Текст книги "Глупости зрелого возраста (СИ)"

Автор книги: Елена Муравьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

– Таким роскошным женщинам лучше вообще не одеваться… – за столь грубый комплимент в другой раз Рубаняк получил бы по башке. Сейчас Ира лишь слегка нахмурилась. Однако Севе хватило и этого. Он скис, и конец фразы договорил уже деловым тоном. – В половину седьмого я буду ждать вас в машине.

До указанного времени оставалось пять часов. Три из них Ира посвятила работе, четвертый – обеду и болтовне с девчонками. Пятый (в канун подвига) достался размышлениям о смысле бытия и релаксации.

В процедуру последней входило общение с Ильей Кравченко.

«Иду совершать то ли геройство, то ли глупость. – Ире надо было хоть с кем-то поделиться планами на вечер: – Не знаю, что получится из моего начинания, но доведу его до конца. Другого выхода нет».

«Эти планы связаны с мужчиной? У вас свидание? Вы решили завести, наконец, любовника?» – Илья ответил буквально через пару минут.

«Эти планы связаны с моим будущим», – уточнять Ирина не решилась.

«Что-то в ваших словах маловато энтузиазма и многовато обреченности. Может не стоит разводить суету?»

«Стоит. Цена вопроса и является двигательной силой ситуации. В общем, не буду вас грузить. Пока».

«Не пожалейте».

Прислушаться бы к мнению умного человека. Так нет же. Разве у женщины голова, чтобы думать? А прическу на чем тогда носить? Кстати, на создание оной ушли последние полчаса перед свиданием с Севой.

В полной боевой готовности Ира направилась к выходу. Настроение было отвратительное, возбужденное и тревоженное одновременно. Мир вокруг казался враждебным, опасным, предвещающим неприятность. Щелчок замка прозвучал, как выстрел. Кабинка лифта напомнила одиночную камеру. Охранник на выходе отлучился и заблокировал вертушку. Вселенная на что-то тонко намекала и требовала обратить на свои сигналы внимание! Но зачем обращать внимание на предупреждения?! Гусыня, явившаяся в гости к повару, не видит ни острого лезвия ножа, ни раскаленной печи. Она думает лишь о том, как произвести максимально эффектное впечатление. Ира не шла, шествовала, высоко подняв голову, выровняв спину, слегка покачивая бедрами, и думала лишь о том, как выглядит со стороны. Рубаняк, наблюдавший за ней из окна машины, должен был ошалеть от восхищения.

Не ошалел. Этот подлец вышел из дверей офисного центра через две минуты после Иры.

– Извините, важный звонок, – оправдания были лишними. Без сомнений Сева задержался специально: хотел удостовериться, что его не обманывают.

Ожидание кавалера почти не сказалось на Ирином настроении. Хуже, чем было, не стало. Тем ни менее, она продолжила начатое.

– Мы едем? – спросила игриво и ободрила себя: «Держись, моя хорошая!».

Она умела держать себя в руках. И еще как! Успеха в продажах и менеджменте добиваются только сильные натуры. – Если мы сейчас не сядем в машину, вам придется везти меня не в ресторан, а домой, укладывать в постель и лечить от простуды, – кокетливый тон слегка противоречил раздраженным интонациям.

Однако Всеволод Петрович восхищенно покачал головой. Оценил фразу и поспешил открыть перед Ирой дверь своей тайоты.

– Меня в принципе устраивают оба варианта, – сообщил, устраиваясь на сидении.

– А меня нет, – отрезала Ира и замолчала.

Глава 5. День позора

Не напрасно японские самураи, проиграв бой, вспарывали себе животы. Страх боли и смерти несравним с адовыми муками, в которое погружает человека поверженное ниц тщеславие и ущемленное эго. Лежа на диване в гостиной Рубаняка, Ира в который раз повторяла:

– Дура, ну, какая же я дура.

Делать харакири Ирина, конечно, не собиралась, но рациональную суть этого радикального мероприятия признавала сейчас как никогда. На душе скребли не кошки, а тигры. Хотелось плакать, выть, кричать, хотелось даже убить Рубаняка. Приходилось же тихо лежать и надеяться, что Сева проспит еще хотя бы пару часов и за это время она сможет подготовиться к предстоящему разговору.

Увы, поблажек не судилось. Дверь соседней комнаты открылась, на пороге возник господин директор. В семейных мятых трусах, с не менее мятой физиономией, не повернув головы в ее сторону, он потрусил легкой рысью в уборную. Присутствие в комнате постороннего человека – посторонней женщины – осталось незамеченным. Вчерашние возлияния помутили светлый разум руководства. Но возбудили мочевой пузырь. Плохо прикрытая дверь туалета не скрыла веселое журчание, разбиваемой о фаянс унитаза струи. С урологией у Рубаняка был полный порядок. Ира в этом убедилась на слух.

Процесс облегчения завершился. Босые ступни застучали по паркету. Рубаняк направился в спальню. Но не дошел. Боковым зрением, ухватив непонятные изменения в гостиной, он резко затормозил и с тупым удивлением уставился на Иру.

– Вы? Что вы здесь делаете? – хриплым с перепоя голос дрогнул.

«Дурью маюсь», – сказать правду Ира не решилась.

– А-ааа… – Видимо проблески воспоминаний проникли во тьму бессмыслия. Сева побледнел, как смерть и повторил: – А-ааа…

Второй раз блеяние прозвучало совсем в иной тональности. Недоумение прелюдии сменилось тяжелым минором коды, перетекшим, в свою очередь, в полный трагизма, финал. Однако ситуация того стоила. Он в трусах посреди квартиры, на диване, укрытая курткой, начальница отдела рекламы делает вид, что не замечает своего почти голого руководителя.

Рубаняк, как боевой конь, нервно переступил с ноги на ногу, в два шага преодолел расстояние до двери и скрылся в спальне. Появился Сева спустя минут десять, в костюме и галстуке.

Трагедия превращалась в фарс. Ира тоже была одета в костюм. Правда, мятый и с огромным жирным пятном на юбке. К сожалению, дамские костюмы мало приспособлены к тому, чтобы в них спали и поливали жирным соусом.

– Почему, вы не ушли? – Разбор полетов начался с главного.

Ира хотела возмутиться, но как женщина умная и опытная, вовремя сообразила: Рубаняк не помнит, что вытворял вчера вечером.

– Всеволод Петрович, – она старалась говорить, как можно более мягким тоном, – вы заперли входную дверь, а ключ выбросили в окно.

– Да?

Если бы затяжная пауза смогла воскресить полную картину возвращения Севы домой, он бы сгорел со стыда. Водитель такси занес почти бесчувственное тело директора на плечах и сбросил на диван, на котором сейчас лежала Ира. Уйди она тогда вместе с таксистом, жуткой ночи не было бы. Но едва голова Севы коснулась потертого сукна, он заплакал, горько, со всхлипом, как маленький несчастный ребенок. Потом жалобно попросил воды. Таксист, полагая, что дама сама разберется с пьяным партнером, удалился, не забыв выпросить надбавку к договоренным ста баксам.

– Супруг-то ваш, тяжелый. Пьяные они всегда весят много. Надо бы добавить, вдруг завтра спина заболит… – Ира выгребла из кошелька оставшиеся деньги, закрыла за мужчиной входную дверь, принесла Рубаняку воды и даже, о непомерное благородство, помогла напиться. Животворная влага и родные стены сотворили чудо. Директор немного пришел в себя.

Лучше бы он этого не делал.

– Что, стерва, – неожиданно произнес и хитро, почти осмысленно улыбнулся, – не по зубам тебе Сева Рубаняк?

Не желая ввязываться в перепалку, Ирина, с тяжким вздохом направилась в прихожую. Она свой долг выполнила. Не бросила директора на произвол судьбы, отвезла домой, уложила на диван. А вот выслушивать бредни не станет. С какой стати?!

С такой!

– Что, правда глаза колет? – заорал Сева и бросился в коридор. Не особо церемонясь, он отшвырнул Иру к стене и, как Александр Матросов амбразуру, закрыл собой входную дверь.

– Выпустите меня немедленно! – приказ не только не подействовал, но и вряд ли был услышан.

Рубаняк дважды провернув ключ, вставленный в личину замка, с бурным энтузиазмом возвестил:

– Попалась, пташка? Никуда теперь не денешься.

Новый толчок и стена опять стремительно полетела навстречу Ире.

– Вы что рехнулись совсем?

– Я? Рехнулся? Сама дура.

Неделикатное предположение настолько обидело пьяного директора, что он перешел на «ты».

– Откройте, пожалуйста, – Ирина умоляюще сложила ладони.

– И не проси.

Опасаясь со стороны гостьи решительных действий, Сева попятился к балкону. Однако, не рассчитав сил, зацепился за край ковра и рухнул на пол. Поднялся он на удивление быстро. Не прошло и десяти минут. В продолжении которых Ира с волнением наблюдала за кулаком директора. Ключ был там.

– Сева, ну что вы творите… – жалобный тон не помог. Рубаняк категорически отрезал:

– Будет, как я сказал. – Укоризненный взгляд замер на Ирином лице. – Какая же ты все-таки сука.

– Сука, так сука, – ответила Ира, – только открой дверь.

Что сильнее: конформизм или желание гостьи покинуть его дом обидело пьяного Рубаняка неизвестно, но наказание он придумал отменное: со всего размаху швырнул ключ в форточку.

– Будешь сидеть здесь как миленьк…

Договорить фразу Сева не смог. Проглотив окончание прилагательного, он рухнул на пол и захрапел.

Ира замерла в полной растерянности. Она не верила своим глазам. Мало того, что сегодняшний вечер вылился в триста баксов и испорченный костюм, мало того, что Рубаняк напился и его, как бревно, пришлось транспортировать домой, теперь ей предстояло сидеть в чужой запертой квартире.

Проклиная все на свете, в первую очередь собственную глупость, Ира часа два возилась с замком – пыталась освободиться. Безуспешно. В полночь, остервенев от усталости и нервоного раздрызга, она смирилась, легла на диван и тот час заснула. Утро не принесло изменений. Разве что Рубаняк перебрался с пола в гостиной на кровать в спальню.

Ира заглянула в соседнюю комнату. Директор, разметавшись в белых простынях, сладко спал, подложив ладошки под щеку. Он нашел в себе силы не только подняться, добрести до кровати, но и раздеться. Ира в сердцах сплюнула. Почему этот упырь спит в своей постели, а она вынуждена ночевать на чужом диване?

…

– Почему, вы не ушли? – По иронии судьбы Сева напялил белый костюм и выглядел в нем, без проблеска мысли на помятом лице, полным идиотом.

– Всеволод Петрович, вы заперли входную дверь, а ключ выбросили в окно. – Ира, само смирение, постаралась нивелировать интонации в голосе.

– Да?

По лицу было видно: Сева не помнит ничего. И ладно, Иру сейчас больше интересовало будущее, а не прошлое.

– У вас есть запасной ключ?

– Какой запасной ключ?

– Ну, такой обыкновенный ключик. На всякий случай, если потеряется главный.

Рубаняк отрицательно покачал головой.

– Нет у меня запасного ключа. Это единственный.

И тут события прошлого вечера воскресли в директорской памяти. Лицо Севы исказила гримаса, ноги подкосились, руки взметнулись к лицу в защитном жесте.

– Боже, я что же, напился? – дрожащие губы с трудом выговаривали слова.

– Как скотина, – подтвердила Ирина. Раз у Рубаняка не было запасного ключа, не имело смысла и жалеть его. – Вы, любезный, Всеволод Петрович, нажрались, как свинья, испортили мне новый костюм и кучу нервов.

– Больше ничего? – В преддверии ответа ужас в глазах Севы стал безмерным. – Ну, я к вам не приставал?

Конечно, можно было, соврать и добить этого урода. Но Сева и так ощущал себя раздавленным. Ира снизошла к правде:

– Нет, тут вы оказались на высоте.

– А где мой портфель?

И снова Ирина явила миру свое непомерное благородство:

– Портфель ваш цел, вот он на тумбе лежит.

– А машина?

– Осталось на стоянке около кафе.

Со вздохом облегчения Севу покинули и остатки сил.

– Я сейчас, на минутку… – он побрел в спальню. Кровать скрипнула, принимая тяжелое тело, и буквально через минуту тишину квартиры наполнили рулады богатырского храпа.

– Вот, урод.

Рубаняк не вынес мук позора и дезертировал. В безопасном царстве Морфея не существовали угрызения совести, укоризненные взгляды подчиненной и ответственность за учиненное безобразие.

Ирина поднялась, прошлась по квартире, еще раз подергала входную дверь. Увы, и еще раз, увы. Ничего не изменилось. Выбраться из ловушки она по-прежнему не могла.

«Надо было вчера позвонить девчонкам или Косте, они бы нашли слесаря и вызволили бы меня…» – Ира с сомнением покачала головой. Если бы хоть одна живая душа увидела ее вчера вечером и тем паче сегодня утром, она бы умерла от позора. Есть вещи и события, о которых не надо знать даже близким людям.

А ведь начиналось все почти хорошо. Кафе, в которое привез ее Сева, оказалось очень уютным, ужин вкусным и даже беседа, после первого бокала вина, обрела мирные тона, предвещая полное согласие.

– О чем вы хотели со мной говорить? – Рубаняк был сама галантность.

– О наших отношениях.

– Разве у нас есть отношения? – Широкие директорские брови по обыкновению поползли вверх.

– Я хочу развивать проект, а вы мне мешаете.

– А-аа…Извините, но я не нанимался поддерживать ваши прожекты.

«Не нанимался» – звучало довольно двусмысленно.

– Так давайте, я вас найму.

– Что?

– Я предлагаю договор.

– То есть?

Ира облизала губы. Открывать карты не хотелось. Чертовски не хотелось произносить заготовленные слова:

– Сева, – мягкая с придыханием воркующая обволакивающая интонация должна была обозначить максимальную искренность, – Сева…Можно я буду называть вас Сева …и на ты?

– Можно. Что дальше?

– Сева, Севочка… – Для усиления эффекта Ирина дотронулась до руки Рубаняка. Кожа была гладкой и даже приятной на ощупь.

– Ира, что вам от меня надо? Не крутите! – Сева резко убрал ладонь со стола. Это было нехорошо, очень нехорошо.

– Мы же на «ты»… – от переполнявшего душу лицемерия Иру даже тошнило.

– Хватит тянуть кота за хвост. Или мы говорим начистоту, или я ухожу, – пригрозил Рубаняк. – И тогда вам придется самой расплачиваться за ужин.

– Я расплачусь, это же я вас пригласила.

Рубаняк пожал плечами. Как угодно.

– Итак?

«Была, не была…не надо…какого черта…ну зачем мне это….» – заглушая внутренний монолог, Ира решительно произнесла:

– Сева, у меня к вам предложение. Деловое или личное – вам решать. Но для начала скажите, я вам нравлюсь?

Все должно было быть не так. Прелюдия согласно плану включала: хороший ужин, вино, музыка, танцы с их ничему ни обязывающим, но приятным полуобъятием, игру взглядов. В общем, фон, на котором можно творить любые глупости. В реальности очаровывать Рубаняка приходилось «в сухую» на трезвую свою и его голову, под постоянные шпильки внутреннего комментатора и явную настороженность Севушки.

– Сева, мы меня слышите?

– Да, вы – очень красивая женщина.

– Севушка, я не о себе, а о вас спрашиваю.

– Что? Ах, да, конечно, нравитесь, зачем бы иначе я предлагал вам интимные отношения.

Рубаняк без всякого смущения встретил Ирин взгляд.

– Это хорошо.

Совсем уж некстати в голове возникла фраза из старого фильма: «Я старый солдат и не умею говорить комплименты. Выходите за меня замуж и дело с концом». Ира с сожалением закусила губу. Так говорить не следовало. И тут же ляпнула:

– Суть моего предложения такова: я согласна спать с вами, но на определенных условиях. Во-первых, мы поженимся, пусть не сразу, со временем, но оформим отношения официально. Я никогда не была ни чьей любовницей и с трудом вижу себя в этой роли. Хочу добавить: кроме моральных и психологических аспектов в этой ситуации, есть экономическая подоплека. Вы сами понимаете, нам выгоднее трудиться на общий котел. Брак придаст нам обоим уверенности друг в друге.

– А что у нас во-вторых? – странным тоном поинтересовался Сева.

– Вы немедленно даете добро на реализацию моих проектов. Время – деньги, хватит терять и то, и другое. В-третьих, я бы хотела, чтобы слава спасителя журнала досталась вам. Мне хватит звания: подруга героя.

На физиономии Рубаняка расплылось удивление.

– Вы так уверены в себе? А может быть, у меня есть другая женщина? Может быть, ваши идеи – это полный бред? Может быть, я скажу сейчас «да», а потом не сдержу слово?

Ира усталым жестом отмахнулась от вопросов:

– У вас нет другой женщины. Вы сейчас свободны. Идеи мои практичны. И слово вы свое сдержите. Это деловое соглашение. Вы не станете обманывать меня по мелочам, когда на кону стоят приличные деньги.

О панибратском «ты» забыли обе стороны.

– Если брак – мелочи, то зачем он вам? – уточнил Сева.

– Я – моралистка. К тому же брак – это хоть какая-то гарантия.

– Гарантия чего?

– Ну, всего…

– А если, я не хочу больше жениться?

– Вы мне отказываете?

– Я пока думаю. О какой сумме идет речь?

– Если все пойдет по плану, то пять-семь тысяч долларов в месяц я подниму.

– Стало быть, за возможность заработать несколько тысяч, вы продаете себя? Или покупаете меня?

Ира задумалась.

– Хотите, правду?

– Валяйте, – снизошел Рубаняк.

– Я не знаю.

– Странно, мне казалось у вас все продумано.

– Итак, ваш ответ… – Ира грустно вздохнула. Сева, кажется, был не в восторге от ее идеи.

– Простите, но я должен кое-что уточнить. Не забыли ли вы, что брак – не только деньги. Это грязные носки, обеды, простите, за банальность, секс.

– Я все помню, – сурово, как производственную необходимость, признала Ира.

– Но до сего момента вы, кажется, не испытывали ко мне ни каких чувств?

Надо было бы соврать, быстро и уверенно сказать: вы мне всегда были симпатичны, просто я сдержанный человек, избегаю демонстраций. Но разве старые солдаты лукавят? Они режут правду-матку в глаза. Ира пошла ва-анк.

– Сева, я вас не люблю, но уважаю. Вы – нормальный, умный, состоявшийся мужчина. Такие люди мне нравятся. Я уверена, что смогу привязаться к вам. Тем более, если нас свяжет общее дело. Мы сможет заработать хорошие деньги…

– Деньги, опять деньги. Простите, я отлучусь на минутку, – Рубаняк поднялся, стремительно направился к барной стойке, что-то сказал бармену. Тот недоуменно пожал плечами.

Рубаняк стоял к Ирине спиной, в зале витала музыка и гул голосов, потому, понять что происходит, не представлялось возможным. Когда же директор повернулся, стало невозможным что-либо исправить.

– Твое здоровье, Ирочка! – наполненная прозрачной жидкостью полулитровая пивная кружка, в правой руке директора, взмыв ввысь в приветственном жесте, исторгла свое содержимое в глотку Рубаняка.

– Все для фронта, все для победы, да? – под второй тост опустел второй бокал в левой руке.

– Деньги?! Опять деньги! – громогласно повторил Сева и парадным маршем направился к столу. Однако с каждым шагом поступь становилась все неуверенней. За метр до цели ноги Рубаняка подкосились, для равновесия он ухватился за край ближайшего стола, не удержался и рухнул на пол, увлекая за собой белое полотно скатерти и все то, что стояло на ней.

– Ты только о деньгах и думаешь, – лежа в месиве из осколков посуды и остатков еды Сева завершил мысль.

А о чем еще мне думать, могла бы возразить Ира. Счет за разбитую посуду, за уничтоженный чужой и недоеденный свой ужин, взятка администратору ресторана, жаждущему вызвать милицию, испорченный костюм, поездка на такси и транспортировка Севы опустошили ее кошелек.

Глава 6. Утро стрелецкой казни

Меряя шагами чужую квартиру, Ира, как настоящая женщина, размышляла одновременно о нескольких вещах. Первым номером в повестке дня стояла главная проблема: как выбраться из заточения. Вторым – чтобы съесть. Голод не тетка, от него в угрызениях совести не спрячешься. Ира открыла холодильник и сразу же захлопнула – самоуправничать было неловко. Но, поразмыслив, изменила мнение. Она имела право нарушить приличия, хотя бы в порядке компенсации за перенесенные страдания. Материализацией этой более чем справедливой мысли стал горячий бутерброд и большая чашка кофе.

Ира поднесла гастрономическое чудо – хлеб, колбаса, помидор, майонез, расплавленный сыр – ко рту и недовольно покачала головой. Конструкция не влезала в рот.

Рубаняк появился в самый неподходящий момент, когда, зажав зубами бутерброд, она левой рукой запихивала за губу кусок помидора. Мелочи вроде капель майонеза на столе и перепачканных щек сразу утратили значение. Ибо шок, отразившийся в глазах аккуратиста-директора, затмил масштабами собственное смущение.

«Кушаю, как свинья…», – от неловкости Ира чуть не подавилась, но лицо не потеряла. С трудом преодолев порывы к кашлю и извинениям, едва прожевав откушенный кусок, она с ироничной вежливостью предложила:

– Будете завтракать?

Сева отрицательно покачал головой.

– А кофе?

Теперь голова директора совершила согласный кивок.

– Вода в чайнике. Кофе в банке. Стол и стул перед вами.

Подробные инструкции помогли. Превозмогая ступор, Рубаняк бросил в чашку две ложки растворимого кофе, налил воды, сел на соседнюю табуретку.

– Это какой-то кошмар, – произнес спустя минуту.

Не поспоришь. Кошмар и есть.

– Согласна с вами.

– С тобой. Мы же на «ты».

– На «ты», так на «ты».

– У меня тоже иногда горячие бутерброды распадаются, – Сева тяжело вздохнул, признавая, что и он не безгрешен. – Но кушать надо аккуратно.

Грустные интонации больше относились к несовершенству мироздания, чем к сидящей рядом Ире. Следующая фраза окончательно подтвердила философское настроение директора.

– Тоска зеленая.

Вот тут можно было бы и подискутировать. Ирина тоска была черной, как вороново крыло. Но что обсуждать цвета, когда дел невпроворот?

– Сева, как мы открывать квартиру будем, а? – Ирин живой интерес разбился о каменное равнодушие Рубаняка.

– Не знаю, – ответил директор.

– Но мне домой надо.

– Сегодня суббота, куда торопиться. Ты ведь тоже одна живешь, как по выходным, не скучаешь? Я на стенку готов выть.

Воют на луну, на стенку лезут, хотела исправить Ира, но не успела. Рубаняка понесло.

– Как же все вокруг паскудно. Бабы – стервы, начальники – козлы, подчиненные – придурки. И вообще, жизнь – полное дерьмо.

Слушать рассказ о пережитых Севой страданиях можно было, не концентрируя внимания. Банальная история стала в той или иной редакции едва ли не визитной карточкой поколения. Он, она, сытая жизнь социалистического среднего класса. Перестройка. Снова сытая жизнь уже капиталистического среднего класса. А вот финал Севиной истории выпал из обще-социального контекста. В сорок пять лет, на последнем издыхании молодости, уставшая от художеств супруга, мадам Рубаняк подцепила серьезного бизнесмена, быстро развелась и выскочила повторно замуж.

– Ладно, жена, но и дочки бросили меня и теперь всячески избегают встреч.

– Не хорошо, – признала Ира.

– Этот мужик задарил девчонок, поэтому они забыли про меня.

– Забыли? – удивилась Ира. – Они же взрослые.

Дочки Севы были почти ровесницами Кости, им было хорошо за двадцать.

Пары-тройки уточняющих вопросов хватило, чтобы прояснить ситуацию. Оказывается, с момента развода, Рубаняк ни разу не виделся с дочерьми. Более, того даже не звонил им.

– Они меня предали. Если я нужен дочкам, пусть сами приходят, – с привычной обидой в голосе произнес Сева.

– Странные вы, мужчины создания. Мой бывший тоже не особенно вспоминает про сына.

Рубаняк пожал плечами и продолжил исповедь:

– Я, конечно, не агнел, грешил, признаю. Но такого обращения точно не заслужил.

Быть не ангелом в Севином представлении значило выпивать, сколько и когда ввздумается, иметь прижитого на стороне ребенка и соседку-любовницу.

– Сева, да ты – сволочь! – не хватило сил удержаться от комментариев. – Бедная твоя жена.

– Кто без греха, – вздохнуло сокрушенно руководство. – Но я хотел сохранить семью.

– Зачем?

– Как же, столько лет вместе.

– Она столько лет мучилась с тобой. И девочкам, небось, досталось сполна.

– Неблагодарные твари.

– Да, кстати, а что соседка? Куда она подевалась?

– Когда супруга укатила, эта нахалка попыталась перебраться ко мне. Мало того, потребовала узаконить нашу связь.

– Ты, естественно, отказался? – хмыкнула Ира.

– Конечно. – Оправдал надежды Сева. – На хрена мне эта хищница?!

– Так ты еще и обманул бедную женщину.

– Горазда, ты, Ирина Игоревна, ярлыки вешать. Неужели не понятно, мне тогда не до свадеб было. Я чуть не рехнулся от обиды. И одиночества. Пустая квартира, дочки не звонят, как жить дальше не понятно.

– Ну а потом? Когда все утряслось.

Сева обреченно махнул рукой.

– Потом я про соседку забыл. У меня другая женщина появилась. Затем третья. Один я никогда не был. Только сейчас. Но это уже совсем уже другая история.

– Расскажешь?

– В общих чертах: надоело быть предметом охоты. Надоело быть кошельком с ножками. Всё надоело и все.

– Бывает.

– Но довольно о прошлом. Давай лучше вернемся к твоему предложению. Я подумал и … – опухшая физиономия, мешки под глазами, острый перегар плохо вязались с мыслительным процессом. – И говорю: нет.

Ира покачала головой, испытанных унижений оказалось мало. Понадобилось еще и выслушать отказ. Не слишком ли?

– Нет, так нет, – она постаралась изобразить максимальное спокойствие.

– Я хотел бы объяснить.

– Пожалуйста, – пока руководство подбирало подходящие слова, Ирина поднесла бутерброд ко рту и осторожно откусила.

– Ты жуешь, как кролик из мультика, – хмыкнул Сева.

Кролик, так кролик, отвечать Ира не стала, зачем?

– В этом ты вся, – в голосе Рубаняка звякнули обличительные ноты.

– В чем этом?

Севу понесло снова.

– Нет бы, спросить: почему я тебя с кроликом сравнил, слово за слово, глядишь, и сложилась бы мирная беседа. А ты плечиком только дернула презрительно. Мол, плевать я хотела на твои слова, на тебя самого и все прочее в ассортименте. А все потому, что ты – стерва. Красивая стерва, которая ради денег готова на все. Даже идти по трупам.

– Хочешь считать меня стервой – считай. Но я никогда не ходила по трупам. Я пашу как вол, и всегда пахала. Я тащу на себе все и всех, и всегда тащила. Никто никогда мне не помогал. И вряд ли поможет. Впрочем, мне не нужна ничья помощь. Мне бы не мешали и ладно. Я знаю, чего хочу, и если получу твое согласие, то подниму журнал и заработаю на этом деньги.

– И ради этого, ты готова предложить себя в качестве бонуса?

– Давай не играть в слова. Брак – это оптимальный вариант. Он закрывает все сомнительные позиции.

– Какие именно?

– Я уже говорила.

– Повтори еще разок.

Второй дубль по сравнению с первым произвел на Севу более приятное впечатление. Рубаняк снизошел к компромиссу

– Хорошо, давай поступим так: ты сейчас … – затяжная пауза усилила эффект следующей фразы, – ложишься со мной в постель, стараешься, ублажаешь, и если я остаюсь доволен, то принимаю твое предложение.

– Идиот! – Ира резко поднялась, и, под грохот упавшей табуретки, стремительно покинула кухню.

– Сама дура, – полетело в спину.

Следующий раунд переговоров состоялся в гостиной. Сева появился с яблоком в руках, довольный, даже посвежевший, плюхнулся в кресло, улыбаясь, спросил:

– Что не нравится? А мне каково было, когда ты меня покупала? – Впервые за все утро интонации Севы были живыми и настоящими. – Я, Ирина Игоревна, к твоему сведению, живой человек. И не заслуживаю подобного обращения. Может быть, я и не идеал, но собой не торгую. И не собираюсь.

Ира промолчала, не нашлась с ответом.

– Красивая, ты баба, Ирка, очень красивая. Смотришь на тебя, и мир хочется перевернуть. А потолкуешь полчасика и чувствуешь себя полным идиотом. А я не идиот, и быть им не желаю. Но я не о себе. Я о тебе. Одной красоты в жизни мало. Нужен ум, а он у тебя, как у всех баб короткий. Ты думаешь, Сева Рубаняк – тупой, ленивый, делать ни хрена не хочет. А я, между прочим, ого-го-го и когда надо рою землю, как бульдозер. Сейчас просто не надо рыть. Нет смысла. И ты дура, раз этого не понимаешь. Впрочем, какой с тебя спрос? Ты без году неделя в бизнесе. А начала бы с молодости так же бойко карабкаться по служебной лестнице, глядишь бы, соображала лучше. Наше издательство все равно закроют, нас разгонят, и всей твоей пионерской прыти не хватит помешать этому.

– Но журнал можно сделать рентабельным, – возразила Ира.

– Все можно сделать рентабельным, если в этом есть необходимость. Но надо ли это делать?

– О чем ты?

Рубаняк закинул руки за голову:

– Что ж, специально для необразованных, но очень симпатичных энтузиастов, провожу мастер-класс. Наш журнал, вне зависимости от своей убыточности или доходности, закроют в обязательном порядке. Господин Рязанов не сегодня, так завтра наиграется в издательский бизнес и, вместо журнала заведет себе другую забаву.

– Но пока он наиграется, мы можем зарабатывать деньги и приносить прибыль… – Ира и сама понимала неубедительность своих слов. Сева их и слушать не стал.

– В ходе придуманного тобой ребрендинга, наш гламурный, как породистая собачка, журнал превратится в рабочую лошадку. И чем тогда, спрашивается, Василий Иванович, – перебил раздраженно, – будет хвастаться перед приятелями? Как он будет зарабатывать очки и общественный вес в ассоциации промышленников?

– Неужели нельзя ничего сделать?

– Безвыходных ситуаций не бывает. Но перед тем, как что-то затевать, надо посчитать стоит ли овчинка выделки. В данном случае, нет смысла трепыхаться. Рязанову твои подвиги не нужны.

– Неужели он откажется от денег?

– Нет, он откажется от бизнеса, который на сто процентов будет зависеть от начальника отдела продаж. Но и тебе такой бизнес ни к чему. Потому что ты станешь заложником своих менеджеров.

– Да, ты просто боишься за свое кресло.

– Не болтай чушь. Лучше послушай меня, умного и опытного. Журнал закроют, ты останешься без работы и вернешься в маленькие компании, из которых к нам пришла. Но… если мы договоримся, я о тебе позабочусь и найду хорошее место, когда закроют нашу богадельню. Относительно ЗАГСа – можно покумекать. Если у меня выгорит один вариант, вполне вероятно, что я на тебе женюсь.

Для пущей убедительности Сева даже дважды похлопал Ирину по колену.

– Ну, так что? Идем в люлю, налаживать контакты и создавать теплую и дружественную обстановку?

– Нет, – выдохнула Ира.

– Как хочешь.

С этими словами Сева направился к балконной двери, открыл ее, наклонился и поднял с пола ключ. Покрутил им перед растерянным Ириным лицом и выдал насмешливо:

– Старый фокус. Если женщина пришла в дом к мужчине, надо же ее как-то удержать.

– Ну, ты, козел.

– Если торопишься, не смею задерживать, – Рубаняк демонстративно зевнул и кивком указал на дверь

Глава 7. Разбор полетов

Новая жизнь началась ровно в три часа по полудню, сразу по завершению истерики. Оценив по достоинству красные глаза и черные круги под ними, Ирина объявила своему отражению в зеркале:

– Ну и дура, ты, Лужина. Полная дура.

Даже повторенная дважды, очевидная истина особого впечатления не произвела. Неудивительно. За последние несколько часов она прозвучала уже в тысячный раз. Спускаясь лестницами Севиного подъезда, стоя в промозглом утреннем троллейбусе, идя по своей улице, Ира на все лады ругала себя. В бесконечном перечне бранных слов «дура» было самым ласковым и лояльным определением. В нынешней редакции недостаток ума и сообразительности обрел и вовсе статус прощения. Дура и дура, что с нее взять?

За окном серый день перетекал в сумрак вечера, сгущающаяся темнота из окна переливалась в душу, та наполнялась печалью, не гневом. На дуру разве можно сердиться?