Текст книги "Бахир Сурайя (СИ)"

Автор книги: Елена Ахметова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Глава 9.2

Но слова Камаля все-таки заставили меня засомневаться, и я еще долго сидела над схемой, выверяя линии и пересечения. Проснулся и завозился в песке проголодавшийся молох, и я отвлеклась, чтобы рассыпать перед ним приманку для насекомых; караванщики привычно полезли в сумки и вьюки, и вскоре в куполе запахло сушёной рыбой, вяленым мясом и финиками: разводить костер в замкнутом пространстве было опасно, и на завтрак ушла изрядная часть неприкосновенного запаса.

Камаль отметился возле одной группки людей, возле другой; посидел с надсмотрщиком, разложил было маленький походный кальян у ковра Зияда-аги, но отчего-то передумал и перебрался ближе ко мне. Бахит недовольно покосился на пасынка, но под моим предупреждающим взглядом сжал губы и отвернулся. Камаль тоже молчал, и я в порыве благодарности выделила обоим по полоске солонины.

Купол постепенно заполнялся голосами. Караванщики успели позавтракать, проведать верблюдов и проинспектировать запасы; возле животных выгородили закуток для естественных нужд, и пахло там теперь ещё хуже, чем собственно от скота.

Я терпела до последнего, но потом всё-таки сбегала туда и вернулась, преисполненная таких обонятельных впечатлений, что густое амбре от молоха показалось смесью благоуханных масел. Духота все усиливалась, и людской гомон звенел в ушах, немелодично и тревожно, как расстроенный барбет. Камаль сидел на краю моего одеяла, неподвижный и какой-то необъяснимо угрожающий, будто готовился в любую минуту схватиться за клинки. Бахит покосился на него раз, другой – и уселся с другой стороны от меня, в точно такой же напружиненной позе – хотя без парных мечей выглядел вовсе не так внушительно. Несмотря на приличное расстояние между мужчинами – настолько большое, насколько это вообще было возможно в переполненном куполе, где каждый клочок пространства был занят либо людьми, либо животными, либо грузом, – кочевники умудрились обменяться скупыми кивками и повернулись в разные стороны, продемонстрировав мне одинаково напряженные спины. Лица, похоже, были не лучше, потому что Зияд-ага, направлявшийся ко мне, на полпути вдруг передумал и вернулся к своему подмастерью.

Я перевязала свиток скрученной прядью волос и с легким недоумением оценила и спины, и бледное лицо караван-баши, так и не рискнувшего заговорить. Подмастерье мялся возле него, тоже не спеша подходить к кочевникам, хотя наверняка уже мечтал о том, чтобы выбраться из купола – пусть ему и предстояло после этого ехать обратно в столицу в одиночестве. Вздохнув, я поднялась, разминая затекшие от долгого сидения ноги, и уже собралась было сама отнести свиток струхнувшему гонцу, но тут Камаль все-таки соизволил подать голос:

– Сиди, ас-сайида Мади, и не двигайся, – тихо и так напряженно велел он, что я сначала послушалась – и только потом с недоумением нахмурилась:

– В чем дело? – я запрокинула голову. Верхушка купола все еще была темной, но, по общим ощущениям, до рассвета оставались считанные минуты. – Я договорилась о том, чтобы послать весточку моему господину и повелителю, нужно только передать свиток гонцу. Он должен отправиться с первыми солнечными лучами.

Камаль медленно обернулся через плечо. Глаза у него были дикие.

– Я поклялся защищать тебя, Аиза Мади, и пустыня слышала мою клятву, – так же тихо произнес он. – Я верен своему слову. Но ты… о чем ты не сказала мне, когда просила о помощи?

Я растерялась – даже не столько от его внезапной догадливости, сколько от банального смущения, поскольку недоговаривала очень и очень многое. И никак не могла позволить себе рассказать действительно все.

Лисья шкура во вьюке весьма способствовала молчаливости.

– В чем дело? – спросила я вместо ответной откровенности.

Камаль досадливо скривился под своим тагельмустом и отвернулся, разочарованный. Зато Бахит с тяжелым вздохом потер коротко остриженную макушку и негромко сказал:

– Уже рассвело, ас-сайида Мади. Буря не уходит.

– Но… – я растерялась окончательно.

Бахир Сурайя была самой разрушительной, самой опасной из сезонных бурь. Пока она властвовала над пустыней, рыбаки не выходили в море, все корабли прятались под защитными плетениями столичной гавани, а караваны не рисковали ходить дальше пары-тройки дневных переходов, придерживаясь сети троп и укрытий. Буря налетала внезапно, опускалась смертоносным охряным облаком; ветер бывал так силен, что менял очертания барханов и иссекал песком саманные жилища в оазисах, – но он же и уносил Бахир Сурайю прочь, к водным просторам, и океанские волны поглощали ее.

Песчаная буря не могла стоять на месте. Иначе бы это уже была не песчаная буря.

– Что-то держит Бахир Сурайю над нами, – все-таки снизошел до объяснений Камаль. – Кто-то держит ее над нами и не дает распасться. Зияд-ага – всего лишь купец, как и все, кто сопровождает его; о рабах и вовсе говорить нечего, с тем же успехом можно подозревать в опасной лжи верблюдов. Я прогневил свою царицу, но даже она не стала бы насылать бурю на весь караван, лишь бы расквитаться с обидчиком. А вот ты, посланница тайфы… я поклялся защищать тебя до последней капли крови, и никто из этих людей не посмеет тебя и пальцем тронуть, даже когда они начнут умирать от духоты и жажды и поймут, из-за кого оказались в ловушке. Но что ты будешь делать, когда и я погибну? О чем ты умолчала, Аиза? Кто мой настоящий противник?

Я нервно сглотнула и огляделась. Караванщики пока еще сидели возле своих вьюков, обмениваясь бурдюками и мисками, но разговоры становились все обрывистей и громче, и кое-то уже порой косился на молоха – настороженно и недобро.

Кажется, у самого автора «черного забвения» не было никаких проблем с тем, чтобы обойти собственную защиту от поисковых заклинаний, которую накладывали на незаконных рабов.

А еще это значило, что, раз уж Нисаль-ага нашел меня, то и наши с Рашедом планы на помощь арсанийцев едва ли долго будут для него тайной.

Глава 10.1. Якорь

Поспешность приводит к раскаянию, а осторожность – к благополучию.

арабская пословица

Людям свойственно впадать в панику в критических ситуациях. Паника придает сил, и испуганный человек способен бежать куда быстрее и дольше, чем сам предполагает, и это спасло не одну жизнь.

Проблемы обычно начинаются, когда ситуация критическая, а бежать некуда.

Караванщики заметно переживали из-за непредвиденной задержки взаперти, и, что хуже, их нервозность передавалась и животным – а ничто не способно так отравить ожидание в замкнутом пространстве, как испуганный верблюд. А если он ещё и не один…

Я сглотнула вязкую от страха слюну и зажмурилась.

Рассказать Камалю правдивую историю тайфы – все равно что подписать Рашеду и Руа смертный приговор. Кочевник, вероятно, найдет способ справиться с чарами придворного мага, но едва ли оставит без внимания оборотней в сердце столицы.

Но промолчать – все равно что подписать смертный приговор и себе, и каравану. А на лжи слишком легко попасться: не настолько я искусна в словесных играх, чтобы нигде не оступиться. Значит, мне оставалось разве что снова прибегнуть к недомолвкам и молиться, чтобы на этот раз этого оказалось достаточно.

Камаль сидел на краю одеяла, собранный и напряжённый, словно уже готовился драться со всем белым светом. Я медленно выдохнула и опустила взгляд, потому что вид перекатывающихся под тканью мышц спины отнюдь не способствовал должной концентрации.

– Мой господин и повелитель отправил меня с подарками к Свободному племени, чтобы заручиться их поддержкой в борьбе со своим соперником, – аккуратно сформировала я. – Власти тайфы угрожает его придворный маг. Пока силы и влияния тайфы достаточно, чтобы держать Нисаля-агу в узде, но не чтобы избавиться от него. Должно быть, придворный маг прознал, что я отправилась за союзниками, и он пытается помешать.

– Он уже помешал, – мрачно заметил Камаль, не оборачиваясь. – Похоже, он сильнее тайфы и заслуживает его титула.

А вот Бахита волновали отнюдь не традиции наследования власти в пустыне.

– Значит, все, что ты наобещала, мы получим только в том случае, если нынешний тайфа удержит позиции? – расчетливо поинтересовался раб и, в задумчивости коснувшись ошейника, весь скривился: воспаленная кожа категорически не одобряла излишних движений.

– Если он не удержит позиции, мы все будем мертвы, – отрезал Камаль и до хруста сжал кулаки. – Как он нашел нас, Аиза?

Это я и сама не отказалась бы выяснить. Сабир-бей упоминал, что при попытке использовать поисковый свиток едва не обжегся, потому что зачарованная бумага вспыхнула у него в руках еще до того, как он успел дочитать заклинание. Когда чорваджи-баши решил повторить эксперимент в дворцовой мастерской, дело чуть не закончилось моими похоронами, а плетение так и не сработало как должно. Кроме того, отыскать мага-«зеркало» при помощи поискового заклинания можно только в одном случае: если маг сам это позволит. Мне ничего не стоило попросту поглотить чужое плетение – скорее всего, я бы сделала это рефлекторно, не задумываясь…

Если, конечно, Нисаль-ага не додумался переложить рисунок заклинания на исчезающие магические нити. Но это потребовало бы немало времени – да и никак не влияло на защиту от поисковых чар, которую давало «черное забвение». Едва ли оно распалось на мне так же быстро, как на Бахите.

Вероятнее всего, Нисаль-ага искал не меня. Тогда что?

О существовании Бахита и Камаля придворный маг знать не мог. На украденные из молоховни вещи вряд ли когда-либо обращал внимание. Самих же ящеров по пустыне бегало несчетное количество, и отыскать среди них именно того, которого я украла, было невозможно…

– Не знаю, – растерянно призналась я.

Камаль раздраженно цокнул языком и обернулся. Я вжалась спиной в бок молоха, напоролась на шипы и со сдавленной руганью отпрянула обратно – благо кочевник, как выяснилось, вовсе не собирался вымещать на мне злость.

Он меня рассматривал. Так внимательно и дотошно, что я едва справилась с желанием немедленно вскочить на молоха и удалиться в закат, наплевав и на бурю, и на то, что до заката, собственно, было еще несколько часов.

– Что? – нервно поинтересовалась я и все-таки подалась назад.

А Камаль протянул руку и, проигнорировав мою попытку нанизаться спиной на шипы молоха, приподнял тяжелую золотую серьгу, едва ощутимо задев мочку уха.

– Подарок господина? – со странной издевкой в голосе поинтересовался кочевник.

Я схватилась за вторую серьгу и, кажется, побледнела. Подушечки пальцев холодила идеально выверенная грань аметиста – темного, как небо над ночной пустыней.

Рашед сам создал эти серьги. Сам подбирал и гранил для них камни, сам подбирал оправу, часами корпел над формой и полировкой. Других таких не было нигде.

Если на свете и существовала идеальная метка для поисковых заклинаний, то это была именно она.

– Подарок, – дрогнувшим голосом подтвердила я и вынула серьги из ушей.

Аметисты заговорщически подмигнули всеми гранями, отражая чужие огни. Камаль молча протянул раскрытую ладонь, и я с обреченным вздохом вложила в нее подарок тайфы.

– Кажется, господин хотел от тебя избавиться, ас-сайида Мади, – задумчиво прокомментировал Бахит. – Иначе зачем ему давать тебе в дорогу такую вещь?

Я потерла виски и зажмурилась. Без серег было непривычно легко – и пусто.

Какая выгода Рашеду избавляться от единственной женщины, которая способна родить ему детей? Нет, куда вероятнее, что даже мой многомудрый господин не способен предусмотреть абсолютно все. Он ведь не маг – и вряд ли задумывался о таких тонкостях, как наведение чар по отпечатку личности. Учитывая, в каких обстоятельствах мы обсуждали мой «побег», чудо, что Рашед вообще соображал!

Лицо некстати опалило жаром. Что уж там, чудо, что я сама соображала хоть что-то…

Глава 10.2

Камаля мои несвоевременные переживания тронули не больше, чем его верблюда. Кочевник молча сжал пальцы в кулак, и магические струны вокруг его руки вдруг зазвенели так громко и пронзительно, что все обернулись от неожиданности – как раз вовремя, чтобы на мгновение ослепнуть от ярко-голубой вспышки.

Когда я проморгалась и наконец-то смогла сфокусировать взгляд, от подарка Рашеда остались одни обломки, и те погнутые. Любовно ограненные аметисты рассыпались пылью.

У меня снова выступили слёзы, на этот раз – отнюдь не из-за яркого света. Но Камаль не обратил внимания – он запрокинул голову и тревожно всматривался в темноту под куполом. Сейчас, сконцентрировавшись, я и сама чувствовала чужую магию за тонкой стеной защитного плетения – и то, что враждебное заклинание лишилось якоря и должно вот-вот распасться, но…

Шла минута за минутой. Под куполом по-прежнему было темно.

– Заклинание держится за что-то еще? – уточнил Бахит, когда напряженное ожидание стало совсем невыносимым.

Я удрученно покачала головой. У бури больше не было привязки к месту, но уходить она не собиралась – кажется, потому, что заклинание придворного мага напрочь лишило ее такой возможности.

Камаль молча вынул оба клинка из ножен и выразительно перекрестил на коленях, бдительно придерживая за рукояти. Но на этот раз караван-баши все-таки приблизился – похоже, недовольство его людей пугало Зияда-агу больше, чем одинокий арсаниец, пусть и вооруженный.

– Бахир Сурайя решила собрать кровавую жатву, – произнес караван-баши безо всякой вопросительной интонации. Обращался он к Камалю, но смотрел при этом только на меня. – Ты и сам это чувствуешь, сын пустыни.

– Это не… – начала было я, но Бахит без лишних слов сжал мое запястье, и я замолчала от неожиданности – оказывается, за считанные дни во дворце я успела привыкнуть, что ко мне без крайней нужды не смеет притронуться никто, кроме тайфы, и теперь чужое прикосновение воспринималось каким-то неправильным.

И Бахиту, и Камалю это только сыграло на руку – благо со мной и так никто разговаривать не собирался.

– А ты, похоже, забыл, кто именно должен был стать этой жертвой, если бы не доброта Аизы, – сказал Камаль негромко и как-то неуловимо изменил позу, отчего вдруг стал казаться еще крупнее и выше. – Напомнить?

– У меня и в мыслях не было! – моментально открестился Зияд-ага и, сглотнув, присел прямо на песок возле Камаля. – Доброта ас-сайиды Мади воистину достойна славы. Но буря…

– Буря не ушла тогда, когда ты этого пожелал? – с непередаваемой интонацией поинтересовался кочевник и чуть склонил голову набок, словно пытался таким образом выровнять кривую усмешку – под тагельмустом ее не было видно, но один глаз у него сощурился сильнее другого.

Зияд-ага оскорбленно насупился.

– Я не первый год хожу по пустыне, Камаль-ага, – напомнил караван-баши, – и не первый раз Бахир Сурайя застает моих людей в песках. Буря безжалостна, но, забрав свое, она уходит, не задерживаясь. В этот раз ее что-то задержало.

– Да, – невозмутимо подтвердил Камаль и умолк.

Караван-баши выжидательно подался вперед. Похоже, к манере общения Камаля он так и не привык.

– Камаль-ага считает, что, если уж Бахир Сурайе нужна жертва, то ею буду не я, – нервно расшифровала я прежде, чем Бахит успел заткнуть меня повторно. – А если повезет, то и не ты, Зияд-ага, и даже не твои люди. Оставь магам думать о волшебстве и песчаных бурях. Лучше скажи мне, готов ли гонец ехать в столицу?

– Еще нет, – честно ответил Зияд-ага и растерянно сморгнул. – Не выедет же он прямо в сердце бури!

– Буря уйдет, – пообещала я ему с уверенностью, которой не ощущала. – Вели гонцу собираться. Я закончила составлять свое послание.

Кажется, у него все-таки имелась пара-тройка возражений и еще больше неудобных вопросов, но Камаль с обнаженными клинками оказывал на окружающих воистину волшебное воздействие, и караван-баши все-таки предпочел убраться подальше, по пути шикнув на кого-то из купцов, рискнувших приставать с уточнениями к нему.

Камаль едва заметно расслабил плечи, но клинки убирать не стал.

– И как именно ты намерена прогнать бурю, о болтливейшая из женщин? – негромко поинтересовался он, не оборачиваясь.

– Не имею ни малейшего представления, – севшим голосом призналась я, пропустив подколку мимо ушей, и зажмурилась.

Ну же, Аиза, думай. Теперь-то уже не тайна, как именно Нисалю-аге удается создавать практически неуязвимые заклинания, защищенные даже от магов-«зеркал»: всех сложностей – на лишнюю пару часов работы с тончайшими исчезающими струнами магии. Вероятно, с насланной бурей он подстраховался точно так же, и просто выйти и поглотить ее нечего и пытаться – к тому же буря-то настоящая, это ветры над пустыней зачарованы, а песок вполне реален, и без купола от него не спастись.

А купол… я поперхнулась воздухом. А купол-то не опирается ни на башни, ни на стены ущелья!

– Камаль, – задумчиво окликнула я, – а чем заякорен купол, что его не сдуло вместе с нами?

Он почему-то молчал – куда дольше, чем было необходимо, чтобы вспомнить, как именно заклинание крепилось к песку.

– Камаль?

– Мечом, – с усмешкой ответил вместо него Бахит. – Твоим клинком. Камаль ведь тоже положил на него глаз, не так ли?

– Закрой рот, – вполголоса посоветовал ему Камаль и обернулся. Я вздрогнула от неожиданности – так он потемнел лицом. – Ни мать, ни пустыня не добавили тебе ума и, видимо, уже ничто не добавит. Нет. Якорь купола – это сама Аиза.

Бахит отчего-то и впрямь замолчал, удивленно хлопнув глазами. Я перевела взгляд с одного кочевника на другого и решительно встряхнулась, демонстративно отказываясь разбираться в нюансах и подтекстах.

– Значит, – твердо произнесла я и выдержала паузу, дожидаясь, пока оба не посмотрят в мою сторону, – купол можно сдвинуть?

Глава 11.1. Клятва на крови

Верблюд возит на себе золото, а сам ест колючки.

арабская пословица

Идти вместе с куполом оказалось весьма занимательно.

"Якорной цепи" заклинания аккурат хватало на то, чтобы я могла пройти из центра защитного круга до стоянки верблюдов. Стоило мне шагнуть дальше, как купол сдвинулся вместе со мной – и, судя по ощущениям, со всем песком, которым нас успело замести во время бури. От неожиданной тяжести я сама почувствовала себя вьючным верблюдом и, если бы не Камаль, вовремя подставивший плечо, наверняка бы упала.

Но купол сдвинулся на целый шаг. От меня всего-то и требовалось, что сделать ещё пару тысяч.

Камаль терпеливо дождался, пока я не восстановила равновесие, и на всякий случай остался рядом. Бахит встал с другой стороны – с таким обречённым видом, словно волочь купол предстояло ему, и, в общем-то, оказался не так уж и неправ.

Нет, купол по-прежнему был заякорен на меня. Но уже после десяти шагов волочь меня саму и правда пришлось Бахиту и Камалю, ради чего они даже заключили молчаливое перемирие и подперли меня с двух сторон.

Караван двигался следом. Теперь люди уже не переговаривались, а сосредоточенно отслеживали, как я иду: задержавшиеся рисковали упереться в заднюю стенку плетения, у которой постепенно столпились все верблюды. Несмотря на усилия погонщиков, они не горели желанием покидать безопасный купол, где их так восхитительно долго никто никуда не трогал, и их соседство дисциплинировало даже эффективнее, чем желание скорее добраться до оазиса.

Купол медленно, но верно выползал из песчаной западни: я чувствовала, как основа заклинания под ногами по чуть-чуть идёт в гору, и уговаривала себя сделать ещё шаг, пока измученные духотой и беспомощностью мужчины не погнали меня вперёд пинками. Мотивировало прекрасно, хотя своего молоха, наотрез отказавшегося куда-либо идти во всей этой тесноте, я уже практически ненавидела. Верблюды, которым приходилось спасаться от шипов и рогов, были всецело солидарны.

– Свет! – первым заметил Бахит и, резко приободрившись, так рванул вперед, что едва не сбил меня с ног.

Купол тоже дернулся – и встал.

– А можно его как-нибудь приоткрыть спереди? – безнадежно поинтересовалась я, обернувшись и убедившись, что больше половины защитного плетения по-прежнему погружено во мрак.

– Иди сюда, – не выдержал Камаль и перебросил меня через плечо прежде, чем я успела отреагировать на предложение.

Плечо врезалось мне в живот так, что в глазах потемнело, но от этого одобрительное улюлюканье позади показалось только громче.

Зато купол задвигался с такой обманчивой лёгкостью, что я почти обзавидовалась. Одаривает же пустыня некоторых – и магией, и силой, и решительностью… манерами бы вот ещё одарила, цены бы ему не было!

Улюлюканье сменилось радостными возгласами. Сквозь плетение купола просачивался дневной свет, и воздух внутри начал быстро нагреваться.

Камаль так же бесцеремонно сгрузил меня на землю и, с нескрываемым облегчением размяв плечо, повел руками. Под его пальцами привычно загудели магические струны, и купол резко опал вниз – вместе со всем песком, который не успел скатиться сам, но всеобщего ликования это не отменило.

После многочасовой духоты в замкнутом пространстве сухой воздух пустыни показался слаще меда. Я вдохнула полной грудью – и только потом обернулась.

За нашими спинами вздымалась буря – огромное охряное облако до самого неба закручивалось спиралью, с каждым оборотом все глубже вгрызаясь в песок и стирая длинную борозду, оставленную куполом. Зачарованная Бахир Сурайя и не думала затихать, хотя смысла в ее ярости больше не было.

Я неуверенно шагнула вперед, к Камалю. Песчаное облако осталось на месте, и я повернула назад.

Караванщики расступались передо мной – не то как перед пророком, не то просто предпочитая держаться подальше, как от прокаженной. Я пересекла круг, заполненный людьми и животными, и остановилась перед Бахир Сурайей, радостно потянувшей за собой мои волосы и полы одежды, словно все ещё теша надежды заполучить намеченную жертву.

Я распахнула объятия ей навстречу и злорадно усмехнулась, нащупывая потревоженные чужим заклинанием струны. Кто тут ещё кого заполучит…

Поглотить, кажется, удалось только плотную, хорошо видимую часть плетения. Но этого оказалось вполне достаточно, чтобы гигантская воронка рассеялась, щедро осыпая всех песком.

А я сердито встряхнулась, подхватила молоха за поводья и вскарабкалась в седло. Что-то подсказывало, что моя нежная любовь к пешим прогулкам не выдержала испытания суровой реальностью.