобрать у МВД дом, использовавшийся под детский сад для детей сотрудников министерства: он облюбовал этот особняк во Львове для себя и своей семьи…
Хотя на заседании украинского ЦК принято было говорить по-русски, Мешик позволил себе дерзко обратиться к присутствующим на украинском языке, порекомендовав шокированным русским, включая первого секретаря ЦК Мельникова, учить русский язык…»[76]76
Судоплатое П. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы. С. 552.
[Закрыть]
Ну так может быть, арестом Мешика Хрущев платил Строкачу и Сердюку за помощь на Пленуме? Помощь-то немаленькая! Подумаешь, шлепнуть еще одного человека – что им, привыкать, что ли? Так украинец Мешик и попал в «грузинскую» команду Лаврентия Берии.
Итак, обвинения Маленкова нам известны. Есть в них хоть что-то, объясняющее причины ареста Берии?
Почему Хрущев так пекся о Строкаче и столь щедро с ним расплатился, теперь ясно как день. Ведь именно письмо Строкача легло в основу обвинения Берии на Пленуме – без него еще неизвестно, какой оборот приняли бы события. Скорее всего, расправившись с Берией, Хрущев вызвал своего старого верного вассала, находившегося в Москве, объяснил, что надо делать, и тот написал свое письмо, за что и вернулся на пост министра внутренних дел Украины. Потом надо было договориться с Сердюком – это нетрудно, и убрать с дороги Мешика – того арестовали 30 июня. Надо сказать, Строкач здорово их выручил. Потому что все прочие обвинения и осуждения, высказанные на Пленуме, – полная ахинея!
Итак, главная цель достигнута: Пленум постановил исключить Берию из партии и предать его суду.
За что? Ну, был бы человек, а статья найдется. В конце концов, для того и работает новый генеральный прокурор, чтобы подкрепить фактами решение Президиума. Для того и заводится дело.
И что же содержится в этом деле?
Глава 3
Дело Берии – парад фальшивок
Странные письмаЗернышком, из которого выросла эта книга, стали три письма Василия Сталина из тюрьмы, написанные в 1955–1959 годы. Приводить их полностью я не буду, они слишком длинные, приведу по отрывку из каждого, чтобы читатель получил представление не столько о содержании этих писем – оно к делу не относится, сколько об их стиле.
«Мне не известно, какие обвинения предъявлены Новикову при снятии его с должности Главкома ВВС, т. к. я был в это время в Германии. Но если на снятие и арест Новикова повлиял мой доклад отцу о технике нашей (Як-9 и М-107) и о технике немецкой, то Новиков сам в этом виноват. Ведь было бы правильно и хорошо для Новикова, когда я рассказывал отцу о немецкой технике, если бы отец сказал: “Мы знаем это. Новиков докладывал”. А получилось все наоборот. Я получился первым докладчиком о немецкой технике, а Новиков, хотел я этого или нет, умалчивателем или незнайкой…
Значимость решения, принятого ЦК и правительством, о перевооружении ВВС на реактивную технику и вывозе специалистов из Германии огромна. А в том, что не Новиков оказался зачинателем этого реактивного переворота в нашей авиации, а ЦК и Совет Министров, только сам Новиков и виноват…»
«…Разговор этот был совершенно не такой, каким его мне предъявляют в обвинении. Я говорил: “Если бы на моем месте был сволочь и враг советского народа, то он дал бы интервью иностранным корреспондентам, а последние, подняв шумиху в прессе, нажились бы сами и дали бы ему нажиться, а потом он (сволочь) удрал бы за границу”. Все “если бы” и “сволочь” отброшены и мне предъявляется обвинение в желании связаться с корреспондентами и изменить Родине. Сплошная клевета.
Я, балда, даже не стеснялся этого говорить, т. к. не мог представить, что кому-либо придет в голову не только предъявить мне такое обвинение, но даже подумать о способности рождения в моей голове такой мысли…» и т. д.
Это письмо адресовано Президиуму ЦК КПСС и датировано 23 февраля 1955 года. Следующее – 10 апреля 1958 года и адресовано Н. С. Хрущеву:
«…Бывают моменты, когда сливаешься с выступающим в единое целое. Такое ощущение было у меня сегодня, когда я слушал Вас. Буду откровенен до конца, Никита Сергеевич! Бывали и бывают моменты, когда я ругаю в душе Вас. Потому что невозможно не ругнуться, глядя на эти 4 стены и беспросветность своего положения со всеми этими зачетами, работой, содержанием и т. д. […] Но, слушая Ваши выступления, а особенно сегодняшнее, вся злость пропадает и кроме уважения и восхищения ничего не остается. Ведь верно говорите и замечательно действуете! Нельзя не радоваться за Вас, Родину и не восхищаться…»
«Уверяю Вас, я мог бы быть действительно преданным Вам человеком, до конца! Потому что (это мое глубочайшее убеждение) мешает такому сближению и взаимопониманию – не разность политических убеждений, ибо они одни; не обида и желание мстить за отца, – у меня этого в голове нет, – а Ваша неосведомленность об истине моих взглядов и помыслов о дальнейшей своей жизни…
И вообще, я считаю, что все полезное для партии должно восприниматься, как полезное! Это я о Вас говорю, Никита Сергеевич! Потому что верю, что Вы пошли на борьбу с культом не с радостью, а в силу необходимости… Были и враги принципиальной линии ХХ съезда. Многие в начале не поняли всей величины Ваших действий, всей Вашей принципиальности (а не кощунства) ради партии. Не осознали сразу, что так надо было поступить не от хорошей жизни, а во имя партии.
Это не была месть за что-то кому-то, а был большой политической значимости акт, – вызванный необходимостью, а не личным отношением!..» и т. д.
Третье письмо, связанное с так называемой «антипартийной группой Маленкова, Молотова, Кагановича, Булганина и Шепилова», представляет собой фактически донос на Булганина и Маленкова и датируется 19 января 1959 года.
«…Создается впечатление, что он (Булганин. – Е. П.) чувствует за собой какую-то силу (?!) или считает партию настолько глупой, что позволяет себе слишком свободно каламбурить. Номинальный лидер?!. Нет, он собирался быть не номинальным лидером, как это видно из его же выступления! Номинальным же лидером (то есть пустышкой!) он стал не по своей воле (ибо сие не от него зависело), а по воле партии. Выступление его не искреннее, а смесь фарисейства с трусостью…» и т. д.
А теперь приведем подлинное письмо Василия Сталина. Оно, правда, написано раньше, 4 марта 1941 года, но дает полное представление об уровне литературных талантов его автора:
«Здравствуй, дорогой отец!
Я недавно (22, 23-го и половина 24-го) был в Москве по вызову Рычагова, очень хотел тебя видеть, но мне сказали, то ты занят и не можешь.
Начальник Главного управления ВВС Рычагов вызывал меня по поводу учебы. Летать тут мне опять не дают. Боятся, как бы чего не вышло. Он меня вызывал и очень сильно отругал за то, что я начал вместо того, чтобы заниматься теорией, ходить и доказывать начальству о том, что необходимо летать. И приказал об этом выводе и разговоре доложить тебе, но я тебя не видел.
Все же Рычагов приказал давать мне летать столько же, сколько летают и остальные. Это для меня самое главное, так как я уже 2 месяца не летал и если бы так пошло бы и дальше, то пришлось бы учиться сначала летать…»
Глядя на эти документы, что же видишь? Подлинное письмо Василия Сталина написано короткими фразами, а когда в нем появляются длинные предложения, то автор начинает путаться в согласованиях, не говоря уж о том, что литературностью его речь отнюдь не отличается. По-видимому, за последующие пятнадцать лет он полностью преодолел этот недостаток, потому что даже письмо 1955 года написано вполне гладким и правильным стилем, второе – просто поэма, передовица «Правды», а третье – это уже настоящее литературное произведение, автор которого прекрасно владеет пером и даже достаточно сложным стилем памфлета. Хотелось бы знать, где и при каких обстоятельствах Василий Иосифович развил в себе такие литературные дарования, поскольку все это время он летал, пьянствовал, соблазнял женщин, командовал округом, сидел в тюрьме, где тоже вряд ли читал шедевры мировой литературы, о несомненном знакомстве с которыми говорит третье письмо, да, пожалуй, и второе. А также о несомненных писательских способностях. Подумать только, какие таланты иной раз открывает в человеке тюрьма!..
Впрочем, есть и еще одно объяснение столь стремительной писательской эволюции сибаритствующего генерала-летчика. А именно: первые три письма – фальшивка. Кстати, в данном случае фальшивка видна невооруженным глазом, именно по причине абсолютного стилевого несоответствия этих писем друг другу и подлинному письму Василия Сталина. Второе письмо об этом просто кричит!
Да, но зачем? Зачем было фабриковать письма, с какой целью?
Ну, со вторым письмом все ясно. Оно должно было греть сердце Никиты Сергеевича и оправдывать его перед историей, а может быть, не только перед историей, а иной раз и перед людьми: вот, мол, даже сын самого Сталина выражает мне преданность и одобряет мой курс на борьбу с культом личности… Хотя никакого одобрения не могло быть по определению: у Василия Сталина было много недостатков, но трусостью и раболепием он не страдал. Например, когда Василий ненадолго вышел из тюрьмы и Ворошилов спросил его, почему он не хочет встречаться со Светланой, тот ответил без обиняков: «Дочь, которая отреклась от отца, мне не сестра!»
А вот с первым и третьим письмом все куда интереснее. Читая и перечитывая их в поисках ответа: «Зачем они написаны?», – я заметила две вещи. Во-первых, при общем достаточно деловом стиле время от времени автор вдруг начинает многословно рассуждать о Берии, хотя никакой необходимости в этом нет. А во-вторых, всякий раз, когда заходит речь о давно покойном министре внутренних дел, автора буквально начинает трясти от ненависти:
«…Тут я должен оговориться о Берии. Отвращение к Берии внушено мне было матерью. Она ненавидела его и прямо говорила: “Он много зла и несчастья принес отцу”. До сих пор смерть матери я в какой-то мере связываю с влиянием Берии на отца…».
Здесь неплохо бы напомнить, что мать Василия, Надежда Аллилуева, покончила с собой осенью 1932 года, когда Сталин был едва знаком с Берией, а Василию было одиннадцать лет. Так что непонятно, как Берия ухитрился в то время принести Сталину «много зла» и с какого перепугу Надежда вдруг откровенничала по этому поводу с десятилетним сыном. Но читаем дальше:
«Позже я утверждался в плохом мнении об этом человеке. Часто замечал, как он разыгрывал перед отцом “прямодушного человека”. И отец, к несчастью, попадался на это, верил, что Берия не боится говорить “правду”. Невозможно было в этом переубедить отца…
…Последний разговор с Берией был в Боржоми. На этот раз отец, увидав кое-какие грузинские “порядки” своими глазами, не сердился, а задумался и даже вспомнил: “Надя его терпеть не могла”. Я вынужден воспроизвести все эти разговоры с отцом, чтобы стало ясно, почему так резко о Берии высказывался после смерти отца. Это не случайность, а последовательное, все более и более утверждающееся мнение, что он подлец. Счастье мое, что он не вызвал меня после ареста. Отец однажды при нем заставил меня повторить мое мнение о нем. Берия перевел все в шутку. Но не такой он был человек, чтобы забыть, хотя внешне разыгрывал, особенно перед отцом, моего покровителя…»
В третьем письме Берии вообще уделяется больше места, чем кому бы то ни было. Много говорится о его «взаимоотношениях» с Маленковым, приводится, на правах очевидца, история с арестом Реденса:
«Когда Берию назначили в НКВД, Реденс был для него помехой… ибо Реденс знал Берию по работе в Закавказье с отрицательной стороны и был вхож к т. Сталину в любое время. Берия решил убрать Реденса с дороги. Когда Берия заговорил с т. Сталиным о необходимости ареста Реденса (я случайно был при этом разговоре), т. Сталин резко возразил Берии и казалось, что вопрос этот больше не поднимется. Но… Берия был поддержан Маленковым». И дальше, дальше в том же духе. Ну и неизменная «ругательная» часть.
«Еще несколько слов о Берии. Т. Сталину я называл его (причем при самом Берии): подлецом, лжецом, лицемером и т. д., то есть доказывал, что он морально нечестный человек-карьерист. Для выражения политического недоверия у меня не было фактов – я этого не заявлял и не предполагал. Но в связи с разоблачением Берии как врага народа, мне кажется, надо в новом свете взглянуть на людей, бывших его друзьями, и на людей, которым он доверял…»
Нет, кто бы что ни говорил, доносы – не жанр Василия Сталина, равно как и хвалебные оды такому человеку, как Хрущев. Может быть, он и пьяница, и неуправляемый скандалист, но не трус и не подлец, и лизать сапоги своему тюремщику не стал бы…
Ну так вот: когда я обнаружила, что в этих, явно фальшивых письмах разоблачению вот уже несколько лет как покойного Лаврентия Павловича уделено непропорционально много места, и что это единственное объяснение самого факта существования писем, – тогда-то я и заинтересовалась всерьез вопросом: чем же так насолил Берия Хрущеву и компании, если даже не с ним, а с его памятью расправляются таким гнусным образом?
Кстати: судьба сестры Василия после смерти отца сложилась весьма благополучно. Светлана не узнала ни ареста, ни высылки, ни безработицы. Более того, в середине 60-х годов ей дали возможность эмигрировать, выпустили за границу на похороны очередного мужа, что совершенно нетипично по отношению к советским людям вообще и к детям высокопоставленных родителей в частности. Чем-то ведь подобные «услуги» были оплачены! И плата могла быть только одна: пресловутые мемуары. В них сдержанно-доброжелательно говорится о Сталине, да… но Светлану тоже начинает трясти от ненависти, едва речь заходит о Берии. Могло ли это быть ценой эмиграции? А почему бы и нет? И если да, то опять же – почему?
Тот факт, что когда мемуары были опубликованы, Светлана находилась вне досягаемости, не должен сбивать с толку – ведь дети-то ее оставались в СССР!
Зачем я так подробно останавливаюсь на письмах Василия Сталина? А затем, что у наших людей, в том числе и исследователей, и историков, невероятно велико доверие к слову, к соответствующим образом составленному документу. А то, что этот документ может быть фальшивкой, почему-то в голову не приходит. Но кому и зачем нужно составлять компрометирующие Берию фальшивки? Кому мешает давно покойный министр?
Так ведь это-то и есть самое интересное!
Теперь перейдем к документам из «дела Берии». Сами «письма Берии» – те, что будто бы «написаны» им из заключения, я приводить не буду: во-первых, пустое дело, во-вторых, противно. Да и сравнивать их не с чем – подлинных писем Берии пока обнаружить не удалось. Но для чего эти «документы» изготовлены – предельно понятно:
а) доказать, что после 26 июня Берия был жив – ясное дело, раз он писал письма, значит, его не убили;
б) продемонстрировать полновесное унижение, от заискивающего виляния хвостом перед всеми вместе и каждым в отдельности до мольбы о пощаде;
в) продемонстрировать уверения в верности партии, партии и еще раз партии. Правительство и родина неизменно на втором плане;
г) ну и некоторые «специальные моменты», вроде настойчивых напоминаний о «проработке на Президиуме» (том самом), свидетельств об особой дружбе с Маленковым и признании его особых достоинств в прекращении репрессий, организации ГКО и пр. Впоследствии фрагменты из этих писем легли в качестве свидетельств в политологические анализы.
Но поскольку собрано множество доказательств того, что Берия был убит 26 июня, и нет ни одного достоверного факта, свидетельствующего об обратном, то говорить тут, полагаю, не о чем. С литературной точки зрения эти письма смастрячены умело, даже передают тонкие оттенки настроения, а также стилизованы под речь умеренно грамотного грузина и снабжены небольшим количеством орфографических ошибок, но какое они имеют отношение к самому Берии?
Более интересны содержащиеся в этом же «деле» письма Меркулова – человека, который долгие годы был ближайшим соратником Берии. А уже 21 и 23 июля он отправил в ЦК письма, где, поливая грязью своего бывшего начальника, давал ему следующую характеристику:
«Вообще он считал всех людей ниже себя, особенно тех, которым был подчинен по работе. Обычно он старался осторожно дискредитировать их в разговорах с подчиненными ему работниками, делал о них колкие замечания, а то и просто нецензурно ругал. Он никогда не упускал случая какой-нибудь фразой умалить человека, принизить его. Причем иногда он это делал ловко, придавая своим словам оттенок сожаления: жаль, мол, человека, но ничего не поделаешь!
А дело сделано – человек в какой-то мере уже дискредитирован в глазах присутствующих.
Я не могу сейчас конкретно вспомнить, про кого и что именно он говорил, но его выражения, вроде: “Что он понимает в этом деле?! Вот дурак! Он, бедняга, мало к чему способен!” и т. д. – я это хорошо помню. Эти выражения часто срывались у него с уст, буквально, как только после любезного приема затворялась дверь за вышедшим из его кабинета человеком. (Вот уж в чем-чем, а в «любезном приеме» Берия никем из оставивших воспоминания о встречах с ним замечен не был! Корректен, но отнюдь не любезен! Разве что с очаровательной женой Бухарина, когда допрашивал ее на Лубянке. – Е. П.).
Я неоднократно наблюдал Берию в игре в шахматы, в волейбол. Для Берии в игре (и, я думаю, в жизни) важно было выиграть во что бы то ни стало, любыми способами, любой ценой, даже нечестным путем. Он мог, например, как Ноздрев, стащить с шахматной доски фигуру противника, чтобы выиграть. И такая “победа” его удовлетворяла.[77]77
Так и хочется добавить: «А еще называл Никиту Сергеевича желтым земляным червяком!».
[Закрыть]
Общая культурность и грамотность Берии, особенно в период его работы в Тбилиси, была невысокой. Берия тогда буквально не мог написать стилистически грамотно несколько строк.
