Текст книги "Требуются герои, оплата договорная (СИ)"

Автор книги: Елена Муравьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

– Я ничего не понимаю, – устало уронила Катя.

– Предлагаю вам стать медиумом, – Марта подалась от волнения вперед, – обещаю оплатить образование в Академии оккультных наук в Париже, у Маннергейма. Возьму вас под свою опеку, гарантирую спокойную и беззаботную жизнь. Обязуюсь делить доходы строго пополам и поступлю с душой вашей матушки, как вы пожелаете. Даже могу устроить ее в приведения.

– В приведение! Устроить?

Катя поднялась из-за стола, направилась к стойке бара.

– Водички дайте, – пролепетала, еле шевеля губами, – из крана.

Девушка-буфетчица с недовольной физиономией вынесла из подсобки стакан воды. На одном дыхании Катя выпила его, поставила на влажную от уборки столешницу, вытерла ладонью губы, поплелась к Марте. Чувствовала она себя отвратительно. Туманные истины стелили дорогу в неведомые дали. Предложение Марты почти не казалось бредом.

– Вы меня запутали, – Катя спрятала глаза от пронзительного взора Марты. – Если бы не мамин голос, не кольцо, я не слушала бы ваши странные речи. Отпустите меня сейчас. Ваше предложение очень неожиданно. Давайте договорим в другой раз.

– Позвольте, я объясню. Другой раз – понятие растяжимое. Через несколько часов процесс примет необратимый характер. Сутки, проведенные душами на трансценде, нарушают принцип индексации и ремиссию эквивалентнарного поля. Простите, Катенька, выбора у вас нет. Вам предстоит или принять мое предложение, или подчиниться экстраординарным агрессиям. Во втором случае, за ваш разум и жизнь я не поручусь.

– А в первом?

– В первом! – восторженно ахнула Марта. – Вас ожидает невероятная жизнь! Если ваше решение окончательно, мы, уладив формальности, немедленно отправимся в Париж. Маннергейм принимает на семинар только после собеседования. Он лучший и выбирает лучших. В Париже у меня студия, восемь комнат, на набережной. Захотите, поселимся вместе. Нет – найдем отдельную квартиру. Ваша задача – учиться, мелочи и быт я беру на себя.

Катя уныло кивнула. Она не хотела в Париж.

Марта погрустнела. Достала из сумки пачку сигарет, закурила. Кутаясь в лохматые облака дыма, сощурила глаза, покачала сокрушенно головой.

– Простите меня, – попросила.

– За что, – удивилась Катя.

– За давление. Я слишком взволнована, чтобы деликатничать.

Она потушила сигарету. Сцепила пальцы в замок. Ногти побелели от напряжения.

– Ладно, признаю, в том, что вы попали в затруднительное положение, есть доля и моей вины. Посему о вашей матушке я позабочусь. Но не бескорыстно. Время мое стоит дорого, я предупреждала. Так что, либо вы мне платите, либо отработаете нужную сумму в качестве медиума.

– Не хочу в медиумы, – возразила Катя.

– Ах, – Марта небрежным жестом отмахнулась от отказов, – как можно не хотеть то, о чем не имеешь малейшего представления. Я, конечно, безбожно тороплю события, но учтите: неизбежное случится. Через некоторое время, в вас проснутся силы, вам неподвластные. Вы бросите все и станете искать Путь. Никому не удается избежать Предназначения. Талант – метка Бога, знак отличия, инородности. Ваш Дар – особое назначение. Многие Знают, немногие Могут. Вам открыто Видение, самое сокровенное, из вед. Ведать – значит управлять. Понимаете, Катя, управлять! Управлять миром! Ваша растерянность сейчас вполне объяснима, мы все прошли через подобное. Но не мы выбираем себе судьбу, она ищет нас. – Глаза у Марты сияли фанатичным огнем. – Я чувствовала, ждала, но я не надеялась встретить такое чудо как вы. До Ядвиги я перебивалась случайными людьми, с ней достигла пика карьеры. Но вы, Катенька, – неворятие. Вы – вселенная, Космос, чудо. У нас с вами соответствие, гармония. Я трепещу рядом вами, как девочка.

– А я ничего не чувствую, – Катерина прислушалась к себе. Сидевшая рядом женщина не вызывала эмоций.

– Немудрено, – Марта улыбнулась покровительственно. – Вы меня видите, слышите, обоняете. Я вас познаю. Мы воспринимаем друг друга на разных уровнях. У вас есть близкий человек?

– Есть, – кивнула Катя.

– Вы понимаете его настроение? Угадываете мысли? Улавливаете состояние души?

– Конечно.

– Даже если он молчит, скрывает и делает вид, будто ничем не озабочен? Я уверена, это подвластно любой женщине. То же самое, только сто, тысячу раз сильнее, я испытываю к вам. Вы спрашивали, как я раздобыла номер вашего телефона? Вас поразила моя осведомленность в ваших делах? Так знайте! Я укрыла вашу матушку в себе, дала ей убежище. Проклятые 24 часа больше не довлеют над вами. Мой поступок – чистой воды безрассудство; шальная удаль. Я безумно рискую. Но я хочу удержать вас. Мне страшно при мысли, что вы встретите другого Мастера; страшно и противно. Вы – моя, Катенька. Я вас заслужила.

– Имейте в виду, я ничего не понимаю, – в качестве особы незаурядной и особо ценной Катерина заговорила тоном капризным и игривым. Пока Марта пела дифирамбы, в голове забрезжила чудная идея.

«Вдруг, – подумала Катя, – все это правда? Пусть до сего дня я жила и не помышляла ни о чем подобном, пусть. Все имеет свое начало. Я – избранница?! – Определение звучало неплохо. – Я невероятие?! Я – вселенная?!» – слова Марты нравились все больше и больше. И стоило только допустить «вдруг», стоило предположить «если»; как в странных словах обнаружилась логика. Страстная мольба обрела смысл, решительный напор – цель. Стоило допустить и предположить, сразу изменился взгляд на жизнь. Прямо на глазах, за столиком летнего кафе.

– Я волнуюсь и перескакиваю с пятого на десятое, – виновато улыбнулась Марта.

– Что значит, вы укрыли маму в себе? Что за проклятие 24 часов? – с высот собственного величия Катя вернулась к роли дилетанта – невежи.

– Я растянула время, – Марта кивнула официанту, – счет.

И повела дальше:

– Двадцать четыре часа продлятся месяц. Месяц вы можете общаться с духом матери. Первый сеанс сегодня, в 18.00. Время назначаю я. Тема бесед произвольная. Продолжительность по обстоятельствам. Это лучший выход из создавшегося положения. За месяц вы разберетесь в себе, даст Бог, не ошибетесь; попробуете от тягот оккультных трудов; уладите семейные дела. Вопросы есть?! Тогда жду к шести. Не опаздывайте.

Катя собралась поспорить, но, как официант, наткнулась на пронзительный, острый, как бритва, взгляд Марты, и проглотила возражение.

…Лагерь производил тягостное впечатление. Пока вокруг бурлило лето, он держался, крепился, тянулся к жизни. Осенняя же тишина, саваном укрывшая дачный пригород, да безлюдье – немой укор исчезнувшей летней суете – сделали лагерь похожим на больного, узнавшего о неизлечимом диагнозе. Вдобавок, после августовских ливней белый двухэтажный особняк погрузнел, потускнел и будто, калека, осел на колонны.

Осень все расставила по местам. Катерина стояла перед ветхим, прохудившимся зданием, и только память роднила его с шикарной резиденцией шальной старухи Бреус. Разочарование усугубил тот факт, что дверь в ее бетонную избушку ни как не открывалась.

– Кончилась твоя лафа, – раздался за спиной насмешливый голос. Сторож дядя Толя, весело ухмылялся. – Старуха-то до сентября договор подписала. Вот директор и велел поменять замки.

– Как жаль. А я хотела пару деньков здесь перекантоваться.

– Вопрос решаемый… – глаза сторожа наполнились многозначием. – Деньги у тебя есть или как?

– Сколько?

Дядя Толя плохо разбирался в арендных ставках на загородную недвижимость, потому сумма была более, чем умеренной.

– Только за ключами придется съездить к директору.

– А он не откажет?

– Нет, – уверил сторож. – Во-первых, он мой родной племянник. А во-вторых, мы ему соврем. Скажем, у тебя вещи в доме остались. Нам бы только ключи заполучить. Так что поехали. У меня и машина на ходу. Сейчас закроем хоромы и покатим как баре. Я только переоденусь.

– А я погуляю пока.

Катя оглянулась. Пусто, чуждо, прозаично. Сказка растаяла вместе с летом. Уехали Гео и Маша; укатили в Париж Марта и Ядвига. Словно птицы перелетные, вслед за солнышком, новые знакомцы перебрались в дальние края. «И я бы могла, вместе с ними», – мелькнула набившая оскому мысль. Париж есть Париж, мечта, марево, отказаться от поездки было легко, а вот не жалеть об этом оказалось куда труднее.

В начале августа Катя устала от завитков чужого почерка, странных повадок Гео и Маши, чудных вечеров в Мартой и Ядвигой и сбежала домой. Ядвига Болеславовна выслушав категорический отказ заниматься мемуарами и участвовать в сеансах, не расстроилась, напротив, кажется, вздохнула облегченно.

– Не хочешь – не надо. Баба с возу кобыле легче. Теперь можно и в Париж вернуться, – она мечтательно закатила глаза. – Там теперь чудная погода, разгар сезона, все съезжаются с летних каникул. И мне пора.

– Да, да, – согласно кивнула Катя, планы старухи Бреус волновали ее мало.

– Не передумала?

– Нет, – Катерина не желала возвращаться к прежнему разговору. Сколько можно толочь воду в ступе? Хватит того, что она пообещала Марте определиться к Новому Году. Медиумы, Академия оккультных наук, Маннергейм, Париж, ассоциация спиритов – летняя сказка обросла красивыми словами, но не стала реальностью. Привкус театральности, легкий душок балагана сопутствовал июльским событиям, портил впечатление, не позволял поверить в происходящее полностью.

– Это еще что, – Марту развеселили Катины сомнения, – знала бы ты, как я трепыхалась перед тем как стать под Закон. Повеситься хотела. Легко сказать: капитан областной сборной, заслуженный мастер спорта и спиритические сеансы. Меня из кандидатов в партию исключили, играть не давали, отец из дому грозился выгнать.

– А вы?

– Я, – гордо ответствовала Марта, – свое предназначение не предала; не поддалась на посулы и угрозы, реализовала отпущенный свыше дар. Думаешь, не боялась, не робела? Еще как! Ты живешь в свободные времена, а мне достались годы крутые. Инакомыслие выжигалось на корню, диссиденты гнили по тюрьмам, экстрасенсы сидели по психушкам. Театральность тебе не по вкусу? Балаган не по нутру? Что ж, учись, голуба, расти. Конкретика в нашем деле стоит дорогого. Внешние эффекты – дымовая завеса, за которой Мастер прячет свою несостоятельность. У нас, как везде, существуют штампы и уловки, работа есть работа. Люди жаждут зрелищ, на потребу зрителю мы и стараемся.

– Я не готова, – призналась Катерина, – ни поверить, ни принять. Мне надо время осмыслить все, понять себя, примириться с этим.

– Глупая ты, Катька, – прокомментировала решение Ядвига, – и мысли у тебя глупые. Мужики да детишки сопливые на уме? И все? Соль жизни в другом. Надо найди свой путь и иди по нему смело. Жить надо ради себя, только тогда можно познать счастье.

– А любовь?

– Любовь? Неужели другой человек имеет больше прав на твою жизнь, чем ты сама? Неужели тратить силы, нервы, здоровье на кого-то – занятие более достойное, чем удовлетворение собственных потребностей?

– А дети?

– Дети? Много ты маму слушала? Много времени ей уделяла? Не отвечай. Не надо. Заканчивается детство, заканчивается любовь к родителям. Остается привычка, долг и страх. Ведь следующими в миры иные наш черед идти.

– Ну не знаю…

– Знаешь, не обманывай. Страшно тебе с насиженного места срываться, страшно делать первый шаг в неизвестность. Боишься ты, девушка, элементарно боишься. И совершено напрасно. Тебя ждет прекрасное будущее! Ты познакомишься в Париже с учеными, артистами, политиками, аристократами. На фоне наших престарелых голубиц из ассоциации ты – молодая, красивая, умная, засияешь, как бриллиант в короне. Твой талант получит применение, ты сама обретешь признание и поклонников. Знала бы ты, что это значит! Поклонники! Не один затасканый упырь, а десятки, если хочешь, сотни, лучших, отборных самцов. И каждый, представляешь, каждый мечтает, бредит о тебе. Талант! Он уродину делает красавицей. Тебе Бог велел прожить необыкновенную жизнь, а ты сомневаешься. Сколько можно мучаться в нищей забитой стране? Франция! Тебя зовет Франция! Она готова лечь к твоим ногам. Склонить гордую голову перед твоим дарованием.

– Прямо-таки!

– Не веришь? Ну и дура! Видела бы ты меня молодой. Союз гудел от слухов…

Рассказы Марты про Париж и воспоминания Ядвиги о былых подвигах Катя могла слушать часами. Восторженно и совершенно отстраненно от собственной судьбы. Пылкие речи, уговоры, укоры – она не отказывалась принять решение, она лишь откладывала его до лучших времен. Слишком радикальных перемен требовала Марта. Слишком к большой смелости взывала Ядвига. Случись встреча раньше, до смерти мамы, Катя отнеслась бы к предложению иначе: воспылала бы энтузиазмом, загорелась бы как солома. Сейчас, в ней что-то надломилось. Не страх владел сердцем, нет, но тотальная неуверенность. И мерзкая пакостная мысль: «Я осталась одна!»

…Так она думала в июле: «Одна, совсем одна». В августе настроение переменилось: «Надо жить дальше». И только в сентябре пришло настоящее понимание, как жить дальше и как не быть одной.

Правда, вопреки этому пониманию, она удрала от Бориса. Но, если доверять спокойствию, царящему в душе, поступок был правильный. До того как вернуться, следует окончательно разобраться в себе.

– Катерина, ау. Я готов. Поехали что-ли…

Резкий сигнал клаксон взорвал тишину. Пора. Катя еще раз оглядела свою работу. Чтобы нарисовать на бетонной стене портрет Ядвиги Болеславовны хватило четверти часа. Прособирайся дядя Толя еще пяток минут и удалось бы исправить левый глаз. Почему-то, не взирая на все старания, он полыхал зловеще, как пожарище, диссонируя с правым насмешливо-пренебрежительным прищуром.

– Ну, тронулись? – дядя Толя довольно потер ладони. Он откровенно радовался предстоящей поездке.

Борис

Еще один марш-бросок, предпринятый успокоения ради, завершился более чем неожиданным открытием. Борис обнаружил слежку. Его окликнула старушка с палочкой:

– Сынок, помоги перейти через дорогу.

Отказаться было неловко и, смиряя шаг, Устинов повел пожилого человека на другую сторону улицы. Тогда же краем глазом и ухватил серый Ford, скромно прижавшийся к бровке. Этот номер 524–53КМ Борис уже видел утром около своего дома. Ошибки быть не могло. 52 и 53 – номера квартир его и Кати; 4 – их этаж; КМ – Катя Морозова. Потом форд попался на глаза в центре, припарковался, паршивец, рядом с Юлиным вольво. Тогда Борис лишь удивился – та же машина. Сейчас – предположил: за ним следят. Третью встречу за такой короткий промежуток времени, в столь отдаленных друг от друга районах, объяснить иначе было невозможно.

Странно, но страха не было. Простой расчет стреножил эмоции: хотели бы – давно убили! За то время, что он находился «под колпаком», пять человек сложили головы во имя неведомой идеи. «Раз я жив, – Устинов улыбнулся горько, – значит, нужен кровавой комарилье».

– Спасибо, милый, хочешь конфетку? – Старушка протянула барбариску.

– Спасибо, не нужно. Так на моем месте поступил бы каждый.

К Богунскому Устинов вернулся спокойный, как удав. Он принял решение и, впервые за день, знал, что делать дальше.

– Степан, за мной следят, – сказал, усаживаясь на заднем сидении. – Давай покатаемся немного, у меня есть идея.

Богунский лишь кивнул.

– Как же милиция?

– Ни как, – отмахнулся Борис. – Ни нам, ни ментам Валя уже ничего интересного не расскажет.

Четверть часа они крутились по улочкам, меняли ряды, плутали в переулках. Серый форд неотступной тенью следовал за джипом. На углу около университетского парка Борис, подхватив сумку, выбрался из машины.

– Встретимся через пятнадцать минут у главного корпуса.

Устинов, не спеша, побрел по тропинке. Метров через двадцать он резко свернул, нырнул в кусты и оттуда увидел, как из форда выскочил белявый парень лет двадцати и бегом бросился ему вслед. Не мудрствуя лукаво, Борис, изловчился и дернул пробегавшего мимо пацана за ноги, подстраховав для порядку, дабы дитятко не убилось. Парень ухнул утробно, попытался подняться, не смог и поник поверженно.

– Не шуми, – Борис прихватил левой рукой парня за шею и сдавил для острастки. Блондинчик взвился, захрипел, захлопал губами как рыба.

– Не бойся, не обижу. Зачем за мной следишь, падла?

– Шеф приказал.

– Ему зачем?

– Заказ взял.

– Какие еще заказы были?

– Не твое дело.

– Не хорошо старшим грубить, – Борис, в наущение, снова надавил на горло.

– Я ничего не знаю. Шеф подрядил следить за тобой. Дал адрес, приметы, возможные маршруты. Мы сели на хвост и отзваниваемся каждые полчаса, сдаем координаты.

Нечто подобное Устинов и предполагал. Соглядай по возрасту и стати тянул на мелкую сошку, ни как не на сценаристов сегодняшнего шоу.

– Не знаешь, так не знаешь, я звоню в милицию.

– Зачем? – взвился пленный.

– Убивать тебя – рука не поднимется. Таскать за собой – обременительно. Остается: сдать в казенный дом, на хлеб и воду. Но ты не расстраивайся. И в неволе люди живут.

Борис достал мобильный, явно сожалея о тяжкой судьбе блондинчика, грустно улыбнулся.

– Какой номер? Вечно я путаю пожарную со скорой и ментуру, памяти никакой.

Парень попросил:

– Не звони. Давай договоримся.

Устинов пожал плечами.

– Мои условия: сведи меня с шефом и гуляй на все четыре стороны. Хочу узнать заказчика.

Парень кивнул. Законное желание. Без лишних слов он взял из рук Бориса телефон, набрал номер.

– Киса говорит. Я вляпался. Клиент грозит ментовкой и хочет с тобой перетереть. Как быть?

Суть драки и допроса уместилась в 20-ти секундное сообщение. Затем трубка перекочевала к Устинову.

– Добрый день. Меня зовут Борис Устинов. Ваши ребята пасут меня с утра. Надо встретиться. У меня есть некоторая информация. Возможно, вам лично угрожает опасность.

– Ты где? – раздалось в ответ.

– В парке Политехнического института.

– Через четверть часа минут на центральной аллее, – последовало указание и короткие гудки.

Борис поморщился – невежливый дяденька. И в свою очередь отыгрался на блондине:

– Чеши отсюда, пока я добрый.

Воодушевленный подзатыльником, парнишка исчез, словно его здесь и не было. Отряхнув джинсы, Борис направился к Богунскому.

– Пошли, Степа. Через минут десять у нас встреча с мафиози.

– Господи. Откуда ты его взял?

– Места надо знать.

– И о чем мы с ним будем толковать?

– О жизни и любви. Заодно выясним, зачем за мной следили.

–И то, правда, – Богунский сокрушенно вздохнул и с явной неохотой поплелся за Борисом. По пути он достал из кармана, сложенный вчетверо, лист бумаги, протянул Устинову, – смотри, что я нашел. Лежало в Катиной книжке вместо закладки.

–А-а-а… – Борис глянул, отмахнулся небрежно. – У меня в столе таких штук пятьдесят.

Катерина в свое время окончила художественную школу и марала бумагу по любому поводу: волнуясь, скучая, отдыхая, развлекаясь. На доставшемся Степе эскизе она отразила лагерную жизнь. Красавец-брюнет, сексуальная блондинка, спортивного вида тетка фигурировали в мелких эпизодах. Старуха взирала с портрета в центре листа. Почему-то в виде старой графини из «Пиковой дамы».

– Ты знаешь этих людей?

На всякий случай Устинов соврал:

– Нет.

–Точно? – переспросил Богунский.

Борис молча пожал плечами.

Центральная аллея просекой рубила парк на две части, упираясь одним краем в гордое, старинное здание института. Другим, образуя крутой поворот с еще более старой трассой. С нее на аллею свернула темно-синяя мазда и притормозила в паре метров от скамейки, на которой устроились Устинов и Богунский. Хлопнула дверца, появился высокий кряжистый мужик, за ним второй – явные охранники.

– Я – Устинов. Мне нужен шеф, – приподняв разведенные в сторону руки, Борис показал пустые ладони.

– Он кто? – первый секьюрити кивнул на Степана.

– Он со мной.

Фейс-контроль закончился. Из машины выбрался невысокий тип лет шестидесяти. Одетый до неприличия просто: джинсы, футболка, стоптанные туфли, мафиози практически не отличался от любого пенсионера, прогуливающегося в это время дня в парке. Он был воплощением скромности и остался бы незамеченным в любой толпе. Если бы не взгляд. Цепкий, хваткий, прищур метил мужчину тавром непокорства. Не верь, не бойся, не проси – простой, в звериной сути, закон тюрьмы застыл в глазах стальной твердостью. «Капкан, а не взгляд» – оценил Устинов. Мужик, безусловно, обладал сильной харизмой. И словно электризовал пространство, вокруг себя.

– Присядем, – приказал он, не предложил, – что имеете сообщить? Кстати, где пацан?

– Я его отпустил.

– Хорошо, – кивнул одобрительно. – Хорошо, – второй раз слово прозвучало в ином контексте. Мужчина вытянул вольготно ноги, закинул ладони на затылок, потянулся сладко. – Красиво, – влажным умиленным взором приласкал золотисто-зеленые шапки листвы на деревьях. – Чудо, как красиво.

И мгновенно, переломив настроение, уже другим, раздраженным, жестким тоном, напомнил Устинову вопрос.

– Что имеете сообщить?

Борис вдруг понял: взгляд – капкан, подавляющая уверенность – всего лишь поза. Мужчина испуган, взвинчен, загнан в угол. Более того, он в отчаянии. Стало даже интересно. Что могло привести ТАКОГО типа в ТАКОЕ состояние? Не страх ли смерти?

– Зачем за мной следить?

– Без комментариев.

– Другие задания у вас были?

Молчание вместо ответа.

– Сегодня, в центре города, убили человека, среди бела дня, в людном месте. Киллеры чудом унесли ноги, немного невезения и их бы задержали. Ваша работа?

– Много вопросов задаешь, – ответил мужик и спустя мгновение добавил, – что, парень, как считаешь, есть загробная жизнь?

– Не знаю, – растерялся Устинов.

– То-то и оно.

Помыслы собеседника витали далеко от жаркого сентябрьского полдня.

– Ну, а девчонку – секретаршу кто угробил? – почти смущаясь от неуместного напора, повел дальше Борис.

– Хрен с ней, – буркнул шеф, – старуху жалко…

Если не судить строго, сказанное можно было расценить как чистосердечное признание.

– Кто заказчик? – вмешался Богунский.

– Понятия не имею. Условия обговаривались по Интернету. Деньги пришли на расчетный счет в банке…

Реалии источили последние силы мужчины. Не завершив фразу, он замолк, отключился от назойливых ребятишек и пустого любопытства.

– Странны дела твои, Господи. Не суди, и не судим будешь. Аз воздам.

– Дурак, ты дядя, хоть и шеф! – Богунский надменно скривил губы. – Пьяный дурак!

Охранник тяжелой дланью припечатал Степино плечо. Тот отмахнулся небрежно. Вмешался второй телохранитель, щелкнул затвор пистолета. Степу отволокли метров на пять в сторону. Бить-не били, поучили слегка: пока один придерживал, другой вразумлял добрым, вперемежку с матом и тычками, словом. Борис бровью не повел. Хватило ума и выдержки даже промолчать

– Кого благодарить за сегодняшний день? – Внутренний монолог звучал вслух. – Таких орлов положили, эх, – мужчина махнул безнадежно рукой. – Старуху жалко, на маму похожа…

Перескакивая с пятое на десятое, порой почти бессвязно, он поведал, что клиент объявился сам, связался по сети, предложил кое-кого убрать. Все объекты – обычные цивильные граждане. Окончательные инструкции пришли вчера вечером: как, кого, когда. Первый пункт: псевдо-похищение. Нам следовало напасть на девушку, испугать ее и создать видимость сопротивления, когда появится ее «спаситель».

– Он должен был появиться? Это планировалось?

– Не знаю. Мне сказали так: «В случае сопротивления – отступить. Без оного – сымитировать обстоятельство мешающие проведению акции». Однако, я рассудил следующим образом: раз нет приказа увозить барышню, значит, подразумевается, что она каким-то образом справится с моими орлами и освободится. Но как? Девчонка против нескольких мужиков – это несерьезно. Особенно, если заказчик настаивает на достоверности.

– Логично, – признал Устинов.

– Пункт второй: установить на машину-такси взрывное устройство. Нам сообщили номер машины, приблизительное время и место, где она будет стоять. Остальное – дело техники. Третий пункт: старушка. Ее следовало утихомирить старуху к 8 часам утра. Ну и т. д.

– Это все?

– Некоторые «мероприятия» приходилось работать в режиме он-лайн. Руководил процессом мужик. Исполнители держали с ним связь по мобиле.

– В отношении меня какие были инструкции?

– Слежка и все. Ну и за мамушкой твоей мои ребята приглядывали.

Устинов сжался, как от удара. Мама-то тут причем?

– По выполнению задания группам надлежало вернуться на базу. Но это был наш план. У клиента на сей счет имелось собственное мнение. Парочка, курировавшая бабулю, не совладала с тормозами. Стрелки взорвались в машине. Их разнесло в клочья спустя четверть часа после акции. За девочку в лифте, человеку вышибли мозги. Участники похищения отравились водкой. И мне конец скоро, – почти радостно прошептал мужчина. – Парни меньше моего знали, а расплатились сполна.

– По заслугам кара, – встрял снова Богунский.

Мужчина тяжело поднялся.

– И то верно, – махнул рукой на прощание.

Не успела мазда скрыться из виду, легкое облако накрыло машину и лишь, затем раздался громкий хлопок. Взрыв. В небо метнулись куски металла, что-то неопределенное зависло на мгновение в воздухе. Послышались крики, визги. Чужая смерть привлекла внимание публики. Звякнул зуммер мобильного. Устинов протянул руку.

– Борис Леонидович? – полюбопытствовал приятный баритон.

– Да.

– Позвольте дать добрый совет: не пользуйтесь телефоном до особого распоряжения, если не хотите навредить себе и близким людям. Видели что произошло? Увы, мир полон неожиданностей. Часто – не приятных. Человек смертен и, что особенно обидно, внезапно смертен.

– Сволочь!

– Всего доброго. Наилучшие пожелания. – Отбой.

Тот час раздался новый звонок. Мамин голос звенел от напряжения.

– Боря! Где ты?

Устинов отключил телефон.

– Что случилось? – Богунский не отводил взгляда от места взрыва. Надеялся увидеть, когда осядет пыль, целую и невредимую мазду? Наивная душа.

– Ничего хорошего. Мне запретили пользоваться телефоном!

Ирина Сергеевна Устинова

– Ирина Сергеевна! – голос Кравца дрожал. – К чему вы клоните?

– К тому, что Яна, ваши жена и дочь; родственница моей Кати; сама Катерина и ее покойная мать наделены редким свойством крови. За последние пять месяцев с каждой из шести произошли неожиданные события. Одна умерла, другая укатила за границу, третья пропала, у четвертой произошел выкидыш; где находится пятая фактически неизвестно, вокруг шестой началась странная суета.

– Возможно, в ваших словах есть резон. Но в жизни всегда что-то случается, – заметил Николай Антонович. – Люди умирают, уезжают, осваивают компьютер. Бывшая супруга Павла – Инга влюбилась в иностранца и укатила за границу. Но это уже четвертый ее брак. Случайность с Марийкой, дочерью Павла, тоже отнюдь не уникальное событие. Придурки на велосипедах были, есть и будут.

– Не слушайте его, Павел Павлович, – взмолилась Устинова. – Ваш друг прав, но у этих событий другая логика. Я уверена, что именно особенность крови является ключом к загадке.

– То, что у моих женщин кровь особенная – это факт. По Нине Чуенко и Морозовым – нужна проверка. Вы оперируете лишь предположениями.

– А карточка Нины?

– Как доказательство – весьма сомнительно.

–Хорошо, посмотрим на ситуацию с другой стороны. Яна носила кольцо с синей эмалью – это факт. Катя нашла кольцо – это тоже факт. Стало быть, Катерина находится там, где была или сейчас пребывает Яна.

–Логика железная, – седой брюнет слегка улыбнулся. – Поэтому мы проверим версию с кровью. Давайте-ка, еще раз пройдемся по каждой из фигуранток.

Устинова поведала историю чудесного замужества Нины, Катины приключения, упомянула скоропостижную смерть Ольги.

– Итак, что мы имеем? – припечатал ладонь к колену Петр Алексеевич, – Нина и Инга – женщины, обладающие специфической особенностью крови, в марте практически одновременно добровольно покинули страну. Что с ними сейчас мы не знаем. Спустя пять месяцев исчезла Яна – обладательница такой же редкой крови. А через неделю после этого у Кати – очередного носителя – начались неприятности. Что нам это дает?

Кравец застонал, глухо, надрывно.

– Трансплантация… других мнений нет?

В салоне машины висела каменная тишина. Других мнений, к сожалению, не было.

– Сколько же стоит на кону? – Кравец не смог спросить: сколько стоит его внучка?

Устинова смешалась. Почувствовав ее сомнения, Кравец приказал:

– Вы хирург, я – военный, обойдемся без реверансов.

– По приблизительным оценкам, несколько миллионов долларов.

В одно мгновение цифра с шестью нулями сделала живых людей, Катю и Яну, бесплотными тенями. Соразмерить два микроскопические точки – биение пульса, смех, будущее, и громадность указанной суммы не представлялось возможным. Человеческая жизнь обычно стоила куда дешевле.

Кравец захрипел, схватился руками за горло. Одна из точек – его Яна.

– Павел! – одернул товарища Петр Алексеевич. – Сопли подбери. У нас есть версия, и мы ее будем работать. Остальное – потом.

Кравец попытался сфокусировать взгляд на друге.

– Ты считаешь есть перспектива?

– Паш, а Паш, – выругался Николай, – включи мозги. Инга и Нина уезжали за кордон живыми и здоровыми. Следовательно, доноры нужны целые и невредимые. Дальше: их увезли почти одновременно, и сейчас Катю и Яну взяли в оборот тоже вместе, что означает…

– Пока Катя на свободе, Яне ничего не угрожает, – договорил Кравец и шумно выдохнул. – Едем в больницу.

– Зачем?

– Скорее всего, утечка информации произошла там, когда девочку готовили к операции. Кто-то из персонала сдал Яну. Если мы выявим, кто это сделал, то возможно получим выход на преступников, – пояснил Николай Антонович.

– Что ж, пока вы тут будете беседовать, я к экспертам наведаюсь, – сказал Олейник и улыбнулся.

От этой не очень уместной улыбки Устинова неожиданно смутилась и совсем некстати подумала: «Интересно он женат?».

– Петр, от экспертов позвони, не томи…

Врачи, сестры, нянечки, лабораторные работники детской городской больницы стояли группками в холле, гудели, удивляясь, странной растерянности Устиновой и суровости сопровождавших ее двух военного вида мужчин.

– Ребята, – вступительное слово пришлось говорить Ирине Сергеевне. – Ситуация такова: кто-то передал посторонним в общем-то не секретную информацию – анализ крови Яны Любецкой. Теперь девочка исчезла и с ней может произойти что-то ужасное. Это Павел Павлович Кравец, дедушка Яны. Он просит вашей помощи.

Кравец отстранил Ирину Сергеевну, рухнул на колени, взмолился громогласно.

– Люди добрые! Помогите! Я сейчас назову номер телефона, по которому в течение 15 минут буду ждать сообщений. Пожалуйста….

Звонок раздался ровно через четверть часа после окончания собрания.

– Да, да, – Павел Павлович ухватил ручку, – я записываю. Да, спасибо.

Спустя мгновение он объявил:

– Звонила женщина. Имя не назвала, сказала, что общалась с мужчиной лет 25–30. Он предложил сообщать о больных с редкими характеристиками крови. За каждого обещал по пять долларов.