Текст книги "Бахир Сурайя (СИ)"
Автор книги: Елена Ахметова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
Глава 15.1. На чистую воду
Голова в небе, зад в воде.
арабская поговорка
Я всё-таки заставила себя выдохнуть.
Гнаться за Бахитом не имело смысла, даже если тронуться в путь прямо сейчас. Беглец уже опережал нас на полдня, и никакая спешка не могла этого исправить. До Уммаи-Ма оставалось два перегона, и преимущество, которое давали нам с Камалем верблюд и молох, сводилось на нет.
Зато цели Бахита стали очевидны. Он попытался выжить без покровительства своего племени, не слишком-то преуспел – и теперь хотел вернуться назад. Но не приползти на брюхе, умоляя о прощении и снисхождении, а прийти добытчиком и вестником, обменять меч и сведения о новом заклинании на милость старейшины.
Я рассчитывала примерно на то же самое.
Слабым местом в плане Бахита был ошейник. Никакая известная мне магия не могла обойти волю рабовладельца. Как бы ни отнёсся к возвращению блудного мага старейшина племени, Бахит так и останется невольником – только теперь ещё и беглым. Отличное дополнение к статусу мужа, удравшего от жены-царицы, испугавшись пасынка.
Слабым местом в моем плане – какая ирония! – был Камаль.
Я могла преподнести старейшине чертежи заклинания. Могла разоблачить вора и предателя Бахита. Могла предложить выгодную сделку с Рашедом и все блага дворца для избранных магов.
Но все это никак не отменяло того факта, что в Уммаи-Ма я собиралась прийти в сопровождении человека, который без суда и обвинения убил собственного отчима и был изгнан из племени. А без Камаля, если быть объективной, я бы попросту никуда не дошла – и вообще сложила бы голову ещё в том безымянном оазисе, где случайно повстречала змею.
Выходило, что мы с Бахитом примерно в равных условиях – и теперь все зависело от того, насколько убедительной я смогу быть.
В том, что беглый раб попытается очернить нас с Камалем в глазах старейшины, я отчего-то даже не сомневалась, – но повлиять на это было не в моих силах, и я просто махнула на все рукой и долго с наслаждением плескалась на песчаном мелководье озера Мааб, смывая с себя дорожную пыль и темные мысли.
Камаль сначала бдительно следил за окрестностями, повернувшись ко мне спиной, но вскоре не выдержал и, молча скинув джеллабу и тагельмуст, нырнул с головой. Я с писком закрыла лицо от брызг и нацелилась на берег.
Камаль не препятствовал – но с таким пристальным интересом наблюдал, как я выхожу из воды, что желание немедленно завернуться во что-нибудь стало непреодолимым.
Первым порывом было мстительно закутаться в его джеллабу, но густой верблюжий дух быстро воззвал если не к моему здравому смыслу, то, по крайней мере, к брезгливости, и я спешно натянула на себя свое платье. Оно тоже моментально промокло, но все же несколько снизило градус откровенности, и я со спокойной душой уселась на песок.
Спокойствия хватило ровно на полминуты, в течение которых Камаль не сводил с меня взгляда. Вероятно, потому, что я отвечала ему полной и безоговорочной взаимностью, чего с нами отродясь не бывало.
– Ладно, – выдохнула я и с остервенением потерла ладонями лицо. – Думай обо мне, что хочешь, считай, что я вечно переживаю по пустякам и придаю всему вокруг больше значения, чем вообще может быть, и…
– Пока я считаю, что ты очень много говоришь, – негромко заметил Камаль и усмехнулся. – Но красивой женщине простительно.
Я в задумчивости коснулась спутавшихся после купания волос и поморщилась.
– Бахит с самого начала присматривался к мечу, чтобы преподнести его старейшине в обмен на право вернуться в племя, – пропустив сомнительную похвалу мимо ушей, заметила я. – А вот ты, похоже, с той же целью присматривался ко мне, потому что союзник – куда ценнее, чем зачарованная железка. Особенно – такой союзник, как тайфа, да еще в засушливый год.
Камаль перестал ухмыляться – и это, пожалуй, было даже лучшим подтверждением моей правоты, чем если бы он внезапно рассыпался в комплиментах моей наблюдательности и мудрости.
Я вздохнула и поднялась.
– Тени исчезают. Я пойду в дом.
Мне казалось, что он так ничего и не скажет, – но Камаль сделал несколько шагов к берегу и остановился, когда я неосознанно подалась назад.
– Ритуал единения я предлагал не поэтому, – напряжённо произнес он тогда и нахмурился.
Я медленно кивнула. Не только поэтому, очевидно.
– Не задерживайся, – посоветовала я, будто кочевник сам не догадывался, чем чревато купание под полуденным солнцем.
А ведь он-то был прекрасно осведомлен о коварстве озёрной прохлады. Просто красовался передо мной – в твердой уверенности, что тайфа едва ли снизошёл до того, чтобы хвалиться перед своей посланницей шириной плеч и скульптурным совершенством мускулатуры, а если и снизошёл – то едва ли способен поспорить в этом с сыном пустыни.
Я спрятала усмешку и всё-таки ушла, оставив Камаля в блаженном неведении.
Глава 15.2
Никаких дел в оазисе Мааб у меня не было. За время нашего отсутствия в доме успели навести порядок и оставить обед для дорогих гостей – вернее, судя по посуде, для одного дорогого гостя.
Поскольку "дорогой гость" все ещё плескался в озере, я воспользовалась моментом и нахально его объела. А потом огляделась – и со счастливым вздохом ушла на "женскую" половину с твердым намерением наконец-то выспаться в тени и прохладе, не опасаясь ни змей, ни озлобленных купцов, ни подозрительных проводников и непокорных рабов.
К моему глубочайшему удивлению, у меня это получилось.
После полудня следующего дня кузнец прислал мальчишку с приглашением. Юный гонец смотрел диковато и косо, но честно передал, что меч готов и мастер передаст его лично в руки заказчице, как только получит плату. Я сунула мальчишке мелкую монетку и обернулась: Камаль после разговора у озера ушел в себя и неподвижно сидел у дастархана, кажется, не прервавшись даже на сон.
Новости всё-таки заставили достойного сына пустыни встряхнуться и отвлечься от своей затяжной медитации. Он проводил взглядом мальчишку и откинул концы тагельмуста на плечи.
– Значит, ты всё-таки решила? – сверкнул улыбкой Камаль и, кажется, впервые за весь день проявил интерес к шербету – уже согревшемуся, но все ещё сладкому.
Я предпочла дождаться, когда он допьет.
– Решила, – призналась я.
Если уж мне придется пускать себе кровь, пусть это будет красиво. Пусть это будет значимо. Пусть это запомнится всем честным жителям Уммаи-Ма и никого не оставит равнодушным.
В конце концов, зрелища – это тоже не последний путь к сердцам. А сердца Свободных Рашеду нужны. Куда нужнее, чем купленная верность.
Он ведь знал, что делал, когда позволил отправиться за помощью именно мне.
– Тебе не понравится, – честно предупредила я. – Но, по крайней мере, кузнец обещал, что клинок будет острее языка брошенной женщины.
Камаль изменился в лице. Кажется, до сих пор ему всё-таки нравилось.
– Не торопись, ас-сайида Мади, – медленно сказал он, не сводя с меня взгляда. – До Уммаи-Ма долгая дорога. Ты успеешь передумать.
Я пожала плечами. Спорить и переубеждать не хотелось: когда дело доходило до марьяжных планов, Камаль, казалось, переставал слышать всех, кроме себя.
Неудивительно, в общем-то. До изгнания из племени он наверняка считался завидным женихом – сын царицы, как-никак, щедро одаренный, сильный воин, который мог бы подарить исключительных детей.
Его ли вина, что меня не слишком трогало, насколько талантливыми магами будут мои дети?..
– Клинок все равно надо забрать, – заметила я и поднялась. – Нужно же подготовить подарок старейшине.
Камаль кивнул и замолчал, как и всегда, когда полагал спор не стоящим слов. Но, когда я переоделась и вышла из-за занавеси, отделяющей женскую половину дома, кочевник уже ждал на пороге, собранный и непривычно задумчивый.
За всю дорогу до кузницы он не проронил ни слова. Даже при виде прекрасного клинка, выкованного по руке сильному мужчине, только одобрительно кивнул и отвернулся. Я расплатилась с мастером и неловко пристроила меч на поясе.
Платье тут же перекосило, и дневное солнце с любопытством уставилось на выглянувшую из-под ткани ключицу. Камаль тоже покосился – и с тяжёлым вздохом набросил на нее конец платка.
– Выдвигаемся сегодня? – поинтересовалась я, сощурившись на небо. – Ещё полдня впереди, мы могли бы одолеть с четверть пути.
Камаль неопределенно покачал головой. Заговорить он соизволил только в доме, когда полог отделил нас от любопытных глаз.
– Вот, – с тяжёлым вздохом произнес он и протянул мне маленький почтовый свиток со сломанной печатью. – Голубь прилетел сегодня на рассвете, пока ты спала. Посыльный передал письмо мне.
– И ты… – я скользнула пальцами по обломку восковой печати, в которой все ещё угадывалась гербовая печать тайфы.
Камаль мрачно кивнул и развел руками. Оправдываться он явно считал ниже своего достоинства.
Я поджала губы и всё-таки развернула послание.
Оно было коротким – всего одна строчка, выведенная летящим каллиграфическим почерком. Но у меня внутри все перевернулось.
"Возвращайся, вольная госпожа. Ты обещала".
Глава 15.3
Камаль смотрел строго и серьезно. Я прикрыла глаза, а потом и вовсе отвернулась, пряча лицо от его взгляда.
Не то чтобы я тешила себя надеждой, что успела узнать своего тайфу как облупленного, но если я хоть в чем-то его понимала, то там, в далеком дворце среди многолюдной столицы, Рашед совершил-таки невозможное. А писал ровно то, что имел в виду: мне можно было вернуться безо всяких союзников и получить свою вольную грамоту, несмотря на отмену самопальной дипломатической миссии. Не брести еще два долгих дня по раскаленной пустыне, не надеяться на благосклонность старейшины Свободного племени, не опасаться нападок со стороны Бахита… просто вернуться во дворец. К Рашеду и Малиху, к Руа и Абии, в прохладу и тень, где мне не нужно будет беспокоиться ни о воде, ни о пропитании, и даже заботу о молохе с радостью возьмут на себя мастера-муравейщики.
Я даже зажмурилась на мгновение – таким радужным представилось мне будущее.
Только вот именно от него я и сбежала из дворца. И вернуться сейчас означало расписаться в своей готовности провести остаток жизни в золотой клетке – на правах декоративной птички, вольной разве что сладко петь со своей жердочки.
Кроме того, проблему с нарушенной клятвой я никак не могла переложить на чужие плечи, как бы мне ни хотелось. Иначе всегда оставался риск, что Камаль решит ее кардинально – как уже решил проблему с собственным отчимом, не оправдавшим ожиданий.
А еще – вот забавный момент – если Рашед уже подписал мою вольную, то Бахит теперь и в самом деле принадлежал мне. И за все его действия отвечала тоже я.
А в его благоразумие мне уже что-то не верилось.
– Собирайся, Камаль-бей, – со вздохом велела я, и он заметно потемнел лицом. – Чем скорее мы прибудем в Уммаи-Ма, тем лучше.
Несколько мгновений он с недоумением смотрел на письмо, а потом все-таки переспросил:
– В Уммаи-Ма?
Я спрятала письмо за пазуху.
– Именно.
– А как же твое обещание вернуться? – сощурился Камаль.
Я неопределенно пожала плечами.
– Еще я обещала моему тайфе союзников, – напомнила я. До чего бы хитрый лис ни додумался, отряд верных магов – весомый плюс в любой политической махинации и отличный аргумент в спорах. – Кроме того, тебе самому выгодно, чтобы я отправилась в Уммаи-Ма, разве нет?.. – я осеклась.
Ведь и в самом деле выгодно, с какой стороны ни посмотри. Под присмотром арсанийских магов можно попытаться снять проклятие – во всяком случае, у этой авантюры куда больше шансов на успех в Уммаи-Ма, нежели в столичной гильдии магов, чья преданность принадлежала коварному Нисалю-аге. Кроме того, сам факт, что Камаль проводил к стоянке Свободного племени посла с предложением союза с оседлыми, вполне мог переломить общественное мнение и восстановить принца в правах.
Он мог сжечь письмо, чтобы я точно добралась до Уммаи-Ма и сыграла ему на руку. Но все-таки отдал мне, хотя прекрасно знал о его содержании.
– Выгодно, – подтвердил Камаль, словно не заметив паузы. – Как пожелаешь, ас-сайида Мади. Я отведу тебя в Уммаи-Ма, – пообещал он и тут же поднялся. – Но прежде нужно предупредить наших гостеприимных хозяев, что мы покидаем их дом. Я вернусь, когда тени станут длиннее, и приведу твоего молоха.
Я благодарно кивнула – а он развернулся и вышел из дома, так и не сказав ничего по поводу письма. И, кажется, тоже унес в себе бурю – может быть, не такую разрушительную, как та, что носила в себе я, но от этого не менее яростную.
Но на этот раз я ничем не могла ему помочь.
Глава 16.1. Братья и сестры
Множество битв разума проходит под молниями страстей.
арабская пословица
От Мааба к Уммаи-Ма вела извилистая тропа через ущелье с высокими отвесными стенами. У оазиса она была широкой и ровной: жители ксара добывали песчаник, чтобы подновлять свои дома и стены ксара, вечно рассыпающиеся под напором пустынных ветров, а дорогой пользовались торговые караваны и немногочисленные, но богатые путешественники.
Но стоило отойти от поселения, как ущелье резко сужалось, и тропа погружалась в тенистый сумрак, скрывающий камни и песчаные насыпи под лапами молоха. Мы вынужденно замедлились.
– Прежний столичный тайфа обещал выровнять дорогу, – будто бы невзначай обронил Камаль, когда молох споткнулся обо что-то, и я едва не вылетела из седла. – Ему часто приходилось путешествовать через Уммаи-Ма, и он хотел обтесать стены и дно ущелья так, чтобы по нему могла пройти колесница.
Я многозначительно хмыкнула. Хотеть-то прежний тайфа мог что угодно, но его власть заканчивалась за стенами города, а частые путешествия вскоре аукнулись сразу двумя детьми, и оставлять их без присмотра и покровительства было смерти подобно.
А дорога, как и все земли окрест, принадлежала султану. Формально, разумеется, потому что следить за пустыней не хватало то ли ресурсов, то ли желания, и над песками безраздельно властвовали арсанийские маги.
– Старейшина поддерживал прежнего тайфу в его начинаниях? – уточнила я на всякий случай.
Камаль хмыкнул.
– Торговля выгодна всем. Из разбитых повозок тоже можно добыть много полезного, но… – он неопределенно взмахнул рукой и тут же вцепился в поводья, заставив верблюда обойти груду камней, из-под которых упрямо пробивалась тусклая трава.
Рашед, наверное, одобрил бы подход. Зачем нападать на караваны, рисковать жизнью и подопечными, гонять верблюдов и тратить ценные заклинания, если можно обустроить все так, что купцы сами повезут товары через твой дом? Уж лучше единожды отстроить дорогу и сделать пару внушений самым горячим головам, чем постоянно рыскать по караванным тропам, отыскивая добычу. Лень же!
– Мне положительно нравится ваш старейшина, – ностальгически вздохнула я.
А вот ему Рашед едва ли нравился. Он-то в путешествия не рвался и вообще старался не покидать свой дворец надолго – какие тут дороги, тропы и караваны, если первое же полнолуние раскроет все тайны?..
– Из Уммаи-Ма ведь можно будет послать птицу во дворец? – уточнила я.
Камаль отрицательно покачал головой и тут же усмехнулся, заметив, как я скисла.
– Лучше, – посулил он. – В племени известны заклинания, которые позволяют передать сообщение мгновенно, минуя чужие руки.
Я не стала спрашивать, был ли Камаль способен сам сплести такое заклинание. Он не стал напоминать, что из-за моей нерешительности и излишней доверчивости полноценных магов в команде не осталось вовсе.
Благородно с его стороны, если задуматься. Вот бы ещё туманные намеки позволял себе чуть реже – цены бы ему не было!
– Расскажи мне об Уммаи-Ма, – попросила я – больше для того, чтобы перевести тему, но потом спохватилась и уточнила: – Твоя мать – царица с рождения?
На самом деле меня гораздо больше интересовала давняя оговорка Бахита о том, что царица Мансура хотела взять в мужья каких-то близнецов. Прямо расспрашивать об этом Камаля я не решилась, но нутром чуяла, что этот марьяжный переполох ещё сыграет свою роль, когда беглый раб попытается вернуть свое место в племени.
– Нет, – нехотя отозвался Камаль и искоса посмотрел на меня: должно быть, и сам догадывался, что биография его матери волновала меня куда меньше, чем я пыталась показать. – Ее признали царицей, когда прежняя родила троих детей подряд без дара. Старейшина посчитал, что интуиция должна была подсказать правильного отца для детей, а сильный маг без интуиции – половина мага.
Прелестные обычаи и нравы.
А ведь потом царица Мансура произвела на свет Камаля, который сам по себе был будто воплощенное подтверждение правоты старейшины. Только вот уж очень переживал о достойных братьях – настолько, что не погнушался поднять руку на отчима, который точно не подарил бы ему ни одного.
Боялся, что и его мать лишат титула, если она не продолжит рожать одаренных детей?
Спрашивать об этом, впрочем, я тоже поостереглась. Сердить проводника в мои планы не входило, пусть бы он и не мог обернуть свою магию против меня.
– У тебя есть братья и сестры?
– Все племя – братья и сёстры, – вывернулся Камаль. – Не по крови, но по магии.
Я нахмурились, переваривая ответ, но настаивать на подробной информации не стала. До оазиса оставалось не так долго.
Ущелье стало ощутимо забирать вверх, и в него заглянули солнце. Здесь смена дня и ночи играла не на руку пустыне: по утрам на камни выпадала роса, и ее хватало, чтобы сквозь обломки песчаника проросла неприхотливая зелень. Чем выше мы забирались, тем больше ее становилось.
За два дня чахлые колючки, кое-как пробившиеся на свет, сменились невысокими деревцами с сероватой листвой и островками суховатой травы. После ночёвки молох впервые наполнил бурдюки кисловатой прохладной водой и, кажется, сам будто немного раздулся – собранная роса напитала каналы и поры внутри чешуи, и ящер лоснился, довольный, как никогда.
В противовес ему Камаль становился все более напряжённым, и я невольно заразилась его беспокойством – настолько, что даже не слишком обрадовалась, увидев вдали, на нагорье, ярко-синие шатры.
Мы добрались до Уммаи-Ма. Но это, кажется, как раз была самая лёгкая часть дела.
Глава 16.2
Беспрепятственно приблизиться к шатрам могли только сами арсанийцы, и Камаля они, похоже, соплеменником уже не считали. Стоило нам ступить на тропу, ведущую к стойбищу, как перед нами немедленно возник вооруженный всадник. Только вот страх перед Камалем никуда не делся, и храбрый дозорный из оазиса Уммаи-Ма закрылся щитом весь, оставив для обзора разве что нарисованную на нем звезду да запыленные сапоги с заправленными в голенища шароварами.
Я сильно подозревала, что он нас не видит вовсе, но указывать на это не рискнула.
– Ты ступаешь в земли Уммаи-Ма, – глухо сообщил арсаниец из-за щита. – Зачем ты здесь?
Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, что обращался он ко мне, подчеркнуто не замечая оступившегося соплеменника. Камаль тоже не спешил расслабляться и разматывать тагельмуст – напротив, выразительно скользнул пальцами по рукоятям мечей да так и остался сидеть, набычившись.
– Мое имя Аиза Мади, – ответила я и нервно сглотнула. – Я принесла Свободному племени слово моего господина и повелителя, благородного Рашеда-тайфы, долгих лет ему под этими небесами и всеми грядущими. Будет ли мне дозволено остановиться на ночь и дать отдых молоху?
Традиции гостеприимства на этот счёт были весьма однозначны. Если путник пришел с миром и просит о пристанище, его следовало пригласить за свой стол и разделить с ним пищу и воду. Кто знает, вдруг в следующий раз это тебе понадобится помощь и убежище? Пустыня – не то место, где можно пренебрегать силой взаимовыручки.
Только вот я пришла не с миром. Я пришла с Камалем, который сам по себе был ходячим объявлением войны, и дозорный молчал, скрывая за щитом собственную неуверенность.
– Бахит уже здесь, – безо всякой вопросительной интонации произнес Камаль, сверля взглядом синюю звезду на щите. – И он сказал, что я иду, чтобы убить старейшину и вынудить принять меня обратно в племя, а для прикрытия использую чужачку, которую убедил вызвать почтенного Давлета-бея на разговор.
Судя по тому, как неуверенно заерзал дозорный в своем седле, Камаль попал в точку.
– Так вот, брат, – продолжал Камаль, не сводя глаз со щита, – ас-сайида Мади – законная хозяйка Бахита, и она действительно привезла слово столичного градоправителя. Не веришь моему слову – поверь глазам: на ее молохе клеймо тайфы. Ты можешь оставить меня здесь и провести ас-сайиду Мади к Давлету-бею. По его повелению можно проверить ошейник Бахита и убедиться, что я говорю правду.
– Тогда зачем ты здесь? – всё-таки не выдержал дозорный.
Камаль несколько расслабился и выпустил рукояти мечей.
– Я здесь за благословением царицы, – негромко признался он, – и за благосклонностью Аизы.
Я залилась краской и обернулась, отвлекшись от разглядывания щита и попыток сообразить, что имелось в виду под "братом" – кровное родство или обращение к соплеменнику? Камаль пакостно усмехнулся под тагельмустом и едва заметно пожал плечами. Мол, никто же не обещал, что принц отступится от своих целей только потому, что его избранница грезит о другом мужчине? Убери его с глаз, и сердце забудет. А принц будет рядом, и уж он-то своего не упустит…
Вдобавок этого сенсационного сообщения хватило, чтобы дозорного одолело любопытство, и он чуть опустил щит, чтобы взглянуть на "избранницу" самого принца Камаля. Ничего из ряда вон я не увидела – и дозорный, как я подозревала, тоже.
Он был замотан в тагельмуст так, что открыты оставались только глаза да узкая полоска кожи, чуть тронутая индиговой краской. Камаль в первые дни одевался точно так же. Это сейчас тагельмуст лишь формально прикрывал губы и кончик носа – вероятно, потому, что и я, и загадочный "брат" уже не раз видели принца вовсе без головного убора.
Из-за постоянного ветра и солнца я тоже пряталась под платком, и сам дозорный вряд ли что-то рассмотрел. Но все же опустил щит ещё ниже.
– Жди здесь, отступник. А ты, ас-сайида Мади, будь моей гостьей.
Кажется, это предложение Камаля не слишком обрадовало. Но он промолчал, догадываясь, что все могло быть гораздо хуже.
– Благодарю, добрый господин, – с намеком произнесла я и легонько похлопала молоха по шее.
Ящер, за время пути успевший привыкнуть к постоянной компании верблюда Камаля, к чужой скотине пошел с явной неохотой. Я поймала себя на том, что, кажется, всецело разделяла его чувства.
– Каррар, – представился мой новый провожатый и убрал щит вовсе, с любопытством рассматривая чужачку – так бесцеремонно и жадно, что я почувствовала себя так, будто снова вернулась на базарную площадь. Даже шею словно сдавило ошейником – который с меня давным-давно сняли.
«Все-таки и правда братья», – обреченно поняла я и приготовилась к худшему.
